ID работы: 13486049

Волчьи кости

Гет
NC-17
В процессе
6
Размер:
планируется Макси, написано 509 страниц, 26 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
6 Нравится 30 Отзывы 5 В сборник Скачать

24

Настройки текста
      Эта ночь для Амаадона прошла хуже прочих. Взгляд то и дело цеплялся за перевязанную руку, а в голове тут же всплывали слова о смерти, что ходит по пятам. Ему хотелось уснуть и забыться, но стоило закрыть глаза, как начиналось чудиться, что по всюду опять эти звуки и тени. Они словно ходят по его спальне, наблюдая за ним одним, и никак не дают покоя. Парень и сам едва ли мог сидеть на месте. Порой вставал, желая открыть окно. Начиная ощущать холод, вскакивал, чтобы снова его закрыть. Сам ходил по комнате, меряя её шагами, пытаясь найти самое верное решение из сотни вариантов, что теперь были в голове. Казалось, самое простое лежит перед носом. Узнать у старика, где искать Рейнари, вернуть её домой и больше никогда не допускать подобного. Отец будет рад. Он перестанет быть тем, кто из под носу упустил свою невесту и кажется, что вскоре всё забудется само собой. Но вот только стоит начать всерьёз задумываться об этом, Амаадон начинает осознавать, что ничего не будет, как прежде с возвращением Рейнари. И дело тут вовсе не в её побеге и доверии, которое он мог к ней потерять.       Тьма жаждет твоей крови.        Амаадон сидит на полу в центре хаоса, который сам и устроил, обдуваемый ветром из настежь открытого окна. По голой спине то и дело бегут мурашки, а желания снова попытаться себя согреть больше не возникает. Осознание, что он умирает, никак не выходит из головы. Парень прижимает колени к груди, упираясь в одно из них подбородком, и смотрит в тёмную пустоту перед собой. Скоро рассвет. А глаз сомкнуть так и не вышло. Плечи нервно подрагивают, а он всё ждёт, что тени вновь могут полезть из стен. Их прихода он боится. Страшится вновь ощутить, как те будут влезать в его тело и медленно терзать изнутри. Кажется, такой боли ему ещё не доводилось испытывать. Что-то совершено чужое властвовало над его телом так, будто он там вовсе не хозяин. Жалкая мелкая букашка, которую раздавить ничего не стоит. Как может существовать тот, кто сумел этот безумный поток обуздать?       Парень то и дело возвращается мыслями к человеку, с которым желает свети его Иодан. Что он чувствует, живя со всем этим? Как пользуется? И что делает для того, чтобы эти чёрные сгустки, которые ползли из под стен, не причиняли боли? После каждой беседы со стариком вопросов всегда столько, что одной головы на плечах становится мало для поиска хотя бы одного рационального ответа. Объяснениям его слова никак не поддаются. Да и внятность его речей не принесла особых результатов. После них всё будто хуже стало.       Порезанная рука ноет, и даже ощущение боли не спасает. Есть ли до неё теперь действительно хоть какое-то дело? Старик и так сказал, что он умрёт. К чему же тогда пытаться латать на себе раны? Зачем же теперь делать хоть что-то? Кажется, что вот так сидеть и ждать своей смерти проще, чем попытаться что-то исправить. Да и возможно ли исправить всё это? Скверна уже пожрала леса и неумолимо подбирается к городу. Сохранять тишину вокруг происходящего у отца становится всё труднее. А ведь он и не догадывается, что виновник его бед ходит каждый день у него под носом. Что бы сделал отец, узнай всю правду? Разозлился? Злость ни к чему не приведёт. Она не исправит ситуации. Не вернёт жизнь погибшим землям. Заставит всё исправить? Но что делать самому Амаадону с происходящим?  Найти очередную книжку, где кто-то чересчур умный решил поделиться противоядием от этой хвори?        На миг идея отыскать книгу и правда кажется спасением. Ведь кто-то же додумался описать то, как разрушить мир. Неужто не нашёлся тот, кто описал то, как всё исправить?        Взгляд Амаадона становится осознаннее. Он хлопает глазами, переваривая то, до чего дошёл в своих хаотичных мыслях, и медленно поднимается на ноги, подталкивая себя рукой, которой упёрся в пол. Парень мечется по комнате в попытке найти хоть какую-то одежду, и из куче вещей выцепляет первые попавшиеся на ощупь штаны. Свечей он не зажигал, ибо не желал признавать, что на самом деле теперь боится оставаться в темноте, несмотря на своё зрение. Да и не к чему они, если комната теперь опять похожа на разрушения, оставленные ураганом. Мог лишь устроить ненужный поджег с помощью них. Ведь когда Амаадона накрывает пелена, он не думает о том, что творит. Не печётся о последствиях. Возможно, поэтому Сира уже давно убрала всё, что он мог разбить.       Впопыхах натягивая брюки, парень вылетает из покоев, своим грохотом выводя из дрёма ночную стражу и даже не удосужившись отчитать их за плохое несение службы, устремляется вдаль по коридору, находу завязывая верёвочки на поясе. Он ещё не настолько лишился рассудка, чтобы бродить по коридорам голым, хоть и считает сейчас каждую секунду своего времени. Шум его босых ног нарушает звенящую тишину коридора, когда парень проносится мимо приоткрытой двери покоев Эриса. Амаадон краем глаза замечает полоску света, пробивающуюся из под двери. Старший брат либо также как и он, ещё не ложился, либо наоборот, уснул, не позаботившись о том, чтобы потушить свечи. Амаадон не видел Эриса после стычки в Зале Советов. Тогда он, может и лишнего ему наговорил, но вот только не считает ту перепалку настолько серьёзной, чтобы с братом её обсуждать. Сейчас и вовсе не до неё. И Амаадон думает, что Эрис того же мнения.       Парень сворачивает в другой коридор, задевая ногой угол ковра, что тут постелен, и едва не летит на пол, но в попытке удержаться хватается рукой за стену. Он едва не вскрикивает, когда порезанная рука отдаётся ноющей болью, но вовремя стискивает зубы, дабы шуметь как можно меньше. Красться по родному дому ему в новинку. Эрис и Оруол никогда не брали его на свои приключения, и Амаадон даже представить себе не может, каково им было после пытаться вернуться к себе, чтобы никто не обратил на них внимания. Весело ли было вот так бегать по коридорам под утро, зная, что все их выходки останутся безнаказанными? Тогда Амаадон для подобного был слишком мал, а после и вовсе уехал. И всё, что ему остаётся вспоминать о совместном детстве с братьями, так это по большей части ничего хорошего. Море его слёз и их звонкий смех от того, что у них снова получилось его довести. Тогда, может, и было обидно, но, думая об этом спустя столько лет, Амаадон ловит себя на мысли, что, возможно, в то время Оруол его хоть как-то любил. Тогда Амаадон не был ему угрозой. Не метил на трон, а на горизонте был лишь подрастающий вместе с ним Эрис. Чего уж говорить про Кирата, которого мама, подобно себе и своим привычкам служанки, воспитала тише прочих. Может, будь Кират менее апатичным, от Оруола бы и ему доставалось. Но как того толком не было в детстве, не происходило и сейчас. Отец не выбрал его по этим же причинам. Этот старший брат будто и вовсе не осознаёт, чья кровь течёт в его жилах. Слишком тихий, слишком не общительный. Кират - полная противоположность своей шумной и активной сестры. Он всё время где-то там и нигде одновременно. И если Оруол всегда один, потому что никого здесь не считает себе ровней, то Кират всегда один, потому что не может найти никого, кому бы подошёл сам. Иса одна, не скрывая своих чувств, всегда показывает брату самую сильную любовь. И порой Амаадону казалось, что разреши она ему, то Кират бы, подобно птичке Эриса, поселился бы где-то в тихом углу дома её мужа и никогда бы его стен не покидал.       Но вот, в отличие от прочих, прямо сейчас именно у этого старшего брата для Амаадона могли быть ответы на его вопросы. Его отстранённость частенько заводила Кирата в библиотеку, когда рождалось желание сбежать от чужих глаз и забиться в угол. Он знал это место, как свои пять пальцев, и к кому, как не к нему, идти за помощью в поисках определённой книги.             — Кират! — Наплевав на столь ранний час, влетает Амаадон в покои брата, распахивая дверь так сильно, что та, отъезжая, ударяется об стену и с протяжным скрипом возвращается к Амаадону. — Вставай! — Проходит он вглубь комнаты, прямо к кровати старшего брата.              — Что случилось?! — Подскакивает Кират, пытаясь проморгаться, когда Амаадон принимается стягивать с постели одеяло, начиная, подобно хаосу в своей комнате, превращать в разруху комнату брата. — Отец умер?             — Нет, — часто дыша, отрицательно машет головой парень, хватая сонного брата за руку.              — Тогда что тебе тут надо? — С облегчённым выдохом падает Кират обратно на подушки, отпихивая от себя руку младшего брата.              — Мне нужна твоя помощь. — Амаадон пихает перевернувшегося на бок брата в спину, пытаясь его расшевелить. — Прямо сейчас.              — Дождись утра и приходи, — обнимая подушку, бубнит Кират, игнорируя толчки в спину.              — Уже утро. — Амаадон подбегает к окну и распахивает тяжёлые шторы, желая показать только начинающийся рассвет.        Но ответом на его заявление становится лишь тишина в кипе с тихим посапыванием старшего брата. Убедившись, что никто этой ночью не умер, Кират посчитал не нужным более вникать в причины появления Амаадона в своих покоях и во что бы то ни стало, предпочёл вернуть себе оставшиеся несколько часов сна. Но вот Амаадон с его желаниями соглашаться не был намерен. Чем больше он медлит, тем хуже становится ситуация. И парень предпринимает ещё одну попытку поднять на ноги старшего брата. Он влезает к нему на постель и, обхватив его рукой за грудную клетку, бесцеремонно тащит к краю кровати, желая стащить того на пол. Может, он и был самым младшим, но вот только по физической силе точно превосходил того, кто, кажется, ни разу в жизни меч в руках не держал.       Кират, хоть и пошёл ростом, как и все остальные сыновья в своего отца, оставался болезненно худым для для своего роста. И даже работа картографа, во время которой он так мало двигался, никак не помогала парню набрать вес. Увлекаясь расчерчиванием очередных границ, парень мог забывать есть днями на пролёт. За этим то и дело следила его мать, буквально заставляя его отрываться от дела и переключаться на еду. Но беда её была в том, что сын давно уже вырос, и с возрастом заставлять его становилось всё труднее. Но вот Амаадону сейчас его худоба, как никогда пришлась кстати.             — У тебя противно холодная рука, — пробубнил Кират, желая дать понять Амаадону, что он не спит и спихивать его с кровати нет нужды. Парень отцепил от своей голой груди ледяную руку и с недовольным стоном перевернулся на спину, открывая глаза и тут же находя нависающего сбоку младшего брата.              — Прошу тебя, — смотря в его серые глаза, шепотом отозвался Амаадон. — Помоги мне прямо сейчас. — Он всё также остался сидеть на краю кровати, не нарушая с братом зрительного контакта. — Разве я так часто тебя о чём-то прошу.              — Почему в такую рань? — Хмурясь, садится Кират, подтягивая своё тело к изголовью кровати.             — У меня нет времени, — продолжает шептать Амаадон. — И кроме тебя не к кому идти.        Парень поджимает губы, с мольбой в глазах смотря на Кирата. Может, с ним у него никогда толком не было конфликтов, но и хорошим другом Амаадон вряд ли назвать брата может. Они слишком разные, а в детстве дружили из-за того, что никого больше рядом не было. От того даже такому тихому парню, как Кират, Амаадон не может доверить всех своих секретов. Он просто не верит, что те сохранятся где-то, кроме его собственной головы. Но сейчас его прижала к стене безысходность и Кират действительно нужен. С ним дело пойдёт быстрее.             — А что Эрис? — Хмыкает парень, начиная зевать. — Побоялся его будить, да? — Парень сползает с кровати, свешивая ноги, и принимается тереть заспанное лицо ладонями.        Резонный вопрос, на который у Амаадона нет ответа. Эрис слишком много может вынюхать. Идти к нему с желанием сохранить тайну невозможно. А втягивать его в дела, в которых желает разобраться сам, Амаадон не хочет. Эриса и так слишком много в его жизни и порой Амаадон ловит себя на мысли, что вечно бегая к старшему брату, отец может расценить это как неспособность разбираться во всём самостоятельно. Но разве можно об этом рассказать Кирату? Поведать о всех своих сомнениях и страхах. Будто он способен понять.             — Эрису не нужно ничего знать. — Более тихим шепотом произносит Амаадон.              — А он узнает. — Подтягиваясь, встаёт парень с кровати, медленно плетясь к комоду. — И если это что-то из того, что Эрис обязан знать, а ты скрываешь, я не участвую. — Доставая коричневые штаны, Кират снова зевает. — Не хочу с ним ругаться.              — Боишься? — С издёвкой отзывается Амаадон, наблюдая за тем, как медленно брат одевается.              — Перестраховываюсь, — просовывая ногу в штанину, отвечает Кират, слегка пошатнувшись, стоя на одной ноге. — Не хочу влезать во все ваши склоки, — фыркает Кират, беря со спинке стула вчерашнюю рубаху. — Когда вы меня не замечаете, мне лучше живётся.              — Да ничего он тебе не сделает, — отмахивается Амаадон рассматривая комнату старшего брата.        В детстве они оба предпочитали играть именно тут. Здесь Кирату было спокойно, а Амаадону нравилось, что он пускал его сюда, в отличие от двоих других братьев, которые хранили в своих спальнях слишком много секретов для его маленьких глаз. Амаадон уже потом узнал, что ни у одного, ни у второго ничего такого в покоях не было. Просто тогда они оба считали себя слишком взрослыми, чтобы иметь границы, на которых никого, кроме них, быть не должно. Сейчас и Амаадон выставил такие же границы. А вот у Кирата в покоях мало чего поменялось. Всё то же малое количество вещей. Ведь брат с детства приучен пользоваться лишь тем, что может понадобиться, и не хватать лишнего. Тот же ковёр, который в детстве казался больше и ярче. Абсолютно пустой стол, придвинутый к стене рядом с камином, никак не выдающий того, что старший брат хоть изредка мог за ним сидеть. Одиноко кочующий из угла в угол стул, который порой служит ему вместо гардеробной. Амаадон просто уверен, что если распахнёт эту дверь, ведущую в маленькую комнату с одеждой, то найдёт там лишь несколько одинаково серых рубах, которым слишком много места на пустующих в большинстве своём вешалках. Пара подсвечников на камине и лишь одна, лежавшая точно по центру книга, которую брат сейчас читал.       От этого порядка Амаадона могло тошнить. Хотя это даже порядком назвать сложно. Комната Кирата пуста так, будто это гостевые покои на время пребывания во дворце с вещами, которые гостю могли почему-то понадобиться. Если сейчас Амаадон подойдет и пододвинет книгу немного влево, создавая хоть какое-то подобие жизни, показывая, что вещами пользуются, Кират тут же вернёт её на место, ровно в центр. Тоже он сейчас делает с валяющимся на полу одеялом. Аккуратно растягивает то на кровати, проверяя, чтобы каждый край по одной длине свисал вниз и полностью прятал под собой простыню. На все эти мелочи старший брат тратит чересчур много времени. И может от его дотошности у нетерпеливого Амаадона и начинает дёргаться глаз. Он понимает, что если хочет помощи, обязан Кирата подождать. Этот парень не остановится в достижении своих идеалов порядка даже в пожар. Пусть весь дворец полыхает, но его комната сгорит в идеальном порядке.       Амаадон догадывается, откуда у Кирата эта дотошность к мелочам, которая, кажется, с возрастом превращается в болезнь. Его мать - служанка, и кому, как не ему, знать о труде, которым она занимается. Он просто не может позволить себе того, что творит Амаадон со своей комнатой, выходя из себя. У него вряд ли когда-то получится даже стакан с водой принести в свои покои, не говоря уже о чём-то большем.       Кажется, вечность проходит перед тем, как старший брат, наконец, заканчивает со свеми своими делами и извещает Амаадона о том, что готов идти. Парень отталкивается от стены, которую всё это время подпирает спиной, и будто физически начинает ощущать, как за минуты ожидания стал ближе к собственной смерти.              — А ты не желаешь одеться? — Замирает в проходе Кират, пропуская Амаадона вперёд, с неоднозначным взглядом оглядывая наполовину раздетого брата. — Я понимаю, будущий король, и всё в этом духе. Но ходить так. — Осекается он, указывая на оголённый торс.              — Кто в такую рань меня увидит? — Отмахивается Амаадон от брата, закатывая глаза.              — Как минимум, я тебя вижу. — Подобно младшему брату закатывает глаза Кират.       Парень даже не задумывается о том, как сейчас выглядит и кому на глаза может попасться. Всё, что его волнует, находится на первом этаже замка, в правом коридоре, третьем повороте после Зала Советов, за золотыми кованными дверьми-решётками. И туда он и тащит старшего брата, который, заслышав о библиотеке, принялся ругать его за столь нелепую причину будить его в эту самую рань, когда ещё даже ночной караул не сменился.       Кират то и дело замедляет свой шаг, уже смирившись с тем, что не поспевает за Амаадоном, и лениво зевает, прикрывая рот рукой. Его глаза время от времени сами собой слипаются, и даже утренняя прохлада пустых коридоров не помогает. Помогать с поисками какой бы то ни было книги ему не хочется. Но Кират продолжает идти, особо не сопротивляясь, потому что это всё-таки Амаадон. Как бы его не воспринимали два других старших брата, Крат понимает, что он не просто младший сын их отца, но ещё и его будущий король. И если только этот парень захочет все остальные подчиняться. Кират не исключение. Он, может и не так вспыльчив, как тот же Оруол, но в отличие от него, понимает, что их всех ждёт одно будущее. Будущее в лице парня, что прямо сейчас отворяет кованную дверь и взмахом руки зовёт Кирата проследовать за ним. И если это будущее может оказаться лично для него таким же тихим, как и при отце, то Кират поможет брату в его странных затеях на рассвете.             — Скажи, что именно тебе надо, и я найду. — Решая не будить смотрителя библиотеки, негромко отзывается Кират, смотря на ряды, заставленные книгами вдали зала.        Полукруглый зал, заставленный книжными полками по периметру всех стен, встречает двух парней такой же звенящей тишиной, что и сонные коридоры. Здесь запрещено пользоваться свечами во избежании каких бы то ни было пожаров с последующей потерей книг, которые с таким трудом собирались веками из всех уголков их мира. От того большую часть времени библиотека прибывала во тьме. Она располагалась в часте дворца, что не выходит на солнечную сторону. И самый яркий час света здесь можно было застать только на закате. Но каждому, кто желал провести тут хотя бы час своего времени, полумрак не служил помехой. Почти любую книгу, кроме самых старых, можно было вынести за пределы этих стен и насладиться её изучением в более комфортном месте. А Кират и вовсе обходился без этого. Он мог читать и в полумраке, просто садясь ближе к окну, а нуждаясь в свете большем, просто выжидал нужного часа. Выносить большинство книг за пределы библиотеки ему не было необходимым. Ведь все они были частью его работы, и порой нужно было прочесть лишь пару страниц, чтобы после зарисовать какие-либо события на карте, которой сейчас занимался. Книги, что читались им самим для интереса же, были исключением. Вот их парень мог месяцами держать при себе, желая насладиться каждой строчкой. Он не гнался за скорым прочтением. За возможность по-скорее закончить и начать что-то новое. Кират любил стабильность везде, где она возможна. От того слишком много времени уделял одной и тойже истории, понимая, что к ней привык. От того же любил пропадать в библиотеке, ведь тут всегда стабильно тихо и всё всегда на своих местах.             — Ты правда знаешь все названия книг наизусть? — Задирая голову ко второму ярусу библиотеки, осматривается по сторонам Амаадон, крутясь вокруг себя.              — Нет, но примерно понимаю, где каждая из них стоит, — вздыхает Кират, пытаясь подавить зевок. — Порядок в основе всего, и любую вещь найти станет легче. — Решает он дать дельный, как по его мнению, совет младшему брату, намекая на то, что ему очень хорошо известно, как порой Амаадон изгаляется над своими покоями.              — Хорошо, — кивает Амаадон, делая шаг вперёд, вдыхая запах пыли и бумаги. — Мне нужна книга, в которой говорится про Отречённого. Знаешь такую? — Косится он на брата, проводя пальцем по корешкам ровно стоявших на полке книг.              — Про кого? — Слегка хмурит брови Кират, блуждая глазами по полкам, пытаясь прикинуть, о чём ему говорит брат и где может находиться нужный ему текст.              — Про человека, который ради власти отрёкся от своей природы. — Чуть тише поясняет Амаадон, продолжая расхаживать рядом с полками.              — Всё, где упоминаются люди,  там. — Кират дёргает подбородком на второй ярус библиотеки, скрещивая руки на груди. — Но не думаю, что найдётся что-то нужное, — пожимает парень плечами, видя, как брат, сорвавшись с места, поспешил к лестницы, дабы подняться на верхний ярус. — Там лишь военные сводки прошедших лет! — Подал голос чуть громче Кират, видя, как Амаадон одну за другой достаёт с полки книги и кладёт их на пол.              — Не думай, — Амаадон упирается руками в деревянные перила, слегка через те переваливаясь, и смотрит на Кирата, который всё также стоит внизу. — Поднимайся и помоги мне.        Кират делает негромкий раздраженный выдох и молча поднимает глаза на брата. Парень надеялся, что его помощь закончится на указании местоположении интересующей брата книги, и уж точно не планировал искать в ней информацию, что нужна Амаадону. И может лучше бы порой быть как Оруол, умея говорить своё твёрдое "нет", но Кират сходит со своего места и медленно плетётся к лестнице, ведущей на второй этаж, где наверху его, уже нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ждёт Амаадон. Он не умеет отказывать. Да и противиться не особо научен. За то прекрасно умеет в нужный момент молчать. То и делает сейчас, когда обходит младшего брата, получая от него одобрительный хлопок по плечу, и берёт в руки первую попавшуюся книгу и открывает где-то в центре.             — Что вообще требуется найти? — Интересуется Кират, листая страницу за страницей бегая глазами по от руки написанному тексту.              — Просто, когда найдёшь что-то, связанное с Отречённым, отдай книгу мне. — Последовав примеру старшего брата, Амаадон присаживается на корточки, разворачивая книгу, что снял с полки обложкой к себе и открывая первую страницу.        Он всё-также предпочитает не говорить подробностей, надеясь на то, что молчаливость Кирата поспособствует тому, чтобы никто другой не узнал, чем они тут занимались сегодня. Ведь чем меньше посторонних узнает о его общении с Иоданом и о том, что он натворил, находясь во дворце Тирсы, тем больше шансов также тихо всё исправить. Лишние посвящённые ни к чему, да и Кират втянут во всё это лишь потому, что Амаадон знал, что один не справится.       Парень вкрадчиво вчитывался в текст лежавшей перед ним книги, то и дело слушая, как Кират переворачивает очередную страницу. Порой он делал это так скоро, что казалось, будто брат и вовсе ничего не читая, лишь листает книгу. А вот Амаадону нужно было время. Он помнит, как от скуки в поисках Дрианы забрёл в библиотеку во дворце её матери и, взяв первую попавшуюся книгу, наткнулся на ту историю, что завладела его вниманием на долгие часы. Если бы тогда Амаадон не вчитывался в каждое слово, а лишь мельком пробежался по содержанию истории, то вряд ли бы отыскал среди сотен слов те самые, которые ему всё ещё аукались мертвецким холодом под кожей. Он никогда особо не любил читать. Может, и тогда стоило просто выйти из библиотеки и продолжить искать сестру, чтобы провести время с ней. Но вот только в тот миг его будто что-то дёрнуло, заставляя остаться. Скука от недели, проведённой в ожидании прибытия Харбора для получения дальнейшего плана своего военного обучения. Или же что-то иное. Но Амаадон тогда остался в библиотеке. Пришел и на следующий день, желая дочитать. Так плохо и будто наспех написанная история никогда прежде бы его точно не заинтересовала. Но та завлекла. Не похожая на прочие, она не рассказывала все те события со стороны эльфов. Не ведала о том, как упорно они сражались, чтобы отвоевать свои земли и отразить множественные атаки. Та книга будто была написана людьми для людей. Рассказывала не о войне в целом, а про человека, что предал своих, но и не перешёл на другую сторону. Без имён и точных упоминаний. Лишь поступок, что привёл его к краху.        Амаадон не поверил тогда. Не зная и половины того, что там упоминалась, парень всё понять не мог строк, связанных с душой. Что в итоге он продал и что приобрёл. Все эти слова, запечатленные на бумаги, не давали ответов. И тогда на ум пришла лишь идея попробовать самому. Вчитываясь в текст, Амаадон выудил из него те моменты, что больше прочих походили на, как теперь ему известно, ритуал, и переписал их для себя в том порядке, в котором, как ему казалось, действия и должны идти друг за другом. Найти нож труда и вовсе не составило. Да вот только силы ранить себя не нашлось. Вспороть себе руки не получилось. Боли от неглубокого пореза уже было достаточно, чтобы сделать вывод о том, что история действительно вряд ли правдива. Ведь разве можно через боль обрести всё то, о чём там писали. Какая власть может прийти вместе с порезами на руках. Да и, в конце концов, у него не было никакой души, чтобы ту отдать.       Парень бросил неудавшуюся и глупую затею, больше ни разу не вспоминая о книге и о том, как хотя бы на миг, но смел себе поверить в написанное. Его порез затянулся, никакой необъяснимой силы не появилось а вскоре суета с предстоящей коронацией и женитьбой и вовсе вытеснила из головы все те глупости, что он творил от скуки, живя у тётки время от времени, когда от службы разрешали отдохнуть.             — Прости за мой интерес, — прерывает тишину Кират, переводя взгляд из книги на Амаадона. — Но раз ты поднял меня в такую рань, чтобы найти упоминания о каком-то определённом человеке, значит, тебе что-то надо. Это не простое любопытство или желание проникнуться нашей историей и периодом войны с людьми, — Кират желает увидеть лицо младшего брата и обходит его спину, вставая по правую руку, надеясь, что он оторвётся от своей книги и взглянет на него в ответ. — Я хочу знать, что тебе нужно?              — Тебя это никак не касается, — Амаадон поворачивает голову к брату. — Так что засунь свой интерес куда подальше и делай только то, что я тебя прошу. — Огрызается парень, встречаясь взглядом с серыми глазами старшего брата.              — В таком случае, — вздыхает Кират, кладя открытую книгу перед братом, — справишься сам. — Он переступает через лежавшие на полу книги и удаляется от брата, желая оставить того в одиночестве.              — Кират! — Амаадон дёрнулся вслед за старшим братом, подскакивая на ноги. — Остановись сейчас же! — Видя, как парень начал спускаться по ступеням, едва не приказывает ему Амаадон повышая голос.        Он подходит к краю лестницы, смотря на того сверху вниз, когда Кират, заслышав приказ, замирает на ступени и медленно разворачивается. Кират сжимает зубы, встречаясь с тёмным взглядом Амаадона, видя, как он ожидает, когда же последует исполнение его приказа, и не двигается со своего места. Амаадону прекрасно известно о податливости Кирата. О ней ему писал Эрис, когда рассказывал о том, что происходит дома и как каждый из его братьев и сестёр реагирует на любые изменения, внесённые отцом. Кират в этих письмах всегда был сговорчивее прочих. Редко, когда проявлял характер и выступал против. Его будто всегда и всё устраивало, чтобы не было придуманно отцом. Он даже на объявление о том, что его родной сестре в пару выбрали мужчину в двое старше неё, никак не отреагировал. Принял как должное, промолчав. И стоило встретиться с этим братом после долгой разлуки, Амаадон понял, что он, вероятнее всего, будет молчать и потакать всю свою жизнь. На то рассчитывал и сейчас.             — Вернись и помоги мне закончить с поисками, — твёрдым голосом продолжает отдавать приказы Амаадон, смотря на брата сверху вниз.              — Раз меня это не касается, — отзывается вдруг Кират, — то у меня нет причин тратить на это своё время, Амаадон, — парень сжимает перила, всё не разрывая с принцем зрительного контакта. — Ты может и станешь моим королём, но пока я не вижу короны на твоей голове. И во что бы ты не влез, я не влезу в это с тобой. Потому что мне важно моё спокойствие больше, чем всё то, в чём варишься ты. — Заключает старший брат и, не желая больше слушать ещё хотя бы один приказ, решает продолжить спускаться вниз, дабы покинуть библиотеку.        Может, Амаадон и вправе командовать, но вот только Кират не желает исполнять те приказы, что звучат после того, как ему указали его место. Может, он по праву рождения от всех остальных и отличается, да и смеет зваться их братом только от того, что отец их с Исой решил признать это, не даёт никому из братьев права с ним не считаться. Он верен отцу, будет также верен Амаадону, но сейчас понимает, что имеет полное право уйти прочь, желая дать понять брату, что может ему и светит корона. Не нужно её властью помыкать над своей семьёй.        Кирата и правда всё это не касается. Тем более не касаются люди, которыми Амаадон вдруг заинтересовался. От того парень и не желает продолжать в поисках участвовать. К тому же изначальную просьбу уже и так исполнил. Показал ему нужные книги. Дальше дело за младшим братом и его желанием найти там что-то, что его волнует.       Сжимая руку в кулак, Амаадон ощущает, как по груди поднимается злость. Она застревает в горле и не даёт сглотнуть. Он провожает спину брата взглядом, понимая, что не побежит за ним с извинениями. Кират не должен знать больше, чем уже знает. От этого зависит спокойствие самого Амаадона. И может грубить было лишним, коль нуждался в помощи, но иначе парень ответить вряд ли мог. Как отвадить интерес, если не пришибить его на корню. Скажи Амаадон что-то большее, то к его обычной тревожности непременно добавилось бы ещё и беспокойство за сохранность информации об этих поисках. И может Кират не болтлив по своей сути. Он вряд ли станет таить правду, когда о той у него спросят. Он и сейчас ничего не тая, сказал, как думает, всё прямо в лицо. И это для Амаадона не в новинку. Парень и прежде слышал, как брат, не стесняясь, отзывался про Оруола после его выходок. Как пресекал поведение Исы, когда то не вписывалось в его рамки восприятия мира.       Прямолинейность Кирата всегда отличала его от других. Приученный молчать и покоряться, он также не научен юлить в своих ответах, говоря полу-правду. У этого брата есть лишь два состояния. Когда он молчит неделями, или когда высказывает всё, что думает, не заботясь о чувствах других. Так ему легче. Сказать всё и не гадать, насколько верно истолковали его слова, ибо в тех всегда только один смысл. Тот, который он сам произнёс.       Слыша, как скрипнули кованные двери, Амаадон вздохнул, пытаясь успокоиться. Он справится сам. Впрочем, как и всегда. Кират лишь указал нужное направление. Остальное уже не имеет значения.        Парень бросает взгляд на книгу, что положил на пол брат, и возвращается на своё место, желая больше не отвлекаться. У него ещё есть время до того, как дворец проснётся, и это время нужно потратить с пользой. Желательно так, чтобы после никто не узнал, что он бывал тут. Он садится на пол, подтягивая к себе книгу, и, уперевшись локтем в бедро, кладёт на ладонь голову, начиная вчитываться в текст. Ничего интересного глазу не попадается. Зима. Очередная стычка и примерные подсчёты загубленных жизней. Амаадон бегает глазами по тексту, не понимая, что во всём этом не так. Сердце неровно стучит, будто подсказывая, что он где-то рядом, но вот глаза совершенно ничего нужного не находят. Он перелистывает страницу. Одну. Затем ещё одну. Хруст старой желтой бумаги нарушает тишину большого зала. Книга явно старше Амаадона и кажется, что если вздохнуть на неё неправильно, то та и вовсе рассыпется в прах. Уголки листов погрызены мышами и не ясно, когда эту книгу открывали последний раз. Хоты бы для того, чтобы обновить чернила на буквах. Ведь те, что есть сейчас, уже давно в этом нуждаются. Каких-то ещё несколько лет и будто этой книги и вовсе не станет.       Текст в ней опять отличается от того, что был в книге во дворце королевы Тирсы. Эту будто писали впопыхах. Перо у писателя то и дело дрожало, а кое-где и вовсе наляпаны чернильные кляксы. Будто было важно не само повествование, а скорость его фиксации. Словно текст кто-то диктовал.       Парень переворачивает очередную страницу, читая о буране, который помог отодвинуть очередной бой и скрыться нуждающимся, как повествование снова меняется. Несколько страниц вырвано, а текст теперь будто и вовсе пишется другой рукой. Буквы острые, пляшущие. А вместо снежной бури описывается человеческое заточение. И тут сердце Амаадона пропускает удар. Он проводит пальцем по буквам, вкрадчиво вчитываясь в каждое слово, и ловит себя на слабо трепещущей мысли, что он, кажется, нашел что-то нужное. В книге у горных эльфов тоже писалось про человека, заточённого эльфами. После нескольких попыток убить его, поняв, что те не помогают, его смертью стала вечная клетка. Забвение при жизни и невозможность искупления. За все провинности и невозможность принять свою казнь его заперли.       И всё, чем он владел, было заточено вместе с ним. И не будет после ни одной души, что вспомнит его, как и той, что осмелится вернуть. Амаадон шепотом зачитывает последние строчки и обращает свой взгляд на вырванные страницы. Всё-таки книгу читали. И на этих недостающих страницах было что-то явно интереснее, чем окончание жизни Отречённого. Что-то, что желалось кем-то остаться скрытым. И Амаадону уже кажется, что он догадывается, к кому можно пойти с вопросами о недостающих страницах.

***

        Несмотря на загруженность нового дня, Эрис не ощущал усталости. Вместо неё было дикое желание со всем по-скорее разобраться, чтобы после никогда не вспоминать. Сегодня Оруола с ним не было. И хоть окрылённый какими-то своими чувствами после вчерашнего дня, Эрис всё же зашёл за младшим братом, надеясь, что они и сегодняшний день проведут вместе, но по итогу получил отказ. И Эрис даже не понял, что его огорчило больше. То, что он посмел себе поверить, будто один день способен всё исправить, или то, что, несмотря на все вчерашние разговоры, Оруол на деле никак не поменялся. Алкоголь губил Оруола, и это утро ничего не изменило. Эрис нашёл его уже пьяным, с всё той же злобой в глазах ко всем, кто его окружает и даже успел выслушать, как глубоко плевать Оруолу на его заботы и дела, в которых он больше не намерен помогать. Да, вчера он снова ощутил себя с ним родным. Но сегодня, встретившись с прежним Оруолом, Эрис грустил от новой потери не долго. Ведь на самом деле его жизнь никак не изменилась. Всё было стабильно плохо в отношениях с братом. Он опять носился как пёс за мячом, который то и дело кто-то отнимал, и не понимал, куда же нужно идти, чтобы прийти к концу пути.       Никакой новой информации, и лишь солдаты вокруг, что пожимают плечами. Новым стало лишь обстоятельство, в котором, испугавшись его гнева, один из солдат Харбора взболтнул, что они уже искали Рейнари с самого дня пропажи. Допрашивать самого Харбора потеряло всякий смысл после этой информации. Эрис узнал всё, что мог, от тех парней, что прочёсывали леса. И эта информация привела его ровным счётом в никуда, точно также, как и их за все те недели, что они тайком блуждали в лесах. Во всей этой бессмыслице Эрис так отчаялся, что даже должным образом не смог разозлиться на Харбора за сокрытие информаци. Эрис попытался его понять. Что им двигало, когда мужчина предпочёл молчать. Страх перед Верховным Королём или попытка самостоятельно вернуть дочь. Ни одни, ни другие чувства для Эриса в полной мере не известны. У него нет детей, чтобы понять поступок Харбора с одной стороны, а с другой - Верховный Король является его отцом. И как бы порой Эрис сам не страшился его гнева, тот никогда не был слишком строг, чтобы после парень мог начинать бояться отца ещё до того, как столкнётся с этим гневом лицом к лицу.        Понимая, что Харбор ничего не знает, Эрис постарался на его поступок закрыть глаза. Являться в его дом и теребить своими расспросами и без того обливающиеся кровью сердце не сильно хотелось. Да и слишком сильной нужды не возникало. Амаадон же кричал о том, что с Рейнари сам разберётся. И Эрис очень даже не против скинуть эту ответственность полностью на его плечи. Пусть учится выпутываться из проблем без его помощи. Пусть сам ищет причины и расхлёбывает последствия. Будь всё действительно так, Эрис бы, скорее всего, не плёлся сейчас по коридору дворца, ощущая, как вымотался ещё до того, как наступил вечер. Но, наделе, вся соль была в том, что даже если бы Амаадон и вправду изъявил отцу желание разобраться во всём в одиночку, тот бы вряд ли оставил Эриса в покое.             — Привет, — заметив, что его излюбленный, обычно пустующий бальный зал уже занят младшей сестрой, негромко пробубнил Эрис, потирая уставшее лицо ладонью. — Ты чего тут? — Парень прошёл к одному из диванов у окна и упал на него прямо через подлокотник, свесив с него ноги и закрывая глаза.        Иса сидела спиной к Эрису на небольшом диванчике, стоявшем рядом с низким столиком, на котором покоилась пустая кружка из под чая.              — Ну, — пожала сестра плечами с тихим смешком, не отвлекаясь от вышивки, лежавшей на коленях. — Ты отнял у меня возможность интересно провести время, вот и приходится развлекаться самой.        Эрис хмыкнул, не открывая глаз, с лёгкостью распознавая намёк сестры на то, что её возлюбленный по его указке со вчерашнего дня тоже задействован в поиске информации для короля.              — Он и так отдыхает больше прочих, — отзывается Эрис, пытаясь защититься от её нападки. — Так что немного разлуки пойдёт вам на пользу.              — Если тебе нравится сидеть в разлуке с кем-то, то мне нет, — парирует Иса. — Там на окне тебе письмо, — тут же добавляет девушка, всё также не поворачиваясь к старшему брату, но почему-то кивая головой на окно, будто Эрис её видит.        У Эриса резко закончился воздух в лёгких, когда, ощущая, как вся усталость покидает тело, он подрывается с места чересчур быстро и встречается с цветными пятнами в глазах, едва не теряя равновесия. Парень вертится по сторонам, бегая от одного подоконника к другому, пытаясь понять, какой именно в виду имела Иса, и вдруг ловит себя на том, что сердце в груди от почему-то подступившего волнения пропускает удары.       Он никогда прежде не реагировал подобным образом не на одно письмо. Да вообще мало на что реагировал - так, чтобы перехватывало дыхание и сердце сбивалось с привычного ритма. А когда стоило заметить письмо в бежевом конверте, перевязанное такой же бежевой ленточкой, вместо того, чтобы, как он, запечатывать их сургучной печатью, парень и вовсе перестал дышать. Пока не отыскал конверт в голове ещё мелькала мысль о том, что рано радоваться, но сейчас, смотря на него и от чего-то боясь подойти, Эрис понимает, что ошибиться точно не может.             — Откуда знаешь, что оно мне? — Прочищая горло и всё также продолжая стоять на месте, как истукан, интересуется Эрис, впечатывая не моргающий взгляд в конверт.              — Утром встретила гонца. Он искал тебя, — раздался негромкий смешок Исы. — Попросили лично в руки. И мне даже пришлось приказать отдать этот несчастный конверт мне.        На губах Эриса невольно промелькнула улыбка, когда пришло осознание, что оно точно от Тарры. Эта девушка и в прошлый раз была слишком настойчивой, стращая солдата, чтобы её пирог передали только ему и никому другому.             — Кто такой важный тебе пишет, что ты начал принимать письма лично? — Будто размышляя вслух, продолжает Иса.              — Вообще-то не начал, — отзывается Эрис, всё-таки делая шаг к окну. — Она просто слишком настойчива в своих желаниях. Мне пришлось подстроиться, — хмыкнул парень, понимая, что и правда подстроился.        Подстроился, когда принял пирог. Когда, решая искупить свою вину за её обиду, сам начал ей писать. Согласился на совершенно нелепую просьбу о цвете рубахи. Он уступал ей с самой первой встречи. С момента, когда ещё не подозревал, куда приведёт его обыденное исполнение собственных обязанностей перед Короной. Ведь ещё в тот раз Тарра посмела взять с него обещание, что он никому не расскажет о том, что она ему поведает. И Эрис пообещал.             — Интересно, — протянула Иса с хитрой улыбкой. — Что же там за девушка, что заставляет моего брата подстраиваться под её желания. — Иса хихикнула, делая новый стежок тёмно-синей нитью.        Её размышления вслух Эрис проигнорировал. Он взял с подоконника конверт, чувствуя, как холодеют от переизбытка чувств кончики пальцев. И почему эта неизвестность его пугает. Что такого могла написать Тарра, что заставляет его думать обо всём подряд. Может, и не желает, но в ожидании томится, потому что вдруг осознаёт, что развязать ленточку страшнее, чем не развязывать и гадать об ответе, что там запечатан.       Эрису от чего-то кажется, что Тарра себя так с его письмами не ведёт. Вспоминая, как она рвалась за первыми, парень думает, что и со следующими она не томит себя в ожидании, начиная читать их сразу же, как получила. И если это действительно так, то Эриса заставляет усмехнуться мысль, что в ответ Тарра не плохо так томит его ожиданием её писем. Видя, как она порой себя ведёт, парень предполагает, что эта девушка вполне способна на что-то подобное. Хотя бы для того, чтобы он не посчитал, что она жаждет отвечать на все его нелепые письма.       Он возвращается на диван, всё также смотря на конверт в руках, и опять переваливается через подлокотник, падая головой на маленькую подушку, что задел, когда вскакивал. И ему почему-то всё больше начинает чудиться, что не знать ответа куда лучше, чем тот прочесть. Ведь, вспоминая, в каком состоянии он написал ей последнее письмо, в этом конверте вполне может быть просьба вообще прекратить ей писать. И не то чтобы Эрис с этой просьбой так легко смирится. Ведь писать ей стало его привычкой. Он уже порой не замечает, как снова и снова садится за стол, принимаясь что-то писать. Пусть и не отправляет на самом деле всё подряд, считая, что некоторым словам лучше продолжать оставаться не высказанными, всё равно пишет. Даже когда некоторые из писем оставляет в ящике стола, надеясь, что когда-то ему хватит смелости их отправить как то он сделал с последним письмом. Не помня, о чём писал оказалось, куда легче отправить, чем знать каждую строчку и переживать, что написал что-то не так. Парню не хотелось писать лишнего. Не хотелось рассказывать только о том, чем он изо дня в день занимается, словно это какие-то отчёты. А вот отправить что-то более личное голова не позволяет.       За довольно долгий промежуток времени, в который Эрис буквально шарахался от каждой девушки, желая больше не причинять ни одной из них боли, Тарра оказалась той, от которой, кажется, сбежать не получится, пока она сама не попросит. В те разы, когда ему глаза застилала пелена проклятья, и Эрис думал, что влюблён, он про каждую мог говорить, что она не такая, как все. Но вот Тарра. То, что она с ним делает. То, что заставляет чувствовать. То, как сама не ведёт себя подобно всем предыдущим рядом с ним. Вот это всё заставляет Эриса задуматься о том, что именно она как раз и не такая, как все. И в том, что пелена на глаза ещё не упала, Эрис твёрдо уверен. Ведь он знает, как ведёт себя в те моменты. Как минимум, не смог бы так долго ходить вокруг да около, позволяя себе терпеливо ждать ответы на письма. Разница между его проклятьем и тем, что происходит сейчас, как раз в том, что Эрис готов ждать. Не хочет куда-то торопиться, только бы заполучить то, о чём уже мог бы успеть начать желать. Его устраивает это общение. Их общение. Тёплое и приятное, порой с брошенным ему от девушки вызовом.        Может, он сейчас и может похвастать терпением, которым с другими не обладал, да вот только оно не так велико, каким может быть в идеале. И эта бежевая ленточка, словно брошенный мяч, который он всё-таки поймал. Она не оставляет равнодушным. Как бы не хотел не знать ответа, всё-таки ей и её письму опять сдаётся потянув за атласный конец, наблюдая, как медленно развязывается аккуратный бантик.       Листок внутри конверта сложен пополам, и Эрис этому усмехается, понимая, что до ответа ещё попробуй доберись. В этом вся Тарра. Она не выкладывает на поверхность всё как есть. Что те мелочи, которые в ней смой его, всё ещё порой приводят в ступор, что ответ, который также не ударил прямо в глаза, стоило открыть конверт.       Он растирает холодную ладонь о бедро и достаёт сложенный пополам лист, вдруг ощущая, как её едва уловимый аромат пропитал бумагу. Этот сладкий, но столь ненавязчивый запах Эрис уловил от её волос на балу. Ощутил, когда вместо пожатия поцеловал ей руку и едва не задохнулся от него же, когда в попытке забрать из его рук письма девушка подошла так близко, что у него просто не получалось отвести от неё глаз и вдохнуть отрезвляющий голову свежий воздух. Теперь, закрывая глаза, Эрис с лёгкостью может найти её из сотни прочих. Так, как пахнет она, ещё никто прежде не пах. И он опять улыбается, понимая, что и эту мелочь не сумел подметить изначально, хотя всегда замечает всё. Будто с Таррой всё было так. Эрис только потом замечает мелочи, к которым способен привязаться. Этим она заставляет его думать о ней. Чаще, чем положено.       « Я вряд ли сожгу то письмо. Если только та просьба не являлась приказом Ваше Высочество. Хотя и в этом случае вынуждена огорчить, что придётся ослушаться. В нём я нашла тебя. Там ты живой. Не такой, как обычно. Настоящий…        Прошу меня простить, но также как и не могу сжечь письмо, я вынуждена вернуть подарок, хоть и считаю его безумно прекрасным. Он мне не нужен. Не то, чтобы я не хочу его оставить. Просто впредь прошу обходиться без них, ибо всё, что я могу даровать в ответ - лишь благодарность. Да и обещание я давала лишь на то, что буду писать ответы. А это уже выходит за рамки нашего соглашения. 

Тарра.»

            — Так значит. — Хмыкает Эрис, ещё раз перечитывая полученный ответ.        Давай тогда поиграем,  — отвечает на её письмо его внутренний голос, а на губах начинает играть так привычная ему хитрая улыбка.        Эрис не помнит, чтобы упоминал Тарре хоть раз, что привык получать отказы. Наоборот, они его заводили. Заставляли кровь кипеть в жилах, желая, чтобы в итоге всё пошло именно так, как он того желает. И может, к просьбе Тарры стоит прислушаться да вот только у них с самой первой встречи повелось так, что это правило не работает. Чего уж говорить, когда она даже в этом письме продолжала язвить, всё напоминая ему о том, что к просьбе звать его по имени мало прониклась. И этот отказ Эрис тоже воспринимает как очередной виток их и без того затяжной игры. Ведь она не сказала, что ей не понравилось. Дело лишь в том, что она, похоже, как и он, многое воспринимает как долг, с которым не желает связываться. Но Тарра первая привязала к себе Эриса, а он теперь в ответ желает заставить её с ним согласиться. Принять каждый его подарок. Возможно, в этом вопросе просто повиноваться... Не быть должной, а просто воспринимать все его жесты как должное. Ведь каждый, кто замечает её, просто обязан делать что-то подобное. Дарить этот мир ей одной. Посвящать все эти глупые песни о любви. И раз Тарра сочла, что шпилька, как начало для этой затеи слишком мала, Эрис найдет другие варианты.             — Иса! — Эрис сворачивает письмо пополам и прячет его в нагрудном кармане.       Он уже успел поймать цикличность этого жеста за собой. Всё, что хоть как-то связанно с Тарой, парень предпочитает хранить в нагрудном кармане у самого сердца. Так было проще не потерять. Или же так было приятнее ощущать её присутствие. У самого сердца.              — Я тебя внимательно слушаю. Не нужно кричать, — продолжая вышивать картину, которой уже посвятила не один месяц, Иса вздрагивает от резкого голоса брата. — У тебя что, пожар?             — Нет, — Эрис подходит к дивану, на котором сидит сестра, и переваливается через спинку, желая посмотреть на её лицо. — Скажи мне, что любят девушки?        Ещё мгновение назад сосредоточенная Иса, полностью отвлекается от своего занятия, медленно, словно даже с опаской, откладывает вышивку себе на колени, поворачивая голову к брату, который висит на спинке дивана.              — Завтра случится война? — Рассматривая его блестящие глаза, шепотом интересуется она.              — Нет, — фыркает Эрис, закатывая глаза. — Просто нужен совет. А к кому, как ни к тебе, я могу за ним обратиться? — Улыбается он, пихая сестру плечом в плечо.       Да и нас вместе с Оруолом уже отшили, — добавил он про себя.              — И ты абсолютно прав! — Отбрасывая в сторону не законченную картину, Иса хлопает Эриса по спине, забираясь на диван с ногами и полностью поворачиваясь к нему. — Так что сперва поведай мне, что она любит?        Огоньки интереса плескали в глазах младшей сестры, и казалось, что едва ли ей уже по силам усидеть на месте. Ведь только что сбылась её мечта. Никогда в жизни к ней не приходил ни один из её братьев за советом. За столь личным и прекрасным советом из всех, который Иса только могла дать. Но, правда, она рассчитывала на то, что когда-нибудь это будет далёкий от подобного Кират, который, кажется, никогда и никого в жизни не любил, но никак не Эрис, обычно предпочитающий самостоятельно разбираться со своей личной жизнью. Но от того, что это всё-таки был он, девушке вдвойне становится интереснее от всего того, что начало происходить.       Иса была единственной, кто, не смотря на свой интерес, который порой сжирал её изнутри, могла не задавать лишних вопросов. Каждый раз, когда она видела старшего брата в обществе новой девушки, Иса не задумывалась о том, что Эрис когда-то опять разобьёт новое сердце. Она искренне надеялась на то, что в этот раз всё точно будет иначе. Что Эрис в итоге будет счастлив. Также сильно, как может быть счастлива она благодаря лишь ему. Она, кажется, одна верила в то, что проклятье можно обойти. И каждый раз сильнее прочих расстраивалась, когда та, новая, оказывалась не той. Может и эгоистично, но Иса не испытывала жалость к девушкам, что после убивались по нему. Она страдала вместе с братом от того, что ему было плохо. Каждый раз, как в первый. Самая сильная любовь. Самая тяжёлая потеря. Все страдания Эриса не были для неё чем-то привычным. Она, в отличие от остальной семьи, не относилась к ним, как к должному. Да, она понимала, что, как и всегда, его скоро отпустит. Быстрее, чем очередную девушку. Но Иса с трудом проживала те часы, когда Эриса не отпускало.             — Я не знаю, что она любит. — Нахмурив брови, задумчиво ответил парень.              — Фу, Эрис! — Скорчилась Иса, пихая его в руку. — Ты ужасен, — фыркает она, продолжая с недовольством смотреть на старшего брата. — Как можно собираться что-то делать, при этом не зная, что могло бы понравится! — Возмущается она без доли шутки в голосе. — Приходя ко мне, ты уже должен был знать абсолютно всё!              — Я могу узнать абсолютно всё. — Беспечно пожимает Эрис плечами.              — Нет! — Тут же встрепенулась девушка, всплеснув руками перед его лицом.  — Даже не думай выведывать информацию по средствам своей работы. Это отвратительно! — Иса спускается с дивана и подходит к Эрису, скрещивая руки на груди. — Ты должен всё узнать сам. Через ненавязчивые беседы, а не посылать за ней свою разведку.        Эрис снова фыркает, закатывая глаза. Столь откровенного призрения от своей младшей сестры он никогда прежде не получал. Да и по большей части рассчитывал на то, что Иса просто накинет пару вариантов для нового подарка, а не начнет допрашивать его о вещах, о которых он даже не задумывался. Раньше ведь всё и со всеми было не так. Зачем было знать, что и кому нравится, если каждой нравился только он. При этом условии всегда всё было проще простого. Зачем подарки, когда лучший из них он сам. И может проклятье не та вещь, которой стоит хвастать. Но именно его последствия привили Эрису столько уверенности в себе. С возрастом он просто перестал задумываться о том, что его возможно не любить. Не возможно. А если и так, то он лично каждого в этом переубедит. Но вот сейчас. Помимо желания заставить Тарру принять его подарок, Эрис понимает, что всё уже, как и всегда, шло не так, как он привык. Она вроде и откликалась, но не читалось в её глазах того обожания, что было во всех прочих. Смотря ему в глаза, эта девушка словно не видела его лица, а пыталась заглянуть куда-то глубже. Перед ней он будто не был тем портретом, что висел в коридоре среди всех остальных. Настоящий… Так Тарра его назвала. И это почему-то откликается его сердцу.             — Ну хорошо, — вздыхает парень, отталкиваясь от спинки дивана. — Что делать в ситуации, как моя? Я не знаю, что она любит, но мне очень нужно сделать подарок.        Иса пожимает плечами, рассматривая лицо Эриса.              — Что ты так на меня смотришь? — Замечая столь пристальный взгляд, Эрис вскидывает бровь.              — Она, должно быть, особенная, раз ты сейчас занимаешься чем-то подобным, — с хитрым прищуром улыбается Иса. — Раз пишет письма, значит, не отсюда, да? — Тут же выпаливает она. — Откуда? Как ты с ней познакомился? — Заваливает она парня вопросами, дёргая за рукав рубахи.        Вот его настоящая Иса. Не сдержанная, когда о чём-то хочет узнать. Трясущая его за руку, когда не хватает терпения просто стоять рядом. Иса с самого детства такая. Хваталась за него, когда переживала. Бежала прятаться и просить помощи, когда считала, что отец к ней несправедлив. Искала покоя, когда уставала от нравоучений и планирования своего будущего, которое на деле от её слов мало зависело. Со дня, когда поняла, что Эрис её любит. Возможно, её одну, как девушку, которую никогда не обидит. Она видела это в его поступках. В том, на что он пошёл ради неё.       Ты будешь несчастна только через мой труп. Так сказал ей Эрис, когда девушке объявили, что выбранный отцом жених скончался. Самый младший среди всех своих сестёр. У него у самого появилась младшая сестра, которую Эрис был обязан защищать. Сильнее, чем любого из братьев. Ведь они в любом случае научены постоять за себя. Все по разному, но каждый это умеет. В то время как Ису этому не учили. Она просто в один момент поняла, что у неё есть Эрис. И этого всегда хватало. Он разрешал ей то, что отец делать строго на строго запрещал. Он прикрывал и всегда оказывался рядом, забирая все её проблемы себе. А она в ответ даровала всю свою верность ему одному. И стань он королём, вряд ли бы нашёл союзника преданнее, чем младшая сестра. Но даже без короны и сотни титулов ничего не изменится. Будь то просьба, с которой Эрис пришёл сейчас, или вечное соблюдение заключенной с ним сделки.             — Если ты продолжишь так трясти, уверяю, меня стошнит на твоё платье, — пытаясь казаться серьёзнее, Эрис старается подавить улыбку, опуская к ней глаза. — На все твои вопросы точно не отвечу, но чтобы ты прекратила, я скажу лишь то, что она отсюда. — Всё же не сумев сдержать улыбку, подмигивает сестре парень. — И письма в основном пишет не она, а я ей.              — Тогда я окончательно тебя не понимаю,— вздыхая, закатывает глаза Иса, отпуская уже изрядно помятый от её пальцев манжет рубахи. — Как можно, зная, что она рядом, тратить время на это всё?! — Снова хмурится девушка, прожигая старшего брата взглядом.              — Я не буду отвечать. — Скрещивая руки на груди, Эрис демонстрировано отворачивает голову, смотря куда угодно, кроме лица сестры перед собой.              — Будь я ею, — Иса тычет пальцем в карман, где у Эриса лежит письмо, — то уже убила бы тебя. Вот сколько писем написал, столько бы раз и убила.              — Иса, — с тёплой улыбкой вздыхает Эрис. — Она не ты. И я не думаю, что ей нужно всё то, от чего ты приходишь в восторг.              — Ты про неё ничего не знаешь, так что не тебе думать, что ей нужно, а что нет, — парирует девушка, намереваясь ткнуть старшего брата пальцем в лоб. — Да и вообще. Любой девушке приятно внимание. Не думай, что она какая-то другая. И если уж ты ввязался во всё это, то будь добр бросить эту затею с письмами и подари ей своё внимание!              — А если проблема в том, что у меня нет столько времени? — Эрис прищуривается, всё же посмотрев на сестру. — Я бы хотел, но его просто нет. Да и, — Эрис едва не прикусил себе язык, понимая, что чуть не упомянул сестре имя.        Кому-кому, а ей точно лучше не знать, что речь идёт про Тарру. В противном же случае Эрису кажется, что Иса сожрёт его за подругу. И её вместе с ним, если узнает, что Тарра ему отвечает. Это та подробность, которой Эрису хотелось бы избежать. Ведь Иса порой бывает чересчур дотошной. Он вообще не понимает, как Тарра может водить дружбу со столь шумной, порой даже дикой девушкой, как его сестра, и при этом самой не стать на неё похожей. У неё ведь едва ли рот способен закрыться, если что-то приходит на ум. И если она каким-то способом узнает имя той, из-за которой Эрис теряется, не зная, что ему делать, то точно не оставит свою подругу в покое. А Эрису хочется, чтобы про Тарру не знал никто. Чтобы то, что у них происходит, было только их и ничьё больше.       Может, наблюдая за Таррой, а может, от того, что себя ощущает иначе. Но Эрису и вправду хочется мало кого посвящать в свою личную жизнь. Да, он обращался за помощью к Оруолу, сейчас пришел к Исе, но это лишь из-за того, что сам в подобных делах, как выяснил, не силён. Думать в этом ключе Эрис, оказывается, не особо умеет. Да и надобности давно не возникало, чтобы хотя бы научиться или что-то вспомнить. А эта девушка не достойна того, чтобы он учился на ней. От чего-то, видя то, как над ней трясётся отец, как Тарра сама себя ведёт, Эрису кажется, что она на деле привыкла получать многое. Просто никто никогда её не готовил к тому, что кто-то такой, как Эрис, будет совершать подобные жесты. От того он и не расценивает её отказа всерьез. Потому и хочет переубедить, дав понять, что любой жест с его стороны не так уж сильно к чему-то обязывает. Он не вгоняет в долги. И что самого Эриса тоже проще принять, чем сопротивляться.             — Что, и? — Заметив заминку Эриса, прищуривается Иса.              — Она не та, с которой можно провести много времени. Слишком многое мешает, — хмыкает Эрис, вспоминая, как на него глядел отец девушку в то утро после бала.              — Это всё твои отговорки, — фыркает Иса. — Вот у меня…             — Отговорки?! — Перебивает её Эрис. — Да ты со своим парнем видишься только потому, что я ему даю на это время, — приподнимает бровь парень, не сводя с сестры пристального взгляда.  — Моя воля, и ты видеться будешь с ним чуть ли не по расписанию.              — И я безумно тебе благодарна, что воля твоя безгранична, — Иса льнёт к руке Эриса, потираясь щекой о его плечо. — Но вот в твоём случае, — вздыхает она, прикрывая глаза, — кто даст тебе это самое время, если не ты сам? Отец? Давай, иди и попробуй сообщить ему о том, что твоё сердце, оказывается, ещё не до конца сгнило.        Эрис поджимает губы. Отцу об этом точно знать не следует. Никогда. Для Верховного Короля всё, что касается жизни Эриса, уже давно ясно. Ему каждый шаг прописан. И если Эрис посмеет выйти за рамки плана, что ему наметили, тот вряд ли это так просто отпустит, как заминал уже очень много ситуаций, где вспыльчивость Эриса играла с ним злую шутку. Ему уже будто по приказу короля, давно запрещено любить.             — Но время ведь не может стать единственным подарком, — всерьёз размышляя над словами Исы, задумчиво отзывается Эрис.              — Оно станет самым ценным, — тихо отвечает Иса. — А всё остальное - шум. Ты подаришь серьги, одна из них обязательно потеряется. Из любого колье когда-нибудь выпадут камни. Цветы завянут. Время, — повторяет вновь девушка. — Каждая минута. Вот оно, никуда не денется. Память не сотрёшь. Приятных чувств из сердца не выскребешь. Будь то неделя или целые года. Важно, на что ты их потратил, — Иса снова тычет пальцем в карман с письмом. — Это не заменит всего того, что ты можешь сказать сам.              — Когда ты успела так много в этой жизни понять? — Хмыкает Эрис, смотря в стену.              — Тогда, когда чуть не вышла замуж за какого-то старика, выбранного отцом, — хихикнув, пожимает плечами Иса. — Когда я думала, что мне и правда придётся жить с ним, я научилась ценить каждую минуту с тем, которому подарила своё сердце.        Эрис невольно вспоминает мужчину, в чей дом когда-то явился. Иса стала бы его третьей женой. И пусть все предыдущие от чего-то то и дело умирали, Эрис не желал допускать этого. Ему хватало матери, которая не могла всецело владеть своим мужем. Хотелось, чтобы тот, кто будет рядом с Исой, всю жизнь любил только её одну. Никого до неё и никого после. Она была слишком молода для того мужчины. А он также был свидетелем того, что столь большая разница в возрасте сделала с матерью Оруола. Парень не желал, чтобы сестра была несчастна. И стоило увидеть её слёзы и мольбу о помощи, как он уже знал, что делать. Просто запугать бы не вышло. Его власть по сравнению с приказами Верховного Короля нещадно меркнет. И даже если бы искренне пожелал, тот мужчина не смел бы Идену отказать. Они были обязаны жениться. А Эрис был обязан этого не допустить. И верни его кто-то в тот день. Появись у него возможность вновь обдумать то решение. Оно бы не изменилось. Ведь он бы снова убил. Раз. Десять. Столько, сколько бы понадобилось для того, чтобы Иса больше не лила слёз от несправедливости.               — Твои слова, безусловно, безумно красивы, — высвобождая руку из под рук Исы, Эрис вздыхает, делая шаг в сторону. — Но сейчас прими тот факт, что у нас обоих есть только письма. — Становясь серьёзнее, смотрит он младшей сестре в глаза.        Эрис понимает, что Иса права. Но Тарра не такая. Может, ей тоже нужно время проведённое вместе. Да вот только Эрис попытается его найти только после того, как она сама будет к этому готова. Пусть только скажет. И он найдёт эти самые часы на неё. Но сейчас. Видя, как порой она способна стушеваться рядом с ним, Эрис не хочет торопиться. Заставлять её чувствовать неловкость от его присутствия.              — Хорошо, — с нескрываемым раздражением сдаётся Иса, опять закатив глаза. — Тогда будь до банального прост, — задумавшись, поправляет она волосы, что лезут в лицо. — Цветы. И пусть они завянут. Но начни с них.              — Нет, — недовольно морщится Эрис. — Это очень просто. До такого я и сам бы додумался, — бубнит он чуть тише.        Иса опять закатила глаза. Она отошла в сторону, сцепляя руки за спиной в замок, и начала медленно кружить вокруг Эрис, с прищуром рассматривая старшего брата со всех сторон. Оказывается, иметь желание помочь брату в любовных делах и действительно помогать - вещи полярно разные. Не в силах думать самостоятельно, Эрис скинул эту ношу на её плечи и ждал решения. А она не могла подобрать что-то быстро и правильно, ибо у самой в отношениях всё было иначе. Она первая заметила нового молодого солдата в окружении старшего брата, который стал довольно часто мелькать в его обществе. Он первым ей приглянулся. И не то, чтобы по итогу Иса его заставила, но она приложила руку к тому, чтобы парень прекратил её, как принцессу, сторониться и обратил своё внимание. Сложно было не на этапе подарков, а когда приходилось того убеждать, что её старший брат за эту связь не отсечёт ему голову. Выставить Эриса понимающим и добрым, когда он то и дело наращивал свою плохую репутацию, оказалось не простой задачкой. Но в итоге она ведь с ней справилась. Да и самому Эрису её парень пришелся по сердцу, раз он всё ещё водил с ним дружбу, выходящую за рамки его службы при дворе. А вот задачка, которую подкинул Эрис сейчас. Трудно было, не зная ничего, посоветовать что-то стоящее.             — Я её знаю? — Останавливаясь за спиной старшего брата, интересуется Иса.        Эрис лишь невнятно пожимает плечами, не зная, как соскочить с ответа, где требуется лишь одно слово.              — Она посещала дворец? — Продолжая вести свой допрос, подобно Эрису, Иса петляет вокруг него, не давая ухватиться за её фигуру взглядом. — Мне доводилось видеть тебя рядом с ней? — Иса замирает на миг перед парнем, взглянув в глаза.              — Если я начну отвечать, то ты точно сложишь необходимые факты, которые выльются в ясный ответ. — Хмыкает Эрис, снова пожав плечами.              — Значит, что-то из того, что я уже спросила, является правдой. — Кивая самой себе, Иса продолжает свои хождения по кругу. — Иначе ты бы просто сказал мне «нет». — Пожимает она плечами.  — Кто? — Её твёрдый вопрос раздаётся со спины, по левую руку от парня.              — Я же сказал, что не на что не отвечу. — Всё так же игнорируя попытку сестры подражать ему, Эрис косится на неё через плечо.             — Я ведь узнаю, — с хитрой улыбкой подмигивает Иса. — У меня тоже есть свой солдат.              — Если время придёт, я тебе сам расскажу, — хмыкает Эрис, поняв её намёк. — Ты узнаешь её имя первой.              — Обещай! — Без особых раздумий Иса тянет брату руку.              — Клянусь. — Кивает Эрис, пожимая девичью руку. — Вот только… — зашипел он морща нос. — Оруол выбирал ей первый подарок, и она его сегодня мне вернула, — Эрис кивает на конверт, что бросил на диване, где на дне нашёл шпильку.              — О, ужас! — Иса закрыла рот ладонями, распахнув шире глаза.              — Не всё так плохо! — Тут же принялся Эрис защищать выбор брата. — Просто она мне сообщила, что считает подарки в нашем общении излишними, — пожимает он плечами.        Иса фыркает, с осуждением качая головой. Она не знает, что сейчас больше озадачило. Эрис, который пошёл к Оруолу, или Оруол, который на это согласился. Они ведь такие разные. Как сумел сойтись их выбор на одном подарке. И что вообще мог придумать Оруол, чтобы это было приличным. Видя, какими расхаживают его женщины, Иса сомневается в том, что у Оруола в голове вообще имеются приличные мысли. В её брате будто собрат весь возможный разврат их королевства. Он - создатель всего разврата. И если Эрис к нему прислушался, то либо старший брат помешался, либо Оруол ему угрожал. Другого про Оруола Иса думать просто не могла. Да он и не показывался никогда ей, другим. Она ведь предпочитала его сторониться.             — Что вы там выбрали? — Решается на вопрос Иса, несмотря на то, что страшится ответа.              — Шпилька для волос. — Пожимает плечами парень.              — Вы бы ещё туфли подарили! — С возмущением вскидывает она руки. — Эрис, ну кто дарит шпильку, не зная, есть ли у неё платье, с которым в пару она будет хорошо смотреться!              — Да откуда я мог…             — Ш-ш-ш! — Перебивает девушка старшего брата, замотав руками перед его лицом.        Она замирает на месте, впечатывая взгляд в пустоту, и думает не дольше минуты.              — Платье. — Шепчет Иса, глядя на пол перед собой. — Платье! — Вскрикивает она громче, возвращая взор на брата. Нащупав, кажется, нужный вариант, девушка едва не запрыгала на месте от восторга. — Подари ей платье! — Хлопает в ладоши Иса. — Такого точно никто ожидать не будет. А после собери весь нужный комплект! Серьги, туфли — начала тараторить она. — Всё, что пожелаешь, ведь будешь знать, что ей обязательно будет с чем всё это надеть.        Смотря в её горящие от восторга глаза, Эриса едва не пробрало на смех. Гордая собой, Иса едва не пританцовывала на месте, ожидая, когда же он по достоинству оценит её старания.              — Я ведь не знаю всех ваших, — замялся Эрис, указывая на свою грудную клетку. — Размеров.              — Так тебе и не надо, — пытаясь не засмеяться от его невнятных движений руками Иса прикрывает рот ладонью. — Отправь портного и оплати пошив. Чего тебе стоит лоскут ткани? За то потом, видя её в нём, будешь знать, что это твоих рук дело.       Эрис задумчиво потёр пальцами нижнюю губу. В словах сестры был смысл. И к ним стоило прислушаться. Но вот только сомнения брали там, где мысли приводили к тому, что платье, подобно шпильке, Тарра также будет способна вернуть. Он ведь знаком со своим упёрством. Но вот то, каким в действительности умеет обладать Тарра, ему пока не ясно.             — Я подумаю, — Кивнул Эрис, чмокнув Ису в лоб. — Спасибо.        Парень уже было почти выбежал из бального зала, когда голос Исы заставил остановиться.             — Тут нечего думать! — Выкрикнула она ему вслед. — Платье - отличный вариант.             — Да, если только потом она сама не задушит меня им, говоря, что предупреждала об отказе принимать подарки. — Хмыкает парень, на пятках разворачиваясь к сестре.             —  Думаешь, она может? — Хмурится Иса.              — Мне кажется, вполне. — Незамысловато улыбается Эрис, понимая, что не познал ещё всех граней этой девушки, чтобы о чём-то говорить уверенно. 

***

      Дорогая Тарра.        Опять я с вопросом, что мне делать? Твой отказ не сумел меня разозлить. Он даже не огорчил меня. Хотя я и ожидал совсем не этого от тебя. И теперь снова в замешательстве.        Рад, что ты ответила мне. Надеюсь, что ждать твоих ответов не войдёт в привычку, иначе я окончательно запутаюсь во всём, о чём так часто в последнее время думаю. Не помню, что написал в прошлом письме, раз ты сочла меня там настоящим. Но я постараюсь остаться таковым для тебя. Если примешь меня таким. Потому что, кажется, теперь ты единственная, кто может слушать меня…       Слишком много навалилось, и я впервые чувствую, что не справляюсь. Ни с чем вообще. И я безумно рад лишь тому, что во всём этом ты остаёшься мои далёким от этого хаоса тихим островом. Рад, что тебя ничего не связывает с тем, что творится, и чересчур сильно рад, что при этом ты рядом. Даже если ты не желаешь быть рядом и читать про то, как сильно я устал, мне приятно тешить себя мыслями, что это не так. Пожалуйста, не рушь мои иллюзии своей правдой. Не говори, что моя усталость тебе противна, если то действительно окажется правдой. Позволь мне помечтать. 

Эрис. 

Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.