Легкое прикосновение.

«В тебя влюбленный сильно, безнадежно, Я снова ненавязчиво молчу. И снова на душе моей тревожно. Тебя я беспокоить не хочу. Но силы нет уже остановиться. И силы нет свернуть теперь назад. И как могло такое вдруг случиться? Тебя люблю, но этому не рад…» (Поэт Лань Сичэнь) Вся дальнейшая жизнь шла как на автомате. Подьем, тренировки, утренние, чтения, завтрак, занятия, домашние задания, прогулки с дядей. Они уходили с каждым разом все дальше и дальше от Облачных глубин, словно кого-то искали. И мальчик догадывался кого именно. Каждый раз на такой прогулке А-Хуань ждал встречи с солнечным мальчиком и его отважной прекрасной мамой. Скучал по ее теплым рукам, по солнечной улыбке, по серебряному смеху ее прекрасного ребенка. Но они так и не встретили их ни разу. Дядя вздыхал и каждый раз озирался по сторонам, напряженно вглядываясь вдаль. А-Хуань понимал, что дядя тоже скучает, но он больше не знал, где они находятся. Сказал же тогда их папа, что так будет лучше для них обоих. Но лучше не было. Было грустно и жутко тоскливо. Дядя тоже был до невозможности мрачен, мало говорил и только по делу. Часто во время прогулки А-Хуань смотрел сбоку на его лицо и в сердце закрадывалась грусть. Братишка все выходные пропадал в библиотеке, с мрачным упорством переписывая скучные правила. Было такое ощущение, что он собрался загнать себя в эти жуткие правила, словно хотел раствориться в них. А-Хуань, в очередной раз, когда братишка отказывался от прогулки, говорил: —А-Чжань, помнишь нас мама предупреждала, чтобы мы не растеряли свое сердце в трех тысячах правил? Братишка смотрел на него светлыми грустными глазами, вздыхал и молча шел в библиотеку. В такие моменты А-Хуаню казалось, что нефритовая глыба давит на его плечи больше, чем когда-либо. Да даже не казалось, он явственно ощущал тяжелый груз на своих плечах. А когда братишка уходил в библиотеку, А-Хуань в своем воображении лицезрел на плечах младшего здоровенный белый камень, отливающий зеленоватым цветом. Каждые выходные они ходили не надолго к отцу. Отец спрашивал про учебу, они немного говорили с дядей о проблемах ордена. Потом дети уходили, взявшись за руки, дядя оставался. Они молча шли по вымощенным белой галькой дорожкам, проходили через маленький мостик, останавливались в беседке и любовались некоторое время на небольшой садик, разбитый недалеко от входных ворот. Вернее любовался А-Хуань, такие минуты приносили ему временное облегчение. А-Чжань же стоял рядом с безучастным видом, казалось он не видел ярких красок, не видел красоты сада, просто стоял и ждал старшего брата. Говорить не хотелось. Прошло уже достаточно времени, чтобы эта рана едва начала затягиваться. Но только начала. До конца она так и не затянулась. Дядя вел уроки в самой унылой и скучной манере. Казалось ему самому неинтересно то, о чем он рассказывает ученикам. Он так же по-прежнему был завален делами клана и усиленно старался привлечь к ним старшего брата, который и был настоящим главой. Как-то мальчики вышли от отца и услышали как дядя сказал: —Брат, послушай, срок твоего заточения закончился. Хватит уже сидеть взаперти. Да и какой пример ты подаешь старшему сыну? Тебе пора уже обучать его, вводить в курс дела. Это твой наследник, делай же уже наконец-то что нибудь. Потом послышался голос отца: —Брат, я считаю себя виновным в смерти любимой женщины. Я не могу. Я наказал сам себя. Дети так и застыли, их ноги словно приросли к полу веранды. Голос дяди возразил: —И долго это будет продолжаться? Ты же видишь что я не успеваю справляться со всеми делами. Да и мальчики выросли. За ними сейчас нужен глаз да глаз. Кстати, ты собираешься все-таки им рассказать, что их мать погибла при испытании талисмана перемещения? —Собираюсь. Но я сейчас чувствую вину в том, что не отговорил её. Я был уверен, что последний экперимент пройдет удачно. —Ты знаешь, что она увеличила мощность талисмана в несколько раз? Мы когда исследовали место трагедии, обнаружили большой выброс энергии. Он равнялся разряду молнии. —Да, знаю, ее меридианы не выдержали. Они буквально разорвали ее на мелкие частички. Это произошло так мгновенно, чтг я даже не успел понять, что происходит. Когда я выскочил из домика, осталось только облачко. —Как так вышло, что ты не остановил ее? —Я же говорил тебе только что, что был уверен что эксперимент пройдет успешно. До того же она несколько раз уже испытывала его, приносила себе еду из деревни. Правда мощность тогда была меньше. Она увеличивала ее постепенно. Услышав жуткую информацию мальчики переглянулись. Они еще долго стояли на веранде, не в состоянии уложить в детских умах страшную новость. А-Хуань уже слышал подобный разговор между дядей и мамой солнечного мальчика, но точных сведений еще не было, не было очевидцев трагедии. Но оказывается отец все видел своими собственными глазами! Теперь понятно, почему он столько времени молчал и не мог прийти в себя. Горе и чувство вины не давали ему говорить. Что бы он сказал детям? «Я видел как погибла ваша мама и ничего не смог сделать?» Вряд ли они тогда были в состоянии его понять. Это вызвало бы кучу детских вопросов. И если до того еще теплилась малюсенькая надежда, то она теперь окончательно пропала. Их догадки нашли подтвержнение. И это было страшно. Мальчики стояли, а разговор двух мужчин уже поменял тему. За это время дядя все-таки уговорил брата хотя бы посещать советы кланов и взять на себя еще часть обязанностей, уверив брата в том, что самое лучшее, что он может сейчас сделать, это отдать силы и время на благо ордена. Мальчики это уже почти не слушали. Они медленно спустились по ступенькам домика и пошли в сторону парка, не сговариваясь. Уже остановившись в беседке за мостиком, они снова посмотрели друг на друга. А-Хуань наконец произнес: —Значит все-таки она уже не вернется. Она погибла. А-Чжань упрямо ответил: —Я все равно буду ждать. Он сказал это так… Так… А-Хуань даже не мог определиться как он это сказал… Вроде сказал монотонным бесцветным голосом. Но почему-то нереально больно защемило сердце и тоска отозвалась во всем теле такой невозможной слабостью, что хотелось заплакать. Хотелось плакать долго и горько до опустошения в душе, до ощущения полной безнадежности и утраты чего то важного. Он понимал, что сейчас творится в душе младшего братишки. Понимал, что его детство тоже кончилось. Его детство кончилось, так и не начавшись. Не было больше мамы, самого родного человека в этом мире. Остался отец, который жил в каком-то своем призрачном мире, давно утратив связь с реальностью, погрязнув в собственном безнадежном горе, отмахиваясь от всех проблем. Остался один только дядя, вечно загруженный делами и нелегкой работой преподавателя. Вечно замученый, уставший, весь на нервах, но старательно уделяющий время своим племянникам, несмотря на усталость и бессонные ночи. Он изо всех сил старался заменить им и отца и мать, привыкший ответственно подходить к любому делу, даже самому сложному. Теперь дядя стал еще строже, еще больше стал спрашивать со своих племянников, еще больше загружал их учебой. Он не хотел, чтобы дети повторяли ошибок своих родителей. Он старался искоренить все, что могло бы привести его племянников к подобной ситуации, которая может обернуться трагедией для них. А-Хуань понимал дядю и не обижался. Не обиделся он даже тогда, когда раскрылась одна из его тщательно охраняемых тайн. Однажды во время урока в его голове закрутились новые строчки, которые сами сложились в рифму. А-Хуань быстро записал их и спрятал в тетрадь. Но каким-то образом листок выскользнул из тетради и неслышно спланировал на пол. А-Хуань это понял только тогда, когда расхаживающий между рядами дядя, вдруг наклонился и что-то поднял с пола. А-Хуань бросил взгляд на то, что было у того в руке и внутренне похолодел. Это были его стихи! Как так вышло, что они выпали из тетради? Дядя ничего не сказал, а продолжил диктовать ученикам, чтобы те записали урок. После уроков дядя сказал: —А-Хуань, останься. Мальчик почувствовал, как невыразимая тоска закралась в сердце и сжала его бесжалостной рукой. Когда все ученики вышли, дядя подошел к его парте и сказал: —А-Хуань, я так понимаю это не первые и не последние твои стихи? Мальчик промолчал, опустив голову. А что говорить? И так все ясно. Да и имело ли какой либо смысл оправдываться? Дядя продолжил: —А-Хуань, послушай меня. Ты знаешь, что я желаю тебе только добра. Пойми, такой настрой ни к чему не приводит. Это путь прямиком к страданиям и безнадежности. Все начинается со стихов, это все приводит к лирическому настрою. Потом ты ищешь во всем романтику, а потом неожиданно для тебя приходит неразделенная любовь. Ты ничего не сможешь с этим чувством сделать, оно тебя не спрашивает. Оно тебя оглушает как обухом по голове. Но самое обидное, что предмет твоей страсти не догадывается об этом. И ты страдаешь, страдаешь так, что не находишь себе места. Ты, готов отдать все, свою жизнь, карьеру, уважение. Но это ни к чему не приводит, оно проносит только боль. Ты обьясняешься в любви, а в ответ тебя начинают жалеть и готовы даже пожертвовать ради тебя. Но это из благодарности или из-за чувства вины. И от этого еще больнее. Потому что тебе не нужна будет такая жертва. Тебе нужна будет только взаимность. И ты будешь мучиться каждый раз, зная, что человек живет рядом с тобой, потому что считает это своим долгом. А-Хуань, пойми, я очень не хочу, чтобы ты страдал! Мальчик слушал, опустив голову. Через время в его душе зародился протест: —Дядя, скажите мне, неужели вы никогда не писали стихов? Дядя оторопел. Он вздохнул, словно хотел взять себя в руки, потом ответил тихим голосом: —Писал… Да… Писал. Но разве я счастлив? Что я получил взамен? —дядя повысил голос, — Разбитое сердце и кучу проблем! А ведь в этом никто не виноват! Только я сам! Нельзя вечно жить в мире иллюзий! —Дядя, а если бы красивая тетя дождалась тебя, то твое сердце не было бы разбито? —Она и так меня ждала почти пять лет после этого суда, но на нее началась травля. Я не мог держать ее. Это было бы слишком эгоистично с моей стороны. Она слишком бесхитростная и честная. Ее бы просто уничтожили. И ради чего, спрашивается? —Дядя, она очень сильная! —Но не сильна перед человеческой подлостью и лицемерием. За то, что она вступилась за подругу, ее обьявили вне закона, как сообщницу. Ей пришлось скрываться. Это я в конце концов убедил ее не жертвовать больше собой. Кому нужны такие жертвы? —Дядя, ты не мог защитить ее? —Я был завален делами так, что не было возможности. Да и внутри клана было не все спокойно тогда. Родственники убитого устроили самый настоящий бунт, потому что не дали им совершить кровную месть. Но трогать жену главы клана не осмелились. С большим трудом удалось уладить беспорядки. Но они тогда переключились на бедную девушку. Им просто нужен был козел отпущения. Все из-за этой дуэли. Я не мог охранять ее все двадцать четыре часа в сутки. Для этого нужно было уйти из ордена. Но есть долг и чувство ответственности перед теми, кто остался в ордене, орден был на грани развала. Тут конечно есть еще кое какие моменты. Но ты их не поймешь пока. Постарше станешь, обьясню. Дядя нервно подергал бородку. —А-Хуань, я не хочу, чтобы твое сердце в конце концов было разбито. Лучше держаться подальше от всей этой лирики. Пойми это наконец! А-Хуань кивнул. Потом спросил: —Дядя, а папа? Дядя нахмурился: —А что ваш папа? Пишет до сих пор. Ну и к чему это привело? Глава клана должен быть твердым, он должен быть способен тащить на себе груз огромной ответственности, должен уметь отстоять свое мнение и не согнуться перед самыми страшными испытаниями. А творческий человек это творческий человек. Он эмоционально неустойчив, он впадает в меланхолию, он не способен держать в руках власть. Он прекрасный воин, храбрый и отважный. Он честен и благороден, он способен на решительные поступки, но они спонтанны. Он не в состоянии довести до конца начатое дело. Потому что творческий человек и человек действия это разные люди. Понимаешь? Вот твой отец стал главой по старшинству. Но это не его. Ты сам это видишь. Я даже говорить ничего не буду. Прости, это ваш отец. Я и так много негативного сказал. А это запрещено правилами. Нельзя говорить плохо за чужой спиной. А-Хуань кивнул, внимательно слушая дядю. Он подумал: «Ну вот опять взрослые тайны. Что же такое произошло, что он сам отпустил эту красивую тетю? Скорее бы уже повзрослеть. А то столько загадок. Надо не забыть потом хорошенько допросить дядю, когда стану постарше.» Он взял со стола листок. Дядя сказал: —А-Хуань, ты меня понял хоть? Мальчик кивнул: —Да, дядя. Понял. В голове пронеслось, что надо бы быть теперь осторожнее. Да и стихи теперь надо прятать более тщательно. Не в тетрадку. «Вы слышали звон росы? Вы видели блеск от звезд? Как шепчутся роз кусты, Роняя обрывки грез. Ты слышал, как поле поет? Ты слышал, как шепчет лес? Как весело дождь идет. Смеется и плачет весь. И в каждой травинке своя красота. И в каждом цветочке загадка. Зовет к совершенству небес высота. Сей стих запишу я в тетрадку.» (юный поэт Лань Хуань.)