Король, Что Носит Меч

Тирион Ланнистер Красный плащ, стоявший на входе в солярий десницы, незамедлительно пропустил сына лорда Ланнистера внутрь помещения. Залитая утренним солнцем комната разве что не блестела всеми возможными оттенками алого и золотого: никакой второсортный лорд из глуши, никакой городской купец не остался бы равнодушен к царившей здесь роскоши. Красивые статуи, миррийские ковры, гобелены, прославляющие историю дома Ланнистеров, мебель, сделанная лучшими мастерами Ланниспорта. Сам хозяин солярия работать мог бы, случись нужда, и в хижине сборщика пиявок. Однако, как любил говорить лорд Тайвин, власть должна покорять и производить должное впечатление. Податливого, слабого духом человека проще всего впечатлить её внешними проявлениями. Он много чего любил повторять в назидание своему потомству. – Отец, ваш приказ исполнен. – Чопорно произнёс Тирион, надеясь побыстрее закончить дело и исчезнуть с глаз главы дома. – Грамота о возведении сира Уилла из Ланниспорта в достоинство лорда готова и ждёт только вашей подписи. – Покажи её. – Сегодня его отец был недоверчив и угрюм, как, впрочем, и всегда. Днём или ночью, летом или зимой – улыбки на жёстких губах хозяина Утёса Кастерли Тирион не видел никогда. Своими маленькими шажками Бес подошёл ко столу, держа в руке заветный свиток. С тех самых лет, когда он понял, что не ему водить войска в бой и размахивать мечом, Тирион тешил себя иными фантазиями. И обычно они сводились к тому, что он представлял себя вершителем человеческих судеб, великим судьёй и законотворцем, способным одним словом любого возвысить над людьми или же повергнуть его во прах. Эти мечты дарили ему какое-никакое, но утешение среди огромных и чуждых залов Утёса Кастерли. Ведь говорил он сам себе, короли Визерис Второй и Дейрон Добрый тоже прославились отнюдь не воинскими подвигами и не рыцарской доблестью! Но потом оказалось, что и эти надежды разбились об нежелание его родителя доверять ему что-либо мало-мальски серьёзное. Теперь же милостью дорогого венценосного племянника, сподобившегося начать кровопролитную войну, Тириону выпала возможность попробовать себя в роли мастера над законами: лорд Ренли сбежал из столицы, и никого, кроме нелюбимого сына, лорд Тайвин на эту должность так и не подобрал. И теперь он в самом деле вершил судьбы. Правда, удовольствие от этой работы, как оказалось, было очень сомнительным. – Вот. – Сядь, Тирион. – И, конечно, ему пришлось послушаться. Безрадостные глаза лорда Тайвина скользили по пергаменту, словно выискивая любую ошибку, допущенную нелюбимым отпрыском. Зря. Вчера весь вечер Тирион потратил на составление этого документа, размышляя над каждым словом. Бедняге Подрику пришлось по нескольку раз бегать к старому козлу Пицелю за образцами старинных грамот такого рода. Пришлось постараться, но в результате трудов он был вполне уверен. – Написано хорошо. – Всё-таки признал очевидное отец. – Это подписать не стыдно. Со своей задачей ты справился. Тирион знал, что никакого комплимента сердечнее он от отца никогда не получит. Понимал, что должен радоваться и раскланиваться... Но он позволил сомнениям, мучившим его с самого утра, показаться на лице. И столь опытный царедворец, как лорд Тайвин, тотчас их увидел. – Тебя что-то не устраивает в проделанной работе? – В голосе всемогущего десницы будто бы раздалось удивление. – Я счёл твою грамоту достойной, но, если у тебя есть в ней сомнения... – Дело в другом, – не удержался и перебил собеседника Тирион, – я не сомневаюсь в грамоте, я сомневаюсь в человеке, которому она предназначена. – А. – Кивок показал, что его лорд-отец всё прекрасно понял. Но, что удивило, за этим жестом не последовала очередная жёсткая отповедь. – И скажи, что же тебя заставляет в нём усомниться? Тирион понял, что Бронну за дверью придётся его подождать ещё какое-то время. Просто так он отсюда уже не уйдёт, раз отец решил в кой-то веки с ним поговорить. – Я этого красавчика в глаза не видел, – осторожно начал говорить мастер над законами, – но Санса наслышана о нём от своей леди-матери. В частности, о том, как этот Уилл вышел перед нашим войском и показывал всем желающим голову её брата. О том, как он бахвалился, как рассказывал всем и каждому, что именно он отрезал голову Роббу Старку и помочился на его бездыханное тело. – Вряд ли кто на его месте повел бы себя иначе. Он, вчерашний золотарь, держал в руке не просто голову какого-то лорда, а свои рыцарские шпоры и толстый кошель. – Повёл плечами Тайвин, в чьём голосе не было ни капли сочувствия к собственным невесткам. – Меня больше удивило, что он в тот же вечер не напился до потери памяти. – И что, он получает титул, замок и благородную девицу в жёны за то, что ему повезло натолкнуться на тело Робба Старка и снять с него его тупую волчью башку? – Скептично хмыкнул Тирион. – Не только. За голову мятежника он получил рыцарство; но с тех пор он неплохо послужил нашему дому в Просторе. Сир Григор говорил о нём, как о человеке храбром, решительном и бескомпромиссно преданном. Ровно те качества, которые должны быть в новых лордах Речных земель. Представления о том, как именно сир Уилл мог выслужиться под началом у Скачущей Горы, у Тириона имелись. И если это ручное чудовище его отца столь высоко о ком-то отзывается... «И вот таким людям ты устраиваешь лордство, а, карлик? Вчерашнему говночисту, сегодняшнему убийце и душегубу? Зато самому себе с лёгкой руки титул отписать не можешь. Вот она, служба королю Джоффри…» Пока в Королевской Гавани играли свадьбы, пили сладкое вино и наслаждались жирным мясом, сир Григор Клиган пускал кровь речным лордам. Десять тысяч мечей он привёл с собой на помощь сиру Аддаму, позволив Ланнистерам добиться решающего перевеса над мятежниками и бунтовщиками. Гарнизоны были усилены, на дорогах между крупными замками появились регулярные патрули и укреплённые заставы – но Гора не был бы самим собой, не устрой он кровавых расправ над всеми, кто попадал ему под руку. С ведома и согласия своего хозяина, конечно же. Один из первых «уроков» Клиган преподал на примере Пайперов. Владыки Розовой Девы снабжали людей Бриндена Талли оружием и продовольствием – и расплата была грандиозной. Из всего многочисленного дома выжила ровно одна-единственная девица, леди Присцилла; и то лишь потому, что лорд-десница велел сохранить той жизнь и невинность, дабы та была подходящей наградой для верного Ланнистерам человека. Пайперы оказались первым из древних домов Речных земель, что ушли в историю; и, скорее всего, они не будут последними. – Есть ли у тебя другие возражения? – Нет, отец. Я понимаю... Ваши рассуждения. Уилл-говночист пропал давно, но теперь в прошлое ушёл и сир Уилл из Ланниспорта. Старый Лев черкнул пером, и появился на свет лорд Уилл Вулфсхэд, жених Присциллы Пайпер и владелец замка, что раньше именовался Розовой Девой. «Теперь, небось, назовёт его Коричневой Кучей. На иное у этого говночиста фантазии не хватит». Лорд Тайвин отложил в сторону перо и поднял на сына холодный взгляд. – Тирион, не торопись уходить. Есть вопрос, который я хотел обсудить ещё вчера. – Подобное вступление не обещало ровным счётом ничего хорошего. – Не успел, потому что разговор с принцем Оберином оказался более плодотворным, чем я думал, и из-за того затянулся. – Какой же вопрос вы хотели обсудить, отец?.. – Тирион догадывался, о чём пойдёт речь. И уточнением он лишь пытался купить себе время, дабы придумать ответ. – Твоя жена до сих пор не понесла. Конечно. О чём ещё его отец мог бы спросить? – И которая из служанок моей супруги вам доносит... Слова застряли у Тириона в горле; настолько суровыми сделались глаза отца. – Нет нужды шпионить за вами: все итак видят, что живот леди Сансы так и не округлился. Особенно это заметно, когда она разговаривает со своей матерью при дворе. С этим не поспорить. Старший брат Тириона умудрился быстро заделать ребёнка леди Кейтилин. Впрочем, неудивительно. В отличие от Тириона, Джейме исправно, каждый вечер, а порой и днём, посещал покои своей новоиспечённой супруги. И эти визиты вскоре привели к закономерному итогу. Первые признаки беременности у леди Кейтилин появились ещё до того, как сир Джейме отбыл вместе с армией короля Джоффри в Штормовые земли. И, по заверениям великого мейстера Пицеля, беременность леди Кейтилин протекала удачно. Даже сама Кейтилин стала выглядеть заметно лучше и бодрее. Вряд ли это было связано с тем, что она вдруг воспылала чувствами к своему новому мужу; но, похоже, инстинкт матери и желание защитить своего ещё не родившегося ребёнка, пусть тот и был от ненавистного ей мужчины, взяли вверх, и заставили её жить дальше. Пока Кейтилин Ланнистер была на сносях, сам наследник Утёса Кастерли и лорд Риверрана расправлялся с врагами короны на поле боя и попутно пытался приучить монарха Семи Королевств к полевой жизни. Лорду Тайвину надоело терпеть неподобающее поведение своего внука на троне, и он распорядился «приставить юнца к реальному делу». Как ни странно, сам Джоффри не слишком сопротивлялся этому решению. Видимо, мелкий гадёныш смекнул, что под защитой тысяч мечей на войне ему ничего не грозит, зато можно будет вдоволь поиздеваться над беззащитными крестьянами и взятыми в плен людьми Станниса Баратеона. И, судя по письмам Джейме, Тирион оказался прав в своих предположениях: Джоффри не интересовали обходы позиций, ему было скучно на военных советах, он не желал знаться с рыцарями и ратниками. Ожил Джоффри лишь в день сдачи Фелвуда, чтобы насладиться казнями защитников замка. Должно быть оказавшимся в плену Феллам сейчас тоже не сладко. О том, насколько из-за этого затянется усмирение оставшихся мятежных твердынь, Его Милость подумать не удосужился. Куда менее спокойно на отправку её дражайшего сыночка на войну отреагировала Серсея. Она не побоялась закатить отцу грандиозный скандал, и попытка Джейме и Кивана её вразумить сделала лишь хуже. Кажется, сестра Тириона умудрилась во всём происходящем разглядеть целый заговор с целью убийства её венценосного сына, и едва ли кто-либо смог бы разубедить её в этом. Закончилось всё тем, что лорд Тайвин отправил королеву-мать под домашний арест на неделю. Проведшая семь дней взаперти в собственных покоях Серсея стала куда более спокойной и кроткой, но Тирион порой замечал, какие свирепые взгляды она кидала на отца. Впрочем, от этих взглядов самому лорду Тайвину было ни холодно, ни жарко. Однако, в отличие от Серсеи, злоключения Джоффри вдали от комфортного и безопасного Красного замка сейчас нисколько не заботили оказавшегося под прицелом жёсткого отцовского взгляда мастера над законами. – Я не желаю слушать шуток, – предупредил его лорд-отец, – и не дам тебе перевести тему. Иного выхода, в самом деле, не оставалось. – Не получается. – Тирион попытался отделаться от родительского допроса полуправдой. Все разговоры о семейной жизни Тириону были крайне неприятны. Он не хотел леди Сансу в жёны – она не хотела его как мужчину ни в каком виде. Он взял её в брачную ночь, не желая злить лишний раз всемогущего отца, да и мучился с тех пор угрызениями совести из-за этого. Пугливая, постоянно рыдающая, холодная, словно родной край, Санса никакого желания в нём не пробуждала – и, естественно, никакого желания он в ней тоже не пробуждал. Он в ту ночь едва нашёл в себе силы закончить дело и спешно покинуть супружеское ложе. После того памятного им обоим раза он не мог, не хотел оставаться с ней наедине... Ведь тогда пришлось бы вновь исполнять супружеский долг, а хотелось бы обойтись без этого. Он не мог поступить так, как поступил его старший брат в свою брачную ночь – и в последующие ночи. – Пара тумаков, пара ласковых слов о судьбе её ненаглядной дочурки – и моя жёнушка перестала строить из себя недотрогу. – Говорил ему как-то раз Джейме, когда они с братом всё же разговорились на тему своих новоиспечённых жён. – Подмахивала мне так, словно бывалая шлюха под щедрым клиентом. И своим ртом работала для меня охотно. Думаю, твою благоверную тебе тоже нетрудно будет раззадорить. И что, что ты карлик? С членом у тебя полный порядок и это самое главное... Вероятно, в циничных словах Джейме была своя правда. Всё равно, скорее рано, чем поздно, лорд Тайвин всё поймёт и заставит Тириона последовать этому совету. Но а пока... – У тебя что, есть жалобы по поводу твоего мужского здоровья? – Эти слова лорд Тайвин едва ли не выплюнул. – Если так, то сходи к Пицелю. В медицине он разбирается. Не веришь ему, так позовём кого-то более смышлённого. Полумужу пришлось призвать на помощь весь свой самоконтроль, чтобы не вспылить. – Нет, не жалуюсь. Он думал воспользоваться установившимся было молчанием для того, чтобы удалиться... Но отец первым проявил инициативу, решив зайти с другой стороны. – Это, Тирион, в конечном счёте, в твоих собственных интересах. Как только леди Санса понесёт, ты станешь регентом при будущем Хранителе Севера. Власть над целым королевством – лучшая твоя возможность в жизни. Неужели ты её упустишь из-за разных... сомнений? Если тебя что-то в Сансе не устраивает, то думай в её постели о Винтерфелле. Уверен, поможет. Тут Тирион уловил слабую, ненадёжную, но возможность переменить тему разговора. И мастер над законами решил ею воспользоваться. – Дело, отец, не только во мне, и не только в леди Сансе. – Решил всё же перейти в контратаку Тирион. – Насколько я помню прошлое заседание Малого совета, Север в руках дяди нашего любимого короля. Сильно сомневаюсь, что Станнис пустит меня и Сансу в Винтерфелл при почётном эскорте с внуком лорда Эддарда на руках. И в том, что он добровольно отдаст твоим палачам юного Рикона Старка я тоже сомневаюсь. Варис где-то половину последнего заседания совета пересказывал донёсшийся до него с Севера шёпот, и, признаться, эта мелодия Тириона не слишком радовала. Станнис не просто сумел примирить Болтонов с Мандерли и заставить их снова работать сообща: он ещё и разбил железнорождённых в битве на Жёлудевой реке. Несколько тысяч налётчиков остались кормить червей, в их числе – брат самопровозглашённого короля Железных островов, Виктарион Грейджой. Оставшиеся островитяне либо уже сбежали, либо в панике собирают награбленное и рвутся к ладьям; скорый переход огромного королевства под руку Станниса – лишь вопрос времени. – Станнис – король на одну зиму. Мы строим новый флот, а Тиреллы привели в наш лагерь корабли Редвинов. Скоро зима, и Север после набегов железнорождённых и без регулярных поставок продовольствия с юга будет голодать. Наши моряки рано или поздно разобьют флот Станниса, а Джейме обеспечит восстановление нашей власти в Штормовых землях и на островах Узкого моря. Баратеону неоткуда и не на чем везти еду, нечем заплатить браавосийцам и пентошийцам за провиант. Долгое лето означает долгую зиму, и к её концу дядя короля растает. Нет, Тирион, отнюдь не Станнис должен нас беспокоить. Тут младший сын догадался легко – радуясь возможности отвести беседу ещё дальше от своей спальни. Впрочем, следующая тема едва ли была более приятной… – Визерис Таргариен, правитель Волантиса и драконий всадник. – Не спросил, но утвердил Тирион. – Да. Сто тридцать кораблей Браавоса сожжено драконами. Оставшиеся либо сдались, либо были уничтожены волантийским флотом. Уйти удалось единицам. Лисс и Тирош – взяты. Мирр – либо уже сдался, либо готовится к сдаче... – Впервые в жизни Тирион услышал от отца тяжёлый вздох. – За ним огромное, богатое государство, войско, обожающее своего победоносного лидера... И два осёдланных, готовых к бою дракона. – Да-а, – с трудом подавил желание выругаться мастер над законами, – это гораздо опаснее союза битых и оскорблённых, собравшегося в снегах за Перешейком, или банды Чёрной Рыбы. Новости с востока беспокоили Тириона куда как больше известий, доносившихся до Королевской Гавани с Севера, или рассказов о жестокости Горы в Речных землях. Отец прав: дядя короля обречён, обречены и рассевшиеся по лесам недобитки северян и речников. Они будут доставлять Ланнистерам головную боль, но при этом уже не смогут нанести по могуществу львиного дома серьёзный урон. А вот Таргариены... – И что же мы будем делать, если Таргариены вернутся? – Отца Тирион не любил, но это не мешало ему признавать в родителе потрясающий ум и поразительную силу воли. Он знал: лорд Тайвин никогда не оставит без ответа вопрос, если посчитает его заслуживающим внимание. – Если они приведут сюда армию во главе с драконами, что мы сможем им противопоставить? – Не если, Тирион. Когда. Что ж. Ещё одной положительной чертой его отца было то, что он никогда не поддавался сладкому самообману. Старый Лев прекрасно понимал, что Красный Дракон едва ли теперь остановится на достигнутом. Понимал, потому что сам на его месте поступил бы именно так. Не только Ланнистеры известны тем, что платят долги. А Таргариены задолжали львам очень многое. – Ещё вчера из Девичьего Пруда отбыл корабль в Браавос. Лорд Лео Леффорд должен привезти оттуда лучших мастеров по созданию боевых машин, каких только найдёт. Он им будет обещать золото, земли, титулы и почести в обмен на их знания и умения. По моему приказу в Цитадели перебирают все свитки и книги, повествующие о борьбе с драконами, в поисках новых средств для борьбы с летающими тварями. Лучники и арбалетчики будут регулярно упражняться в своём искусстве, и я намереваюсь собрать лучших из лучших в несколько отдельных отрядов. Люди будут знать, для чего они учатся, знать, какие награды их ожидают... И что они могут потерять, реши они струсить или предать. И, разумеется, мы будем укреплять наши связи с великими домами Вестероса. Браки, обещания и кровь скрепят нашу державу так, что Таргариены не найдут здесь союзников. Верховный септон расскажет всем верным душам, что волантийцы идут забирать в рабство их самих, их жён и детей, благословит наши мечи... Расскажет им, как богохульники с востока измываются над семибожниками Эссоса, и что они намерены принести сюда веру в своего красного бога. Или в своих давно покойных валирийских идолов. Человек более доверчивый, чем Тирион, успокоился бы. Как и сын, более привязанный к отцу. Нелюбимый и любящий думать самостоятельно карлик внимательно слушал родителя... Но в каждом произнесённом слове сомневался. Леффорд привезёт умельцев, разбирающихся в машинах для истребления драконов? Не больно-то эти машины помогли флоту Браавоса! Все знают о том, как погибла королева Рейнис – вот только остальным всадникам грозные баллисты и мангонели никак не мешали. Новые средства борьбы с драконами из Цитадели? Проще сразу искать их в нужнике. Отдельный отряд из лучших стрелков? А если они разбегутся, стоит им впервые увидеть столь грозного врага? Даже человек, храбро стоящий против рыцарского натиска, может обоссаться от одного лишь вида чёрных крыльев в небе. Когда вокруг них загорится сама земля – будут ли они так же бояться лорда Тайвина Ланнистера? И, наконец, союзы и подданные... Харрен Чёрный более сорока лет правил Речными землями, да так, что против его владычества не случалось крупных восстаний. Вплоть до дня, когда на пороге его королевства не показалась армия Эйгона Драконовластного. Тогда-то речные лорды и показали свои зубы. А сам верховный септон может припомнить, что со времён Старого Короля Железный трон и Вера жили душа в душу и исправно помогали друг другу в деликатных проблемах. Будь то оправдание кровосмешения в королевской семье и закрытие глаз на самые сомнительные деяния Таргариенов или же новые привилегии для служителей Семерых, сделавшие их неподсудными для всех лордов, кроме самого Железного трона и коллегии Праведных. Тирион знал о драконах и их наездниках куда больше, чем все члены его семьи вместе взятые. Сказывалось увлечение историческими книгами с ранней юности. И все его знания сейчас кричали, что дом Ланнистеров рискует оказаться в глубочайшей заднице со времён своего основания. Пока все прихлебатели в Красном замке любовались зенитом ланнистерского солнца, мастер над законами гадал, не окажется ли он свидетелем его заката. – Да уж, отец, – раз десница расковырял его рану, то он вернёт долг, как подобает Ланнистеру, – огромную свинью вы нам подложили своим решением помочь Роберту Баратеону взять столицу. Холодные глаза лорда Тайвина смотрели на Тириона, не мигая и не выражая ничего... Но тот уже закусил удила. – Подумать только: ты мог бы стать спасителем столицы, спасителем королевской династии... Регентом при малолетнем Эйгоне Шестом! Тебе уже открыли ворота, и Эйрису не долго оставалось носить корону: уж Джейме бы об этом позаботился. А Элия Мартелл подписала бы что угодно, чтобы спасти своих детей. – Тирион понимал, что заводит самого себя в топь, но уже не мог остановиться. Решил говорить, пока ему не велят замолчать. – Ты бы вновь стал десницей, а молодой Визерис стал бы отличным женихом для нашей ненаглядной Серсеи. Сын Рейгара был ещё в столь нежном возрасте, что мог бы и умереть спустя год, два или три после подавления мятежа, и никто бы ничего не заподозрил... «Почему он позволяет мне говорить?.. Почему я вообще говорю всё это, вместо того, чтобы сделать умную вещь и просто заткнуться?..» – Был бы сейчас Визерис, третий своего имени, нашим славным королём, ты – его десницей и тестем, а я бы спокойно выпивал где-нибудь подальше от этого вонючего города. Но ты решил поддержать оленя, а теперь мы ждём, когда драконы принесут нам пламя и кровь! Да уж, славная выйдет песня… про Ланнистеров из Утёса Кастерли! Реакция родителя его удивила. Мастер над законами ожидал чего угодно: гневной отповеди, приказа немедленно выметаться, лишения поста, изгнания из столицы... Но никак не того, что он услышал. – Нашу распрю с Таргариенами начал не я, Тирион. – Что-то во взгляде отца заставило сына замолчать; словно внутренностями карлик почуял, что должен промолчать. – Видишь ли. Когда я виню тебя в смерти твоей матери, это лишь часть правды. Куда большая вина лежит на Эйрисе Таргариене. Мастер над законами беспомощно моргнул в полнейшей растерянности. Сперва он хотел спрыгнуть с кресла и покинуть солярий; затем он чуть было не выругался... Оставалось только молчать и широко раскрытыми глазами смотреть на отца. – Эйрис годами вожделел твою леди-мать. Даже когда Джоанна стала моей женой, он не оставил своих попыток добиться от неё взаимности и сделать её своей любовницей. Но она неизменно отказывала ему. А Эйрис был не из тех людей, что просто так прощают отказы. Для его гордыни не было удара страшнее, что женщина, которую он так жаждал, предпочла ему, королю Семи Королевств, «его слугу». Это и стало началом конца. Тайвин ненадолго прервался, словно позволяя сыну приготовиться к последующим откровениям. – Моя дружба с Эйрисом рухнула, и наши с ним отношения с каждым днём становились всё более враждебными. Он возненавидел меня и за отказ Джоанны, и за то, что я правил державой лучше, чем он сам, и за все прочие мнимые обиды. Избавиться от меня и взять мою жену силой, как он порой это делал с другими приглянувшимися ему женщинами, Эйрису мешал страх. Страх передо мной и возможными последствиями. Самые жестокие тираны, как правило, являются и самыми жалкими трусами. Когда же Эйрис понял, что Джоанна никогда не будет принадлежать ему, он решил отомстить мне иначе. Сделать это подло и исподтишка. Известие о повторной беременности твоей матери заставило его действовать. Люди Эйриса соблазнили большими деньгами и обещанием защиты одну из доверенных наперсниц Джоанны. И та каждый день, пока твоя мать носила тебя под сердцем, добавляла ей в питьё яд, который медленно и постепенно подрывал её здоровье и жизненные силы. И из-за этого яда те роды стали для твоей матери роковыми. Она слишком ослабла, чтобы бороться не только за твою жизнь, но и за свою. А я узнал об этом слишком поздно и не сумел её защитить. – Мрачная тень на лице его лорда-отца явно свидетельствовала о том, что те часы даже столь твердокаменному человеку было нелегко вспоминать. – И, видимо, поэтому ты родился… таким. – Десница короля окинул своего сына красноречивым взглядом. – Как же всё это выяснилось? – Весь мир, даже грозный враг с востока, перестал существовать для Тириона в этот момент. Только он, и голос отца. – Мы бы так ничего и не узнали, если бы наш мейстер не заподозрил в последний момент что-то неладное. Он сумел распознать яд, но было уже поздно. Отравительницу поймали при попытке сбежать из замка уже после смерти твоей матери. Поймали и того, кто передавал ей яд. Мои люди хорошо поработали с ними, – звенела на весь солярий острая сталь, – и посредник признался, что он был прислан лордом Люцерисом Веларионом. Но эта змея никогда не осмелилась бы кусать меня, не будь на то прямого приказа её хозяина. – Если это так... Почему ты не восстал против Эйриса? Если он и вправду убил мою мать? – А что я мог бы предъявить лордам и рыцарям Вестероса? Слова полубезумных от пыток женщины и наёмника? Пицель впоследствии клялся мне, что не знал ничего о планах Эйриса, и мне этот ушлый старик врать не посмел бы. Людей на Дрифтмарке у меня не было: Люцерис умел давить пауков не хуже Станниса. – В голосе лорда-десницы раздавалось еле-еле заметная, но всё же ощутимая горечь по прошедшему. – Король бы в лучшем случае осмеял наш дом на все Семь Королевств. В худшем – объявил бы нас предателями и начал бы войну, где мы были бы обречены на поражение. Я сделал то, что мог сделать в тех условиях. Я стал ждать. Ждать удобного момента, чтобы заставить Эйриса заплатить за всё. Тирион не смог удержаться от вопроса. – И почему тогда Эйрис дожил до восстания? Почему ты предлагал ему обручить Серсею с Рейгаром? – Потому что Боги – или судьба – смеялись надо мной в последующие годы. Простая смерть Эйриса меня бы не удовлетворила. Я намеревался выжать из неё максимум пользы для нашей семьи. Поэтому я и предложил ему обручить Серсею и Рейгара. Но Эйрис, очевидно, подозревал, что я о чём-то догадываюсь, и правильно понял, что стоит этой свадьбе состояться, и он после неё не проживёт и года. И потому он предпочёл моей дочери дорнийскую принцессу. Потом было восстание Сумеречного Дола. Было очевидно, что этот самонадеянный идиот Дарклин заманивал короля в ловушку, но Эйрис уже тогда делал всё наперекор мне, и потому подтолкнуть короля отправиться на переговоры лично не составило труда. Достаточно было при всём дворе подать ему правильный совет, и король сделал всё с точности да наоборот. Но сир Барристан спас ублюдка в Сумеречном Доле, когда уже вся держава его практически похоронила. Оттуда он вернулся окончательно выжившим из ума, подозревавшим кинжал и яд повсюду... Надо отдать им должное, Челстед с Веларионом достойно охраняли своего господина и покровителя. Понимали, что погибнут в следующий же час за ним. Потому в дальнейшем я не мог прибегнуть к обычному убийству: не мог доверить судьбу нашего дома новым Крови и Сыру. Догадка поразила его ум, и он поспешил ею поделиться. – Турнир лорда Уэнта задумывался как нечто большее? – Тайвин кивнул головой... И, на какое-то мгновение, мастеру над законами показалось, что он увидел гордость в краях сухих, надменных отцовских губ. Лорд Тайвин одобряет его прозорливость? Или же он начал сходить с ума? Он бы этому не удивился. – Это была наша последняя попытка избавить державу от Эйриса Безумного без лишней крови. Лорд Уэнт согласился организовать турнир, подобного которому не видела держава, чтобы собрать как можно больше лордов и леди Вестероса воедино. Многие соучаствовали, и я в том числе. Предполагалось, что принц Рейгар объявит собрание Великим советом, и предложит вассалам учредить регентство над его отцом. Однако Эйрис явился на тот проклятый турнир, и овцы побоялись бросить ему вызов в открытую. Он не имел доказательств, чтобы сжечь половину лучших людей Семи Королевств, и посему решил отыграться иначе. – И тогда он забрал Джейме в Королевскую гвардию? – Да. Он посчитал, что тем самым вырвал у меня зубы... но на самом деле он лишь выкопал могилу себе и своему дому. С того самого турнира я осознал, что нам с Таргариенами не по пути. Мои надежды на принца Рейгара и его благоразумие не оправдались, и я оставил мысль, что смогу использовать Таргариенов против них самих. Это опасная иллюзия думать, что ты сможешь управлять драконом и направлять его в нужную тебе сторону. Дракон будет делать лишь то, что пожелает сам. Я уже дважды совершал эту ошибку, пытаясь поставить сначала на Эйриса, а затем на Рейгара. Повторять её в третий раз и возводить на трон сына Рейгара от дорнийской шлюхи я не стал. И в момент их слабости, я нанёс свой удар, положив конец трёхсотлетнему владычеству Таргариенов над этими землями. Я шёл к столице, твёрдо зная, что собираюсь уничтожить их всех до единого, как Рейнов и Тарбеков, но Станнис позволил сбежать двум последним отпрыскам Безумного Короля. И теперь мы стоим на пороге войны, что поставит точку в этой начавшейся много лет назад истории. Десница умолк, а Тирион пытался переварить только что услышанное. – Это... Та ещё история, отец. Это если говорить... очень мягко. – Признал очевидное нелюбимый сын. – Однако... Зачем? Почему ты решил её рассказать именно мне? Почему не Джейме или Серсее? Его лорд-отец вздохнул... Но всё же соизволил снизойти до объяснения. – Я хочу, чтобы ты, Тирион, понял одну простую истину: нет и не будет мира между львами и драконами. Либо мы, либо они. В грядущей войне не может быть соглашения, компромисса или уступок. «Не может быть двух солнц на небе, нет может быть и двух королей в державе». – Процитировал Гильдейна Тайвин чуть ли не по слогам. – Либо мы будем править этой страной тысячи лет, либо сгорим вместе с ней дотла.

***

Лансель Ланнистер Некогда земли вокруг реки Медовой считались одними из самых благополучных во всей державе. Почвы и климат благоволили землепашцам, а близость Староместа и множества замков гарантировали им возможность спокойно продать плоды своих трудов. Тут умели работать, тут знали, как весело отдохнуть после сбора урожая... Немудрено, что несчастные души, искавшие спасения от львиных карателей, поспешили сюда, подобно могучему речному потоку. Однако и на берегах Медовой им не удалось найти спасения: на восставшую Ясноводную крепость двинулись войска Тиреллов, и война нашла беженцев даже здесь. Переселенцам пришлось бежать ещё дальше, спасаться от злобы солдат и алчности рыцарей, ими командовавших. Лагерь беженцев был основан неподалёку от Медовой Рощи. Лорд Уоррин Бисбери разрешил «белым людям» поселиться на своих землях не столько из-за доброты душевной, сколько по настойчивой просьбе Хайтауэров – лорд Лейтон не желал принимать ещё больше бродяг в стенах своего города. А повелеть собственным рыцарям прогнать толпу босоногих крестьян лорд Бисбери так и не решился... Во многом потому, что у пришедших в его владения было своё оружие, и уже немолодой аристократ не желал отягощать лишней кровью и без того нелёгкую душу. Так, с его попустительства, и возник бескрайний город, состоящий из одних палаток и наспех вырытых землянок, ограждённых от внешнего мира хлипким частоколом: временное прибежище нуждающихся, обездоленных и гонимых. Бывшие крестьяне и вчерашние горожане, межевые рыцари и септоны сбились воедино, пытаясь помочь друг другу выжить в это страшное время. Естественно, палаточный городок напоминал самый настоящий пчелиный улей: у повозок и костров суетились люди, кто-то спорил, кто-то пел гимны, кто-то ругался, дети играли, а их матери принимались за самую черновую работу, надеясь получить для своих чад лишнюю корку хлеба на ужин. Не раздавалось разве что пьяных песнопений – подобным излишествам не место среди людей Веры, и такое поведение строго пресекалось. Сквозь это безумное нагромождение пробирался крепкий, рослый блондин. Одна лишь его фигура выдавала в нём человека благородных кровей, несмотря на то, что сам мужчина едва ли чем-либо давал понять о своём происхождении. Он не носил дорогих одежд – простая белая рубаха с закатанными рукавами, грубые штаны и сбитые сапоги были всем его облачением. Даже белый плащ и кольчугу, ставшие с недавних пор его личными символами, он оставил в своей палатке. Но куда бы он не шёл, люди взирали на него с почтением, надеждой и благоговением: раз семь ему пытались протянуть то хлеб, то яблоко, и всякий раз мужчина с благодарностью отказывался от этих подношений, призывая поделиться с голодающими матерями и слабеющими детьми. Шёл он против основного потока: люди собирались в центре городка на вечернюю проповедь септона Кордина о добродетели труда. Здравые и понятные слова Кордина служили умиротворением для множества обитателей лагеря, помогали им коротать летние вечера и по утру браться за дела с новой силой. Сам мужчина с удовольствием бы пошёл с остальными, да не мог. У Ланселя Белого было дело. Там, на самой границе лагеря, появились люди, просившие принять их в ряды «защитников Веры» – и что-то смутило брата Тео в них. Он попросил Ланселя самолично разобраться с новоявленными гостями. Понять, в самом ли деле то пришли надеющиеся на искупление души, или то волки пытаются обманом пробиться в овчарню? Желают ли они помогать обездоленным и защищать их, или намереваются укрыться от преследований да поживиться чужим невеликим скарбом? Он осмотрел мужчин, представших перед ним. Заросшие, немытые и грязные, мало чем они отличались от несчастных, собравшихся в лагере позади Ланселя – но лежавшие перед ними топоры да копья выдавали в них разбойников ничуть не менее красноречиво, чем клеймо на лбу их вожака. Шестеро вооружённых верующих сторожили грабителей, не давая тем ни сбежать, ни схватиться за изъятое у них оружие. Стоило ему приблизиться, как стражники в почтении склонили свои головы – и, после недолгого раздумья, бандиты последовали их примеру. – Ты сказал, брат Хью, что эти люди пришли сюда по своей воле? – Лансель обратился к начальнику караула. Им был немолодой, но по-прежнему крепкий рыцарь. На его высокий в среде беженцев статус указывал белый плащ, и он с уверенностью держал в руке меч. Межевой рыцарь, нашедший в Вере спасение, цель и чувство плеча с другими людьми: история, старая как само прибытие андалов в Вестерос. – Да, брат Лансель. – Кивнул предводитель охранников лагеря. – Но они шли с оружием, а этот – клеймённый. Я это украшение знаю: у нас так в Дорнийских марках грабителей и браконьеров чествуют. Потому-то брат Тео и пошёл звать вас. – Мы шли с топорами, – отвечал ему клеймённый, – потому что каков толк от защитников без оружия? Ты-то своих пастухов и сборщиков пиявок копьями вооружил! А что до моего клейма... Даже если я когда-то позарился на чьё-то добро, твоё-то какое дело, старик? Подчинённые старого рыцаря зашипели, а тот направил на говорившего своё оружие. – Одно твоё слово, – горячо заверил Хью, – и головы этих грешников покатятся по земле Отца нашего! – Не торопись, брат Хью. – Поспешил прервать воина Веры Лансель. – Помни, что гнев острее всякого обоюдоострого меча. Не надлежит людям быть поспешными в суде. Межевой рыцарь послушно убрал свой клинок в ножны и произнес: – Каюсь. Теперь Лансель мог заняться доверенным ему делом. Он подал знак, и все стражи расступились, позволяя ему получше рассмотреть просящих входа в лагерь. Клеймённый был самым старшим из них и наверняка годился Ланселю в отцы. Трое остальных были примерно одних с ним лет, причём двое из разбойников были совсем ещё молодыми родными братьями. – Мы это, отец, – клеймённый, судя по всему, был у них за вожака, – пришли, значит, Семерым послужить. Да людей ваших защитить. Сами же знаете: у Ясноводной крепости розы с лисами режутся, да только они попутно ещё и целые деревни сжигают. Мы, конечно, не святые, грехов у нас немало, но от того, что творится сейчас, даже меня оторопь берёт. Нас всего четверо, зато мы своё дело знаем. Сами знаете: лучше с одним воякой, чем с тремя дорнийцами... Ланнистер лишь отрицательно покачал головой. – Я служу Семерым, но не имею сана. Не называйте меня отцом... – С этими словами Лансель повысил голос, желая привлечь к своему приказу должное внимание. – А теперь помолчите. Говорливый разбойник, к собственному удивлению, умолк... И Лансель смог посмотреть в его бегающие чёрные глаза. Видел он грязную хибару, истощённую жену, и мужчину, с мрачной решимостью собиравшегося на охоту. Кабан, егерь, приговор, палач, смерть... Первый ограбленный купец, второй и третий; он же первый, кому пустили кровь. Безумная пьянка с лживыми друзьями, холодные объятия продажных женщин – и снова на тракт. Луна сменяется луной, дорога сменяется кабаком. Кровопролитная стычка, бегство от шипов розы, смерть последнего настоящего товарища. Споры, гнев, решение. Сомнения, страх и усталость. Видел он ненавистную мастерскую, хозяина, не учившего, а мучившего, и озлобленного юношу. Тень, что мелькнула в господскую комнату с ножом, стоило мастеру забыться во хмелю. Большую дорогу, по которой тень шла без цели и надежды. Первое дельце, второе и третье, отобранное арборское и ставший родным нож. Кровь, свою и чужую, обманы и самообманы. Кровопролитная стычка, бегство от шипов розы, смерть множества соратников. Споры, гнев, решение. Сомнения, страх и усталость. Видел двух сирот, чей родной септрий был разорён людьми с собачьими мордами заместо лиц. Попрошайничество, хлебные крошки, первое в жизни воровство. Споры, решение. Первое взрослое дело, первая пьянка, грёзы и мечты о большем. Кровопролитная стычка, бегство от шипов розы, смерть почти всех взрослых. Споры, гнев, решение. Сомнения, страх и усталость. Ему было всё ясно. Перед ним стояли люди, совершившие в своей жизни немного добра и причинившие немало зла. Убивали, грабили, богохульствовали и развратничали, как и подобает собратьям по их промыслу. Много подобных людей жило в Вестеросе, и большинство из них помирают без капли раскаяния и покаяния в сточных канавах. Но родившиеся в их сердцах сомнениями казались ему настоящими, подлинными. Не было у них желания продолжать идти по скользкому пути – но не было в них и искреннего сожаления и раскаяния о содеянном. Ещё не было. Это были потерявшиеся души, не имеющие надежд на завтрашний день, и они напомнили Ланселю его самого. Забытого, брошенного, обречённого кровной семьёй на гибель ради удовлетворения прихоти злобного мальчишки в короне. Он тогда был полон сомнений, полон страха и усталости... И, раз Боги решили даровать ему второй шанс, то почему эти мужи не могут получить его? Есть ли у него право перед лицом Семерых отказывать людям во спасении? – Брат Лансель, – с почтением нарушил молчание Хью, – что надлежит сделать с ними? Каково твоё слово? – Мы впустим их, брат Хью. «Велико милосердие Отца, и искренне примирение Его с обращающимся к Нему». – Изрёк Лансель, заметив огонёк в глазах собрата. – Но примем мы вас не просто так. Все четверо уставились на него во внимании, но мужчина продолжал говорить, как ни в чём не бывало. – Боги милосердны, но разборчивы они в том, кому вверяют стадо своё. Наёмник нерадивый, что бросает овец при виде волка, не мил Семерым, – продолжал говорить Лансель, – и только достойные могут оборонять их народ. – Оте... брат Лансель, – проговорил клеймённый, из голоса которого исчезла былая лихость без следа, – но что... Но что тогда мы будем делать? – Вы найдёте брата Тео, заведающего нашим хозяйством. Он подберёт для вас работу, тяжёлую, но честную. Уборка урожая, труды плотников и землекопов, подённая работа. Своим трудом и молитвами вы должны доказать, что достойны. Не только мне и братьям, но и самим себе. «Верьте Богам и пребывайте в труде своём», и только тогда вы сможете взять оружие во имя защиты наших людей. Уже бывшие разбойники переглянулись... И, к искренней радости Ланселя, склонили головы, принимая его приговор. – Брат Хью, сопроводи наших новых послушников к брату Тео. Их оружие пусть отнесут в арсенал. Даже столь грубый инструмент будет не лишним. – Сердце мужчины радовалось, пребывая надежде, что он сможет помочь найти спасение ещё нескольким заблудшим душам. Не в первый и наверняка не в последний раз его просили «оценить сердца» приходящих. Тогда, после памятного суда поединков, Лансель стал… другим. И дело было даже не в том, что он обрёл спасение в Вере, вернее, не только лишь в этом. Ланнистер, что отрёкся от своего положения и прежней жизни, стал подспудно ощущать суть тех людей, с которыми говорил. Будто он знал их всю жизнь. Сначала Лансель думал, что это не более чем самовнушение. Кордин рассказывал, что нередко те, кто лишь недавно уверовал и уверовал истово, могут впасть в иллюзии, созданные ими самими. Зачастую они считали, что к ним чуть ли не лично Семеро спускались и дарили своё благословение. Вернуть таких, впавших в прелесть, порой было чрезвычайно сложно. Но чем дольше Лансель изучал свой… дар, тем больше понимал, что это никакое не наваждение. Слишком уж многое он стал узнавать о людях того, чего попросту никак не мог знать. Даже отец Кордин после тщательных раздумий согласился с ним и сказал, что, видно, сама Старица наделила его этим умением, этим редчайшим даром: способностью проникать в людские сердца, дабы различать в них добро и зло. И до сих пор Лансель ни единожды не ошибся в «чтении», за что не забывал еженощно благодарить Несущую Лампу. Без её света, сколько бы он ошибок допустил! Сир Хью, человек прямолинейный и простой, незамедлительно бы казнил этих просителей – и, по всем законам человеческим, был бы прав. Все лорды и владыки Семи Королевств были бы согласны с его решением. «Законы людские ничего не довели до совершенства, но един, верен и надёжен закон Небесный». – Повторил про себя Лансель строку из Книги Отца, покидая пост стражников. Казалось, не так давно он покинул Королевскую Гавань, отправляясь в полную неизвестность с одним только септоном Кордином в компаньонах. Теперь же он, сир Лансель, прозванный людьми Белым Рыцарем, ответственен перед Богами и людьми за тысячи жизней. Мужчины, женщины и дети доверили ему свои жизни, и сотни верующих воинов были готовы отозваться на его приказ – посему он как никогда аккуратно взвешивал каждое своё слово. Кордин показал вчерашнему Ланнистеру целый мир, сокрытый от знатных, самодовольных и богатых. Они вдвоём путешествовали по разорённым Речным землям и Простору, общаясь с отшельниками, обитателями септриев в глуши, и бедными крестьянами. Некогда гордый Лансель спал на своём плаще, делился хлебом и редкой дичью с нуждающимися, и укреплял испытаниями не только тело, но и дух. Он заново открыл для себя удивительную правду «Семиконечной Звезды» с её вечными, непреходящими истинами, и впервые проникся ими в полной мере. Многие вечера и ночи тогда они провели, размышляя над старыми книгами и свидетельствами из далеко ушедших эпох, что были нынче преданы и забыты высокопоставленными служителями Веры и Праведными. Тогда Лансель узнал о великих чудесах и сокровенных тайнах, о древнейшей истории андалов... Но его настоящее перерождение состоялось в городке Уилбертон, где Лансель, Кордин и немногие их последователи бросили вызов безбожным и бесчеловечным наёмникам Варго Хоута. Чудовища надеялись повторить свои «подвиги» в Северной марке, но в тот день они встретили лишь свою смерть. Лансель сумел возглавить растерявшихся стражников, вдохнуть уверенность в сомневающихся и вселить храбрость в трусов; он разил наёмников направо и налево, и, как говорили люди, сам Воин вёл его руку в тот день и час. Из Уилбертона они ушли уже с отрядом вдохновлённых и вдохновившихся, готовые вершить дело Богов на благо людей. Их стараниями Северная марка была очищена от множества убийц и зверей в человеческом обличии, изрядно расплодившихся на этой многострадальной земле во время войны. Их усилиями тысячи были спасены. Теперь же Белый Рыцарь оборонял убежище верных душ и подбирал стражей для будущих проповедников-подвижников, людей, кому надлежало нести слово Семерых в раздираемой войной державе. И он на своём пути был не один. Их было семь: негоже одному человеку брать на себя одного власть над стадом. Такой человек либо посчитает себя его владельцем, как оступившийся септон Мун, либо приведёт их к погибели, как безумный Пастырь. Семеро стражей сумеют сохранить доверенных им людей, направить их на истинный путь и услужить Богам. В их маленьком братстве каждый делал своё дело: отец Кордин управлял, брат Тео руководил работами, сестра Марис заботилась о сирых и убогих... Он же был мечом, обороняющим Верных. «Боги даруют испытания каждому сообразно его талантам». – Припомнил он, направляясь к центру лагеря. Но прослушать проповедь Кордина ему не дали: Семерым было угодно, чтобы он посвятил этот вечер деяниям, а не размышлениям. Его дорогу перегородила целая семья: мать, двое взрослых сыновей и маленькая девочка, в оборванных лохмотьях, поспешившие броситься перед ним на колени с истеричными мольбами о помощи. Рыцарь помог обеим женщинам подняться, пусть и вопреки их воле, и сделал знак юношам последовать их примеру. – Кланяться должно перед ликами Богов, – спокойным, заботливым тоном произнёс Лансель, – я человек. И я слушаю. – Папа не встаёт! – Рыдала девочка с грязным вороньим гнездом на голове. – Помогите, сир Белый Рыцарь, пожалуйста, помо... – Тише, дочка, тише. Говорить я буду. – Перепуганный ребенок всё же повиновался дрожащему материнскому голосу. – Я Бет из Первой Норы, это Тиа, моя д-дочь, и это Абелар с Игоном, мои сыновья. Мы просим... Мы молим вас, добрый сир, помочь нашему отцу, Харлену из Первой Норы. Спасите, пожалуйста, он у нас кузнец, мастер с з-золотыми руками, пожалуйста... Лансель вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. Если тот дар, благодаря которому он мог понимать людей, оставался в тайне от большинства людей, то вот разговоры о другом благословении, которым его одарили Семеро, разнеслись по всему Простору как пожар. – Отведите меня к нему. – Долгий разговор был бы излишен. Он и так всё прекрасно понял: его молили спасти кормильца и защитника, человека, без которого они не надеялись дожить до следующего лета. И, идя за женщиной сквозь палатки да повозки, Лансель обратился мыслями ко Всеблагой Матери, моля ту даровать ему силы. Мужчина надеялся на её участие и помощь, без которых и самые добрые намерения обречены остаться лишь намерениями. Вновь и вновь рыцарь повторял про себя слова, которым его учили Кордин и Марис, умоляя Богов послать ему силы и стойкость для грядущего испытания. Сестра Марис ведала Домом Матери: к ней люди Веры доставляли своих больных и страждущих, и там их телам и душам оказывали посильную помощь. Многих удавалось излечить и вернуть к жизни; но даже умершие отходили к Отцу Небесному только после проведения над ними всех положенных обрядов. О сёстрах, работающих здесь, отзывались с исключительным благоговением; и каждый беженец был готов положить свою жизнь ради них. К хозяйке этого заведения Ланселя с просителями и подвели: те изложили их дело, и на лице у «Опекунши» сразу же воцарилась искренняя скорбь. – У него жестокий кашель, всё тело словно горит, он жалуется на рвоту и почти не отвечает на вопросы наших сиделок. Ему за этот вечер стало только хуже. Мы давали ему отвары, и совещались с братом Сэмом, но всё без толку. – Самым серьёзным голосом проговорила блондинка. В белых одеяниях та казалась сотканной из одного воздуха призраком; и только близкие знали, какая внутренняя сила таится в её груди. – Мы с сестрами сделали всё, что могли. Теперь судьба Харлена в руках Богов. Брат Лансель… если ты хочешь вновь… Помни, чего тебе это стоило в прошлый раз... Лансель бросил один-единственный взгляд назад, и тяжело вздохнул. Он обязан вступиться, он обязан попытаться. Почтительным, но решительным движением он подвинул сестру прочь и направился быстрыми шагами к указанной родными Харлена деревянной пристройке. И только на её пороге мужчина остановился, чтобы отдать новый приказ. – Вы останетесь здесь, и я один войду в его комнату. – Говорил он голосом, не допускающим пререканий. Разумеется, пререкания последовали незамедлительно. – Но, добрый сир, там мой муж... – Попыталась возразить мать семейства. – Я должна быть с ним, так в-велит Отец наш... – Господин, он наш отец! – Нестройным хором заговорили парни. – Дайте нам войти, мы вам поможем! – Сир рыцарь! – Запищала девочка. – Там папа мой! Но, тем не менее, решение мужчины не было поколеблено этими просьбами. – Чудеса Богов не терпят лишних глаз и не вершатся на потеху публики; тем и отличаются от колдовских трюков. Оставайтесь здесь с сестрой Марис и творите молитвы Всеблагой Матери нашей. Лишь от неё сейчас зависит жизнь дорогого вам человека. Верьте в её доброту и ожидайте моего возвращения. – С этими словами Белый Рыцарь, убеждённый, что они прислушаются к его словам, вошёл в отведённую безнадёжному больному каморку. Сам по себе Дом Матери был грубой, простой постройкой, возведённой для того, чтобы дать приют возможно большему числу людей. Неудивительно, что отдельные помещения, предназначавшиеся для тех, кого Марис сочла вне пределов её искусства, были маленькими и лишёнными практически любых удобств. На топчане, освещённый одной-единственной свечой, лежал мужчина, чьё могучее тело из последних сил удерживало в себе дух. Он стонал, он дёргался от боли, он исходил седьмым потом. В каморке уже поселился терпкий, отвратительный дух смерти: немудрено, что сестры признали человека безнадёжным. – Абелар?.. Или это ты, Игон? – Прошептал мужчина, находящийся в тяжёлом бреду. – Где ваша мать? Ваша сестра? Вы привели... Нашли нормального лекаря? Сучьи... Лансель не ответил страдающему мужчине, но с мольбой к Матери на устах и в сердце сжал его руку и закрыл глаза....

***

В тусклом свете огарков раздался хриплый голос. – Как семья из Первой Норы? Септон Кордин улыбнулся самыми краешками своих сухих губ. – Харлен уже набрался достаточно сил, чтобы работать в нашей кузнице. И он, и вся его семья поминают тебя в своих молитвах, каждый день умоляют меня пустить их в твою палатку. Желают поблагодарить... – Пусть благодарят Отца Небесного и нашу Всеблагую Матерь. – Изрёк Лансель с постели. – Я лишь исполнил их волю. – Они так и делают, со всем подобающим тщанием... – Кордин вздохнул. – Но они хотят видеть тебя. Поговорить с тобой. Юный Абелар рвётся тебе в оруженосцы... – Думаю, через день-другой я смогу выйти к людям, отец Кордин. И, конечно же, я с ними поговорю. Немолодой септон покачал головой в тяжёлых сомнениях, но этот жест нисколько не смутил самого лежавшего перед ним мужчину. – Со мной всё в порядке, отец Кордин. Ступайте. Вы нужны остальным, и бдение у моей постели совершенно ни к чему. Лансель знал, что с его телом всё в порядке – в том убедилась и сестра Марис, лично его осмотревшая. Его тело не горело огнями Седьмого Пекла, его не рвало на пол: он не подхватил никакой заразы от кузнеца из Первой Норы. По всем признакам, что мог засвидетельствовать лекарь, он был здоровым и крепким мужчиной, готовым ринуться в бой впереди армии Верных... Вот только Лансель лежал в своей маленькой палатке уже четвёртый день, ощущая всю ту боль, от которой Боги помогли ему избавить кузнеца Харлена. Ему казалось, что его кожа горит; ему казалось, что он может извергнуть из себя весь свой скромный обед; ему казалось, что из него льются реки пота; ему казалось, что мышцы и суставы пылают жаром Седьмого Пекла. Такое уже бывало. Ланселю случалось и прежде лечить и исцелять тех несчастных, от кого отказывались септоны, мейстеры и знахари – и каждый раз Боги посылали ему подобное испытание взамен. Ни одно чудо не даётся даром. Семеро желали, чтобы он сам прошёл через это и принял на себя чужие боль и муки, чтобы он пострадал за тех, кого упросил оставить на земле. И Белый Рыцарь благодарил Матерь, что она вновь позволила ему совершить чудо. Если он может своими страданиями, своей болью, долей от отмеренного ему жизнью срока спасти одну жизнь и пять душ – да будет так. – Постойте, отец. – Лансель остановил септона у самого выхода. – А что те четверо, которых я впустил в лагерь?.. – Работают во славу Семерых, – ответил после некоторого промедления Кордин, – жалоб на них я не слышал. Сегодня всё в лагере спокойно, Лансель. – Их милостью. – Да, Их милостью. – Кордин поднялся со стула и благословил лежавшего на постели человека. – Спи и набирайся сил. Ты нужен им, ты нужен нам, ты нужен Семерым-Что-Един. Когда отец Кордин покинул палатку, Лансель закрыл глаза. Он молился. Но не за ослабление своих мучений, не за то, чтоб Матерь сняла их своей любящей рукой. За всех людей Веры, собравшихся в этом убогом городишке, и остальных, разбросанных по всем Семи Королевствам: за их жизни, здоровье и спасение. Чтобы Отец рассудил их по справедливости, чтобы Воин оградил их ото зла, чтобы Кузнец укрепил их тела, чтобы Матерь смилостивилась над ними, чтобы Дева подарила им надежду, чтобы Старица осветила им путь – и чтобы Неведомый не стучался в их двери ещё долго.

***

Киван Ланнистер Двое мужчин сидели в уединённом солярии и размышляли над важнейшими вопросами тактики и стратегии, изучая огромную карту Вестероса. В сторону были отставлены бокалы с вином, позабыт и оказался поднос с едой: все заботы лорда-десницы и его верного советника были сосредоточены на самом южном из подвластных Железному трону королевств. – Принц Доран послал сюда своего младшего брата, чтобы поторговаться с нами, и мне пришлось сыграть в эту игру... Ты и сам понимаешь, почему. – Мы не можем себе позволить войну ещё и с Дорном, – Заговорил брат десницы, – пока Станнис жив, пока Бейлон продолжает свои набеги, и пока по Речным землям разгуливают бандиты с форелью на щитах. И, к тому же, я уверен, что стоит Дорану почувствовать угрозу своему положению, как он тут же поспешит на поклон к Таргариенам. – Да. Что ж, возможно, даже к лучшему, что Серсея решила устроить свою глупую интрижку с принцем Оберином – при её посредничестве я встретился с ним лично. Ни Тиреллы, ни кто-либо другой не пронюхают о нашем соглашении с дорнийцами раньше срока. – И на каких же условиях Дорн согласен встать под наши знамёна? Тайвин поднял со стола свой платок, надсадно в него откашлялся и заговорил вновь. – Аппетиты у Мартеллов никогда не были скромными. И они знают не хуже нашего, что мы не можем сейчас принудить их к союзу силой. Посему и требования у дорнийцев оказались впечатляющими: освобождение от налогов на пять лет и место для представителя принца Дорана в Малом совете – лишь начало списка. Я дал принцу Оберину своё согласие, и он должен вскоре отправиться в Солнечное Копьё, дабы утвердить их со своим братом. Видя недовольство на лице Тайвина, Киван с трудом удержался от критического замечания: ведь именно бескомпромиссная жестокость его брата привела к тому, что Мартеллы из Солнечного Копья и Ланнистеры из Утёса Кастерли стали кровными врагами. Именно из-за его брата лояльность этого дома приходится покупать по настолько высоким расценкам! Впрочем, копошиться в прошлом бесполезно. Человек должен жить в настоящем и разбираться с имеющимся грузом проблем по мере своих сил. – Он уезжает сам? А не проще ли отправить принцу Дорану ворона? – Такие чувствительные договора негоже доверять воронам... и тем, кто этих ворон подкармливает. Если в Пицеле я уверен, то вот мейстер принца мне совершенно незнаком. И, более того, отсутствие Оберина в столице позволит нам, наконец, провести, свадьбу Серсеи и Уилласа Тирелла. Сам видел, какие взгляды лорд Мейс бросал на Мартелла на недавнем пиру. Его присутствие в Королевской Гавани попросту нежелательно, и, благо, у нас есть более чем подобающий повод его отсюда отослать. – Чтобы Жирный Розан успокоился и перестал корчить из себя обиженного индюка, было бы неплохо, чтобы юная королева Маргери, наконец, понесла от твоего внука. – Заметил сир Киван. – Может, стоит вернуть Джоффри в столицу? Ведь сейчас наш союз с Тиреллами всё ещё строится на ненадёжных обещаниях и гарантиях. Рождение королевского наследника помогло бы укрепить его. – Ещё рано. – Отмахнулся Тайвин. – Я подпущу Джоффри к трону лишь тогда, когда он покажет, что изменился. Не хватало ещё, чтобы он стал вымещать садистские наклонности на своей жене. Вот уж тогда точно проблем с Тиреллами будет немало. Моя ошибка в том, что я слишком сильно положился на Серсею, когда отдал ей на откуп наши дела в столице, в том числе и воспитание детей. Киван лишь тяжело вздохнул. Поведение Серсеи в последние луны возмущало её дядю лишь немногим меньше, чем поведение Джоффри: он искренне не мог понять, как столь глупая, мелочно-жестокая и недальновидная женщина могла родиться и вырасти у Тайвина и Джоанны. О любовной интриге королевы-матери с Красным Змеем судачила вся Королевская Гавань: слуги и высокородные лорды и леди с равным любопытством и интересом смаковали кем-то выдуманные и невыдуманные подробности этого позора. Доходило вплоть до басен, что дорниец трахал Серсею чуть ли не на ступенях Железного трона пока та была в золотой короне. Какие только гадости порой не придумают люди! Что же, отправление брата Дорана домой было хорошим выходом из ситуации, позволяющим сохранить лицо. – Итак, Оберин Мартелл уезжает из города... Но не опасно ли оставлять этого человека без присмотра? Ты сам знаешь, что Оберин мечтает лично перерезать тебе горло. И никакие союзы или горы золота этого не изменят. – У нас в руках останется немало дорнийских лордов, чтобы держать Мартеллов в узде. – Поспешил заверить сомневающегося советника десница. – Уллер, Фаулер, Гаргален и кое-кто ещё остаются здесь почётными гостями короля Джоффри до официального заключения соглашения. Лорды и леди знатных, влиятельных дорнийских домов, и Мартеллы не захотят их подставлять под меч сира Илина. Старший из львов снова закашлял, и что-то в этом кашле Кивану сильно не понравилось. Он казался слишком надрывным, слишком болезненным. В возрасте Тайвина испытывать недомогание осенью – нормально, но тут... – Тайвин? – Его сюзерен и брат всё понял сразу. – Не важно. Просто кашель. – Отмахнулся мужчина. – Слишком долго работаю, слишком плохой воздух в этом городе. Как закончим о делах, я схожу к Пицелю... а пока, Киван, я бы хотел обсудить ещё кое-что... Брак Мирцеллы и Ланселя. Ты верно служишь мне и нашему дому уже много лет, и я считаю, что этот союз будет хорошей наградой для твоей ветви. Десница, разумеется, не желал ничего плохого – но этот вопрос ударил его брата по самому сердцу. Выпустив из груди тяжёлый вздох, сир Киван произнёс: – Ты сам знаешь, что Ланселя ещё никто не нашёл. – Это вопрос времени. – Вновь отмахнулся Тайвин. – Я уже велел заняться поисками Белого Рыцаря. Уверен, это он и есть. Мы вернём тебе сына, и обручим его с принцессой. Брака выгоднее быть для него просто не может, и ты сам это прекрасно знаешь. После войны всегда появляется достаточно свободной земли и замков. Хватит их и для мужа принцессы. – Когда Мирцелла окончательно расцветёт, она станет прекрасной девушкой и завидной невестой для любого лорда. – Признал очевидное Киван. – Однако Лансель... Мне нужно поговорить с ним, Тайвин. Юноша не может «просто так» сорваться и отречься от старой жизни. Пусть Джоффри и велел ему убираться из столицы: он должен был вернуться ко мне, вернуться на Запад. Если же он решил уйти в Простор, шляться с бандитами, крестьянами и беженцами... Ты уверен, что он согласится повиноваться мне? – Всё это поправимо, Киван. – С этими словами побледневший Тайвин вновь схватился за несчастный платок. – Этот старый септон всего лишь запудрил парню мозги… Когда мы даруем ему хороший надел в Речных землях, лордство... Руку принцессы... Он всё поймёт... Его кашель, казалось, раздирал не только грудь десницы, но и сердце его советника. Киван подвинулся поближе, желая помочь хоть чем-то своему старшему брату... Как тут его глаза приметили следы крови на ало-золотом платке. От вида родной крови ему тотчас поплохело; и только страшным усилием воли пожилой рыцарь сумел взять себя в руки. Не успел Киван осознать увиденное, как ноги Тайвина подкосились, и мужчина рухнул на пол. Сир Киван Ланнистер понял: он должен действовать. И действовать незамедлительно. – Быстро! – Заорал сир Киван во всю силу лёгких. – Пицеля! Мейстера! Десница короля при смерти!

***

Оберин Мартелл Огонь разведённого костра приятно радовал глаз, обещая горячий ужин и хороший сон, но то была опасная иллюзия. Они по-прежнему находились во владениях львов, и об этом нельзя было забывать ни на минуту. – Сегодня на карауле Деймон, Дикон, Аррон. – Принялся отдавать команды Оберин. – Рион займётся нашим ужином. Дорога завтра будет тяжёлой и непростой, посему всем нужно хорошенько поесть. Говорим тихо, и всегда держим оружие поблизости. Спорить с его приказаниями никто не стал. Сир Рион Аллирион занялся приготовлением утки; с этим благородным делом ему помогали дети леди Блэкмонт, а назначенные караульными направились на свои места. Сам же Оберин Мартелл опустился на свой плащ, желая перевести дух и привести в порядок свои мысли и чувства. План был составлен заранее. Покинув Королевскую Гавань под благовидным предлогом, они направились не к руинам Летнего замка, но скрылись в чаще Королевского леса. Отсюда они проберутся до Крюка Масси, где всегда можно найти контрабандиста, готового перевезти желающих за золото и не задавать лишних вопросов. С помощью одного верного человека они доберутся до Призрачного Холма, и там их пути разойдутся. Оберин и Эллария направятся прямиком в Солнечное Копьё, а остальные лорды, леди и рыцари поспешат к своим замкам. Оставленные позади, те, кого Оберин не смог выторговать у покойного лорда Ланнистера, обещались спастись самостоятельно. И Мартелл надеялся, что Уллер с Фаулером сумеют разыграть прекрасную комедию и убедить львов в своей невиновности. Ведь, в конце концов, подлый Красный Змей оставил их одних в чужом логове, чтобы прикрыть своё бегство! А королева-мать, в чём успел убедиться Оберин, не страдает от большого ума. Хотя и жестокости ей не занимать… «Но до чего же хорошо звучит: покойный лорд Тайвин Ланнистер!». – Плащ, конечно, не сиськи Ланнистерши, – раздался у его уха столь дорогой голос, – но и на нём можно поспать с удовольствием. Мартелл отвлёкся от своих мыслей и позволил себе улыбнуться Элларии, устроившейся рядом с ним. – Мы столько проскакали за день, что ты уснёшь, как только закроешь глаза. – Дорниец хмыкнул, невольно припомнив после слов любовницы их последнюю оргию с Серсеей. – Может, тебе приснится стоящая на коленях королева, которая ласкает твою щель своим умелым языком... – Я не об этой шлюхе хотела поговорить. – Теперь женщина перешла на столь тихий шёпот, что даже сам Оберин едва мог его разобрать. Это красноречивей любых слов говорило о серьёзности её дела: иначе она не стала бы понижать голос. – А о чём же? – Тебе стало лучше? Он посмотрел в её глубокие тёмные глаза и всё прекрасно понял. Она не спрашивала его об усталости в спине, ногах или руках. Её интересовало нечто более важное. И он поспешил ответить ей со всей подобающей честностью. – Я убил лишь одного льва, Эллария. Пусть и самого главного. Пусть и того, кто отдал этот преступный приказ. – Говорил мужчина медленно, взвешивая каждое своё слово. – Но ещё ходят по этой земле другие твари. Гора, убивший моего племянника и изнасиловавший мою сестру. Лорх, нанёсший бедной Рейнис сотню ран своим кинжалом. И, наконец, достойный сын своего отца, Цареубийца. Предатель и подонок, убивший своего короля и позволивший убить семью своего принца. Моё дело ещё только начинается, дорогая. Она тяжело вздохнула; очевидно, она знала, что её возлюбленный так просто не успокоится. – Но, знай. Здесь и сейчас я дышу полной грудью: впервые за много лет я засну с мыслью, что провёл последние луны не зря. В этом смысле мне действительно лучше. Мужчина обнял любовницу и уставился на разгорающийся огонь. Красные жрецы бахвалятся способностью прозревать в языках пламени будущее: говорят, что их божество награждает своих рабов этой силой за особо достойную службу. Однако никакие дары Р'глора не нужны были ему для того, чтобы разглядеть в танце огня рок львиного дома.