***
Юный Гриф – Подъём! – Закалённый долгими годами упражнений и тренировок Юный Гриф в одно мгновение вернулся в мир из плоти и крови. Голос принадлежал Джону Коннингтону, его наставнику, учителю и воспитателю. Немолодой мужчина смотрел на него своим требовательным, но в то же время заботливым взором, в котором уже не было и следа от сонливости. Сегодня юношу разбудили куда раньше обычного. Значит, что-то грандиозное зачиналось... – Решились биться всё-таки? – Поспешил озвучить свою догадку Эйгон. – Да, наши манёвры были замечены, – подтвердил его предположение наставник, – и Веймонд Дориар принял вызов. Значит, волантийский триарх всё-таки собирается сражаться... Небось посчитал, что отступление через все Спорные земли будет воспринято его покровителем как поражение. Значит, он будет испытывать удачу – а, если повезёт, то заработает славу победителя Золотых Мечей и принудит Мирр к капитуляции. – И если ты настаиваешь на том, чтобы участвовать... – Настаиваю, да. Негоже королю отсиживаться за высокими стенами, пока его войско идёт на битву. – Юноша лихо поднялся с кровати, стараясь сбросить с себя оковы сновидения... Или же видения? – Вы ведь сами говорили, что капитанам не терпится увидеть меня в деле. И я их понимаю: мы ведь не можем просить людей погибать за малодушного труса? – Франклин, Балак, Лисоно да Тристан в самом деле говорили, что неплохо бы тебя испытать. – Словно нехотя признался Коннингтон. – Да и сам Стрикленд... Намекал на это в своей двуличной манере. – И мы постараемся дать им исчерпывающий ответ. – Голосом, не допускающим сомнений, ответил Юный Гриф, поспешно одеваясь. – Их требование разумно, милорд. Пусть войско увидит меня в бою; ему, если Боги помогут, ещё предстоит пересечь Узкое море под моим стягом. И я хочу, чтобы они стали моими ещё до того, как я назовусь своим истинным именем. «К твоему горю». – Назваться каким-либо именем может только живой, – постарался его урезонить Коннингтон, – а там, в поле, будет настоящая бойня. Послушай меня, парень, и останься тут; ещё будет у тебя время покрасоваться перед Золотыми Мечами. – Когда? В «славных» стычках с фуражирами волантийцев? В «достойных песен» боях за городки с такими звучными именами, как Шлюшья Яма? – Позволил себе немного сыронизировать Эйгон, пытаясь справиться с подступившим волнением. – Вы с сиром Ролли достойно подготовили меня к войне. Пришло время показать людям, что в Эссосе не один дракон, а два. «И один из них – чёрный». Перебрасываясь словами с Коннингтоном да одеваясь, Эйгон пытался оттолкнуть от себя мысли об увиденном во сне. Картина разрушенного Города уже не первый раз являлась к нему по ночам. Сновидения начались вскоре после того, как небеса озарила красная комета – та, что исчезла совсем недавно. Они, чего раньше с ним никогда не бывало, повторялись, не желая отпускать юношу. Более того: детали оставались узнаваемыми от сна ко сну. Всегда он видел Город, всегда его сопровождали призраки мёртвых наследников Деймона Блэкфайера, всегда он двигался вперёд через руины... – Ролли ждёт тебя, – сказал Джон, поднимаясь со стула, – твои меч и доспехи у него. Как будешь готов, мы идём к Стрикленду. Сегодня добавилась, правда, одна деталь, которую Эйгон никак не мог припомнить раньше. Появился памятный камень, на котором умелой рукой были высечены слова возвышенного классического наречия Валирии. И сейчас, идя по узкой дорожке военного лагеря, парень в точности припоминал те слова. «Императором» далёкие предки звали того человека, что имел право единолично распоряжаться легионами Фригольда и даже призывать на войну любого драконьего наездника вне зависимости от желаний оного; и последним императором был тот самый Эйнар Тартерис, что повёл сотни драконов и десятки тысяч лучших воинов Фригольда против армии принца Гарина Великого. И, вроде как, Эйнар был славен не только воинскими достижениями, но и выдающимся талантом архитектора. Неужели эти сны – видения? Видения какого-то места, где он должен побывать? Куда его приведёт судьба? Неужто речь идёт о самой Старой Валирии? Впрочем, подумать об увиденном он ещё успеет. Были Таргариены, способные предвидеть будущее. Были Блэкфайеры, способные на то же самое... Вот только Деймона Второго эти «прозрения» привели к каменным мешкам и смерти от истощения в Красном замке. Сейчас нужно сосредоточиться на чём-то, имеющем отнюдь не призрачный смысл – на грядущем сражении. В конце концов, это всё не будет иметь никакого смысла, если он ляжет костьми под стенами Мирра. А как бы он не убеждал Джона Коннингтона в обратном, риск погибнуть был в самом деле велик. Веймонд Дориар вёл за собой, по словам разукрашенного Лисоно, около двенадцати тысяч опытных, закалённых в боях бойцов. Они пережили нашествие дотракийцев, они прошли через Спорные земли и разбили всё, что местный овечий магистрат бросил против них. По ту сторону Эйгона, Джона и остальных ожидают привычные к крепкой драке люди, чующие вражескую кровь и свою добычу. Их командир, судя по словам Маара, хоть и отважен до безрассудства, но в то же время умён и расчётлив. Против волантийцев Мирр мог выставить всего чуть больше шести тысяч ополченцев – всё, что он мог собрать после дотракийского набега и ряда неудачных сражений в Спорных землях. И, конечно же, на их стороне было десять тысяч бойцов Золотых Мечей. Вот только Эйгону не нужно было быть ветераном сотни битв и десятка кампаний, чтобы оценить всю ничтожность местного ополчения. Наспех собранные, едва ли чему-то обученные, плохо вооружённые... И, вдобавок ко всему, напрочь лишённые веры в победу. Горожанам пообещали лёгкую, быструю войну против ненавистного Волантиса: пара стычек в Спорных землях, говорили магистры, и Таргариенов утопят в Ройне, а Мирр прирастёт новыми землями с золотыми рудниками. Пара стычек, говорили магистры, и каждый житель Мирра сможет насладиться плодами победы. Одну часть обещаний магистры даже сдержали. Сегодня воистину каждый мирриец мог «вкусить» достигнутых правителями результатов. Без Золотых Мечей, Мирр мог бы послать к волантийскому триарху разве что послов с просьбой о мире: этот сброд ничего бы не смог поделать с вражеским войском. Насколько знали Эйгон и его воспитатель, Гарри Стрикленд до последнего желал воевать от обороны, полагаясь на высокие и прочные стены Вольного города. Флот Волантиса, рассуждал генерал-капитан, далеко и занят другими делами, а всего с двенадцатью тысячами подобный город волантийцам штурмом не взять. Золотые Мечи могли бы годами оборонять город, исправно получая из его казны заслуженное жалование, и не рискуя при этом крупными потерями. Логика, вполне достойная вчерашнего казначея, и довольно-таки здравая для любого генерал-капитана. Но осторожная и выжидательная тактика Стрикленда, судя по всему, разбилась о две скалы: о жадность его капитанов и… о нетерпение его бойцов. Эйгон уже второй месяц жил бок о бок с Золотыми Мечами, смог присмотреться к ним как подобает. Помогали как полученные уроки вместе с природной наблюдательностью, так и отсутствие у наёмников привычки вилять да уклоняться от разговоров. Тут люди привыкли к постоянному смертельному риску, старались доверять друг другу и говорили то, что думали. И, формально, Эйгон был одним из них, внесённым в списки отряда воином по имени Юный Гриф. Может, с ним и не спешили делиться откровениями из жизни, но обсуждать известия наравне с остальными он мог. И рядовые Мечи, и сержанты в последнее время громогласно жаловались на генерал-капитана, проклиная его нерешительность и трусость. Все, с кем Эйгон успел поговорить, считали ошибкой отказ Гарри от участия в волантийской кампании; но многие шли ещё дальше. Они полагали ошибочным решение Стрикленда занять сторону Триархии в их войне с Таргариенами. Говорили даже, что многие воины требовали послать людей к Визерису Таргариену с предложением заключить последний контракт Золотых Мечей. Болтали, будто не столь важен цвет дракона, сколь его реальные возможности; уверяли один другого, что Визерис обязательно наградит успевших присоединиться землями, замками и золотом. Только с помощью денег Иллирио Мопатиса и строгих внушений Стрикленду удалось поддержать порядок, но и сейчас недовольные голоса можно было различить в общем нестройном хоре. Потому Золотым Мечам отчаянно нужна была битва. Настоящее дело, в котором достойные обретут добычу... И отрежут для себя возможность как-либо договориться с Таргариеном. Иначе Эйгон и его покровители могут потерять и последнюю, призрачную надежду на трон Семи Королевств. В конце концов, Гарри Стрикленд уступил «уговорам» десятков перепуганных магистров и повёл своё войско вперёд, ища встречи с воинами Волантиса. На выходе из палатки их ожидал сир Ролли с вооружением. Человек, бывший для Эйгона талантливым и одарённым мастером над оружием, теперь помогал своему королю облачиться подобающим образом. Грифы в походе обходились лёгкими кольчугами да верными мечами: подобающий для средней руки наёмников набор. Что-либо лучше уже привлекло бы нежелательное внимание... – Вас, милорд, генерал-капитан зовёт. – Уведомил Коннингтона верный рыцарь, помогая Эйгону справиться с ножнами. – Да, Гарри прекрасно помнит, что я не за просто так считался одним из возможных преемников Майлса. – Скупая улыбка, столь редкая на лице мужчины, проявилась на пору мгновений. – Ему пригодятся мои советы, и он это хорошо знает. Как-никак, для генерал-капитана Стрикленда это будет первое настоящее, достойное сражение. Вся репутация от этого зависит. – А я? – Ты пойдёшь со мной. – Ответил Коннингтон юноше. – Как воспитанник, которого я не могу отпустить от себя. Тебе лучше всего будет помалкивать: Стрикленд и остальные пока что не уверены, с кем именно имеют дело. Сам того не ведая, Старый Гриф вонзил в сердце юноши очередной кинжал. С каждым днём парню становилось всё тоскливее и гаже на душе от того, на какой подлый обман пошли те, кто считают себя его покровителями. Они внушили достойному лорду и храброму рыцарю, что отдают ему наследника его покойного принца и сюзерена. Внушили, будто бы он опекает Эйгона Таргариена, сына принца Рейгара и принцессы Элии, цинично сыграли на чувствах преданного вассала, пусть его верность и посвящена недостойному. И много лет Джон Коннингтон провёл бок о бок с потомком Деймона Блэкфайера, ничего о том не ведая и искренне веря, что служит Эйгону Таргариену. Старый Гриф даже стал считать Визериса вторым Мейгором: алчным до власти дядей, способным убить более достойного племянника... Во многом благодаря влиянию Иллирио Мопатиса. Эйгон до сих пор прекрасно помнил ту судьбоносную беседу, в которой пентошийский магистр раскрыл ему его происхождение. Много вопросов в тот тёплый летний вечер задал юноша, но одним из самых непростых был этот: зачем они обманывали, обманывают и продолжат обманывать Коннингтона? Неужели нельзя было доверить вскармливание истинного короля кому-нибудь из его немногих, зато искренних слуг? Ответ был дан исчерпывающий. – Я мог бы воспитать из тебя прекрасного торгового принца. Твоим богатствам, Эйгон, самые умелые казначеи не ведали бы предела, твои агенты вели бы дела от Закатного до Нефритового морей, тебе принадлежали бы великолепные и несравненные сокровища... Умер бы ты в глубокой старости, от тех излишеств, что уже угрожают мне. – Майлс Тойн воспитал бы из тебя выдающегося наёмника. Люди пошли бы за тобой хоть в И-Ти, хоть в Моссовию. Ты бы превосходно разбирался в тонкостях вольных компаний, ты вёл бы жизнь, полную приключений и опасностей. Наверняка бы превзошел самого Жгучего Клинка свершениями. Умер бы ты, скорее всего, молодым, и твой позолоченный череп украсил бы вход в палатку твоего преемника. – И ещё один... Наш друг вообще не годится в воспитатели. Я это знаю, он это знает. Посему этот вариант мы даже не рассматривали. – Твоя мать не такой судьбы желала для тебя, Эйгон. Она не хотела видеть тебя богатым купцом, утопающим в роскоши и потакающим своим прихотям. Она не хотела видеть тебя наёмником, продающим свой меч толстякам вроде меня и меняющим кровь на золото. Она хотела, Эйгон, чтобы ты занял положенный тебе трон её предков, чтобы ты смог преуспеть там, где терпели неудачу все твои предшественники. Юноша тогда внимал каждому слову этого странного человека, назвавшегося его родным отцом. На улицах Пентоса ни единого доброго слова о Мопатисе не услышишь, но здесь, но сейчас он в самом деле был любящим родителем, ведущим непростой разговор со своим чадом. – Так и появился Коннингтон на горизонте. Королей, мальчик мой, непросто воспитывать, и одни только беглые септа и мейстер тут не справились бы. Им всем нужен был направляющий, такой человек, что родился и вырос промеж знати Семи Королевств, знающий, чем и как живут в замках и деревнях подле них. Никого достойнее Коннингтона мы найти не сумели, а, поверь, мы искали тщательно. И, как я погляжу, наш Джон прекрасно справился со своей задачей. Род Деймона Достойного ещё не видел человека, лучше подготовленного к своему бремени. То, как торговец сыром и пряностями завершил речь, навсегда вошло в память молодого принца. – Я прошу прощения за то, что обманывал тебя, Эйгон. Но обман Коннингтона был необходимостью, что помогла нам приблизиться к цели. Продолжай в том же духе, подыгрывай ему, пока не придёт твоё время. Затем... Он либо поймёт, либо сам уйдёт. Сейчас парень был склонен согласиться с Иллирио. Он в самом деле чувствовал в себе некое призвание, некий... Некий зов к делам возвышенным и великим. Он ведь остался последним истинным наследником Железного Трона, последней надеждой исправить великую ошибку прошлого. Вот только Богам, похоже, до того дела нет, если они позволили взойти на престол жирному ублюдку Роберту. Даже если королева Нейрис родила не от того брата, Дейрон Лжерождённый оставался бы от драконьего семени; но Роберт Баратеон никакого права на престол не имел... Кроме права своего молота. И этого оказалось предостаточно. Юноша бросил нервный взор на свои ножны. Хватит ли их содержимого против целой державы с одной стороны, и трёх драконов с другой? Но ответить самому себе на этот вопрос Эйгон не успел: облачение было завершено, и им пора было двинуться в путь. – Нас ждёт Гарри, не будем томить его. В раздражении он становится совершенно невыносим. – Эйгон про себя обрадовался решению Джона, которое давало ему возможность отвлечься от тягостных раздумий. Путешествие по лагерю Золотых Мечей не заняло много времени – зато укрепило решимость последнего Блэкфайера. Наследники Эйгора Риверса были верны его заветам: даже временный лагерь поддерживался в порядке, близком к идеальному. Подозрения Коннингтона не оправдались; новый генерал-капитан подчинённых не распустил. Даже зная, что враг находится ещё далеко, Мечи озаботились укреплениями; лошади и слоны были накормлены и напоены; воины старательно ухаживали за своим оружием да делились друг с другом всяческими историями. На пути к Стрикленду Эйгон не без удовольствия подмечал уверенность, стойкое спокойствие, слышал разномастные остроты... Золотые Мечи были уверены в себе, своей звезде и своих навыках. С такими людьми в самом деле можно идти на опасное дело. Но видел юноша и ополченцев Мирра, посланных своими магистрами на верную смерть. Наспех вооружённые, плохо подготовленные, потерявшие любую веру в победу, эти мужи разве что не плакали. Они держались обособленно от Мечей, жаловались, хныкали – да молились. Семерым, Р'глору, тысяче Богов Вольных городов; молились всем, кому только могли, да не за победу, а за спасение жизни. Не с таким настроем побеждают, не с таким настроем идут на решающую битву кампании. Обречённые мужчины плохо атакуют, плохо держат строй, норовят сбежать при первой опасности. Как-то там писал валирийский архонт Деймон Белейрис? «Стойкость армии определяется стойкостью самого малодушного легионера». Оставалось надеяться, что генерал-капитан если и не читал «Поучения полководцам», то знаком с этими идеями. У двух Грифов приняли коней, и юноша с лёгкостью спустился на землю. Стражники посмотрели на него без особой симпатии... Но, заметив Коннингтона, пропустили обоих. За заветным порогом Эйгон увидел Гарри Стрикленда, стоявшего подле широкого стола в окружении разукрашенных магистров Мирра. Этих жирных свиней сограждане отправили за стены «наблюдать» за ходом кампании, и сейчас они пытались добиться учёта своих прав. Где-то там, позади них, стояли капитаны Золотых Мечей, которым чин не позволял участвовать в беседах с нанимателями и их представителями. А вот правители города, судя по всему, уже теряли последние остатки терпения. – Но ополчение не способно биться с бронированными всадниками. Их наскок... Это будет бойня! – Горячо возражал толстяк, неспособный при всём желании разглядеть свои ноги. – Вы понимаете это не хуже... – Статья шестая. – Произнёс Стрикленд, чьи бледные глаза казались бесцветными. – Генерал-капитан Золотых Мечей сам решает, когда и как он будет биться. – Наших людей попросту растопчтут, – возмутился другой магистр, ещё массивнее первого, – и вы обязаны этого не допустить... – Статья шестая. – Наёмник знал, что наниматели нуждаются в нём куда больше, чем он в них, и говорил с позиции силы. – Я обязан победить волантийские войска. Это я и собираюсь сделать... Действуя по своему плану, магистры. – Но тогда какого Неведомого мы не обсуждаем план? У вас ведь есть план, достойный сир? – Статья шестая, пункт третий. – Не повышая тона, повторил седой мужчина. – Магистрат Мирра согласен, что вопросы воинской тактики остаются в полном ведении генерал-капитана. – Вы издеваетесь над нами?! – Только цитирую договор, заключённый вами по доброй воле и без принуждения с нашей стороны. Гарри сделал вид, будто он только сейчас подметил прибытие Грифов. Очевидно, он ожидал только Коннингтона; так или иначе, а его указывающий к двери перст нельзя было трактовать двояко. – И, говоря о тактике. Раз прибыл мой последний капитан... Оставьте нас, магистры. Нам ещё предстоит доработать план. Эйгону показалось, что магистры сейчас разорвутся от злости. – Мы требуем отчёта... – Что вы себе позволяете... – Мы платим... – Статья восьмая, пункт пятый. – Безошибочно процитировал Стрикленд. – Военные советы генерал-капитана проходят исключительно с теми людьми, с которыми генерал-капитан сочтёт необходимым посоветоваться. Когда, уважаемые, мне понадобится осведомиться о ценах на миррийское стекло, я незамедлительно приглашу вас на совет. Глядя на Гарри Стрикленда, Эйгон испытал невольное уважение – уважение, которого его наставник к этому человеку не питал. Однако юношу учили ценить каждого подданного за его способности и достижения: и сейчас генерал-капитан вовсю щеголял непревзойдённым даром к крючкотворству. Так, наверное, репутация компании и была создана. В самом деле, тебе не придётся нарушать контракт, если ты его заранее составишь наиболее удобным для себя способом. Эйгон подумал про себя, что если Боги им помогут, то быть Стрикленду новым мастером над законами. Этот сможет оправдать что угодно и составить какой угодно закон в наилучшем виде. – Пока что оставьте нас. – Повторил генерал-капитан, чей тон стал жёстче. – Это для вашего же блага. Магистры поспешили убраться, понимая всю слабость своего положения. Именно их глупостью Мирр был втянут в войну, именно они назначали тех бездарей, которых до сего дня громил триарх Веймонд. Им некого, кроме самих себя, винить в том, что Вольный город теперь полностью зависим от милости Стрикленда и Золотых Мечей. Пусть бегут прочь, закрываться в своих палатках, да пытаться забыться в винных парах и объятиях мальчиков для утех. Чем бы битва не кончилась, они на её исход влияния оказать не могут. Когда последний магистр скрылся, офицеры Золотых Мечей рассмеялись. Мало что так радует наёмника, как возможность безнаказанно макнуть жирных, дряблых нанимателей лицом в грязь. Чёрный Балак хохотнул, сир Франклин Флауэрс заржал, дородный септон позволил себе лёгкую усмешку... И даже его учитель и опекун улыбнулся, что с ним бывало нечасто. – Люди готовы? – Обратился Стрикленд ко всем собравшимся. – Люди-то готовы, – едва ли не плюнул огромный Флауэрс, – а вот овцы – нет. – Эти... – Генерал-капитан отмахнулся. – На них надежды нет. Дрогнут после первого натиска, когда триарх догадается бросить на них свою конницу... Вернее дрогнули бы, реши я оставить их в гордом одиночестве. Вот только я ещё не выжил из ума. И сейчас, когда лишние уши нас оставили... Лисоно, сообщи остальным, что рассказал мне на рассвете. Разукрашенный, напомаженный и разодетый лиссениец заговорил своим нежным, тоненьким голосом. – Мой человек подал весть из лагеря Веймонда Дориара. Триарх Волантиса понял, что мы можем отрезать его от ближайшей переправы через Мёртвую реку. У него два пути: либо бросаться с нами наперегонки и уходить обратно в Спорные земли, либо дать нам бой. Веймонд решил биться: он развернул свои силы с тем расчётом, чтобы не дать нам прямой дороги к мостам и в то же время прижать к реке нас самих. – Это хорошо, что волантиец не побежал. – Заметил грузный сир Франклин Флауэрс, расчесывая свой очередной шрам на лице. – Бегать за ним по разорённым Спорным землям – хреновая затея. – Наш рыцарь прав, – заметил Лисоно Маар, улыбаясь всем разом и одновременно никому, – вот только Веймонда надо ещё и победить. Разведчики уверяют, что нам предстоит встретиться с десятью тысячами пехотинцев, двумя тысячами бронированных всадников да пятнадцатью слонами. Войско это хоть и усталое с маршей, пусть и остро нуждающееся в провианте с фуражом, но закалённое боями и крепко спаянное. – Помните ещё, – вступил в разговор Чёрный Балак, крупный летниец в перьевой накидке, – что тигрятам, играющим в драконов, некуда бежать – и они это знают. Зашедшие так далеко не склонны отступать; понимают, что вернуться домой по одиночке или малыми группами не выйдет. – И они чуют близость Мирра, – добавил Коннингтон, – дотракийцы погуляли в его предместьях на славу, но выжать из Вольного города можно ещё немало. Отступать им нельзя, а вот впереди маячит приз, что сравняет Дориара с самим Таргариеном. Он сам наверняка понимает это, и приложит все силы, чтобы сокрушить нас. Ответом им стал смешок рыжеволосого сира Тристана Риверса. – Преувеличивать риск тоже не стоит. С ними нет Красного Дракона, они маршировали сквозь враждебную землю... – Выходец из Речных земель поднял палец к небесам. – Буде против нас сам Визерис Таргариен, я бы первым призывал к осторожности. Но против нас вышел молокосос, росший во дворцах Волантиса. Что он понимает в нашем деле? – Молокосос, переживший все битвы с конетрахами, – поправил Тристана Франклин, – да умудрившийся накостылять миррийцам по седьмое число. Я бы не стал относится к нему столь пренебрежительно. Эйгон понимал, что ему сейчас рано выступать. Его присутствие здесь уже нарушает немало заведённых порядков Золотых Мечей, и не стоит об этом лишний раз напоминать офицерам, которые потом и кровью заслужили право быть тут. Но вот почему молчит Гарри Стрикленд? Даёт всем высказаться, чтобы оставить за собой последнее слово? Ещё не до конца определился с курсом действий, и желает узнать мнение капитанов? – Раз Веймонд желает биться, – нарушил свое молчание генерал-капитан, – то мы придём к нему сами. По словам Лисоно, в обозе у Дориара найдётся немало драгоценностей и побрякушек, которые он отобрал у миррийцев и ещё не успел отправить в Волантис. И им куда лучше будет с нами, чем с волантийцами. Тут он обратился к могучему септону, до тех пор не вмешивавшемуся в обсуждение. Тот был крупным, рослым мужчиной с седыми волосами, но живыми зелёными глазами и без капли лишнего жира. Любой посторонний сходу сказал бы, что этому септону куда привычней носить доспехи с оружием, чем рясу с Семиконечной Звездой. – Хугор, что скажешь о людях? Верный слуга Семерых Хугор из Андалоса откашлялся и заговорил. – А что им, Гарри? На утреннюю молитву собрались практически все. В унынии никто не исповедовался, все выглядели увлечёнными и собранными. Они знают своё дело и готовятся к нему. – Голос у септона Хугора был, признаться, внушающим. Да и сам он, как Эйгону рассказали, был в своё время достойным бойцом, несущим волю Семерых как речами, так и секирой. Только такому человеку и удастся не просто задержаться в наёмной компании, а ещё и добиться в ней подлинного авторитета. – Может, в рассветный час, кто-то и начнёт сомневаться... Но, нет, слабость миррийцев нашим воинам не передалась. В Андалосе, как узнал Эйгон, нет ни королей, достойных называться таковыми, ни принцев, ни лордов, ни магистров. Обороной тамошних нищих поселений и бедных городков зачастую руководят септоны, почитающие защиту паствы своей первейшей целью. Там до сих пор живы те традиции андалов, о которых забыли в Семи Королевствах; и Хугор, перед тем, как угодить в Золотые Мечи, успел сразиться с норвоссцами, браавосийцами, пентошийцами, другими работорговцами в первых рядах... Пристал к компании септон после того, как поругался с Праведным своей земли – и предпочёл мученичеству изгнание. – У тебя, Хугор, будет ещё одно поручение. – Заговорил довольный его ответом Стрикленд. – Пошли своих послушников к миррийцам. Всем, кто верит в Семерых, кто желает уверовать в Семерых, скажи, чтоб пришли к тебе на проповедь. Постарайся сделать так, чтоб хоть эти вспомнили о том, что они мужчины. Далеко не каждый септон годится на то, чтобы наставлять в Вере наёмников. Особенно – Золотых Мечей с их вековыми традициями и обычаями. И человек, способный уверенно орудовать секирой, вызовет куда большее уважение, чем самый праведный пастырь из-за моря. Тем более, что Хугор вёл настолько добродетельный образ жизни, насколько мог его вести наёмник: никто не видел его в постели с кем-то, кроме Семиконечной Звезды, он никогда не объедался и не напивался, он не обманывал соратников и всегда спешил исполнить свой долг. Если кто и может взбодрить миррийцев... – Надеяться я, конечно, не буду, но лучше уж попробовать. – Затем Стрикленд перевел взгляд бесцветных очей на остальных капитанов. – Значит так. Давать сражение мы будем следующим образом... Эйгон весь обратился в слух, стараясь запомнить – и уяснить – как можно больше из того, что будет произнесено генерал-капитаном. Понимая, что ему не надлежит выступать, парень старался вслушаться и запомнить каждую деталь. Речь Стрикленда перебивали редко, всё больше по уточнениям: капитаны были согласны с предложенным планом и считали его план, в общем-то, здравым. Сам парень старался оценить идеи главы Золотых Мечей с высоты прочитанных книг да услышанных историй – и, в принципе, соглашался с намерениями командира наёмников. Риск, разумеется, был... Но без риска никакое стоящее дело не осуществляется. – Теперь... Оставьте меня с Джоном и его... Воспитанником. – Будто через силу произнёс наследник Эйгора Жгучего Клинка, – Есть момент, который я бы хотел обсудить с ними. Все остальные командиры Золотых Мечей поспешили удалиться. Юноша невольно заметил, что уходили они поспешно, будто бы второпях. Он бы удивился: ведь розданные Гарри поручения не были настолько срочными... Но генерал-капитан поспешил рассеять любые сомнения – после того, как залпом осушил целый рог вина. – Парень, я не намереваюсь ставить тебя в первую шеренгу копейщиков, – без обиняков заговорил Гарри Стрикленд, вполне представляя, кто здесь обладал реальной властью, – но тебе бы не помешало отличиться в грядущем деле. Да так, чтобы люди тебя не просто увидели, а запомнили. – Я понимаю… – Я не закончил. – Перебил его Стрикленд, к неудовольствию обоих Грифов. – Мой прапрадед пожертвовал всем за Деймона Достойного: великого воина, истинного короля и прирождённого вождя. И, думаю, он бы не погладил по голове праправнучка, реши тот помереть во славу потомка Дейрона Лжерождённого и Эйриса Безумного. И таких, как я, среди нас немало. Наш король, король Золотых Мечей, должен быть достоин нашего братства. «А ведь ты, Стрикленд, хорошо знаешь, кто я такой на самом деле». – Подумалось Эйгону, и слова генерал-капитана сразу же обрели иной смысл. Речь шла не о том, чтобы Таргариен убедил вечных изгнанников забыть свои обиды; а о том, чтобы последний Блэкфайер показал себя достойным славы легендарного предка. – Гарри, – нарушил этот монолог Коннингтон, – сколько лет прошло с Краснотравного поля? Не считаешь, что пора забыть былые раздоры и обратить меч против настоящего врага? Стрикленд улыбнулся краем своих сухих губ. – Я ведь согласился взять деньги у толстяка? Не нарушил присягу, данную Майлсом? Можешь считать, Джон, что я уже... Смирился. – Генерал-капитан повёл плечами. – Вот только всех остальных не так-то просто переубедить. Эта компания однажды не пошла за недостойным сыном Чёрного Дракона, пусть тот и был законным государем. Сделав ещё один глоток, генерал-капитан договорил мысль. – За сыном принца Рейгара также никто не пойдёт просто потому, что его чокнутый дед протирал задницу на Железном Троне, который он же впоследствии бездарно просрал. – Отрезал Стрикленд с несвойственной ему обычно прямотой. – Нам нужен Король, Что Носит Меч... И умеет им пользоваться. Оба Грифа слышали одни и те же слова – но только младший понял истинный смысл услышанного. – Я это понимаю, – повторил юноша, стараясь звучать как можно серьёзнее, – и я намереваюсь драться вместе с остальными. – Да будет так, – после ощутимых раздумий произнёс Стрикленд, – ты получишь место среди наших рыцарей. Там ты не отсидишься... Но и будешь под надёжным присмотром лучших воинов Эссоса. Они и присмотрят, и выручат, если дело совсем пойдёт лиссенийке в щель. – Гарри, это слишком опасно! – Поспешил возразить Коннингтон. – Если что-то случится, то все планы, все намерения, все годы подготовки... Умудрённый годами наемник и синеволосый юноша одновременно посмотрели на рыцаря-изгнанника. Генерал-капитан явно намеревался прочитать вернувшемуся в компанию прежнему сопернику злобную отповедь – но сам будущий король поспешил его опередить. – Благодарю за заботу, Джон. Ты прав, это опасно. – Сказал Эйгон со всем, самым искренним, сочувствием. – Но прав и лорд Стрикленд. Этим людям нужен настоящий дракон, а не подделка, которую несут вперёд себя скоморохи и кукольники. И я желаю убедить их, что моё дело того стоит. – Такой настрой мне по душе. – Гарри даже позволил себе лёгкую, покровительственную улыбку. – Теперь, парень, иди. Нам с Джоном нужно обсудить кое-что ещё.***
– Мы просим Отца рассудить нас по справедливости, ибо наше дело правое... Обычные наёмники печально ославлены своим показным безбожием. Или, как однажды слышал из уст бродячего проповедника Эйгон, истовыми молитвами Злату, Плоти и Крови. Эти мужчины и юноши стараются обогатиться любой ценой и как можно скорее; зачастую происходят они из низов общества или бегут от вполне заслуженного наказания. Если же новичку везёт, и он идёт в гору, то вскоре в нём пробуждается страшная гордыня. Чувство превосходства над крестьянином, над ремесленником, над лавочником, подкрепляемое куском острого железа в руке, неизбежно приводит к прочим излишествам и злоупотреблениям. Может, когда-то такой человек и боялся каких-то Богов; сейчас, привычный к крови и убийству себе подобных, он отрёкся от любых святынь. И если из таких людей или им подобных состоит компания, то добра от неё никому не стоит ожидать. В лучшем случае, это обычная компания-на-день; в худшем – Кровавые Скоморохи. Золотые Мечи не были «обычной» наёмной ратью. И здесь на молитву перед боем собрались все, от самого генерал-капитана до последнего оруженосца. – Мы просим Матерь смилостивиться над нами, ибо наше дело правое... Эйгор Риверс знал, что удержать воедино разбитых, униженных и упавших духом изгнанников будет нелегко. Но также он знал, что не сможет сохранить изначальный состав отряда, как бы не пытался: будут потери, будут увечья, будут дезертиры. И дело Чёрного Дракона прожило сотню лет только благодаря придуманному Жгучим Клинком решению – Золотые Мечи явили Вольным городам и Вестеросу нечто уникальное и доселе невиданное. Поразительный сплав традиций легионов древней Валирии и рыцарских братств Вестероса целую сотню лет не давал покоя Таргариенам. И, если Боги помогут, и лжедраконы, и возгордившиеся олени, и двуличные львы познают их праведный гнев вновь. – Мы просим Воина даровать силу нашим клинкам, ибо наше дело правое... До прибытия в Вестерос великого Эйгона Завоевателя в Просторе и в Штормовых землях было немало рыцарских братств. Они защищали святыни, септрии и паломников, они охраняли небольшие города и деревни от множества опасностей и врагов, они прибывали по зову Гарденеров и Дюррандонов на самые опасные войны. Разные там были люди: младшие сыновья и бастарды, молоденькие оруженосцы и покрытые шрамами ветераны, но братства отличались поразительным для тех лет единством. Они не вмешивались в частные войны, они держались как можно дальше от споров за чужое наследство; боролись вместе, жили вместе и умирали вместе. Людей объединяли не только битвы, палатки да знамёна, но и общие молитвы, общие обеты – всё, что делало их присяжными братьями. Слова клятв и молебнов играли в их жизни не меньшую роль, чем совместно проливаемая кровь. Закат тысячелетней истории этих рыцарских орденов настал при Мейгоре Жестоком, чью власть храбрые воины отвергли и не признали. Многие из них сложили головы за Эйгона Некоронованного в битве при Божьем Оке, других – настигли палачи и гончие безжалостного тирана. Последние братья-рыцари погибли в забвении, преданные Праведными и неугодные молодому королю Джехейрису. Могучая Валирия, помимо драконов, была грозна и своими легионами. Как писал великий архонт Деймон Белейрис, то было порождение военного гения гискарцев, позаимствованное драконовластными и доведённое ими до совершенства. Служили там только полноправные граждане Фригольда, и каждый из них мог добиться высоких постов, уважения и приличного жалования. Но не только: о заслуженных героях Фригольд заботился и после того, как они откладывали верные меч и копьё в сторону. Железная дисциплина и ощущение причастности к чему-то грандиозному творили чудеса, превращая вчерашних горшечников и крестьян в великую армию, достойную драконьих владык. Эйгор Риверс и его наследники смогли объединить лучшее из этих двух истоков, породить нечто по-настоящему уникальное. Каждый наёмник в компании вскоре узнавал, что внутри Мечей есть отдельная, высшая порода рыцарей, к которой причастны все офицеры, сержанты и самые выдающиеся бойцы. Рыцари имеют право первыми брать добычу, они получают больше всего золота, и только из их числа назначаются капитаны. Но, что поражало воображение куда больше, компания брала на себя обязательства перед этими людьми. Их содержали в случае ранения или увечья, их дети принимались под опеку Мечей, случись что с их отцами... И «рыцарем» мог стать каждый, кто покажет себя – не обязательно происходить из Семи Королевств или добиваться командирской позиции. Вот только редко какой новобранец сходу понимал, что в Золотых Мечах недостаточно хорошо работать клинком, чтобы добиться столь высокого признания. Более того: тот же Коннингтон, судя по всему, так и не понял, почему его спровадили из компании подальше вопреки всем неоспоримым достижениям. А ведь сундук на самом деле просто открывается. Прежде чем вводить кого-либо в «братство», старшие соратники старались внушить кандидату истовую веру в истинность дела Чёрного Дракона. Наставляли его в легендах и сказаниях отряда, учили ненавидеть давно сгинувшего Кровавого Ворона и восторгаться Деймоном Достойным, открывали ему глаза на истинную историю столь далёких Семи Королевств. Лишь когда трое членов «братства» ручались за крепость и стойкость рекрута, генерал-капитан мог принять нового человека в ряды будущих лордов Вестероса... Давно нет – насколько об этом известно миру – наследников Чёрного Дракона. Более того: сами потомки лжедракона проиграли свой престол, превратившись в таких же изгнанников. Какие-либо надежды обзавестись замками в заморских землях давно стали поводом для горьких насмешек... И, тем не менее, дисциплина да порядки, заведённые ещё первым поколением обречённых, оставались на своих местах. – Мы просим Деву одарить нас своим благим взором, ибо наше дело правое... И потому-то Эйгон Блэкфайер слушал вместе со всеми краткую молитву перед боем. Все внимали словам Хугора из Андалоса. Даже миррийцы, как показалось претенденту на трон, слушали его с куда большим интересом, нежели прежде: была в этом септоне какая-то особая сила внушения. Может, так на ополченцев действовала разница между ожидаемым и увиденным – как-никак, строгий слуга Семерых менее всего походил на жеманных собратьев по призванию из Вольных городов. Или же всё было проще, и миррийцы попросту ощущали на себе ледяное дыхание Неведомого. Это тоже заставляет людей прислушиваться к проповедям и молитвам пуще прежнего. Благо дело предстояло в самом деле непростое. Веймонд Дориар дождался прибытия сил Мирра и Золотых Мечей на холмах, стараясь укрепить свой импровизированный лагерь. Только вот Гарри Стрикленд за вчерашний день дал понять, что не поведёт людей на штурм: манёвры конницы Золотых Мечей убедили триарха, что тому придётся покинуть относительную безопасность обороны... Если он не хочет оказаться посреди вражеской земли в осаде, среди голых равнин, лишённый припасов и надежды вновь увидеть родной город. Дориар завёл своих людей в ловушку, именно он очутился в уязвимой позиции – ему и придётся начинать бой. – Мы просим Кузнеца укрепить наши тела, ибо наше дело правое... Но и Эйгон, и генерал-капитан, и его подчинённые прекрасно помнили, что загнанный в угол зверь бросается на охотника со всем животным остервенением. Недооценивать врага, пусть тот и совершил ошибку, нельзя. Парню оставалось только надеяться, что разработанный Стриклендом и остальными план в самом деле так хорош, каким казался ещё несколько дней назад. Поскольку на заре первого боя последний наследник Деймона Достойного, казалось, был готов усомниться во всём. – Мы просим Старицу даровать мудрость нашим военачальникам, ибо наше дело правое... На этих словах юноша невольно хмыкнул. Ведь сейчас он нёс на своем лице знак мудрости Стрикленда – или символ вечных страхов Коннингтона. Специально подобранный среди запасов Золотых Мечей шлем с маской, скрывающей всё его лицо. Мол, так и самим рыцарем проще будет его отыскать в разгар боя, и никакой враг ни за что не сможет узнать в молодом наёмнике «родственника» Визериса Таргариена. Генерал-капитан знал, что его юный подопечный триарху Волантиса никакой не племянник... Но, естественно, промолчал. – Мы просим Неведомого забрать наших врагов, ибо наше дело правое! – О Семеро! Откуда Хугор достал эту луженую глотку? Неужто её сам Кузнец выковал? – Правое! – Хором из тысяч и тысяч глоток отозвались Мечи на слова септона. Но, помянув всех Богов, Хугор не закончил. Наоборот: сейчас он приступал к совершению главной молитвы. Слова, что были произнесены до того, повторяли, так или иначе, от Закатного моря до Ройны – повсюду, где Вера имела вооружённых последователей. Теперь же настало время самого важного обряда. Послушники по его знаку убрали Семиконечную Звезду и подали воинственному слуге Семерых его секиру. Огромный мужчина лёгким, непринуждённым движением поднял оружие к небесам и закричал пуще прежнего: – Во имя Отца и Матери, Воина и Девы, Кузнеца и Старицы, Неведомого! Я... Теперь Золотые Мечи не ожидали, пока септон договорит. Все – от рыцарей, с которыми Эйгон был рядом, до строя копейщиков – подхватили знакомые наследникам Эйгора Риверса слова. Потомку короля, которому присягнул оный Риверс, слова были известны, так что он повторял вместе со всеми. – Я, Юный Гриф, – хоть гром и гремит, а называться настоящим именем не стоит, – присоединяясь к братству Золотых Мечей, своей честью и жизнью обязуюсь всячески способствовать делу Деймона Достойного и его наследников! Моя жизнь, моя честь, мой клинок принадлежат памяти Чёрного Дракона и его дому! И не буду я знать покоя, пока Истинный Король не вернётся из-за моря к своему Трону! В этом я клянусь своим Богам, своим братьям и своему народу! «Дадут Боги, и эта клятва для вас перестанет быть бравадой». Напоследок Эйгон успел подметить кое-что характерное. Во всем громоподобном хоре отсутствовал один, но дорогой для него голос – промолчал Джон Коннингтон, бывший по правую руку от «сына принца Рейгара». Он не клялся в верности Блэкфайерам, даже считая, что их больше нет на лице земли... «Какого же тебе придётся, когда я расскажу тебе правду...» Битва началась совсем вскоре после завершения молитв: стоило волантийцам закончить просить помощи у своих Богов, как триарх Веймонд отдал приказ об атаке. Вперёд он пустил десятерых оставшихся у него слонов с пехотинцами, наступавшими по следам впечатляющих животных. Лучники Чёрного Балака старались как могли сократить вражье число: им удалось выбить пару погонщиков, уложить целого слона, проредить число ратников... Но оставшиеся врезались в передние ряды, там, где стояли дрожащие ополченцы и поддерживающие их стойкие Золотые Мечи. Слоны смогли проделать в их рядах бреши, и в них устремились волантийцы. Завязалась битва... А Эйгон в ней никакого участия не принимал. Он, вместе с главным резервом Стрикленда – ударным кулаком в полтысячи конных рыцарей – мог только наблюдать за происходящим, как только глаза позволяли. Разглядеть происходящее толком он не мог. Миррийского увеличительного стекла под рукой не нашлось; а порядки миррийцев, волантийцев и Золотых Мечей успели перемешаться из-за участия в сражении слонов. Потомственный изгнанник испытал совершенно незнакомое, совершенно чуждое ему прежде чувство: ему захотелось задать шпор коню и помчаться вперёд, навстречу опасностям и врагам. Разить волантийцев верным мечом, впервые попробовать себе в настоящем, не учебном бою, доказать воинам, что он заслуживает зваться потомком Деймона Достойного... «Предку подобная лихость стоила жизни. Нельзя рисковать, нельзя нарушать чужой план» – приходилось ему повторять про себя, борясь с всё время растущим волнением. Там, в дали, лили кровь, звенела сталь и орали разъярённые слоны; здесь же рыцари хранили напряжённое молчание, способное кого угодно свести с ума. Эйгон смотрел на происходящее с болью в сердце. Ведь били, в том числе, его будущее войско! Сейчас, за интересы Мирра, погибают те, кто был его последней надеждой... Те, с кем он прожил уже несколько лун, успел познакомиться, а то и сойтись! Явись перед ним сам Отец, он не смог бы сказать, сколько прошло времени с начала боя. Сейчас юноша со всей болезненностью понимал недостаточность, убогость своего книжного образования: можно прочитать все хроники ройнарских войн, изучить в деталях Танец Драконов и восстания его предков, проанализировать всю войну Узурпатора. Вот только нет таких букв, что помогут сходу разобраться в реальной битве. Уловить её ритм, помочь уяснить незаметные неопытному глазу детали. Как он должен понять, чья берёт в суматохе знамён, людей и животных? Да, падают слоны Волантиса; да. Стрикленд повелел ввести в дело собственных серых гигантов; но ведь стяги Мирра попадали оземь, но ведь строй, вроде как, смещался всё ближе к лагерю союзной рати... – Что там происходит? – Сражение, парень. – Со вздохом произнёс Коннингтон. – Мне видно не сильно больше твоего. – Но ты хоть что-то понимаешь? По-настоящему? – Голосом Эйгон просил суровой честности. Будущий полководец заранее должен привыкать к правде, какой бы горькой на вкус та не была. – Наш центр не поддался сходу, а слоны у Дориара закончились. Миррийцы всё же не дрогнули: укрепить их силы людьми Стрикленда было верной задумкой. – После недолгих раздумий ответил наставник и воспитатель. – Вот только центральные ряды всё равно смешались и гнутся. Вон, ещё одно знамя пало. Люди у триарха что надо, стоит признать. Дерутся с отчаянной храбростью, достойной уважения. – Так чего же ждёт Стрикленд, почему не посылает нас в бой? – У генерал-капитана найдутся ещё силёнки. – Окрикнул Эйгона незнакомый ему рыцарь, с голосом человека старее Коннингтона. – Смотри, парень. И, в самом деле, по условному сигналу генерал-капитана в дело вступили задние ряды центра, составленные из опытных, закалённых Золотых Мечей. Прибытие свежих сил позволило офицерам Мечей выправить ситуацию, вдохновило миррийцев и внушило сил вчерашним рекрутам. Натиск волантийцев, насколько Эйгон мог судить, ослабел и потерял силу; в нынешнем столкновении пехоты и немногих слонов всё будут решать снаряжение, выучка и боевой дух. Так, по крайней мере, написали бы в какой-нибудь книге. А их, парню хотелось верить, напишут немало: как-никак отсюда начнётся прерванный было полёт Чёрного Дракона!.. Или же здесь он навсегда оборвётся. Эйгон по-прежнему рвался в схватку, нервно ворочаясь в седле. Поскорее бы уже в дело! Ожидать здесь, в относительной безопасности, было попросту отвратительно. Негоже потомку величайшего воина отсиживаться позади всех! Парень ощущал биение крови, взволнованное дыхание, он, казалось, слышал зов на битву... Но пока что справлялся с ним. В его роду почти никогда не было недостатка в воинской удали; вот с разумом и осторожностью имелись проблемы. И выдержка, и здравый рассудок требовали, чтобы он оставался под этим знаменем, не срывал заранее составленного плана из-за мальчишеского желания покрасоваться. Тогда парень решил помолиться за сотоварищей – вот уж этого ему ни один покровитель не запретит! Пусть Отец дарует им победу, пусть Мать помилует их... Изгнанник не знал, смотрят ли Боги на творящуюся под их небесами резню; но искренне считал, что делать хоть что-то предпочтительнее пустого наблюдения. Уж лучше стараться, чем покойно сидеть и дожидаться невесть чего! Тут-то глаза Эйгона приметили поднимающуюся издалека пыль. Вскоре ветер её рассеял... – Конница врага несётся! – На все лады заговорили рыцари вокруг него. – Со спины хотят обойти наших, чтоб как сук трахнуть... – А это, кажется, те самые «Сыновья Валирии», – заговорил Джон, обращаясь к юноше, – последний, лучший резерв Дориара. Гляди. Он собирается взять хороший разгон и ударить в бок по нашим смешавшимся рядам. Уставшие и окровавленные пехотинцы закованным в латы всадникам не помеха. Примерно так сыновья Дейрона Второго покончили с остатками войска Блэкфайера на Краснотравном поле. «Пусть горят в Седьмом Пекле дорнийские выродки и убийцы родичей». Но припомнить проклятья Эйгон не успел. Настоящим громом, перебивая звуки битвы, в его ушах раздались три протяжных горна. Их сигнал! Стрикленд велит им действовать! – Все Воину помолились? – Закричал сир Франклин Флауэрс, и Эйгон ещё никогда не слышал бастарда Фоссовеев такими счастливым. – За мной, на волантийцев! Пожертвуем во имя Чёрного Дракона! – Во имя Чёрного Дракона! – Вместе с остальными прокричал юноша, чьи губы под маской сложились в улыбку предвкушения. И отряд лучших из лучших, наконец, ринулся с места. Здесь Стриклендом были собраны самые выдающиеся воины из числа его компании; им дали самых отборных коней; каждый получил полноценный латный доспех; и, конечно, каждый понимал важность своей задачи. Раз Веймонд Дориар вводит в бой свой последний резерв, то понимает, что без его участия битва проиграна. Одна только пехота, потерявшая пыл и наскок, оказавшаяся под ногами чужих слонов да перед копьями и стеной щитов породистых воинов, уже ничего не добьётся. Его люди дрогнут, если не получат помощи в самом скором времени. Коннингтон прав: нечто подобное действительно уже случалось в истории Семи Королевств, когда на помощь уже готовому рассыпаться войску Таргариенов прибыли любители коз и ослов... «В прошлый раз лжедраконам повезло. Теперь – нет». Эйгон прекрасно понимал, что им предстоит. Лихой, в духе рыцарей Простора, наскок на вражью конницу; битва с самыми достойными чемпионами Первой Дочери... И, как ни странно, сейчас он был спокойнее, чем пару минут назад. Он скакал на битву, он был среди отважных рыцарей – он собирался выиграть это сражение! А уж крики, которыми «золотое рыцарство» огласило поле... – За Чёрного дракона! – Пожертвуем и отомстим! – Месть! – Пожертвуем! – Победа! Оттуда, со стороны стремительно приближающейся волантийской конницы, тоже слышались воинственные кличи. Что-то на высоком валирийском... Но ветер уносил слова прочь, но задумываться об их значении не было ни времени, ни желания – долгожданная встреча состоялась. Сшибка получилась грандиозной. Копьё Эйгона выбило несшегося на него всадника из седла; его собственный щит отразил чей-то удар... Первые опасные мгновения он пережил. Теперь настала пора отбросить сломавшееся копье, хвататься за меч – к сожалению, не тот, что был положен ему по рождению – и приниматься за дело. Кругом слышались первые стоны, первые вопли, первый лязг стали… Сколько ещё их будет в его жизни? Блэкфайеру пришлось припомнить все полученные им с юности уроки: «Сыны Валирии» в самом деле оказались достойными противниками. Их доспехи лишь немногим уступали снаряжению Золотых Мечей – единственной заметной слабостью волантийцев были их кони. Животные проделали долгую дорогу от Волантиса и почти до самого Мирра, и на большинстве из них толком не было доспехов. Идея Эйгону пришла сама собой: бить по зверям! Бить и бить, пока они все не попадают вместе с их всадниками. Понять, кто именно побеждает, он не мог. Был полностью поглощён собственным выживанием – не было времени отвлекаться на мысли о чём-то, кроме грядущих нескольких секунд. Увернуться, заблокировать удар, нанести удар; не дать волантийцу разбить себе череп устрашающей булавой; поразить его коня в ответ. И тут же встретиться меч к мечу с новым противником. И повторить, и повторить... Ряды противоборствующих всадников смешались – поэтому отражать и наносить новые удары стало особенно непросто. В ушах у Эйгона звенело, визжало, вопило... Но он продолжал орудовать клинком, уже покрывшимся чужой кровью, понимая, что за ним наблюдают как соратники на земле, так и предки на небесах. Он не мог подвести ни тех, ни тех, и, шаг за шагом, прорубал себе дорогу вперёд. Однако резнёй лошадей, да убийством парочки волантийских эйксов славы не заслужить. Тем более её не заслужить одним только «выживанием» в первым бою, хоть оно и важно. Нет, требуется нечто куда более впечатляющее... Тут, отразив очередной – то ли сотый, то ли тысячный – выпад в свою сторону, Эйгон приметил немного впереди себя особенного всадника. Этот воин Волантиса явился на решающее сражение на дорогом коне, рядом с ним реяло знамя с красным драконом, броня разве что не кричала о статусе и богатстве... Юноша сделал из этого облика весьма чёткий вывод. – Вперёд! – Крикнул юноша, как только мог. Зная, что и маска, шумы боя играют против него. – К их триарху! За мной! Дорогу ему преграждал только один волантиец... Тот отнюдь не горел желание уступить дорогу будущему королю Вестероса. Его меч прошёл в мизинце от маски Блэкфайера и затем смог защитить собственную лошадь. Последовал яростный обмен ударами, в ходе которого Эйгону довелось поблагодарить кузнеца, что делал его доспехи – противник попался по-настоящему достойный, и далеко не все удары Блэкфайер вовремя парировал. В свою очередь волантиец оказался крепким мужчиной, продолжавшим битву даже после сильного удара по шлему. Поединок мог бы и порядком затянуться... Не получи волантийский всадник булавой по ноге от спешенного Золотого Меча. Неожиданное нападение заставило врага потерять равновесие и Эйгону осталось только нанести добивающий удар. Всё же воюют в Эссосе не по-рыцарским наставлениям. И это к лучшему: слепое следование этим обычаям стоило Блэкфайерам победы в решающей битве их первой войны. Пока его подопечный пытался управиться с телохранителем триарха, Коннингтон успел добраться до самого вражеского предводителя. Наставник скорее всего либо услышал его обращение, либо догадался о его намерениях – и решил помочь. Вот только Эйгон задержался, не сумев вовремя пробиться навстречу; так изгнанный рыцарь остался в противоборстве с Веймондом Дориаром. Бывалый рыцарь и совсем ещё молодой военачальник сцепились насмерть, обмениваясь жестокими ударами. Даже издалека Юный Гриф видел, что его наставнику пришлось очень туго. Весь опыт и сноровка Коннингтона пасовали перед градом яростных ударов со стороны волантийского триарха. Вряд ли хорохорившийся на совете Тристан Риверс сейчас захотел бы оказаться напротив этого «молокососа»… Стоило юноше одолеть своего врага и высвободиться, как он тут же поспешил на помощь Коннингтону, но опоздал. Ударом неимоверной силы Веймонд выбил меч из ослабшей руки Джона. Ещё один удар оставил глубокую борозду на кирасе рыцаря. Коннингтон отпрянул, стараясь защититься от нападения, но потерял равновесие и вывалился из седла. Теперь битва за признание и славу превратилась в поединок за жизнь Джона. И тут Блэкфайер не мог себе позволить сплоховать. От него требовались скорые, поспешные действия... Собравшийся было добить вестеросского рыцаря триарх в последний момент развернулся против нового соперника. В следующее же мгновение мечи Веймонда и Юного Грифа скрестились, а рука Эйгона заныла от напряжения. Блэкфайер был вынужден уйти в глухую защиту, лишь изредка позволяя себе попытки контратаковать соперника. Сил в Дориаре, казалось, было на троих, и он замахивался изогнутым клинком снова и снова, но Эйгон краем глаза видел, как остальные рыцари Золотых Мечей оттесняют волантийцев всё дальше от своего предводителя, впавшего в боевую ярость и не замечавшего ничего вокруг себя. Нужно было продержаться ещё немного… Держась из последних сил, Юный Гриф всё же сумел подловить волантийца на ошибке. Удар – и нижняя челюсть вражеского коня знакомится со сталью Блэкфайера. В следующую же секунду щит Эйгона принимает на себя удар триарха; он окончательно сломался, но со своей целью справился. Это промедление позволило юноше нанести ещё один удар – прямо в глаз животного. Уже через мгновение Веймонд Дориар, закованный в превосходные доспехи, оказался слишком тяжёл для израненного мерина. Тот упал оземь, увлекая за собой наездника. Грифу показалось, что он отчётливо услышал хруст костей в руке триарха, на которую тот упал. Тяжёлый доспех, стремительность произошедшего, вес самого коня и полученная травма не дали Веймонду быстро подняться. Где-то там, из другого мира, до Эйгона доносились вопли незнакомых ему людей: – Триарх пал! – Пал! – Пал! Сам будущий король не тратил времени зря. Убедившись, что Джон успел справиться с креплениями седла и сойти со своего скакуна и наседает на уже другого волантийца, Блэкфайер спешился сам. Его руки, едва ли не дрожащие от волнения, от осознания успеха, извлекли специальный кинжал – тонкий, аккуратный и смертоносный для любого латника. Ногой Эйгон откинул меч Веймонда в сторону и склонился над поверженным врагом, давая тому присмотреться к кинжалу. – Триарх Веймонд Дориар, – проговорил Эйгон, наслаждаясь моментом своего первого триумфа, – вы – мой пленник. Дориар лежал на спине, пытаясь здоровой рукой отыскать меч, кинжал, камень, что угодно, чем можно было отбиваться. Его фиолетовые глаза с яростью глядели на своего пленителя, словно раздумывая: рискнуть ли? Заметив это, Эйгон сорвал с Веймонда шлем и поднёс кинжал к его лицу. Ещё несколько секунд Веймонд колебался, но затем, осознав, что шансов нет, прекратил шевелиться. Поняв, что враг больше не оказывает сопротивления, юноша воспользовался моментом, чтобы поднять глаза и осмотреться – увидеть, как его союзники насели на врагов с удвоенной яростью, услышать, как Золотые Мечи трубят атаку... Впервые в жизни почувствовать себя победителем.***
Дейнерис Таргариен – И потом Сиракс снизошла к своему возлюбленному: явилась прелестная драконица в солнечном свете, и пали чары зловещих некромантов. Воспрял духом Элион и нанёс последний удар по чернокнижнику, разрубив его чёрную плоть... Её далекие предки, как оказалось, верили, что разум дракона не уступает разуму человека. Он точно так же развивается с годами, и он точно так же нуждается в отточке. Уму человека нужны книги – и они же, по мнению древних драконовластных, нужны были драконам ничуть не менее аппетитного мяса. Без пищи они вырастут полумёртвыми карликами; без умственных упражнений они останутся глупыми ящерицами. Так, по крайней мере, гласили подаренные ей на свадьбу свитки, а рисковать, споря с ними, Дейнерис не желала. Всё равно никто из ныне живущих не разбирался в предмете воспитания драконов так, как в нём разбирались древние владыки Валирии. Посему Дени в очередной раз заперлась с книгами и своими чешуйчатыми детьми в саду, стараясь увлечь их возвышенной историей о прекрасном и великолепном. Не все драконы радовали её сегодня своим поведением. Верная Рейлис, конечно, устроилась у самых ног матери, будто внимая каждому её слову. Изумрудная драконица – а Дени почему-то была уверена, что чувствует, какой дракон какого пола – покорно лежала подле среброволосой девушки, лишь изредка шипя, да не сводя с усевшейся на резном троне матери очаровательных глаз. Вот её брат и сестра проявляли куда меньше энтузиазма. Чёрный Эйксион, тот, что размерами превосходил обеих сестер вместе взятых, будто не мог усидеть на месте: он перелетал туда и обратно, с радостью пускал в воздух столбы яркого пламени – словом, он явно обращал немного внимания на легенды о страстной любви своих прародителей. Чудо, что он ещё не поджёг весь сад! Белоснежная Сонарис решила показать своё отношение несколько иначе: она отлетела подальше и устроилась лежать посреди лужайки на солнечном свете. Бело–золотое чудо, разумеется, выглядело превосходно в лучах солнца... Но она однозначно не слушала её! Девушка испытала болезненный укол досады. Неужто маленькие дракончики настолько похожи на человеческих детей, что также не хотят заниматься ничем полезным?.. Неужели им тоже бы только веселиться и играться? Неужели именно так о ней думала Элин, когда, будучи маленькой, она просила не о нудном уроке, а об очередной истории об увлекательных приключениях своего прадеда? Ей показалось, что, возможно, детям не интересна предложенная ею книга. Как-никак, ещё Визерис в далёком детстве говорил ей, что мальчишки и девчонки редко сходятся в своих предпочтениях. Себя Дени всегда считала исключением: ей куда больше нравились рассказы леди Элин и самого брата о войнах и героях, чем о любви и сердечных страданиях... Но, может, драконы действительно требуют иного подхода? – Хм... – Не без сожаления девушка отложила в сторону книгу о любви и её чудотворящей силе. – Может, вам почитать что-то о войне? Вот, например... «Анналы Гискарских войн с поучительными комментариями» под авторством Эйгона Белейриса... Звучит как... ну... Интересное чтиво. Для вас, надеюсь, уж точно. Любимый брат, дорогая леди Элин и уважаемая ею Эйлинор учили её валирийскому как только могли. Здесь, в самом Волантисе, ей помогли закрепить прежние знания и должным образом их обработать. Её избавили от андальской привычки глотать окончания, показали, как грамотно ставить ударения, объяснили, как устроены различные сочетания звуков... Теперь жена триарха могла читать тексты на классическом языке её предков без забот и трудностей. И это избавляло её от тревог другого рода: если драконы и способны понять какой–либо человеческий язык, то, бесспорно, лишь наречие древнего Фригольда. Дени с лёгкой улыбкой на губах принялась читать троице о последней по-настоящему великой войне Валирии и Старого Гиса, по счёту четвёртой. Рабовладельцы Залива, собравшись воедино, умудрились созвать на схватку и сгинувший ныне Сарнор, и далёкий Кварт, и жестоких наёмников из самого Лэнга; драконовластным пришлось столкнуться с жесточайшим испытанием. И Фригольд, разумеется, вышел из него с очередной славной победой. Грандиозный флот Кварта и Лэнга был сожжён на волнах; лишь одна отпущенная валирийцами галея вернулась в древний торговый город молочных людей. В Битве Трёх Воинств архонт и император Эйгон Белейрис сокрушил несметные легионы Гискара и объединённое воинство Верховного короля Сарнора. И затем архонт принял капитуляцию Старого Гиса, уведя в плен бесчётное число рабов и рабынь. Так слава потомков Граздана Великого окончилась, так была сокрушена их прежде невыносимая гордыня... Анналы, разумеется, могли и привирать ради красивого слова, в этом Дейнерис не сомневалась. Тяжело было поверить, что всего три дракона отправили на дно флот из тысячи кораблей; сложно себе представить императора, что смог взять в рабство десять раз по миллиону гискарцев... Но нельзя спорить и с другим. На последнюю, пятую войну, Старый Гис не нашёл ни друзей, ни союзников: даже собственные колонии отвернулись от Великих господ этого древнего города. Так началась история независимости Астапора, Миэрина, Юнкая и прочих ныне существующих гискарских государств Залива. Сарнорцы прогнали послов как вестников проклятия, а в Кварт их даже не пустили: сама же «война» была лишь стремительным штурмом и уничтожением столицы Гискарской империи, на которую предки Дейнерис разом спустили целую сотню драконов. Да... Драконовластные прошлого не любили полумер. Читая трактат, девушка внимательно следила за реакцией детей. Рейлис осталась подле неё: похоже, драконица была готова слушать от неё что угодно. Но и её родичи, казалось, наконец–то образумились. Эйксион, стоило ему впервые услышать о пламени и крови, приземлился рядом с Дени. Чёрный зверь пристроился подле Рейлис и, по–хозяйски, положил свою голову на колени девушки. Та, даже не отвлекаясь от очередого описания сожжения чьего-то войска, начала заботливо гладить Эйксиона по его ещё небольшим рогам. Сонарис с лёгкостью перелетела через весь сад и очутилась рядом с женой триарха; так, чтобы слышать каждое её слово без труда. Она читала, конечно, не всё подряд, а лишь избранные места – но они у драконов явно пользовались куда большим успехом. – А вам это нравится. – Произнесла девушка с довольной улыбкой на губах. – Решено: я буду читать вам нечто подобное. А вы запоминайте: вам ещё большие свершения предстоят... Драконы дружно зашипели, и ей в их шипении показалась благодарность. К её услугам ведь ещё множество описаний Ройнарских войн!.. А потом? Придётся, наверно, просить кого-нибудь из знающих и способных переложить на классическое наречие Фригольда историю Завоевания. Вот это должно им понравится! Сделав глоток кристально чистой воды, Дени взялась за нож и сырое мясо. Дел на сегодня не предвиделось, она была свободна провести время с драконами – и только самой себе она доверяла кормить и оберегать этих бесценных созданий. После их рождения даже Визерис обрёл уверенность, что их возвращение домой возможно; но нельзя ни в коем случае рисковать их здоровьем и жизнями. Свитки драконьих наездников древности хором уверяли, что для дракона более всего опасен первый год жизни. Потеря аппетита, прекращение роста, апатия.... Сердце Дейнерис успокоилось, когда она увидела, с каким аппетитом её дети набросились на угощение. Эйксион, росший быстрее всех, первым урвал свой кусок и принялся его поджаривать; затем своё получила и вовремя подсуетившаяся Сонарис. Рейлис с непринуждённой грациозностью выхватила угощерие из рук Дени – и зал огласило громкое чавкание. Они более чем здоровы, они полны жизни, они набираются сил и растут не по дням, а по часам. Эйксион был уже размером с телёнка! А ведь последние драконы её предков рождались уродливыми насмешками над самими собой, были лишены воли к существованию и угасали прямо на глазах! Заметное отличие радовало девушку, которая каждый день старалась уделить внимание своим детям-драконам. Ведь скоро, похоже, они перестанут быть её единственными детьми. Вскоре после отбытия Визериса она начала ощущать характерные перемены в своём теле. Началась тошнота, она стала испытывать прежде незнакомую слабость, низ живота периодически скручивало странной болью... Сперва она боялась, что её отравили; но у лекарей и леди Элин было другое объяснение. Она ждала, затаив дыхание. И, в самом деле, лунная кровь не вышла в срок. Ни в первую луну, ни в следующую. Она была беременна! Эта чудесная новость совпала с прибытием из Лисса первых пленных и кораблей, доверху нагруженных золотом и трофеями. Пока волантийцы отмечали славную победу, сама Дени и ближайший круг её поданных и защитников радовались семейному счастью Таргариенов. Ночи и дни после свадьбы не прошли зря, она, наконец, несёт в себе будущее королевского дома! Эйлинор и сир Джорах, естественно, удвоили охрану и принялись опекать девушку со всевозможным тщанием ещё пуще прежнего. Тут, в саду, она могла отдохнуть – и поразмышлять над волнующим её вопросом. Какое же имя дать детям... Если будет мальчик, то сомнений нет никаких. Эйгон – и только Эйгон. Их первенец будет править Семью Королевствами, ему достанется прекрасный дракон: сложно представить более подходящее имя! Да, были в истории и короли, недостойные этого именования; но никакой Недостойный не сможет опорочить преславное имя основателя великой державы Таргариенов. Мальчик будет Эйгоном. В этом она нисколько не сомневалась. Но что, если она родит девочку? Или близнецов? Дени ещё вчера крепко задумалась о такой возможности. Какое женское имя подходит для их дочери? Некоторые она отбросила сразу, некоторые – после долгих и непростых раздумий. Легко было отказаться от Хелейны; от желания почтить их с Визерисом мать – нелегко. Но сейчас, смотря на великолепных зверей, поедающих свой обильный ужин, принцесса пришла к решению. Нет и не может быть Эйгона без Висеньи. Родись у неё первее девочка, её назовут в честь всадницы Вхагар, покорительницы Долины и первой советницы своего царственного брата. Мясо кончилось. Её драконы смогли перекусить, а она смогла отдохнуть и перевести дух. Девушка даже поймала на себе их взгляды: три пары глаз, нечеловеческих, но столь прекрасных, смотрели на неё в ожидании. Дени улыбнулась детям: уже сейчас она не может их удержать на руках, и, если Боги помогут, то после беременности она сможет подняться на чьей-то спине на небеса... – Мне кажется, Рейлис, что именно ты понесёшь меня. – Хихикнула принцесса, довольная этой мыслью. – А пока, давайте почитаем про то, как сгорела ройнарская рать... Но здесь уединение матери и детей было нарушено. В сад вошла стремительным шагом Эйлинор: валирийская кровь в её жилах давала ей возможность не бояться драконов и их гнева. И, судя по взятому ей темпу, сейчас ей всё равно на какие-либо приличия. – Моя принцесса, мужайтесь. – Проговорила женщина, смотря на неё своими лиловыми глазами. – Пришли известия из земель Мирра.***
Дейнерис смотрела по сторонам, отчаянно пытаясь проникнуть за подобные маскам лица и разгадать чужие мысли. Власть имущие Волантиса были собраны по её воле во Доме Власти. Здесь они были окружены достойными людьми её брата, в чьей верности сомнений не было... Но волнение и тревога всё равно нарастали с каждым часом. С момента захвата власти в Волантисе Таргариены ещё не сталкивались с подобным испытанием; и сейчас, как назло, нет у неё брата, того, кто всегда знал как лучше поступить. Решать нужно будет ей самой. Мысленно попросив всех Богов о помощи, девушка поднялась с положенного ей трона и стала говорить. – Войско триарха Веймонда Дориара потерпело сокрушительное поражение в битве с Золотыми Мечами и ополчением Мирра. – Открывать заседание правящего собрания должен был тот, кто его созвал. Посему Дейнерис приступила к своей горькой обязанности. – Пять тысяч человек погибло, остальные, включая самого триарха, оказались в плену. Отступить удалось немногим, а весь обоз с трофеями потерян. Выступала принцесса перед Консулатом – так звалось собрание, объединявшее всех наиболее значимых сановников города. Тут были представлены люди, имеющие реальный голос при решении общих дел: их мнение не было обязательной для исполнения инструкцией для триархов... Но и идти против воли Консулата слишком часто считалось вредным и для власти, и для здоровья. С другой стороны, именно тут была возможность донести точку зрения верховных правителей города до остальных. И именно это собрание больше всего по своим обязанностям походило на Малый совет королей Вестероса. – В нашей войне с Тремя Дочерьми мы потерпели первое горькое поражение. Авантюрное решение Веймонда перейти Мёртвую реку обернулось трагедией. – Девушка подвела итог речи, затем продолжила мысль после паузы. – Но мы живём, и война не закончилась. Именем Визериса Таргариена, моего законного супруга и триарха чернокаменного трона Волантиса, я объявляю собрание Консулата открытым. Перед ней, на резных тронах, восседали человек сорок. Эйксы и гелы из разных фракций и партий, разных возрастов, объединённые как роскошеством одеяний, так и нервозностью – и та тотчас дала о себе знать. Стоило ей дать знак, открывший обсуждение, как в зале Консулата поднялся страшный гомон. Мужчины и женщины поддались эмоциям и забыли любые приличия: кто-то кричал, кто-то шептал на ухо соседу, кто-то ругался самыми чёрными проклятьями, кто-то требовал слова... И, наконец, когда все собравшиеся выхлестнули свои переживания прочь, со своего места поднялся негласный вожак слоновьего стада. – Я, Джехейрис Кэнтигар, предлагаю послать весть Защитнику города, – заговорил престарелый эйкс из слонов, – и просьбу от имени Консулата, Старой Крови и народа Волантиса незамедлительно начать мирные переговоры с лидерами Триархии. Эта война не принесёт нам ничего, кроме дальнейших убытков, а провал похода триарха Веймонда оставил наши границы без должной защиты. Мы не можем рисковать и дальше! Я призываю Консулат приступить к обсуждению возможных, приемлемых для нас условий мирного договора с противостоящим нам союзом. Обычай велел Дейнерис молчать: она поставила собравшихся в известность о проблеме, теперь они должны были высказать своё мнение. Но идея старой сволочи возмутила девушку до глубины души: бежать сдаваться после первой же неудачи? С трудом усмирив свой гнев, Дейнерис насилу заставила себя размышлять беспристрастно. Очевидно, что эйксы и гелы считают её маленькой, надалёкой и вспыльчивой девочонкой, а её коллегу Рейнигара – ведомым и уступчивым. Вармара Натариоса, замещавшего Веймонда на посту триарха белого дерева, они и вовсе за самостоятельную фигуру не воспринимали. Старокровные полагают, что они защищены традициями, и знают, что скорый на расправу Визерис далеко. Что ж, пусть говорят, что у них на уме. Пускай они сейчас выскажутся, пускай предатели и трусы разоблачат сами себя. Наиболее умные из них, разумеется, промолчат или произнесут что-нибудь общее и бессмысленное... Но многие сбросят маски прямо сейчас, когда соправитель брата допустил промах. И это многое впоследствии облегчит. Голос подала Шира Одженелис, имевшая на него право как покровительница храма Сиракс в этом полугодии. – Я считаю, что разговоры о мире неуместны. – Возразила гела в нежно-белых шелках. – Мы проиграли битву, а не войну. Лисс и его богатства по–прежнему в наших руках, адмирал Гонерис займёт Ступени и, я уверена, наш Защитник отомстит за павших... – Да как вы не понимаете, гела Шира! – Заломил руки к небу предыдущий оратор. – Мы проиграли генеральное сражение. Триарх Сиятельного Волантиса в плену, наши лучшие воины мертвы! Хватит бряцать оружием, ничего в этом не понимая... – Позор несметный! – Ты зато больно многое понимаешь... – Триарх... Триархи в плен редко попадали, хотя такое и бывало. – Произнёс старый Хранитель Устоев, которому явно было не по себе. – В Век Крови триархи предпочитали выпить яд, но не сдаться врагу... – Дориар должен был покончить с собой и умереть, как подобает волантийцу! Не покрывать свой род и всю Старую Кровь позором!. «И дать вам возможность избрать нового триарха в отсутствие моего мужа. Подарить вам человека, который нанесёт Визерису удар в спину. Очень удобно. Для вас…» Когда же крики хоть немного стали тише, со своего кресла встал молодой эйкс Мейнис Тариар – тоже из числа слонов. Человек обаятельный, показательно радушный и обманчиво добрый. – Я считаю, что Защитнику города надлежит заключить мир. Не сдаться, Балерион упаси! О том речи нет. Его подвиги и его слава несомненны... Но есть большие сомнения в нашей возможности продолжать войну. Наше лучшее войско разгромлено, нового не достать в ближайшее время, наша казна не может бесконечно жить за счёт лиссенийского золота... – Он подарил Дейнерис ничего не значащую улыбку и продолжил. – Гела Шира верно сказала, что мы не проиграли войну. Так давайте не доводить до настоящего поражения! Давайте сейчас, когда между нами и ними равновесие... – Какое равновесие – триарх пленён! – Действительно, какое равновесие – Лисс нами взят! – Равновесие, – а голос у этого Тариара громок, нечего сказать, – равновесие, способствующее переговорам и миру. Мы уступим им в чём-то, но и они уступят нам. – И что ты предлагаешь сдать? – Язвительно переспросил его сверстник, на чьей груди ярился красный дракон. – Всё или только две трети? – Зачем преувеличивать? – Повёл плечами Мейнис, чувствуя на себе одобрительные взгляды собравшихся слонов. – Я предлагаю заключить сделку, только и всего. Мы можем вернуться к тому положению дел, что было до начала всего этого конфликта. Пусть Три Дочери вернут наших пленных, откажутся от своих прежних абсурдных и наглых требований. И, если мы сохраним захваченное золото и рабов, то мы можем уйти из Лисса... Тут голос подал Мэйникс Рейнигар, соправитель её брата, пришедший на заседание белее муки. Чувствовал, что только-только закрепившийся за ним трон триарха, вновь начал шататься. – Уйти из Лисса после того, как триарх Визерис его блестяще захватил?! В разгар кампании на Ступенях?! Это хуже, чем преступление, благородные эйксы и гелы, это ошибка! Нельзя опускать руки из-за одного единственного поражения, тем более произошедшего так далеко от наших с вами владений. И помните: не бывает, чтобы в такой масштабной войне потери несли только проигравшие. Вы кричите так, будто Золотые Мечи уже прорвались внутрь Чёрных Стен... – Её коллега говорил здравые вещи... Но из-за волнения, под пристальными, хищными взглядами бывших товарищей он терялся. А голодные звери запросто чуят слабость. Неудивительно, что ответом Мэйниксу стал самый настоящий хор недовольных голосов. – Поздно мечтать о сохранении завоёванного, когда лучших людей не стало! – У нас не хватит времени и денег собрать новое... – Мы требуем переговоров... – Нужно искать реальное решение, хватит предаваться глупым мечтам... – Переговоры! Одно хорошо – в таком гомоне никто не разберётся, если двое решат посоветоваться. Этим-то Таргариен и решила заняться. – Мэйникс, – сказала ему Дени на ухо, – вы сказали правильные слова... Но позвольте договорить их мне. Это – Дом Власти и стража, охраняющая нас, подчиняется в отсутствие Визериса мне, я созвала это сборище трусов и предателей, и я же могу его заставить замолчать. Или же распустить вовсе. Рейнигар должен был понимать, что тут происходит. Слоны решили воспользоваться страшной новостью и подбить Таргариенов к заключению невыгодного им мирного договора. Оставление Лисса и утрата любых завоеваний в Спорных землях приведут к тому, что некогда победоносный триарх потеряет славу и популярность. Прекращение войны и проблемы с казной заставят его распустить войска, а там скоро и перевыборы... Таргариенам очень сильно повезёт, если им дозволят остаться «одними из» эйксов Волантиса, навсегда лишёнными возможности участвовать в его политике. А, скорее всего, их собираются убить. С узурпаторами, тем более иноземными, Старая Кровь никогда не церемонилась. И ведь Мэйникс принял приглашение её брата и стал его соправителем. Зная, что в живущем своим чередом Волантисе ему этот пост никогда бы не снился. Зная, что все потерявшие родичей и власть навеки обретут зуб на него. И, стоит Таргариенам ослабить хватку, ему всё припомнят. Тон, с которым ответил Рейнигар, дал Дейнерис понять, что он всё прекрасно понимает. Более того: он по-прежнему остаётся в лодке красных драконов, пусть та и получила ощутимую пробоину. – Запоминайте их всех, принцесса. Они с удовольствием убьют вас, убьют меня, убьют вашего брата, убьют всех нас, получив на это шанс. – Шептал торговец, вглядываясь во врагов. – Они знают, что не могут действовать через гарнизон города. Там сидят люди вашего брата... – И поэтому сейчас они хотят навязать нам переговоры, попытаться покончить с нами «законным» путём. – Да. – Эта их надежда напрасна. – Девушка волновалась и переживала, но заставила себя решительно улыбнуться. – Я не предам ни моего мужа, ни погибших волантийцев. Со стороны, небось, казалось, что малолетняя девчонка спрашивает совета у «союзника в узурпации», как ей поступить. Поскольку иначе Дени не могла объяснить, почему слоны и сочувствующие им внезапно смолкли. Зато стоило ей вернуться в исходное положение, как Джехейрис Кэнтигар вновь заговорил. – Гела Дейнерис, мы просим вас написать вашему брату о настоятельном совете Консулата начать переговоры с Триархией на озвученных эйксом Мейнисом Тариаром условиях. Консулат полагает их здравыми и достойными рассмотрения... – Не говори за всех. – Фыркнула раздосадованная Шира, и её голос подхватили те, кто разделял её недовольство. – Ты не можешь говорить от имени Консулата, Джехейрис, пока есть хоть один его член, озвучивающий своё недовольство. – Возразил Хранитель Устоев. Со слов Эйлинор, между двумя стариками давненько пролетел чёрный дракон. – А тут таковых немало. – Это, сука, мягко сказано! – Трусы и предатели... – Сволочи... Но, стоило Дени подняться с трона, как все голоса умолкли. Что слоны, что колеблющиеся, что симпатизанты Таргариенов поняли: будущее зависит от её слов. А раз Кэнтигар смел назвать свой совет «настоятельным», то он не сомневается в успехе своего «лихого наскока». Их план для жены триарха был очевиден: показать единство слонов, принудить неопытную девчонку и непривычного к такому консолидированному напору Рейнигара согласиться с решением Консулата, начать расшатывать власть Таргариенов... Они надеялись взять их «на испуг» – так что она должна показать непоколебимую решимость. И не пустячное упрямство вздорной девицы, а осознанное решение, принятое ответственной правительницей. – Я напишу моему брату. – Она говорила медленно, с подчёркнутым спокойствием, повторяя про себя все уроки брата и Элин. Дени обвела глазами обернувшуюся во слух толпу и продолжила. – Призыв прибыть сюда и возглавить новую армию Волантиса, которую мы начнём собирать прямо сейчас. Защитник города отомстит за наших павших – и добьётся победы, достойной Первой Дочери! Полная победа над Троешлюшьем – только это упокоит души павших, только это порадует живых. Никаких подлых соглашений за спиной моего брата... Ни-ка-ких переговоров со Шлюхами до нашего окончательного триумфа! Встретили эти слова по-разному. Шира, разгоряченные молодые эйксы, фанатичные тигры и драконы приветствовали её решение: кто – аплодисментами, кто – криками. Те, кто вечно колебался, теперь переглядывались друг с другом, отчаянно силясь понять, чья же сегодня возьмёт и кого же им поддержать. Зато слоны с трудом сдерживали гнев и злобу. Только поднятая вверх рука Кэнтигара не дала им поднять гомон. – Гела Дейнерис, боюсь, это невозможно. – А Джехейрис, судя по всему, не такого ответа ожидал. – Триумфа никакого уже не будет. Войн с Тремя Дочерьми Волантис никогда не выигрывал: наши прежние успехи никогда не были значительными. Порой разумно удовольствоваться малым, чтобы не потерять большего. – Волантис никогда прежде не возглавлял мой брат. И ещё никогда у Волантиса не было драконов! – Напомнила Дейнерис собравшимся об их главном сокровище. – Мой предок, Эйгон Таргариен, одолел и покорил шесть королевств с тремя драконами. Неужели трёх драконов не хватит для двух городов? – Его драконы были огромны и могучи, – заметил Кэнтигар, – но сколько лет пройдёт, пока ваши драконы достигнут таких размеров? – Думаю я, – вмешался в разговор молодой эйкс с красным драконом на груди, – что до драконов дело и не дойдёт. Нам нужен Визерис, нам нужно новое войско... – А платить за него будешь ты? Не припомню я, чтоб у твоей семьи было столько золота! Тут, наконец, прорезался голос и у Рейнигара. И, впервые за день, он звучал по-мужски. – Я полностью поддерживаю решение гелы Дейнерис. – Произнёс он, прекрасно понимая последствия своих слов. – А платить, Джехейрис, будем мы. Все. Не бывает стоящей победы без жертвы. По тронам прокатился было возмущённый крик... Но она его подавила в зародыше, повысив голос и, по обычаю Фригольда, подняв правую руку вверх. – Это не всё. – Дени вперла взгляд прямиком в Кэнтигара, на чьём старческом лице появилась краснота. – Я также хочу принести клятву перед всем Консулатом, и чтоб Хранитель Устоев её подтвердил. Клятву пламенем и кровью. – В чём... В чём эта клятва состоит? – Волнение, удивление и усталость со старостью не помешали Хранителю Устоев припомнить о своих обязанностях. Вместо ответа, Дейнерис замолчала, тщательно обдумывая слова, которые она собиралась произнести. Стоит ей их озвучить, и пути назад уже не будет. И слова должны быть нарочито хлёсткими, они обязаны быть суровыми и громоподобными: иначе Старую Кровь не пронять. Таргариен щёлкнула пальцами и велела сидящим по углам комнаты хронистам прекратить вести протокол заседания: только Хранитель Устоев имеет право записывать столь важные клятвы в анналы Волантиса. Несколько невзрачных, худющих бумагомарателей быстренько поклонились жене триарха и вышли прочь из зала. – Я знаю, что многие из здесь присутствующих не питают любви к моему брату и к моему роду, – начала свою речь Дейнерис, – Визерис нарушил многие установленные в Первой Дочери порядки, многих он лишил власти. Кое-кто из вас и вовсе потерял родичей и друзей, – Консулат продолжал слушать женщину в звенящей тишине, – было бы странно, если бы вы все прониклись к нему искренней симпатией. Все эти ваши чувства мне понятны. Однако ваши сегодняшние слова, предложения… Я не могу трактовать иначе, как попытку вонзить нож в спину моему брату. Девушка встала со своего места и стала прохаживаться вокруг стола, за которым сидели замершие Старокровные. – Не поймите меня неправильно, эйксы и гелы, мы все здесь искренне радеем и переживаем за будущее Волантиса, города потомков и наследников Валирии. И, уверяю вас, я буду со всем возможным почтением и вниманием относится к вашим советам, направленным на то, чтобы вернуть Первой Дочери её величие. Однако то, что я услышала сегодня, было… неприемлемой трусостью и малодушием, если не сказать предательством. Я отлично знаю, что среди вас есть те, кто искренне считают, что мир с Тремя Шлюхами будет для нас лучшим выходом... Но есть и другие. Те, которым плевать на принесённые жертвы; те, кого интересует лишь возможность сбросить Визериса с его трона. Дейнерис обошла стол и встала напротив Кэнтигара. Мужчина смотрел на неё резко похолодевшими, бесстрастными глазами, умело скрывая бурю эмоций под маской. Многие эйксы и гелы последовали его примеру: кто-то справлялся с чувствами лучше, кто-то – хуже. Тот же Тариар налился злобой, словно помидор! Где-то половина участвующих в собрании так или иначе выражала своё недовольство; и это уже после того, как колеблющиеся от них отстали. Но это сопротивление, это неприятие только придало девушке сил продолжить начатую было речь с новыми силами. – Эйксы и гелы Сиятельного Волантиса, я клянусь пламенем и кровью: не позволю кому бы то ни было нанести удар в спину моему мужу и триарху чернокаменного трона. Визерис проливает кровь, свою и чужую, ради этого города, ради этой державы, ради самой возрождённой Валирии. И мы все, как один, останемся под его знаменем. А если кто-то из вас решит перейти от слов к делам… – Дейнерис сделал паузу. – То всё сразу станет гораздо проще. Я велю срубить ваши головы, украсить их драгоценностями и отправить моему брату. Головы же родичей заговорщиков украсят Чёрные Стены – в напоминание всем остальным. В этом я клянусь, и этому я не изменю. – Слова услышаны и сохранены. – Отозвался Хранитель, заканчивая запись. Дени осмотрела стол вновь. Верные Таргариенам люди, знавшие, что к ним угрозы не относятся, глядели на неё не без определенного восторга – довольные, что сестра триарха не повелась, не поддалась. Те, чьи симпатии определялись победами и поражениями, по-прежнему переглядывались: старались понять, стоит ли им покинуть слоновью галею. Сами же слоны, кто как только мог, прятали своё возмущение, гнев и досаду. В Консулате явно наблюдался раскол, и только в одном девушка была уверена точно. Её угрозы запомнят все. Наверняка многие из них понимают мнимую абсурдность положения: дескать, сестра наёмного попрошайки, силой захватившего власть, теперь призывает к единству под знамёнами Первой Дочери... Вот только предпринять что-либо им будет непросто. Вооружённые люди верны Визерису; хватает сторонников Красного Дракона и в Чёрных Стенах, и вовне их – мятежа не поднять. Остаются яд и кинжалы... Страже дворца придётся нелегко. Но, стоит вернуться Визерису, дела пойдут полегче. Её задача – дать ему время возвратиться. – И, раз возражений нет... – После паузы, Дени произнесла последние за вечер слова торжественным голосом. – Эйксы и гелы, благодарю за вашу поддержку и объявляю заседание Консулата оконченым.