Легкое прикосновение.

«Слова исчезли в дымке голубой. Растаял образ посреди тумана. Уйду туда я, где шумит прибой. И где синеет море без обмана. Пусть странно, пусть сыро. Пусть дико звучит. Я рваную душу в кулак замотал. Но что интересно, она не болит. Она не болит, я возможно устал… Пустые глазницы, сердца из гранита. Вокруг равнодушье и серость сердец. Мое вдохновенье о камень разбито. Приходит стихам моим серый конец…» (Лань Сичэнь) Люди кое как отходили от шока. Разум Лань Сичэня метался. Он никак не ожидал, что солнечный юноша, который буквально недавно отверг приглашение Лань Сичэня в достаточно резкой форме, придет им на помощь. Да еще и таким оригинальным способом. «А что сделали мы? --спрашивал себя Лань Сичэнь, --оба молчали, словно воды в рот набрали? Почему не поддержали его? Ведь он прав. Побоялись участвовать в том базаре, который устроили заклинатели? Почему мы оба такие? Что за воспитание нам вдолбили? Да мы и сами какие-то несуразные, какие-то непонятные. Когда надо сказать, молчим. А ведь это человек, который нам обоим дорог! Как бы нам потом обоим горько не сожалеть о том, что бездействовали!» Цзинь Гуаншань всё ещё стоял на месте, отходя от шока. Ему стыдно было признаться в том, что испугался просто нахального мальчишки, который вовсе не признавал никаких авторитетов. Немного придя в себя, он затем внезапно ногой перевернул маленький столик перед собой. Золотые чарки и серебряные блюдца с грохотом посыпались вниз по ступеням. Цзинь Гуанъяо, видя, что тот вышел из себя, попытался сгладить обстановку: — Отец… Но тот уже почти бегом покинул залу. Цзинь Цзысюнь стоял красный как рак, чувствуя, что опозорился по полной и тоже собрался уйти. Тут к нему подоспел Цзинь Гуанъяо: — Цзысюнь… Цзинь Цзысюнь, на пике гнева, не раздумывая выплеснул ту чарку вина, что всё ещё держал в руке, прямо на грудь подбежавшему Цзинь Гуанъяо. В зале снова творилось невообразимое, люди снова начали впадать в панику. Лань Сичэнь, увидев на белом платье Цзинь Гуаньяо, расползающееся красное пятно от вина, воскликнул: — Брат! Цзинь Гуанъяо затараторил: — Ничего, ничего, всё в порядке, брат, прошу, присядь. Лань Сичэнь, видя каким унижениям подвергается его ученик, пожалел его. Он вынул белоснежный платок и протянул его Цзинь Гуанъяо со словами: — Тебе лучше пойти переодеться. Цзинь Гуанъяо принял платок и стал вытирать вино, с горестной улыбкой отвечая: — Я не могу сейчас покинуть зал. После он раздосадовано пробормотал: — Ох, молодой господин Вэй слишком импульсивен. Как он мог сказать подобное на глазах у стольких представителей других кланов? Лань Ванцзи холодно спросил: — Разве он не прав? Цзинь Гуанъяо едва заметно застыл, но тут же с улыбкой ответил: — Ха-ха. Прав. Разумеется, прав. Но именно поэтому ему не следовало говорить правду прямо в лицо другим людям! Лань Сичэнь вспомнил их последний разговор с солнечным юношей, который закончился весьма плачевно. И все из-за непростого характера молодого человека, который становился еще более несносным с каждым днём. Он вздохнул и задумчиво произнёс, весьма расстроенный: — Характер молодого господина Вэя действительно слишком сильно изменился. Сказав это, он заметил в светлых глазах братишки, под мрачно нахмуренными бровями, промелькнула и исчезла короткая вспышка боли. Лучше бы ничего не говорил! Хотя, братишка и так в курсе непростого характера Вэй Усяня. Сколько раз он получал от него от ворот поворот? А заканчивалось это очередным наказанием. У Лань Сичэня появилось нехорошее ощущение, что скоро что-то произойдет. Лань Сичэнь не мог больше находиться среди этих людей, среди этого общества. Он попрощался с Цзинь Гуаньяо и вышел вместе с братишкой на улицу. — Давай отправимся сейчас на тропу Цюнци и найдём его. Братишка кивнул: — Давай. Но на тропе Цюнци они никого не обнаружили кроме адептов Ланьлин Цзинь, которых там было множество. Они бегали взад и вперед, скорее всего искали людей из клана Вэнь. Братья Лань не стали им показываться на глаза, они понаблюдали из-за скалы за происходящим и решили отправиться домой. Если Вэй Усяня нет, значит он точно в безопасности. Повсюду искать не имело смысла. Если их обоих выследят, то они могут навести их на след Вэй Усяня. А это нежелательно. Лань Чжань сказал: — Я его потом сам найду. — Хорошо. Тогда давай домой. Братья Лань возвращались домой, когда их догнал гонец ордена Цзинь: —Глава Лань, Хангуан Цзюнь, глава клана Цзинь приглашает всех глав кланов на внеплановый срочный совет в золотой павильон. Нехорошее предчувствие зашевелилось сильнее. —Хорошо, спасибо. Что заставило главу в столь поздний час собрать совет кланов? —Дело не терпит отлагательств, уже послали за главой Цзян. —Хорошо, Ванцзи, возвращаемся. Лань Ванцзи не хотел больше возвращаться в Башню Кои. Он собирался разыскать Вэй Усяня. Но Лань Сичэнь встревожился. Что они еще придумали? Надо бы точно знать. —Брат, не думаю что я там нужен, --сказал младший брат. —Ванцзи, это нужно. Как глава клана я вынужден взять тебя с собой. Это наверняка очень важно. Мы должны быть в курсе дела. Потому что они могут нанести неожиданный удар. Придется тебе посидеть со мной и послушать. Потом разыщем его и решим, что делать. — Брат, тебе не нужно лезть в это дело. Ты глава клана. Лучше я сам. Это будет не так заметно. Лань Сичэнь согласился, памятуя свой недавний неудачный разговор с солнечным юношей. Совет кланов начался в полночь. На почетном месте сидел Цзинь Гуаньшань, рядом стоял Цзинь Гуаньяо, всем видом выражая радушие и почтение. Почему-то его вид показался Лань Сичэню неискренним. «Кажется я стал слишком подозрительным.» Он обвел глазами зал. Впереди всех посадили Цзян Чэна. Первый ряд занимали главы кланов и их приближенные всего было около пятидесяти человек. Они сверлили спину главы Цзян осуждающими взглядами. То здесь, то там раздавались шёпотки: — Я знал, что так будет. —Рано или поздно это должно было случиться. —Посмотрим, что они теперь собираются делать. Сам Цзян Чэн сидел мрачнее тучи. Цзинь Гуаньяо вещал: —Убиты четверо надзирателей, около пятидесяти последователей Ордена Цишань Вэнь сбежали. Вэй Усянь направился с ними на гору Луань Цзан, после чего призвал несколько сотен лютых мертвецов охранять доступ к горе, не пропуская никого наверх. Наши люди не смогли продвинуться ни на шаг. После этих слов в Золотом Павильоне воцарилась тишина. Лань Сичэнь облегчённо вздохнул. Юное солнце в безопасности. Хотя, спокойного житья ему все равно не дадут. Но они с Ванцзи обязательно разыщут его. Цзян Чэн встал и принялся извиняться. Однако Цзинь Гуаньшаню нужно было не это: —Глава Ордена Цзян, те надзиратели вовсе не являлись подчиненными моего Ордена, среди них находились и несколько адептов иных кланов. И это уже… —…Я приношу извинения главам пострадавших кланов. Уважаемые господа, вам кое-что неизвестно. Того юношу, которого намеревался спасти Вэй У Сянь, зовут Вэнь Нин. Он и его сестра, Вэнь Цин, когда-то помогли нам во время Аннигиляции Солнца. Поэтому… Не Мин Цзюэ перебил его: —Что значит — помогли? Разве это не Орден Ци Шань Вэнь омыл кровью и едва не истребил Орден Юнь Мэн Цзян? Лань Си Чэнь осмелился возразить: —Я в некоторой степени наслышан о славе девы Вэнь Цин, но не могу припомнить, чтобы она участвовала в каком-либо кровавом действе во время Аннигиляции Солнца. Не Мин Цзюэ заметил: —Но ведь она и не препятствовала этому. Лань Сичэнь продолжал оправдывать девушку: —Вэнь Цин являлась одним из доверенных лиц Вэнь Жо Ханя, как она могла воспрепятствовать его действиям? Не Мин Цзюэ холодно продолжал: —Если она молчала, не выступая против кровавых деяний Ордена Ци Шань Вэнь, это все равно что потворствовать им. Она ведь не могла, наслаждаясь жизнью во время преступного владычества Ордена Ци Шань Вэнь, тешить себя иллюзией, что после их истребления ей не придется платить за последствия. Лань Сичэнь понимал, что Не Минцзюэ ненавидит клан Вэнь больше остальных по причине кровной мести, кроме того, он никак не мог закрыть глаза на их преступления. Поэтому Глава Ордена Лань больше не произнёс ни слова. Спорить было бесполезно. Зато заговорил другой глава: — Глава Ордена Не всё верно сказал. Кроме того, раз уж Вэнь Цин являлась доверенным лицом Вэнь Жоханя, как могла она быть непричастной к его деяниям? Я не верю в это. Разве среди псов из клана Вэнь есть хоть один, чьи руки не запятнаны кровью? Может быть, он просто остался незамеченным, только и всего! Люди вокруг зашумели, вспоминая тиранию клана Вэнь. Цзинь Гуаньяо сказал: —Прошу вас, нет нужды горячиться. Сегодня мы собрались здесь, чтобы обсудить гораздо более важный вопрос. После этого он велел раздать угощение каждому, чтобы все наконец успокоились. Лань Сичэнь видел, что братишка даже не притронулся к угощению. Да ему и самому было настолько противно, что в рот ничего не лезло. Ко всему прочему, начало тошнить. Цзинь Гуаньшань заговорил: —Глава Ордена Цзян, изначально дело касалось лишь вашего Ордена, мы в него не вмешивались, соблюдая приличия. Теперь, когда все зашло слишком далеко, мы не можем не напомнить вам кое-что о Вэй Ине, вы высоко цените его, но относится ли он с таким же почтением к Главе Ордена, это уже большой вопрос. К примеру, я, никогда не встречал подчиненного, который позволял бы себе кичиться собственными заслугами и действовать столь дерзко и сумасбродно. Вы слышали, что за слухи ходят за пределами вашего Ордена? Что все военные заслуги Ордена Юнь Мэн Цзян во время Аннигиляции Солнца принадлежат одному лишь Вэй У Сяню?! Это ведь полнейший абсурд! На столь важном мероприятии как торжественный прием для всех кланов заклинателей он позволяет себе прямо перед вами выказывать недовольство и самовольно удаляться. А вчера решился на еще большую наглость за вашей спиной, да еще посмел сказать такие слова — «я ни во что не ставлю Цзян Вань Иня как Главу Ордена!» Все присутствующие слышали это собственными ушами… Лань Сичэнь только хотел сказать свое слово, как услышал за своей спиной голос младшего брата. Он перебил главу Цзинь ледяным тоном: —Нет. Цзинь Гуаньшань так и застыл в изумлении, кто это посмел перечить ему, он удивленно повернулся к Лань Ванцзи. По этикету младшие никогда не перечили старшим. А тем более, никто не имел права перебивать самого Цзинь Гуаншаня. Это был верх невоспитанности и невежества. Лань Ванцзи продолжил все тем же тоном: — Я не слышал от Вэй Ина подобных речей. Также я не слышал, чтобы он выразил хоть каплю непочтения по отношению к Главе Ордена Цзян. Цзинь Гуаньяо удивился: —Разве? Ах, в тот день молодой господин Вэй в гневе ворвался в Башню Кои и сказал так много всего… Каждая его фраза звучала возмутительнее предыдущей. Возможно, он произнес что-то более-менее похожее, я уже не очень хорошо помню. Лань Сичэнь про себя удивился. Ведь в него отличная память! Почему он так говорит? Да и что ему лично сделал Вэй Усянь? Перешёл дорогу? Почему такое отношение? Пагубное влияние главы Цзинь сказывалось самым вопиющим образом. Цзинь Гуаньшань добавил: — Верно. Как бы то ни было, он всем своим видом излучал заносчивость и наглость. Один из глав добавил: —Если честно, я давно хотел сказать. Пускай Вэй У Сянь имел кое-какие заслуги во время Аннигиляции Солнца, но приглашенных заклинателей, совершивших еще больше подвигов, также не счесть. И я не видел, чтобы кто-то из них превозносил себя так же, как он. Говоря без прикрас, он ведь всего лишь сын слуги. Как сын слуги может позволять себе подобную дерзость? Лань Сичэнь вздрогул, словно его ударили по лицу, он услышал как хрустнули костяшки пальцев братишки на рукояти меча. Но тут же их отвелек шум в зале. Внезапно среди людей послышались смешки: --Среди нас есть сын шлюхи! --Да, да, лучше быть сыном слуги, чем сыном шлюхи! --Ха, ха, если бы отец не приблизил его к себе, то сидел бы в борделе! Ха, ха! --Смотри как пыжится! --Но сын шлюхи, это сын шлюхи! В борделе? Почему вдруг они говорят про какой-то бордель? Мать его всю жизнь любила одного человека и вот такое отношение! Почему все так не любят Цзинь Гуаньяо? Что он им сделал? Почему такое презрение? Лань Сичэню было непонятно и неприятно подобное поведение людей. Лань Сичэню стало жаль Цзинь Гуаньяо. Вэй Усяня боялись и ненавидели, но не презирали. А Цзинь Гуаньяо ни во что не ставили, несмотря на все его заслуги во время Аннигиляции солнца. Каждый так и норовил ткнуть ему в глаза его происхождение. Но сам то Лань Сичэнь знал, что его мать никакая не шлюха. За что его так унижают? Такое слышать в свой адрес ну просто незаслуженно. Да и неприятно укусила обида за своего ученика, все-таки удар по его учительскому самолюбию. Цзинь Гуаньяо сьежился под презрительными взглядами людей в зале, глаза сверкнули как у загнанного животного. Но он все-таки продолжал улыбаться, хотя улыбка была больше похожа на оскал. Он медленно обвел глазами зал, затем сказал: —Глава Ордена Цзинь, преследуя исключительно праведные намерения, приказал Вэй Ину выдать Стигийскую Тигриную Печать, боясь, что тот не сможет контролировать ее, и это приведет к великому бедствию. А тот, сам не обладая высокой нравственностью, пытался уличить благородного человека в непристойных действиях! Решил, что кто-то хочет завладеть его личным артефактом! Смехотворно, ведь у каждого клана есть артефакты, с помощью которых они поддерживают собственную безопасность. Лань Сичэнь подумал: " При чем тут нравственность? Вэй Усянь никогда не был безнравственным человеком. С чего вдруг Гуаньяо решил, что тот не обладает ею? " Потом подумал, что это скорее попытка переключить внимание людей на другого. С этим обществом работало безотказно. А на кого еще есть возможность переключиться? Кто-то добавил: — А я с самого начала подозревал, что Путь Тьмы рано или поздно приведет его к неприятностям, и поглядите! Сущность убийцы уже начала проявлять себя. Ради спасения горстки псов из клана Вэнь он устроил зверскую резню среди наших соратников. Слова были настолько абсурдны, как и нелепы обвинения. Словно это общество хотело как можно быстрее исторгнуть из себя человека, который просто пришёлся не ко двору. Лань Сичэнь вспомнил разговор тогда в палатке с младшим братом. И понял, что тот не зря беспокоился. Он оказался прав! Пока была война, всех устраивали необычные практики Вэй Усяня, никого не смущало, что тот владеет опасным оружием. Теперь же, когда в мире стало спокойно, требовался козел отпущения, чтобы навешать на него всех собак. Приступ тошноты снова подступил к горлу. Пока Лань Сичэнь боролся с тошнотой, неожиданно раздался женский голос: —Но разве это можно назвать зверской резней? Лань Сичэнь краем глаза заметил как братишка вздрогнул и посмотрел на девушку. Посмотрел и больше не отводил от нее взгляд. На нее немедленно набросились: —Что это ты имеешь в виду? Девушка явно была напугана, но несмотря на испуг, продолжала говорить: —Нет… Я ничего такого не имела в виду, не стоит реагировать столь бурно. Просто мне показалось, что слова «зверская резня» здесь не совсем подходят. Кто-то завопил, брызжа слюной: —Почему не подходят? С самой Аннигиляции Солнца зверство стало второй натурой Вэй У Сяня, ты станешь это отрицать? Девушка принялась старательно объяснять: —Аннигиляция Солнца — это война, а на войне ведь каждый становится зверским убийцей, не так ли? Однако раз уж мы обсуждаем реальные факты, то мне правда кажется, что нельзя считать его зверским убийцей. Все же у всего есть свои причины, и если те надзиратели мучили пленных, а потом убили Вэнь Нина, это не зверская резня, а месть… Тут все закричали, начали оправдывать надзирателей, кто то усмехнулся: —Довольно уловок. Мы не желаем слушать того, чьи помыслы нечисты. Девушка залилась краской и повысила голос: —Сейчас же объяснитесь, что значит — помыслы не чисты? Собеседник ответил: —Я не стану ничего объяснять, ты и сама все прекрасно знаешь, и все мы знаем. Ведь ты попалась на крючок еще когда он крутился вокруг тебя в пещере Черепахи-Губительницы! А теперь искажаешь истину, заступаясь за него в этом бессмысленном споре. Хах, женщина есть женщина. Кто-то сразу начал шептаться: —Так вот в чем дело. Не удивительно, что она столь рьяно заступается за Вэй У Сяня… Девушка вспылила: —Что значит — искажаю истину в бессмысленном споре? Я всего лишь обращаюсь к фактам, как это связано с тем, что я женщина? Не можете переспорить меня по-честному, так решили пойти иным путем? Кто-то презрительно усмехнулся и защелкал языком: —Тц-тц-тц, говоришь ты и впрямь складно, но ведь сама понимаешь, что все это лишь твои выдумки. О каких фактах может идти речь? —Не будем тратить время на пустую болтовню с ней. Как она вообще оказалась в нашем клане? Да еще получила право присутствовать в Золотом Павильоне. Мне стыдно даже стоять с ней рядом. Немало нападок звучало от заклинателей из того же клана, к которому принадлежала девушка. Девушка сказала, сдерживая слезы: —Прекрасно! Кричите громче! Отлично! Вы здесь самые разумные! Она скинула резко с себя одеяние с клановым узором, бросила на стол и вышла из зала, не оглядываясь. Следом за ней, так же не оглядываясь, вышел младший братишка. Только она ушла, все начали бурно её обсуждать. Кто то насмешливо произнёс: — Раз нашла в себе смелость их снять, так не возвращайся, чтобы надеть обратно! — Кем она себя возомнила… Взяла и вышла из клана? Экая невидаль! Для кого всё это представление? Люди в толпе вторили: — Женщина есть женщина. Слова ей ни скажи, уже видеть тебя не может. Спустя пару дней она точно вернётся сама. — Непременно! Ведь ей нелегко далось повышение от простой дочери рабыни до адепта клана, хи-хи… Лань Сичэнь не выдержал, поборов приступ тошноты, повысил голос: —Прошу вас. Девушка уже ушла. Прекратите обсуждать. Цзинь Гуаншань обратился к Цзян Чэну: — Боюсь, что он давно вынашивал план побега на гору Луаньцзан. Всё-таки с его способностями Вэй Усяню не составит труда основать собственный клан. Поэтому он воспользовался возможностью отделиться от Ордена Юньмэн Цзян и вознестись к вершинам в одиночку. Вы с таким трудом возродили Орден Юньмэн Цзян, а он постоянно нарывается на конфликты, при этом забывает о сдержанности, добавляет вам лишних хлопот. Он совершенно не задумывается о вас. Цзян Чэн, насилу сохраняя спокойствие, ответил: — Это вовсе не так. Вэй Усянь с малых лет вёл себя подобным образом. Даже мой отец ничего не мог с ним поделать. Цзинь Гуаншань переспросил: — Фэнмянь-сюн ничего не мог с ним поделать? Усмехнувшись, он добавил: — Фэнмянь-сюн просто благоволил ему. После слов «благоволил ему» уголок рта Цзян Чэна дёрнулся, словно его свело судорогой. Цзинь Гуаншань продолжил: — Глава Ордена Цзян, вы совсем не такой, как ваш отец. Возрождённому Ордену Юньмэн Цзян всего несколько лет, и это время для утверждения вашего влияния. А Вэй Усянь без тени стеснения навлекает на себя всеобщие подозрения. Что подумают новые адепты Ордена Юньмэн Цзян, увидев подобное? Что если они станут брать с него пример, ни во что не ставить Главу Ордена? Пользуясь создавшейся обстановкой, Цзинь Гуаншань каждой своей фразой наступал всё плотнее, загоняя собеседника в угол. К тошноте добавилась головная боль. Цзян Чэн медленно ответил: — Глава Ордена Цзинь, нет нужды продолжать. Я отправлюсь на гору Луаньцзан и разрешу эту проблему. Цзинь Гуаншань выглядел довольным, голос его зазвучал многозначительно и проникновенно: — Это верное решение. Глава Ордена Цзян, некоторые люди и некоторые вещи не терпят попустительства. Собрание завершилось, главы кланов, заполучив бесконечный повод для пересудов, покидали зал в горячих спорах, никто и не думал униматься. Лань Сичэня невозможно тошнило, он вышел на свежий воздух, ему хотелось поскорее разыскать братишку и уйти отсюда. Теперь он понимал братишку. Он увидел младшего возле перил, за огромной цветочной клумбой. Рядом с ним стояла девушка, которая только что покинула свой клан. Он очень хотел поговорить с девушкой, но не успел подойти, за ним следом вышли Цзинь Гуанъяо и Не Минцзюэ. Лань Сичэнь посочувствовал Гуаньяо: — Брат, сегодня тебе пришлось тяжело. Цзинь Гуанъяо с улыбкой ответил: — Вовсе нет. Кому пришлось тяжело, так это столу, за которым сидел Глава Ордена Цзян. В некоторых местах от него откололись куски, растёртые в мелкую крошку. Очевидно, он сильно разгневался. Не Минцзюэ произнёс: — Тебе тоже пришлось нелегко, ведь ты старательно лицемерил. Услышав его слова, Лань Сичэнь лишь вымученно улыбнулся, его по прежнему тошнило. А Цзинь Гуанъяо поскорее сменил тему: — Ох, второй брат, а что с Ванцзи? Я видел, он покинул собрание раньше всех. Лань Сичэнь указал вперёд, и Цзинь Гуанъяо с Не Минцзюэ посмотрели в указанном направлении. Там, в цветочном море Сияния средь снегов, они увидели Лань Ванцзи, стоящего напротив девушки, которая только что вышла из клана прямо в Золотом Павильоне. Девушка заливалась слезами, Лань Ванцзи же сохранял серьёзность. Они о чём-то говорили. Затем Лань Ванцзи слегка склонил голову в знак уважения. Этот жест содержал в себе, помимо уважения, ещё и благородную торжественность. Девушка ответила ему ещё более церемонным поклоном, затем накинула на плечи газовую накидку без кланового узора и сбежала по ступеням Башни Золотого Карпа. Не Минцзюэ произнёс: — У этой девчонки воля оказалась твёрже, чем у стада баранов из её клана. Цзинь Гуанъяо, не скрывая улыбку, вторил: — Да уж. Лань Сичэню хотелось поскорее покинуть это место. Было противно, по-прежнему тошнило. Разговаривать ни с кем не хотелось. Он распрощался с друзьями и пошел к братишке. Ванцзи стоял и долго смотрел вслед девушке, пока та не скрылась из виду. Подошел Лань Сичэнь, постоял минуту рядом с братишкой: —Ванцзи, пора домой. Лань Ванцзи молча развернулся и пошел следом за братом. По дороге они почти не разговаривали. Лань Сичэнь все еще мучился тошнотой. Совет кланов не пошел ему на пользу. Было мерзко, противно, мучил стыд за собственную слабость и несостоятельность. Их с детства учили быть сдержаными, не вступать в споры, не перебивать старших, относиться ко всем с уважением и достоинством. Но это общество оказалось прогнившим насквозь, эти люди думали только о себе, что и кого тут уважать? Советы кланов давно превратились в базары, где каждый только и думал о том, как бы повыгоднее продать свою совесть. Заклинатели уже давно перестали быть теми, кем должны являться изначально. Они забыли для чего вообще существуют. Они забыли, что их первостепенная задача помогать и защищать слабых, спешить на выручку людям, независимо от того, ждёт ли их большое вознаграждение за их труд или простое «спасибо». Они погрязли в роскоши, загордились, стали смотреть на других людей свысока, занялись сплетнями и склоками, стали завистливыми и ленивыми. Многие стали изнеженными, перестали тренироваться и постепенно превращались в зажиточных аристократов. А самое отвратительное то, что все поголовно занялись политикой и без конца делили то власть, то сферы влияния, кичились заслугами предков, забыв напрочь, для чего изначально создавались такие кланы. А теперь как быть? Чьё мнение уважать? К чьим словам прислушиваться? На душе было до того мерзко и противно, невозможно болела голова и тошнота подступала к самому горлу. Он даже не находил слов, столько было в голове мыслей и слов, что просто образовался затор в мозгу. А еще думал о том, что Вэй Усянь спас от смерти беззащитных людей и хотел защитить их, потому что был благодарен за то что однин из их семьи когда-то спас ему жизнь. Элементарная порядочность не давала ему оставаться в стороне и умывать руки, когда их зверски убивают. Почему вдруг клан Цзинь все перевернул с ног на голову? Вот потому и не понравилась всем обнажённая правда, которую прямо в глаза высказал Вэй Усянь, Цзинь Гуаншаню нужна тигриная печать. Он пойдет на все, чтобы получить её. Еще он беспокоился о Цзинь Гуаньяо, чему он научится рядом с таким отцом? Он уже пляшет под его дудку, чтобы угодить. Что будет дальше? Лань Сичэнь надеялся, что он все-таки не думает то, что сейчас наговорил там. Возможно просто повторял слова отца. Не мог же простой деревенский паренёк додуматься до такого! Это точно не его слова! Не может быть! Он никогда ни о ком не говорил плохо! Он же всегда защищал слабых! Он всегда готов был прийти на помощь. Лань Сичэнь никогда не обращал внимания на пустые слухи, которые распространяли досужие сплетники о Цзинь Гуаньяо. Он просто не верил им. Ему казалось, что он знал этого юношу как никто другой. Ведь они провели столько времени вместе! Они много о чем разговаривали в течение этих месяцев. Он видел его искреннее сердце, видел его чистую неискушенную душу. Он был очень простой и наивный! Невозможно столько времени лицеменить! Лань Сичэнь научил его многому и потому чувствовал ответственность за него, как за своего ученика. И, как любой учитель, гордился им и защищал его. Тем более неприятно было выслушивать подобные разговоры. Люди безжалостны. Что он им сделал, что они судачат, даже не стесняясь? Скорее всего это от злости или зависти, что паренёк выбился из простого деревенского счетовода в люди. Он очень добрый и искренний, он с радостью помогал своими людьми в восстановлении Облачных глубин. Лань Сичэнь был благодарен ему. Тем более, он еще не расплатился еще за тот раз, когда хрупкий паренёк, рискуя жизнью, приютил у себя беглеца, за голову которого предлагались немалые деньги. И вот он опять поспешил на помощь. Его бескорыстию не было предела. Вот только его папаша… Мда… Лань Сичэнь твердо решил, что надо оградить наивного юношу от пагубного влияния. Значит надо приложить все усилия, чтобы он больше времени проводил со своими названными братьями. Он часто навещает Облачные глубины. И это просто замечательно. Теперь бы надо придумать предлог, чтобы он чаще посещал Цинхэ Не. Находясь в компании Не Минцзюэ и Лань Сичэня, он не будет подвергаться вредному воздействию своего амбициозного папаши и будет прекрасная возможность держать все под контролем и потихоньку направлять его мышление в благотворное русло. А уж сам Не Минцзюэ постарается спасти названного брата от неминуемого разложения. Он честный и простой человек. И это будет служить Цзинь Гуаньяо примером, пока не поздно, надо срочно исправлять ситуацию. Потому Лань Сичэнь очень обрадовался, когда названный брат снова посетил Облачные глубины. Но почему-то снова состоялся весьма странный разговор. Цзинь Гуаньяо с неизменной улыбкой, говорил: --Брат, ты зря упорствуешь. Ты должен занять позицию заодно со всеми кланами. Сейчас такое время, что мы должны держаться вместе. Лань Сичэнь отвечал: — А-Яо, я по прежнему отказываюсь выступать против молодого господина Вэя, наоборот я предлагаю разобраться в ситуации и не выставлять его преступником. Цзинь Гуаньяо всплеснул руками: — Брат, ты подвергаешь себя и свой клан смертельной опасности! Пожалуйста, подумай! Тебе не нужно настаивать на своем! Опомнись! Нельзя так просто плевать на предупреждение Цзинь Гуаншаня объявить ваш клан пособниками преступника. Лань Сичэнь не соглашался: --Я не могу пойти против совести! Нельзя травить человека, ты же понимаешь это! Цзинь Гуаньяо настаивал: —Брат, зачем тебе брать на себя чужие проблемы? Ты же не хочешь подвергнуть опасности своих людей! Тем более у тебя их и так слишком мало, чтобы вы могли оказать достойное сопротивление, —ласково внушал он ему. —А-Яо, ну должен же быть какой-то здравый смысл! Нельзя же обвинять не разобравшись! —Но ведь он же убил все-таки невиновных людей! Этот факт ты не можешь отрицать. —Ну так давай поговорим с теми, кто дежурил в ту ночь. —Брат, они так напуганы, что не могут, даже нормально все обьяснить. —Но когда-нибудь они все же придут в себя. —Все кланы уже признали его преступником. Ты хочешь сказать, что все настолько глупы? Брат, меня удивляет твоя наивность, у нее просто нет предела! Ты готов идти против всех из-за одного зарвавшегося юнца? Подумай, прежде чем сказать всему миру в лицо подобные речи! Но Лань Сичэнь не хотел мириться с общепринятым мнением и настаивал на расследовании. Цзинь Гуаньяо покинул Лань Сичэня, на прощанье предупредив: --Брат, ты же знаешь, я тебе желаю только добра. Потому и хочу, чтобы ты был сейчас вместе со всеми. --Спасибо, А-Яо. Но я не могу пойти против своей совести. --Тогда может случиться так, что я не в силах буду повлиять на последующие события. --Я понимаю. И не имею к тебе никаких претензий. Но ты то сам, А-Яо! Ты сам за что его так ненавидишь? Тебе то он лично ничего плохого не сделал! Цзинь Гуаньяо сощурился с приветливой улыбкой: --Брат, только ли совесть заставляет тебя упорствовать? Эти слова хлестнули по сердцу, словно обнажили животрепещущую правду. Лань Сичэнь не нашелся, что ответить. Впрочем Цзинь Гуаньяо не нужен был его ответ, он внимательно посмотрел на Лань Сичэня, встал и начал прощаться. Проводив его, Лань Сичэнь задумался. Да, не только совесть. Не только. И это факт. Но почему-то не хотелось доверять свою тайну Цзинь Гуаньяо. Даже при всем его расположении к нему. Несмотря на тёплые братские чувства. Несмотря на благодарность и высокую степень доверия. Несмотря на то, что считал его своим первым учеником и близким другом, и гордился им. Почему вдруг так все изменилось? Напрягало то, что слишком близкие отношения связывали Гуаньяо и главу Цзинь, напрягала его слишком близкая дружба с Сюэ Яном. А солнечный юноша лежал как светлая печать на сердце. В самом укромном уголке, который был даже заветной тайной для самого Лань Сичэня. Он бережно хранил этот свет. Бережно нес его уже много лет. И не хотел, чтобы хоть кто-нибудь протягивал к нему свои руки. Это его тайна. Самая нежная и самая сокровенная. Прошло всего пару дней после визита Цзинь Гуаньяо, как прилетело гневное письмо с жалобой от Цзинь Гуаньшаня. Дядя снова вызвал к себе обоих племянников. Лань Сичэнь, глядя в мрачное лицо дяди, уже привычно заваривал чай. Пришел младший. Без всяких эмоций. Дядя снова потрясал конвертом: --Ванцзи, что опять ты натворил? Младший даже ухом не повел: --Что? --Это я тебя должен спросить. Глава ордена Ланьлин Цзинь пожаловался на дерзкое нарушение этикета на совете кланов моим младшим племянником, моей гордости и примера для всей молодежи. --Он был неправ, — равнодушно ответил младший. --Ну и что! Это не причина перебивать главу ордена перед всеми, тем более он намного старше тебя! Тем более это совет кланов, где говорят только главы и то по старшинству! Какой пример ты подал молодежи? Что о нас скажут? Так то мы воспитываем своих учеников? Лань Чжань молчал. Лань Цижэнь продолжал: --Мало того, ты демонстративно и самовольно покинул совет кланов, что считается и вовсе наигрубейшим нарушением этикета! Дядя повернулся к Лань Сичэню: --Сичэнь, а ты куда смотрел? Ты знаешь зачем он ушел? Он понесся следом за девушкой! Мало того, он говорил с ней наедине! Ты это понимаешь? Наедине! Это и вовсе неслыханно и уже не лезет ни в какие рамки! Лань Сичэнь наклонил голову: --Я знаю. Дядя позеленел: --Знаешь? А о чем он говорил с ней, ты знаешь? --Я не интересовался. Дядя повернулся к младшему: --О чем ты с ней говорил? --Это не важно. Дядя дёрнул бородку: --Не важно? А ты знаешь, что за такие разговоры с девушками тебя запросто могут обвинить в безнравственности? Дядя открыл письмо: --Вот смотри, что пишет глава ордена Цзинь! Он начал читать: --"Ваш племянник Лань Ванцзи вел наедине разговоры с безнравственной девушкой, которая оскорбила всех присутсвующих своими дерзкими речами в защиту Вэй Усяня и вышла из клана, который приютил её и возвысил. Мало того, дева Ло вышла из клана, когда ее справедливо обвинили в безнравственной связи с человеком, который объявлен вне закона.» Лань Сичэнь смотрел с сочувствием на братишку. У самого же младшего ни один мускул на лице не дрогнул. Он смотрел перед собой ледяным взором. Дядя чуть ли не кричал: — И что ты намерен дальше делать? Коллекционировать девушек как Вэй Усянь? Смотрю тебе понравилось. Становишься дамским угодником? Теперь будешь бегать за каждой юбкой? Я все от тебя ожидал, но прямо посреди совета кланов! Да, разговор с дядей был более, чем неприятный. Младший по-прежнему молчал. Наговорив еще кучу всего про безнравственность непутевого младшего племянника, дядя напоследок строго сказал: --Ванцзи, в общем так. К женщинам тебе вообще запрещено приближаться, тем более к этой деве Ло. После обеда совет старейшин определит тебе наказание. Младший братишка молча поклонился дяде и ушел к себе. Лань Сичэнь подал дяде чашку с чаем: --Дядя, а нельзя без совета старейшин? --Нельзя. Пришло письмо, а это значит, что все другие кланы ждут что мы немедленно отреагируем на правонарушение. И могут обвинить нас в безнравственных связях. А ведь мы учим их детей! Они нам доверяют своих детей! Ты это понимаешь? Чему мы сможем их научить, если мои племянники ведут аморальный образ жизни? Это прямой удар по репутации нашей школы. Школы! Понимаешь, у нас здесь школа, где учатся дети из всех кланов. Здесь школа! Мы у всех на виду! Потому мои племянники должны быть безупречными! Кстати, никто из молодежи не ведет себя столь невоспитанно и столь демонстративно как Ванцзи! И это тот, который должен подавать пример! Мы не можем не отреагировать на сигнал. В обед собрался совет старейшин. Лань Чжаня ждало наказание, потом заключение, с запретом покидать облачные глубины сроком на год и переписывание правил. Его даже заставили сдать в хранилище нефритовый жетон. Лань Сичэнь вздохнул горестно и похлопал братишку по плечу: --Не расстраивайся. Лань Чжань посмотрел на брата: --Может так надо. У Лань Сичэня защемило сердце. Покидать теперь младшему облачные глубины можно было только с братом и дядей на советы кланов. Впрочем посещать эти мероприятия Лань Ванцзи отказался. Перед очередным советом кланов, Лань Цижэнь решил обсудить с племянниками кое что, но младший твердо сказал: --Я. Не. Пойду. Дядя сначала покричал, потопал ногами, но младшего племянника переломить было невозможно. Лань Цижэнь, выплеснув свои гнев, успокоившись и поразмышляв, решил что оно возможно и к лучшему. Вдруг Ванцзи вытворит опять что то подобное и тогда точно не оберешься позора и проблем. Он лишь сказал старшему племяннику: --Ванцзи вырос таким же упрямым как его родители и если что задумал, то не отступится. Да и не знаешь что у него на уме, что скрывается под этой маской ледяного равнодушия. Лань Сичэнь лишь улыбнулся и привычно налил дяде чаю с травками. Отпив глоток, дядя спросил: — Сичэнь, как ты думаешь, не приведёт он мне эту деву Ло в качестве невестки? Лань Сичэнь улыбнулся: — Дядя, думаю не должен. — Думаешь эта связь кратковременная? — Думаю здесь нет никакой связи. — Ну да, чтобы выбежать следом за девушкой прямо посреди совета кланов, надо иметь веские причины. Или дикую страсть, что невозможно сдержаться. Неужели наш Ванцзи настолько увлечён ею? Или настолько насдержан? — Дядя, Ванцзи не такой. — Не такой, говоришь? Но где ты такое видел, чтобы хоть кто-то из молодежи бегал за юбкой до такой степени, что плевать на то, что идёт совет кланов и что на тебя глядят множество народу. И это родители тех детей, что учатся у нас! Ты это понимаешь? — Дядя, на самом деле причина в другом. Просто разговор на этом совете принял совсем другой оборот. Начались сплетни и пересуды. — Ну и что? Надо быть просто сдержанными. Мы учителя! Мы не имеем право судить! Мы учим детей! Знаешь, Сичэнь, я тоже со многим не согласен, что говорится там, потому и стараюсь привить их детям нравственные принципы. Чтобы они не были избалованными маменькиными сынками, которым все дозволено. — Дядя, я все это понимаю. И ценю, поверьте, --Лань Сичэнь снова подлил дяде чаю. Дядя отхлебнул глоток. — Знаю, Сичэнь, что ты ценишь. Я не глава клана, а всего лишь учитель. Но я хотел бы, что мои ученики, став главами все-таки будут себя вести не так, как их отцы. Потому для молодежи нужен пример. А их пример это вы с Ванцзи. — Дядя, все будет хорошо. — Да, я думаю Ванцзи еще не успел испортиться. Пусть посидит и подумает, пока пишет правила. Надеюсь девушки из головы выветрятся. Пока не поздно. Лань Сичэнь вспомнил, как младший смотрел на солнечного юношу, сколько боли и тоски было в этом взгляде, сколько смутной надежды. В эти минуты казалось, словно кто-то подсвечивет братишку изнутри фонариком. Он весь светился в такие моменты. А может это был солнечный свет от прекрасного юноши. Он каким то непостижимым образом забирался внутрь Лань Чжаня и освещал изнутри эту унылую монашескую оболочку. Столько всего было в этих светлых глазах, что просто невозможно было передать словами! Какие тут девушки? Когда ярко светит вот такое солнце! И это солнце слепит глаза, так что уже ничего невозможно рассмотреть! По части красоты и притягательности тут ни одна девушка бы не потерпела конкуренции! Лань Сичэнь ответил: — Да, дядя, девушки выветрятся обязательно. Дядя кивнул и принялся за чай. Так что, наказав племянника, дядя на время успокоился. Через пару дней в Облачные глубины снова наведался Цзинь Гуаньяо. Лань Сичэнь поспешил поделиться новостью: --А-Яо, представь, глава ордена Цзинь написал письмо нашему дяде. И брата снова наказали. Цзинь Гуаньяо всплеснул рукавами: --Брат, что ты говоришь? А за что? Лань Сичэнь пересказал ему содержимое письма. Цзинь Гуаньяо печально улыбнулся: --Ох, какой ужас. А я и не знал, что отца так заденет этот инцидент. А он вон как. Письмо написал. Брат, что я могу поделать? Только принести извинения за него. Лань Сичэнь ответил: --А-Яо, ты ни в чем не виноват. Ты не можешь нести бремя вместе со своим отцом. --Это да. Но мне так неприятно, так неприятно. Ты бы знал. И так неудобно перед тобой и твоим братом! Я так расстроен! Так расстроен! У меня даже голова разболелась! Лань Сичэнь утешил друга: --Ладно, А-Яо. Не расстраивайся. Я никогда не буду плохо думать о тебе. Ведь ты мой первый ученик. Я в тебя вложил частичку себя. Ты всегда мне будешь дорог. Так что не нужно так расстраиваться. --Спасибо, спасибо, брат! Ты всегда умел подобрать подходящие слова, чтобы утешить человека. И откуда у тебя такой талант? --Я думаю от матушки, --улыбнулся Лань Сичэнь. После Цзинь Гуаньяо сказал: --Надо бы посмотреть как работают мои люди. Как у них дела? --О, они работают очень хорошо. Скоро библиотека приобретёт прежний вид. Я так благодарен тебе, А-Яо! Они прошли до библиотеки, понаблюдали за работами. После уже, сидя в яши и отхлебывая чай из чашки, как бы между прочим Цзинь Гуаньяо сообщил: --Орден Цзян исключил Вэй Усяня из своих рядов. Почему-то облило холодом сердце, стало больно. --Инициатива Цзян Чэна? --Да, он пошел всего лишь поговорить. А Вэй Усянь сломал ему руку. Лань Сичэнь чуть не поперхнулся чаем. --Сломал руку? Но это на него так непохоже. --Непохоже? Брат, не будь таким наивным! Помнишь что он сделал с надзирателями? --Но они издевались над пленными, — возразил Лань Сичэнь. --Издевались? Да ты их просто не знаешь! Брат! Это были самые тихие и спокойные люди. Я то знаком был с ними не понаслышке. Тем более они очень добрые и отзывчивые люди. Никто из них не стал бы и пальцем трогать пленных. Они наоборот хорошо заботились об этих псах из клана Вэнь. — А-Яо, не говори так. Они все же люди. — Какие это люди, если они злые как собаки! И, тем не менее, надзиратели относились к ним по-человечески. --Но говорят, среди надзирателей был тот, кто пнул тебя с лестницы. --Брат, не верь слухам! Того человека давно нет в живых. Он погиб еще во время Аннигиляции солнца! Лань Сичэнь подумал, что вполне возможно, он ошибся и не нужно было верить слухам. Как бы ни было, но он испытал немалый стыд. --А-Яо, прости меня. Я не хотел подозревать тебя. Видно и впрямь мне не нужно слушать других. Цзинь Гуаньяо махнул рукой: --Ничего, я привык. Вокруг меня много чего говорят. Если всему верить, то можно сойти с ума! А ты знаешь, это даже забавно. Когда другие про тебя знают больше, чем ты сам! Цзинь Гуаньяо засмеялся. Лань Сичэнь неуверенно поддержал его смех. --А-Яо, послушай, среди других кланов много людей с фамилией Вэнь. Что если мы заберём этих людей к себе? И тогда инцидент будет исчерпан? --Брат, пока не было этого события с убийством надзирателей, это можно было сделать. Но сейчас это уже невозможно. Они в оппозиции, а значит считаются преступниками. Если ты их заберёшь, все кланы произведут зачистку вашего ордена, как мятежного. Хватит ли у тебя людей, чтобы противостоять? У тебя вон людей не хватает, чтобы библиотеку отремонтировать. А я не смогу тебе предоставить своих для такого дела, иначе и меня объявят преступником. А это значит, что нас просто уничтожат. Ты просто подведешь меня и погубишь всех. Лань Сичэнь только вздохнул, сердце снова обдало холодом. Проводив Цзинь Гуаньяо, Лань Сичэнь задумался. Юноша —свет, юноша-солнце, дярящий всем тепло, сейчас находится вместе с остатками клана Вэнь на горе трупов. Как он там? Что делать? Попробовать уговорить его и спрятать всех? Куда? Ладно. Надо навестить их. Думать он будет по мере поступления идей. Или проблем. В голову действительно ничего не приходило. Как только стемнело, Лань Сичэнь отправился в Илин. Но подняться на гору ему так и не удалось. Защитный барьер был такой невообразимой мощи, что его не то что взломать, рядом стоять было невозможно. Взлететь на мече тоже не удалось. Уже в воздухе он наткнулся на невидимый барьер и потерял высоту. Лань Сичэнь обошёл всю гору по периметру, но так и не нашел не единой лазейки. Однако уже было далеко за полночь и пора было возвращаться. Надеяться, что кто-то будет здесь идти, было не на что. Вернувшись почти под утро, Лань Сичэнь не спал остаток ночи, все думал и думал. Покинуть днём Облачные глубины он не имел возможности, потому еще несколько раз выбирался в Илин по ночам. Но все безрезультатно. Тут начались проверки по налогам, еще жители близлежащих посёлков просили помощи. Работы было много. Лань Сичэнь только успевал. Братишка по-прежнему сидел и писал в библиотеке. Лань Сичэнь зашел посмотреть как у него дела. Лань Чжань сидел с застывшим взглядом, рядом лежали пустые листы бумаги. Кисть он так и не тронул. Увидев брата, решительно встал и пошел к Лань Сичэню. Лицо его было таким, что старший брат невольно отшатнулся. " Людская подлость многое умеет. Без мыла может влезть, куда не просят. Людская подлость даже не стареет. Она лысеет и парик свой носит. И льстивым языком постелет вам постель. И бдительность уснёт ваша навечно. Заманит, как непрошенных гостей. Потом глумиться будет бесконечно. Как в кукольном театре кукла-паяц, Ты будешь как под дудочку плясать. Но сердце будет прыгать, словно заяц. А бдительность опять заляжет спать. Не спи, постелено лишь мягко! Под тихий шёпот льстивых слов Тебе промоют кости по порядку, Пока под властью ты счастливых снов. И ножик в спину, да по рукоятку! Тебе воткнут пока ты спишь. И пробуждение отнюдь не будет сладким. Когда в агонии ты, дергаясь хрипишь. Пытаясь встать. Тебе:"Неблагодарный! Не оценил ты качество ножа! Ты очень злой, а так же псих бездарный. В какую степь собрался ты бежать?» Но ты бежишь, петляя след кровавый. Туда, где свет, где снова хочешь жить! Беги от них! Отвергни полуправду! Старайся снова с истиной дружить!» (Поэт Лань Сичэнь)