***
Окна в гостиной всегда зашторены. Тому причинами неприязнь хозяина к свету божьему и желание хозяина достичь апогея таинственной скрытности. Сумерки давно сменили день. Бордовые стены с дамасским орнаментом под тусклым светом бра отливали венозной кровью. Воск бронзового канделябра, стоящего на хрустящем камине, переступал пределы чаши и норовил стечь вниз. На пути к потолку рассеивается табачный дым. Скрошившейся головкой, на последнем дыхании сигарета прилегла в металлическую пепельницу в форме полуголой женщины. Пепел припорошил небольшой участок дубового кофейного столика, на котором пепельница занимала почётную роль. К ней присоединяются два снифтера. — Если мне не изменяет память, ты обещал мне чай, а не коньяк, — Сергей Николаевич хмурится в тринадцатый раз за диалог, длящийся второй час. Кожаное кресло скрипит, когда мужчина ёрзает, ища положение поудобнее. — Только не говори мне, что ты хочешь отказаться, — Достоевский растянул губы в усмешке, но вороные волосы её скрыли. Его голова была опущена. Одной рукой он придерживал бокал, а во второй держал тучную бутылку. Сигма вздохнул. Передние пряди, окрашенные в фиолетовый, он спрятал за ухо. Новые эмоции на лице его не прояснились. Когда Фёдор опустился в кресло, Сигма поднял снифтер, взявшись за него тремя пальцами. — За что выпьем? — угрюмо поинтересовался Сигма и поднял бокал на уровень подбородка. Нос услышал орехи и древесину. Мужчина давно не пил. Достоевского всегда удивляло отношение друга к алкоголю, особенно, учитывая, чем он занимается. Владеть казино и не напиваться каждую ночь — это нужно уметь. И Сигма умеет. Помимо предвзятости к спиртным напиткам, Сергей Николаевич так же предвзято относится к табачным изделиям, в то время как Фёдору в день, дай бог, хватает пачки. Достоевский не упускает попытки соблазнить друга покурить или выпить. Это привычка тянется с юношества, когда они оба впервые попробовали. — Тебе всегда нужны причины, Сигма… — хозяин дома, обвиняюще улыбаясь, покачал головой. — Выпьем за нас, за долгожданную встречу. В прошлый раз мы даже не успели побеседовать как друзья. Я скучал, Сергей Николаевич. Сигму кольнуло чувство вины, хотя он понимал, что Фёдор не обижается. Работы много, и она не исчерпывается. А отпуски мужчина никогда не брал и брать не намеревается. — Я тоже скучал, и ты знаешь, как я ценю нашу дружбу. Я не хочу, чтобы ты думал, что под предлогом работы я отказываюсь от встречи с тобой, — Сигма задумчиво уставился на гладь коньяка. Отражался он в ней смешно. Хотел ещё что-то добавить, но разрозненные мысли не образовали единое целое, потому мужчина выдержал пятисекундное молчание. — За нас и за встречу, — он поднял снифтер ещё выше и потянул его к Достоевскому, который мигом среагировал, повторил тост и подставил свой. От звона хрусталя, точно пошатнулась лента пламени в камине. Сигма резко поморщился и непроизвольно вздрогнул — слишком давно не пил. Коньяк уж очень крепкий. Фёдора реакция друга улыбнула, но комментариев он решил не давать. — Нравится? Из Великобритании, Агата подарила, — Достоевский самодовольно улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Только сейчас Сигма заметил, что Фёдор одет больно по-домашнему. Рубашка, по обыкновению, чёрная, но по необыкновению, мятая, три её пуговицы расстегнуты. Поверх рубашки нараспашку надет чёрный халат с фиолетовым воротником. Он, будто и не ждал гостей. Сергей Николаевич неосознанно поправил лацканы серого пиджака. — Почему вы ещё не встречаетесь? — серые глаза Сигмы были близки к тому, чтобы закатиться. Каждая третья вещь Достоевского является подарком Агаты. — Опять ты об этом, — Фёдор цокнул и потянулся за почти потухшей и истлевшей сигаретой. — Она моя хорошая подруга, как и ты. Не забывай об этом. Тем более, она в браке, — Достоевский произнес это как-то уныло, после чего втянул в себя уже острый дым и закашлял. — В браке? А она мне об этом не рассказывала, — Сигма приподнял брови и приложил указательный палец к подбородку. — С ней общаться нужно, чтобы она тебе что-то рассказывала, — Достоевский усмехнулся и привкус табака во рту запил коньяком, поморщившись. — Она уже около месяца в браке. — Ну и дела… — протянул Сергей Николаевич, положив ногу на ногу и остановившись взглядом на полном бокале. — Нужно будет позвонить ей, что-ли, поздравить. — Сигма не дружит так близко с Агатой, как Фёдор, но тем не менее они поддерживают тёплые взаимоотношения. — Не стоит. Она даже меня просила её не поздравлять, — Фёдор пожал плечами, как бы удивляясь, почему так. И снова отхлебнул коньяк. — Я, кстати, собираюсь к ней. Давно я Агату не видел, а она даже Инстаграм не ведёт. — Ты в Британию летишь? — Сигма выпрямился и наклонился вперёд. — Когда? Разве у тебя сейчас не завал в бизнесе? — Завал. Вчера весь день убил на настройку системы безопасности, — Фёдор признался честно и честность запил очередным глотком. — Агата ждёт меня к следующим выходным. А тебя это беспокоит, Сигма? — Достоевский вдруг посмотрел на друга с подозрением. — Нет. Просто, зная твою работу и нагрузку, это немного удивляет, — поспешил оправдаться мужчина и, не задумываясь, отхлебнул из бокала и снова поморщился— Какая гадость… — прошептал Сигма, поджав губы. — Пьёшь, как ребенок, — поддразнил Фёдор и подпёр щеку кулаком, четырьмя пальцами прикрыв рот. — Помнишь, я говорил, что у меня пополнение? — Сергей Николаевич кивнул и навострил уши. — Он сейчас заперт в комнате наверху. Я хотел попросить тебя об одолжение. Пока я буду в Британии, ты не мог бы у себя придержать парня, последить за ним? Боюсь оставить его одного на моих олухов, сбежать ведь может, как один однажды. — Я даже не знаю, куда мне его деть, Фёдор, — Сигма серьёзно задумался, сведя светлые брови к переносице. — Я большую часть времени в офисе или в казино нахожусь, у меня таких поместий, как у тебя, нет. Что будет, если его кто-нибудь из людей увидит? Его, должно быть, полиция ищет. — Об этом можешь не беспокоиться. Я связался с его матерью и уверил, что её сынишка в полном порядке находится совсем не там, где на самом деле, — на его лице проскочила улыбка — своей сообразительности радуется. — Я слышал, у тебя в казино дефицит кадров. Может, устроишь мальчишку куда-нибудь, чтоб помогал? Естественно, ни о какой зарплате я и не думаю. — А если он свяжется с полицией, государственными органами? Или попросту обратится к посетителям? — Сигма не хотел брать за кого-то ответственность, особенно, если это может закончиться тюремным сроком. Ему хватает своих проблем, но другу отказывать не хочется. — Хороший вопрос, — большим и указательным пальцами Фёдор потёр подбородок. — Будь уверен, я заставлю его молчать. Сигме эта идея не нравилась. Мало того, что не нравилась, он считал её аморальной. Поступок Фёдора он осуждает, но старается никогда не перечить другу. Недовольство, конечно, высказать может, но за радикальные действия, высказывания и призывы он никогда не берётся. Сейчас эта позиция начала казаться мужчине особо гнусной, но заставить себя пойти против друга он не мог. Сергей Николаевич искренне сочувствует бедному мальчику. Мужчина собирается согласиться, но голос Фёдора его резко перебивает: — Милая, подойди, пожалуйста, — Сергей Николаевич метнул взгляд в сторону. Луиза, скромная горничная в очках, похожая на библиотекаршу, одетая в длинную коричневую юбку и белую рубашку, из коридора заворачивала в гостиную, толкая перед собой сервировочный столик, на котором были расставлены разного рода закуски. Услышав своё имя, вылетевшее из уст Фёдора, она ускорилась и в мгновение стояла возле мужчин. Опустила глаза и слегка поклонилась. — Вы что-то хотели, Фёдор Михайлович? — тоненьким голосом спросила девушка, ставя на кофейный столик тарелки. Перед Достоевским она робела, несмотря на то, что знакомы они долго и мужчине она обязана практически всем. — Да, хотел. Сходи, пожалуйста, к нашему юному гостю и скажи, чтобы привёл себя в порядок. Мы скоро придём, — при общении с Луизой его голос моментально теплел и отдавал искренней добротой. Фёдор улыбался без заигрываний, высокомерия и тайных замыслов, в отличии от того, как он это делает обычно. — Конечно, сейчас, — во взгляде девушки что-то изменилось, но что — непонятно. Она снова поклонилась и торопливо покатила столик обратно. На протяжение короткого обмена фразами Фёдора и Луизы Сигма был напряжён. Одолжение Фёдора не отпускало его. Никакой выгоды, плюсов он не видел. Не понимал, что он будет делать с мальчиком, на какую должность его можно поставить, кроме уборщика. — Ну так что, ты согласен? — Достоевский вернул его к разговору. Между делом хозяин дома незаметно подтолкнул к собеседнику тарелку с морепродуктами, которыми, по задумке, нужно было закусывать. — Да, Фёдор, я согласен, но только потому, что ты мой друг, — Сигма закусил губу. Осознанно ввязываться в неприятности он не привык. — Я знал, что ты лучший, Сигма! — Достоевский хлопнул товарища по плечу на радостях. Нашел студенту няньку. Сергей Николаевич заметно взгрустнул. Чуть оттянув рукав пиджака, мужчина взглянул на часы и ахнул: — Что-то мы засиделись, — Сигма кивнул на время и смахнул с лица былое огорчение. — Опять убегаешь? Мы даже толком не пообщались, — Достоевский попытался возразить. Глотком он опустошил бокал. — Фёдор, у меня дела, и ты это прекрасно понимаешь, — порыв встать предотвратила ладонь товарища. — Подожди. Пойдем, я тебя с мальчишкой не успел познакомить. Пока не познакомлю, не отпущу, — Сигма устало вздохнул и уже спокойно поднялся со скрипучего кресла. Уставился на Достоевского, который завязывал пояс халата. — Только быстро, — Сергей Николаевич скрестил руки на груди.***
Мужчины преодолели широкую лестницу, согретую бордовым, как почти всё в этом поместье, ковром. Лестница почему-то очень пахла ладаном. Через лакированные туфли шершавая структура ковра ощущалась в полной мере. Дубовый защитный барьер лестницы выполирован до блеска. Стена, примыкающая к одной её стороне, увенчана картинами. Сигма не так хорошо разбирался в искусстве, как Фёдор, но всё-таки что-то понимал. Было много одухотворённого Ренессанса. Их художников Сергей Николаевич узнал только Рафаэля. В голове владельца казино всплыло воспоминание юношеских лет, в котором Достоевский предлагал ему вместо университетских пар сходить в Эрмитаж. Сигма мельком усмехнулся и взглянул на спину впереди идущего друга. Хозяин дома резко остановился возле последней двери в коридоре, не имеющей ни одного знака отличия от ряда таких же, как она. Сергей Николаевич на мгновение оглянулся, чтобы оценить длину коридора. Его внимание внезапно зацепил красный мигающий огонёк под потолком. Это была камера видеонаблюдения. Удивляться тут нечему. Но в последний раз, когда Сигма был в этой части поместья, помнится, никаких камер не было. — Сейчас я вас познакомлю, — раздался голос Достоевского, отвлекая впадающего в дрём раздумий друга. Сигма кивнул и подошёл ближе, частично прячась за плечом товарища. Сергей Николаевич не особо любил знакомства такого формата и с такими людьми. Достоевский крепко обхватил отливающую бронзой ручку и твёрдо потянул её вниз, чтобы избежать лишних неприятных звуков. Фёдор не спешил входить. Сначала он приоткрыл дверь, образуя узкую щель. — Ты смотри, как волнуется, — Достоевский шёпотом указал на белобрысого мальчишку в халате, сидящего на широком краю кровати, сложив ногу на ногу, сгорбившись и кусая костяшку указательного пальца. До Фёдора только сейчас дошло, что стоило выделить ему одежду поприличнее для встречи. Сигма сузил глаза, силясь получше рассмотреть студента. Ситуация напоминала владельцу казино поход в зоопарк, когда посетители тихо перешептываются, тычут пальцами и пытаются не спугнуть зверушку. Только сейчас зверушка — Николай, а они с Фёдором — посетители. — И тебе его не жалко? — ну ухо спросил Сергей Николаевич, укоризненно нахмурившись возбуждённо улыбающемуся Фёдору. — Есть немного, — пожал плечами Достоевский, отрываясь от наблюдения за мальчишкой. — Но что сделано, того уже не изменить. — Фёдор внезапно надавил на дверь. Мальчик вздрогнул, рефлекторно сильнее закутался в халат, силясь скрыть все участки обнажённого тела. Коса его совсем растрепалась. Достоевский довольно оскалился, а Сигма внутренне сжался. Он ощутил неказистую беспомощность и почувствовал себя носителем всех грехов человеческих. — Знакомьтесь, друзья! — широко шагнув, хозяин оказался в метре от кровати. — Это Николай Гоголь, мой гость, — он вытянул руку, указывая на испуганного Гоголя владельцу казино. — А это, — Достоевский поменял направление руки и взгляда и теперь указывал Николаю на Сигму — мой хороший друг, Сергей Николаевич Сыромятников, он же Сигма. — Здраствуйте, — Николай робко кивнул, прикрывая рот ладонью и быстро болтая ногой. — Здравствуй, — Сигма предполагал, что сейчас может ощущать мальчик, поэтому попытался выдавить мягкую улыбку и звучать тепло. — Не стесняйтесь, — Фёдор упёр ладони в бока и незаметно для друга угрожающе глянул на Николаю. Тот его взгляд поймал и оттого больше оробел. Но Достоевский, видя, что ни его друг, ни его гость не горят желанием общаться, — что было более, чем ожидаемо — решил поделиться с Гоголем главной новостью. — Тебе стоит выделить в сердце место для Сергея Николаевича, Коля, ибо совсем скоро тебе придётся провести с ним много времени. Сердце Гоголя пропустило удар и сделало сальто. Руки сделались влажными, а лицо побледнело. Что значит «провести с ним много времени»?! Достоевский видит страх, напавший на лицо парня, улыбается и молчит, по-кошачьи щурясь. Понимает, что мальчик понял смысл его слов по-другому, неправильно, но успокаивать не хочет. Под алкоголем Фёдор моментами становился чёрствым. Но Достоевский не единственный, кто видел и понимал страх Николая. — Не беспокойся, ты неправильно понял Фёдора, — Сигма хотел шагнуть к Николаю, вальсирующему на границе с обмороком, но Достоевский его перебил: — Да-да-да, — закивал он головой и элегантно подхватил товарища под локоть, поворачивая его и себя к двери, повёл на выход. — Вот вы и познакомились наконец-то. Я ещё зайду к тебе сегодня, Николай! — бросил он Гоголю из-за спины прежде, чем закрыть дверь. Они оказались в коридоре. Сигма отдёрнул руку. — Что ты творишь, Фёдор?! — Сергей Николаевич воскликнул, чуть отойдя от хозяина поместья. — Ты же видел, как он испугался! Почему ты ему не рассказал суть? — Ему страх сейчас полезен, — как ни в чём не бывало пожал плечами Достоевский. — Ты не волнуйся за него так, не трать нервы. — Меня убивает твоя жестокость, — Сигма вздохнул и опустил глаза. Вдруг вспомнил о времени. — Мне всё-таки уже пора. Прости, Фёдор. — Заезжай, как время будет, — Достоевский кивнул и пожал руку друга. Сжал. — Пойдем, я провожу тебя.***
Как только Мерседес Сигмы помчался в направлении аэропорта, Достоевский облегчённо выдохнул и прикрыл глаза. Облокотился о стену возле входной двери и стёк вниз. Схватился за передние пряди и стиснул, оскалился. Сам не ведал, что творит. От коньяка постанывала голова. Чтобы заглушить, он неуклюже направился в гостиную. Схватил бутылку и хлестнул в горло, закусил лимонной долькой, лежащей на рыбе. С хрипом упал в кресло, подпирая и растирая ладонью лоб. Зажмурился. Действительно, жаль Николая. Фёдор поднялся и зашагал к лестнице. В комнату, находившуюся прямо возле неё, мужчина на ходу стукнул пару раз: — Лу, уберись в гостиной, пожалуйста, — крикнул он и, не дожидаясь ответа, принялся покорять ступени с внезапно начавшими хрустеть коленями. Если пятнадцатью минутами раннее у Фёдора в голове была цель, чтобы зайти к Николаю, то сейчас она отмелась и сменилась действием по инерции. Прежде, чем войти, Достоевский потупил возле двери. Мысли в голову не шли. Появилась одна, говорившая, что в этот раз лучше хотя бы постучаться. Мужчина кивнул себе и вежливо трижды ударил фалангой указательного пальца. Ответа не последовало, однако он вошёл. Николай сидел уже в другом положении: головой уткнулся в обе ладони, часто дышал, скрестил ноги, забившись возле подушек по центру кровати. Коля не сразу поднял голову. Он зыркал исподлобья и, кажется, всхлипывал. Фёдор не знал, что предпринять. — Николай, — не ясно, для чего неуверенно произнес мужчина. — Я думал, вы не такой уж и плохой, — сдавленно всхлипнул парень и утопил напряжённые ладони в волосах. — Теперь я понимаю, что вы настоящий монстр. Я не предмет, чтобы вы отдавали меня в чьё-то пользование. — Николай, ты не так понял меня, — Достоевский всё-таки решил признаться. Он осторожно уселся на кровати, закинув на неё одно колено. — Я уже говорил, что Сигма — хороший челок. Того, что делаю с тобой я, ему даже в голову не придёт сделать. — Тогда зачем?.. — Коля поднял взгляд. Теперь Фёдор отчётливо видел слезинки. — У меня запланированы некоторые дела, по причине которых мне придётся некоторое время отсутствовать. За тобой следить кто-то должен. Вот я и решил оставить тебя на моего любимого друга, — Достоевский придвинулся ближе, когда Николай удивлённо на него посмотрел. Удивление сразу омылось новым потоком слёз, но уже более интенсивным. У мальчишки руки задрожали при попытке сдержать хныканье. Фёдор нерешительно потянулся вперёд, обхватывая плечи юноши пальцами и завлекая в неловкие объятия. К удивлению, Гоголь не стал сопротивляться. Случилось всё ровно наоборот. Коля сам прильнул к отощалому плечу и теперь плакал уже в него. Достоевский бережно утешал его спину ладонью, водя то вверх, то вниз. Постепенно Николай успокаивался. Сейчас только глубоко дышал, по-прежнему лежа головой на плече мужчины. Тот, заметя улучшение состояния парня, несмело отстранил его от себя и поднялся с кровати. — Я, наверное, зайду к тебе завтра, — Фёдор был сконфужен, но образ злодея терять не хотелось. — Спокойной ночи, Николай, — шёпотом попрощался мужчина и вышел, мягко прикрывая за собой дверь. Достоевский слишком переоценивал себя, когда думал, что заточённый студент не доставит ему хлопот. С тем, с прошлым, было намного легче. Но то было давно. Лучше бы поручил один раз избить, чем сейчас с ним мучиться. Но ничего уже не изменить.