Король, Что Носит Меч

Веймонд Дориар Командующий волантийской армией жестом пригласил трёх своих соратников пройти внутрь. Закалённый морской волк, старый рыцарь из далёких Закатных королевств и бывалый наёмник-тирошиец – тяжело представить менее похожих друг на друга людей, чем Геймон Гонерис, Барристан Селми и Даарио Нахарис. И, тем не менее, за прошедшие луны они все неплохо сработались. Без их участия управление всей этой огромной массой волантийских легионеров и моряков, андальских рыцарей и набранных со всего Эссоса наёмников превратилось бы в сущий кошмар. Поэтому, ознакомившись со срочным донесением, Веймонд незамедлительно послал за остальными: им было что обсудить. – Обойдусь без долгих и слезливых вступлений. – И, выпив вина, Дориар озвучил краткую суть полученного письма. – Браавос подписал союзный договор с Мирром и Тирошем. Флот Морского владыки уже идёт на помощь Диархии. Даарио грязно выругался, а эйкс Геймон смачно сплюнул на пол. И лишь безукоризненные манеры не позволили сиру Барристану последовать их примеру. Затем все трое заняли свободные стулья за столом командующего, прекрасно понимая, что разговор будет непростым и продолжительным. – Насколько источник известия надёжен? – Осведомился Гонерис. – К сожалению, более чем. – Заверил адмирала его коллега. – Это письмо от нашего посла в Браавосе. Он уверяет, что Морской владыка до последнего оттягивал вступление города в войну, но тамошние банкиры настолько ополоумели от страха перед возможным возрождением империи Первой Дочери, что решились открыто выступить против нас. Думаю, сообщение ещё не достигло Волантиса, но со дня на день должны быть в курсе уже и там. Все присутствующие хорошо понимали, зачем Браавос вмешался в эту войну. Обычные свары и конфликты между Тремя Дочерьми и Волантисом нисколько не беспокоили правителей самого богатого из Вольных городов, и они традиционно придерживались нейтралитета. Но падение Лисса, провозглашение Нового Фригольда и победы Визериса на Ступенях заставили браавосийцев обеспокоиться делами юга Эссоса. Отношения между двумя великими Вольными городами, Первой Дочерью Валирии и её бастардом никогда не были ни дружественными, ни тёплыми. Теперь же, когда Волантис был в шаге от того, чтобы полностью захватить Ступени, вся торговля Браавоса с богатыми южными государствами оказалась бы в зависимости от благосклонности новоиспечённого автарха Волантиса. Летние острова, гискарские города-государства, Кварт, И-Ти, земли ещё более таинственные и богатые лежали по ту сторону от залитого кровью архипелага, и Браавос не мог рисковать утратой доступа к этим торговым путям. Веймонд вполне догадывался, что за игру ведут правители Браавоса: они намереваются нанести волантийцам поражение на Ступенях и принудить Новый Фригольд если не отказаться от всех своих завоеваний, то по крайней мере признать особые привилегии и права судов, идущих под флагом Браавосийского Титана. Едва ли это сборище ублюдочных ростовщиков собирается вести войну до полного триумфа, ведь их вполне устроит мир с Волантисом на выгодных условиях... Который они намереваются навязать силой. И, конечно же, Диархии пришлось дорого заплатить за эту помощь. Согласно полученным донесениям Тирош и Мирр обязались предоставить браавосийцам исключительные торговые привилегии на своих землях, обещались в течении десяти лет предоставлять свои корабли для охраны браавосийских торговых конвоев, идущих через Ступени, а также они должны были освободить всех рабов родом из города Титана... Отчаянию архонта и магистров, пожалуй, не было предела, если они согласились на подобные условия. Тем не менее, факт оставался фактом: совсем скоро на архипелаге появится новая, враждебная Волантису сила. Сила, что может изменить ход всей войны. Осада Тироша шла уже десятый месяц и, по общему мнению волантийских военачальников, близилась к логическому завершению. Остальная часть Тирошийского острова со всеми его городками, деревнями, пахотными полями, крепостями и заставами была под контролем войска Волантиса. На море господствовал флот Первой Дочери, который топил все суда, что пытались приблизиться к гавани Вольного города. При таких условиях не требовалось штурмовать стены Тироша, ведь у волантийцев было куда более страшное оружие, благодаря которому пало множество городов и крепостей – голод. Магистры не успели создать в городе значительные запасы продовольствия. В мирное время в том не было нужды, ведь провизия поступала в Тирош с его нетипичных для Ступеней плодородных окрестностей или же закупалась у соседей. Но теперь учинённая волантийцами блокада привела к тому, что жители Вольного города уже давно были вынуждены питаться пойманными кошками, собаками и крысами. Даже состоящий из наёмников гарнизон жил впроголодь, и лишь укрывшиеся за Чёрным поясом магистры по прежнему ни в чём себе не отказывали, чем лишь подстёгивали всеобщее недовольство. У Веймонда и Геймона были все основания полагать, что ещё через пару лун архонта и его прислужников растерзает голодная и голозадая толпа, которая сама откроет ворота волантийцам, лишь бы получить возможность нормально поесть. Однако ситуация вновь изменилась. На помощь осаждённому Тирошу спешила целая армада из Браавоса. Её мощи наверняка хватит, чтобы прорвать морскую блокаду, и тогда осада города потеряет всякий смысл. – Хватит ли у нас сил, чтобы дать бой Браавосу на море? – Задал ключевой вопрос сир Барристан. – Только если соберём в кулак весь наш флот. – Констатировал адмирал. – Сейчас наши силы разбросаны по всем Ступеням. Придётся отзывать эскадры с Кровавого Камня и запада архипелага. Многие корабли требуют ремонта, а экипажи – пополнения. Боюсь, что браавосийцы прибудут раньше, чем мы успеем завершить приготовления. А рисковать всей кампанией, вступая в сражение неподготовленными, мы не можем. – И что тогда остаётся? Отступить от Тироша без боя и сделать все предыдущие жертвы бессмысленными? – Скептически хмыкнул Даарио. – Сомневаюсь, что Визерис вас за это похвалит. Скорее он нам всем головы срубит. Раз уж мы должны решать без него, я бы не хотел, чтобы наши решения привели меня на эшафот. – Я не предлагал нам отступать. И уж точно не предлагал подводить себя под казнь. – Поморщился Геймон, с неприязнью глядя на хамоватого капитана наёмников. – Тирош это ключ ко всем Ступеням. Опираясь на него, Браавос сможет подмять под себя архипелаг и вынудить нас отойти к Лиссу. Браавосийские каракки это настоящий шедевр корабелов Морского владыки... Но верфи и мастера, способные их ремонтировать, находятся лишь в Тироше. А миррийцы, в отличие от тирошийцев или лиссенийцев, с морским делом знакомы куда хуже, чем с торговлей и ремёслами, и помочь своим союзникам не смогут. И если к тому моменту, когда флот Титана прибудет сюда, город будет в наших руках, то измотанные долгим переходом и нуждающиеся в отдыхе браавосийцы окажутся в невыгодном положении. В то время как мы сможем опереться на укрепления гавани Тироша, которая и сама по себе является неприступной крепостью. Вместо опоры этот остров станет для них костью в горле. Моё мнение такого: нужно брать Тирош штурмом, немедленно. Гнетущая тишина воцарилась в палатке командующего. Все четверо прекрасно понимали, чем рискован полномасштабный штурм города. Были все шансы умыться кровью, положить под стенами половину армии и не добиться ничего. Сам Визерис не рискнул идти на штурм, когда руководил кампанией на Ступенях. К тому же принимать решение им придётся без ведома автарха – времени в обрез, и возможным последствием провала могла стать их казнь. – Штурм будет стоить нам большой крови. – Сразу предупредил своих советников Веймонд. – Враг, может, и истощён, но он опирается на два кольца стен, причём внутреннее выложено из чёрного камня. Горожане не особо стремятся помирать ради сохранности задницы архонта, но и открывать нам ворота они не спешат. – Но, похоже, – откашлялся сир Барристан, – других вариантов Боги нам не оставили. Стоит браавосийцам прибыть сюда и прорвать блокаду... – Как взятие города станет невозможным. Они получат припасы, они получат подкрепление, они вновь поверят в победу. – Договорил за него Даарио. – Зато нас легко могут отрезать от Волантиса. А когда здесь окажется флот Титана, я бы предпочёл, чтобы на этих бастионах стояли наши парни. – Тирош должен пасть, – вновь повторил адмирал, – а мы должны подготовиться к бою с Браавосом на наших условиях. В конце высказался Веймонд. Именно за ним, как командующим армии, было последнее слово в принятии решения о штурме. И именно он в случае поражения будет нести ответственность… – Мы пойдём на штурм. – Подытожил Дориар, собравшись с духом. – Но мы должны тщательно подготовиться. Иначе праздновать победу будет некому. Через несколько минут на столе Веймонда уже была разложена подробная карта Вольного города со всеми его улицами, дорогами, храмами и стенами... Дориар которую луну изводил себя, изучая каждую проклятую чёрточку на этом полотне и вполне мог нарисовать эту карту с закрытыми глазами. – Когда-то я участвовал в осаде Сумеречного Дола, – произнёс сир Барристан, склонившись над картой, – мы бы тогда ещё долго топтались на месте, если бы Денис Дарклин не открыл ворота себе на погибель, понадеявшись на «милость» короля. И, я полагаю, единственным способом не положить всю армию при штурме будет найти того, кто сможет открыть нам ворота изнутри. – Осталось только отыскать того, кто хочет и может это сделать. – Невесело усмехнулся Веймонд. – И, боюсь, у нас попросту не хватит времени на поиски. – Возможно, джовенио Веймонд, не всё так плохо, как может показаться. – Даарио Нахарис расплылся в хищной ухмылке. – Видите ли, я не понаслышке знаю, какой народ живёт в городе. И я точно знаю, что есть там здравомыслящие люди, готовые к… взаимовыгодному компромиссу. Думаю, в свете сегодняшних известий нам стоит обсудить их предложение. – Какое ещё предложение? – Сощурился Веймонд, прожигая наёмника взглядом. Визерис высоко ценил навыки Даарио и позволял ему некоторые вольности, но если он за их спиной вёл дела с врагом… У Веймонда не дрогнет рука избавить мир от одного заносчивого тирошийца. Видно, поняв, что ломать комедию в такой обстановке неуместно, Нахарис продолжил: – Видите ли, последняя луна далась тирошийским наёмникам особенно тяжко. – Начал издалека Даарио. – Жалованья практически не платят, доедают последнюю чёрствую корку хлеба, а впереди перспектива сдохнуть либо от голода, либо от мечей волантийцев. Кое-кто уповает, что ещё не всё потеряно, но большая часть в гробу видала эту войну, в которой их уже ничего не ждёт. И нашлись среди них те, кто решил, что стоит рискнуть и попробовать договориться. – И почему, наёмник, ты ставишь нас в известность об этом только сейчас? – Холодно спросил Веймонд. – До недавнего времени там не было ничего стоящего вашего внимания, – обнажил свой золотой зуб Даарио, – в основном всё сводилось к тому, что они тайком обменивали у наших парней еду в обмен на награбленные в городе серебро и прочие побрякушки. Наши получали деньжата, а они – немного нормальной еды, чтобы протянуть ещё несколько дней. Сделки были нечастыми, никогда речи не было о крупных партиях, способных накормить хотя бы один крупный отряд. Ничего, требующего вмешательства джовеннио! Так, мелкие шалости, привычные для любой осады. Но вот пару дней назад вместе с сундуком серебра передали письмо, адресованное мне. С весьма интересным предложением. Я оставил его пока без ответа. И, как оказалось, не зря. – Что за предложение? – Веймонд испытал приступ злобы. Никакими мерами так и не удалось окончательно побороть контрабанду, пусть та и в самом деле не могла нанести значимого ущерба осаде. С какими только людьми приходится бороться бок о бок... – Почему бы вам не взглянуть самому? – С этими словами Нахарис полез во внутренний карман своей накидки и передал левой руке автарха небольшой пергамент. Долгие осады всегда оказывают дурное влияние на боевой дух армии. Что атакующей, что обороняющейся. Далёкому от войны человеку может показаться, что держать осаду проще, чем выйти на бой в чистом поле – и он будет неправ. Дориар, Селми, Гонерис, Нахарис и многие, многие другие с радостью выбрали бы один день кровопролития, чем сидеть под стенами вражеского города луну за луной. Это настоящее испытание на прочность, которое проходит далеко не каждое войско. Визерису, а затем и Веймонду приходилось постоянно бороться с нарушениями дисциплины, дезертирством и прочими симптомами разложения. Проделки некоторых бывших наёмников, в которых сознался Нахарис, были далеко не первым и не единичным случаем. И лишь драконовские меры, принятые джентисами, позволили удерживать легионы в относительно приемлемом порядке. Однако по ту сторону стен ситуация была куда более плачевной, о чём напрямую свидетельствовало письмо, переданное Даарио. Да, среди жителей прочих Вольных городов тирошийцы были известны своей боевитостью… но она отнюдь не означала, что они были готовы сидеть в осаде с тем же упорством, с каким грабили торговые караваны и совершали набеги в поисках новых рабов. И если горожане не были готовы умереть за свободу Тироша, то тем более не были готовы и купленные ими наёмники. Совсем их не порадовало известие о союзе с Браавосом, которым магистры надеялись поддержать стремительно падающий боевой дух своих защитников. Если у архонта и его подручных нашлось золото, чтобы убедить браавосийских торгашей ввязаться в войну, то где тогда их честно выстраданная доля? Захотят ли теперь их наниматели, обзаведясь столь могущественными друзьями, соблюдать былые договорённости? Наконец, что помешает браавосийцам предъявить свои права на чужую долю? Прямым подтверждением мыслей Веймонда было находившееся в его руках письмо. Дугас Леворукий, командир Вольного отряда, предлагал заключить «взаимовыгодную сделку». Он обещал в грядущее новолуние спустить лестницы у ворот Тысячи Богов и открыть врата Ночной Свежести, чья охрана была возложена на него, и привести «под драконье знамя» сотню мечей, желая взамен получить долю от взятой в Тироше добычи. Логику этого андала понять можно: перспектива прибытия браавосийцев заставила его крепко-накрепко призадуматься о будущем. И наёмник явно решил про себя, что может рискнуть. Возможная победа его прежних нанимателей в какой-то дали, в лучшем случае, принесёт ему крохи; предав господ сейчас, он может получить кусок пожирнее и в самом скором времени. Осталось понять, не ловушка ли это? Что, если тирошийцы отправили послание нарочно, чтобы спровоцировать его на активные действия? – Часть наёмников, вроде как, изъявила желание перейти на нашу сторону. – Пробубнил Веймонд, на котором скрестились пристальные взоры Геймона и сира Барристана. – Подписано неким Дугасом Леворуким, капитаном Вольного отряда. – Дугаса я знаю лично, – неожиданно заявил Даарио, – он был сержантом в Воронах-Буревестниках, пока мы ещё летали одной стаей. Уверяю, джовенио Веймонд: этот почерк, самый ужасный из всех, что я видел, я узнаю наверняка. Да и, сами видите, как коряво изложено послание, с каким числом ошибок и неграмотных фраз. Это его рука, и, что важнее, его мысли. – И почему же он не оказался с вами под Волантисом? – Задал вопрос Гонерис. Любой Старокровный, доживший до его лет, не торопится доверять другим людям. – Думал, там Вороны-Буревестники были в полном составе. – Незадолго до того, как мы заключили контракт с Волантисом, Дугас сбежал от Прендаля на Гхезна вместе с его наложницей. Девчонке надоело ублажать этого самодовольного осла, вот и выбрала себе мужика с членом побольше. – Тирошиец засмеялся на всю палатку, нисколько не заботясь об уместности подобного поведения. – Он среди наших считался перспективным малым, а Прендаль даже подумывал сделать его своим заместителем. Но, как видите, теперь он сам себе хозяин. Сам выбирает себе покровителей и считает, что пришло время их поменять. – Чем он славен? – Адмирал всё ещё не был готов довериться какому-то наёмному отребью. – Или, лучше сказать, чем бесславен? – Хмыкнул Веймонд. – Жаден. – С готовностью ответил Даарио. – До золота, до женщин, до наслаждений. Хочет всего и как можно скорее. Обычно осторожен, но способен в опасный момент действовать решительно. Потому я и уверен, что это никакая не подстава. С этого беспринципного говнюка легко сталось бы сменить сторону, стоило ему почуять переменившийся ветер. Делиться крохами тирошийского добра с браавосийцами он явно не желает. Пока Нахарис расписывал бывшего подельника, стараясь убедить адмирала рискнуть, Дориар бросил взгляд на карту Тироша. Взятие врат Ночной Свежести и Тысячи Богов гарантированно откроет два пути в город; если же на дело пойдут способные люди, то внешняя стена Тироша будет захвачена очень быстро. А дальше никаких серьёзных укреплений вплоть до Чёрного пояса нет. Трудности возникнут разве что в гавани, но она в первую очередь защищена от атаки с моря, а не из самого города. Гарнизон ослаблен и вряд ли ждёт полномасштабного штурма в ближайшие недели. Голодающие горожане не окажут серьёзного сопротивления. Риск всё равно велик, но стремительно приближающийся флот Морского владыки делает этот риск оправданным. Это, конечно, не давало ответа на другой вопрос: как брать внутренние стены Тироша? Те, что сложены из чёрного камня и практически неуязвимы для осадных орудий? Что, если архонт и остальные решатся закрыться от всего мира, дожидаясь подхода союзников? Но для такого решения нужно мужество. Нужны люди, готовые держать стяг в небе вопреки всему. Нужен непререкаемый авторитет, которому подчиняются. Нужна, наконец, решимость держаться до конца – а ничто не бьёт по ней так, как внезапное, неожиданное поражение. И, в конце концов, проблемы нужно решать по мере их возникновения. Перво-наперво нужно захватить Внешний город и гавань; судьбу оплота архонта можно решить и после того, как будет устранена угроза со стороны Браавоса. – Это ужасный риск, но мы должны воспользоваться этим шансом. – Медленно изрёк Дориар, понимая, что сжигает за собой последние мосты. – Тирош должен пасть до грядущего новолуния. И я верю в то, что наши люди способны на это. Теперь – слушайте, что нам предстоит сделать...

***

Визерис Таргариен Уже стоял час волка, а сна у Визериса не было ни в одном глазу. Мужчина рассеяно смотрел в сторону выходящих на балкон окон, с которых открывался вид на ночной Волантис. В это время праздные и богатые гуляки Старого города как раз расходились по своим особнякам и дворцам, чтобы проспать в пьяном забытьи до самого вечера и на следующую ночь продолжить кутить, а простые работяги и вольноотпущенники из Нового города кое-как открывали глаза, чтобы ещё засветло отправится гнуть спину ради пары грошей. Эту долгую осеннюю ночь Таргариен провёл без сна, в тревожном ожидании события, которое, возможно, разделит его жизнь на до и после. Он бы скоротал время в постели Дейнерис, но жена сослалась на какое-то женское недомогание и не без сожаления выставила мужа из своей спальни. Визерис попробовал было занять себя очередной порцией государственных дел, которым конца и края не было, но когда автарх понял, что он уже третий раз читает одну и ту же коротенькую записку и никак не может понять суть её содержания, отказался от этой идеи. До этого мужчина так изводил себя всего пару раз, да и те были ещё в его прошлой жизни: в ночь перед его первым рыцарским турниром и в ночь перед его первым настоящим сражением. Поэтому после неудачной попытки разобраться с бумажной работой Визерис велел привести к нему в покои Нерру, с которой и провёл остаток ночи. Заприметив едва пробившийся сквозь тёмное небо первый луч солнца, Визерис отвесил звонкий шлепок по пухленьким ягодицам притихшей рядом с его боком Нерры и незамедлительно поднялся с кровати. Проснувшаяся рабыня голышом бросилась вслед за хозяином и стала суетливо крутиться вокруг господина, помогая тому одеться. Закончив с облачением, мужчина велел Нерре прибраться в покоях после бурной ночки и покинул комнату. Во дворце всё ещё было довольно тихо. Бодрствовали только стражники и редкие рабы. Дени ещё спала и, не став тревожить её сон, Визерис направился в один из внутренних двориков, где обычно тренировались его рыцари, где и повстречал уже проснувшуюся Эйлинор, которая старательно отрабатывала удары мечом, кромсая очередную несчастную деревянную куклу. Видно, ей тоже сегодня не спалось. Следующие пару часов они провели за совместной тренировкой, пока к ним, наконец, не спустилась Дейнерис. Поцеловав жену, которая имела очень усталый вид, Визерис велел привести к парадному входу коней. Сегодня он не собирался отдавать дань уважение традициям Старокровных и добираться до места на медлительных и неспешных слонах. Ему было не до того. Сегодня он оседлает дракона. Вступление Браавоса в войну – это очередной серьёзный вызов его власти. Такой же, как и объявление войны Тремя Шлюхами, поражение в землях Мирра и восстание Старокровных. Вся его дорога к вершинам власти усыпана этими ловушками, он им уже даже не удивляется. Эссос никак не хочет принимать его господства, словно всё здесь противостоит установлению нового порядка. Будто бы всё желает остаться в том равновесии, какое установилось здесь с окончания Века Крови. Вот только он, Визерис Таргариен, с этим не согласен. Ведь кому, как не ему, знать, что непобедимых не бывает? Что не бывает ничего вечного? Со дней Трёх Тысяч Квохора дотракийцы считались силой, подобной извержению Четырнадцати Огней; он показал, что конетрахи уязвимы, смертны. Со дня падения Валирии власть Старокровных над Первой Дочерью была неоспорима; и что с нею стало теперь? Он справлялся с каждым вызовом своему правлению до сего дня, и не намеревался отступать и впредь. Будто сами Боги вели Таргариенов вперёд, навстречу их предназначению. Он должен одолеть непобедимый флот Браавоса, и он его одолеет. Но для этого ему потребуется величайшее оружие его династии – и дракон должен покориться его воле, хочет он того или нет. Сегодняшнее испытание, разумеется, не будет лёгким, но он был готов к нему. Таргариен упрямо гнал прочь от себя все сомнения. Сегодня у него не было права на самобичевания и терзания. – Как ты? Лучше? – Задал вопрос Визерис. Прошлым вечером Дени жаловалась на тошноту и слабость. – Да, гораздо лучше, – решительно отмахнулась от расспросов его сестра и попыталась изобразить бодрую улыбку, – всё нормально, честно. – Кони готовы? – Спросил Таргариен у Даленнис. – Да, автарх. – Чинно, как и полагалось на людях, отозвалась Дева-от-Меча. – Тогда нам незачем терять время. До нового драконьего логова они добирались верхом, общаясь о разных глупостях. Дени самым невинным тоном осведомилась у мужа, мягко ли ему спалось на больших сиськах Нерры, а Эйлинор лишь фыркнула, выразив сомнение, что с «этой жирной коровой» вообще можно получить какое-либо удовольствие. На шутливое предложение Визериса самой провести ночь с Неррой и лично оценить её навыки, Дева-от-Меча предпочла отмолчаться, а затем и вовсе перевести тему. Так что остаток пути все трое провели, вспоминая о былых деньках в Спорных землях и старательно скрывая волнение, которое они все испытывали. Вот и разговаривали о том, какой непринуждённой была жизнь в лагере наёмников, как кудахтала леди Элин, когда Дени возвращалась после упражнений с деревянным мечом вся в синяках, как Дейнерис мучила Визериса расспросами про лиссенийских куртизанок и как постоянно мешала им с Эйлинор уединиться и спокойно потрахаться… Визерис по мере сил пытался поддержать беседу, но все его мысли были о другом. Рейнигар предупредил автарха, что известие о вступлении в войну Браавоса вызвало среди волантийского простонародья и знати растерянность и даже страх. В самом деле, люди ведь уже готовились праздновать победу над Троешлюшьем – а тут на голову им свалился очередной старый недруг, собравшийся протянуть врагам руку помощи. И рука эта, чего уж говорить, была могучей: флот в двести военных кораблей мог поколебать чью угодно уверенность в победе. Но там, где горожане, воины и даже капитаны терялись, Визерис сохранял высоко поднятую голову. Он и его город принесли уже слишком много жертв, и отступать, соглашаться на какой-либо компромисс уже поздно: только полная победа поможет ему добиться его целей. И, коль скоро ради этого нужно уничтожить гордость Браавосийского Титана, то да будет так. Дракон должен понять, что время игр закончилось и им пора вместе отправиться вершить историю. Или Визерис заставит его это понять. Драконье логово располагалось не так далеко от дворца Таргариенов, так что путь не занял много времени. Служители, назначенные его сестрой сюда, поспешили помочь принцессе сойти с её белой кобылы; сам Визерис с лёгкостью спрыгнул оземь. Затем он глазами нашёл паренька из Старокровных, и задал тому единственный имеющий для него сейчас значение вопрос. – Где Эйксион? – Мы кормили Эйксиона час назад, – поспешил заверить автарха совсем ещё молодой юноша, ровесник Хейгона, – но, боюсь, автарх Визерис, кормёжка не исправила его дурное настроение... – Мне и не нужен дракон-евнух, – отбросил эти предупреждения в сторону Таргариен, – зверь, рождённый для войны, не должен обладать овечьим нравом. – Вам виднее, автарх. – В голосе мальчишки удивительным образом сочетались преклонение и боязнь. – Просто, может, вам лучше подождать, пока он... – Не сегодня, – походя бросил Визерис, оставляя юнца за спиной, – только не сегодня. Таргариены и Эйлинор проследовали внутрь, на саму арену. Ещё не так давно здесь соревновались бойцы в честь становления Визериса триархом, в честь их с Дейнерис свадьбы... Но теперь, после истребления Агелисов, это место вернуло себе свою первоначальную суть: тут снова жили и росли драконы, пока единственные во всём мире. Но Таргариены надеялись, что вскоре их станет больше. Дейнерис как-то обмолвилась, что Эйксион в последнее время стал проявлять повышенный интерес к Рейллис и Сонарис; чёрный дракон красовался перед обеими драконицами, оставлял им часть своей еды, всячески старался привлечь их внимание. Валирийцы в своих трактатах писали, что у драконов были свои сложные и продолжительные ритуалы ухаживания перед спариванием, и, по всей видимости, Таргариенам посчастливилось наблюдать их вживую. Огромное пространство логова давало всей троице драконов достаточно места, чтобы они могли свободно подниматься в воздух и летать. И даже с позволения Дейнерис периодически парить над Старым Волантисом к восхищению горожан. Усилиями супруги Визериса был организован грамотный, по букве старых предписаний, уход за зверями, и эти усилия оправдывались – драконы продолжали крепнуть и расти день за днём... То, что сегодняшнее утро будет необычным стало понятно, как только Визерис со своими спутницами вышли непосредственно на открытое пространство логова. Первыми они заприметили Рейллис и Сонарис, которые вместо того, чтоб привычно греться на жарком волантийском солнце посреди арены, сейчас прижались к самым стенам логова и настороженно подрагивали, словно драконицы чего-то боялись. Рейллис незамедлительно повернулась в сторону матери и хотела было подлететь к ней, но в последний момент передумала и, покосившись в сторону, вернулась в свой угол. Причину беспокойства дракониц Таргариены обнаружили сразу же. В другой стороне логова находился Эйксион, один вид которого сумел почти что поколебать решимость Визериса. Могучий зверь оскалил свою пасть и сердито рыкнул в сторону людей, явно не желая видеть здесь никого, даже собственную мать. Единственный самец из выводка, если верить сохранившимся описаниям, уже практически достиг размеров Вермакса, дракона принца Джекейриса. Та стремительность, с которой дети Дейнерис росли, поражала. Вот только чем больше Эйксион рос, тем более свирепым становился его нрав. На служителей логова он не нападал, но и близко подойти к себе не позволял. Пару раз бедолаги едва не сгорели заживо, когда дракон выплёвывал в них струи огня. Но сегодня дракон сумел превзойти самого себя, одним своим поведением запугав даже Рейллис с Сонарис, которым явно хотелось оказаться подальше от взбесившегося брата. Сам Эйксион беспокойно нарезал круги по логову, периодически шипя и мотая головой. Несмотря на грозный вид, складывалось впечатление, что чёрный дракон сам нервничает и волнуется. Словно ждёт чего-то судьбоносного. Первой голос подала Дени. – Давай я помогу тебе. Поговорю с ним, попробую, по крайней мере... Признаться, не без усилия, но Визерис заставил себя твёрдо ответить: – Нет. Я должен это сделать сам. И мужчина сделал первый шаг к дракону. Зверь, верный самому себе, встретил его недовольным рычанием: так, вплоть до сего дня, начинался каждый их совместный танец. Визерис появлялся на горизонте, Эйксион начинал злиться и шипеть; Таргариен кружил вокруг него, а дракон старался так или иначе уязвить человека. То плащ подпалить, то «игриво» наброситься, то неожиданно вытянуть к нему свою шею и клацнуть пастью. Кончалось всё тем, что, приблизившись на шажок ближе, чем раньше, Визерис исчезал, оставляя чёрного зверя в гордом одиночестве. Сегодня принц-изгнанник вознамерился попробовать нечто совершенно иное. Аккуратно, осторожно, пытаясь совладать с бушующими внутри него эмоциями и страхами, мужчина делал шаг за шагом навстречу дракону. Эйксион, казалось, и не ожидал от человека подобной наглости. Его шипение будто бы стало тише, дракон даже не торопился устроить какую-либо пакость. Он просто ожидал от него следующего шага... «Может, я уже брежу? Может, он сейчас готовится меня искупать в огне?» – Jurnēs yno laes, Āeksios. – Твёрдым, не колеблющимся голосом произнёс Визерис, приближаясь медленно, но неотвратимо к своей цели. Дракон внимательно следил за ним... Не спеша выполнять приказ, но не спеша и проявлять агрессию. Долгое время он пробовал обойтись с Эйксионом «ласково», дать тому время присмотреться, оценить потенциального наездника. Теперь же он намеревался опробовать совершенно иной подход: настойчивый, решительный, жесткий. Сегодня он покорит дракона или же он повторит судьбу сожранной Солнечным Огнём королевы Рейниры. Усилием воли Таргариен отогнал от себя подобные мысли, не позволив им смутить свою голову. Мужчина сделал ещё один шаг – отчётливо слыша, как из груди Дени вырвался тихий вскрик. Ему захотелось обернуться, захотелось заверить её, что всё в порядке, что всё будет хорошо... Но чудовищным усилием Таргариен подавил в себе это желание. Он должен сосредоточиться на главном. – Jurnēs yno. – Всё тем же ровным тоном говорил принц, делая новый шаг. Он не кричал, но и не шептал; он и позой, и голосом пытался показать Эйксиону всю серьёзность своих намерений... И силу своего характера. Между ним и Эйксионом осталось всего-навсего несколько шагов. Пожелай того дракон – наглец, посмевший ему приказывать, уже обратился бы в пепел. Но сегодня, но сейчас чёрный зверь не пытался покуситься даже на его плащ, не то что на самого Таргариена. Равно он не пытался исчезнуть: не поднимался в небо, не уходил прочь. Только привстал да осматривает человека, словно впервые того увидел. Неужели?.. – Jurnēs yno laes! Ярко-красные глаза Эйксиона заглянули ему прямо в душу… Он видел руины старого замка, чьи мрачные, огромные камни были словно пропитаны алой кровью и чёрным страхом. Искривленные башни по-прежнему стремились в небеса, но вызывали они не восхищение, а лишь отвращение. Они напоминали изможденные пальцы умирающего, в судорожной боли пытающегося захватить с собой в посмертие врага. Стены, сложенные из тех же массивных камней, крошились и грозились обрушиться на головы несчастных обитателей – если, конечно, хоть какая-то жизнь ещё теплилась в этом помеченном смертью месте. Визерис поднял глаза к небу, надеясь разглядеть небеса... Но увидел он не мирные облака, а падающих вниз драконов, покрытых чудовищными ранами. Огромный дракон с потускневшей от возраста чешуёй болотного цвета ревел от боли, от неспособности что-то изменить, от ожидания скорого конца, в то время красный дракон, извиваясь словно змей, продолжал стискивать зубы в шее противника. И, совершенно удивительным контрастом выглядело мертвенное спокойствие, царившее на спине падающего исполина, где Визерис каким-то чудом разглядел двух среброволосых мужчин. Молчание одного понять просто: тяжело кричать что-либо с клинком в глазу... Но ни звука не раздалось и из груди победителя, хоть тот и прекрасно сознавал неизбежность гибели. И, тем не менее, на немолодом, усталом лице воина царила улыбка горестного удовлетворения. Ведь он забрал с собой величайшего из ныне живущих драконов. Хоть и перед самой смертью, но всё же получил ответ на волновавший его с самого детства вопрос: непобедимых в самом деле не бывает. Словно по мановению чьей-то всемогущей длани, всё вмиг исчезло. Стены и башни проклятого замка, умирающие драконы, убитый и обречённый – на какое-то мгновение всё было поглощено темнотой. И затем из тьмы начала, нехотя, невольно, вырисовываться совершенно иная картина. Выше самой длинного из пальцев мертвеца, в воздухе парил дракон... Нет, не дракон. Назвать это гигантское чудовище просто «драконом» – всё равно что сравнить Сонарис с Балерионом. То был монстр, сотканный из ослепляюще-белого света с единственным ярко-алым глазом, напоминавшим целое озеро бурлящей крови. От твари несло холодом, смертью и неестественной и всепоглощающей ненавистью, что клялась истребить весь мир ради исполнения своих умыслов. Казалось, на целом свете не найдется силы, способной бросить вызов столь подавляющему могуществу, столь убийственной силе. И навстречу возвышающемуся монстру в непроглядной ночи нёсся чёрный дракон на красных крыльях. Нёсся вопреки страхам, вопреки сомнениям, вопреки всему. Летел вновь доказать то, чему это место уже было свидетелем. Непобедимых не бывает. Когда Визерис очнулся, он уже стоял на коленях и гладил склонившего к нему голову Эйксиона – чего никогда прежде не случалось. Зверь не вырывался на волю, он даже не шипел, принимая ласки от него как должное. Визерис с трудом подавил приступ подкатившей к горлу тошноты и, опёршись на тело зверя, с трудом встал на ноги. Подчиняясь неизвестному ему инстинкту, Таргариен забрался на спину дракона, нисколько не заботясь об отсутствии седла. Это казалось таким пустяком, не стоящим траты драгоценного времени.... Он сидел на спине Эйксиона. Не до конца веря в происходящее, он скомандовал. – Sōves! – И дракон, послушный его воле, оторвался от поверхности логова. Всё выше, выше и выше поднимался Эйксион, оставляя позади землю, кричащих женщин и вопящих слуг. Крепкие крылья дракона, наконец, подняли Визериса над ареной, позволяя тому – впервые за обе жизни! – осмотреть сверху потрясающий пейзаж Волантиса. Его взору предстали роскошные дворцы, рвущиеся к солнцу башни, переливающиеся золотом купола, белоснежные памятники героям и Богам давным-давно забытых эпох... И всё это он осматривал с небес, восседая на могучем драконе. Первый мужчина из потомков Завоевателя, вернувший своё родовое право! И на сердце Таргариена накатил восторг, восторг, сравнимого с которым он ещё не испытывал в жизни. Хотелось плакать от счастья. Что в прошлой, что в этой жизни у него хватало поводов для искренней, бурной радости. Что там и тогда, что здесь и сейчас он знал счастье любви, удовольствие заслуженной победы, тепло искренней дружбы... Но полёт на драконе?.. На несколько минут для Визериса перестал существовать весь мир. Любимая жена, дорогие друзья и верные соратники, ненавистные враги и желаемые цели, затянувшаяся война и хитроумные планы – всё это растворилось, всё это забылось. Да даже открывшаяся его глазам картина вскоре померкла: чудеса рук человеческих прекрасны, но могут ли они сравниться с чудом настолько фантастичным, как драконий полёт? Никакого сравнения и быть не может. – Naejot! – Закричал Визерис, испытывая невиданный прежде прилив сил. Эйксион вновь повиновался, и понёс Таргариена вперёд, туда, где разливалась широким рукавом могучая Ройна. Они летели! Он летел! Каждый взмах могучих крыльев приближал его к великой реке, каждый взмах вселял в Визериса всё новую и новую уверенность. Нечто подобное он испытал, когда впервые своими глазами увидел Дени верхом на Рейллис; но, разумеется, ни в какое сравнение самостоятельный полёт не шёл с ролью наблюдателя. Здесь и сейчас он чувствовал себя настоящим Таргариеном, настоящим потомком Эйгона Драконовластного; здесь и сейчас он верил, что справится со всем, что судьба, Боги или демоны решат бросить против него. Для гордого летающего зверя не существует преград, а его наездник любовался синим, чистым небом да золотым солнцем, что поднималось всё выше и выше. Свежий воздух, ветер, солнце и свобода! Удивительно ли, что на какое-то время Визерис забыл обо всём остальном мире? Удивительно ли, что сейчас для него существовали только он сам и его Эйксион? Его Эйксион! Легонько ударив дракона по шее, Таргариен собрал достаточно воздуха в легких и закричал вновь: – Naejot!

***

Дейнерис Таргариен Дени на всю оставшуюся жизнь запомнит, какой шок произвело появление её самой и её брата верхом на драконах в Тироше. Хотя, сказать по правде, тот день был полон неожиданностей для всех. Они с Визерисом рассчитывали прилететь в лагерь осаждающей город армии. Муж Дейнерис, получив известие о войне с Браавосом, не стал отправлять какие-либо приказы своим военачальникам на Ступенях, резонно полагая, что верхом на драконе он доберётся туда куда быстрее, чем гонец на самом быстроходном корабле. Но Таргариены никак не ожидали, что к их прибытию выяснится, что Тирош уже пал, а на вершине Кровавой башни развевается драконье знамя. Дейнерис с Визерисом сделали несколько кругов над поверженным городом, позволяя всем и каждому рассмотреть великолепие благородных зверей, а к тому моменту, когда они приземлились, возле городских ворот их уже ждал почётный эскорт из Чёрных рыцарей и волантийских легионеров. Сами горожане Тироша, ясно дело, здравниц им не кричали и вообще старались не попадаться завоевателям на глаза, но и проявлять видимую агрессию не спешили. В город только-только стало прибывать продовольствие, и призрак голодной смерти ещё не до конца покинул это место. Зато занявшие Тирош волантийцы на все лады приветствовали и рукоплесали своим правителям, явившим миру возрождённое чудо. К приятному удивлению Дени воины её восхваляли едва ли не пуще, чем самого автарха. Хотя периодически долетавшие из толпы служак и моряков выкрики в духе «Слава сиськам драконьей принцессы!» добавляли анекдотичности в эту картину великого триумфа. Таргариенов сопроводили во Внутренний город в бывшую резиденцию архонта, которую теперь заняли Веймонд и его подручные. Он же и поведал Визерису и Дейнерис события последней недели. Как оказалось, связавшиеся с Нахарисом наёмники действительно были всерьёз настроены сменить сторону. После того, как предатели открыли ворота, Веймонд скомандовал атаку и лично повёл войска на решительный штурм. Даже будучи ослабленными защитники города оказали отчаянное сопротивление, но силы были слишком неравны. Гарнизон Тироша был разгромлен, и армия под руководством Веймонда сумела захватить весь Внешний город буквально за одну ночь. Удержался лишь неприступный Чёрный пояс, окружавший Внутренний город. Но и он долго не протянул. Буквально на следующее утро архонта и его приближённых перебили его собственные наёмники, которые сдали Внутренний город волантийцам в обмен на помилование. Победа далась Первой Дочери недёшево. Одними только убитыми волантийская армия потеряла две тысячи человек. Зато весь Тирош со всеми его горожанами, сокровищами, укреплениями и мастерскими достался победителям без значительных разрушений. После победы первым же своим решением Дориар велел арестовать магистров и вместе с их семьями бросить в темницы. Он собирался переправить их в Волантис, где бы большинство из них ждала участь высокородного, статусного раба или рабыни, но не успел. Таргариены прибыли раньше. Веймонд, кажется, даже обрадовался, что ему теперь не нужно в одиночку управлять огромным покорённым городом со всеми его трудностями и бедствиями. Визерис же незамедлительно приказал отправить письмо в столицу, в котором велел Рейнигару подобрать способных и преданных людей, готовых управлять новой колонией Первой Дочери. Закончив с меньшими делами, Таргариены незамедлительно собрали военный совет, на котором впервые присутствовала и Дейнерис. На совете Дейнерис предпочла по большей части помалкивать, не считая себя достаточно знающей и способной, чтоб советовать в военных делах своему супругу. Главным оратором на том заседании был Геймон Гонерис, ведь именно под его руководством волантийскому флоту предстояло выйти на бой против армады Морского владыки. Ситуация была непростой. Даже потрёпанные изнурительным плаванием через половину Эссоса браавосийцы были более чем грозным соперником. Помощь пришла с той стороны, откуда её совершенно не ждали. Буквально на следующий день, после того как Таргариены объявились в покорённом Тироше, им было доставлено послание от адмираха Триархии, Эурона Грейджоя. Проклятый пират каким-то непостижимым образом успел раньше остальных пронюхать, что Таргариены уже готовы бросить в бой драконов, и явно не собирался подставляться под их пламя. К тому же, Три Шлюхи итак уже отдали ему всё, что только могли. Придерживаться и дальше проигрывающей стороны Грейджой не видел никакого смысла. Всё это, пусть и в завуалированном виде, он написал в своём письме к Визерису. Кроме того, он изъявил желание оказаться как можно дальше в тот момент, когда от флота Морского владыки останутся одни обугленные головёшки. В подтверждение своих слов Эурон через своего посредника передал все письма, донесения, послания и карты, что исчерпывающим образом описывали маршрут, состав и количество идущих из Браавоса судов. Взамен на этот жест доброй воли Грейджой попросил лишь одного: дать ему возможность беспрепятственно покинуть со своей корсарской флотилией Ступени и отбыть на Железные острова. Скрепя сердце, брат Дейнерис принял эти условия. У него не было ни времени, ни сил, чтобы гоняться за неуловимым Грейджоем верхом на драконе. Сейчас все силы нужно было бросить на битву с Браавосом, которую ещё только предстоит выиграть. А ненавистный пират... Пусть бежит. Если эта тварь желает сбежать и пить кровь у Баратеонов и Ланнистеров, то мешать ему они не станут. Встречное морское сражение с браавосийским флотом, по словам Геймона Гонериса, было чрезвычайно опасным. Да, под началом волантийского адмирала находятся закалённые, прошедшие десятки схваток моряки; да, его капитаны привыкли к боям и знают своё дело; да, браавосийцы неизбежно устали за время долгого и непростого перехода. Но и Морской владыка не стал бы доверять половину всего своего военного флота случайным людям. Весь Эссос знает о достоинствах матросов из Браавоса, о том, с какой скоростью и мастерством в городе Титана создают новые корабли. Битва в открытом море могла обернутся как победой, так и поражением для Волантиса. Вот только теперь у Первой Дочери было целых два чрезвычайно весомых преимущества. И адмирал, и большинство капитанов, пусть и не без сомнений, но выступили за решение выйти навстречу браавосийцам и разбить их флот в Миртском море, не дожидаясь подхода свежей, но явно запаздывающей эскадры из Волантиса. – Мы с Дейнерис полетим впереди наших кораблей. – Изрёк Визерис, тотчас завладев вниманием абсолютно всех советников. – Мы постараемся уничтожить их флагман, поджечь как можно больше кораблей и разрушить их строй. Браавосийцы ещё не знают, что против них будут биться драконы. Если повезёт, то вам, Геймон, останется лишь добить выживших. Века назад будущий Эйгон Завоеватель верхом на Балерионе в одиночку уничтожил огромный волантийский флот, тем самым окончательно подорвав военную мощь Первой Дочери и сделав крах её империи неминуемым. Боги хорошо умеют пошутить над смертными, раз теперь именно потомкам Завоевателя предстояло верхом на драконах повести корабли Волантиса на решающую битву. План был утверждён и, пока Гонерис со своими капитанами готовил флот к бою, Таргариены ежедневно летали над Тирошем, упражняясь и совершенствуясь в искусстве полёта и давая Эйксиону и Рейллис освоиться в чистом небе. Ведь вскоре им предстояло пройти первое настоящее испытание. Внешне Таргариены сохраняли непоколебимость и абсолютную уверенность в своём решении... Но Дейнерис знала, насколько непросто далась Визерису идея не просто рискнуть их драконами, но и ещё отправить в бой её саму. Дени сама вызвалась полететь вместе с ним, ссылаясь на то, что в воздухе она провела куда больше времени, чем её брат, и что пользы в бою от неё будет уж точно не меньше. Убеждала мужа, что вдвоём им под силу быстро разобраться даже со столь грозным противником, как флот Морского владыки. Они оба понимали логичность её доводов и слов. Вот только... Призраки королевы Рейнис, принца Джекейриса и других павших от рук людей драконьих наездников витали над их головами в часы тягостных размышлений. Их драконы ещё слишком молодые и неокрепшие, что если удача улыбнётся их врагам? Но на кону стояла судьба всей их династии. От победы над Браавосом зависело слишком многое — и, скрепя сердце, Визерис согласился взять её с собой на войну. Утешало лишь то, что браавосийцам никогда не приходилось сражаться с драконами. На их кораблях не было скорпионов, снаряды которых способны серьёзно ранить, а то и убить молодого дракона. К тому же за их спиной будет вся мощь волантийского флота. Но было ещё кое-что беспокоившее Дени. Недавно она почувствовала недомогание, которое было столь похоже на то, что она испытывала тогда, когда только узнала, что носит под сердцем их с Визерисом ребёнка. У женщины не было точной уверенности, она ещё ни с кем не советовалась, но в ней день ото дня крепло убеждение, что она снова беременна. Она не стала ничего говорить Визерису о своих подозрениях. Ведь тогда он бы точно оставил её в Волантисе. А она обязана быть здесь, рядом с ним. От мысли, что она, возможно, подвергает опасности не только себя, но и своего ребёнка, у Дейнерис внутри всё переворачивалось... Но сейчас у принцессы не было права на слабость. Этим утром Визерис сам помог ей облачиться в доспехи и кольчугу. Закалённая и обработанная лучшими волантийскими кузнецами и специально приглашёнными из Квохора мастерами броня защищала практически всё её тело. Отказалась она разве что от шлема, который серьёзно сужал обзор. Дени сочла, что в полёте важнее хорошая видимость; в конце концов, попасть в голову наездника на лету куда сложнее, чем в дракона. Она итак получила лучшую защиту, какую только может приобрести в этом мире за золото. Второй доспех от этих выдающихся умельцев изготовили для Эйлинор, но он остался с ней в Волантисе. Последнюю передышку они сделали на мизерном скалистом необитаемом острове, на котором Таргариены дали драконам немного передохнуть после полёта. Дени напрягала глаза, как только могла, но не видела вдали ничего, напоминающего корабли. Только безбрежное, бесконечное синее море, сливавшееся с горизонтом вдали. Ветер гнал её вперёд — и этот же ветер наполнял паруса волантийского флота, следовавшего за Таргариенами. Ошибки быть не могло: совсем скоро им предстояло встретиться с силами Морского владыки... Только... Как скоро? Её взор скользнул в сторону, на Эйксиона, который летел с несколько меньшей скоростью, чем её проворная, ловкая Рейллис. И, в самом деле, крупный чёрно-красный красавец мчался позади, а на нём она могла различить столь дорогую её сердцу фигуру. Сейчас, пока врага ещё нет на горизонте, она могла смотреть на брата — в разгар боя он велел ей ни в коем случае не тратить на это время, чтобы не подставиться самой. Говорил, что потеря драгоценных секунд может стать роковой, даже если она верхом на драконе. В каждом его совете, как и всегда, чувствовались искренняя забота и безграничное желание защитить сестру — она же слушала, понимая, как важно для него высказать эти последние наставления перед её первой битвой. Оставляя её править Волантисом, Визерис думал уберечь её от войны, надеялся, что Дени её избежит. Теперь же ему пришлось согласиться с её участием в смертельно опасном деле... «Всё будет хорошо» — сказал он ей сегодня утром, когда они собрались взлететь и направиться вслед за флотом Гонериса. Сказал это настолько тихо, что даже стоявшие рядом Веймонд и сир Барристан не могли бы этого услышать. И теперь Дени гадала, не станут ли эти слова для них… Женщине пришлось одернуть себя. Нельзя думать о таком! Она потеряла сына, но она не потеряет мужа. И он не потеряет её! Сегодня они уничтожат вражеский флот, сегодня они одержат победу, сегодня они закончат эту войну... Странно, но сейчас, когда до битвы остались считанные минуты, в полёте думалось удивительно легко. Легче, чем в предыдущие дни. Дени постаралась отвлечься, но в голову полезли совсем не те мысли, что ей хотелось бы сейчас обдумывать. Мысли её крутились вокруг того проклятого дня, когда она потеряла ребёнка и едва не погибла сама. Дени, разумеется, вновь пересказала Визерису все события тех чёрных мгновений. Пересказала в мельчайших подробностях... И они попытались уже вдвоём разобраться в сущности увиденного ею то ли во сне, то ли в бреду, то ли наяву. Отобранные Визерисом писцы-рабы днями и ночами сидели за покрытыми пылью свитками и пергаментами, пытаясь найти хоть что-то, хоть как-то напоминающее увиденный Дени образ. Вот только ничьи изыскания не увенчались успехом: нигде не было и следа от тени, подобной и человеку и дракону одновременно, да покрытой ярко-алой тканью. Ни один из образованных, знающих своё дело писцов не смог добиться успеха. Они обратились за помощью к Хранителю Устоев, надеясь с его помощью приблизиться к правде тем или иным способом. Старик едва ли обрадовал Таргариенов. По его словам подавляющее большинство свитков и книг, посвящённых «тайным мистериям» и магическому искусству, хранилось в самой Валирии и сгинуло в огне Рока. Те сочинения, что чудесным образом сохранились после Века Крови, были либо неполны, либо переписаны с ошибками, либо посвящены уж очень специфичным наукам. И при всём этом они плавают в огромном, безграничном море подделок, лжи и шарлатанства. Искать ответы среди свитков, по его словам, можно до наступления второй Долгой Ночи... Однако кое-что новое Дейнерис вместе с мужем всё же узнали. Хранитель Устоев сказал, что описания человека-дракона в огненном плаще изредка встречались в древнейших из сохранившихся хроник народа Валирии. Именно с таким обликом далёкие предки Таргариенов отождествляли одного из величайших Богов валирийского пантеона, Рейглиора. Бога, что покровительствовал великому драконьему пламени и некогда зажёг Четырнадцать Огней. Многие, очень многие валирийцы чтили его не меньше, а порой даже и больше чем самого Балериона. На очевидный вопрос Дейнерис, почему они до этого ничего не слышали об этом божестве, Хранитель дал исчерпывающий ответ. Имя Рейглиора было проклято и предано забвению. Великий Предатель, Убийца, Неназываемый — вот были его новые имена. Все храмы, святилища, алтари и статуи, посвящённые этому божеству, были безжалостно уничтожены по прямому приказу тогдашних правителей Старого Фригольда. Что послужило тому причиной потомкам остаётся лишь догадываться, известно лишь то, что случилось это незадолго до Рока Валирии. А уже после Рока, как грибы после дождя, стали один за другим возникать культы красных жрецов, вскоре заполонивших весь Волантис и распространившихся по другим Вольным городам. Но прославляли они уже не одного из множества богов, а единого и абсолютного, творца и демиурга, Владыку Света, подлинного защитника и покровителя всего человечества. В конце Хранитель лишь добавил, что правду знают наверняка лишь жрецы Р’глора и что ответы стоит искать в Храме Владыки Света, но предупредил: вряд ли красные согласятся открыть свои секреты добровольно. Даже если вопросы им зададут те, кого они называют спасителями всего рода людского, жрецы будут до последнего изворачиваться или преподносить правду в выгодном для них свете. Но решение этого вопроса Таргариенам пришлось отложить до конца войны. Вскоре после памятного разговора пришли известия о вступлении Браавоса в конфликт, а сам Визерис не горел желанием начинать конфликт с религиозными фанатиками, когда с внешним врагом всё ещё не было покончено. Да и обвинить Пламя Истины и его Бога в злом умысле против Таргариенов было… сложно. Ведь в конце концов именно благодаря ним Дейнерис сумела возродить драконов, они помогли им захватить власть в городе, они возвели потомков Завоевателя на вершину своего религиозного преклонения. Но несмотря на это, рано или поздно Бенерро придётся ответить на их вопросы… И от его ответов будет зависеть очень многое. Порыв холодного ветра в лицо заставил Дейнерис вынырнуть из своих мыслей. Приглядевшись, Дени заметила силуэты на горизонте. Один, второй, третий... И с каждой минутой тени становились всё отчетливей, пока она не смогла различить очертания десятков кораблей. Путаницы быть не могло: это не были потерявшиеся рыбаки или отчаянные торговцы. Эти не ходят такими косяками! И, конечно же, не на таких судах они рассекают волны. Их враг показал себя... Женщина ощутила неожиданный прилив силы. Словно чья-то заботливая рука сняла с неё усталость, словно чьи-то поощряющие губы вдохнули в неё задор. Часы, проведённые на спине Рейллис, прошли не зря. Она в самом деле примет участие в настоящем сражении, она внесёт свой вклад в победу дома, она поможет Визерису победить. Страхи и боязнь, которые она испытывала на протяжении полёта, отошли в сторону. Она знала, что нужно было сделать; понимала, как этого добиться. Драконы Таргариенов понеслись вперёд: благородные звери словно предвкушали достойную добычу и торопились к ней. Всадница Рейллис, разумеется, не сдерживала этого порыва. День был солнечным; моряки должны были их заметить с минуты на минуту, и в интересах Дейнерис было сократить расстояние между ними как можно быстрее. «На нашей стороне будут шок, трепет и испуг. Действовать нужно как можно скорее, не дать им привыкнуть, освоиться. Грубой силы у нас ещё не хватает, но у страха глаза велики». — Эхом гремели наставления брата у неё в голове; наставления, что она собиралась воплотить в жизнь. Самой первой целью Дейнерис стала крупная каракка с пурпурными парусами. Люди бегали по палубе и что-то кричали друг другу – и, хоть Дейнерис не могла разобрать их слов, их вопли говорили ей всё, что нужно было знать. Моряки в самом деле не ожидали нападения драконов... И теперь пришла пора им за это поплатиться. Дейнерис уже давно осознала, что ей не нужно кричать вслух, чтобы отдавать команды своей драконице. Их образовавшаяся с Рейллис связь, связала их надёжнее любого каната. Она прекрасно понимала все мысли и чувства драконицы, а та в свою очередь безошибочно понимала, что хозяйка от неё желает. Огонь Рейллис, чудесного ярко-золотого оттенка, ещё не был настолько силён, как пламя её легендарных предков... Но и имеющихся у неё сил было вполне достаточно, чтобы огонь охватил всю мачту каракки. Парус исчез за считанные мгновения, и прожорливое пламя поспешило перебраться на палубу. Моряки в ужасе отпрянули назад, не зная, что им делать и как бороться с новой, неожиданной напастью. Кое-кто и вовсе, спасаясь от огня, поспешил броситься за борт. Но Дейнерис не стала любоваться зрелищем, не стала тратить и лишней секунды. Ей нужно было оставаться максимально собранной и сосредоточенной. Силой мысли принцесса направила Рейллис вперёд, в глубину вражеского строя. Тут Дейнерис не выбирала цели, а спешила нанести урон как можно большему числу вражеских кораблей. У одного пламя появилось на левом борту, кто-то остался без весел на правому борту, где-то языки огня начали свой смертельный танец на корме... Тогда-то в воздухе и раздались первые звуки стрельбы. Очевидно, кое-кто из браавосийцев всё же нашел в себе мужество, и решил отомстить за павших собратьев. Ни она, ни Рейллис ничего не ощутили, но Дейнерис сочла за лучшее стрелой подняться резко в воздух. С высоты драконьего полёта она видела, что горело уже не меньше двух десятков кораблей. Кое-какие суда потеряли ход, кое-где торопились спустить лодки, а кое-где огромные корабли и вовсе лишились управления. Флот Браавоса, и без того шедший против ветра, окончательно потерял скорость движения: неожиданность нападения и полное отсутствие какого-либо опыта борьбы с драконами действительно сказались на их поведении. Браавосийцы, наверняка, знали о драконах; но и предположить не могли, что они окажутся столь большими, что Таргариены рискнут бросить их в бой. Сразу стало понятно, что правители Браавоса попросту недооценили врага. Недооценили решимость владык Волантиса рискнуть всем ради победы. И Таргариенам теперь осталось «всего-то» воспользоваться чужими ошибками, да так, чтобы навсегда отбить у этой кучки банкиров желание лезть в дела юга. Глаза Дейнерис заприметили группу кораблей слева от неё, что продолжала движение вперёд, и где не было заметно их с братом следов. И, недолго думая, женщина направила драконицу именно туда, пикируя на суда Браавоса сверху. Рейллис отличалась от брата и сестры особой, поистине королевской, грацией и проворством. Посему для неё не составило труда увернуться от целого залпа арбалетчиков с ближайшей галеи. Дейнерис тотчас развернула драконицу и обрушила на корабль огненный гнев. Огонь поглотил стрелков и начал свой бег по палубе судна. Дейнерис пролетела над судном и, для верности, подпалила ещё и корму; затем настала пора соседнего корабля... Пару раз Дейнерис ощутила кожей уколы: чьи-то стрелы и болты царапали чешую Рейллис, неспособные, однако, нанести зверю серьезный урон. Она их ощущала из-за особенно крепкой связи между ней и драконицей; её собственный доспех надежно защищал тело. Глаза женщины заметили судно, показавшееся ей достойной целью. Оно было больше собратьев по размерам, оно было отделано с особым тщанием и любовью, оно бы сгодилось для флагмана знатного лорда или чистокровного эйкса... И Дейнерис набросилась на добычу со всем рвением голодного хищника. Первый удар пришёлся на нос: Рейллис не только пустила языки пламени по ней, но ударом крыла погнула мачту. Пожалел кто-то, что не успел пригнуться! Затем верная её мысленным приказам драконица полетела по левому борту, поджигая корпус судна. Через минуту ещё четыре корабля загорелись, а пятый, пытаясь уйти от огня, врезался в шестой и выбыл из боя... На палубах паниковали матросы, пытаясь то потушить бушующий огонь, то выстрелить в своего летающего врага хоть чем-то, то спорить друг с другом о следующих действиях. Отчётливо были слышны как обрывки противоречащих друг другу команд, так и отчаянная стрельба из луков с арбалетами. Пару раз в неё даже попытались выстрелить из гарпунов. Дейнерис не забывала регулярно то опускаться, то подниматься ввысь, маневрировать, не задерживаясь надолго на одном и том жа месте. Здесь размеры и ловкость Рейллис играли ей на руку, позволяя избегать ненужных ни наезднице, ни зверю встреч. Те же редкие баллисты, что имелись на борту некоторых крупных судов, либо хранили гробовое молчание, либо обрушивали свои снаряды в море... Либо, что порой тоже случалось, задевали друг друга. Довольная ходом событий, женщина направила Рейллис вверх, временно покидая бой. Повторный обзор происходящего ещё больше понравился Дейнерис. Огонь, столь тщательно «взращённый» Таргариенами, рос не по часам, а по минутам. Она уже не могла на глаз подсчитать число горящих кораблей, и осознание этого факта наполняло её сердце радостью и счастьем. Силы непобедимого браавосийского флота таяли на глазах, а ведь в дело ещё даже не вступили волантийские суда! В воздухе Дейнерис смогла различить, хоть и только на пару мгновений, силуэт грозного Эйксиона, что нёс смерть и погибель в самой гуще вражеских кораблей. Чёрно-красный дракон мощным ударом снёс мачту особо крупной каракки и, усевшись на самом её борту, направил струю огня прямо в центр корабля, прожигая его пополам до самого днища. После этого Визерис со своим драконом ударом хвоста смели баллисту, которая так и не успела развернуться в их сторону. Первым порывом Дейнерис было отправиться на помощь брату, но разум, звучавший в её голове почему-то голосом Визериса, заставил Дени воздержаться от порыва – незачем облегчать задачу браавосийцам, чтобы они могли целиться в обоих драконов сразу. Женщина направила Рейллис в другую сторону, к следующим жертвам. Беспорядок множился, и хаос уже полностью охватил наполовину сгоревший вражеский флот. Об организованном отпоре Таргариенам уже речи не шло: пожары и смерть, царившие кругом, заставляли браавосийцев думать в первую очередь о собственном спасении. Ровно то, на что они с Визерисом и надеялись: грозный в прямом столкновении на море, флот Титана оказался беззащитен перед атакой с воздуха. Драконовластная Дейнерис подобно стреле, выпущенной из волшебного лука, неслась над волнами и кораблями, уклоняясь от снарядов и камней, не забывая нести огонь по своим следам. Всё чаще и чаще на глаза принцессе попадались горящие остовы кораблей, лодки с перепуганными людьми, огонь, что поглощал и дерево, и плоть… Вновь она взмыла вверх, уходя от очередной стрелы, выпущенной из баллисты, вновь осмотрелась по сторонам. На горизонте, наконец, показались очертания других кораблей. Их с братом кораблей! Ветер не переменился, ветер послушно надувал паруса волантийцев, спешивших положить конец затянувшейся, кровопролитной войне. Гонерис не соврал: его люди в самом деле смогли сохранить нужный темп! Согласно плану, при звуках адмиральского рога, Таргариены должны были отступить, выйти из гущи сражения и приступить к охоте на тех браавосийцев, что попытаются сбежать. Но сейчас её дело ещё не завершено. Пока не прогремел сигнал, корабли Браавоса – её забота. И она должны сделать всё, чтобы как можно большее число её воинов сегодня вернулись из боя живыми. Окрыленная этой мыслью, женщин направила Рейллис вниз. С каждой секундой она чувствовала приближение их общей, выстраданной победы, и Дейнерис Бурерождённая намеревалась внести в неё решающий вклад…