Король, Что Носит Меч

Юный Гриф – Война проиграна. – Именно такими словами генерал-капитан Гарри Стрикленд ответил на вопрос магистров Мирра о том, насколько плачевно положение дел Вольного города. Сам Эйгон на том, несомненно драматичном, собрании не присутствовал, но зато знал все его подробности от вернувшегося тогда в чрезвычайно скверном расположении духа Джона. Любой более-менее здравомыслящий стратег понимал, что гибель флота Браавоса перечёркивала последнюю, самую отчаянную надежду на хоть сколько-нибудь приемлемые условия мира. В Мирре уже знали о падении Тироша, но поставившие на кон всё магистры надеялись и рассчитывали на прибытие браавосийцев, которые должны были выбить волантийцев со Ступеней. Но после известий о последней битве город погрузился в чернейший траур, несмотря на то, что сам в отгремевшем сражении не потерял ни одного корабля. Когда исход войны стал ясен, всё, что Золотые Мечи и миррийцы делали в последующие дни, можно было назвать лишь затянувшейся агонией. Стрикленд продолжал готовиться к обороне, наёмники и ополченцы стояли на стенах и воротах города, простые горожане укрепляли их, но на всех этих действиях лежала зловещая печать отчаяния и обречённости. Каждое утро жители Мирра, поднимали головы вверх, страшась увидеть в небесах огромные крылатые тени, несущие им пламя и кровь. Во дворцах магистров шли напряжённые споры и слышалась самая что ни на есть базарная ругань. Правители города искали крайних и виноватых, пытались вспомнить, кто именно втянул их в «кровавую авантюру», забывая, что решение надавить на Волантис они принимали совместно. Ещё пару лун обречённые держались за соломинку, молясь, чтобы браавосийцы начали полноценную войну. Надеялись, что они велят своему Арсеналу работать круглосуточно, что они надавят на Пентос и Лорат, что они наймут Безликих, что они обрушат на Волантис новый Рок... Когда же до стен Мирра дошло известие, что Браавос согласился на переговоры с Таргариенами и что Морской владыка готов выплатить контрибуцию и выкупить своих пленных... Перемены не заставили себя долго ждать. Несколько магистров, из тех, что были наиболее последовательными сторонниками войны, поспешили принять яд; остальные в спешке диктовали рабам послание к автарху Визерису Таргариену. Послание, в котором Вольный город Мирр объявлял о своей готовности заключить мирный договор. На любых условиях, что автарх сочтёт подходящими для себя. Ни на что лучше миррийцам надеяться всё равно не приходилось. С того дня Эйгон не жил, а существовал. Он куда-то шёл, что-то делал, что-то ел, с кем-то говорил... Но всё это было словно в тумане. Теперь он понял, каково было Эйгору Риверсу: понял, каково находиться на проигравшей стороне. Золотые Мечи свой долг исполнили достойно, они смогли нанести тяжёлое поражение Волантису, но этого всё равно оказалось недостаточно. Война была проиграна, и сердце юноши терзали самые мрачные предчувствия. Предчувствия, от которых парень не мог отвлечься ничем: ни тренировками с умелыми воинами, ни упражнениями в седле, ни зубрёжкой книг с манускриптами. Продолжавшиеся видения о разрушенной Валирии нисколько не облегчали душу: ему казалось, что в этом есть особая насмешка судьбы. В самом деле, что ещё может сниться проигравшим, как не руины? Он знал, что этот день грядёт. Пытался подготовиться, пытался укрепить свой дух. Но, Седьмое Пекло, от этого ему не стало легче! Вчера в Мирр прибыл джовенио Веймонд Дориар, старый «знакомый» последнего из Блэкфайеров. Год назад, Веймонд отбывал в Волантис уставшим, болезненным и без пламени в глазах: пусть Золотые Мечи и обращались с ним подобающим образом, поражение и пленение никого из мужей не красят. Казалось, что этот человек уже никогда не оправится от полученного им удара судьбы. Но теперь он вернулся победителем с войском, захватчиком Тироша и посланником всемогущего автарха, драконьего всадника Визериса Таргариена. Эйгону ни возраст, ни заслуги, ни чин не позволили быть на церемонии капитуляции, как и опасения Коннингтона, что волантиец решит свести старые счёты со своим пленителем. Его было решено оставить среди прочих Золотых Мечей, и о передаче ключей от города Юный Гриф знал только со слов опекуна. Волантийцев встречали пустые улицы: горожане старались отсидеться, не желали смотреть на захватчиков. Это, впрочем, нисколько не заботило Веймонда: его сейчас не интересовали ремесленники, торговцы или шлюхи. Магистры же ждали его покорной толпой у Дворца правосудия, обители власти Мирра, под защитой капитанов Золотых Мечей и лучших воинов Стрикленда. В их числе был и Джон Коннингтон, который сопроводил волантийцев и миррийцев внутрь Дворца, где Дориар и Коллегия магистров подписали безоговорочную капитуляцию Мирра. Там было всё: о статусе новых владений Первой Дочери, о заложниках, о будущем Вольного города, утратившего свою свободу. Магистры потеряли всю власть: Дориар стал временным правителем Мирра, который затем передаст полномочия наместнику, избранному автархом и Старокровными. Вот только всем этим Веймонд не ограничился. Прямо на церемонии подписания мирного договора он предложил Гарри Стрикленду заключить контракт с Таргариенами. По словам наставника, волантиец держался учтиво и любезно, как подобает настоящему дипломату. Дориар похвалил полководческие навыки Стрикленда и храбрость его воинов, признав, что лишь Золотые Мечи оказались способны нанести серьёзное поражение войскам Волантиса в только что закончившейся войне. Отметил, что Визерис, бывший предводитель Драконьих Когтей, не держит обиды на собратьев по своему недавнему ремеслу и обещает не обделять их наградами и чинами. Автарх хорошо ввёл своего представителя в курс дел: этот Старокровный рассуждал о том, что «Чёрный дракон мёртв», что «неважно, какого цвета дракон, если он вернёт вас домой». Что Стрикленд, что остальные капитаны Золотых Мечей внимательно слушали речь – особенно внимательно ту её часть, которая повествовала о возможных наградах. Коннингтон признался, что условия контракта даже он счёл достойными. Таргариен обещался сохранить Золотым Мечам самостоятельность на время действия контракта, уважать советы и мнение генерал-капитана, отказаться от преследования своих бывших противников. Дориар обещал тысячи и тысячи золотых монет начальникам Мечей и «иные почести», говорил, что и простых воинов автарх не обделит своим вниманием. Джовенио не забывал и хвалить собеседников, маня их перспективами. Никто не предлагает столь щедрый контракт «про запас». Никто не приглашает столь дорогих наёмников, как Золотые Мечи, для несения гарнизонной службы. Эйгон прекрасно понимал, о чём идёт речь. Потомок Дейрона Лжерождённого собирался «вернуть» Железный трон и расправиться с присвоившими себе Семь Королевств Ланнистерами; для такой войны ему в самом деле потребуются все возможные силы. Глупо было бы не попытаться переманить самый могучий наёмный отряд во всём известном мире на свою сторону. Все эти намёки на «иные почести» тоже мигом становятся понятными: фактически, Веймонд обещал капитанам Золотых Мечей титулы, замки и земли, маня изгнанников и скитальцев тем, что им так и не смогли дать в своё время Блэкфайеры. И, естественно, сам Стрикленд и его капитаны прекрасно поняли, куда целит их недавний неприятель. Генерал-капитан поблагодарил посланника Визериса за его щедрое предложение, и попросил у того время «на раздумье», которое и было предоставлено... Вместе с приглашением явиться в Волантис, который готовился торжествовать. Отказываться, разумеется, никто не стал, и по ставке Стрикленда разнеслись слухи о новом нанимателе. Юноша слышал по всему лагерю Золотых Мечей разговоры... Разговоры, от которых ему становилось больно и тяжело на сердце. Рядовые латники, копейщики с лучниками, рыцари, что попроще, вовсю рассуждали о «золотом контракте»: для них то было бы обычное дело. Наёмники, по завершении войны, уходят на службу к победителю? Такая же банальность, как таящий весной снег. Тут нечему удивляться, тут нечему потревожить чью-либо совесть. Воины боялись оказаться посреди тухлого болота, на полуголодном пайке, строили самые дикие предположения о грядущем... И тут люди узнают, что их готов брать на службу богатейший Волантис. Стоит ли удивляться тому, что они были рады подобной перспективе? Быть при деле, быть на содержании у завоевателя половины Эссоса, который теперь разве что не срёт золотом? Даже те капитаны и рыцари, что должны были сохранять преданность делу Эйгора Риверса, впали в сомнения. – Не пошли ли наши предки за тем из сыновей Эйгона Четвёртого, кто был того достоин? Чем мы хуже? Визерис Таргариен доказал, что он достоин службы воинов и рыцарей! – Вопрошали одни. – Мёртвые Чёрные драконы нам не дадут ничего, мы им ничего не дадим. Давайте заботиться о живых, пока мы можем. – Утверждали вторые. – Замок и знатная дева хороши вне зависимости от того, какого цвета дракон тебе их подарил. – Выражали своё мнение третьи, и на эти слова согласно кивали уж очень многие. Жизнь наёмника хороша, пока ты молод, силён и крепок, пока сердце бьётся ровно, пока кровь горяча, пока рука могуча, пока ты не покрылся сотней шрамов и не обзавёлся десятком хворей. Но плох – или страшно глуп – тот наёмник, что не мечтает о своём собственном уголке на склоне лет. И, конечно, чем успешнее человек, тем богаче и больше желаемый им угол. Золотые Мечи заботятся о своих ветеранах, дают им крышу над головой и кусок хлеба, но разве сравнится это с жизнью в собственном замке? Со слугами, с пригожей невестой, с детьми? В конце концов, что лучше оставить сыну: меч с доспехами, или крепость с землёй?.. Пока что в лагере слышались и голоса сомневающихся. Кто-то был уверен, что Визерис ничего и никому не простил. Ведь он целыми семьями уничтожал Старокровных! Кто-то напоминал, что Золотые Мечи, в лучшем случае, будут далеко не первыми при разделе добычи. У Визериса будут, как минимум, его Чёрные рыцари и волантийцы. Кто-то не желал нарушать прежних клятв, в верности которым они ручались давным-давно. Чем же они тогда будут отличаться от обычных головорезов? Но эти голоса становились всё тише, а желающие поступить к Таргариенам на службу только прибавляли в числе. И, чем больше Эйгон слушал подобные разговоры, тем чернее становились его думы. Он с болезненной ясностью ощущал свою неполноценность, свою незначительность в сравнении с конкурентом. Кому интересны дела прошлого, когда сейчас небеса рассекают живые драконы? И, к сожалению, в седле на великом звере восседает не он... Кому интересны клятвы, данные полтора столетия назад, когда на горизонте мелькают миражи замков? Кому интересен молодой воин, пусть и добившийся немалых личных успехов, когда его затмевает победитель дотракийской орды, Трёх Дочерей и Браавоса? В голове у юноши до сих пор звучал голос Гарри Стрикленда, полный раздумий и сквозивший сожалением. Генерал-капитан предупредил, что собирается оказать услугу дому Чёрного Дракона – услугу, весьма вероятно, последнюю. Он поедет в Волантис, поскольку не может отказаться от этого приглашения. Несмотря на то, что последняя кампания для Золотых Мечей, в общем-то, закончилась удачно, и они заработали на бедах Трёх Дочерей огромное количество золота, слишком многие упрекали генерал-капитана в том, что он поставил не на ту лошадь. Если он и вновь прогадает, то никакими былыми клятвами он уже не прикроется; другие капитаны и воины тотчас его сместят. Поэтому он сам отправится в столицу Нового Фригольда, где постарается всеми правдами и неправдами саботировать подписание соглашения. – Я не собираюсь служить Красным драконам даже за Хайгарден. Какой в нём толк, если затем мой старик целую вечность будет жрать меня живьём в Седьмом Пекле? Подобная преданность, разумеется, не могла не радовать. Вот только затем Стрикленд, в свойственной ему манере, поспешил опустить Эйгона с небес обратно на землю. Гарри сказал, что его товарищи-капитаны наверняка почуют неладное. Стоит им догадаться, как они возьмут дело в свои руки и заключат контракт. И даже если ему повезёт, то, когда он вернётся в лагерь Золотых Мечей и объявит об итоге переговоров, всё может пойти прахом. Его могут сместить уже общим голосованием, назначить нового человека и направить его в Волантис с наказом подписать какое бы то ни было соглашение. Словом, вся интрига Гарри была лишь попыткой отсрочить то, что он считал практически неизбежным. И, тем не менее, юноша был ему благодарен за это: большинство наёмников не стали бы хранить преданность в подобном положении, а поспешили бы проглотить наживку Визериса уже в Мирре. Эйгон и сам понимал почти всё, изложенное ему генерал-капитаном: уроки и наставления старших не прошли мимо него. Однако понимание не принесло никакого облегчения, напротив, одарило его ещё большей печалью. Он был тогда настолько подавлен, что даже, по глупости, спросил вслух, что же ему теперь делать. Полученный ответ до сих пор раздавался в его ушах: – Не знаю, парень. Дракона себе найди. Злиться на Стрикленда из-за этой злобной иронии не хотелось. Да и не на что злиться! Ведь, в самом деле, что ему делать? Вот что? Отправиться в Пентос, к Иллирио? И признать тем самым своё поражение? Свою незначительность? Свою вечную зависимость от опеки других? От одной только мысли Эйгону стало тошно. Остаться с наёмниками, забыть о своём происхождении и попытаться начать новую жизнь? Это будет предательством по отношению ко всем его предкам, ко всем, кто его растил и воспитывал. Они отдавали годы и труды не ради капитана наёмного отряда, пусть даже и успешного. Они надеялись воспитать из него Эйгона Шестого, достойного и доблестного короля, полноценного наследника великого дома... Назваться подлинным именем на завтрашней молитве? И тем самым навсегда разбить сердце Джона и сделать себя мишенью для эйкса Веймонда? Волантийский полководец не стал мстить простому наёмнику, которому посчастливилось взять его тогда в плен. Но что если перед ним откроется возможность выслужиться перед господином, принеся тому голову его врага? Голову законного наследника престола? В тот момент юноша попросил генерал-капитана взять его с собой в Волантис. Удивлённому сверх всякой меры Стрикленду Эйгон рассказал о своём желании увидеть живых драконов, о желании узреть великий Волантис своими глазами. И, наконец, попросил его оказать эту маленькую услугу последнему потомку истинной династии. Стрикленд согласился, и лишь тогда Эйгон его покинул. Покинул, чтобы вернуться в свою скромную палатку, и вновь погрузиться в сомнения. Его мысли вернулись к легендарным зверям, что вернулись из мира праха и снов в мир живых. Эйгон Драконья Погибель, Дейрон Юный Дракон, Бейлор Благословенный, Эйгон Недостойный и Эйгон Невероятный пытались тем или иным способом обрести силу древней Валирии, и все они потерпели неудачу. Но теперь Таргариены не просто обрели драконов, они полетели на них в бой и их мощью сокрушили врагов. Говорят, что их звери всё крепчают, всё растут, всё больше и больше напоминают о созданиях, вознёсших Фригольд в зенит могущества и славы. Подобное чудо невозможно без вмешательства Богов, в этом Эйгон был твёрдо убежден. Но из этого убеждения напрашивался единственный возможный вывод: Визерис и Дейнерис избраны Богами. Чья-то длань отметила потомков Лжерождённого для великих свершений, обойдя своим вниманием его, Эйгона, кровь и семя Деймона Достойного. И уже это осознание открывало дорогу множеству неприятных вопросов. Может ли человек бросить вызов Богам и надеяться хоть на что-то? Неужели дело его предков было обречено с самого начала? Неужели Боги раз за разом попросту издевались над Блэкфайерами, растягивая их мучения и не давая им быстрой смерти? Был ли какой-то смысл в его появлении на свет, кроме очередной злобной шутки насмешливых Богов? Юноша попытался сосредоточиться, изгнать из головы сомнения и колебания. Он обратился в своей попытке успокоиться к строкам, написанным королевой Роанной Тирошийской в изгнании. Ими с ним поделился септон Хугор по его просьбе, и, прежде, они помогали Эйгону справиться с усталостью и душевными терзаниями. Напоминали о важности подвига, о красоте жертвы, о неизбежности победы правого дела. – Словно молния явишься ты, – бубнил себе под нос Блэкфайер, – и возликует страна. Землю, Море и Небо твоё сияние озарит... Но даже эти слова сегодня казались ему горькой насмешкой. Как же, явится герой! Возрадуется держава! Такое бывает только в сказках и нескладных песнях, которыми потчуют недалёких девиц. В жизни всё не так. В жизни герои погибают на Краснотравном поле, у Росби, на Крюке Масси и в Эссосе. Не добиваются успеха, а погибают! Их невесты или умирают печальными девами, или выходят замуж за толстых торговцев и обо всём забывают, утопая в вине и похоти. Слава, победы и драконы достанутся врагам и узурпаторам. Герои мертвы, клятвы и обещания забыты, просьб и молитв никто не услышит. Из тягостных раздумий его вывел знакомый, родной голос. – Ты сошёл с ума? – Без обиняков спросил Джон Коннингтон. Такую прямоту могут себе позволить только отцы, когда дети их серьёзно разочаровывают. И юноша прекрасно знал, что именно вызвало подобную реакцию. Эйгон вздохнул и заставил себя смотреть прямо на названого отца. – Возможно. – Устало произнёс юноша, предвидя, какая беседа им предстоит. Сейчас, к тому же, ему вновь предстояло перевоплотиться в Эйгона Таргариена, сына принца Рейгара и законного наследника Семи Королевств... Кому какое дело до немощного шёпота свитков, когда рядом ревут драконы? Но он должен поддерживать обман. Его наставник, его названный отец не готов услышать правду. И он не готов ею поделиться. Во всяком случае не сейчас. – Эйгон, ты отправишься с Флауэрсом и остальными в Плоские земли... – Туда я не поеду. – Отрезал Эйгон. – Где-где, а там мне делать нечего. Веймонд Дориар дал понять, что подвластный Волантису Мирр не намерен кормить Золотых Мечей за просто так. Посему капитан Франклин Флауэрс вскоре поведёт людей на север, в мелкие городки на нейтральной территории, которые уже столетие пользуются защитой компании и платят ей за неё правом на простой и провиантом. Подавляющее большинство наёмников направятся именно туда, но не он. Гнить в отстойниках, сходя с ума от ожидания и напиваясь дешёвым пойлом? Не такой смерти он себе желал. – Мой принц, Стрикленд наверняка продаст вас Визерису. – Коннингтон тотчас заговорил о своих подозрениях. При его знании, весьма обоснованных. – Вы подарите ему возможность выслужиться перед Визерисом, которую он просто не сможет упустить. Он может не просто привести лучшую наёмную компанию под знамёна принца-узурпатора, он сможет гарантировать права нового хозяина на Железный трон! Он потому и молчит перед Дориаром: не желает с волантийцем делиться наградой... Сам юноша, разумеется, прекрасно знал, почему Гарри никогда его не выдаст автарху. Но говорить об этом он не мог. – Может быть, ты и прав. Но я хочу увидеть драконов, Джон. Настоящих, живых, летающих... – С лёгкой мечтательностью в голосе ответил принц. – Всегда мечтал об этом. А теперь... Мне только это и осталось. Увидеть драконов и умереть. Хах, менестрели бы оценили мой замысел. – Увидеть драконов?.. – Переспросил лорд-грифон. – Ты хочешь украсть у Визериса дракона? – Я не настолько наивен, Джон. – Вздохнул Юный Гриф. – Визерис кто угодно, но не дурак. Драконов он будет сторожить ничуть не хуже, а, может, и лучше, чем свою сестру-жену. И даже доберись я до дракона, зверь превратит меня в пепел. Нет. Помирать настолько глупо я не собираюсь. – Такой же глупостью будет соваться в Волантис! – Поспешил возразить Джон. – Визерис убьёт тебя или посадит на цепь и сделает своим шутом! Живой, на свободе, ты будешь угрожать его власти. Он уничтожил тысячи человек, чтобы укрепиться в чужом для него Волантисе; представь, на что он пойдёт, чтобы избавиться от преграды на пути к Железному трону! Я понимаю, Эйгон, что ты чувствуешь. Боги, я сам хотел убить Франклина, когда тот принялся рассуждать о «достойном короле». Но ты не должен давать обидам затмить свой разум. Пока Джон Коннингтон говорил, принц Эйгон невольно заслушался. Несчастный лорд! Он заменил ему отца и воспитателя, он защищал его, он помогал ему, он искренне в него верил... Но всё это было ложью. Стал бы Джон отговаривать его от поездки, признайся Блэкфайер ему в своём происхождении? Или он бы попытался убить его в приступе гнева? Нет. Вероятнее, он бы покончил с собой. В отчаянии от жизни, прожитой во лжи. И он врёт этому человеку! И он обманывает своего названого отца! Как благое, правое дело может быть построено на лжи? – Стрикленд может меня выдать, – заговорил Эйгон, пристально смотря в глаза воспитателя, – а может и не выдать. Дядя может меня убить, а может и не убить. И я намерен это выяснить сам, Джон. – Эйгон, я не могу тебе этого позволить. – Боюсь, милорд, я не нуждаюсь в вашем одобрении. Завтра я отправляюсь с генерал-капитаном Стриклендом. С вами или же без вас. Достаточно уже в моей жизни приняли решений за меня; теперь решать буду я сам. – Он говорил куда злее и холоднее, чем сам того хотел бы. И, под давлением пробудившегося стыда, поспешил смягчить свои слова. – Дорога до Волантиса неблизкая, Джон. Я бы... Я бы предпочёл отплыть вместе. Но если потребуется, я отправлюсь один. В палатке повисло тягостное, длительное молчание. Двое мужчин пристально смотрели друг на друга. – Поистине кровь Рейгара, нашего Серебряного Принца. Такая же необузданная, горячая и решительная. – Во вздохе Коннингтона словно заключалась вся боль этого мира. – Я буду с вами, мой принц. И сделаю всё, чтобы ваша кровь вас не погубила. – Благодарю... – Юноша с чистосердечной благодарностью наклонил голову. Он был рад, что не разлучится с этим старым воином, достойным рыцарем и преданным слугой... И только когда он простился со Старым Грифом, Эйгон поддался бушевавшим в нём чувствам. – Я от Деймона Достойного, лорд Джон. – Прошептали губы молодого воина. – И наша кровь губит куда вернее. Как нас самих, так и наших друзей.

***

Визерис Таргариен Давно, очень давно он не испытывал такой всеобъемлющей радости. Осознания, что завершил, и завершил достойно, очень непростое дело. Он не искал войны с Тремя Шлюхами: эту войну ему навязали. В самом начале он не собирался доводить конфликт до полного разгрома вражеского союза; его бы вполне удовлетворили захват Лисса и контрибуции от Мирра и Тироша. Но магистры не оставили ему выбора, а Боги посылали всё новые и новые испытания. Поражение Веймонда в битве с Золотыми Мечами, атаки Эурона Грейджоя, восстание Старокровных в самой Первой Дочери и, конечно же, неудачные роды Дейнерис... И, тем не менее, он справился. Более того: он превзошёл собственные ожидания! Мирр, Тирош и Лисс теперь подчинены Волантису, который отныне будет править ими через своих наместников и по своим законам. Все земли, все богатства Трёх Дочерей перешли к победителям, и владения Волантиса ныне простирались от устья Ройны на юге до Ни Сара на севере; от Ступеней на западе до Пёстрых гор на востоке. Даже в лучшие для Волантиса годы Века Крови его могущество не было столь велико. Более того: и оспорить это положение сейчас некому. Троешлюшие покорено, Браавос признал поражение и затаился на севере континента. Норвос покоится на далёких холмах, закрытый от грешного мира, Квохор исправно поставляет древесину и свои кузнечные шедевры, своих купцов посылает и Пентос. Ещё дальше к востоку лежат только дерущиеся промеж себя дотракийцы, да безвольные, кастрированные города Залива Работорговцев. Господство Волантиса над западной частью Эссоса стало неоспоримым – благодаря ему, его сестре и их верным людям, что достойно справились с каждым вызовом. Немудрено, что теперь началась пора торжеств и праздников! Непростая война, что завершилась полной победой, всегда венчается триумфом для победителей. И начало было положено несколько дней назад, когда в Великом храме Балериона его торжественно провозгласили императором Нового Фригольда. Последним законным обладателем этого почётного титула был Эйнар Тартерис – архонт Валирии, что разгромил армию принца Гарина, навсегда утвердив господство валирийцев над Ройной. За этот подвиг он и был награждён высочайшим титулом, какой только мог получить драконовластный в те славные времена. О былом обычае вспомнили с подачи Мейникса Рейнигара: его правая рука предложил «лучшим людям Фригольда» отметить достижения «истинного сына древней Валирии» и возродить «блеск былой славы». Его идея нашла единодушную поддержку – друзья и союзники Таргариенов охотно поддержали замысел, а попутчики и недоброжелатели не хотели давать повод для подозрений. Для самого Визериса этот его новый титул особой значимости уже не играл, но и отказываться от него он не счёл нужным. Хранитель Устоев с видимым удовольствием спланировал роскошную церемонию, точь-в-точь повторившую возвышение прошлых императоров. По такому случаю Старокровные разрешили неслыханное; на четырнадцать дней вход в Старый Волантис был открыт всем горожанам и иностранцам, дабы и они могли засвидетельствовать восхождение первого императора за многие столетия. В назначенный час Таргариены на своих драконах приземлились на площади у ворот колоссального Великого храма Балериона, где их приветствовали верные воины и все Старокровные; под громоподобный гул приветствий они вошли в гигантское святилище. Там Хранитель и жрецы валирийских Богов кружились подле Визериса, воспевая его славные победы, великие достижения и кровь Балериона, текущую в его жилах. Пели они на классическом валирийском, пока десятки рабов и рабынь коптили воздух сильнейшими благовониями. На какие-то мгновения Визерису даже показалось, что он задохнётся перед статуей Балериона, настолько пахучими были приготовленные травы. Однако Хранитель объявил о завершении первой части ритуала, и повёл Таргариена на ритуальное переодевание. Его облачили в пурпурное, чёрное и красное и в таком виде он предстал перед восторженной толпой у ступеней Великого храма Балериона. Только тогда старик, в глотке которого словно поселился могучий великан, потребовал у «граждан Фригольда» высказаться: достоин ли Визерис Таргариен императорского титула за свои заслуги. Их ответ, разумеется, никого не удивил. Венцом же церемонии триумфа стал его полёт на Эйксионе над Волантисом. Эйнар Тартерис облетел всю Старую Валирию на своём огромном драконе с голой дочерью принца Гарина под боком – хотя, скорее всего, последнюю подробность додумали уже потомки. Таргариены поступили иначе: в воздух поднялись Эйксион и Рейллис, и они летели крыло к крылу, поражая ликующих горожан, гостей города и рабов. До сих пор волантийцы не могли привыкнуть к возвращению драконов: они взирали на легендарных зверей с восторгом, испугом, и, превыше всего, гордостью. Сами же правители великого города облетели всю Первую Дочь до того, как вернуться к храму, где их верно ожидали подданные. Визерис спустился на землю первым императором за сотни лет, автархом Волантиса и законным государем Семи Королевств. С тех пор Волантис погрузился в период безудержного веселья, который не завершился до сих пор. Арены переполнены, на улицах торгуют зрелищами, произведениями искусства, шедеврами ремесла, вином и любовью, устраиваются грандиозные скачки – всё в честь новоиспечённого императора и победы его армии. И каждый вечер Визерис на Эйксионе поднимался в небеса и облетал город, находившийся под его опекой и защитой. Но не одними официальными церемониями и праздничными гуляньями были наполнены эти дни. В стенах дворца, принадлежавшего Таргариенам, шла своя, сокрытая от большинства любопытных глаз жизнь. И она, как хотел верить Визерис, приняла поворот к лучшему. В день его с Дейнерис славной победы над Браавосом родила леди Элин: кормилица принцессы и их верная спутница принесла на свет крепкого, здорового мальчугана. Леди Элин единственный раз в жизни обратилась к Таргариеном с просьбой даровать ей привилегию и разрешить назвать её сына королевским именем, в честь законного короля Визериса, третьего его имени. Автарх не смог отказать, и наследника Лонгсвордов, по заранее полученному от него разрешению, назвали Визерисом-младшим. Его родители не могли нарадоваться своему маленькому счастью. Роды прошли непросто, и лекари предупредили леди Элин, что следующая беременность может стать для неё ещё более опасной; но мальчишка креп на глазах и приносил новоиспечённой матери великое счастье. И, разумеется, самим Таргариенам было приятно смотреть на улыбающуюся Элин и её довольного супруга, готовившихся растить маленького Визериса достойным человеком. Безоговорочно верная душа наконец-то обрела своего собственного ребёнка, и тут оставалось только порадоваться. Но если известие об успешных родах Элин порадовало Визериса и Дейнерис, то вот другая новость вызвала куда больше споров и разногласий. Забеременела рабыня Таргариенов, Нерра. Вскрылось это вскоре после их возвращения в город: Дорея привела к ним Нерру, и та «осчастливила» Таргариенов своей новостью. Быстро проведённое дознание засвидетельствовало, что никто, кроме Визериса, и пальцем не касался личной рабыни автарха, поэтому и сомнений в личности отца её будущего ребёнка не было никаких. После долгого и напряжённого разговора с Дейнерис, Визерис принял решение. Рабыне разрешат родить, и автарх возьмёт бастарда под опеку. Будущей матери же дадут вольную и отошлют подальше от глаз Дейнерис. Впрочем, Нерру никто не собирался выгонять на улицу. После родов ей подберут приличного супруга и организуют для неё щедрое приданное. Такое решение удовлетворило всех. Возможно, Дени была бы не столь покладистой, если бы не подтвердились её подозрения о собственной беременности. Эта новость смягчила сердце Дейнерис, и она не стала настаивать на изгнании ещё и бастарда её мужа. Сама Дени полностью посвятила себя будущему ребёнку, стараясь упредить любую опасность для него. Дейнерис отстранилась от участия в церемониях, гуляниях и праздниках; вокруг неё постоянно кружился легион врачевателей и лекарей; жена Визериса строго соблюдала все их предписания, хоть и порой лезла на стенку от скуки. Ей хотелось летать на Рейллис над городом и облаками, ей хотелось помочь мужу в его непростой работе – но она жертвовала этим ради ребёнка. Отдушиной для неё были регулярные визиты самого Визериса, Эйлинор... И леди Элин с Визерисом-младшим на руках. Дени нравилось нянчить этого миленького крепыша вместе с женщиной, что, казалось, недавно нянчила её саму. Сегодня автарх именно на леди Элин оставил заботы о Дейнерис, а сам отправился в свой с недавних пор излюбленный чертог. По его приказу было изготовлено подобие Расписного стола: шедевр плотницкого искусства разместили в его солярии, и над ним Визерис всё чаще проводил свободные часы. Жена была в тягости и быстро уставала, Эйлинор готовилась к грядущему состязанию, так что впервые за долгое время он был предоставлен сам себе и имел возможность вдоволь поразмышлять о прошедшем и грядущем. Этим он занимался сейчас, ожидая, пока не настанет час явиться императору на Великую арену на очередные бои. Он вновь бросил взгляд на великолепное изделие и вздохнул, ибо даже оно не передавало и десятой доли подлинной красоты тех земель. Вестерос... Страна, которую он в этой жизни никогда не видел, и куда его душа так отчаянно стремилась – раньше стремилась. Теперь же в его сердце потускневшие воспоминания уже не отзывались с прежней силой. Было бы здорово увидеть Королевскую Гавань, воды Черноводного залива, Королевский лес, бескрайние луга Простора... Но великий и богатый Волантис, плодородные берега Ройны, Апельсиновый берег, степи Спорных земель не лишены своей красоты, и с каждой луной он находил в своих новых владениях всё больше и больше прелестей. Обычаи и нравы эйксов и гел Первой Дочери перестали казаться ему чуждыми; пусть он их и перенимал с куда меньшей охотой и восторгом, чем Дейнерис. Боль в груди из-за расставания с родным королевством уже не так регулярно о себе напоминала. Однако в своём желании увидеть те земли, что некогда были для него домом, Визерис не поколебался. Города и замки, горы и леса, реки и озёра Семи Королевств звали своего наследника. Известия, доносившиеся с противоположного берега Узкого моря, заставляли сердце Визериса пылать ненавистью. Какой рыцарь, какой король может спокойно взирать на подобные мучения, творимые над его подданными? По законам, что древнее андалов и самой Валирии, что известны были ещё Первым людям, государи обязаны вершить правосудие и защищать своих людей от сил зла. Раньше все мечты о возвращении были бесплодными фантазиями, но не теперь, когда Таргариены вновь обрели могущество. Банда узурпаторов и тиранов разрывала на части его державу в угоду своим шкурническим интересам, и может ли он и сейчас делать вид, что дела Семи Королевств более его не касаются? Нельзя забывать и о об обещаниях, данных Чёрным рыцарям: верные души, отважные воины, без которых они с сестрой не смогли бы добиться столь многого... Эти люди надеются на возвращение домой ещё сильнее своего государя. Слова леди Элин, что она произнесла на свадебном пиру принца и принцессы, отнюдь не забыты; а ведь кормилица говорила не только за себя, но и за многих мужей. Он обещал земли и титулы, месть и справедливость – так неужели он отречётся от своих слов? И, к тому же, узурпаторы не смогут сидеть на захваченном ими Железном троне спокойно, зная, что живы его истинные хозяева. Все эти Баратеоны, Ланнистеры и прочая сволочь не успокоятся, пока Таргариены живут и здравствуют – и смерть Тайвина Ланнистера ничуть этого не изменила. Если битва неизбежна, то надо первым доставать верный клинок из ножен. Когда-то, давным-давно, ещё в прошлой жизни, ему об этом говорил Эйгор Риверс. Тогда ещё Деймон Блэкфайер до последнего не желал ничего слышать, считая, что Дейрон никогда не поднимет руку на своего единокровного брата. В тот день его, Роанну и их детей спасла лишь скорость верного коня Эйгора: его ближайший друг поспел вовремя, чтобы сообщить о приближении Бриндена с его наймитами и королевским указом сопроводить Деймона Блэкфайера в Королевскую Гавань «живым или мёртвым». А раз с пергаментом отправили Бриндена, то и конюх бы догадался, какой приказ был отдан на словах. Послушай он сразу советов Эйгора, Семеро одни знают, как бы дальше пошла их с Дейроном пляска. Как-то раз Эйгор говорил ему, что рыцарская порядочность однажды погубит Блэкфайера… Но в той жизни Деймона сдерживали остатки братских чувств и память о том добре, что сделал для него Дейрон, и у Ланнистеров такого щита нет. И им предстоит на своих золотых шкурах познать смысл девиза Таргариенов. Им – и многим другим предателям, из-за которых его сестра росла изгнанницей, а он стал Королём-Наёмником. Эйгон Завоеватель объединил королевства воедино не ради подлого оленя, и уж точно не для льва, трусливо рядящегося в чужую шкуру; на Железном троне должен восседать дракон, и только дракон. Автарх сидел у самого конца карты, где находился Драконий Камень, и размышлял над прочитанными вчера ночью книгами. Ему принесли копию с «Хроник крови и злата» – прежде, чем отправляться на главную войну жизни, он пожелал ознакомиться с предыдущими попытками завоевания Вестероса. И свидетельства, оставленные поколением книжников на службе Золотых Мечей, дали ему столь необходимую пищу для размышлений. С самым последним восстанием всё было ясно. Стареющий, отчаявшийся Эйгор и юный мечтатель Деймон понадеялись на неопытность и непопулярность короля Эйгона Пятого, попытались воспользоваться падением ненавистного державе Бриндена Риверса. Верили, что пара достойных побед над презираемым Королём-Крестьянином, и лорды с рыцарями поспешат под истинное знамя. Так пьяницы в трактирах ставят всё имущество, в надежде отыграться за все давние неудачи... И, естественно, проигрываются в пух и прах. Эйгон Невероятный и его вассалы не стали созывать знамён со всей державы: им хватило сил лордов Королевских земель. В одном-единственном сражении всё решилось, и, пожалуй, иного исхода быть попросту не могло. Да, Визерис не мог оставаться равнодушным, читая, как Деймон отправил раненого Эйгора на корабль, а сам помчался в обречённую атаку на королевское знамя. Озлобленные старики, подобные Риверсу, и зелёные юноши, моложе самого Деймона, скакали на смерть, и от той атаки осталось только предсмертное обращение его потомка. – Боги и люди равно презирают королей без корон. Кто хочет жить, пусть спасается, коль может. Кто готов встретить смерть – за мной. – Красиво, рыцарственно и печально. Куда больший интерес вызывало Третье восстание – оно же последнее, что, на взгляд опытного полководца, имело шансы на успех. Тогда Эйгор Риверс и Хейгон Блэкфайер подошли к делу куда спокойнее, взвешеннее и умнее, тогда они, пожалуй, были более близки к победе. Флот Блэкфайеров, собранный при помощи Трёх Дочерей, нанёс неожиданный удар, стоило деснице Бриндену Риверсу отвлечься на очередное восстание железнорождённых. Стремительный натиск позволил Блэкфайерам захватить Драконий Камень и прочие острова в Узком море – а лорд Аддам Веларион привёл под знамя Чёрного дракона свои корабли. Совместными усилиями Блэкфайеры и Веларионы нанесли поражение королевскому флоту, заблокировали столицу с моря и терроризировали побережье, разрушая торговлю Семи Королевств. Их план был ясен: довести население, обозлённое тяжёлой зимой и ненавистным десницей, до массовых выступлений, и убедить лордов перевернуть плащи со знамёнами. Что же пошло не так? Много чего. Весной того года лорды и леди Семи Королевств умирали в великом множестве: и в тех замках, что были на многие сотни лиг удалены от боёв, тоже. Лорд Крейкхолл, громадный мужчина со здоровьем гиганта, за семь дней выродился в немощного старца и скончался. Леди Хайтауэр, женщина циничная и злая, выбросилась с вершины Высокой Башни. Лорд Бракен, великолепный наездник, скончался от удара в лоб копытом. Леди Росби, управлявшая всеми делами при младенце-племяннике, выкашляла все лёгкие... Столь удачные для короны смерти ненадёжных лордов и леди волей-неволей наводили на подозрения. Разум Визериса вновь вернулся к тем последним мгновениям его прошлой жизни, что были отравлены Бринденом. Был ли то простой яд? Или нечто большее? Нечто более зловещее? Став свидетелем возвращения драконов, Визерис уже не мог с былой лёгкостью отметать домыслы и догадки о зловещей магии. Так или иначе, но ожидаемых массовых восстаний не случилось. Там же, где немногие храбрецы всё же поднимали знамя Хейгона, вскоре оказывались либо войско Мейкара, либо отряды его сыновей. Что Мейкар, что Эйрион, что Эйгон давили выступления, пусть каждый и на свой лад. Номинальный король, беспомощный книжник Эйрис, им в том никак не мешал. Военные успехи Таргариенов и козни Бриндена сделали своё дело: «король на камне» проигрывал «королю с книгой» в войне на истощение. И тогда Блэкфайерам пришлось действовать решительно. Они взяли Сумеречный Дол лихим наскоком, и пошли от него маршем на столицу, по пути собирая разбросанные силы лояльных Блэкфайерам лордов в единый кулак. Расчёт был рискованным, но многообещающим: падение Королевской Гавани в самом деле могло бы переломить ход войны. Но это понимали и лоялисты. Объединённое воинство принца Мейкара и лорда Бриндена встретило захватчиков у стен Росби и в жесточайшем сражении победило армию Хейгона Блэкфайера. Убийство сдавшегося претендента Эйрионом положило конец войне... Дальнейшая история – исчезновение Аддама Неверного в подземельях Красного замка, низведение некогда великих Веларионов до «тресковых лордов», примирение Мейкара с Бринденом, освобождение Эйгора на полпути ко Стене – уже не касалась Визериса. Он должен учесть чужие ошибки. Сделать верные выводы. И спланировать всё так, чтобы его поход на запад был достоин самого Эйгона Завоевателя. Слишком многое зависит от него, и он не имеет права на ошибку. Визерис и его сестра имели силы, о которых Хейгон Блэкфайер мог только мечтать. Таргариены опирались на богатейшую державу запада Эссоса, имели в своём распоряжении покорённые земли, могли призвать на битву десятки тысяч опытных, закалённых воинов, на их стороне был грозный волантийский флот. Казна Первой Дочери пополнилась контрибуциями и обильной добычей, а контроль над торговыми путями сулил сказочные богатства уже в самом ближайшем будущем. Старая Кровь либо запугана, либо вырезана, либо подкуплена золотом и славой, а простонародье вновь обожает своего властителя. А уж два дракона, осёдланных и готовых к войне – это поистине королевский, грозный аргумент. За один день они нанесли Браавосу одно из самых тяжёлых поражений в его истории. Пока длится передышка, пока пройдут приготовления, пока поход будет готовиться, одни только Боги знают, насколько ещё вырастут эти звери. Но всеми этими силами требовалось грамотно распорядиться – и посему он должен сперва понять допущенные предшественниками ошибки. Хейгон и Эйгор потеряли момент, они слишком долго ожидали выступлений своих сторонников. Дали Железному трону время опомниться после первого удара, собрать силы, укрепить ряды. Блэкфайеры опирались лишь на загаженные чайками скалы в Узком море и ненадёжных, голодных до золота наёмников, собранных с владений Трёх Дочерей. Разграбление Сумеречного Дола дало Мейкару в руки прекрасную историю о восточных завоевателях-работорговцах, а долгое бездействие ослабило Золотых Мечей перед решающей битвой. Наконец, претендент и его советники плохо знали своих врагов, недооценили их способности и умения. Затем ту же ошибку повторит и Деймон Третий, посчитав, что Эйгон Невероятный упадёт с Железного трона от малейшего дуновения. От размышлений его оторвал голос, раздавшийся со стороны дверей. Таргариен тотчас оторвался взгляд от Штормовых земель с их лесами и холмами, и понял, что не ошибся. Голос в самом деле принадлежал сиру Барристану. – Ваша Милость, – поклонился убелённый сединами рыцарь, – надеюсь, я не помешал вам? – Нет, сир Барристан. – Благожелательно кивнул Визерис. – Заходите. В прошедшей войне Селми показал себя как нельзя более достойно. Он не просил почестей и не искал лёгкой наживы, а достойно справлялся с суровыми испытаниями. Прекрасный воин, опытный командир, он делом доказал свою преданность. Кровью смыл позор своей службы Узурпатору. О старом рыцаре с уважением отзывались все: и Даарио, и Лорен, и Геймон, и даже Веймонд. Разве что леди Элин оставалась непримиримой и по-прежнему призывала к осторожности... Но её идеал рыцарства погиб в Летнем замке давным-давно. – Ваш приказ исполнен, Ваша Милость. – С этим жестом сир Барристан положил на Расписной стол пергамент. – Здесь я перечислил всех, кого считаю достойным служить в вашей новой Королевской гвардии. Тут есть и Чёрные рыцари, и волантийцы, и даже бывшие наёмники. Знатные и нет, семибожники и огнепоклонники, потомки Валирии и выходцы из трущоб. Самые разные люди, но все верны, отважны и решительны в бою. Семеро лучших указаны первыми – на случай, если вы решите всё же вернуться к традициям. – Благодарю вас за труды, сир Барристан. – Визерис отложил вручённое послание в сторону. Этим он займётся вечером, уже после того, как вернётся с Арены. – Но я твёрд в своём намерении изменить Королевскую гвардию. Как твёрд и в своем желании видеть вас первым лордом-командующим перерождённого ордена. – Я сделаю всё, чтобы оправдать ваше высокое доверие. – Ни года, ни раны, ни пройденные кампании не заставили манеры рыцаря заржаветь. – Когда же вы объявите о своём решении людям и Богам? – Незадолго до того, как мы отправимся в Вестерос. – Широким жестом мужчина указал на изображение земли, которую он считал своей. – Вы были правы в том, что без гвардейцев королю быть негоже... Но у нас хватает забот и дел, имеющих большую значимость. Нужно закрепить наши завоевания, пополнить запасы, отстроить флот, пополнить ряды наших легионов... Одна лишь подготовка может занять года два. После секундной паузы автарх продолжил свою мысль. – К слову о наших врагах. Сир Барристан, вы долгое время служили вместе со старшим из сыновей лорда Ланнистера и, уверен, хорошо его помните. – К моему сожалению. – Подумайте и скажите. Может ли Цареубийца стать столь же опасным противником, как его отец? Визерис лишь недавно узнал о смерти Старого Льва, и эта весть вызвала подлинный праздник среди изгнанников из Вестероса. Мартин Весёлый Язык был нарасхват: каждому изгнаннику захотелось вволю посмеяться над ненавистным покойником да пожелать тому Пекла пожарче. Только леди Элин не участвовала в этих плясках на костях... И то заставляла мужа, по его словам, напевать ей мотивы каждую ночь. Сам же император прекрасно понимал своих людей – и разделял их чувства. Гибель лорда Тайвина Ланнистера была самым чувствительным ударом по Ланнистерам с момента начала войны в Семи Королевствах: вплоть до того дня король Джоффри и его прихлебатели шли от успеха к успеху. Сейчас же был убит человек, стоявший за их громкими победами и тайными свершениями; десница, подобный королям, внушавший страх и повиновение множеству людей. Говорят, что Ланнистеры винят в этой смерти Оберина Мартелла. Тут Таргариен был склонен поверить слухам: этот дорниец имел подобающую репутацию. Оставалось только повторно похвалить себя за предусмотрительный запрет Дейнерис видеться с его дочерьми. Один только Великий Иной знает, чему он мог их научить. Барристан Селми некогда сказал, что добрый совет обязан быть хорошо обдуманным. И сейчас старик остался верен своему слову: прошло несколько минут, прежде чем он заговорил. – Нет, Ваша Милость. – С твёрдой уверенностью в голосе произнес Селми. – Цареубийца лишён расчётливого ума своего отца, как и его подлой хитрости. Он смертельно опасен с клинком в руках, может достойно вести за собой людей на битву, но править державой? Ему плевать на законы, денег считать он не умеет, судить людей иначе как с мечом в руке не любит. Презирает и людей, и Богов. Детали дипломатии или тонкости интриг ему чужды, равно и умение выжидать. То скорее возрождённый Деймон Блэкфайер, но никак не Старый Лев. Даже хуже: первый из Блэкфайеров был любим народом и рыцарством, а этого лишь боятся и ненавидят. Не без труда Визерис сумел сохранить лицо после замечания сира Барристана. А ведь лорд Рогар Селми, не отрёкшийся от Блэкфайеров и после поражения на Краснотравном поле, был его доверенным советником и преданным военачальником в той, далёкой жизни. Правда, что лорд Рогар, пострадавший за его слова о том мерзком кузене шлюхи Мирии, что его потомок одинаково ценили правду и давали полезные советы. Есть какое-то извращённое чувство юмора у Богов! – Кажется, у покойного был брат. Киван Ланнистер, если мне не изменяет память. – Да. Сир Киван был для своего старшего брата достойным советником и надёжным соратником, но он никогда не принимал своих собственных решений. Он – отличный исполнитель, но вот править целой страной? Едва ли сможет. И, что ещё вернее, едва ли ему дадут. – О чём вы? – Близнецы Ланнистеры слишком долго жили в тени своего всесильного отца. Сейчас они получили возможность из неё выйти, и, я уверен, они ухватятся за этот шанс всеми руками. Станут ли они слушать своего дядю, не умеющего внушать родичам беспрекословное повиновение? – В речах сира Барристана в самом деле было здравое зерно. – Особенно это верно, если говорить о королеве Серсее. Она одержима властью и тщеславием, но не знает, как эти страсти приложить к делу. Серсея совершенно лишена талантов отца, но желает, чтоб перед ней преклонялись, как перед ним. И добиваться этого она готова любыми средствами. – И, судя по последним рассказам, – перебил рыцаря его государь, – нрав её сыночка ничуть не лучше. Говорят, что он велел вырезать уже третий замок в Штормовых землях вместе со всеми его обитателями. Отважный рыцарь только кивнул головой в молчании. – Однако же стоит недооценивать наших врагов. – Изрёк Визерис, указывая на Хайгарден. – Лорд Тайвин мёртв, но вот дело его живёт. Брак с Тиреллами привязал Простор с его богатствами и людьми к львам, а враги Ланнистеров ведут отчаянные бои, не имея возможности переломить ход войны. Наш враг по-прежнему многочислен и опасен, и нельзя считать, что со смертью одного льва их могущество тотчас рухнет. – В истории Семи Королевств был случай, когда Простор и Запад объединили силы против драконов. И закончилось это очень плохо... Для союзников. Тут Визерису оставалось только усмехнуться. – Да, но нашим драконам до Балериона, Мераксес и Вхагар ещё расти и расти. Не говоря уж о том, что стрелять в драконов с земли или крепостных стен попроще, чем с корабля посреди моря. Мы не можем быть полностью уверенными, что нам удастся повторить успех, как на Пламенном поле... Как бы мне того не хотелось. Разговор о тонкостях воинской стратегии мог бы растянуться на многие часы: как-никак, сир Барристан был более чем знающим человеком. Преданный, разумный, опытный, он как мало кто иной подходил на роль советника в военных делах. Но вошедший в зал Хейгон Ардерис своим тонким голоском оповестил императора, что слон готов, и правителя Первой Дочери ждут на Великой арене…

***

Сражения между воинами-рабами всегда пользовались на востоке огромной популярностью. Мало что может также возбудить пресыщенную публику, как жестокое кровопролитие, за которым можно наблюдать, находясь в полной безопасности. Подобные зрелища зародились ещё в Гискарской империи и благополучно пережили её. Уничтожившие Старый Гис валирийцы охотно переняли у побеждённых этот вид развлечений. В каждом более-менее крупном городе, где проживали валирийцы, строились арены для этих кровавых состязаний. Что знатные эйксы, что простые вольноотпущенники с одинаковым удовольствием смотрели, как очередной любимец толпы выпускает кишки своему менее удачливому сопернику, чтобы затем через луну оказаться на его месте. Но битвы между рабами были далеко не единственным доступным развлечением. Не меньшим, а порой и большим уважением среди волантийцев пользовались состязания, в которых сражались свободные люди. В конце концов, рабы всего лишь выполняют приказы своих надсмотрщиков, и их жизни не представляют особой ценности. Совсем иное дело, когда на арену выходит тот, кто решил выйти на бой по своей собственной воле. Не важно, какие у человека были на то причины. Желание заработать немного золота, жажда крови или стремление заполучить свою минуту славы – если он собрал в себе достаточно мужества, чтобы решиться на такое, значит, он достоин того, чтобы толпа пришла посмотреть на то, как он сражается за свою жизнь. Но самыми престижными считались, так называемые, Свободные состязания. Их проводили ещё в самой Старой Валирии и лишь в честь особых событий. До Свободных состязаний не допускались всякие худородцы, и уже тем более до них не допускались рабы. Эти схватки были уделом знатных воинов и чемпионов, в чьих жилах текла кровь одного из сорока великих домов Фригольда. Участие в состязаниях столь родовитых мужей, разумеется, накладывало свои обязательства, и, в отличие от всех прочих, у Свободных состязаний был свой свод правил. Чемпионы всегда сражались один на один, ведь по мнению драконовластных лишь в схватке лицом к лицу можно выяснить, кто чего стоит. Выбор оружия и облачения оставался на совести участников. Под запретом были лишь луки, арбалеты, метательное оружие и клинки из валирийской стали. Публика ведь приходила смотреть на битву равных, а не на расправу. К тому же эйксы и гелы слишком ценили валирийскую кровь, чтобы позволять её лить понапрасну. Ну и последним, неформальным, но довольно строгим обычаем считалось, что победитель должен постараться сохранить жизнь проигравшему. Одолеть врага, не убивая его, считалось проявлением высшего мастерства, доблести и милосердия. Времена, когда в Свободных состязаниях Старой Валирии сходились драконьи владыки, уже давно прошли. Племя драконовластных практически полностью вымерло, за исключением одного единственного рода, но память об их традициях осталась. Волантис с самого начала своего существования стремился во всём походить на Старый Фригольд, даже когда это выглядело лишь нелепым, обезьяньим подражанием. Законы, обычаи, архитектура, наука, искусство и политика – всё это волантийцы унаследовали от Валирии. Не стали исключением и Свободные состязания. В Век Крови Волантис устраивал их в честь крупных побед на поле боя, вернее, подражал тем, старым состязаниям. В мире практически не осталось драконьих владык, и потому теперь до соревнований допускались все доказавшие своё мастерство и умение воины. Большинство из них, конечно же, принадлежало к Старокровным, но встречались и исключения. После Века Крови эта традиция увяла, но память о ней осталась. Визерис был в курсе о всех этих забавах горожан Первой Дочери, но особого интереса в ней он не находил. Ему куда больше по вкусу были рыцарские турниры Семь Королевств, из которых он неоднократно выходил победителем. Их правила, кодекс и традиции были ему по душе. А проливать кровь на потеху жадной до зрелищ толпе… пусть этим занимается кто-то другой. Но сегодня был особый случай. Мэйникс Рейнигар, Люцерис Ардерис и Шира Одженалис, трое богатейших Старокровных во всём Волантисе, в честь победоносного окончания войны решили возродить Свободные состязания и созвать на них лучших воинов Эссоса. Сам автарх был к этой затее равнодушен, но согласился быть на состязаниях почётным гостем и благословить их начинание при условии, что всё это будет организовано не за счёт казны, а за золото Старокровных. Главная арена города находилась в Новом Волантисе, и по такому случаю Старокровные не побрезговали явить себя всему миру и выйти за пределы Чёрных Стен. Для знати были выделены отдельные ложи, дабы она могла с комфортом наблюдать за представлением и не дышать одним воздухом с рабами, вольноотпущенниками и прочей чернью, что решила поглазеть на лучших людей Волантиса. Следовало признать, что окружению императора удалось проделать большую работу. Мэйникс прекрасно всё организовал и даже сделал столь затратное мероприятие прибыльным – на знаковое событие пришли десятки тысяч, и с каждого была взята небольшая, но вполне ощутимая плата. Информаторы и глашатаи Ширы разнесли весть по всему разросшемуся Новому Фригольду и собрали в его столице лучших из лучших. В состязаниях разрешили принять участие даже тем, кто недавно сражался против Волантиса: на арене собрались бойцы из Мирра, Тироша и даже кое-кто из Золотых Мечей. Визерис решил, что этим жестом можно будет скрепить единство возрождённой державы и показать, что теперь и волантийцы, и миррийцы, и тирошийцы, и лиссенийцы будут строить будущее сообща. Ну а Люцерис, в свою очередь, щедро делился золотом для воплощения всех замыслов своих коллег и организовал гигантскую ярмарку торговцев из И-Ти и Кварта. Такого изобилия и празднества город не видел со времён победы над ройнарами – так, по крайней мере, говорили на улицах. Визерис прибыл на Великую арену Волантиса в полдень, перед самым началом состязаний. Дейнерис не выказала интереса к происходящему и, сославшись на необходимость заботиться о будущем ребёнке, осталась во дворце. В сопровождении Чёрных рыцарей, под приветственный рёв толпы, он поднялся в императорскую ложу, в которой его уже ждали организаторы состязаний. От обилия драгоценностей, что в убранстве, что на одеяниях Старокровных, у Визериса рябило в глазах. Всё кричало о славе, богатстве, величии... – Мы ждали вас, император Нового Фригольда, автарх Первой Дочери, и наше ожидание было вознаграждено. – Торжественным тоном начал произносить церемониальную формулу Мэйникс. – Наши чемпионы приветствуют вас, и наш народ ждёт вас. – Продолжил Люцерис. – И мы вручаем будущее Свободных состязаний вам и вашей мудрости, зная, что вы распорядитесь им достойно. – Завершила обращение Шира. – Благодарю вас за этот праздник. Прошу вас разделить со мной ложу и зрелища. – После этих слов с церемониалом было покончено, и Визерис с комфортом разместился в роскошном кресле. От нарочитого пафоса некоторых местных традиций мужчине становилось смешно, но волантийцы относились к ним с убийственной серьёзностью, и потому было необходимо держать лицо. Рядом с Визерисом расположились Мэйникс, Шира, Люцерис, а чуть поодаль члены Консулата и ещё целый ряд влиятельнейших Старокровных, что Таргариен счёл достойными присутствовать здесь. За спиной автарха тенью замер верный сир Барристан. За пределами императорской ложи, снизу, сверху, по бокам расселось целое море эйксов и гел рангом пониже. Ещё дальше расположились гости из новых колоний и земель Волантиса, а также знатные заложники из родни бывших правителей Трёх Шлюх. – На твоём месте, Мэйникс, я бы опасался за свою жизнь, когда Веймонд вернётся в столицу. – С усмешкой обратился автарх к своему джовеннио. – Он тебя голыми руками задушит за то, что он пропустил такое представление. – Надеюсь, я смогу его как-нибудь задобрить. – Улыбнулся Мэйникс. – Зная горячий нрав эйкса Веймонда, он бы сейчас уже стоял на арене и готовился к хорошей драке. Тем более я слышал, что среди участников есть несколько его старых знакомых. – И о ком идёт речь? – Осведомился Визерис, глядя на то, как воины выстраиваются на песке арены перед императорской ложей. – Несколько бойцов Стрикленда из делегации Золотых Мечей изъявили желание поучаствовать в состязаниях. Учитывая новые правила, мы не нашли повода им отказать. – Пожал плечами Рейнигар. Разговор оборвался, так как глашатаи уже известили о том, что чемпионы готовы к борьбе и ждут лишь благословения императора. Визерис поднялся с места и оглядел собравшихся внизу воинов. Вставшие в несколько ровных шеренг чемпионы выглядели довольно внушительно, колоритно и разношёрстно. Тут были и валирийцы, и ройнары, и загорелые андалы, и даже парочка летнийцев, в числе которых был Родерик Гигант. Также в их рядах был и Лорен Рейн, решивший попытать свою удачу. Но особого интереса они у Визериса не вызвали, за исключением одной единственной, хорошо знакомой ему женщины, что стояла в передней шеренге. Узнав о том, что Старокровные собираются проводить Свободные состязания, Эйлинор оповестила Визериса, что собирается принять в них непосредственное участие. И эта её идея отнюдь не вызвала у Таргариена восторга. Визерису отнюдь не улыбалось, чтобы дорогая его сердцу женщина рисковала жизнью и здоровьем просто так, ради развлечения. Но Даленнис продолжала настаивать и приводила довольно логичные аргументы. Эйлинор ссылалась и на то, что правила этих состязаний не поощряют убийства, и что ей самой нужно держать себя в должной форме, дабы и дальше оставаться всё той же смертоносной Девой-от-Меча, и что риска в таких поединках намного меньше, чем в самых обыкновенных наёмничьих стычках, которых они прошли десятки. – Я и так по твоей воле всю войну просидела за высокими стенами, зарастая жиром и теряя хватку. Моими самыми страшными врагами за всю войну стали вооружённые чем попало вольноотпущенники и невольники! – Говорила ему тогда Эйлинор. – Ты что, решил, что я беззащитный цыплёнок, а ты – курица-наседка, раз теперь стережёшь меня от малейшего дуновения ветерка? Откровенно говоря, в тот момент Визерису хотелось взять розги и хорошенько высечь ими Деву-от-Меча. В воспитательных целях. Но своё желание он всё-таки подавил, и в конце концов уступил напору Даленнис. И теперь всесильный автарх надеялся, что он не пожалеет о том, что пошёл на поводу у этой женщины. Таргариен окинул взглядом Эйлинор, облачённую в лучший доспех, что можно было купить за золото. Что ж, по крайней мере к подготовке она подошла серьёзно. – Ērinnon syt rijilaksot! – Произнёс вступительную фразу Визерис и, подав сигнал к началу состязаний, вернулся в кресло. – Хейгон! – Обратился к своему оруженосцу Визерис. – Вина! Мы здесь надолго. Шира настаивала, чтобы высоких гостей обслуживали её лучшие наложницы из перинных домов, но Визерис эту идею отмёл. После случая с Неррой он не хотел дальше испытывать терпение жены и лезть под юбку очередной симпатичной рабыни. Тем более, что Дейнерис было и так сейчас непросто. Поэтому он и отгородил себя от лишнего соблазна, и удовольствовался одним лишь Хейгоном в прислужниках. Пока молодой эйкс крутился, обслуживая столь значимых господ, на Великой арене успел состояться первый поединок. Сир Лорен Рейн вышел против безымянного бойца из Мирра. Здоровенный детина с бронзовой кожей умело орудовал булавой, но ловкий и быстрый андал оказался удачливее. Воспользовавшись неповоротливостью миррийца, Лорен бросил пригоршню песка ему в лицо. Удар булавы пришёлся в никуда, зато сам Лорен нанёс удар по руке соперника, и отсёк ему несколько пальцев. Заоравший от боли мирриец выронил булаву и, потеряв равновесие, упал на землю. Он хотел было подняться, но застывший у его горла клинок Рейна заставил здоровяка сдаться. – Легко отделался. – Заметил сидевший по правую руку от Визериса Мэйникс. – Выходить на Свободные состязания с булавой, пригодной лишь для забоя рабов… какой позор! Визерис промолчал, не став говорить Рейнигару, что в настоящем сражении простая булава, топор или пика зачастую оказываются куда полезнее, чем самый искусно изготовленный меч. Ещё пара поединков пролетела незаметно, практически ничем не заинтересовав Визериса. Пока что чемпионы придерживались неформального обычая и дрались сдержанно и осторожно, не стремясь убить своего соперника. Четвёртым по счёту поединком стала дуэль Эйлинор с сержантом волантийского гарнизона. Оба выбрали в качестве основного оружия копья, и пикировка вышла довольно занимательной. Визерис с лёгким волнением наблюдал за ходом схватки, но к его облегчению Даленнис не дала своему противнику ни единого шанса. Потерявший в конечном итоге своё копьё волантиец был вынужден признать поражение. После победы Эйлинор отвесила игривый поклон в сторону императорской ложи, словно в подтверждение того, что опасения Визериса были беспочвенными. Следующие несколько боёв вновь прошли мимо Визериса, который всё чаще отвлекался на чинные беседы с Мэйниксом и соседями. Лишь десятый поединок разбавил общую атмосферу праздника. На арену вышли волантиец Матарис, довольно известный местной публике боец, становившийся не раз и не два чемпионом более мелких состязаний, и воин из числа Золотых Мечей по имени Юный Гриф. О втором Таргариен кое-что слышал. Один из самых молодых лейтенантов Золотых Мечей, успешно бился против волантийских отрядов в Спорных землях и, по слухам, именно он был тем, кто захватил в плен Веймонда. На песок этот наёмник вышел в шлеме с маской, полностью закрывавшей лицо, и в символике дома Коннингтонов. Визерис с интересом смотрел на развернувшийся поединок. По началу казалось, что Юный Гриф во всём уступает своему сопернику, но всё изменилось в одно мгновение. Матарис позволил сопернику подойти слишком близко – и это стало его гибелью. Каким-то невероятно ловким движением наёмник извлёк короткий кинжал и вонзил его прямо в глаз волантийца, который тут же упал замертво. – Вот и первая кровь. Проклятье! Матарис всего дважды проигрывал на моей памяти. – Процедил Люцерис, заливая досаду вином. – Причём второй раз случился только что. – Зато теперь он уже больше никогда не проиграет. – Ухмыльнулся Мэйникс. – А зрители, кажется, не слишком довольны. – Ещё бы им быть довольными. – Пожала оголёнными плечами Шира. – Какой-то неизвестный чужестранец расправился с их любимцем. – Хейгон, ещё вина. – Скомандовал Визерис, слушая вполуха болтовню советников. – Мне вот интересно. С ложи бои видно довольно неплохо, но на противоположном конце арены едва ли что можно разглядеть. Великая арена просто огромна. Скольких же людей она может уместить? – Около ста пятидесяти тысяч человек. – С гордостью ответил Рейнигар. – Почти одну десятую часть населения всего города. Это один из главных символов Волантиса. – На арене пару легионов разместить можно, да и то место останется. – Заметил Визерис. – Только вот с противоположной стороны бойцы будут казаться двумя мелкими копошащимися жуками. Какой интерес за этим наблюдать? – Людям нравятся чувствовать свою сопричастность к чему-то великому. – Вместо Мэйникса ответила Шира. – К тому же на трибунах сейчас ошивается огромное количество торговцев и шлюх. Кому не интересно наблюдать за состязаниями, найдут себе другое развлечение. – Должно быть среди шлюх немало твоих девочек, Шира. – Заметил Люцерис. – Только на тех трибунах, что поближе к императорской ложе. – Лучезарно улыбнулась Одженалис. – Ласки моих девочек не по карману всяким вольноотпущенниками. Хейгон, милый, – вдруг обратилась Шира к оруженосцу Визериса, – принеси и мне вина. – Конечно, гела. – Пробубнил смущённый Хейгон и понёсся выполнять поручение. – Кто выступает дальше? – Перевёл тему Визерис. – Если верить списку, то следующие Эйвор Быстрый Клинок и гела Эйлинор. – Ответил Мэйникс. – Не завидую я Эйвору. Эта дуэль, в отличие от предыдущей, прошла более заурядно. Как и ожидал Визерис, Даленнис без труда одержала победу, обезоружив волантийца. Эйвор был неплохим мечником, но своё прозвище «Быстрый Клинок» не оправдал. Претенденты сменяли друг друга один за другим. Визерис, откровенно говоря, скучал, вполглаза следя за вялым мордобоем на арене. Для человека, который о настоящей сечи слышал только с чужих уст или книг, происходящее внизу смотрелось более чем эффектно, и Старокровные, которые возбуждённо следили за чемпионами и делали ставки, были тому подтверждением. Но самому Визерису это циркачество быстро надоело. В прошлой жизни он уже достаточно ребячился на рыцарских турнирах, чтобы теперь эти игры его волновали. Разве что мужчину до сих пор грызла лёгкая досада, что он так и не успел отыграться за поражение на своём последнем турнире, где его удалось спешить Бейлору. Солнце уже начало потихоньку клониться к закату, когда Свободные состязания приблизились к своему финалу. Осталось всего четверо претендентов: гела Эйлинор Даленнис, сир Лорен Рейн, Родерик Гигант и Юный Гриф. И вот успехи последнего ненашутку завели толпу. Этот наёмник не просто одолел всех своих предыдущих соперников, но и жестоко расправился над ними. Строго говоря, это не было запрещено правилами состязаний, ведь выходя на арену каждый чемпион так или иначе рискует, а риск, как известно, дело благородное. Но столь наплевательское отношение к традициям, показное отсутствие уважение к жизням своих благородных соперников, тем более от какого-то чужеземца, заставили чернь гневаться и посылать проклятья на голову Юного Грифа. – Надеюсь, этому грифончику обрежут крылья. – Ругнулся недовольный Мэйникс. – Автарх, если среди Золотых Мечей служат такие мясники, разумно ли им предлагать контракт? – Не думаю. – Ответил Визерис. – Будь все Золотые Мечи жестокими кровопийцами, то вряд ли Веймонду удалось бы покинуть их плен целым и невредимым. Этот, очевидно, дерётся по каким-то своим причинам. – Для юноши он больно охоч до крови. – Подал голос сир Барристан, который до того всё время стоял безмолвной тенью за спиной Визериса. – Юноша? – Переспросил Рейнигар. – Он так и не снял своей маски. Может, это уже зрелый муж. – Юнцы сражаются иначе, чем умудрённые опытом мужчины. – Покачал головой сир Барристан. – Поверьте, после стольких лет службы в Королевской гвардии я по одному движению воина могу определить его примерный возраст. Этот Юный Гриф дерётся отчаянно, расплёскивает столько сил, что более старый боец уже давно бы свалился от усталости. – Посмотрим, как он справится с Гигантом. – Хмыкнула Шира, пригубив вина и в очередной раз подмигнув уже красному как рак Хейгону. Визерис, которому надоело смотреть, как эта чертовка дразнит его зелёного оруженосца, бросил на Ширу укоризненный взгляд и подозвал Хейгона к себе. – Хейгон, принеси воды. Меня от дорнийского пойла уже мутит. Отправив бедолагу восвояси, Визерис сосредоточил внимание на очередном поединке Эйлинор. Сир Лорен оказался куда более прытким и ловким соперником для неё, чем все предыдущие. Конечно, оба сдерживались, не желая покалечить товарища по оружию, но по сравнению с предыдущими битвами здесь уже можно было полюбоваться настоящим искусством. В конечном счёте, Эйлинор удалось перехитрить Лорена, и через мгновение обезоруженный и сбитый с ног Чёрный рыцарь оказался на песке. На этот раз Визерис уже вполне искренне поаплодировал обоим состязателям, а трибуны и вовсе взорвались овациями. Таргариен находил забавным, что даже столь холёную и требовательную толпу иногда можно порадовать чем-то простым. Особенно если всё происходящее подаётся под соусом старых традиций. Эйлинор помогла подняться Лорену, и ушла отдыхать и готовиться к финальному поединку. Следующими вышли Родерик Гигант и Юный Гриф. Чернокожий летниец уже знал о том, какую опасность представляет его соперник и решил также не церемониться и взял с собой огромную секиру. Такое оружие явно не предполагало красивой, дуэльной борьбы, а означало лишь беспощадную борьбу до смерти одного из участников. Кажется, толпа это также поняла, и потому стала активно скандировать, требуя смерти завравшегося наёмника. Но самому Юному Грифу, казалось, было плевать на вопли толпы. Его не смутил вид двухметрового верзилы с устрашающим орудием убийства в руках. Такая храбрость не могла не внушать определённое уважение. Ещё до начала поединка было понятно, что здесь ставки намного выше. Родерик орудовал секирой, как лёгкой игрушкой, и гонял своего соперника по арене. Юному Грифу ничего не оставалось, кроме как уклоняться от прямой борьбы и пытаться заставить соперника истратить все силы и выдохнуться. Пару раз голова парня едва разминулась с секирой темнокожего гиганта. – Трус! – Сплюнул Люцерис. – Бегает, как баба. Чует, гад, что недолго ему бегать осталось. – Стой и дерись! – Выкрикнула Шира. – У евнухов и то мужества побольше будет! Визерис раздражённо поморщился от этих выкриков, пристально наблюдая за поединком, и увиденное ему нравилось всё меньше. Родерик продолжал тратить силы, гоняясь за юрким соперником, и его движения становились всё более медленными и менее точными. К тому же Родерик перед боем не слишком озаботился своим доспехом. Сам летиниец предпочитал скорость и обходился лёгкой кольчугой, да кожанкой. Визерис в своё время пытался отучить своего подчинённого от этой пагубной привычки, но так в этом и не преуспел. Юный Гриф же держался очень неплохо и явно выжидал более удобного момента для атаки. И такой момент вскоре подвернулся. Подгадав секунду, офицер Золотых Мечей ринулся в атаку. Юноша сумел каким-то чудом парировать удар секиры и, извернувшись змеёй, пронзил слабозащищённую ногу гиганта. Родерик взвыл, а Юный Гриф успел увернуться от очередного замаха, грозившего оставить его без головы. Летиниец попытался сделать что-то ещё, но лишь встретился с неизбежным. Юный Гриф с лёгкостью добил своего раненого соперника. – Похоже, геле Эйлинор всё-таки придётся сразиться с этим кровопийцей. – Нервно прошептал Мэйникс, косясь на Визериса. Таргариен ничего не ответил на слова заместителя. По-хорошему, он не должен был вмешиваться в ход Свободных состязаний, но сейчас ему было плевать на какие-то там традиции и прочее дерьмо. Автарх подозвал к себе сира Барристана и тихо, так чтобы слышать его мог только гвардеец, произнёс: – Сир Барристан, спуститесь в комнаты для чемпионов и найдите Юного Грифа. И передайте ему следующее: он может выйти на финальный поединок и биться на нём. Но. Если с гелой Эйлинор что-то случится, если в неё даже молния ударит, то умирать Юный Гриф будет долго. Это я ему обещаю. Идите. Сир Барристан никак не изменился в лице, а лишь сухо кивнул и вышел из императорской ложи. Перед финальным боем чемпионам дали примерно полчаса, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок, а также подлатать снаряжение. Настроение самого Таргариена за это время успело порядочно испортиться, и теперь советники, заметив настрой императора, не слишком докучали ему светскими беседами, а Хейгон и вовсе вёл себя, словно мышь рядом с кошкой. Смерть одного из старых лейтенантов Визериса, с которым он ещё по Спорным землям бегал, да ещё и такая глупая, не добавляла ему радости... Так теперь и Эйлинор испытает изменчивую удачу! По-хорошему, Визерису и вовсе следовало бы отменить поединок, но, скрепя сердце, он понадеялся, что внушение сира Барристана поумерит пыл соперника Девы-от-Меча. Наконец, торжественный миг настал. Солнце как раз постепенно заходило за горизонт, сделав небо ярко-красным. Но света всё ещё хватало, чтобы отлично видеть происходившее внизу. На песок вышли двое претендентов на победу. Оглядев Эйлинор, Визерис с удовлетворением отметил, что в отличие от покойного Родерика, Даленнис хорошо озаботилась защитой. Вот и пригодился тот доспех, что изготовили для неё по его приказу! Доспех Юного Грифа выглядел куда менее прочным и довольно потрёпанным. Что ж, по крайней мере у Эйлинор будет преимущество. Глашатаи дали сигнал к началу боя. Но ни Эйлинор, ни Юный Гриф, вооружённые копьём и щитом, не спешили кидаться друг на друга. Оба сражались под палящим волантийским солнцем целый день, и порядком устали. Но драконовластные, по чьим традициям проходили Свободные состязания, считали, что чемпионы должны показать не просто мастерство, но и выносливость, готовность идти до конца и никогда не сдаваться. Наконец, Юный Гриф, словно подлинный грифон, сорвался с места и бросился в атаку. Наёмник старался попасть копьём в слабые места доспеха, а Эйлинор прикрывалась щитом или парировала удары своим копьём. Но уже через какие-то полминуты древки обоих копий были обломаны, и чемпионы перешли к одноручным мечам. Толпа с восторгом следила за происходящим, всячески подбадривая Эйлинор и выкрикивая проклятия в сторону Юного Грифа. Старокровные вокруг автарха превратились в стаю противно орущих разодетых жаб, которые дорвались до зрелища. Сам же Визерис молча и напряжённо наблюдал за дуэлью. Тревога душила его, и ему на силу приходилось подавить в себе желание взять Рассвет и самому выйти на арену. Он видел, что ход поединка складывается не в пользу Эйлинор. Она была гибка, быстра и опасна, но соперник не уступал ей в скорости и ловкости, но при этом был гораздо сильнее. После каждого удара о щит Эйлинор, Деву-от-Меча относило на пару шагов назад, в то время как Юный Гриф продолжал напирать, будто не чувствуя ни усталости, ни ненависти толпы. Да сколько же в этом наёмнике силы? Эйлинор, которая и сама понимала своё незавидное положение, попыталась подловить врага на неточном движении и контратаковала его. Но мнимая слабость оказалась лишь уловкой её соперника. Возможно, будь Дева-от-Меча менее уставшей, она бы на неё не повелась, но сейчас было уже поздно. Юный Гриф поймал Даленнис в неудачном положении и мощным ударом выбил из её руки меч. Эйлинор отшатнулась и попыталась отскочить от оппонента, но Юный Гриф банально ударил ногой в щит женщины, и та, потеряв равновесие, упала наземь. Юный Гриф во мгновение ока оказался над жертвой, ещё одним ударом выбил щит из рук Девы-от-Меча и занёс свой меч над её головой… Визерис, не чувствуя веса тела, вскочил на ноги, умом понимая, что никак уже не поспеет на помощь Эйлинор… Но смертельного удара так и не произошло. Меч Юного Грифа вонзился в песок в считанных дюймах от лица замершей женщины. Какое-то время на трибунах стояла мёртвая тишина, словно люди не до конца верили, что тот, кто до того расправился со всеми претендентами, вдруг пощадил своего последнего противника. Юный Гриф, не дожидаясь ни оваций, ни объявления его победы, взял меч и поспешил к выходу с Великой арены, пока побывавшая на волосок от смерти Эйлинор слабо шевелилась и пыталась подняться на ноги. Тяжело выдохнув, Визерис утёр взмокшие от пота серебряные пряди, и громогласно объявил: – Rijilaksy!

***

Юный Гриф Болело всё. Мышцы горели огнём, спина умоляла дать ей отдых, руки были бы рады отвалиться... Но покой только снился Эйгону Блэкфайеру. Его, как победителя Свободных состязаний, провели во дворец императора, где сам хозяин Волантиса должен был лично вручить ему положенные трофеи. Всю дорогу от Великой арены до дворца Эйгон провёл в полузабвении, настолько сильными были усталость и истощение. Откровенно говоря, ему было уже плевать, куда его тащат, хоть в самом деле на дыбу, которой ему совсем недавно грозили. У самого входа в резиденцию автарха стража его обыскала так бдительно, что не то что клинок – жалкую иголку пронести было бы невозможно. Впрочем, ни желания, ни сил на подобную глупость у него не осталось. Дорога от ворот дворца до приёмных покоев заняла совсем немного времени, и тогда-то Эйгон Блэкфайер смог впервые в жизни встретиться лично с Визерисом Таргариеном, Красным Драконом, автархом Волантиса, императором Фригольда и прочая-прочая... И встреча в самом деле произвела на него неизгладимое впечатление. Перед юношей стоял высокий, широкоплечий мужчина, находившийся в самом зените своих сил. Его облик внушал гостю благоговение и уважение; верилось, что этот человек действительно сотворён Богами для великих дел. То был не сумасшедший вырожденец, не слабовольный рохля, не заплывший жиром книжник. Воин, воплощённый Воин! На мгновение Эйгону показалось, что он предстал перед самим Деймоном Достойным, могучим чемпионом, великим вождём. Он должен был выглядеть именно так, за другим попросту не пошло бы всё рыцарство Юга! Когда наваждение спало, Эйгон был вынужден признать очевидное: сравнение между ними было абсолютно проигрышным для Юного Грифа. Перед ним стоял победитель дотракийцев и Троешлюшия, драконий всадник, правитель великой державы, славный воин! Что он может этому противопоставить? Скрепя сердце, Эйгон склонил голову в молчаливом, но почтительном приветствии. – Я приветствую победителя Свободных состязаний, прославленного умением и скоростью своего клинка. – Чинно проговорил автарх Волантиса. – Могу ли я узнать ваше настоящее имя и увидеть ваше лицо? – Имя... Меня зовут Юный Гриф, автарх Визерис. – Ответил юноша. – Были у меня и другие имена, но лишь оно одно принесло мне удачу. Остальным лучше оставаться позабытыми. – За мужчину лучше всего говорят его дела. И, признаться, я впечатлён списком. – Согласился с его утверждением Таргариен. – Я слышал, что ты пленил Веймонда Дориара посреди битвы, ты смог одолеть многих достойных воинов на Арене и выйти с песков победителем. В столь молодом возрасте эти достижения внушают уважение. – Я благодарен вам за столь добрые слова. Откровенно говоря, Эйгон шёл он на Арену за красивой смертью. Да, желание малодушное, но более чем объяснимое в его положении. Он хотел умереть, как подобает потомку Деймона Блэкфайера – с мечом в руке и пылающим сердцем. Ничего больше! Но самая первая победа, самое первое убийство что-то изменили в нём. Кровь, тело, ненависть толпы... Он полностью отдался стихии боя. Для него перестали существовать продажные капитаны, сомневающийся Стрикленд, мечущийся от безысходности Джон, исчезли даже Чёрный и Красный драконы. Только он, его меч и каждый раз новый враг, который должен умереть. Перед последней битвой к нему пришёл сир Барристан Селми. Эйгон слышал кое-что об этом прославенном рыцаре и знал, что ныне он состоит на службе у Визериса. Старик говорил с ним вежливо, но холодно и передал послание своего хозяина, который недвусмысленно дал понять, что с ним случится, если погибнет его следующая соперница. Откровенно говоря, Эйгона не слишком впечатлили эти угрозы. Он уже шёл сюда с мыслями о смерти. Что изменится от того, что она всего лишь немного затянется? Но в последнее мгновение рука Юного Грифа дрогнула. Одно дело победить врага, и совсем другое – зарубить безоружную женщину. Пусть эта женщина и служит его врагу. Разве должен так поступать потомок Деймона Блэкфайера, ценившего рыцарские добродетели больше собственной жизни? К тому же ему не хотелось, чтобы вслед за ним на плаху отправился Джон. Он искал своей смерти, но не погибели названному отцу. И если Боги не желают принять Эйгона к себе, то ему ничего не остаётся, кроме как подчиниться их воле. – От лица Первой Дочери я поздравляю вас со славной победой. Соучредители Свободных состязаний шлют вам свои дары и свои поздравления. Джовеннио Волантиса, эйкс Мейникс Рейнигар, – с этими словами автарх подал знак одному из своих рабов, – шлёт вам свой дар. Рослый летиниец поднёс поближе к Блэкфайеру шкатулку из эбенового дерева, внутри которой красовалось с десяток крупных драгоценных камней и изысканных украшений. Эйгон никогда не был золотых дел мастером, не отличался он и глубиной ювелирных познаний. Но даже его, сугубо любительский взгляд, радовался одному только виду драгоценных камней. Он тотчас припомнил товарищей среди Золотых Мечей, более сведущих в драгоценностях, чем он или лорд Джон. Эти люди подскажут ему справедливую цену, так, что перекупщики не смогут ободрать его совсем внаглую. Более чем разумный дар: наёмнику негде хранить большую сумму золота, но украшения и камни всегда найдут онеры и драконов. Пожалуй, продай он эти украшения, он сможет жить хорошей, тихой и спокойной жизнью даже здесь, в Волантисе. Нет, он не должен об этом и думать. То говорила подлая усталость, и он не должен был поддаваться этому губительному соблазну. Он найдёт драгоценностям иное, более достойное применение. Какое-нибудь да отыщется. – Это щедрый дар, – ровным тоном произнёс Блэкфайер, – который я счастлив принять. По сигналу Таргариена рабы унесли прочь шкатулку... Освобождая тем самым место для демонстрации нового трофея. Всё тот же летиниец молча извлёк на свет свечей восхитительный клинок, достойный если и не короля, то верховного лорда. Он внушал невольное уважение и Эйгон с большим трудом удержался от попытки опробовать сокровище в руке. – Эйкс Люцерис Ардерис поздравляет вас с победой и шлёт вам свой дар. Сейчас его усталая улыбка была искренней. Такой меч стоил для него куда дороже побрякушек, пусть и золотых. Оружие ценно для каждого рыцаря, и один вид этого грозного клинка радовал сердце. Его можно будет с гордостью продемонстрировать Коннингтону, пытавшемуся его остановить на пол пути от Арены! С таким сокровищем в ножнах не стыдно показаться перед капитанами Золотых Мечей, напомнить им о долге, о клятвах, о крови! «Только у Красного Дракона есть валирийская сталь на боку. Да и дракон у него не только на старом гербе». – Голосом сира Франклина прогремел ожидаемый и, о Пекло, вполне справедливый ответ. – Я благодарен эйксу Люцерису, – ответил юноша, несколько раз кивнув головой, – и принимаю эту награду. – И, наконец, гела Шира Одженелис поздравляет вас с победой. – Визерис подал знак, и стражники открыли дверь по ту сторону солярия. – И шлёт вам свой дар. В солярий ввели трёх девушек... От одного только вида которых у Эйгона перехватило дыхание. Впереди шла тонкая, изящная пепельная блондинка валирийских кровей, чьи изысканные черты напоминали мраморные статуи искусительниц давно позабытых эпох. Позади неё, словно для пущего контраста, шла летнийка, поджарая и тёмная будто ночь. Замыкала ряд обжигающе-рыжая девушка с холмов Андалоса, чьи тряпки едва могли прикрыть пышную грудь. На них всех был самый минимум одежды, едва ли оставляя простор для мужского воображения К своему стыду, Блэкфайер ощутил волнение. И особенно оно усилилось, стоило трём красавицам оказаться прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. – Все они теперь принадлежат вам. – продолжал говорить Таргариен равнодушным тоном бывалого развратника. – Гела Шира заверила меня, что они все здоровы, все воспитаны подобающим образом и каждая в своём ремесле мастерица. Тут я верю каждому её слову: госпожа Дома удовольствий никогда не отправила бы плохих наложниц столь редкому гостю, как победитель Свободных Состязаний. Не волнуйтесь ни за своё здоровье, ни за своё удовольствие: воспитанницы Ширы Одженелис никого не оставят равнодушным. Эйгон до этого никогда не был с женщиной. Не потому что он боялся их. Да и мужеложцем, как лорд Джон, прости его слабость Отец Небесный, Юный Гриф не был. Но продажная, лживая любовь была ему противна и чужда. Зачем ему на своём ложе привечать самую прекрасную и умелую обольстительницу, если под её манящим, разгорячённым телом таится равнодушное, холодное сердце? Эйгон смотрел на этих девушек, и не мог видел ничего, кроме сломанных жизней и растоптанных судеб. С ранней юности натаскиваемые на ублажение богатых сластолюбцев, не знающие никакой иной жизни, смотрящие на него с улыбками, полными фальши и поддельной симпатии. Что они могут ему дать? Что он может им дать? Даже если он их примет лишь за тем, чтобы потом освободить, то куда они подадутся? Отправятся работать в ближайший перинный дом? Зато всё очарование образом могучего Визериса Таргариена сняло как рукой. То, как равнодушно и небрежно относился он к зависящим от малейшей его прихоти душам, говорило о многом. Эйгон не вчера родился и прекрасно понимал, что в отличие от Вестероса в Эссосе рабство – это неотъемлемая часть уклада жизни. Если кто-то достаточно могущественный и захочет его уничтожить, то у него уйдут на это десятитилетия, если не столетия. Поэтому Таргариены и не пытались с ним бороться, не желая столь радикальных перемен в захваченном ими городе. Но с какой же лёгкостью они приняли этот варварский обычай, как быстро и непринуждённо влились в ряды рабовладельцев… Возможно, Визерис и был великим воином, но от рыцаря в нём остался лишь внешний лоск: нутро правителя Волантиса было столь же гнилым, как у остальных Таргариенов. И он, Эйгон Шестой, не может превратиться в подобную тварь. Потомок Дейрона Лжерождённого может окружить себя легионом рабов, исполняющих каждую его прихоть, но кровь Деймона Достойного обязана помнить о чести и достоинстве. В конце концов... Что у него осталось, кроме этого? – Я благодарю гелу Ширу, – собравшись с духом, произнёс юноша, – но не могу принять её дар. – Вас что-то не устраивает в их внешности? – Произнёс слегка удивлённый Визерис. – Нет. Они прекрасны внешне, и я не сомневаюсь в их мастерстве на ложе. Но взять их я не могу. – Тогда в чём причина? Эйгон перевёл взгляд на автарха. Неужели он в самом деле должен объяснять нечто настолько естественное? То, что понятно каждому человеку Веры? Судя по всему, должен. – Отец Небесный велел Хугору с Холма освободить всех рабов, как его собственных, так и принадлежавших его людям. «Нет ни господина, ни раба перед очами Отца, но только братья и сестры в них пребывают» – так сказано в книге Отца. – Эйгону хотелось сказать ещё очень многое... Но он понимал, что глупо искать ссоры с врагом в его логове, да ещё и безоружным. По счастью, настаивать владыка города не стал. – Вы отвергаете рабство. Понимаю. – Юному Грифу показалось, что взгляд Визериса изменился. Стал более… уважительным? – Да будет так. Автарх повернулся к наложницам и обратился к ним напрямую. – Победитель Свободных состязаний в вас не нуждается, но работа для вас всё равно найдётся. – Skoros jaelā? – С готовностью спросила валирийская красавица. – Вас отведут к Хейгону Ардерису. Мальчик он нежный и нерешительный, и ему уже давно пора стать мужчиной. Немножко настойчивости и упорства, – автарх слегка улыбнулся девушкам, – и он покорится. Подарите ему незабываемую ночь. Стайка рабынь покинула солярий, и, по знаку Таргариена, слуги унесли прочь шкатулку с сокровищами и клинок. – Ваши призы вам вручат у ворот дворца. Теперь, когда мы закончили с формальностями... Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз. – Красный Дракон предложил ему сесть, и Эйгону пришлось призвать всё свое самообладание, чтоб не выдать волнения. – Хотя прежде, чем перейдём к делу, я всё же поинтересуюсь. Я понимаю ваше нежелание раскрывать своё настоящее имя, но почему вы не снимете маску? – Светским тоном полюбопытствовал Визериса. Эйгон про себя выдохнул. Эта маска, которую он носил по требованию Джона, уже так срослась с его лицом, что среди Золотых Мечей даже стали ходить шутки и байки. Дескать, Юный Гриф никакой не таинственный юнец в маске, а самый настоящий мертвец, оживлённый при помощи магии крови. Чушь, конечно, но весьма забавная. Не изменял он этой привычке и в Волантисе. – У семьи моей матери много врагов, автарх Визерис. – Осторожно произнёс Юный Гриф. – Некоторые из них живут и здравствуют до сих пор. Это всего лишь мера предосторожности. – Могу заверить вас, что какими бы грозными не были враги вашей семьи, здесь, в Волантисе, вам ничего не угрожает. – Ответил Визерис. – Но если не желаете, то настаивать не буду. Таргариен на пару мгновений замолчал, а затем продолжил: – У вас внушающий список достижений, особенно для столь молодого возраста. И, боюсь, на службе у Золотых Мечей эти таланты будут потрачены впустую. – Визерис говорил медленно, растягивая слова, желая, чтобы они отпечатались в голове у собеседника. – Человек, сумевший в честном поединке одолеть Эйлинор Даленнис, не должен прозябать среди наёмников, пусть и столь отважных, как Золотые Мечи. – Буквально несколько часов назад вы угрожали мне мучительной смертью, автарх. – Эйгон не выдержал, и издал нервный смешок. – А теперь вы предлагаете мне поступить вам на службу? – Вы проявили изрядную жестокость на Великой арене. – Сухо ответил Визерис. – Я должен был обезопасить гелу Эйлинор. Я дорожу своими людьми, как и полагается достойному правителю. Мне жаль, что мне пришлось прибегнуть к такому методу убеждения, и, надеюсь, что больше не придётся. Юный Гриф молча кивнул, понимая мысли своего собеседника. До него доносились слухи, что его соперница была не то ближайшей помощницей, не то фавориткой императора Нового Фригольда, но, откровенно говоря, значения этому не придал. Видимо, зря. – Хоть я и не капитан, но я слышал, что вы обсуждаете новый контракт с руководством нашей компанией. Так что, вполне вероятно... Мне и не придётся покидать ряды моих собратьев, чтобы служить вам. – Эйгон попытался узнать от автарха какие-либо подробности, услышать его точку зрения на идущие переговоры. Таргариен только хмыкнул. – Да, это так. Я в самом деле веду переговоры с Гарри Стриклендом и остальными... Но их ход оставляет желать много лучшего. Ваш генерал-капитан упрям как бык, а уж его крючкотворство... Порой мне кажется, что избрали его за умение торговаться и спорить, а не вести людей на войну. Он торгуется за каждый подпункт, да так, что эти переговоры становятся попросту утомительными. Не только для меня, но и для ваших капитанов. Упрямство Гарри раздражает даже его собственных подчинённых: им надоедает его нежелание поступаться малым ради большего. Всё подтвердилось. Именно так ему вчера всё рассказал Коннингтон, возвратившись с очередных переговоров. Но как бы верный Гарри не петлял, какие бы ловушки он не пытался расставить, веревка рано или поздно оборвётся. Рано или поздно Чёрный Балак, сир Франклин или другой капитан потребует от Стрикленда уступок, велят тому подписать договор на условиях Визериса. Что тогда? Отказываться? Это только купит немного времени: капитаны возвратятся к людям, изберут нового лидера, и тот уже подпишет любую бумагу, что ему поднесут. Или же Стрикленд посчитает свой долг перед домом Блэкфайеров исполненным и сам уступит, не желая терять чин генерал-капитана... – И сейчас я говорю не с лейтенантом Золотых Мечей, но с Юным Грифом. Приёмным сыном лорда Джона Коннингтона, верного слуги моего погибшего брата. – Его «официальную» историю Визерис Таргариен, видимо, уже знал. По крайней мере настоящая история Юного Грифа всё ещё остаётся тайной узкого круга лиц. – Стрикленды воевали за Блэкфайеров с самого Первого восстания и участвовали в каждом из них. Неудивительно, что Гарри нелегко даётся примирение с домом Таргариенов. Но, думаю, вам нет дела до старых междоусобиц внутри моей династии, что закончились задолго до нашего с вами рождения. Мейлис Чудовище мёртв, а вместе с ним погиб и дом Блэкфайеров. Пусть мертвецы остаются в своих гробах; живые должны думать о живых. – О чём это вы? – Сейчас вы можете стать первым. Показать всем вашим товарищам по оружию верную дорогу – под моё знамя. И, поверьте, я сделаю так, чтобы наше соглашение оказалось более чем выгодным. Преклоните колено, Юный Гриф, и вы подниметесь рыцарем на службе законного короля Семи Королевств... И наследником Грифоньего Гнезда. По нашему возвращению, вы получите замок Коннингтонов... И, уверен, не только его. Я умею щедро награждать достойных сторонников: верных, сильных и способных. Эйгон прекрасно понял и то, о чём Визерис Таргариен промолчал. Подобное показательное дезертирство настроит остальных капитанов против Стрикленда. Раз их многообещающие, молодые офицеры переходят на службу к Красному Дракону самовольно, то и всем остальным пора решаться. Иначе вся компания рискует попросту рассыпаться. Более того... Пусть Таргариен и не мог этого знать, но согласие Эйгона преклониться перед Визерисом лишит Гарри последней причины сопротивляться заключению договора. Коль скоро сюзерен сам забывает про своё дело, то и вассала никто не может попрекнуть предательством. Если он согласится, Золотые Мечи всенепременно уйдут под руку Таргариенов, и тогда с мечтой возродить дом Блэкфайеров Эйгону придётся распрощаться навсегда. – Грифонье Гнездо, золото на приведение его в должный порядок, возможное расширение владений – всё это вы получите после нашей победы. – Начал перечислять Визерис. – Но сейчас вы получите особняк в Старом Волантисе, место среди моих всадников и достойное вашего статуса содержание. Если, конечно, согласитесь выйти из этого солярия моим человеком. Хорошенько подумайте, Юный Гриф. Возможно, лучшей возможности перестать скрывать лицо под маской у вас уже и не будет. Потомок Дейрона Лжерождённого наверняка был уверен, что его предложение очень щедро... И, признаться, не без оснований. Для простого изгнанника, для любого обычного наёмника это был бы предел самых смелых мечтаний. Замок, титул, деньги – это всё обычно лишь снится людям, живущим продажей своей крови. Очень немногие получают основания надеяться на то, что эти сны воплотятся в реальность; ещё меньше тех, чьи надежды в самом деле сбываются. Но здесь и сейчас с ним говорили предельно серьезно: и, в самом деле, эти Таргариены не обманывают своих слуг. Всё это в самом деле станет его, согласись он с предложением автарха. Тут не было ни Джона Коннингтона, ни Гарри Стрикленда, ни Иллирио Мопатиса – никого, способного подсказать верное решение, или навязать ему свои мысли. Только он и только Таргариен, что ожидает ответа... Ответа, который он должен сформулировать сам. Благо автарх, наконец, умолк, понимая, насколько важное решение предстоит принять его собеседнику. На минуту Эйгон испытал самый страшный соблазн в своей жизни. Не он ли сам говорил себе, что дело Блэкфайеров обречено? Что сидящий перед ним человек, судя по всему, избран Богами, и что только глупец бросает вызов столь могущественным силам? Что ему нечего противопоставить имени, богатствам, заслугам и драконам Таргариенов? Мысли юноши невольно обратились к картине возможной идиллии. Крепкий, высокий замок с верными и благодарными слугами да надёжным гарнизоном. Красивая леди-жена, выводок детей, мирно висящий на стене меч, коим всё это богатство было добыто. Всё это возможно, если он перестанет грезить о Железном троне. Эти мечты погубили Деймона Достойного, Эймона Юного, Деймона Несчастливого, Хейгона Отважного, Деймона Молодого. Все они имели право на престол державы, все они в погоне за ним погибли. Не пора ли похоронить красное знамя с чёрным драконом, что не принесло никому счастья или удачи, но служило маяком для погибели? Присягнуть сильнейшему, вмести с ним отправиться в поход в Вестерос, получить свою награду и зажить так, как никто из его предков не жил – счастливо и умиротворённо. В конце концов, разве не жил Деймон Достойный девять лет лордом в Королевских землях, любимый своими людьми и семьёй?.. Но затем юноша одёрнулся. Ему представилась совсем иная картина: представилось, как после смерти он попадает на суд родичей. Они не будут плеваться в предателя или поносить его, о нет; они просто отвернутся от него. Никто не признает его как своего, его все забудут как ещё больший позор рода, чем семижды проклятый Мейлис Братоубийца. И поделом: предатели и трусы прокляты Богами и ненавистны людям. А до того, до встречи с предками, он будет гнить в провинциальном замке, живя под чужим именем и прославляя не свой дом. Он будет вынужден всю жизнь носить и без того опротивившую маску, притворяться, врать и обманывать. Проклятье, даже леди-жене, даже родным детям он не сможет назваться собственным именем – Эйгон... Нет. Он не Юный Гриф, приёмный сын и наследник последнего лорда грифонов. Он не наёмник, ожидающий возможности продать свой меч за наибольшую цену. Он – Эйгон, Шестой своего имени из дома Блэкфайеров, законный король андалов, ройнаров и Первых людей. Он не будет жить вассалом Таргариенов и слугой узурпаторов, зная, что он предал и продал всё, за что сражались и погибали люди лучше него. Дело Деймона Достойного, может, и обречено, но оно не уйдёт с аукционного торга. И, когда вскоре смертный час пробьёт, он будет знать, что удостоится искренней благодарности от предков за верность и честь. – Я благодарю вас, автарх Визерис, за столь щедрое предложение. – Начал говорить Эйгон, аккуратно взвешивая свои слова. – Вы высоко оценили мои таланты, и я рад, что вы сочли их достойными столь впечатляющих наград. Отказываться наотрез будет слишком опасно. Пусть император кажется рассудительным, здравомыслящим и адекватным, он помнит, от какой крови произошёл правитель Нового Фригольда. Одни Боги знают, как именно отреагирует Таргариен на прямой, честный и благородный отказ, произнесённый в его дворце. Лучше всего купить себе немного времени и убраться отсюда, пока его молодая кровь или унаследованное собеседником безумие не проявят себя. – Но, боюсь, сейчас не лучшее время для таких решений. Я совсем недавно покинул пески Арены, – продолжал речь рыцарь, – и я чувствую, как всё мое тело горит в Седьмом Пекле. Усталость такая, автарх Визерис, что я сейчас мечтаю только о постели. Никакой замок не манит! Ваше предложение очень щедро, но, поймите правильно, столь же внезапно и неожиданно. Я не могу принять его сходу, я должен всё хорошенько обдумать. Молчание Визериса Таргариена показалось ему вечным. Очевидно, не такого ответа ожидал услышать всемогущий автарх от простого приёмыша изгнанника. Ещё бы! Не будь Эйгон сыном своей матери, он бы поспешил ухватиться за столь многообещающее предложение. Но он родился от крови и семени Деймона Достойного, и не мог поступиться этим наследием. – Да будет так. Завтра в полдень к вам прибудет мой человек, и вы либо явитесь обратно вместе с ним, либо отошлёте его назад. – Господин Волантиса поднялся из-за стола, и Эйгон Блэкфайер последовал его примеру. – Мои слуги сопроводят вас и помогут доставить ваши трофеи. Юноша почтительно поклонился и вышел из солярия.

***

Он вновь очутился посреди разрушенного города. Вновь смотрел на разрушенные дома, на рухнувшие башни, на изуродованные статуи. Вновь кругом не было ничего живого. Вновь повсюду царила мрачная тишина. Но сегодня всё казалось особенно живым, всамделешним, реальным. Он мог видеть трещины на руинах, он мог улавливать тяжёлый запах серы и гари, он, казалось, мог потрогать наполовину расплавленные камни и ощутить это прикосновение. Подобный контраст с последними видениями его было испугал: неужели он умер, стоило ему только лечь в постель? Неужели так и выглядит Пекло, предусмотренное Богами для Блэкфайеров – полное руин и осколков былой, призрачной славы? Он должен был идти вперёд – это он помнил. Вот только куда? Ему открывалось, насколько он мог судить, два пути. Первый вёл направо, вверх и всё время вверх, и где-то там, далеко-далеко, он мог различить очертания каменных стен. Этот образ едва ли не светился изнутри надёжностью, прочностью, уверенностью: простотой, но простотой, внушающей спокойствие. Другой путь вёл вниз, сквозь обломки и пепел, и там его глаза видели грандиозный храм, уже знакомый ему по прежним снам. И снова эта громадина стояла, нетронутая временем и стихией; и снова она звала его, словно предлагая войти вовнутрь и узреть нечто, сокрытое от глаз простых смертных. Обе дороги одинаково манили, обе одинаково пленили взор, но он должен был сделать выбор. И, наконец, призвав всех предков наблюдать за ним, Эйгон Блэкфайер начал нисхождение к столь знакомому ему храму. Всё кругом было одновременно и знакомым, и незнакомым. Он определённо видел эти руины в своих снах прежде... Но никогда прежде они не казались настолько отвратительными, настолько ужасающими и жалкими. Сейчас же он словно увидел старую шлюху, смывшую с себя всю накладную прелесть – настолько вызывающим казался пейзаж кругом. Камни домов состояли большей частью из трещин; кругом господствовали пепел и вызывающий блевотину запах горелого мяса. Юноша пытался отвести взгляд, надеясь увидеть что-то получше: но все статуи казались уродливыми, все башни превратились в насмешку над собой, а редкие скелеты напоминали учителей, друзей и наставников. Раньше этот уничтоженный Город казался ему мрачным уроком надменным властителям: сейчас же Эйгон видел здесь только могильник. Тем не менее, рыцарь продолжал свой спуск, надеясь, что хотя бы великолепный храм его не подведёт, хотя бы он сохранит свою красу вопреки всем возможным силам этого подлого мира. Но не только поразительная, издевательская правдоподобность видения настораживала. Впервые он не ощущал на себе глаз мертвецов: глаз героев и мучеников ушедших лет, что прежде всегда сопровождали его по этим разрушенным улицам. Они следили за ним, и он шёл вперёд, ощущая их защиту и покровительство, их внимание на себе. Но теперь? Теперь, когда все его оставили, когда он остался наедине с покинутым Городом? Сегодня, как никогда раньше, он чувствовал себя одиноким. Последним живым человеком, последним живым существом среди руин, пробирающимся вперёд на свой страх и риск. Одно неумелое движение, один упавший оземь камень – и он останется здесь навсегда, всеми позабытый и никем не оплаканный. Юноше пришлось пробираться по завалам, пеплу и костям с особой осторожностью. Отвратительное правдоподобие окружения и давящее чувство одиночества призывали к бдительности, ему приходилось аккуратно оценивать каждый свой шаг. Эта осторожность спасла Эйгона у изувеченной годами и огнём каменной статуи: та решила обвалиться прямо у него на глазах, и, не реши он пойти в обход, он был бы похоронен под этими массивными камнями. Сбоку от него неожиданно появилась сумрачная, подобная человеку, фигура в чёрных лохмотьях. Тень в рост человека, держащую в призрачной руке острый, пылающий изнутри меч. Эта ужасающая фигура, словно порождённая септонскими рассказами, выросла у него на глазах из чьих-то покрытых серой, пеплом и прахом костей... И тотчас напала, попытавшись отрубить ему голову одним, но верным замахом. В самую последнюю секунду Эйгон успел уклониться от холодного клинка, несшего на себе печать смерти – это дало ему жалкую секунду для принятия решения. Победить тень? Это просто невозможно. Никакой человек не может победить то, чего не может поразить; и, естественно, никакой человек не может поразить тень. Как отрубить руку, которая не имеет ни плоти, ни костей? Как поразить шею, сотканную из воздуха? И, более того, Блэкфайер не смог нащупать на боку верного меча. Оружие, что в дневном мире принесло ему славу и богатства, покинуло его этой ночью. Оставался один-единственный выход. Ему пришлось бежать. Бежать так, как он ещё в жизни ни разу не бегал, нестись к заветному храму из старых снов в ненадёжной, глупой надежде, что там можно будет укрыться от этой неожиданной напасти. Дыхание Тени он ощущал на спине: неумолимый преследователь не отступал, оставаясь позади всего на жалкие шаги. Неудивительно: разве могут помешать Тени разбросанные по некогда прекрасным улицам камни? Ей нет дела до каких-либо преград, а он должен как-то с ними управляться. Рыцарю приходилось прыгать, взбираться на камни, бежать по неровной, обманчивой улице, рискуя споткнуться и не подняться более. Каждый новый шаг давался тяжелее и тяжелее: пусть устрашающий меч и не мог коснуться его плоти, усталость и отчаяние неизбежно нанесут первый удар. По нему побежал пот, а дыхание, закалённое многими годами тренировок, начало сбиваться. Но нельзя было остановиться и перевести дух: жестокий враг не знал усталости, сомнений или пощады. И – почему-то Эйгон был в этом уверен – стоит Тени настигнуть добычу, он навсегда останется среди этих руин. Перед глазами уже стоял роскошный, бело-золотой храм во всем его великолепии. Ожидания Эйгона подтвердились: перемены к худшему не затронули этой грандиозной святыни, и юноша из последних сил побежал к ней. Ведь говорят мудрецы, что никакая нечисть не смеет войти в дом Богов! Сердце просилось наружу, ноги были готовы отделиться от тела, все мышцы стонали, но Блэкфайер не сбавлял темп. Он молнией преодолел остатки некогда просторной площади, миновал установленную у парадного входа статую и начал забираться по крутым, но идеально чистым и целым ступенькам. Тут позади рыцаря раздался ужасающий, пробирающий до костей рёв. Казалось, он один может превратить в пыль камни! Вопреки всему, Эйгон не только остановился на пороге храма, но повернул голову назад, желая рассмотреть источник этого звука. Им оказалась огромная чернокаменная статуя трёхголового дракона... Пробудившаяся к жизни! Её крик, казалось, оглушил Тень: чудовище остановилось и задрожало в воздухе, будто перехваченное чьей-то властной дланью. Тем и воспользовался дракон для нанесения собственного удара. Три его пасти открылись одновременно, из них трёх вырвались ослепительно-яркие языки пламени, что накрыли Тень без остатка. Порождение мрака и злобы исчезло без следа с душераздирающим стоном в столпе пламени, красивее и ярче которого Блэкфайер ничего не видел в жизни. Словно солнце, чьё появление изгоняет ночной мрак без единого следа! Эйгон застыл, пытаясь совладать со своими дыханием, сердцем и ногами... И едва с этим справлялись. Но чудеса ещё только начинались. Чёрнокаменный дракон с царственной медлительностью развернулся так, чтобы все его головы видели спасенного ими человека. И затем ступени храма огласил громоподобный рёв. – Эйгон, сын Серры, ты спасён. – Меч Неназываемого отведён, и глава твоя цела. – Сохранена для свершений великих и достойных. – Кто… кто вы? Никогда и никто с ним во снах не разговаривал. Даже чуткие, внимательные духи прошлого хранили вечное молчание, не удостаивая его и одним словом. Теперь с ним хотела говорить чернокаменная статуя? Статуя, только что спасшая его от зловещей длани Тени? Так ли удивительно, что он растерялся? – Наставники и учителя твоего племени, пришедшие, чтобы спасти и направить тебя. – Вещал дракон, и, казалось, все руины дрожали от этого властного голоса. – Раб Неназываемого узнал о тебе, и послал отродье теней по твою душу. Мы пришли вовремя, чтоб заслонить тебя от этой напасти. – Ты помог нам нанести верный удар. Бегством сюда ты завлёк Тень в ловушку, из которой она уже не выйдет. – Породивший эту Тень раб Неназыаемого ещё долго тебя не побеспокоит. Головы говорили по порядку, но каждая из них звучала поистине величественно. Грандиозно и подавляюще. Так, как и должны звучать Боги, что говорят со смертным. Но если их тон внушал и подавлял, то вот их слова лишь более его запутывали. О каких отродьях речь? Что это означает? Почему... Неужели угроза была настолько серьёзной? – Это... Не имеет смысла... Как я узнаю, что это... Не сон? – Неужели это происходит в действительности? Какой-то высшей реальности? Или же его воспалённый, усталый разум повредился и играет с ним злую шутку? – Кто этот Неназываемый? Кто на меня напал? – Сейчас это не имеет значения. У Неназываемого множество рабов в этом городе. Они найдут и убьют тебя, если ты не поспешишь. – Ты и сам знаешь, что всё происходящее здесь правда. – Но ответы тебе лишь предстоит узнать. По шее юноши пробежал холодный пот. Он был готов встретить убийц из плоти и крови: но теперь за ним будут ходить Тени?.. Как он... Может им противостоять? – Нам ведома твоя мечта, Эйгон, сын Серры. – Продолжал говорить дракон, взирая всеми своими глазами на юношу. – Как и ведомо, что ты отказался от неё отречься. Это – выбор истинного драковластного, доказывающий твою породу. – Мы смотрели за твоими деяниями, и остались ими довольны. – Древний договор крови между нами и твоим племенем был растоптан, но может быть заключен вновь. Если ты окажешься того достоин. Мы нужны тебе, а ты – нужен нам. – Древний... Что? Каждое слово трёхглавого создания лишь больше путало его. О чём речь? Какой договор? О каком племени речь? – На заре истории твоего племени, был заключён договор между нами и смертными. Мы наделили их великой силой, а они чтили нас и помогали нам. – Многие тысячелетие договор стоял на славу. – Но предательство Неназываемого всё уничтожило. Боги… Это были именно они. Эйгон чтил Семерых, но сейчас перед ним стояли иные силы. Куда более древние и могущественные, чем андальские божества. И спасшие его! – Узри наш храм, сердце и хранилище нашей древней силы. Единственное, что мы смогли спасти от Его всепожирающего огня. Запомни его колонны, его башни, его купола. Запомни воина и героя, чьи мужественные черты хранит сей мрамор. Это последнее место нашей силы во всём мире. – Найди его. Доберись до него. Войди в ворота своего предка. – Тут ты получишь ответы на свои вопросы. Тут мы поговорим. – Но, что куда важнее, здесь ты обретёшь силу, достойную нашего избранника. Силу, с которой ты поставишь на колени рабов Неназываемого и получишь желаемое. Или же найдёшь свою погибель, коль окажешься слишком слаб. – Иди к нам, и ты улетишь от нас! – Хором прогремели все три драконьи главы, сотрясая руины до основания. Разум Эйгона поразила страшная догадка. – Вы не можете говорить о… – О Валирии, земле наших убитых детей. – О Валирии, последнем чуде смертного света. – О Валирии, преданной и сожжённой. – Но ни один человек не может туда ступить! – Поспешил возразить Блэкфайер. – Эти проклятые земли убьют всякого, кто в них сунется! Они прокляты, они губительны, они ненавидят всё живое. Как я могу... как я смогу добраться до этого храма? – Элион одолел владыку песков и его рабов, чьи рати не терпели поражений. – Элион победил надменного воина, считавшегося непревзойдённым. – Элион вернулся из Края Теней, запретного для людей. Их тон не терпел пререканий, сомнений или споров. Они были уверены, что их избраннику достанет сил справиться... – Эйгон, сын Серры, потомок Элиона. Мы ждём тебя в нашем доме. – В доме, который ты видел уже много раз. Отзовись! – В доме, откуда ты вернешься истинным сыном Валирии. Приди! Стоило последнему слову прогреметь, как всё исчезло. Статуя, храм, развалины – всё испарилось, и измученный Эйгон Блэкфайер открыл глаза.