Король, Что Носит Меч

Эйлинор Даленнис Про великолепие храма Мераксес она слышала с самого своего рождения. Родители до изгнания десять лет были его спонсорами и покровителями, они вложили в него не только деньги, но и сами души... Неудивительно, что они предавались воспоминаниям при каждом удобном случае. Вернувшись в Волантис, она так ни разу и не побывала там, не чувствуя никакой связи с этим местом. Здешние золотые купола не интересовали женщину, эти помпезные башни не возбуждали её, а без меры слащавые, вечно вычурные речи местных жриц казались ей сладким ядом. Да и сама Мераксес, пожалуй, самая миролюбивая богиня Валирии, не вызывала никакого почтения у столь далёкой от божественного воительницы; словом, никаких причин посещать это, прекрасное по всем рассказам место, у неё не было. До сего дня. До свадьбы её любовника, предводителя и короля Визериса Таргариена с его сестрой Дейнерис. Тут уже возможности уклониться от посещения священного здания не осталось. Рождение драконов произвело самый настоящий фурор во всём Волантисе. Стоило Таргариенам покинуть Храм Владыки Света с живыми, дышащими драконами подле них, как весь город словно очнулся от спячки. Рейну и его людям чудом удалось оттеснить впавшую в религиозный экстаз толпу и провести триарха с сестрой под защиту Чёрных Стен... Лишь для того, чтобы столкнуться с новыми обожателями уже там. Старокровные столетиями мнили себя защитниками старых традиций и порядков Валирии, но при этом не имели её главного сокровища под рукой. Теперь же эти женоподобные эйксы и малодушные гелы получили уникальный шанс: своими глазами посмотреть на воскресшее наследие их предков. Но Визерис поступил хитро и прагматично, верный своему наемничьёму прошлому. Он возвратился во дворец как можно скорее... А затем объявил, что каждый желающий взглянуть на драконов обязан отдать триарху десять тысяч онеров или их аналог в товарах. И, на следующее же утро, целая очередь управляющих собралась перед дворцом триарха, обговаривать время посещения и цену. А затем, заместо рабов, явились и сами хозяева — и, казалось, что им в тот день просто не было числа. Друзья и враги, верные соратники и случайные попутчики, богатые и нуждающиеся в покровителях - все они явились посмотреть на чудо. Подумать только. Ещё совсем маленькие, только-только начинающие жизненный путь драконы уже принесли Волантису прибыль, и её даже не пришлось изымать обязательной пошлиной! Более того, Старокровные были в восторге от возможности увидеть чёрного, изумрудного и белоснежного драконов; никто и не думал жаловаться на установленную мзду, и никто не мог остаться в стороне. Неудивительно, что решение Визериса отпраздновать рождение драконов свадьбой было принято с искренним восторгом! Его в кой-то веки разделяли и Старый Волантис, и Новый: надменные эйксы и последние вольноотпущенники радовались возрождению драконов. Одни полагали это знаком наступления новой эры, другие говорили о благословении Р'глора, третьи полагали это шансом восстановить былое величие Фригольда и наконец-то подхватить знамя павшей прародины. По улицам широким и узким, светлым и тёмным пели хмельные гимны, поминали героев давным-давно сгинувших эпох... Приходя к выводу, что все они и в подмётки не годятся новому триарху. Он победил и разгромил Орду, он вернул валирийцам их главное оружие, а вскоре он разгромит, опозорит и уничтожит Троешлюшье! В эти дни все, и родовитые хозяева, и нищие, поднимали глаза и с многозначительным видом показывали пальцем на ярко-красную комету посреди синего неба. «Красный Дракон!», «Красная Заря!», «Воля Владыки Света!» — повторяли из уст в уста, всё больше и больше веря этим знамениям. Гулял и радовался весь город, ещё только предвкушая торжества, что будут идти в день бракосочетания его властителей. Но вот сам жених в дни до свадьбы был поразительно холоден и спокоен. Эйлинор провела с Визерисом много лет. Они делили ложе, кровь, боль и веселье. Она помогла ему взять власть в Первой Дочери, она до того служила ему верой и правдой в сотне стычек. Видела она его и в горе, и в радости, и победоносным, и проигравшим. Словом — знала она Таргариена прекрасно. И теперь она никак не могла избавиться от подозрения, что он от неё что-то скрывает. Чего-то он ей недоговаривает. Не был полным его рассказ о том, что же случилось в Великом храме Р'глора. И эта тайна явно давила на его душу, мешая полностью отдаться моменту великого торжества. Не позволяя этому живому, страстному человеку радоваться и веселиться так, как он умеет. А ведь времени разговорить его осталось немного: через пять дней в поход выступит Веймонд Дориар со своим войском, а через луну вместе с флотом отбудет и сам Визерис. Если он до сих пор хранит молчание, до сих пор что-то обходит стороной, то он может так никогда и не поделиться секретом... Но по крайней мере сегодня Эйлинор Даленнис радовалась за любовника и командира. Сегодня его настроение переменилось в лучшую сторону: он улыбался, он шутил, он радостно приветствовал своих верных слуг и друзей, одеваясь, он действовал с подобающей ловкостью и скоростью. По случаю он решил нарядиться волантийским эйксом: множество золотых украшений на руках, пурпурная ткань покрывает всё тело с головы до пят… Сейчас Визерис выглядел подлинным драконьим владыкой времён славной Валирии. Знамя с красным драконом вёз Лорен Рейн, который с ним разве что не спал. Она сама и сир Джорах были выбраны Визерисом как его ближайшие защитники: потому рыцарь и волантийка и скакали подле Таргариена. Круг вокруг них образовали самые доверенные Чёрные рыцари, а уж за ними начиналось настоящее море из господ и слуг, в котором, казалось, человек может и потонуть. Разобрать что-либо конкретное в поднявшемся шуме было невозможно... Но улыбки, шутки, веселье и смех не давали ошибиться насчёт главного — сегодня Старокровные любили Таргариенов и вовсю предвкушали продолжение праздника. Простонародье по ту сторону Чёрных Стен будет веселиться по-своему, по-простому. Волей триарха за счёт его личных средств на улицах раздают хлеб и вино всем нуждающимся; трактирщики снизили цены, актёры и актрисы высыпали на улицы, смешиваясь с превосходными блудницами. А на аренах по ту сторону Ройны будут проходить грандиозные гладиаторские бои, где в битве на смерть сойдутся бывшие крикуны Дрого и бывалые чемпионы арен. Смотрителям было велено поразить публику, и они обещали за один день умертвить тысячу бойцов на потеху всем желающим развлечься. Пока их мужчины будут лить собственную кровь на пески, порабощенным дотракийкам предстоит потрудиться в перинных домах на славу. Любят люди, посмотрев на смерти и кровь, напомнить самим себе о том, что они-то ещё живы, и они ещё способны испытывать многочисленные удовольствия... Внутри Чёрных Стен сегодня тоже будут веселиться. Но потом. Сперва нужно покончить с формальностями, и уж затем можно будет приступить к торжествам, подобных которым город уже давно не видел. Старокровных не так уж и мало, и женятся между собой они часто; но впервые с самого Рока в пределах Волантиса заключают брак драконовластных! А ведь если восторженный Хранитель Устоев прав, то последний такой союз был заключён аж за сто лет до Рока. Этот благонравный старик редко ошибается, когда речь заходит о далёких древностях. И, при всем её скепсисе, дева-воительница гордилась своим участием в этом, без всяких шуток, историческом событии. Тем более, что действо развивалось быстро — и они оказались у высоких ступеней, что вели к храму Мераксес. Эйлинор повиновалась знаку, велевшему ей следовать за триархом. Согласно старинным обычаям, Дейнерис провела последнюю ночь девичества в храме: там, под чутким руководством жриц, юные рабыни должны были приготовить её к самому важному моменту жизни. Встретятся новобрачные уже у алтаря, посвящённого Мераксес, и там же состоится и сам ритуал. По ступеням храма поднимались четверо: она, сир Джорах, сир Лорен и сам жених... Но внутрь храмовые стражи пропустили лишь двоих: тех, кто принадлежал к крови Старой Валирии. Их спутники из Закатных королевств знали, что всё так будет, и послушно заняли места подле чёрных, огромных дверей. Они всё равно будут первыми слугами, что поприветствуют новобрачных — из всей собравшейся у подножья храма знатной, заслуженной толпы. Саму Даленнис выбрали в свидетели предстоящей церемонии: она должна «проследить» за её ходом и, выйдя из храма, объявить ритуал состоявшимся. Очутившись внутри, женщина едва сумела сдержать невольный восторг. Ей уже довелось свыкнуться с крикливой, показной роскошью Чёрных Стен — но тут, в обители богини, всё выглядело несколько иначе. Здесь коридор был устлан тончайшими коврами из Залива Работорговцев, а по сторонам от него, в проёмах, стояли мраморные статуи красавцев и красавиц былых эпох; освещалось всё это великолепие сотнями ароматических свеч и мерцающих светильников. Потолок находился где-то там, под самым небом, и был покрыт потрясающе яркими картинами, чьи краски казались неподвластными времени. Она смогла рассмотреть множество разноцветных драконов, великолепных воинов, потрясающих воображение дев, завораживающих построек. Эйлинор невольно успела задаться вопросом: что же тогда собрано в сокрытой от просителей части Великого храма Балериона, главы валирийского пантеона?.. Но тут перед Визерисом и ней выросла одна из хозяек этого огромного храма. Алая, позолоченная мантия в пол, при этом с оголёнными руками и шеей... — Мы ожидали эйкса с полуночи. — Заговорила не молодая, но и не старая женщина, в чьих пурпурных глазах и горделивой походке виделась краса Фригольда. — И он явился за своей драконицей. — Отвечал Визерис, как его научил Хранитель Устоев. Старик, казалось, был абсолютно счастлив припомнить ритуал, свидетелями которого могли быть только его далёкие предки. — Вы были признаны достойным, — продолжила короткую речь жрица, слегка наклонив голову, — и Повелитель Драконов дарит вам свою наследницу. Пройдите со мной и шагните в вечность, эйкс. Свадебная церемония, как говорят Хранитель, жрецы и жрицы, полностью повторяет обряд, которым на самой заре Валирии объединили свои судьбы герой Элион и дочь грозного Балериона, прекрасная драконица Сиракс, принявшая ради него человеческий облик. Сама по себе легенда-то известная, её с детства рассказывают каждому Старокровному по сотне раз. Дескать, оная богиня настолько потеряла разум от смертного чемпиона, что пожелала соединиться с ним на смертной земле. Её отец, прародитель драконов, хотел было уничтожить этого человека, но его переубедили мудрая Вхагар и милосердная Мераксес. Тогда Балерион, всё ещё желая погубить Элиона, заставил его исполнить двенадцать подвигов, с каждым из которых чемпион справился при помощи храбрости, доблести, рассудка, хитрости и, конечно, любящей его Сиракс. Древний герой сокрушил легионы Гискарской империи, прошёл по Краю Теней и добрался до Сокрытого моря, поймал Рассветную звезду... Могучему родителю не осталось ничего, кроме как признать право дочери на счастье. Согласиться на их брак — и подарить потомству Элиона и Сиракс власть над драконами, дать им преимущество над остальным человечеством. Из страстной, пылкой, всепоглощающей любви человека и драконицы появилась Валирия, и её драконовластные владыки были достойными потомками прародителей. Басня, разумеется... Сказала бы она ещё неделю назад без всяких раздумий. Сегодня же, увидев своими глазами настоящих драконов, Эйлинор уже не была ни в чём уверена. Верить всю жизнь, что драконы мертвы, что сила и гордость Фригольда навсегда оставила этот мир — и столкнуться с великими ящерами вживую. Для самих же драконов выделили отдельный зал вместе с половиной крыла во дворце Таргариенов, который по приказу Дейнерис переоборудовали под нужды трёх подрастающих детёнышей. Вновь обретённое сокровище династии день и ночь охраняли самые преданные и заслуженные из Чёрных рыцарей, которых отбирал лично Визерис. Драконы жили и, более того, крепли со дня на день, питаясь самым отборным мясом и находясь под неусыпным присмотром Таргариенов и их самых доверенных слуг. Чёрный, Эйксион, рос быстрее всех, и он первым же начал летать; изумрудная Рейлис и белая Сонарис тянулись за ним, да не поспевали, хоть и не жаловались на аппетит или слабость. Они втроём кружились вокруг счастливой Дейнерис, оказывали почтение и Визерису; как, видя всё это, можно было отрицать чудеса и магию? Кто может по-прежнему слепо отвергать старые легенды, даже не пытаясь в них толком разобраться? Теперь же она, пожалуй, будет всматриваться в происходящую церемонию с особым вниманием. Коридор казался бесконечным. Троица шла вперёд медленно и неторопливо, что позволило женщине осмотреться как следует. Статуи и мозаики, картины и витражи — всё здесь кричало о вечном, непреходящем величии, а бьющее сквозь цветные стекла Солнце будто давало знать о начале новой эры. Эры подлинного, а не придуманного величия; эры могущества, а не старческой дряхлости; эры господства, а не договорённостей и примирения... Эйлинор даже позволила себе погрузиться в далёкие, абстрактные мечтания; настолько собранные здесь богатства вдохновляли. Наконец, они дошли до огромной залы — и Даленнис была поражена ещё раз. В самом её центре находился жертвенник из чёрного камня, исполненный в виде драконьей пасти — а глазницы украшали самые крупные сапфиры из всех, что воительнице раньше доводилось видеть. Этот шедевр утерянного ремесла был помещён в очерченный полосой из красного камня квадрат, на чьих углах стояли четыре мраморных пьедестала. На трёх из них хранились символы Балериона, Вхагар и Мераксес... А последний из них стоял пустой. Помещение освещалось не свечами — их пламени не хватило бы на эту громадину — а светом самого солнца через изощрённый витраж. И, в свете дневного солнца, им предстало настоящее валирийское чудо. Эйлинор считала себя ценительницей любой красоты. Мужской ли, женской ли. И теперь ей не оставалось иного выбора, кроме как признать очевидное: сестра триарха была поистине прекрасна. Попросту великолепна. Длинные серебряные волосы были уложены в сложную причёску, пурпурная, достойная драконовластной туника покрывает уже созревшее, соблазнительное тело, руки украшены драгоценными браслетами — а на изящной девичьей шее красуется традиционное ожерелье из валирийской стали. Его хранили в храме Мераксес как часть былого, не думая, что оно пригодится впредь; этим знаком в былые времена отмечали девиц из числа драконьих всадников, символизируя безукоризненность происхождения и чистоту нравов. И, приходилось признать, что в этом образе юной гелы Старой Валирии она действительно выглядела богиней, принявшей человеческое обличье. Но эта красота, это подлинно королевское величие также заставили женщину невольно ощутить укол в сердце. Вспомнила она и о разговоре, который у неё с Визерисом состоялся пару дней тому назад. Тогда он честно предупредил Эйлинор обо всех грядущих изменениях в их отношениях. Мужчина сказал ей, что, хоть он и не расстаётся с нею окончательно, но теперь он будет посвящать большую часть свободного от государственных дел времени своей молодой супруге. Он должен будет заботиться о ней, учитывать её чувства и пожелания — наконец, обзавестись положенными династии наследниками. Впрочем, он не сказал ей ничего, что она не знала бы прежде. Уже года два назад она знала, что рано или поздно Дейнерис предстоит стать женой своего царственного брата. Всегда знала, что ей придётся уступить первое место в сердце Таргариена, поскольку соревноваться с его сестрой она не сможет. Но это логичное, разумное, правильное решение не было принято ею с лёгким сердцем. Тогда Эйлинор смогла наступить себе на горло ради него... Но теперь она осталась с очередной проблемой на горизонте. Месть за семью, в том или ином виде, состоялась; дорогой ей мужчина женится и, как она надеялась, будет счастлив; что же ей оставалось – только старый-верный меч и поиск новых испытаний, новых ощущений? Вот только Дева-от-Меча с годами не становится моложе. Однажды её сила, её красота уйдут от неё. И что тогда? Об этом она подумает завтра. Сегодня она должна охранять своего принца — и, по возможности, порадоваться за него. Женщина сделала ещё пару шагов, после чего замерла у первой красной линии на мраморном полу. Их заранее предупредили, что в очерченные пределы имеют право ступить только жених, невеста и жрица, которая будет соединять их судьбы воедино. Теперь она могла только ждать, ждать и смотреть. Таргариены и сопровождающие их жрицы шли навстречу медленными, степенными шагами, полностью сознавая всю торжественность момента... До жертвенника дошла только одна прислужница Богини; та женщина, что сопровождала невесту, поклонилась и, склонившись, не поворачивая спины к жертвеннику, пошла прочь. Очевидно, ранг не позволял ей принять участие в начинающейся церемонии. Стоило недостойной покинуть обусловленное место, как слуга Мераксес воздела руки к небесам и начала петь. Пела она на валирийском... Это должен был быть валирийский, вот только таких выражений Эйлинор нигде раньше не встречала. Так не говорили на улицах Вольных городов; так не выражались эйксы и гелы; так не писали даже в покрытых пылью книгах и свитках. Оставалось только одно предположение: то было старое наречие, древнее времён величия Фригольда. В нём не было места многочисленным заимствованиям из иных языков, но не было и надуманной, излишней цветистости «высокого» валирийского. Здесь дракон звался драконом, Богиня была Богиней, муж оставался мужем, нужно было просто привыкнуть к новому, диковинному звучанию. В голосе ало-золотой жрицы определенно была какая-то особенная, чарующая сила. Она повествовала об испытаниях, о жертвах, о свершениях героя Элиона; она славила красоту, мудрость и любовь Сиракс; наконец, она превозносила доблесть, могущество и власть достойнейших потомков Элиона и Сиракс, призванных править и людьми, и драконами. Эйлинор, возможно, понимала песнопение не дословно... Но уж основной смысл она понимала. Выходила так, что жрица просила у Балериона даровать мужу силу и отвагу, у Мераксес – красу и плодовитость жене, а у Вхагар – долгой жизни обоим новобрачным. Она молила Богов хранить кровь дракона, не позволить ей прерваться в смертной юдоли, уберечь её от слабостей и злобы недостойных. Наконец, напоминала самим драконорожденным, кому они обязаны своей силой, отделяющей их от остальных ходящих по земле... То ли час, то ли целый день прошёл перед тем, как голос смолк, предварительно поблагодарив Богов за согласие быть свидетелями грядущего. Жрица, с торжественным величием в движениях, извлекла из «пасти» жертвенника изящную чашу и нож. — Эйкс да примет из моих рук Вершителя судьбы, — отдала она первый приказ, — гела да придёт ближе. Пусть сердце её не знает страха: Боги нас услышали и благословили. Дейнерис сделала несколько шагов, остановившись на расстоянии вытянутой руки от жениха. Даже через пол-зала Эйлинор могла почувствовать её неловкость, её смущение... И её предвкушение. Ещё бы! Совсем скоро её жизнь изменится. Буквально сейчас. — Настало время соединить вашу кровь, — проговорила жрица, чей сильный голос немного дрогнул от волнения, — ваши тела и ваши судьбы. Ибо то, что объединяет кровь, никому не разъединить. Слов больше не требовалось: всю церемонию Таргариенам успели объяснить в деталях. Визерис первым пустил себе кровь — привычный к боли, он этого и не почувствовал. Красные капли падали в чашу, пока триарх и принц произносил положенные слова. — Я предлагаю тебе свою кровь, свою длань и свою душу. — Он говорил громко и чётко, не давая показаться волнению. — Клянусь, что буду защищать тебя. Клянусь, что буду чтить тебя. Клянусь, что буду любить тебя. С этими словами Визерис передал кинжал сестре, и прошептал ей что-то подбадривающее. Она поспешила уколоть свою ладонь — Я предлагаю тебе свою кровь, своё сердце и свою душу. — Начала Дейнерис, и вот она с волнением справлялась куда хуже. Но, тем не менее, она вернула власть над своим голосом и продолжила. — Клянусь, что буду повиноваться тебе. Клянусь, что буду чтить тебя. Клянусь, что буду любить тебя. Жрица подняла руки к небесам вновь — но на сей раз не запела. — Двое да станут вновь едины. — Подхватила она. — Как стала едина ваша кровь. Первым глоток из церемониальной чаши сделал Визерис. Порезы были нанесены аккуратно и осторожно, посему «напитка» в сосуде было немного. Он чинно передал чашу Дейнерис, и та поспешила проглотить всё оставшееся на её долю. — Волей Мераксес двое да стали едины! — Возгласила женщина. И поцелуй двух счастливых людей закончил церемонию, навсегда закрепив союз брата и сестры перед Богами.

***

Дейнерис Таргариен Сегодня, сейчас её не беспокоили тени прошлого. Ей не было дела до трагических свершений былого или до таинственных, страшных проклятий из её снов. Это всё осталось где-то там, далеко, за пределами пиршественной залы. Чёрные драконы и золотые воители, белоснежный юноша и уродливые звери, обжигающий жар и леденящий хлад остались позади... Сейчас она полностью жила настоящим, ибо оно было попросту замечательно. Новобрачная сидела на резном троне по правую руку от брата, и не думая скрывать своего счастья. Сегодняшний день превзошел все самые смелые её фантазии, самые наивные девичьи мечты. Она стала первой драконовластной за пятьсот лет, кого венчали старинным, уважаемым обрядом. Она сидела рядом с любимым человеком, в материнской короне, готовилась отметить произошедшее... И сладострастно предвкушала грядущее. Огромный пиршественный зал был забит столами: только он один во всём дворце триарха мог вместить великое множество гостей. Самые почетные места были, естественно, на возвышенности; тут, кроме них двоих, сидели самые значимые люди. Отсюда Визерис будет управлять праздником, и отсюда она будет любоваться его ходом. Гостей собралось множество: эйксы и гелы Волантиса, рыцари и капитаны войска Таргариенов прибыли по зову своего триарха, своего принца, разделить с ним свадебное торжество. Четырнадцать длинных, крепких столов; целый легион шныряющих с подносами и бутылками рабов; перед собравшимися уже стояли их блюда, но к еде пока что никто не притрагивался. Пир начнётся только после первых, самых значимых поздравлений. До тех пор гости могли только облизываться, любоваться шедеврами поваров. Согласно принятому решению, речи и подарки чередовались. После одного Старокровного шёл один Чёрный рыцарь; после одного эйкса говорил один изгнанник. Только ради двух собратьев-триархов сделали исключение: ввиду своего положения, Дориар и Рейнигар поздравляли собрата первыми. Начал, по праву старшинства, Мейникс. С неожиданным для толстяка проворством он поднялся из кресла, прочистил горло и приступил к речи. — Эйкс Визерис, гела Дейнерис, мир ещё не видел пары красивее! — Начал Мейникс, даже не притрагиваясь к бокалу. Значит, он будет говорить долго... — Судьба, Боги, Рок не всегда были милостивы к вам. Вы утратили свой дом из-за человеческих подлости и трусости, вам пришлось скрываться и прятаться на чужбине. Испытания и опасности подстерегали вас на каждом шагу, вам пришлось перенести немыслимые для людей вашей крови лишения... Сегодня всё пережитое казалось девушке настолько далёким, что она просто добродушно улыбалась. О беготне по улицам Вольных городов и скитаниях с наёмниками гораздо проще и куда приятнее вспоминать, восседая на троне в собственном дворце. — Но превратности судьбы и удары Богов не сломили вас. Наоборот: вы доказали, что драконовластные потомки Валирии поистине стоят наравне с Богами... — Продолжал слон, явно наслаждаясь моментом. Как же! Именно он поднимает первую здравницу в столь торжественный час... — Вы прибыли в Первую Дочь, хранительницу старых традиций, последнюю защитницу памяти великого Фригольда. И с собой вы принесли нам не только избавление от орд восточных варваров, не только спасение от алчности недостойных правителей. Вы принесли потомкам Валирии новую надежду! Надежду на лучшее завтра, на новую эпоху! И мы, доблестные волантийцы, новые валирийцы, обязаны подобающе отблагодарить вас! Пока по столам шёл восторженный шепот, отворились двери. Рабы Визериса внесли дары, первыми из множества ожидающих своей очереди. Исполинских размеров золотую чашу, инкрустированную драгоценными камнями — и казавшуюся рядом с ней игрушечной изящную, тонкую тиару. Её единственным приметным украшением был изумруд... Самый крупный из всех, что Дени доводилось видеть. Более того, камень сиял насыщенным, ровным цветом, приковывая к себе её глаза — и глаза множества гел в зале. — Эйкс Визерис, могучий как сам Элион, я вручаю вам эту чашу. — Царским жестом указал на огромный кубок Мейникс. — И верю, что ваша жизнь всегда будет полна счастья. — Я принимаю ваш дар с открытыми объятиями и сердечной благодарностью. — Гела Дейнерис, прекрасная как сама Сиракс, вам я дарю тиару, некогда украшавшую голову императрицы И-Ти из династии Морской Волны. — Триарх словно был готов расплыться в улыбке, уверенный, что его подарок новобрачной никто не превзойдёт. — И хоть это украшение... Не может сравниться с короной вашей матери в красоте и изящности, я надеюсь, вы окажете ей должное. — Я благодарю вас за ваш подарок... — Ответила Дени, поражённая подобным подношением. Это было великолепно! Одна такая тиара могла купить целым поколениям знатной семьи безбедное существование; одна такая тиара стоила бы дороже множества замков на её родине... А Мейникс так легко от неё избавляется! Дело Рейнигара было завершено, и он уселся не без облегчения. Следующим поднялся Веймонд... Пришедший сюда в красно-чёрном плаще в знак своей преданности Таргариенам. Это сочетание цветов в последние недели вошло в моду по всему Волантису, ничего нельзя сказать. Молодые господа и умудрённые старцы, ремесленники и торговцы, писцы и вольноотпущенники начали украшать себя и свои дома родовыми цветами драконовластных владык — в том числе и те, кто раньше разве что не шипел при упоминании их имён. — Эйкс Визерис, гела Дейнерис. Я безмерно польщён честью приветствовать вас в этот знаменательный день для вас... И для всего Волантиса. — Его голос звучал грубо и жестко. Сразу можно было понять, что этот молодой мужчина не привык убеждать, подчиняться или идти на соглашения. — Впервые со дня проклятого Рока драконовластные правят народом Элиона! Впервые с проклятого Рока в ночи раздаётся драконья музыка... И стенания наших перепуганных врагов. Врагов, что предчувствуют свою скорую гибель, и наше возрождение в пламени и крови! И мы, волантийцы, потомки легендарных героев, приветствуем это возрождение! Чёрные рыцари, слышавшие эту речь, тут же поддержали Дориара аплодисментами и криками. Старокровные, в большинстве своем, к ним присоединились... Но с меньшим энтузиазмом. И, судя по всему, многие обрадовались, когда Веймонд поднял кулак, призывая к молчанию. — Сегодня мы отмечаем не только союз мужа и жены, — продолжил Веймонд, пока его рабы несли новую партию даров, — но и долгожданное пробуждение потомков Валирии. Мой дар, эйкс Визерис, гела Дейнерис, принадлежит вам обоим. Дени невольно напряглась. Подобное позволялось местными обычаями... Но только, только при случае, если дар был чем-то особенным. Чем-то уникальным, чем-то невообразимо дорогим. Рабы внесли четырнадцать свитков, казавшихся очень старыми на вид, но поразительно хорошо сохранившимися для своего почтенного возраста. — Как первые драконовластные, — Веймонд повысил голос, заранее торжествуя, — вы должны получить то, что причитается вам по праву рождения... И заслуг по возвращению драконов в нашу юдоль. Примите от меня в дар эти старинные свитки, написанные в стародавние времена Его мудростью, светлейшим архонтом Фригольда Валарром. Они повествуют об утраченном ныне искусстве обращения с драконами, о создании сёдел и подобающей брони для них, о командах... О свершениях лучших из чемпионов Старого Фригольда. О тех, чьи деяния, я верю, вы превзойдете многократно! У девушки невольно перехватило дыхание. Драконье... Искусство обращения с ними? С её детьми? С её Эйксионом, Рейллой, Сонарис?.. Веймонд! Усилием воли Дени заставила себя сидеть смирно, но улыбка растянулась до самых ушей. Она потеряла способность к речи, начала было предвкушать, как она завтрашним же утром займется изучением этих покрытых пылью манускриптов... — Мы принимаем ваш дар с открытыми объятиями и сердечной благодарностью. — Благо не она должна была отвечать. Теперь, когда триархи отговорили своё, настал черёд леди Элин Лонгсворд. Её кормилицы, её наставницы и учительницы, женщины, которая помогала Визерису её сберечь и воспитать. Она уже сказала множество приятнейших, добрейших слов с глазу на глаз; теперь ей предстояло выступить с речью перед сотнями глаз... Но Дени почему-то верила, что всё у нее прекрасно получится. — Для меня нет большей чести, чем быть сегодня здесь, с вами. Присутствовать на величайшем из торжеств, какие я когда-либо видела, в вашу честь... — Она говорила чётко и твёрдо, но в её любящих глазах Дени заметила волнение. Оно и естественно: едва ли Элин ожидала, что станет свидетельницей подобного торжества. Одни только Боги знают, что именно эта женщина сейчас чувствует. — Видеть, как выросли и чего добились муж и жена, которых я знаю с детства. Вы добились величия, и ваши имена навсегда вошли в историю славного, старинного Волантиса. За годы изгнания эта женщина повидала многое, пережила многое, привыкла ко многому. И, тем не менее, стоило им вернуться из храма с живыми драконами, как она упала в обморок от истощения сил. Оказалось, что всю ночь ритуала напролёт она простояла на коленях, моля Семерых-Что-Один о милосердии и помощи... Как проснулась, так она почти не отходила от нее два дня. — Но Ваше подлинное величие, мой принц, лежит по ту сторону Узкого моря. Ваш народ, принадлежащий вам по праву рождения, стонет под гнетом нескольких самозванцев, подлых воров, укравших вашу корону... Но даже не сумевших избрать нового атамана своей шайки. — В голосе Элин, урождённой Хейфорд, теперь звенела настоящая сталь. — Мой принц, моя принцесса, стократ великие тем что впереди! Придите! Освободите ваше королевство от узурпаторов и тиранов, покарайте предателей и займите трон, что ваш по праву! И пусть Семь Королевств услышат слова, что поколеблют сами стены Штормового Предела, Утёса Кастерли и Винтерфелла: мы вернулись! Её речь вызвала самое бурное одобрение со стороны Черных рыцарей. Большинство из них происходили из Вестероса, и они желали возвратиться домой ничуть не меньше своей принцессы. Те же, кто был родом с улиц Вольных городов, песков Востока или гискарских арен, мечтали о новой, лучшей жизни. Видели себя лордами, хозяевами замков и деревень, повелителями людей, а не слугами. Немудрено, что их столы поддержали речь Элин горячим одобрением! Но и Старокровные аплодировали... Причём аплодировали они с удовольствием, рьяно, будто подбадривая Визериса прислушаться к этим словам. Наверняка предвкушали богатства, которые они могут получить с этого похода: золото, серебро, железо, дерево, меха, ткани, зерно. Традиционно Волантис вёл торговлю и с Востоком, и Западом; но теперь они, под руководством её брата, смогут расширить своё влияние, стать самым могущественным городом мира... Было чему радоваться! — Но любая победа, — говорила Элин, пока рабы торопливо несли шёлковое знамя, — должна быть выкована в пламени и крови. Моя принцесса, примите же сей скромный дар, что будет сопровождать вас в походе. Ваше собственное знамя! И снова подарок потряс Дени до глубины души. Знамя? У неё самой? В былые времена только самые заслуженные принцы брали себе новые стяги, желая отличиться от остальных... В самом ли деле она это заслужила? Сомнения рассеялись, стоило рабыням развернуть полотно. На традиционном красном фоне горделиво расположился великолепный изумрудный дракон. Три головы было у этого зверя: одна зеленая в цвет туловища, вторая была белоснежной, и третья, верхняя, имела цвет темной ночи. — Знамя, что отражает вашу роль в возвращении нам драконов. — Элин прекрасно владела собой, и не давала понять, как она гордится и самой придумкой, и исполнением. — Знамя, что вы, я надеюсь, сочтёте достойным вас. — Оно просто великолепно. — Произнесла она, едва справившись с эмоциями. — Отныне и навек сей стяг принадлежит нашей принцессе. — Изрёк Визерис к вящей радости его сестры и жены, и аплодисментам из зала. Чёрные рыцари славили её, его, их дом... Леди дала голосам умолкнуть, и другой раб поднёс небольшой сундук. — Мой принц, — продолжила Элин, переведя любящие глаза на царственного брата Дени, — ваши знамёна шьют сотни портних, и я не хочу отнимать у них хлеб. Есть и другой способ напомнить вам о доме, о народе, который ждет вашего возвращения, и о предках, надеющихся на вас. — Это какой же способ? — Монеты, мой принц. — Женщина кивнула и указала на сундук. — Здесь собрана на удивление полная коллекция монет Семи Королевств. Есть с десяток таких, что ровесницы самому Року... Но большинство было изготовлено по приказу ваших царственных предков. По этому собранию прослеживается история от Эйгона Завоевателя до вашего отца; полновесные золотые Старого Короля и обрезки времён Рейниры, молодой, полный сил Эйгон Пятый и бездеятельный Эйрис Книжник... Тут, мой принц, хранится история, о которой никак нельзя забыть. — Леди Элин, я благодарю вас за столь щедрый и оригинальный дар. Вы просмотрели всю коллекцию? — Да. — Тогда скажите... Есть ли там монеты мятежного Чёрного Дракона? — Произнёс он после короткой паузы. — Да. Три монеты с изображением Деймона Претендента хранятся в этом сундуке, сохранённые Узким морем от дотошности ищеек Кровавого Ворона и ярости его палачей. — Король обязан помнить всё: победы и поражения, друзей и врагов, героев и предателей. Какой бы трагичной или подлой история не была, король должен её знать. — Изрёк странно задумчевым голосом Визерис. — Я благодарю вас за столь ценный дар, леди Элин Лонгсворд. — Мой принц. Последним выступить должен был Геймон Гонерис, адмирал волантийского флота. Он был старше всех предыдущих ораторов, но при этом казался самым воинственным из них всех. Веймонд любил хвалиться своими достижениями, да тренироваться на глазах множества гел; Геймону не нужно было заниматься чем-либо подобным. Каждый мог видеть следы битв на его сухом лице, а уж резкий, привыкший раздавать команды голос не оставлял ни у кого сомнений в его занятиях. — Я не мастер говорить. Мне куда больше по душе песнь ветра в снастях, чем бренчание инструментов, и общаюсь я обычно с простыми матросами, а не триархами и принцессами. — Сходу обозначил доблестный мореход. Дени понравилась подобная прямота; мысленно она отметила этого человека. — Но я скажу следующее: Волантис до вашего прибытия прозябал. Триархами были старики с застоявшимся, безжизненным семенем в яйцах. Казну тратили на безумные ежемесячные праздники, а воинское ремесло пребывало в забвении. Все предпочитали смотреть взад, а не на горизонт. Вы дали этому городу не просто новую надежду, как сказал Рейнигар, а хороший такой пинок под задницу вперёд, в будущее. Рабы уже стояли рядом со своим господином. Слуги адмирала, нужно сказать, хорошо знали своего господина — знали, что он им не даст много времени. Мускулистый летниец подал Гонерису впечатляющий тесак, и адмирал с легкостью поднял его в правой руке. — Эйкс Визерис, вам я вручаю этот жадный до крови лиссенийских мальчишек тесак. Нам предстоит прогулка по волнам... Биться же на палубе корабля рыцарским мечом так же удобно, как пытаться резать клинком тонкую ткань — возможно, но не нужно. — Я принимаю ваш дар с открытыми объятиями и сердечной благодарностью. — Повторил положенную при общении со Старокровными формулу Визерис. Тут Дейнерис ощутила на себе тяжелый взгляд пурпурных глаз адмирала... И ей пришлось приложить усилие, чтобы смотреть прямо на него. — Гела Дейнерис, вашей красе я могу предложить жемчужное ожерелье, которое я привез из Ленга. Тамошние жрицы полагают его символом плодородия, — не удержался от скабрезности адмирал, — а драконовластное племя в нём эге-ге как нуждается. – Я принимаю ваш дар с открытыми объятиями и сердечной благодарностью. – Дени произнесла следом за братом и супругом, стараясь скрыть невольное смущение. Стоило адмиралу занять его место, как новобрачный подал команду, о которой гости мечтали уже последние минут десять как. — Да начнётся пир! И он в самом деле начался. Гости с удовольствием ухватились за бокалы и, множеством глоток, прокричали здравницу триарху и его супруге. Первую здравницу в Волантисе всегда было принято пить до дна, и Дейнерис последовала этой традиции наравне с остальными. Великолепная алая жидкость из Арбора вселила в неё уверенность, прогнала любую тоску, изгнала все возможные сомнения... И позволила ей расслабиться. Праздник давался в её честь. Она должна повеселиться на славу! Заиграла музыка, и сотни голосов на столах разом заговорили. Разобрать, кто что говорит, в подобном хоре Дени не могла... Но понимала, какая случайная реплика принадлежит Старой Крови, а что произнёс Чёрный рыцарь. — Время гусиных перьев вышло! Новый триарх — валирийская сталь! — Я давно говорил, что слонам нужно показать их место. После изгнания Даленнисов они стали невынос... — Мы разобьём Троешлюшье, мы войдем в Пентос... — Слава Валирии возвращается, Красная комета — знак Богов, как и драконы. — …а на обломках Титана напишем: рабы должны оставаться в ошейниках! — Слава! А с другой стороны залы доносились совсем другие разговоры. — За Его Милость! За Её Милость! — Восславим Красного Дракона! — Сталь с нами, драконы с нами. Верю, Семеро дозволят... — Его Милость вернёт нам дом! — …обломать рога оленю, вырвать хвост кошаку, и пересчитать зубы облезлым северным щенкам! — А у них зубы-то остались? Новости слышал.. — За короля! Дени могла бы с удовольствием и дальше вслушиваться в происходящее... Однако от наблюдений её отвлек заботливый голос брата у самого уха. — Ты ешь давай, Дени. Вечер предстоит долгий, а без закуси ты быстро свалишься под этот стол. Ты ведь не хочешь провести брачную ночь в пьяном забытьи? — Нет! — Насмешливо произнесла девушка... Поспешившая взяться за столовые приборы. Брат таки задел её за живое: она ни в коем случае не желала провести столь... волнительный момент во сне. Благо предлагаемая еда была шедевром, достойным Богов... Какими бы именами они себя не называли. Начала было Дени с приятной и ни к чему не обязывающей зелени, желая распалить аппетит – но после второго бокала арборского, который пришлось поднять после тоста Рейнигара за её красоту, девушка тотчас перешла к жареному в меду цыплёнку. Птица буквально таяла во рту, пока Дени её беспощадно обгладывала. Стараниями брата и Элин она никогда не знала настоящего голода в своей жизни, всегда питалась если не хорошо, то сносно. Но сейчас она была готова поклясться, что в жизни не ела и не пила ничего вкуснее этого несчастного цыплёнка. Ей очень, очень сильно хотелось верить, что это знак грядущего. Что вся дальнейшая жизнь будет такой же приятной и сладкой. Она понимала наивность и глупость подобных мечтаний. Хорошо знала, что впереди ждут только новые испытания, опасные трудности... А тосты всё не прекращались и не прекращались. — За красоту Её Милости! — За мудрость триарха! — За погибель Шлюх! — На смерть выблядка Узурпатора! — Валирия переродится в пламени и крови! — За длань нашего короля! — Пошлют ему Боги сыновей и дочерей! Тосты шли один за другим, и всё новые, и новые гости подносили свои дары новобрачным. Ради них трапеза по обычаю не прерывалась; никто не был обязан уделять «рядовым» гостям тот же почёт, что и немногим избранным. Если посетитель желал привлечь внимание, он должен был сотворить нечто достойное этого... Парадная дверь отворилась вновь, пропуская в зал целую толпу людей. Подобной процессии Дейнерис не видела ещё ни разу в жизни. Впереди всех шла волантийская гела, чей возраст Дени никогда не взялась бы определить. Тридцать? Сорок? Сорок пять? Года не испортили красоты, не изменили походки; наконец, не убавили уверенности в себе и своём великолепии. А вот Дейнерис носить настолько открытое платье перед глазами сотен мужчин побоялась бы и в свои, ещё совсем молодые года... Но наглостью, откровенностью наряда Старокровных не удивить. Даже явись женщина совершенно голой, её не рассматривали бы дольше минуты. Вот только позади предводительницы, на почтительном расстоянии, шли сорок рабынь, в каждой линии по десятке. Первые, неумолимо похожие на госпожу, носили обрывки шелка и золотые браслеты на руках и шеях; всё в их внешности говорило о валирийской красоте. Вторая линия была составлена из девушек поразительно бледной кожи, с тонкими и изящными чертами лица — и открытыми всему свету левыми грудями. Сразу за ними, создавая нужный контраст, бежали летнийки, чьи прелести скрывали только разноцветные птичьи перья. И, наконец, последними шли совершенно голые блондинки, чьим единственным украшением были грубые металлические ошейники. Неудивительно, что внимание зала было захвачено! Герольд поспешил представить гостью. — Шира Одженилис, гела Старой Крови и госпожа Дома Высших Удовольствий. — Я должна тысячу и одно извинение эйксу Визерису, — заговорила Шира, смотря на хозяев праздника с приятной улыбкой, — за своё опоздание. Оно было невольным. — Что же вас задержало, гела? — Я должна была убедиться, — сказала она, отступая в сторону, — что мой дар будет в надлежащем состоянии. Моя прапрапрапрабабушка, гела Сейра, всегда говорила, что нужно искать пределы совершенства... И не останавливаться на «хорошем», да «пригодном». Сейра?.. Догадка озарила было девушку; она вспомнила, что Визерис рассказывал ей, что где-то в Волантисе остались потомки бастардов беглой Сейры Таргариен, добившиеся богатств вопреки своему более чем сомнительному происхождению. Неужели это она и есть? — Вы, эйкс Визерис, гела Дейнерис, мои хоть и совсём отдалённые, но родичи, — её обольстительная улыбка расцвела, а Дени ощутила укол ревности в сердце, — так что вам надлежит дарить исключительно самое лучшее. Позвольте преподнести вам сорок рабынь: четыре разные красы, каждая по десять раз, предстали перед вашими благороднейшими глазами. Прелестницы валирийских кровей, чувственные кваатийки, азартные летнийки, покорные андалки отныне и навек ваши... — Ваш дар щедр и пригож, — заговорил Визерис, аккуратно взвешивая слова, — и ни один мужчина в здравом уме не будет отрицать их красоты. Но, гела Шира, я несколько удивлён вашему решению; я люблю свою избранную жену, а вы дарите мне рабынь. – Ох, эйкс Визерис! Мужу нужна жена для продолжения его славного рода, а рабыни — для утех плоти. Так говаривали в старину, а прежние драконовластные владыки были людьми весьма умными! Более того, мой подарок принадлежит и вашей прекрасной жене: она свободна пользоваться ими как и вы... Она может ими наслаждаться и вместе с вами, как вам двоим будет угодно. — Возразила она, так и не изменившись в улыбке. — К тому же, достопочтенный, царственный родич, если вам не угодно использовать их в постели, они могут радовать вас и иначе. Тут собраны умелые швеи, старательные массажистки, миловидные певички... — Я принимаю ваш дар с открытыми объятиями и сердечной благодарностью. — Кивнул муж, впервые улыбнувшись блудной «родственнице». — Гела Шира, располагайтесь и наслаждайтесь праздником. С этими словами геле поднесли полную чашу. — За драконовластных, красивее которых Волантис не видел! — Провозгласила гостья, и Дени ничего не осталось, кроме как выпить вместе со всеми. После этого Шира Одженилис направилась к приглянувшемуся ей столу, а стая рабынь попятилась на выход, отдаваться в распоряжение местного управляющего. Праздник продолжался полным ходом, и с каждым часом он становился всё более и более весёлым и разнузданным. Ко столам начали созывать самых лучших музыкантов; их инструменты начали играть задорные, залихватские мелодии заместо восторженно-спокойных. Кое-кто подзывал рабынь покрасивше и усаживал их себе на колени; гелы, что помоложе да попроще нравами, отправились знакомиться с Чёрными рыцарями — и те с радостью привечали их за своими столами. Сами мужчины тоже начали смешиваться: профессиональные наёмники и волантийские владыки были в достаточном подпитии, чтобы проигнорировать предубеждения и поискать новых ощущений. Они говорили обо всём на свете: о войнах былых и грядущих, о женщинах, любимых и не очень, об истории прошедшей и начинающейся... Не забывая поднимать всё новые и новые здравницы. Дени с негодованием отставила прочь очередного цыплёнка, потребовав себе кусок от свеженького, только что принесенного лебедя. Пьянящие вина, приятная музыка и изысканные блюда, казалось, баюкали её; по всему телу прошла неожиданная усталость. Сказалась бессонная ночь, заговорили о себе пережитое волнение — девушка откинулась на стуле и закрыла глаза, пытаясь собраться. — Ваши Милости, — неожиданно раздался перед нею до боли знакомый голос. — Ох... Мартин? — Принцесса открыла глаза, и увидела любимца всех Чёрных рыцарей перед собой. — Да, Ваша Милость. — Он поклонился со всем свойственным ему изяществом. — Простой певец, сраженный вашей красотой и мужеством вашего супруга, дождавшийся наконец возможности вручить вам свой дар. Певцы и музыканты в Вольных городах зачастую одеваются аляповато. Так они привлекают к себе внимание прохожих и потенциальных заказчиков, выделяются из толпы... И подчеркивают «весёлость» да «переменчивость» нрава. Но Мартин Весёлый Язык мог, пожалуй, соревноваться с любым из них в нелепости наряда. Жёлто-красно-лазурные куски ткани, собранные воедино каким-то безумным — и при этом одарённым — портным, сапоги зелёного цвета, золотое ожерелье вокруг шеи, а довершало всё это сомнительное великолепие павлинье перо, воткнутое в чёрные волосы. Но даже этот маскарад не помог Мартину завладеть всеобщим вниманием: на него смотрели только сами молодожены, пара ближайших друзей… и недовольная Элин. — И что же ты решил нам подарить, Мартин? — Радушно осведомился её брат, позволив себе снять маску торжественности на пару минут. — Новую песню? — Ваша Милость, – повёл плечами певец, будто бы оскорблённый в лучших чувствах, — подарок должен чего-то тебе стоить, иначе в чем прок? Сочинять же я могу хоть на ночном горшке, это не требует усилий или жертв. — Тогда, — невольно хихикнула Дени, — что же ты нам приготовил? — Наша прекрасная, обожаемая леди Элин говорила, что король должен помнить историю. Кто я такой, чтобы спорить с её мудростью? — С этими словами Мартин извлек из-за спины внушительной толщины фолиант. — Эта книга как раз служит этому почтенному делу... И при этом, верьте или нет, её ещё и весело читать! — И как она зовётся? — «Свидетельства Грибка». — Улыбнулся Мартин, смело глядя на старого нанимателя и его сестру. — Полная версия, сохранённая волантийским любителем закатных диковинок от глупостей Бейлора Полоумного... Или ошибок последующих переписчиков. Тут всё именно так, как писал сам шут королей и королевы. Дейнерис рассмеялась. Как же, знала она о такой книге! Элин, хоть и неохотно, но поминала её во время их занятий; слышала она краем уха и рассказы других людей о ней. Заговоры, интриги, любовные дела, соблазнители и соблазнительницы, тайные слова и подлые дела... Всё это казалось таким интересным чтивом! А теперь этот том, это собрание весёлых и забавных историй и пошлостей так близко от неё. Лишь бы Визерис принял подарок! Лишь бы он принял... — Редкая вещица, — кивнул Визерис, на чьём лице Дени заметила улыбку, — и наверняка тебе пришлось постараться как следует, чтобы её добыть. — О, Ваша Милость, я уже почти написал об этом песню. — Мартин обрадовался и слегка расслабился, заметив, что его подарок был оценен по достоинству. — Думаю только над названием. Как считаете, что лучше звучит: «С книгою в окно» или «История ради истории»? — Ты что, книгу украл? — С притворной строгостью спросила Дейнерис. — Что вы, Ваша Милость! Краду я только женские сердца, — повёл плечами Мартин, — и, возможно, этому барахольщику не понравилось, что его жена решила поздравить меня с приобретением. — Мы принимаем твой подарок, — кивнул Визерис, — но тебе пора бы заканчивать с чужими жёнами. Рано или поздно найдётся ревнивец, который не посмотрит на нашу любовь к тебе и твоим маленьким шалостям, а у этого ревнивца найдётся нож... — Что поделать, Ваша Милость. Такова моя судьба: любить красоту и страдать за это. Чернокожая рабыня поднесла Мартину очередной кубок, и тот провозгласил на весь зал. — За нашего Красного Дракона! Усталость ушла из нее так же скоро, как пришла. Остались только чувство радостной удовлетворенности, полного, безмятежного счастья, тихого удовольствия... И это при всем–то выпитом вине! То ли её Арборское разбавляли, то ли брат нарочно приказал подать ей слабый напиток, то ли она сама гораздо крепче, чем думала до этого дня. Ей нравилось считать правдивым третий вариант — но разумом она склонялась таки ко второму. Брата тоже можно понять; у него есть сегодня особая причина так внимательно о ней заботиться... — Тебе нравится? — Неожиданно осведомился у сестры Визерис. Поток гостей подошёл к концу, триархи всё обсудили и он, наконец, мог уделить внимание и ей... — О да! Всё так хорошо! — Дени поспешила его заверить. — Всё так... Сказочно и хорошо. — Ты пьяна? — Нет! Ты что! — Пьяной она себя в самом деле не ощущала. — А почему язычок заплетается? — От волнения всё! — Хорошо, хорошо! — Посмеялся триарх, поправляя её волосы. — Поскольку, дорогая жена, всё самое лучшее у тебя ещё только впереди. — Впереди? Я понимаю о чём ты, но когда? — Через пару часов. — Визерис улыбнулся ей как защитник, желающий вдохнуть в неё уверенность. — Скоро положенное приличиями время выйдет, и мы будем свободны. — Провожание будет?.. — Нет, о нет. Я тебя ни с каким эйксом делить не стану... Моя Дени. — С этими словами он поцеловал её в губы, к вящему восторгу всех зрителей. — Потерпи. Осталось немного. Он продолжил трапезу, а разум Дени невольно соскользнул к воспоминаниям. Ещё позавчера она украдкой призвала к себе Дорею, словно та была её соучастницей в заговоре. Лиссенийка должна была принимать очень своеобразный экзамен у своей хозяйки. Они подводили черту их занятиям, призванным помочь Дени этой ночью. Дорее было приказано говорить начистоту и не бояться предъявлять требования — и она пользовалась этим правом. Принцессе пришлось стараться: пальцы, губы, язык... В конце концов Дорея заверила, что она готова, что Визерису всё понравится. Вот только в самом ли деле она достаточно хороша? Ведь брат привык к совершенно другому обращению, ко другим женщинам, куда более опытными и раскованными. К таким, с кем весело. Девушка попыталась отвлечься от прошлого и будущего, наблюдая за настоящим. Благо картинки перед глазами менялись постоянно. Сейчас рабы принялись убирать еду с одного из столов; там, по воле Визериса, будут устроены танцы для всех желающих. Те, кому возраст со здоровьем не позволяют, или кто желанием не горит, могли присоединиться к любому из оставшихся столов... Куда исправно подносили всё новые и новые кушанья. Некоторых гостей уже пришлось выводить из зала, а развлечения оставшихся становились всё более фривольными. Рыцари и молодые эйксы спорили за внимание и симпатию красивых гел, старшие продолжали говорить о былом, а хорошеньким рабыням просто не было прохода. Кое-кого уже увели из зала, парочка пищала на коленях у господ, остальных постоянно хватали за аппетитные места... Дени пришлось прикусить губу. Она ведь слышала слова брата! Только через пару часов! Она должна держать себя в руках — её время еще настанет. Нужно отвлечься от нарастающих ощущений пониже живота любой ценой... Она решила поискать глазами Элин. Вот кто точно не будет её смущать! Но всё внимание принцессы, как и многих других, привлёк Весёлый Язык. Мартин забрался на стол, окружённый своими обычными почитателями из числа Чёрных рыцарей, старокровными эйксами и гелами... И парой музыкантов–вестероссцев. Они обменивались многозначительными улыбками, будто были посвящены в презабавную тайну. — Я считаю, что мы заслужили возможность хорошенько посмеяться. — Провозгласил певец. — Местные музыканты, конечно, хороши... Но, Семеро, как им не хватает удали! — Удиви, Мартин! — Крикнул со своего трона Визерис. — Вниманию гостей представляется моё новое сочинение... — Мужчина сделал смысловую паузу, давая остальным музыкантам время изготовиться. — «Рогоносец из Утёса»! Исполняется на мотив «Рейнов из Кастамере», но слова куда как более подходящие! И Весёлый Язык подал знак своим помощникам. В ту же секунду инструменты затянули противный, заунывный, похоронный мотив... Нисколько не сочетавшийся с тем, что пел во всю силу лёгких Мартин. «Возьми, дракон, мою жену — молю тебя о том»... Сперва Дени не понимала ничего. Всё казалось ей лишённым смысла словесным потоком — но потом к ней пришло осознание. То не просто лев умолял дракона покрыть его львицу в надежде получить кусок от семи золоченых овец. То была перепевка одного слуха, о котором ей рассказали охранявшие её на Апельсиновом берегу рыцари. Якобы лорд Тайвин Ланнистер получил пост десницы только тогда, когда уступил свою красавицу-жену, леди Джоанну, в пользование короля Эйриса. Эту грязную байку обожают повторять в войске Визериса изгнанники, полагая её презабавной и смешной. Дейнерис не сомневалась, что правды в этих сплетнях было не больше, чем в россказнях Грибка, но беглецы из Вестероса, желая хоть как-то уязвить предавшего и обрёкшего их на изгнание из Семи Королевств лорда Утёса Кастерли, повторяли и распространяли эти скабрёзности снова, снова и снова, каждый раз дополняя их всё новыми подробностями. А теперь эти пошлости ещё и на музыку положили, и в рифмы нарядили! Принцесса испытала приступ злобы. О чём Мартин вообще поет? Что этот певец себе позволяет? Что это за отвратительное прославление надуманных измен её отца? Она знала, что родитель был... Не самым лучшим королем. И далеко не самым лучшим человеком, да. Но это ведь не повод оскорблять память её матери на радость целой толпы! Её мама страдала из–за этого! А теперь над этим предлагают смеяться? В приступе праведного гнева принцесса и дочь королевы Рейлы повернула лицо к царственному брату... И тут Дени поняла, что её брат-то смеялся едва ли не громче всех. Он чуть ли не гоготал, подавая заразительный пример всем остальным — и тем самым надёжно защищая Мартина от любой острастки. Дейнерис было удивилась — а потом припомнила, что ей рассказывали украдкой о мужском поведении. Казалось бы, сложно придумать менее похожих женщин, чем Элин и Дорея. Знатная леди и безродная рабыня; достойная женщина и шлюха... И, тем не менее, и та, и другая говорили в своё время Дени, что в полной мере понять мужчин попросту невозможно. Неважно, сколько ты с ним живешь, как он тебе доверяет, в какие тайны ты посвящена; обязательно найдется нечто, чем он тебя удивит и поразит — не в лучшем смысле этих слов. Может, это и есть тот самый случай? Может, порой лучше не задавать лишних вопросов, просто принять любимого каким он есть? Первое выступление Мартина сорвало бурные аплодисменты. Рыцари-изгнанники, гелы, эйксы — все поздравляли сочинителя с выдающимся шедевром. Кое–кто даже предложил его качать, настолько сильно вдохновившись услышанным. Но сам Весёлый Язык только-только входил в раж, не собираясь раньше времени отдаваться ласкам публики. — Но хватит о рогатых львах и похотливых львицах, — крикнул довольный собой певец, — начинаем веселиться по-настоящему! Мотив «Рейнов из Кастамере» был забыт; теперь воцарились залихватские, удалые песни о драках, любовницах и походах. Песни сменялись с потрясающей скоростью; певцы порой «скакали» с одной на другую. За Мартином вторили оставшиеся музыканты, что рабы, что вольные; с каждой минутой всё больше людей покидали столы, охотно присоединяясь к танцующей публике. На вкус Дени, впрочем, эти танцы более подобали крестьянскому сборищу на празднике урожая: настолько всё не походило на приличные, подобающие случаю танцы! Где правильная синхронность? Где ощущение должного величия? Где царственное великолепие, подобающее придворным будущей королевы?.. И, тем не менее, принцесса смотрела на хаотичные движения танцоров с восхищением. В них было нечто манящее, нечто неправильное, но при этом обещающее великолепное, порочное наслаждение. Недовольство ушло прочь, ханжество уступило место искреннему интересу. Она, казалось, могла бы ещё час наблюдать за тем, как надменные эйксы и храбрые рыцари кружат, обнимают и трогают весёлых гел за все интересные места... Вот только Визерис вывел сестру из этого гипноза простым, спокойным замечанием. — Нам с тобой пора, Дени. — Спорить она не хотела. Какими бы манящими не были чужие танцы, её впереди ожидала собственная брачная ночь, к которой она так старательно готовилась. Дальнейшее не заняло много времени. Визерис поднялся с трона и объявил о том, что ему с женой настала пора уединиться. Кое-кто из рыцарей-изгнанников просил устроить церемонию провожания в соответствии с родными традициями... Но их голоса были заглушены его резким, решительным отказом. Брат сдержал слово: никто, кроме него, не коснётся её сегодня. Чтобы подсластить горькую микстуру, принц велел напоследок принести ещё вина и предупредил гостей, что они вольны расходиться тогда, когда захотят. Праздник в честь его свадьбы продлится ещё несколько дней, так что спешить было некуда. Всё было тотчас забыто — празднование продолжалось своим чередом даже за их спинами, а бдительная стража во главе с Эйлинор в случае чего сможет справиться с любыми неприятностями, не тревожа хозяев торжества. Путь от пиршественной залы до покоев показался ей одним, коротким мигом. Визерис всю дорогу держал её за руку, будто бы стараясь придать ей уверенности — пусть она в том и не нуждалась, ей подобное внимание было очень приятно. Шли они в идеальном молчании: ни брат, ни она, ни их стража не проронили ни единого слова. У двери остались сторожить безусловно верные и трезвые сир Тристифер вместе с сиром Киваном; сами Таргариены прошли внутрь. У Дореи и Нерры было несколько часов, чтобы привести брачное ложе брата и сестры в надлежащий порядок. И рабыни постарались на славу: повсюду горели ароматические свечи, постель была старательно застелена, на маленьком столике стояли графин с вином, которое уже было продегустировано чашником, два бокала и тарелка фруктов. Самих рабынь здесь не было — они знали, что сегодня ночью не потребуются, и поспешили убраться восвояси, как только покончили с делами. Стоило дверям закрыться, как брат страстно, с чувством, поцеловал свою новоиспечённую супругу. Та закрыла глаза от нахлынувшего на неё восторга... Но поспешила ответить на ласки, зацепившись с братом языками. Такой прыти от неё он явно не ожидал — но приспособился за считанное мгновение, заключив её в свои крепкие объятия и не торопясь отпускать. Дени была на самой вершине седьмого неба, позволяя новым, ещё незнакомым чувствам заполонить всё её сознание, испытывая новые, но такие сладостные и приятные ощущения... — Мне тебя раздеть, — спросил Визерис, когда их поцелуй наконец распался, — или ты предпочтёшь сама? — А что бы ты предпочёл? — Дени отвечала так, как была научена Дореей. Что она там говорила? «Подарить ему чувство власти над ней?».. — Раздевайся сама. — С этими словами Визерис сделал пару шагов назад, желая получить как можно более лучший вид. — Я ещё успею... Изучить тебя. Принцесса улыбнулась брату — и принялась исполнять его пожелание. Дорогие наряды волантийских гел, помимо красоты и изящества, хороши ещё и тем, что их очень легко снять с тела... Ради омовения ли, ради сна ли, ради любви ли. Знают местные портные и портнихи, чего Старокровным от них угодно! Даже волновавшаяся Дени справилась за считанные минуты, наконец представ перед ним во всей своей нагой красе... И поборов острое желание укрыться от мужского взгляда руками. «Он должен видеть вас всю»... — Тебе нравится... Что ты видишь? — Спросила она, желая удостовериться в том, что «представление» возымело желанный эффект. Принц молча кивнул, но его голодный, пожирающий взгляд говорил красноречивее любых слов. — Теперь — твоя очередь. — Дейнерис с трудом подавила в себе нервный смешок. Какая-то часть её до сих пор не верила в реальность происходящего... А другая — боролась с желанием накинуться на супруга в порыве страсти. — Ты тоже... Сам разденься. Её брат был воином, и скорость его рук не давала об этом позабыть. Торжественные одеяния триарха полетели в сторону через какую-то минуту, обнажая прекрасное, мускулистое мужское тело — Дени поняла все восторги Дореи. Казалось, этим творением Богов можно восхищаться часами, поглощая жадными глазами всё новые и новые детали. Только Визерис ей этого времени не дал. Он вновь подошел к ней и повторно заключил в объятия; их голые тела соприкоснулись друг с другом, их губы встретились во втором поцелуе... И тут по Дейнерис пробежали предательские мурашки. Волнение? Беспокойство? Усталость? Боязнь оттолкнуть?.. Он, разумеется, это почувствовал. И прошептал ей на ухо только пару слов, своим самым заботливым и нежным голосом. — Не бойся. Ты мне веришь? И она ответила таким же шепотом: — Да. — Не волнуйся, Дени. Всё будет хорошо…

***

Визерис Таргариен Где–то он это всё уже слышал. — Да здравствует Дракон! — Кричала совсем ещё мелкая пигалица с балкона родительского особняка. — Эйкс, сделайте меня второй! — Слава эйксу Визерису! – Вторила семья её соседей, разодетая немногим хуже Старокровных. — Слава его клинку! — Мы любим вас! — Валирия вернулась! Она вернулась! — Бились в припадке верноподданичества ремесленники и слуги в толпе, шедшей за ним по следам. — Драконы снова живут! — Пламя и кровь! — Добрый эйкс! Прекрасный эйкс! — Надрывали глотки вольноотпущенники и даже рабы. — Спас от варваров, защитит от грязных Шлюх! — Пламя и кровь! Триарх и принц-изгнанник в последний раз получал подобные овации во время своего судьбоносного триумфа. Тогда улицы Волантиса тоже славили его имя, превозносили его таланты, красу и достижения... Но, как ему казалось, сегодня Волантис кричал по-особенному рьяно и увлечённо. Пропали опасения, сомнения и подозрения; скептики молчали, а остальные отдавались безмятежной радости, пока ещё могли. Он хорошо понимал корень произошедшей перемены. После победы они приветствовали избавителя, благодаря которому миновала страшная угроза — сегодня они видят надежду на лучшее, великолепное будущее. Будущее, о котором в эпоху слонов Волантис успел забыть, и будущее, что будет выковано в пламени и крови. Старокровные в слепой надменности любят называть себя последними настоящими валирийцами; вот только гонор, гордость за происхождение свойственны и простым вольноотпущенникам. Они раньше тешили себя, говоря, что честный волантийский чёрный хлеб породистей и милей лиссенийских перин с тирошийскими красками. И, если эйксы с гелами над этими мнениями разве что иронизируют, то он сам хорошо понимает, что такое гордость «низших» и какая это могучая сила. Разве не он в прошлой жизни поднял рыцарство Юга и простой люд Дорнийских Марок? А прежних ошибок он теперь не повторит. Визерис, в свою очередь, приветствовал простонародье как только мог. Чувства преданности и любви необходимо взращивать, как взращивают плодовые деревья. Он улыбался и старался посмотреть как можно большему числу людей в глаза, он на каждом перекрестке подавал милостыню, он не забывал время от времени бросать в толпу тот или иной клич... Испытывая невольное удовольствие, когда толпа его послушно подхватывала. Война, стоит ей начаться по-настоящему, заставит многих разочароваться в нём. Победа над вновь образованной Триархией не будет ни быстрой, ни лёгкой, а народная любовь уж очень преходяща. Когда Города достигнут первые известия о потерях, когда цены полетят вверх, когда по улицам будут ходить всё новые и новые вербовщики, а стражники будут становится всё более жестокосердными — тогда эти восторженные крики затихнут в ожидании грандиозных побед. И он должен будет оправдать их ожидания, иначе дела примут крайне дурной оборот. Сейчас он возвращался в пределы Чёрных Стен, покончив сразу с несколькими немаловажными делами. Он мало того, что показался простонародью, которое вчера угощали и веселили от его имени, так ещё и посетил порты, где вновь корпел над картами адмирал Гонерис. Триарх внимательно изучил его план, в деталях обсудил с Геймоном замысел, прежде чем одобрить его. Как-никак, именно ему предстояло отправиться со стариком в Лисс по морским волнам. Как бы ему не хотелось отрываться от молодой и любимой жены, а придётся. Придётся повести лучших воинов Волантиса, надеясь одним ударом поставить одну из Шлюх на её законное место — на колени. — Эйкс Визерис! — Во всю силу крикнула одна из женщин в окне. Настолько громко, что он её услышал и смог найти глазами. — Возьмите меня! Я ваша! Буду вашей кем угодно! — Только если мне моя любимая супруга надоест! — Весело улыбнувшись, ответил Визерис. — Да здравствует гела Дейнерис! — Толпа отозвалась громоподобным хором. А если когда–нибудь она и надоест, то случится это только в отдалённом будущем. Теперь он в этом попросту уверен. Разум триарха соскользнул в сладостные, приятные воспоминания. Вчерашнюю ночь он запомнит, пожалуй, на всю оставшуюся жизнь. Несмотря на полное отсутствие опыта Дейнерис оказалась любовницей охочей, горячей и пылкой, желающей и получить, и доставить удовольствие. Для девы она прямо-таки удивительно хорошо понимала мужские и женские тела — уроки у Дореи, в которых она вчера усталым голосом призналась, даром не прошли. Сумела перебороть неловкость, старалась принести ему наслаждение как только могла. А уж когда она на третий их раз пустила в ход свой очаровательный ротик… Когда она, поздней ночью, лежа на нем спросила, в самом ли деле он обязан уплывать, тогда Визерис на пару мгновений испытал страшное искушение. Только поцелуем он смог угомонить Дени — а через минут семь всё началось сызнова. Этим прекрасным, солнечным утром Дени не хотела выпускать его из постели, показывая прямо-таки удивительное рвение. И только через час ласк триарх поднялся с постели, да пригласил рабынь наряжать жену. Она, пока Нерра и новенькая кваатийка одевали её, успела со всем возможным чувством признаться Визерису, как она будет ожидать сегодняшнего вечера. И он, признаться, тоже ждал его с нетерпением. Из мира приятных вожделений его вырвала делегация, расположившаяся у самых Пурпурных Ворот. Там его ожидали красные жрецы с толпой преданных им одним фанатиков: от обилия оттенков алого, казалось, площадь сейчас загорится. К чести слуг Бенерро, они не стали его задерживать надолго — только заявили о своей вечной, непоколебимой верности, да от имени Великого храма Р'глора осыпали дорогими дарами. Триарх говорил со жрецом учтиво и вежливо, принял все подарки... И поспешил укрыться от рабов Владыки Света за Чёрными Стенами. Все рыцари сопровождения ощутили перемену настроения господина: он оторвался от них и поскакал вперёд в гордом одиночестве. Ведь ему вновь напомнили о событиях в обители Бога Пламени и Теней. В последние дни Визерис, кажется, заставил себя поверить, что жертва того стоила. Что он совершил, в конечном счете, правильный и единственно верный выбор. У него ещё будут дети, свои, законные, от любимой сестры, не от простой шлюхи — и разве мог он отдать свою Дени в обмен на... «этого»? Глупости! Разумеется, принц не стал ничего говорить Дени о том, что он сделал ради её спасения. Он сделал то, что должен был, и не должен в этом сомневаться... Не должен… Вот его дражайший сводный братец нисколько бы не колебался. Этот сделал бы всё для получения силы, не моргнув своим единственным оставшимся красным глазом. Но не только мысли о принесённом в жертву первенце беспокоили его душу. Визерис долго, очень долго размышлял над всем, что ему рассказала сестра. Право, было над чем поломать голову! И более всего его волновали слова Дени о неких «Богах», что якобы собрались мстить им за какое-то предательство. Триарх хотел было сходу объявить все эти видения глупыми и нереальными, плодом воображения и внутренних страхов самой девушки. Право, как бы это было просто! Просто, понятно, а, главное, обычно. Однако в такие объяснения принц-изгнанник верить перестал с момента, как увидел живых драконов. Если есть силы, стоящие над человеком и самой реальностью, если волшба сильна, то и Боги есть. К тому же, уж слишком подробным было видение, слишком хорошо Дени его запомнила, сумев по его просьбам воспроизвести каждую мало-мальски значимую деталь. Опасности «там» были реальными и серьёзными, испытания — жестокими и потенциально смертельными. Неужели человеческий разум может играть сам с собой в подобные миражи? Едва ли, и едва ли после такого человек сможет сохранить рассудок. Другое дело, что сами видения, на его взгляд, были лишены какого-либо смысла. Откуда взялся огромный чёрный дракон, если единственный такой зверь находится в их дворце и ещё не может похвастаться гигантскими размерами? Что за позолоченные воины скопились подле дракона? К чему были разговоры про легендарного, никогда не жившего Элиона? О каком нарушенном Договоре шла речь? Видения Дейнерис могли показывать будущее; могли оказаться и простыми бреднями расстроенного разума. Эти «Боги» могли быть реальными сущностями, а могли обернуться и фантомами. Но даже если они реальны, даже если то были настоящие Боги древней Валирии... То почему они заговорили лишь сейчас? Что мешало им «напомнить» Таргариенам о «договоре» раньше? Ведь многие из его предков пожертвовали бы чем угодно в обмен на драконов! Самими собой, жёнами, детьми, братьями, сестрами — только некому было. А теперь, значит, стоило последним драконовластным самим взяться за свою судьбу, так «покровители» проснулись? Немного же стоят подобные Боги, и наверняка сил для исполнения угрозы у них не найдётся. Ведь почти что три сотни лет Таргариены молились и поклонялись Семерым; уже третье поколение правителей забыло о старой вере и прежних обрядах. Последнее драконовластное семейство перестало возносить молитвы Богам-драконам и что те сделали? Ничего. Усилием воли Визерис заставил себя перестать гадать на винной гуще. Сейчас он должен думать о другом, о том, что имеет самое прямое отношение к действительности — о войне, о празднике, о любви. Сегодня второй день свадебных торжеств, и совсем скоро в его дворце вновь начнут собираться гости. Они будут искать отдыха и веселья, дорогое вино снова польется рекой, а вечером он уединится с Дени и сможет забыть обо всём на пару блаженных часов... Но, как оказалось, судьба приготовила для Визериса ещё одно дело. Это он понял, как только взглянул на ожидавшего его у парадного входа сира Джораха Мормонта — настолько озадачен был бывалый «медведь». — Что случилось, сир Джорах? — Он оторвался достаточно далеко от сопровождения, чтобы они могли переброситься парой слов здесь и сейчас, даже не сходя с коней. — Только что прибыл начальник порта с донесением. Он буквально на несколько минут опоздал и не успел доложиться, пока вы находились в порту. Этим днём прибыли послы из Дорна, — заявил северянин, зная, что случайных ушей поблизости нет, — они остановились в Городе и ожидают разрешения прибыть к вам на аудиенцию. Ну надо же… Доран Мартелл соизволил очнуться от спячки, и не прошло даже полувека. И как же вовремя! Хотя... Это с какой стороны ещё посмотреть! — И кого принц Доран послал к нам? — Спросил Визерис, с трудом скрывая раздражение. — Посольство возглавляет лорд Дагос Манвуди. Официально, они прибыли обсудить соглашение на закупку зерна, пряностей и изделий наших ремесленников. Однако сомневаюсь, что они прибыли лишь за этим, — Ответил Мормонт, сохраняя невозмутимое выражение лица, — ведь вместе с посольством прибыли и трое бастардов принца Оберина Мартелла. — Кто? — Нимерия, Обара и Тиена Сэнд. Визерис скривился, словно от зубной боли. Итак, очнувшийся принц Дорна направил к нему трёх незаконорожденных дочерей своего младшего брата. Для того, чтобы придать этому «посольству» хоть какое-то подобие приличия, даже упросил одного знатного лорда их сопроводить. Отчасти Визерис понимал Дорана. Прибытие в Волантис самого Оберина или кого-то из детей правящего принца, узнай о нём Железный Трон и стоящий за ним Тайвин Ланнистер, было бы истолковано однозначно. В ту же минуту Доран будет провозглашён изменником, и какого-либо пространства для манёвра у Мартеллов уже не будет. Но понимание не означало согласия и одобрения. Этот принц, строящий из себя «союзника» дома дракона, долгие годы не давал о себе знать ни словом, ни делом. Стоило Визерису вместе с Виллемом Дарри, да упокоят Семеро его душу, заключить тот поганый договор, как дорниец исчез с горизонта и не показывался на нём. Принцу-изгнаннику пришлось самому пробиваться в люди: создавать наёмный отряд, разыскивать деньги и контракты, просить и убеждать... Визерис не был «обижен» на поведение предполагаемого «союзника», но и отнюдь не спешил радоваться его «пробуждению». Хорош вассал, который оставляет сюзерена в беде, но спешит напомнить о себе в минуты благополучия! Хотя... Так ли удивительно подобное поведение от дорнийца? В прошлой жизни он их презирал, не думая того скрывать. Была у него даже мысль соблазнить королеву Мирию и доказать Дейрону, что все эти полуголые южанки — шлюхи; только остатки любви к брату и остановили Деймона Блэкфайера. Душу он отводил, сражаясь с молодчиками из Дорна на турнирах и общих схватках, неизменно унижая «дорогих гостей» короля на потеху и удовольствие настоящих рыцарей Семи Королевств. Многие из его сторонников пошли за ним, отказываясь кланяться потомкам «дорнийской шлюхи» как принцам и будущим королям... В этой жизни Визерис Таргариен относился к южанам получше: хватало среди Чёрных рыцарей дорнийцев, для которых двуличие и постоянные виляния хвостом принца Дорана были неприемлемы. Но осадок-то остался! Раньше они были врагами. Сегодня, здесь и сейчас, ехидная судьба решила попытаться усадить его в одну лодку с Мартеллами. Что ж, пусть так. Не отказываться же от союзников, какими бы сомнительными они казались. Вот только договор между Визерисом Таргариеном и Дорном будет перезаключён. На новых условиях. И уж точно это произойдет не сегодня, не на второй день его свадьбы. — Сир Джорах, я всенепременнейше приму наших гостей из далёкого Дорна. Когда освобожусь. Пока что пускай остаются в Городе. Они вольны ходить по нему сколько захотят… За пределами Чёрных Стен, разумеется. Но их корабль из порта не выпускать. — По слогам ответил Визерис. — А теперь, сир, идёмте. Нас ждет праздник!