Король, Что Носит Меч

Визерис Таргариен Согласно обычаям Волантиса, триархи должны были не реже чем раз в неделю собираться ради обсуждения вопросов дня, приёма наиболее значимых просителей и важных послов. Там же они обсуждали законы и указы, совместно принимали решения о ключевых вопросах жизни Города: о войне и мире, о крупных торговых сделках, об отношениях с колониями... Нарушать разом все традиции новому правителю Волантиса было не с руки — сейчас, когда его власть ещё только укрепляется, ему стоит поддерживать иллюзию «нормальности» и предсказуемости. Захват Города прошёл быстро и практически бескровно, колонии одна за другой спешили признать сложившееся положение... Незачем было показательно отбрасывать прочь видимость коллегиального правления. Тем более, что только видимость от неё и осталась. Визерис хоть и родился в семье валирийских кровей, причём дважды, но очень многие повадки и обычаи волантийцев казались ему глупыми или чрезмерно претенциозными, надуманно сложными. Зачем, например, перемещаться верхом на слоне, если Боги дали человеку коня? Зачем непременно пользоваться паланкинами, если вымощенные камнем улицы внутри Чёрных Стен и без того содержатся в чистоте?.. Тем не менее, приходилось мириться с некоторыми традициями Волантиса — и до Дома Власти, общей резиденции триархов, он добрался на слоне. Свои преимущества в этом способе, конечно, были: со спины могучего животного открывался поистине потрясающий вид на дворцы, храмы, колокольни и поместья Старой Крови. Статуи и шпили, колонны и высокие башни, настоящие бассейны, полноценные и покрытые зеленью сады довершали великолепную картину. На некоторых башнях намётанный глаз мог разглядеть просторные и открытые небу круглые площадки, похожие на заброшенные лежанки драконов! По сравнению с этим городом даже Королевская Гавань казалась всего лишь большой деревней. Чуть более сентиментальный человек мог посчитать, что он возвратился в древний Фригольд во всей его великой славе... Но драконьи яйца пока оставались красивым, но мёртвым сокровищем в его дворце, а сами чудесные ящеры не летали над этим осколком былой славы. Все эти роскошные громадины и поблёкшие статуи были, в конечном счёте, лишь напоминанием об ушедшем величии. Вернее, так принято было считать. До недавнего дня. Визерис Таргариен собирался пробудить в Первой Дочери былой воинственный дух, разжечь уголь заново и превратить тлевшую искру в настоящее драконье пламя. Только так он мог рассчитывать на удержание власти и, возможно, даже на возвращение в Вестерос: если вновь удастся поставить Город на тропу войны. Мирному, прозябающему и торгующему Волантису не нужен триарх-наёмник, не нужно его воинство; зато идущей к возрождению былой славы Первой Дочери точно понадобится её лучший клинок. Рабы помогли триарху спуститься со скотины, и внесли его во дворец — тут-то он, наконец, сам встал на ноги. Ему предстояло пройти ещё немало коридоров и лестниц, а постоянное присутствие носильщиков по-прежнему его раздражало. Немудрено, что столь многие Старокровные страдают ожирением: жрут-то они в три горла, а при этом даже элементарную ходьбу презирают. Благо за прошедшие луны их количество... Несколько поубавилось. Но вот оставшиеся высокородные волантийцы у него вызывали тревогу. Веймонд Дориар оказался прав: действительно, была внутри Чёрных Стен группа людей амбициозных и готовых к трудам, и теперь она была благодарна своему новоявленному лидеру. Хватало и тех, кому покойники успели перейти дорогу, а то и наступить на горло; эти если и не торопились клясться в вечной преданности, то хотя бы не имели повода к отмщению. Но раздавленные змеи имели потомство, родичей и слуг — невозможно было разрубить этот клубок за раз. Его люди хорошенько постарались, а официальной версии о мести за подлое убийство Защитника Города Вариона Дорталоса люди даже верят... Однако работа ещё очень далека от завершения. Последние несколько недель новоиспечённый властитель отчаянно заводил знакомства, старался вникнуть в хитрые узоры местной политики, разобраться в покрытых пылью обидах и свежих ранах. Появились у него и поклонники, и злопыхатели, и сторонники, и плохо скрывающиеся завистники. За пределами Чёрных Стен то славили спасителя Города и поборника справедливости, то проклинали убийцу и грабителя. А ещё и эти известия из-за моря... Сами внутренности подсказывали ему, что следующие луны будут отнюдь непростыми. Но он должен был во всё этом разобраться. И справиться со всеми угрозами и вызовами. Он забрался уже слишком высоко, и теперь отступать было поздно. Стража Дома Власти, набранная поровну из его Чёрных рыцарей и Сыновей Валирии, безмолвно отворила перед ним резные ворота. Они скрывали от недостойных — почти что от всего известного мира — просторную и светлую залу, будто перенесенную из подлинной Валирии. Фигуры древних героев и драконьи изваяния, крупный и богато украшенный алтарь, посвящённый Балериону, самому могущественному из валирийских богов, расписной потолок, хранивший на себе всю историю Фригольда. Было чему дивиться! А в самом центре зала находился круглый стол из чародрев, крепкий и притягивающий к себе взор. Хранитель Устоев, благообразный и худой старик, рассказал Визерису, что этот шедевр плотницкого искусства появился благодаря дому Мормонтов из далёких Закатных королевств: те в древние времена обменяли свою чудесную рощу на клинок из валирийской стали. Иронично. Стрелы из этого же дерева оборвали его прошлую жизнь. Теперь, за столом из чародрев, он собирался исправить эту страшную ошибку. Остальные его уже ожидали. Веймонд Дориар не изменял самому себе — даже на столь важное собрание он явился в стёганке. Правда, поспешил нанести на неё входящий в моду новый узор: красного дракона. Племянник покойного Вариона оказался в самом деле неплохим юношей, с горящим сердцем и крепкой верой в своё дело. Он обещал, что переворот найдёт поддержку, и так оно и вышло; он обещал, что слоны не рискнут лить кровь, и так оно и вышло. Верил же соправитель Визериса в одно: в величие старого Фригольда, святость прежних путей и необходимость к ним вернуться. Причём, Дориар всегда делал оговорку: его привлекала только древность, очищенная от торгашеской лжи. Времена драконьих владык и непобедимых армий, неудержимых завоеваний и славы. Однако хватало у него и недостатков. Веймонд, пожалуй, напоминал Таргариену самого себя в прежней, теперь уже столь далёкой, жизни. Юнца, убеждённого, что абсолютно всего в этом мире можно добиться копьём и мечом; человека храброго, но нетерпеливого и упорно не слушающего никаких советов. Человека, столь подражающего своим героям, что он отвергает любые компромиссы. Есть идеал, и есть ничто. Более того: став триархом, Дориар возгордился пуще прежнего. Теперь лишь одного Визериса он и считает для себя авторитетом, а все остальные люди, в лучшем случае, годятся только для оказания ему всё новых и новых почестей. Само по себе управление Волантисом его мало интересовало, и он, по его собственному признанию, слабо разбирался в торговле, гражданских назначениях и прочей «ерунде». С таким человеком хорошо держать строй в горячке боя, когда знаешь, что он не побежит и не сдастся на милость врагу; но вот править Городом… Неудивительно, что Варион в своё время решил предложить пост триарха Визерису, а не своему племяннику. Беда была в том, что никакому другому тигру Визерис и наполовину так не доверял, как ему. В минуту, когда Сыновья Валирии вошли в Драконьи Врата, Веймонд навсегда связал свою судьбу с судьбой последних Таргариенов: ему не дадут ни отступить, ни отойти в сторону. Для врагов он навсегда останется пособником Визериса Наёмника, тем, благодаря кому он решился на свой коварный удар. И это означало, что они будут либо вместе лететь, либо вместе висеть. В конце концов... Драконьи владыки прошлого хорошенько так срабатывались, когда приходила нужда. Спросите Гарина Великого или господ Старого Гиса. Из другой породы был обаятельный, обвешанный перстнями и драгоценностями мужчина средних лет и такой же средней, непримечательной наружности. Веймонд и его люди убеждали Визериса в необходимости полностью лишить слонов любой власти. Изгнать их из городских магистратур, избавиться от их клиентов и, разумеется, не давать им собственного представителя в триархии. Но изгнанник понимал, что подобным жестом он навсегда превратит влиятельную, богатую и многочисленную партию в своих заклятых врагов; и, более того, сам Визерис станет ещё более зависимым от тигров. Отдавать им всю власть было бы недальновидно с его стороны: авось ещё посчитают, что больше они не нуждается в его указаниях и приказах. Viramās se jemēbās. Посему за этим круглым столом сидел Мэйникс Рейнигар, сказочно богатый торговец пряностями и зерном, чьи корабли доходили до самой И-Ти. Мужчина жил в прекрасном дворце, наслаждался богатством... И, до поры до времени, страдал от неспособности превратить золото во власть и высокую должность. Его сын и наследник, как рассказали Таргариену, ушёл послушником в Красный храм и отрёкся от семьи, тем самым полностью уничтожив шансы отца стать триархом. По крайней мере так казалось самому Мэйниксу и многим другим. Сейчас, стоило Визерису сделать ему предложение, Рейнигар поспешил на него отозваться. Этот торговец был хорошо известен как мастер соглашений, компромиссов, подлинный знаток волантийского права и обаятельный делец, способный убедить саму Деву пойти с ним в перинный дом. Формально он считался слоном, и, по положению, мог к ним принадлежать; на практике он всегда поддерживал силу, извлекая из того собственную выгоду. Не лучший, бесспорно, союзник, но приходилось работать с имеющимися вариантами. И, к тому же, Визерис не убил ни одного родственника Мэйникса, никак не помешал его делам, помог ему с исполнением давнего желания... Глупо рассчитывать на признательность, благодарность торгаша. Но купец, десятилетиями остающийся на плаву, уж точно понимает, откуда пахнет прибылью и наживой. Иначе его дело давно бы потонуло, а сам он в лучшем случае оказался бы в рабском ошейнике. Поэтому Таргариен надеялся, что их отношения будут взаимовыгодными и долгими. Так уж повелось, что самый уважаемый и влиятельный из триархов открывал встречу. Обычно «самый уважаемый» подразумевало «самый старый»; но теперь в Волантисе наступает новый порядок. — Oktion pōnto nȳmas. — Начал Визерис. — Pōnta ūō rȳbis. — Продолжил Мэйникс. — Pōnta baelagon vindisi daor. — Закончил Веймонд. Соправитель Таргариена согласился уважить возраст Рейнигара, благо не питал к тому личной ненависти. Теперь, когда прозвучало положенное заклинание и, что важнее, Таргариен занял подобающее ему кресло, триархи могли приступать к делам. Сейчас они должны были втроём принять тех просителей, кого обычай велит считать особо значимыми: магистры колоний, послы и прочие. На всё про всё у них было менее двух часов: затем каждый должен был отобедать в собственном дворце, и потом триархи собирались повторно, подводя итоги недели. — Хоть мы и победили Дрого, но история на этом не заканчивается. Пришло тяжёлое время восстановления, и нам предстоят многочисленные испытания. — С этими словами Визерис дал знак рыцарям и они впустили внутрь первого просителя. — Этот человек — Валарр Тарерис, новый магистр Волон Териса. Вновь прибывший магистр знал, что триархи не могут слушать длительные речи. Посему Валарр был краток и сух: разорённому Волон Терису нужны были деньги, люди, дерево, ещё деньги, стража, продовольствие и ещё раз деньги... На отсутствие аппетита Тарерис явно не жаловался! Говорил он по делу, но при этом свободно называл числа и имена. Было видно, почему вернувшиеся на пепелища горожане решили именно его выбрать своим предводителем и защитником. Былые разногласия остались в прошлом; теперь тем руинам нужен был человек деятельный, умный и толковый. Такой, что сможет и выбить необходимое у властителей Волантиса, и грамотно воспользоваться полученным добром. Как только он закончил и поклонился, Таргариен решил дать возможность своим коллегам высказаться. Проверить, как они относятся к нуждам колонистов, и сколько они готовы выделить помощи нуждающимся... — Учитесь решать свои проблемы самостоятельно, — равнодушно ответил Веймонд, — из-за трусости и некомпетентности ваших людей нам пришлось гоняться за конетрахами по всему правому берегу Ройны. Из-за вас наша война растянулась, и теперь мы говорим: ищите сами. — Мой соправитель говорит резко, ну, как и подобает истинному человеку меча. Надеюсь, вы это поймёте. — Теперь заговорил Мэйникс, — однако в его словах содержится истина. Волантис, к сожалению и горю, сам претерпел немало бед. Наша Первая Дочь нуждается в рабочих руках, в золоте и серебре, в хлебе и мясе, чтобы прокормить свой народ. Иначе вся славная победа обернется прахом, если мы совершим ошибку. С тяжёлым сердцем, но я вынужден отклонить эту просьбу. Не разочаровали. Примерно таких ответов от них Таргариен и ожидал: один слепо преследует мимолетную выгоду, второй преисполнился тщеславия и не видит дальше своего носа. С одной стороны такие соправители очень удобны для Визериса и не опасны для его власти, а с другой подобная недальновидность его коллег может дорого стоить всему их делу… Магистр колонии повернулся к нему, к чужаку, к захватчику, к узурпатору... И своей последней надежде. — Магистр Валарр, — начал говорить Визерис, аккуратно подбирая слова и выражения, — положение самого Города таково, что он не может многим поделиться со своими дочерьми. Война нанесла нам многие раны, и их лечение займёт немало времени. Судя по его лицу, Тарерис предвкушал полный отказ. Разорившиеся и находящиеся в отчаянном положении люди на многие глупости могут пойти… Но на их счастье, решения здесь принимает Визерис. — Но и бросить дочерей на произвол судьбы мы не можем. Вы отправитесь к загонам невольников и отберёте по своему желанию пять тысяч мужчин и столько же женщин. Из Города вскоре убывает три тысячи наёмников, согласившихся повесить мечи на стену и отложить копья в сторону. Им вы дадите землю и даруете права гражданства, — продолжал Визерис, внимательно наблюдая за реакцией Валарра, — и у вас появятся и работники, и стражники. В самом скором времени по Ройне возобновится судоходство, и к Волон Терису пойдут баржи с продовольствием и строительными материалами... Говорил Таргариен голосом ровным и спокойным, но отчётливо дающим понять недопустимость торга. Тем более, что Тарерис уплывёт отнюдь не с пустыми руками. Сто тысяч золотом, помощь материалами и продовольствием, люди и рабы — меньше того, на что Валарр надеялся, но куда больше, чем он опасался. Заодно расскажет остальным, какой именно триарх решился им помочь, пусть и сам столкнулся с бедами. Расскажет, что Старая Кровь вела себя по-старому, зато новый человек подставил им плечо. Получив своё, магистр низко поклонился и удалился прочь — искать казначея и передавать ему известия. — Благородный жест, и, отчасти, разумный. — Заметил Рейнигар, как только двери закрылись вновь. — Но, боюсь, многовато денег вы ему уступили. Не самый лучший момент… — К слову о деньгах, — небрежно перебил коллегу Визерис, — Мэйникс, твои люди закончили с подсчётами? — Прочие формальности, вроде пышных титулов при обращении друг к другу, было решено отбросить. Времени и так в сутках немного, нечего его тратить попусту. — В каком состоянии наша городская казна? — Да, Визерис. Эти лентяи трудились день и ночь, и, наконец, итоговый отчёт принесли на мою ложу. — Торговец откашлялся и начал свою явно подготовленную заранее речь. — Нашествие Дрого хоть и не убило наш Город, но причинило ему невиданный прежде урон. Большинство угодий и полей с урожаем на левом берегу Ройны уничтожены, хватает разрушений и на правом берегу. Виноградники, усадьбы, поселения, аванпосты караванщиков — всё сожжено дотракийцами. Ещё учтите ремонтные работы в восточных кварталах Города, пострадавших от штурмов. Выплаты наёмной рати, содержание ополчения и многочисленные, не обессудьте, подарки Дорталосу тоже обошлись казне недёшево. — К делу. Сколько? — Осведомился Веймонд. — Десять миллионов онеров. Даже двенадцать, если посчитать упущенную выгоду из-за практически полного прекращения торговли во время нашествия. — Насколько я помню, — сморщился Таргариен, — половина состояния покойников была возвращена мною казне. В полном соответствии с местными законами. — О да, и все честные волантийцы вам за это благодарны. Тем более, что, благодаря этому, мы избежали худшего из возможных исходов. Визерису уже пришлось пойти на радикальные меры, чтобы привести финансы Города хоть в какой-то порядок. Так, из всего войска, вошедшего с ним в Волантис, осталось всего пятнадцать тысяч человек: остальных, преимущественно из числа ополченцев, распустили по домам, кое-кому выделили земельные участки, кому-то отплатили золотом и серебром... С новым триархом остались лишь лучшие из лучших, тщательно отобранные его капитанами люди. Да и, в случае острой нужды, остальных тоже можно будет вернуть на службу в короткий срок. Но вот содержать всю эту ораву за городской счет на постоянной основе, при этом не разорив Первую Дочь с концами, было практически невозможно. Более того: несколько тысяч человек, во главе с Джорахом Мормонтом и Даарио Нахарисом, пришлось отослать вверх по Ройне. Нужно было навести порядок, установить хоть какую-то законность — да оповестить колонистов, что власть поменялась. Вооружённые отряды с этим справляются лучше гонцов, поскольку копья и мечи надёжнее отбивают всякие сомнительные мечтания и пожелания. Повезло ещё, что Волантис по праву считался самым богатым из Вольных городов. Оспаривающие это утверждение браавосцы обычно многозначительно кивают в сторону Железного Банка и его заполненных золотом сокровищниц... Но при этом забывают, что Морские Владыки и их слуги не имеют права самостоятельно распоряжаться состоянием банкиров и их вкладчиков. Возможно, при простом подсчёте бастард Валирии и опередит Первую Дочь, но вот если дело дойдёт до денег, которыми можно на самом деле воспользоваться... Тут Волантису равных найти сложно. — Денег мало, — произнёс Таргариен, стараясь придумать какой-то выход из положения, — но, зато, у нас нет долгов. — Нет, — кивнул Рейнигар, — Старая Кровь не хотела брать в долг у Шлюх, Пентоса или, того хуже, Браавоса. Да и, по правде говоря, сомневаюсь, что они согласились бы на займы. Уж очень соблазнительно стоять в стороне, да смеяться над чужими горестями. — Ну теперь кое-кому не до смеха, положим. — Вступил в беседу Дориар. — Кхас, который вы, Визерис, пропустили, недавно миновал Квохорский лес и ушёл в Дотракийское Море. — И мой знакомый возвращается на восток с победой? — О да. Тот конетрах, который оказался куда разумнее своих собратьев, объявил себя новым кхалом, а Мирр горько пожалел о своей недальновидности, — с улыбкой отвечал Веймонд, — Они поначалу даже не поняли, что происходит, и собрать толковую армию так и не успели. Кхас трижды громил их горе-наёмников и жалкое подобие ополчения, разорил все окрестности и заставил город выплатить ему дань. Там не нашлось ни вас, ни дяди Вариона. Говорят, что кхал увёл с собой двадцать тысяч рабов, в том числе выдающихся ремесленников и мастеровых, а награбленное добро два дня везли под стенами Квохора. — Как же сейчас гогочут в борделях и магистратах Лисса. Что, впрочем, там одно и тоже. — Глумливо усмехнулся Рейнигар, — Больше, чем над горем врагов, там любят смеяться только над горестями своих недавних союзников. Из всех Трёх Шлюх только Мирр не стоит на острове. Только он не мог бросить колонии и посёлки на произвол судьбы, да укрыться за морем, как за щитом. Вот только... Со старины повелось, что Лисс избегает длительных войн и пуще всего опасается кампаний на земле. Они содержат несколько ручных наёмных компаний, но не имеют при этом и подобия городского ополчения. Полагаются на своих корсаров и пиратов, мол, те не дадут врагу высадиться на острове. Что это просто невозможно. А что, если однажды кто-то обойдет их заслоны или разобьёт их флотилии?.. Об этом, право, стоит подумать. Хоть и не сейчас. — Возвращаясь к золоту. Что мы можем сделать с нашими онерами? — Поставил вопрос ребром Визерис. — Всё не так плохо, как могло быть. С наёмниками мы полностью расплатились, а наш торговый флот никак не пострадал в ходе войны. Этим утром сюда вернулись мои корабли из Кварта, с грузом специй, шёлков и драгоценностей. Потеряно только два судна, и это можно считать благословением Богов. Известия о вашей славной победе уже разлетелись повсюду, и я ожидаю, что купцы поспешат сюда с товарами... И золотом, чтобы перекупить у нас многочисленные трофеи. В том числе и живой товар, которого здесь скопилось немало. Одних дотракийцы захватили, другие сами были кочевниками ещё недавно. — Денег для Валарра хватит? — Найдём и для этих голодранцев золота, куда деваться-то. А там, глядишь, и торговля оживёт... — Веймонду явно не было дела ни до торговли, ни до финансов. Разговоры о деньгах вгоняли его в скуку, а оживлялся он, когда речь заходила либо о грядущей войне, либо об очередных гонках на колесницах, либо о женщинах. — Да вот, боюсь, что с торговлей вскоре могут возникнуть новые трудности, — заговорил Мэйникс, — признаться, до меня доходят самые ужасные слухи. Из-за моря. — Шлюшки снова пищат? — О нет, Веймонд. На этот раз Закатным королевствам не спится. — Вздохнул слон, смотря на Визериса своими фиалковыми глазами. — Коро… Узурпатор Роберт Баратеон был в бешенстве, когда узнал о вашем восхождении, и выдворил нашего посла из Королевской Гавани. Он настолько разъярился, что в Семи Королевствах и Вольных городах поговаривают о возможной войне. — Войне? С андальскими варварами? — Дориару эта мысль показалась столь нелепой, что он аж едва не поперхнулся, — Помилуйте, мы только что одолели дикарей с востока, а значит и с западными тоже разберёмся. Хотя… пусть идут. Визерису как раз нужно вернуть то, что его роду причитается, — Небрежно отмахнулся Дориар, едва ли не плюнув на драгоценный ковер. — Да и далеко они от нас. — Далеко, — не сдавался слон, — вот только войско у них другое будет. И возможности. А если они договорятся со Шлюхами? Может, не стоит разбрасываться деньгами налево и направо? — Я знал, Мэйникс, что ты из зайцев, но не думал, что ты настолько труслив, — Хохотнул Веймонд, глядя на поджавшего губы Рейнигара, — Что они нам сделают? Их королевство было выковано потомками валирийцев, и без них их и без того хрупкое единство окончательно рассыпется в первой же войне. Впрочем, я только за. Буду рад поохотиться на вестеросских аборигенов. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Сам Визерис знал, что Баратеон будет неистовствовать. И всё, что сейчас поведал Рейнигар, для него уже пару недель как не было секретом. Но вот того, что Узурпатор решится на войну, он не мог предположить. В конце концов, как Роберт мог быть настолько слеп? Собрать войско, доставить его на другой конец Узкого моря, пройтись по Спорным землям до Волантиса... Видимо, он в самом деле любил эту девку Старков. Другой причины бросаться вперёд, очертя голову, принц и триарх назвать не мог. — Веймонд, держи себя в рамках, — Прервал начавшуюся было перепалку принц. — Прошу прощения, — Хмуро отозвался Дориар. — Мы должны, Мэйникс, — продолжил говорить Визерис, — решать проблемы поступательно. Роберт и его слуги далеко, а наши колонисты — близко. И, на случай войны, нам нужна будет их лояльность. Бояться загодя не стоит. Узурпатор давно не молод, он убивал себя развратом и излишествами. Ему предстоит собрать войско в стране, где крупные королевства его не любят, а флотоводцы готовы предать. На многих вассалов, слуг своих, он попросту не может положиться. И, если верить рассказам знающих людей, то с казной у него дела гораздо хуже, чем у нас. Соправители знали, что в воинском ремесле Таргариен разбирается лучше них. Более того: сейчас он говорил то, во что хотелось верить. Так что и слушали его внимательно, как подобает. — Даже если он соберётся в поход, ему предстоит пробраться через Ступени. Мирр временно выбит из игры дотракийцами, а у Лисса и Тироша сейчас намечается очередной передел в Спорных землях. Им не до авантюры с участием странного и чуждого закатного короля... Который ещё и многим денег должен. И, пускай, если Роберт сюда и доберётся, мы его встретим. Земли Волантиса мне знакомы, у нас под крылом опытная и преданная рать. — Говорите, нам нечего бояться? — На лице Рейнигара появилась невольная улыбка. Как и любой торговец, он пуще всего боялся войны. — Говорю, что мы можем пока заниматься другими делами, и не беспокоиться о далёком олене. Куда как больше меня беспокоят Шлюхи, — переменил тему Визерис, — и опасность с их стороны. Сегодня утром ко мне прибыла весточка о том, что послов Лисса видели у Золотых Мечей, а Тирош созвал пиратских вожаков. История вражды Волантиса и Трёх Дочерей — внутри Чёрных Стен именуемых Шлюхами практически всеми людьми — богата на кровавые события, героев и злодеев, ненадёжные перемирия и поразительные предательства. Старая Кровь спорила с магистрами и архонтами за всё, начиная от права первородства по отношению к Валирии, и заканчивая льготными пошлинами в Кварте. Редко какое лето обходилось без стычек, и раз в десять, пятнадцать лет имела место быть более-менее крупная война. И последняя война Волантиса со Шлюхами была как раз лет десять тому назад... Очень, очень невовремя! — Я думаю, — заговорил Веймонд, будто очнувшийся ото сна, — что они просто решили мускулами поиграть перед нами. Вспомните, Визерис, что мы до сих пор не видели ни одного посла оттуда. Вот, считаю, что сейчас они хотят обзавестись друзьями, после чего выкатят нам список требований. Не уступим? Война. Уж к кому, а к Золотым Мечам просто так они не пойдут. Хотя и неизвестно, пока, чем их переговоры закончились. — Но даже лиссенийские мамки должны понимать, — Мэйникс говорил с нескрываемым и искренним презрением, — что наш флот в полном порядке. Что у нас есть прекрасная армия и несравненный полководец. Шлюхи никогда не отличались храбростью, Веймонд, и вряд ли они изменились за эти несчастные луны. — И что же, ты считаешь, они хотят сделать? — Есть для них жертва попроще — Мирр. Его рати биты, его предместья сожжены, его лучшие ремесленники, способные поддерживать флот и стены, угнаны в рабство дотракийцами. И, наконец, наёмные компании либо у нас, либо уничтожены, либо уже давно куплены Лиссом и Тирошем. Я считаю, что Лисс и Тирош сейчас готовятся к нападению именно туда, собираясь, подобно стервятникам, наброситься на легкую, полумёртвую добычу. — Озвучил предположение слон. Визерису пришлось выносить окончательное решение. — Твои слова, Мэйникс, не лишены смысла, однако… будем исходить из худшего. Мы поступим следующим образом. Велим нашим людям в городах собирать слухи, пытаться докопаться до правды, куда же Шлюхи собираются в поход. Одновременно с этим, — он поднял указательный палец вверх, — укрепим аванпосты и потребуем бдительности. Также отныне и до признания Шлюхами нашей новой триархии всем волантийским кораблям запрещено под страхом лишения имущества вести дела в их портах. Ради безопасности торговли, разумеется. Пусть лучше плывут в Дорн, Пентос, Браавос, Залив Работорговцев, да хоть на Летние Острова, чем попадутся и пополнят флот потенциального врага. — Заодно этим мы подтолкнем их к действиям. Пусть решают, готовы ли они сотрудничать или хотят крови... — Тут Дориар хорошо соображал. — Знатное будет дело! — К слову о делах... — После паузы заговорил Рейнигар. — Храмы Вхагар и Мераксес уже сделали вам традиционное подношение? — Да, и оно более чем щедрое. — Теперь уже настала пора Визериса улыбаться. — Так что праздник в честь моего становления триархом будет дан по всем правилам. А пока пора впустить следующего просителя. Заседание продолжалось ещё долго.

***

Дейнерис Таргариен Небрежно скинув на пол всю свою одежду, которую тут же подобрали и унесли расторопные рабыни, Дейнерис погрузилась в воду, не скрывая стон удовольствия. Здесь, в Волантисе, помнили древние, чудесные секреты: они умели делать так, что вода в купальнях всегда оставалась блаженно тёплой. Чары ли это были, или же сложные и продуманные механизмы — ей сейчас до того не было никакого дела. И до чего же приятно было лечь, закрыть глаза... Почувствовать себя настоящей принцессой. Или, вернее, сестрой владетельного триарха. Луну назад к ней пришёл Визерис — ради серьёзного разговора. Он сказал, что теперь ей придётся разделить с ним ответственность за судьбу их династии; теперь она не может просто оставаться бездеятельным сокровищем, которое как зеницу ока оберегает капитан наёмников. Таргариены оказались в настоящем змеином клубке, и им придется здесь не просто выжить, но умудриться одолеть всех завистников и подлецов. Один, как он сказал, он не сможет со всем управиться, и ему нужна её помощь. Но при этом он и не собирался сходу тащить сестру в большую политику — начинать необходимо с малого. И тогда-то Визерис сообщил ей, что она теперь будет управлять доставшимся им ещё по тому контракту дворцом. Только организацию охраны Визерис оставил на себя; остальное перешло под её руку. Она старалась оправдать доверие, как только могла. С раннего утра Дейнерис занималась хозяйскими делами: вела учёт, встречалась с поставщиками и торговцами, училась оценивать как живой товар, так и вольных слуг, следила за порядком в доме... во дворце. Хоть и прошло какое-то время, а привыкнуть к этому она всё ещё не успела. Конечно, стараниями и усилиями любимого брата она никогда не знала голода или поистине крупных бед, но какой же разительный контраст между палаткой, пусть и удобной, или обычным домом и самым настоящим дворцом! Десятки просторных залов, сотни комнат поменьше, повсюду шныряют услужливые слуги и боязливые рабы, везде глаз цепляется за роскошь и богатство — и венчало этот гобелен осознание, что она тут хозяйка. Сегодняшний праздник должен стать в том числе и её личным, маленьким триумфом. Целую неделю она провела на ногах, готовя и устраивая всё торжество. То один торговец попробует обсчитать триарха, то другой постарается всучить пойло из Речных земель как Арборское, а третий вообще решится кормить гостей брата мясом третьей свежести. Она вместе с Хранителем Устоев продумала этот важный, церемониальный праздник от начала и до конца, а от жрецов Вхагар получила золото, которое на него нужно было пустить. Руководила украшением сада, решала, где разместить гостей, подбирала рабов и рабынь, годившихся обслуживать подобную высокородную публику. И это ещё не говоря о составлении полного списка блюд, о поиске музыкантов и актёров, о несчастных часах, проведённых над списком необходимых закупок, который лишь продолжал расти и расти... Но заботы остались позади: она уже сделала, что могла, и всё начнется через каких-то шесть часов. Сейчас она могла позволить себе расслабиться и получать удовольствие, полностью доверившись нежным и заботливым рукам прислужниц. Умелая и хорошо знакомая ей Дорея устроилась сзади: она взялась соорудить хозяйскую прическу и теперь втирала в её намокшие серебристые волосы какую-то ароматическую субстанцию. Тут требовались знающие дело руки, и лиссенийка годилась как нельзя кстати. Вторая, Нерра, была ещё совсем неопытной. Её продали в рабство почти сразу после захвата Города сами родители — после того, как с ней позабавились отмечавшие свою победу Сыновья Валирии. Красивая и беззащитная плебейка, по своей глупости решившая выйти на улицу ночью... Никакого приличного жениха после этого для неё найти не смогли бы. Вот её и продали, постаравшись найти более-менее приличных перекупщиков. Те в самом деле не подвели, сумев продать её в Старый Волантис — где она из-за сочетания внешности и нрава попала в собственность к самим Таргариенам. Теперь она, некогда дочь мясника средней руки, работала мойщицей, и ей предстояло подготовить хозяйку к первому настоящему выходу в свет. Глядя на неё, Дейнерис пришлось признать: глаза она притягивала не просто так. Одинакового с ней роста, она отличалась приятными, миловидными чертами лица, кудряшками тёмного цвета, довольно-таки светлой кожей, тонкой талией и выдающейся, крупной грудью. Разглядывать её принцесса могла бы ещё сколько угодно — все рабыни во дворцовых купальнях ходили, за исключением ошейников, абсолютно голыми. Но каждый брошенный Дейнерис взгляд, казалось, только сильнее смущал Нерру. Никак она не могла привыкнуть к своей новой одёжке — точнее, к полному её отсутствию. И та работала всё медленнее и медленнее из-за этого. Дейнерис всё-таки закрыла глаза и позволила новенькой спокойно делать своё дело. — Моя принцесса, я так рада, что вы получили этот дворец в своё распоряжение. — Шептала ей тем временем Дорея. Любимица и господина, и госпожи частенько начинала необременительные, простенькие беседы во время подобных процедур. Дени и не думала возражать: так время летит быстрее. — Он и прежде находился в хорошем состоянии, а с вами просто расцвёл. Все коридоры сверкают, все залы сияют, повсюду, куда ни глянь, такая красота! — М-м-м, спасибо, Дорея. — Чуть ли не промурлыкала от удовольствия девушка. — А ты, Нерра? Ты-то что думаешь о своей хозяйке? — Гела Дейнерис очень добра, — робко ответила Нерра, — я надеюсь, что заслужу её доброту... Тут её скребка как-то излишне резко скользнула по ступне принцессы. — Ай... — Это было не столько больно, сколько неожиданно. — Вот именно, что надеешься! — Фыркнула Дорея. — Ты что творишь, дура? Ты кого скребёшь: борова или принцессу? — Принцессу… — Так помни об этом и не три так сильно! Кожа девичья, нежная, так ли это сложно понять? — Не сложно… — Госпожа, можно, я ей пощёчину влеплю?.. — Ну же, Дорея, — примиренческим тоном сказала Дени, — хватит. У тебя, что ли, не случалось проколов? Тем более, я едва ли почувствовала боль. — Там, где я росла, моя принцесса, — по настоянию Дейнерис Дорея продолжала обращаться к ней «по-андальски», — за подобную ошибку её отправили бы работать на улицу. И обслуживала бы сейчас эта клуша по паре десятков потных, вонючих мужланов за день. — У вас были настолько лихие порядки? — Дом госпожи Рейниры славился на весь Лисс, — с этими словами Дорея запустила свои заботливые пальцы в её волосы, — а такую репутацию с ленивыми да неумелыми работницами не сыскать. Конкуренция большая, сами понимаете. Натаскивали там что надо... Зато хозяин Визерис доволен, и вы довольны. Ведь так? — Да-а, конечно. И это было правдой. Сегодня весь Старый Волантис соберётся, чтобы почтить нового триарха, Визериса Таргариена... И она предстанет перед ними всеми. Уже не как сестра капитана наёмников, девчонка без своего места в мире, но как хозяйка великолепного дворца, как сестра самого триарха — и, возможно, его, в скором будущем, невеста. Потому-то она и направилась с рабынями омываться и приводить себя в порядок: на этом празднике она обязана блистать. Дорея — мастерица и умелица во всём, что касается женской красоты, Нерра же вполне справится с простыми, рутинными, но необходимыми поручениями. Скребку, судя по звуку, отложили в сторону. Настала пора масел... Прежде о такой чистоте можно было только мечтать! — Моя принцесса, вы ещё не видели вашего царственного брата? — Нет. У него теперь всегда столько дел, что ему раньше позднего вечера не вернуться. А что? — Мне было интересно, в чём он собирается прийти на этот праздник. — Дорея говорила с ней, как с обычной подружкой. Возражений, опять-таки, не было. — По местной моде оденется, или останется в своём, родном? — Наверное в том, что ему самому больше по вкусу придётся. — Высказала предположение принцесса. — Мне самой, по правде, куда больше нравится, когда он одет как на войну. Практично, мужественно, по-воински красиво! Да и волантийская одежда не знает гербов, а куда он без красного дракона? — Эйксу Визерису всё же стоит одеться по-нашему, — проговорила Нерра, переходя от одной ступни к другой, — а то что о нём подумают остальные эйксы и гелы? Дени открыла глаза как раз вовремя. Пощёчина от Дореи была слабой, скорее формальной, но любимица за господ вступилась. — Принц Визерис сам себе хозяин, — сказала Дорея, — и все эти ваши эйксы будут делать то, что он им велит. Запоминай, кому имеешь счастье служить, корова. Иначе долго ты не продержишься, и потом будешь с тоской вспоминать о потерянном по собственной наглости счастье. Напуганная поучением старшей рабыни Нерра опустила взгляд и тихонько продолжила омывать хозяйку. — Ну, Дорея, — решила вмешаться принцесса, — я ценю твоё рвение, но ей простительно по первости ошибаться. Да и само замечание имеет смысл: одёжка наёмника будет смотреться блекло на таком фоне. — Даром, что все эти их раззолоченные эйксы и пальца господского не стоят, — фыркнула вновь Дорея, — эх, и почему рядом с такими вот приходится жить? Почему бы не побить их всех, не раздать дворцы капитанам... Во жизнь была бы, а, моя принцесса? — Это называется политикой, и, в самом деле, она не так-то проста для понимания. — С умудрённым видом произнесла Дейнерис, — Но вам и не нужно в это вникать. Просто делайте своё дело, и у вас всё будет хорошо. — Конечно, моя принцесса, кто же спорит. В мудрости хозяина я никогда не сомневалась. — Как геле будет угодно… — Геле угодно, — ласково произнесла принцесса, взяв Нерру за подбородок и глядя ей в глаза, — чтобы ты уже перешла к её бедрам. Кусаться не буду, уж поверь. Ещё совсем недавно они слонялись от городка к городку в Спорных Землях в ожидании контракта пожирнее. Сейчас они правят Волантисом, готовятся к приёму множества гостей — а верные слуги стерегут их главное сокровище. Драконьи яйца. Дени неизменно находила полчаса, а то и час, чтобы побыть с ними наедине: она их гладила, держала в руках, любовалась их видом... И окончательно убедилась, что внутри них есть жизнь. Даже Визерис, кажется, теперь был в этом почти уверен, хотя она по прежнему улавливала в его словах сомнения. Да, Элина и исторические книги хором предупреждали о Таргариенах, потерявших рассудок на почве тяги к драконам. Все эти истории они хорошо помнили; но что значат покрытые пылью свитки, когда ты буквально чувствуешь тепло яиц? Биение сердец, заключенных там, ожидающих своего часа? Должен найтись способ! И её брат, человек разумный, его обязательно найдёт. И она сама постарается сделать для этого всё, что только может. А уж свойственное Визерису здравомыслие не даст им погрузиться в безумие Эйриона Пламенного или Эйгона Невероятного. Трезвость ума он вновь доказал вчера, когда они обсуждали доставшийся Визерису от покойного триарха меч из валирийской стали. В его руках оказалась самая главная мечта всех поборников от Железных Островов до И-Ти... Но он не был в восторге. Порадовался и всё. Словно ему достался хороший, мастерски исполненный, но простой меч. Потому-то Дейнерис вчера попыталась его разговорить на эту тему. Выяснить, почему он настолько сдержан, если не сказать холоден к этому артефакту. Ответ оказался поразительно сухим и простым: даже лучший на свете клинок, по его словам, не делает человека неуязвимым. Бесспорно, с валирийской сталью проворнее биться в схватке, но она не защищает от арбалетов, горящего масла, наскока конницы... И стрел. Тогда Визерис и сказал ей: каким бы подарком судьбы происходящее не казалось, всегда оставайся бдительным. Уж если её брат способен сохранить здравомыслие при виде подобного меча, ради которого иные воины были готовы и душу демонам продать, то и связываясь с магией, он будет сохранять осторожность. — Дорея, — на сей раз заговорила она сама, — я всё хотела у тебя спросить кое-что. — Что же, моя принцесса? — Отвечала рабыня, перебирая господские волосы. — Вот, скажем... Ах, ладно! Чего уж тут таить. Мне Визерис очень... Очень дорог. И, возможно... Скоро я буду для него не только сестрой, но и женой... — В этом она практически не сомневалась. — Но вот, не знаю, как ему об этом сказать. О том, что он мне дорог. И тут она закрыла глаза, надеясь, что румянец на щеках спишут на обстановку. Дейнерис уже давно стала замечать, как её отношение к брату постепенно меняется. В детстве он был для неё наставником, защитником, покровителем, старшим братом, который ей всё расскажет об этом мире, защитит ото всех бед, ласково поцелует в лоб и пожелает спокойной ночи… Но по мере того, как она взрослела и расцветала, Дейнерис осознала, что теперь она смотрит на Визериса не просто как на брата и родича, а как на мужчину. Храброго, мужественного, отлично сложенного, красивого… А внутри неё самой всё сильнее распаляется пламя желания… Разумеется, она знала о давней традиции Таргариенов женить братьев и сестёр между собой, поддерживая чистоту валирийской крови. Знала она и то, что её долгом будет выносить и родить от семени брата наследников их рода… Но ведь прожить в браке можно совершенно по разному. Можно жить как король Джейхейрис и королева Алисанна, в любви и согласии… а можно прожить как их с Визерисом родители. Она расспрашивала и брата, и Элин, которая была фрейлиной её матери, о своих родителях. Визериса на эту тему вообще было не разговорить, и все подобные разговоры он очень быстро заканчивал, а вот няня Дейнерис не стала скрывать от неё неудобную правду и поведала о том, что брак Эйриса и Рейлы даже с большой натяжкой нельзя было назвать счастливым. Скорее даже наоборот. Отец Дейнерис ещё до того, как его поразило безумие, был влюблён в другую женщину, мать также охладела к мужу. И с каждым годом было лишь всё хуже и хуже… И ей совсем не хотелось бы, чтобы им с Визерисом пришлось пройти тот же путь. — Ох, моя принцесса, спросили бы вы чего попроще. — Хихикнула фаворитка. — Рейнира учила нас многому, но не этому. Никто не ожидает от шлюхи подобных речей, и никто не заплатит, чтобы их услышать. Была бы рада помочь, да вот не знаю как. — Если геле угодно, — начала говорить Нерра, — может, я п-помогу… — Говори, конечно. — Дени даже кивнула, стараясь поощрить новенькую рабыню. — П... Попробуйте поговорить с эйксом Визерисом о любви. Не о вашем чувстве, тобишь, а вообще. Припомните истории какие-нибудь, песни там. Вестеросские или наши, если хотите, они тоже хорошие. — Постепенно она начинала переходить на скороговорку. — И потом сравните себя с героиней. Если всё у неё кончилось хорошо, разумеется. Мужчинам нравится, когда их видят в романтичном свете... Дени и не думала, что Дорея способна так глубоко вздыхать. — Ну, скажи мне, Нерра, откуда такие глубокие познания? О том, что мужчинам нравится? Сколько у тебя их было? — Перешла в настоящую атаку лиссенийка. — Любовники у тебя до продажи были? — Нет… — Тебя продавали кому-то до хозяев? — Нет… — Итак, я повторю вопрос: откуда такие познания? — Мне м-мама говорила... И до неё тётя, пока та не умерла. — Что и требовалось доказать, ты подаёшь госпоже советы, в которых просто не можешь быть уверена... Никаких споров и пререканий она не потерпит. — Эй, Дорея! Хватит! — Как прикажете. — Из голоса Дореи тут же пропала вся агрессия, а сама она приняла бесконечно покорный и кроткий вид. — Знаешь что. Лучше расскажи-ка мне, — теперь пришел черед хихикнуть самой Дени, — что же мужчинам нравится? Нет, лучше так, расскажи, что Визерису нравится? Так будет полезней. — О, с удовольствием. — Она продолжала укладывать её волосы, не отвлекаясь от дела. — Хозяину нравится ощущать свою власть над женщиной. Контролировать её, приказывать ей. Вам нужно исполнять все его пожелания, причём не споря о них... И он ценит, если вы решите сделать больше, чем он просил. Его любовницы не должны быть брёвнами, зато должны подчиняться по первому слову. Не стоит скупиться на стоны блаженства и восхищение его мужской силой. В этом плане почти все мужчины одинаковы. Вы не представляете, моя принцесса, насколько хрупка и ранима их гордость, когда дело касается постели! Хотя встречаются и те, которым, напротив, нравится, когда женщины доминируют над ними. — Да? — С искренним любопытством переспросила Дейнерис. — Да. Но хозяин Визерис не из их числа. Хотя… — Дорея хихикнула и перешла на шёпот, — госпоже Эйлинор он позволяет куда больше свободы. Порой она даже решает, как именно их ночь пройдёт. А уж вы, моя принцесса, его любимая сестра... Уверена, если даже мы, простые рабыни, можем получить с хозяином свою долю удовольствия, то с вами он будет гораздо более чутким. «Надо бы с ней переговорить. Но, Седьмое же пекло, как же неудобно подойти к Эйлинор с этим вопросом! Даже представить разговор с суровой наставницей об этом сложно. Совсем ещё недавно она учила меня драться на мечах, а теперь — такое дело…» — То есть мой брат нежен с вами? — Я бы не сказала: «нежен». Это неправильное слово. — Решила её немного поправить Дорея. — Удовольствие, моя принцесса, можно доставить по-разному. И не обязательно для этого лелеять женщину, как какую-то хрупкую игрушку. Ваш царственный брат превосходно сложен, хорош собой, вынослив и богат на придумки. Подобное сочетание очень многим женщинам по вкусу... Дейнерис призадумалась. Ведь это всё говорит одна Дорея. Давняя рабыня, давняя любовница и, что важнее, любимица брата. Что, если она спросит подозрительно помалкивающую Нерру? — Нерра, а мой брат тобою... Пользовался? — Дорея беззлобно хихикнула, а принцесса вновь открыла глаза. Ей важно было не только слышать, но и видеть. — Д-да, гела. Уже несколько раз. — Проговорила волантийка, как раз начавшая мыть правую руку хозяйки. — Расскажи мне об этом. Я хочу знать подробности. — Неделю назад, — начала она свой рассказ, — эйкс Визерис пришёл сюда, уставший, желая отдохнуть. Нас, мойщиц, выстроили перед ним, ну... Он и выбрал меня. — За что же? — Поинтересовалась Дейнерис, в чьём голосе звучал только искренний интерес. — Эйкс сказал… — Нерра начала с любопытством изучать воду. — что у меня большая грудь. И что я должна буду для него хорошенько постараться. — О первом хозяин сказал самую настоящую правду. У тебя подружки — настоящее загляденье. — Рассмеялась Дорея и, отвлёкшись от работы, ухватила Нерру за груди, тиская их и проворно играясь с сосками. Та тут же покраснела, словно закат, перестала работать и уставилась на Дейнерис с немой мольбой о помощи. Принцесса с огромным трудом подавила смех и знаком велела Дорее отпустить рабыню; та и повиновалась... Правда, перед этим чмокнула ту в щеку. Как сестра прям. — Ну-ну, Нерра, я ничего плохого не сказала. А тебе полезно знать свои преимущества и уметь пользоваться предоставленными тебе природными дарами. Пускай Дорея и остра на язык, она в душе не злая. Она может посмеиваться над неумехой, но при этом она желает ей помочь. Иначе ведь пропадет совсем волантийка с её кротким, овечьим нравом... — Вернёмся к вопросу. — Сказала Дени. — И как, Нерра, ты постаралась на славу? — Да… Я надеюсь, что да… — Поняв, что нельзя говорить за хозяев, исправилась Нерра. — Я омыла эйкса с головы до пят, я ласкала его тело руками и языком, я… оседлала его... Ему, я надеюсь, понравилось… — Говоришь, что господин с тобой уже несколько раз был? — Вновь вклинилась в разговор Дорея. — Да. — Он к тебе по имени обращался? — Да. — Неплохое начало, — заверила волантийку Дорея, — значит, из общей массы он тебя выделил. Неприятная догадка поразила Дейнерис. Она же сама ничего не умеет из того, что должна уметь хорошая любовница! Нет, ну, у неё есть представления и догадки... Вот только не годится это никуда. Что такое её догадки против их опыта и умений? Что, если в их первую брачную ночь она окажется настолько плоха, что отвратит его от себя?! Она ведь не переживёт такого позора! Можно сколь угодно слушать баллады о высоких чувствах и высокой любви, но в жизни для крепкого семейного счастья нужна и плотская страсть… Озвучивать сомнения принцесса не стала. Только найденное ею вскоре решение. — Дорея… с завтрашнего утра ты будешь меня учить. Как ему... Ну... Нравится. Расскажешь мне во всех деталях. А что можно, то и покажешь. — Вы уверены, моя принцесса? — Озадаченно спросила лиссенийка. — Как никогда. Я ведь ничего не знаю, ничего не умею в этом деле. — Это не так сложно, как может показаться. Многие сказали бы, что вам и вовсе не надо ничего знать и уметь до свадьбы. — Этим многим... Этим многим не быть женой моего Визериса. — С твёрдой уверенностью ответила Дени. — А я не хочу его отпугнуть от брачного ложа. — Как вам будет угодно... Тут их разговор был прерван появлением новой, уже незнакомой Дейнерис рабыни. Такая же обнажённая, с тёмной кожей, точёной фигуркой, словно из редкого дерева, настоящее заглядение… Девушка пала ниц перед принцессой и проговорила: — Гела Дейнерис, мне велели передать, что эйкс Визерис возвратился во дворец. А также сообщить, что подготовка к празднику почти завершена. — Тогда и мы не должны больше терять времени. — Заключила Дени. — Иди и скажи эйксу, что я буду готова в течении часа. Чернокожая рабыня удалилась, а лиссенийка и волантийка принялись с новым чувством за свою работу.

***

Эйлинор Даленнис Какой-то части её души сейчас хотелось напиться от тоски. Нажраться, да от души, так, как по словам Мартина Веселого Языка, умеет набираться далёкий Узурпатор. Наполнить желудок вином до потери памяти, безбожно смешать дары винограда и хмеля... Авось в таком случае этот праздник жизни был бы терпимей. Но, конечно, подобные недостойные позывы она глушила, как только могла. В кожанке с красным драконом, с мечом на поясе Эйлинор ходила по саду, высматривая бдительным взором любые возможные угрозы. Всё казалось невинным: рабы и рабыни разносили угощения и напитки, гости потихоньку собирались в группки, промеж цветов неслись сладкие запахи великолепных кушаний... Но терять бдительность нельзя. В этом городе очень легко потерять и состояние, и имя, и саму жизнь, стоит тебе только расслабиться. И последняя из семьи Даленнис знает эту истину как нельзя лучше. Каждый, кто изучал историю или землеописание, скажет, что в Волантисе на одного свободного гражданина приходится пять рабов. С этого заявления начинаются практически все пергаменты и страницы, посвящённые Первой Дочери. Один этот факт поражает воображение, побуждает ум к самым сумасшедшим фантазиям. Неудивительно, что эту байку повторяют от Закатных королевств до И-Ти. Вот только лишь немногие иностранцы, побывавшие внутри Чёрных Стен, да сами Старокровные знают об истоках этой легенды. Знают, откуда пошла эта покорившая умы расхожая ложь. Дело в том, что для Старой Крови, истинных правителей Волантиса, нет никакой разницы между рабом и плебеем. Последний пока что не носит ошейника, но в случае нужды это досадное упущение легко будет исправлено. Никакого отношения к свободным гражданам и настоящим волантийцам плебеи не имеют. Они такая же грязь под сапогами потомков драконьих владык, как и все остальные. Вот отсюда и идут корни убеждения, что в Волантисе пятеро рабов к одному гражданину. Ведь эти россказни являются чистой правдой… с определённой точки зрения. Которая, по мнению Эйлинор, исчерпывающим образом говорит о гордыне и самомнении Старокровных. Вот мимо неё промелькнула полуголая летнийка с кувшином, а следом за ней шёл хорошо вооружённый наёмник. На кухнях и в подвалах дегустаторы трудятся не покладая ложек, а отобранные Эйлинор стражники не только следили за поварами, но и сопровождали несущих блюда слуг. Подозрительность? Бдительность, только и всего. Раньше она мечтала вернуться сюда завоевательницей, с огнем и мечом. Взять штурмом Чёрные Стены, сжечь поместья обидчиков семьи, отрубить головы самым главным злодеям. И, казалось, мечта сбылась. Она вошла в Волантис, сумела проникнуть в святую святых Старокровных, даже приняла участие в казнях... Но никакого подлинного, реального облегчения или удовольствия ей это не принесло. Враги семьи Даленнис уже несколько лет как были мертвы, про её фамилию тут все позабыли, а она сама ничего не чувствовала к местным владыкам, кроме презрения. Потому-то она отказалась от предложения Визериса вернуть ей фамильный особняк и выделить пособие; жизнь волантийской гелы явно не по ней. Не по ней бесцельные сидения в роскошных покоях, ведение хозяйства, да постоянный, вечный вал слухов и кривотолков. Пусть этим наслаждаются другие бабы, если могут. И сейчас, смотря на этих накрашенных и напыщенных куриц, Эйлинор невольно улыбалась краями губ. Она — Дева-от-Меча, и этим всё сказано. После её отказа Визерис предложил ей пост начальницы охраны своего дворца. На мирное время, уточнил он тогда с очевидным намеком. Вот такому варианту она была рада: могла оставаться при деле, по-прежнему нести оружие, да помогать Таргариену делами, а не словами. Слов ему и так предстоит услышать немало за этот вечер, и едва ли четверть из них будет правдива... — Эйксы и воители, — заговорил Веймонд Дориар, окруженный десятком таких же высокородных ряжёных павлинов, — я рад представить вам гелу Эйлинор Даленнис, Деву-от-Меча и одну из ближайших соратниц триарха Визериса Таргариена. Судя по всему, соправитель Визериса уже успел приложиться к вину. И только последовавший шквал приветствий и заверений в дружбе помешал Эйлинор понять, каким именно Дориар успел начать праздник. — Эйкс Веймонд всем доволен? — Ей пришлось через силу улыбнуться. — О да, Эйлинор. Вашему дорнийскому равных нет... Но я надеялся увидеть эйкса Визериса… — Всему своё время. — Ответила она громко, после чего добавила тихим голосом. — Триарх и его сестра готовят сюрприз для гостей. Они появятся лишь когда закончат приготовления. Сказав это, Даленнис покинула Веймонда и его приятелей. Оставила их одних с вином, к которому эта молодежь явно не была равнодушна, да мечтами о великом. Вот уж они их точно не покидали! Есть ещё кое-что, чего многие чужеземцы не понимают о Волантисе. Все начинающие изучать Город узнают о тиграх и слонах, двух ведущих политических группировках Первой Дочери. Но только сами Старокровные в точности знают, что под этими обобщающими именами скрываются десятки групп поменьше, каждая из которых преследует собственные интересы. Отсюда, зачастую, и происходят непонятные посторонним переходы триархов и служащих из лагеря в лагерь. Сама Эйлинор многих тонкостей не знала, но ей — и Визерису — удалось разговорить Хранителя Устоев. Старик Мейнис Агиар, как оказалось, помнил ещё её отца и был, в свое время, его приятелем; отчасти, возможно, поэтому пиком его карьеры оказался церемониальный пост. Он-то и согласился многое прояснить для людей, готовящихся править Волантисом. Так, теперь Эйлинор знала, что вокруг Веймонда собираются самые убеждённые тигры. Те, которых прежде иронично звали тигрятами за их молодость и несоответствие амбиций реальному влиянию. Горделивые и надменные, они постоянно требовали и требуют расширения власти Города. Больше рабов, больше добычи, больше войн, и, конечно, как можно меньше терпимости к чуждым Валирии обычаям и верам. Ряды тигрят пополнялись младшими сыновьями и племянниками, младшими чиновниками, всеми, кто искренне интересуется военным делом. Среди них, впрочем, можно найти и богатых торговцев, уставших отдавать корабли пиратам Трёх Шлюх, и жрецов, требующих рождения новой Валирии в пламени и крови. Теперь же, после воцарения Визериса, они зовут себя драконами — самые рьяные уточняют, что они драконы красные — собираются подле Веймонда и подобных ему, да активно поддерживают все начинания любовника Эйлинор. Далеко не самые приятные люди, но именно их Боги решили подсунуть Таргариену в партнёры. Теперь Эйлинор пришлось продираться сквозь толпу гостей, которым возраст и статус не позволяли участвовать ни в каких интригах. То были ещё совсем молодые наследники и наследницы, или родственники, или побочные яблоки — и вот они были единственными, кто с самым чистым сердцем наслаждались праздником. Именно они, полуодетые, полураздетые бегали по зелёному лабиринту, разбитому подле дворца, и искали в нём сокровища; именно они пили и пели, именно они с самыми искренними чувствами смотрели на представления актеров. Отчасти Даленнис им даже завидовала: вот уж у кого не было никаких забот в жизни! В скором будущем, пожалуй, и их затянет волантийское болото; но сегодня вечером весь мир принадлежал им. Юным, богатым, беззаботным и старокровным... Ей пришлось покрепче стиснуть зубы и пойти дальше. Со следующей крупной группой стоял сам Хранитель Устоев, терпеливо объясняющий почтенным эйксам и изящным гелам тонкости права Древней Валирии. Говорил нечто крайне увлекательное о нюансах раздела имущества между мачехой, дядей и сыновьями от наложницы. Хранитель принял её с искренним, открытым радушием... Чего нельзя было сказать об остальных. Даже ребёнок, казалось, мог бы раскусить натужность улыбок и вымученность цветастых комплиментов. Удивляться тут нечему: для ценящей традиции Старой Крови она словно бельмо на глазу. Напоминание о том, кто именно сегодня ими правит, ходячее оскорбление приговорам и решениям их отцов... Да ещё и женщина с мечом! Радовало Эйлинор то, что подобные люди, которых обычно звали зайцами, не смогут решиться на ответный переворот. Для них нет ничего страшнее чем потеря жизни и имущества, так что они скорее потерпят тирана, чем рискнут в гамбите. А коли так, то можно позволить этим травоядным и дальше кушать травку Фригольда, раз ни на что большее они не годятся. Собственно, к числу этих травоядных принадлежал и Мэйникс Рейнигар, которого Визерис избрал третьим соправителем. Человек боязливый, осторожный и склонный к переговорам, он, тем не менее, принял титул из рук узурпатора и тем самым оказался в одной лодке с Таргариенами. Придётся этому зайчику окраситься в красный цвет, раз уж крылья отрастить он не способен. Глядя на всю эту пёструю и разноцветную публику, Эйлинор ещё раз убедилась, что Визерису удалось собрать у себя практически всю элиту Города, тем самым в каком-то роде добившись признания с их стороны. Пусть сквозь стиснутые зубы и звучащие в подушку проклятья, но Старокровные приняли текущее положение дел. А значит какое-то время на то, чтоб упрочнить своё положение у них есть. Здесь собрались почти все. Эйксы и гелы, жрецы валирийских богов и капитаны наёмников, купцы и наиболее выдающиеся ремесленники... Все, кроме служителей Р’Глора. Эйлинор этому не удивлялась. Она знала, что Бенерро и его фанатики никогда не входят внутрь Чёрных Стен, якобы полагая их обитателей проклятыми и порченными. На деле же всё было куда проще: жрецы Храма Балериона, самого влиятельного в Старом Волантисе и второго по могуществу во всём Городе, не желают видеть здесь конкурентов, которые и так отняли у них немалую часть влияния вне этих Стен. Вход для слуг Владыки Света был закрыт накрепко, и подлое происхождение почти что всех красных жрецов не давало тем надежды на пересмотр этого решения. Но волновало Визериса и его сторонников другое: молчание Великого храма. Он помог Таргариенам взять власть, по-сути парализовав городскую стражу своими призывами; они признали нового триарха, каждый вечер молясь за него... И всё. Ни Бенерро, ни его чёрный приспешник не спешили звать Визериса к себе, но также они не ответили и на приглашение явиться сюда в качестве личных гостей триарха. Чего они хотят? Чего они добивались? Какую награду за помощь они хотят получить? Поистине, свяжешься с фанатиками, так сам голову и потеряешь… Была в Волантисе ещё одна народная мудрость: если хочешь найти настоящего тигра — то ищи рядом с остатками былой славы. У стариков и властных магистров, тех, кто некогда претендовал на реальную власть, есть какая-то необъяснимая тяга к артефактам былого. И, в самом деле, у грандиозной статуи Балериона Эйлинор нашла тех, кто еще пару лун назад считались главными конкурентами слонов за власть над Городом. Теперь же они слушали скучную лекцию от одинокого жреца в фиолетовой мантии о том, как Элион, легендарный прародитель всех валирийцев, некогда женился на богине, дочери Балериона. Красивая история, но выдуманная от начала и до конца. Каждый волантиец слышал эту байку по тысяче раз, и, тем не менее, они собрались её послушать в тысяче первый раз. Стареющие мужчины, толстеющие мужчины, лысеющие мужчины, слушающие одну и ту же сказку из раза в раз... Так ли это удивительно, что их сыновья и дочери отвернулись от них? Что молодые, амбициозные и желающие прославиться побежали к Визерису? Который может им предложить нечто в будущем, а не в далёком прошлом? И, разумеется, молодые быстро простили триарху смерть той беззубой змеи, Малакво Мейгира, что прежде именовала себя лидером тигров. Ведь теперь Боги послали им нового, лучшего предводителя. От тигров ей пришлось пробиваться чуть ли не с боем до фонтана. Женщина шла сквозь дрессировщиков, показывавших удивительные фокусы со своими зверями, жонглеров и шутов, танцовщиц... Повсюду веселились, повсюду играла удалая музыка, повсюду всё было под контролем. Ей удалось поставить стражу так, чтобы та одновременно и не бросалась в глаза, и была готова явиться по первому зову. Миновала Эйлинор очередное актёрское представление, и отказалась от предложенного рабыней угощения; её службу нужно исполнять на трезвую голову. Да и в этом чудесном саду, благодаря зелени, не так ощущалась жара позднего лета. Можно было перетерпеть. И именно в терпении упражнялась последняя группа, встреченная Эйлинор по дороге. Торговцы и магистры из числа убеждённых слонов слушали хоровое пение, и хор восхвалял, разумеется, своего хозяина. По лицам здешних эйксов и гел Даленнис отчётливо видела, насколько на самом деле эта музыка им не по душам... И получала от этого невольное удовольствие. От этих, потерявших двух триархов и всю власть, подлость ожидается; потому-то сегодня они и будут вести себя примерными подданными. Улыбаться и смеяться, кланяться и благодарить. Придя домой, многие из них поспешат составить какой-нибудь заговор, оскорблённые и униженные узурпатором... И не знающие, скольких их слуг и клиентов её любовник уже скупил оптом и в розницу. Наконец, заиграли торжественные фанфары. Единственный, казалось, инструмент на свете, молчавший до поры. То был сигнал для всех гостей, сигнал для общего сбора перед парадными дверьми во дворец. Благодаря, в том числе, и её усилиям, перемещение сотен и сотен гостей прошло без каких-либо стоящих проблем. Пару платьев, совсем уж длинных, в спешке порвали, но ничего страшного не случилось. Как только во дворце поняли, что гости действительно заняли отведенные им места, оркестр заиграл во всю свою силу. И тогда-то появились они, брат и сестра, Визерис и Дейнерис Таргариены. Одетые по писку местной моды, держащиеся за руки, они, казалось, сошли с манускрипта о драконьих владыках... Позади них шёл самозванец Рейн со знаменем Таргариенов, а пара крепких рабов несла заветный сундук. Эйлинор даже невольно потратила пару мгновений, любуясь своим командиром. Но первые же звуки его голоса вернули её в реальность. — Свободные граждане Волантиса! Мои братья и сёстры по крови и роду! — Начал говорить Визерис. Его голос, казалось, можно было услышать если не в Вестеросе, то вне Чёрных Стен уж точно. — Я рад, что вы собрались сегодня по моему приглашению. В этот памятный вечер, один из последних вечеров уходящего от нас лета, мы празднуем начало новой эпохи в истории Волантиса. Новой эры для великой Первой Дочери! Всю эту речь она знала заранее. Как-никак, Визерис советовался и с ней о своём выступлении. Так что теперь Эйлинор могла глазеть по сторонам и смотреть, какой эффект производят слова триарха. Вот довольно кивают драконы, вот набычил лоб толстенный слон, вот благодушно улыбается зайчиха... И никто не собирается бросаться с кинжалами или вытворять иную подобную глупость. — Волантис отразил нашествие диких кочевников с Востока. Мы, прямые потомки Фригольда, первыми со времен Квохора победили кхала кхалов в поле! Более того: затем мы свершили правосудие, наказав убийц покойного Защитника Города. Справедливость восторжествовала! Но не только лишь это мы сегодня празднуем. — Триарх сделал сигнал, и рабы открыли ящик. — Сегодня мы отмечаем обретение нами новой надежды. Надежды, которая поведёт этот прекрасный Город вперёд! Никто не видел, как рабы, стоявшие на высоких ступенях, достали первую окаменелость. Зато сотни глоток охнули, стоило принцу-изгнаннику поднять чёрное яйцо над своей головой. Мгновения: и начался настоящий концерт. Куда там музыкантам, рабам или вольным? Крики зависти, восторга, восхищения, ругательства, недоверия и сомнения — всё смешалось воедино. Стоило же Дейнерис взять в руки зелёное яйцо, как гомон усилился. И Эйлинор показалось, что сейчас она совсем оглохнет, когда Визерис поднял белую окаменелость. — Три драконьих яйца, — продолжал Визерис, стараясь перекричать толпу — были найдены мной в лагере Дрого. Немытый кочевник сам доставил главное наследие Фригольда нам! Разве это не доказательство нашей избранности? Мы, валирийцы, снова держим в руках ключ к нашему величию! Ключ, поскольку они живые! Внутри яиц чувствуется огонь, слышится биение сердце. Мы в шаге от величия! Эйлинор знала, что несмотря на все усилия, сохранить в секрете главное сокровище Таргариенов было практически невозможно. Слишком уж много слухов, шёпотков и любопытных глаз бродило по Городу и даже в новом гнезде потомков Эйгона Завоевателя. И именно поэтому Визерис решил объявить всему миру о драконьих яйцах, но сделал это на своих условиях. Но главное было сказано затем. Когда толпа хоть немного, но успокоилась. — Я также спешу огласить на весь мир следующее. Я, Визерис Таргариен, триарх Волантиса и законный наследник Семи Королевств, назову своим первым другом того, кто сумеет оживить эти яйца! Муж или женщина, колдун или учёный, жрец или бродяга — то не будет иметь значения. Придите, знающие! Помогите нам вернуть драконов, и вы никогда, и ни в чём, больше не будете нуждаться! Восторженный крик толпы, казалось, можно было услышать в самой Королевской Гавани. Ведь, в конце концов, именно туда Визерис рано или поздно собирался вернуться.