Легкое прикосновение.

« Мое восьмое чудо света. Легко руки твоей коснусь. Моя звезда, моя планета. И в омут глаз твоих сорвусь. Хочу тонуть и наслаждаться. Хочу нырнуть и не всплывать. Хочу тобою восхищаться. И в звёздных искрах догорать. Моя отчаянная радость. Пусть не охватит сердце боль. Любовь к тебе в душе осталась. Моей заветною мечтой… » (Поэт Лань Сичэнь) Лань Сичэнь посмотрел на братишку, лежащего на кровати, на ленту, валящуюся радом с подушкой, что-то шевельнулось в душе очень глубоко. А ведь в детстве он никогда не капризничал, не плакал, как другие дети. Всегда молча терпел любую боль и обиду и только сдвигал сердито брови, но не выказывал ни малейшего признака слабости. А тут он явно был очень сильно расстроен. Глаза были красные, неужели все-таки плакал? И этот странный поступок с решением уйти с соревнования, лежание одетым на постели. Что это, если не депрессия? Неужели депрессия отца передалась все-таки обоим его сыновьям? Да, обоим. Лань Сичэнь хоть и видел красоту, воспевал ее в картинах и стихах, но последнее время ощущал все больше и больше это давящее состояние, словно тебе на плечи возложили нефритовую глыбу значительных размеров. Неужели нефритство это не просто звание? Это диагноз. И он не лечится? Лань Сичэнь задумался, но ничего не придумал по этому поводу. Ну и ладно! Что теперь делать? Да ничего пока! Придется жить с этим дальше. Он пожал плечами, переодел рубашку и платье, снова накинул сверху красную мантию и пошёл на площадь, где должны были огласить результаты соревнований. На площади, украшенной флагами ордена Цишань Вэнь собрались все юноши, принимавшие участие в соревнованиях. Когда объявляли очередного победителя, молодые люди выходили из строя и всходили на высокий красный постамент. Первым обьявили Вэй Усяня, за ним Лань Сичэня, потом Цзинь Цзысюаня, потом обьявили Лань Ванцзи. Лань Сичэнь стоял рядом с солнечным юношей на красном постаменте в красных одеждах. Вдруг ему показалось, что никого вокруг нет. И только они вдвоём в красных одеждах принимают поздравления. Лань Сичэнь на миг закрыл глаза. Он нарисует эту картину, но никому не покажет, даже брату. После торжественной части все пошли переодеваться к банкету. Лань Сичэнь, сходя с постамента первым, вдруг неожиданно для себя повернулся и подал руку Вэй Усяню. Тот с легкой улыбкой взял протянутую руку, как бы немного оперся о неё, прежде чем сделать шаг с лестницы. Но не шагнул, а просто спрыгнул. Движение получилось легким и изящным. Как и весь солнечный юноша. В тот миг, когда он оперся о руку Лань Сичэня, их пальцы на мгновение переплелись. Лань Сичэнь почувствовал, что его бросает в жар, но отдернуть руку не мог. Он лишь слабо улыбнулся юноше, в душе поднялась буря. Солнечный юноша кивнул с очаровательной улыбкой, тут же был подхвачен за плечи своим братцем и уведен в сторону. А Лань Сичэнь продолжал стоять, по по-прежнему ощущая тепло его изящных пальцев в своей ладони. Теперь он уже окончательно убедился, что это не просто воспоминания детства, это не просто впечатления. Он окончательно понял, что просто влюбился в это солнечное сказочное чудо. Это было как обухом по голове. Теперь это придется скрывать всю свою жизнь. Любить, тайком любоваться и скрывать. Теперь у него есть тайна. Солнечная тайна. Настолько страшная, насколько же и прекрасная тайна. Никто не должен об этом знать. Особенно дядя и старейшины не должны были даже догадываться. Да даже больше старейшины, иначе он подвергнет опасности этого прелестного солнечного юношу. Ему было известно, что его мать тогда подверглась травле со стороны старейшин. Он не мог допустить подобного в отношении солнечного юноши. Не мог и не хотел. Его размышления прервал подошедший дядя: — Сичэнь, что стоишь столбом? А где Ванцзи? Почему не пришёл? Лань Сичэнь вздрогнул от резкого голоса дяди и с неохотой вынырнул из тёплого омута, окутавшего его всего, после лёгкого нежного прикосновения изящных пальцев солнечного юноши. — Дядя, он в гостевой комнате. Кажется, у него разболелась голова. Дядя сощурился: — Голова говоришь? Странно. Ну ладно. Иди. Я сам с ним поговорю. Лань Сичэнь ушёл к брату. Тот лежал по-прежнему на кровати. На этот раз на спине, вперив невидящий взгляд в потолок. «Неужели так из-за ленты расстроился? Ну что ж, это жизнь, всякое бывает. Стоит ли так реагировать?» Лань Сичэнь посмотрел на брата. Вроде сильный, чего так разволновался? Было бы из из-за чего. Досадное недоразумение, не больше. Чистая случайность. С кем не бывает? Да никто бы и внимания не обратил бы, если бы он не трясся как осиновый лист и всем своим видом не показывал свое состояние. Взял бы тихонько из его рук ленту, завязал и дальше стрелял бы. Зачем было так драматизировать? И почему он вдруг решил, что солнечный юноша из трёх тысяч правил должен был запомнить правило про ленту? Ему что, больше заняться нечем? А так…видно уже кто-то донёс дяде. Дядя будет ругаться. Хотя, младшему братишке не привыкать выслушивать дядину брань. Тем более по делу. Лань Сичэнь попытался вывести братишку из состояния тупого оцепенения: — Обьявили результаты. Хочешь расскажу? Братишка молчал, только перевёл абсолютно пустой взгляд с потолка на старшего брата. Лань Сичэнь обьявил: — На первом месте — молодой господин Вэй, на втором--я, на третьем--Цзынь Цзысюань, на четвертом--ты, Ванцзи. Если бы ты не ушел, вы бы с господином Вэем поделили бы точно первое место. Вэнь Чжао очень зол что ему не досталось никакого места. Взгляд младшего еще больше затуманился, словно он и вовсе здесь отсутствовал. Через минуту он снова занялся изучением потолка. Лань Сичэнь снял с себя красную мантию. Держа ее в руках, снова представил Вэй Усяня в такой же мантии. Теперь он тоже пришёл к себе и переодевается. Что? Стоп! Вот дальше не надо фантазии. Лань Сичэнь зашел за ширму на своей половине, чтобы переодеться к банкету. Поменял платье, помылся, привел себя в порядок и присел у стола немного отдохнуть. Скоро всех позовут к ужину. Через минут пять зашёл нервной походкой Лань Цижэнь. Лань Сичэнь не видел дядю из-за ширмы, но то, что его походка была нервной, понял по звуку шагов. Дядя зашел на половину младшего племянника, послышался его голос: — Ванцзи, что это сегодня было? Почему ты оказался… Как сказать… Без лобной ленты при всем честном народе? Голос младшего брата звучал глухо: —Развязалась. —Но почему она оказалась у Вэй Ина? Ты опять к нему полез? Абсолютно бесцветным голосом Ванцзи ответил: —Он хотел помочь. —Ты знаешь что это интимная вещь, и ее нельзя трогать посторонним? В следующий раз завязывай покрепче! Это наказ нашего предка. Вернемся домой, ты будешь наказан. А сейчас, будь добр, приведи себя в порядок. Такого безобразия, как валяться одетым в постели целый день ты не позволял себе с детства. Утром совещание, чтобы был на месте. Без возражений. Это приказ. Когда дядя вышел, Лань Сичэнь вышел из-за ширмы: — Ванцзи, извини. Я не ожидал что с другого ордена увидят и расскажут обо всем дяде. Младший братишка посмотрел с тоской: — Брат. Без разницы. Лань Ванцзи так и не найдя сил встать, пролежал всю ночь в каком-то странном оцепенении. Лань Сичэнь пытался его расшевелить хоть как-то, но все было бесполезно. Ночью Лань Сичэнь размышлял, что же случилось с его братом. Если бы он не знал, что тот ничего не ел и не пил уже второй день, то он был бы уверен, что братишку отравили. Но, нет… Списав все на переходный возраст и отсутсвие друзей, Лань Сичэнь уснул. Ночью ему приснилось, как он и солнечный юноша принимают поздравления. Они оба в красных праздничных одеждах. Потом Лань Сичэнь встаёт и подаёт ему руку. Снова ощущение нежных изящных пальцев в его руке. Сладко замирает сердце. Но сон остаётся сном. Утром он встал, разбудил братишку, который так и пролежал, не сомкнув глаз, а под утро забылся тревожным коротким сном. Тот встал, умылся, переоделся наконец. Шаркая ногами как древний старик, он потащил свое тело в общий зал. У самого Лань Сичэня не было такого странного переходного возраста. Потому он даже посоветовать ничего не мог. Братишке с его характером этот возраст давался нелегко, он с трудом переносил ломку организма, был очень категоричен и непримирим, особенно он страдал этим по отношению к себе. От себя он требовал в разы больше, чем от других. И этот максимализм частенько подводил его самого. Вот и сейчас он туго затянул ленту и шел с идеально прямой спиной, изо всех сил стараясь чинно смотреть строго перед собой. Выглядело это до смешного неестественно, но братишка не желал даже замечать за собой более чем странного поведения. Но что ему скажешь? Его характер становился еще угрюмее, еще нелюдимее. Дядя и старший нефрит заняли места в первом ряду. Лань Чжань сел позади них. На каждом столике стоял на горелке чайник. Рядом чашки и блюдца. Принесли сладости к чаю. Лань Сичэнь поднял голову. Напротив них сидел Цзян Фэн Мянь. Вэй Усянь сидел рядом с Цзян Чэном и они тихонько о чем то переговаривались. Лань Сичэнь стало жаль брата, наверняка жалеет, что так обошёлся с этим солнечным юношей, который ну никак не мог навредить Лань Чжаню. Он просто был само солнышко, само очарование! Ну как можно на такого сердиться, а тем более кричать? Он ничем не заслужил такого отношения. Лань Сичэнь повернулся к брату и проследив за его взглядом, заметил как тот смотрит в сторону Вэй Усяня. Точно, жалеет о своём вчерашнем поступке! Тогда Лань Сичэнь решил немного помочь брату, он спросил: —Ванцзи, не хочешь прогуляться по городу? Лань Ванцзи покачал головой. —Они тоже пойдут, —шепотом сказал Лань Сичэнь глазами показав в сторону ордена Цзян. Лань Ванцзи поднял на брата полные боли глаза и снова покачал головой. «Ну что за упрямец! Натворил дел, теперь не может никак перешагнуть через свой юношеский максимализм. Да и никогда не замечал за ним раньше такую гордость и непримиримость! Ведь явно страдает! » Лань Сичэнь внимательно смотрел прямо в лицо братишке. «Эх, братец, братец. Ох и тяжело тебе будет в жизни с таким то характером! Я не всегда буду рядом.» Лань Сичэнь вздохнул, понимающе улыбнулся и не стал настаивать. Лань Ванцзи опять ушел в комнату. Братишку было жаль. Но еще больше хотелось погулять в приятной компании. Очень, очень! Он конечно мог остаться с братишкой. Но, в конце концов он уже не маленький. И вполне осознаёт последствия своих действий. Пусть подумает! Может в следующий раз будет себя вести более дружелюбно. Ну что ж, счастливый Лань Сичэнь выпорхнул из комнаты, его уже ждали юноши из Юньмэна. И он пошёл с ними гулять по городу. Он не помнил ничего из достопримечательностей этого города. Он их просто не замечал. Он купался в лучах солнца, ловил искорки в бездонных глазах самого прекрасного юноши на всем белом свете. Он был счастлив, как никогда. Они заходили время от времени в харчевни, попробовать местных блюд. Лань Сичэнь обратил внимание на то, что солнечный юноша очень любит острые блюда. Он сам взял немного из тарелки с красным перцем кусочек, закашлялся. Вэй Усянь засмеялся, немедленно налил ему воды и подал запить. Лань Сичэнь принял чашку из его рук. Их пальцы соприкоснулись. Его сразило солнечным ударом. Лань Сичэнь нырнул в бездонный омут глаз. Нырнул и поплыл, ловя волшебные искорки. Вэй Усянь смотрел своими необыкновенными глазами. Смеялся и сочувствовал одновременно. — Цзэу Цзюнь, осторожно. Можно же обжечь язык и горло с непривычки. Лань Сичэнь пил воду из его рук, вода казалась такой вкусной! Возможно потому, что она была из ЕГО рук? Лань Сичэнь счастливо смеялся: — Молодой господин Вэй, не страшно. Все нормально. Все смеялись и Лань Сичэнь чувствовал, как необыкновенное тепло разливается по всему телу. Когда они гуляли по красивым паркам, разбитым в нескольких местах этого города, Вэй Усянь забирался куда-нибудь повыше, чтобы с восторгом оглядеться. Тогда Лань Сичэнь неизменно подавал ему руку, хотя знал, что тот не упадёт. Просто было приятно ощущать в своей ладони его изящную нежную руку. Вэй Усянь не возражал, а принимал помощь с неизменной мягкой ласковой улыбкой. И Лань Сичэнь чувствовал, как замирает его сердце. Замирает и летит куда-то к звёздам. Он прямо ощущал этот полет, этот восторг, от которого кружилась голова и порхали в животе солнечные бабочки, сверкая яркими крылышками. Было тепло и весело. Они, как всегда, шутливо переругивались с Цзян Чэном. Но это совсем не портило прогулку. Лань Сичэнь любовался им, любовался до изнеможения. Ему так хотелось запомнить каждое движение, каждую искорку, каждое изменение мимики на этом прекрасном солнечном лице. Нежная кожа персикового оттенка, казалось светилась изнутри. Столько красоты сразу Лань Сичэнь еще не получал. Это была убойная порция красоты. Как хотелось запечатлеть его в цветах городского парка, на фоне огромных цветков магнолии, сидящим на изящной резной скамейке, на фоне огромных красных роз, которые росли на больших клумбах и в вазонах. Достойное обрамление для прекрасного солнечного юноши. Они вернулись когда уже почти стемнело. Не хотелось отпускать его. И когда они уже шли по дворцовому внутреннему двору, где были расположены гостевые комнаты, Лань Сичэню показалось, что он близок к признанию. Но, вспомнив его недавний абсолютно невинный флирт с девушками, подумал, что для самого Вэй Усяня это будет звучать более чем странно. Надо сказать, что на девушек наш солнечный юноша вообще действовал самым сногсшибательным образом. Они смотрели на него огромными глазами, раскрыв рты от изумления, словно это какая-то редкая диковина. И всем хотелось погреться в его лучах. Даже самые стыдливые девушки в обществе Вэй Усяня, старались обратить на себя его внимание. Отчаянно краснели, пугаясь сами своей смелости, но не могли отказать себе в удовольствии хоть парой слов шутливо перекинуться с прекрасным солнечным юношей. Он одаривал красивых девушек солнечной улыбкой. И для каждой такой девушки у него был маленький подарочек. Будь то шпилька для волос или булавка, или просто цветок. Эти подарочки девушки принимали двумя руками с каким-то благоговением, словно перед ними был сам император, не меньше. Другие пытались кокетничать и отказываться от безделушки, но с такими у солнечного юноши был разговор короткий. Он смеялся и тут же передаривал другой девушке, попроще характером. И, тогда, ее менее удачливые товарки смотрели на ту завистливо-ревнивым взором. Часто в ответ счастливые девушки задаривали того фруктами и сладостями, которыми он щедро делился с товарищами. И даже парни и мужчины смотрели иной раз раскрыв рот на него. Его яркая красота и солнечное обаяние привлекала всех! Возле фонтана, где они остановились, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи и разойтись по своим покоям, Вэй Усянь вдруг спросил: — Цзэу Цзюнь, почему ваш братишка уже второй день прячется? Цзян Чэн закатил глаза: — Оно тебе надо? Все это потому, что он тебя видеть не хочет. Юноша поднял изящные брови: — Ну почему? — Ты же знаешь, что он тебя терпеть не может! Лань Сичэнь хотел возразить, но Вэй Усянь опередил его: — Цзян Чэн, заткнись, я не тебя спросил вообще-то. Цзян Чэн повернулся и сказал: — Пошел я спать. — Ну и иди. Цзян Чэн поклонился Лань Сичэню и ушел в свою комнату. Лань Сичэнь мягко улыбнулся: — Молодой господин Вэй, я приношу извинения за моего брата. Все совсем не так. Просто ему нездоровится. Вэй Усянь удивился: — Нездоровится? Но с чего вдруг? Насколько мне известно, у него отменное здоровье. — Он еще и расстроился. Дядя сильно накричал на него из-за ленты. Все таки кто-то рассказал ему про случай на стрельбище. И теперь Ванцзи снова ждёт очередное наказание. Вэй Усянь сочувствующе сказал: — Ох, Цзэу Цзюнь. Эта его несчастная лента… Я правда не знал, что она так важна для него. Я просто хотел помочь, а она вдруг слетела. Я сам испугался, сразу же извинился и тут же поспешил вернуть ее обратно. Но он так посмотрел на меня, словно я часть тела от него оторвал. Он так долго стоял и смотрел, что другие начали обращать на нас внимание. Очень печально, что так вышло. Лань Сичэнь снова позволил себе коснуться его руки. Прикосновение взволновало. Юноша не отдернул руку. Ему показалось еще мгновение и он признается. Но…нельзя же думать только о себе. Он не хотел разрушать этот сладкий миг. Эту чудесную сказку. Лань Сичэнь мягко улыбнулся: — Молодой господин Вэй… Я знаю. И потому не виню вас. Я…очень хотел, чтобы у Ванцзи был такой друг как вы. Понимаете, нас воспитывали очень жёстко и сурово. Как настоящих монахов. У нас не было игрушек. У него никогда не было друзей, он никогда не веселился, не играл с детьми. На лице солнечного юноши показалось сначала удивление, затем сочувствие: — Ох, у вас с братишкой совсем не было детства? Это же очень печально. — Да. Все время учёба и бесконечные тренировки. А после того, как вы уехали от нас, он уже год как не вылезает из библиотеки. — Почему? — Он все время наказан. Возможно переходный возраст. Бунтарский дух. — Он решил заменить меня? Учителю Ланю наверняка теперь не скучно. Лань Сичэнь улыбнулся: — Да, дяде совсем не скучно. Вэй Усянь засмеялся: — Цзэу Цзюнь, если получится, возьмите завтра его с собой на прогулку. Если, конечно его не накажут снова. Он легонько пожал руку Лань Сичэню, так, что он ощутил как задыхается от невозможной, нереальной нежности. Лань Сичэнь так же нежно и трепетно ответил на рукопожатие. Так захотелось обнять этот гибкий стройный стан. Он протянул другую руку, но только взял его за локоть, чувствуя, что еле стоит на ногах, так это было волнующе. Вэй Усянь позволил некоторое время подержать себя подобным образом, потом легко и непринуждённо высвободил свою руку из его ладони, пожелал спокойной ночи и упорхнул изящной походкой, словно большой пурпурный мотылек, оставив после себя шелковый шелест и лёгкий шлейф из аромата трав и цветов. Лань Сичэнь проводил его взглядом и долго простоял возле фонтана, вглядываясь в прозрачную воду, где на дне стайкой плыли золотые рыбки. Руки еще хранили его нежные прикосновения. По приезду домой он нарисует юношу возле фонтана с золотыми рыбками на фоне заката. Еще два дня Лань Сичэнь ходил на прогулку с юношами из Юньмэна. Возвращаясь, бережно нес на своих плечах и руках тепло его легких прикосновений, непринуждённых дружеских объятий, весь окутаный его нежным ароматом. Лань Сичэнь был счастлив. Счастлив, как никогда. Ему так не хотелось, чтобы это закончилось. Хотелось навсегда сохранить эту чудесную солнечную сказку в своём сердце. Дядя только качал головой, но ничего не говорил. А что сказать? Сичэнь это не Ванцзи. Драться не полезет. Да и при нем Вэй Усянь ведёт себя весьма благопристойно. Да и на самого Лань Сичэня не действует своевольный характер сына смутьянки. Дядя знал, что старшего племянника ничем не испортишь. Потому ничего и не говорил. А сам Лань Сичэнь наслаждался в компании солнечного юноши, ловя такие редкие моменты счастья. А когда еще предвидится подобное? На второй день Вэй Усянь спросил: — Цзэу Цзюнь, не удалось взять с собой братишку? Лань Сичэнь вздохнул: — Дядя опять наказал его за своевольный уход с соревнований, за фривольное отношение к нашей ленте, символу отречения и воздержания, за то, что провоцировал вас на скандал. — Но он не провоцировал меня на скандал. — А кто оказался на вашей территории, еще и впереди вас целился в ваши мишени? — Но я то не скандалил. Да и никому не говорил. — Вы, нет. Если бы он сам так не отреагировал, никто бы и не заметил. А так передали дяде. Теперь дядя ему запретил выходить из комнаты без него. Вэй Усянь сложил очаровательные губы в трубочку и присвистнул: — А ваш дядя крут. Ничего не скажешь. Я сочувствую Лань Чжаню. Очень сурово он вас наказывает. Меня и то только ругал и правила заставил переписывать. Лань Сичэнь улыбнулся. Как мило выглядел этот юноша! Если бы он был на месте дяди, он бы вообще никогда ничего ему не говорил. Ну как можно наказывать вот это солнечное чудо? И снова вечер, снова прощальная сцена у фонтана. На этот раз легкое дружеское обьятие. И кругом голова! От близости Снова Лань Сичэнь испытывает то самое чувство, как будто он на волосок от признания. Но…нельзя. Вспомнил кокетство солнечного юноши с красивыми девушками. Признание старшего нефрита на фоне этого выглядело бы более чем странно. Он представил себе лицо солнечного юноши, как он воспримет подобное? Но даже если он не станет смеяться и не оттолкнет, все равно наверняка обстановка станет между ними напряженной. Нельзя ни в коем случае. Лань Сичэнь слишком ценил эти минуты, чтобы так глупо потерять! Эта сказка просто закончится, так и не начавшись. Лань Сичэнь будет просто наслаждаться тем, что есть. Легким прикосновением, солнечной улыбкой, звенящим смехом. В эти минуты ему казалось, что его мягко касается лёгкими крылышками бабочка, по имени Любовь. Касается, легонько трепеща яркими крылышками и дарит ощущение полета, от которого сладко замирает все внутри. В их последнюю прогулку Лань Сичэнь долго смотрел на него и в голове крутились мысли о том, как сказать, как признаться. Он держал его за обе руки и душа замирала. Солнечный юноша почувствовал эту перемену в поведении Лань Сичэня: — Цзэу Цзюнь? — Молодой господин Вэй, я… — Что? --с обворожительной улыбкой спросил солнечный юноша. — Я… Слова застряли. Появился какой-то страх. Юноша улыбался. Лань Сичэнь стряхнул оцепенение: — Простите… — За что? — Мою дерзость… — Но какую? — удивился Вэй Усянь, приподняв изящную бровь. — Я хотел… попросить вас…попросить… Это было уже совсем ни в какие рамки. Лань Сичэнь ненавидел сейчас себя за то, что мямлил как школьник. Вэй Усянь смотрел со своей неизменной солнечной улыбкой и молчал. Лань Сичэнь вдохнул воздух и продолжил: — Я хотел попросить вас…когда-нибудь попозировать мне…хотел…нарисовать ваш портрет. «О, небеса, что я несу?» Прозвенел серебряный смех: — Ох, сидеть без движения? Это должно быть очень скучно? Лань Сичэнь немного расслабился, глядя на прелестное лицо. Вэй Усянь продолжил: — Я согласен. Но как нибудь попозже. Хорошо? — Да, да, конечно. Хотя…я хотел это еще в прошлом году предложить. Но вы так внезапно исчезли. — Простите меня за столь поспешный отъезд. Но Цзян Чэн сказал, что я сильно задел учителя Ланя и вашего братца. Я мог бы стать причиной раздора между нашими кланами. Лань Сичэнь удивился: — Причиной раздора? Что вы? Этого никогда бы не произошло. Все подумали тогда что вы…что вы, молодой господин Вэй… Он осекся. Слова было трудно подобрать. — Что я? — в голосе юноши было любопытство. — Что вы женитесь… На деве Цзян… Вэй Усянь вдруг рассмеялся: — На моей шидзе? Это вам кто сказал? Цзян Чэн или Хуайсан? — Не важно. — Мы как-то обсуждали, кто какую жену хочет иметь. И я тогда сказал, что женюсь только на такой, которая будет как две капли воды похожа на мою любимую шидзе. Такая же милая, красивая, заботливая и будет ухаживать за мной, купать и расчёсывать меня, укладывать меня спать. А еще будет отлично готовить, особенно мой любимый суп из лотосов. А еще носить меня на ручках. И чтобы много не болтала. — Вот как? Значит это просто сплетни? Кстати, молодой господин Вэй, Ванцзи тоже огорчился вашим отъездом. Я расскажу ему? — По нему не скажешь. Но я то просто пошутил! Где вы видели такую девушку, чтобы носила такого парня как я на ручках? Это какая должна быть девушка? А ведь они поверили! Оба засмеялись. Так прошли, словно в чудесном сне, нет, пролетели остальные три дня совета кланов. Гости разьезжались. Орден Гусу Лань уехал первым. Дядя очень торопился. По приезду Лань Чжаню опять назначили наказание. Перед этим дядя разразился длинными нравоучениями, в которых опять сказал что лента имеет особое значение, что разрешить ее брать посторонним не допустимо, это сродни безнравственному поступку. Это все равно раздетым перед всем честным народом по улице бегать. А тем более, нельзя ею играть, как кошка с хвостом. Лань Ванцзи опять запретили покидать облачные глубины одному или с учениками и посадили в библиотеку заново переписывать правила. Лань Сичэнь посмотрел сочувствующе на братишку, который выслушал всё это с каменным лицом. Ему было жаль младшенького, но что поделаешь? Сам все-таки виноват. Вел бы себя тихо и спокойно, никто бы ничего не заметил бы и дяде не донесли бы. Ну сорвал нечаянно Вэй Усянь ленту. Так он же сразу протянул ее ему. Чего было из этого разыгрывать трагикомедию, на потеху окружающим? Взял тихонько, завязал и дело с концом. Так нет же, обязательно надо было устраивать эту сцену, стоять столбом и сверлить того свирепым взглядом, пока другие не заметили! Да и зачем было устраивать весь этот концерт с лежачей забастовкой? Лань Сичэнь никогда не думал, что этот период созревания у его братишки обернётся такими проблемами. Дядя только вздыхал и говорил: — Что будешь делать с этим ребёнком? Бунтарь какой-то растёт. Лань Сичэнь отвечал, наливая дяде успокоительного чаю: — Дядя, не переживайте вы так. Возможно это просто возраст. Пройдёт. — Почему с тобой у меня таких проблем не было в его возрасте? — Потому что мы все разные, --отвечал с улыбкой Лань Сичэнь. А сам в это время вспоминал, сколько раз дядя ругал его за стихи. Но писать их он же не бросил. А наоборот завёл тетрадь и научился надёжно их прятать. А теперь у него помимо стихов была солнечная тайна, которая прикоснулась своим легким прикосновением любви. Той самой любви, которая заставляет сладко замирать сердце и нежно трепетать душу, полную солнечного света и тепла. Эту тайну хотелось нежно и тщательно оберегать от случайных грубых прикосновений других людей, даже самых близких. Даже самых родных. Возможно об этой тайне когда-нибудь узнает сам виновник этого солнечного всплеска в поэтической душе Лань Сичэня. Возможно… «Ночь Вздыхает тихо ночь. Но я лишь спал мгновенье. Сон прогоняя прочь, Звездой упало вдохновенье. Снежинкой легкой в тишине Летит и падает в тетрадку. И словно в изумрудном сне Ложатся строчки по-порядку. Растаял сон как первый снег. И светят фонари в окошко. Ночь--время отдыха для всех. И бродит сон по крышам, словно кошка.» (Поэт Лань Сичэнь)