Легкое прикосновение.

«Равной грязной ватой Кинет облака. Что там будет завтра? Ветренно пока. Хочется забыться. Ничего не знать. Горе вдруг приснится. Слез не удержать. С сожаленьем в сердце Тают облака. Никуда не деться. Тронешься слегка. Горе веселится. Нет пути назад. Нет, уже не снится. И мутнеет взгляд. Не сумел добиться. Кто тут виноват? Кровавые зарницы. Грозовой закат. Тихий вздох растаял В скорбной тишине, Словно птичья стая. «Помни обо мне…» (Поэт Лань Сичэнь) Потом начался хаос и бесконечные крики людей, от которых закладывало уши. Этот кошмар продолжался довольно долго. Лань Сичэнь не помнил из этого ничего, кроме лязга оружия, криков, море крови и бесконечных смертей. Он только успевал махать мечом направо и налево и уворачиваться самому, а так же нужно было еще защищать своих людей от страшных толп марионеток, в которых превращались погибшие люди. Они наступали пачками, безмолвно, не чувствуя ни боли, ни страха. И даже отрубленные конечности не мешали им сражаться с бешеной яростью, словно мстя за свою смерть. Кровавая баня в Безночном городе была жестокой битвой, во время которой легендарный Старейшина И Лин, Вэй Усянь, в одиночку перебил три тысячи человек, собравшихся в ту ночь на принесение обета. Этой ночью руины Безночного города Вэй Усянь превратил в кровавый ад. Чудом уцелевшие люди, лишившись всяких сил уже были не в состоянии махать мечами, они были не в состоянии даже держаться на ногах. Они просто падали в изнеможении на землю, кто где стоял, не соображая и ничего не видя перед собой. Не верилось, что весь этот ад устроил самый лучший, самый светлый и добрый солнечный юноша! Не верилось. Было дикое ощущение нереальности происходящего. В конце концов силы Вэй Усяня тоже кончились. Он убрал обратно в рукав тигриную печать и почти в бессознательном состоянии, пошатываясь, пытался покинуть поле битвы. Сам Лань Сичэнь уже не соображая ничего от смертельной усталости, просто наблюдал за происходящим, не в силах пошевелиться. Люди из клана Ланьлин Цзинь спустились с длинной лестницы и, обнажив мечи, подступали все ближе и ближе к Вэй Усяню. Сердце Лань Сичэня сжалось, он изо всех сил рванул в сторону Вэй Усяня, пытаясь послать меч, чтобы защитить его. Но…духовных сил не было. Физических тоже. Он просто упал, протянув в его сторону руки. Хотелось зарыдать от отчаяния и полного бессилия. Вдруг перед этими людьми стремительно пролетела голубая вспышка меча, повалив их всех на землю. Они неловко попадали, ругаясь на все лады. Белая фигура появилась перед ними. Ванцзи! Где он взял силы? Лань Сичэнь видел, что братишка хотя сам еле держался на ногах, молча сгреб обессиленного Вэй Усяня за талию. Тот вовсе не сопротивлялся и не возражал, а просто повис у него на руке, словно тряпичная кукла. Почти держа его на весу, Лань Ванцзи поставил на меч перед собой. Меч, тяжело поднялся и они скрылись с глаз. Лань Сичэнь проводил их взглядом, совсем не соображая где он находится и что только что произошло. Он с трудом поднялся, опираясь на меч, повернулся в сторону ступеней. Навстречу ему спускались глава Ланьлин Цзинь и Цзинь Гуаньяо. Он попытался подняться к ним, но дрожащие ноги не слушались. С трудом сделав несколько шагов, опираясь на меч, он без сил опустился на ступеньку. Цзинь Гуаньяо радостно улыбнулся: —Брат, я рад что ты остался цел. Лань Сичэнь, еле переводя дух, внимательно посмотрел на них. Вдруг раздался голос Не Минцзюэ, который тоже без сил опирался на меч: —Глава клана Цзинь, младший брат! Я смотрю на вас ни пятнышка, да и люди ваши даже не вытаскивали оружие! —Брат, мы ловили преступника, —улыбнулся Цзинь Гуаньяо. —Да, ловили уже когда все закончилось! —Ну так уж вышло, —развел руками Цзинь Гуаньяо. Лань Сичэнь сказал слабым голосом: —А-Яо, почему ты не стал сражаться вместе с нами? И вы, глава клана Цзинь? Цзинь Гуаншань тут же парировал: —Я что-то не понял, глава клана Лань? К кому вы предъявляете претензии? Я только что видел как ваш младший брат скрылся с преступником? Их что то связывает? Или ваш клан каким то образом связан с Вэй Усянем? Цзинь Гуаньяо подхватил: —В таком случае, брат Сичэнь, все кланы будут требовать выдать преступника и вашего младшего брата казнят вместе с ним. И за поимку вашего брата будет назначено вознаграждение. Лань Сичэнь и без того в ужасном состоянии, и вовсе омертвел и потерял последние силы, что то возражать: —Но… что же теперь делать? Цзинь Гуаншань сказал: —Если вы сами разберетесь с вашим братом и назначите ему наказание, то мы не будем предавать дело огласке. Цзинь Гуаньяо продолжил мысль Гуаншаня: —Брат, поторопись. Если сейчас люди придут в себя и потребуют отчета у главы клана Лань, то боюсь вам поздно будет даже оправдываться. Ваш клан обьявят мятежным и потребуют немедленного уничтожения. А ты знаешь, что это означает. Ваш клан постигло нечто подобное почти пять лет назад. Думаю, ты хорошо помнишь те времена. Поэтому в ваших интересах найти вашего брата как можно скорее, пока все кланы не взялись за поимку вашего брата. Лань Сичэнь и без того обессиленный, не мог сказать ни слова. Голова гудела, в теле была невозможная смертельная слабость, мозги и вовсе не соображали. Какого-то верного решения в голову на данный момент не приходило. Да, конечно, они правы и ничего тут не поделаешь. Его лицо было очень бледно. Цзинь Гуаньяо подолжал: —Брат, поторопись. Как только все оставшиеся в живых люди восстановят свои силы, они сразу кинутся на поиски вашего брата. В лучшем случае их обоих просто убьют без суда и следствия. А потом придут по твою душу и по души твоих людей. И тогда пеняй на себя. Ты можешь стать виноватым в уничтожении своего же клана. А первостепенная задача главы сохранить свой клан. Цзинь Гуаншань продолжил: —Но, надо полагать, что смерть лишь одного вашего брата не смоет кровь убитых здесь людей. Поэтому считаю вполне справедливым, что их смерти взыщут с вашего клана. Ведь ваш брат теперь сообщник самого страшного и опасного преступника. Не потому ли ваш орден пострадал меньше всех? Потому что имел с ним связь? Вот почему вы всеми силами покрывали преступника! Тут взревел Не Минцзюэ: —Не переворачивайте, глава ордена Цзинь! Меньше всех пострадал ваш орден! Орден Гусу Лань честно сражался на поле боя! Цзинь Гуаньяо парировал: —Брат! Ты не боишься, что твои сейчас речи можно будет признать мятежными? Ведь мы ловили преступника! А видно было его только сверху! Не Минцзюэ, тяжело отдуваясь, сердито ответил: —Ты как всегда! Лучше бы ты так с мечом управлялся, чем со словами! Боишься за свою драгоценную шкуру? Посмотри на Сичэня! Уж он то не отдыхал, это точно! И не был сторонним наблюдателем! Лань Сичэнь жестом остановил перепалку: —Братья, не надо ссориться, я сейчас же отправлюсь в Облачные глубины, чтобы поговорить с дядей и старейшинами. Все мгновенно умолкли. Через несколько мгновений Цзинь Гуаншань сказал: —Поторопитесь, пожалуйста, глава Лань! Мы надеемся, что вы изловите преступника и его подельника и разберетесь с ними как следует. Думаю вверенные вам люди не должны пострадать из-за глупости вашего братца! Цзинь Гуаньяо сказал: —Брат, если вы найдете своего брата и отчитаетесь перед всеми, что назначили ему наказание, то мы со своей стороны обещаем всем говорить, что он был введен в заблуждение Вэй Усянем. Лань Сичэнь покачал головой: —Не думаю, что это будет звучать правдиво. Цзинь Гуаньяо улыбнулся: —Брат, я знаю что ты праведен. Но тебе не стоит беспокоиться о подобных вещах, орден Ланьлин Цзинь возьмет всю ответственность за грязную работу на себя. Со своей стороны мы так же обещаем пока не трогать старейшину Илин, а дадим ему время реабилитировать свое доброе имя в глазах других кланов. Или дадим ему время скрыться. Лань Сичэнь вдруг поднял на Цзинь Гуаньяо глаза полные тоски и беспокойства. Неужели это правда? —Правда, брат, я обещаю, что лично от себя приложу все усилия. Это в залог нашей с тобой давней дружбы. Ответ Цзинь Гуаньяо отчасти удовлетворил крайне измученного старшего нефрита. Да и возражать у него абсолютно не осталось никаких сил. Через время, как только он смог хоть как-то передвигаться, Лань Сичэнь отправился в Гусу. Цзинь Гуаньяо сбежал следом по ступенькам за Лань Сичэнем и, идя некоторое время рядом, быстро говорил: —Брат, ты главное не переживай. Со своей стороны я приложу все усилия, чтобы с твоей головы не упал даже волос! Лань Сичэнь глянул на него: —А-Яо, спасибо тебе, я знаю, что ты всегда заботился обо мне. Но ты думаешь, что меня заботит моя собственная безопасность? —Да, да, брат, я понимаю и всегда восхищаюсь твоим мужеством! Но если сейчас все кланы потребуют от вас ответа, я не смогу это остановить! Слишком много людей погибло! Кто же знал, что старейшина Илин окажется таким могущественным и опасным? Даже мой отец бессилен перед народом! Лань Сичэнь остановился: —Бессилен, говоришь? Цзинь Гуаньяо, прямо глядя в глаза Лань Сичэню сказал: —Да! Бессилен. Но разве кто то остановит меня, чтобы я мог сохранить жизнь собственному брату? Ты не должен страдать из-за глупости своего младшего брата! Лань Сичэнь ответил: —А-Яо, я благодарен тебе. Но не стоит слишком волноваться за меня. Я все сделаю как надо. Сказав это, он повернулся и тяжело зашагал по дороге. В голове словно стучал молот по наковальне, ноги и руки были ватными. Он пытался хоть как-то соображать, ведь нужно было продумать, как поступить дальше. Он прошел немалый отрезок пути. По обочинам дороги простирались зеленые поля, чирикали птицы, по краю росли полевые цветы, в голубом утреннем небе плыли облака. Просыпалась природа. Но глава клана Лань ничего этого не видел и не слышал. Лань Сичэнь с трудом передвигал тяжелые ноги, духовные силы ещё не восстановились. В голове был рой противоречивых мыслей. Неужели все-таки Цзинь Гуаньяо прав? И Лань Сичэнь просто был ослеплен великолепием солнечного юноши, что не видел главного? Но ведь он был таким милым! Таким солнечным! Таким нежным юным созданием! Да, он был избалован и своеволен. Но он был добрым. Что случилось? Неужели глава ордена Гусу Лань влюбился во внешность? В оболочку! И за всем этим не увидел тревожных звоночков? Непримиримость и крайняя жестокость! Стремление к власти! Желание захватить мир? Почему? Почему все так произошло? Но, говоря начистоту, ведь именно он пошел против правил и превратил монашескую обитель в место для развлечения. Именно за ним пошла вся молодежь, чуть ли не молясь на него. Несомненные лидерские качества быстро поднимут его на высокую ступеньку. Именно он с особой жестокостью побил Цзинь Цзисюаня, так как не потерпел конкуренции. Именно он создал стигийскую тигриную печать, которая способна уничтожить мир. А он уже видел, как он этим виртуозно владеет. Именно он создал сильнейшего лютого мертвеца в абсолютном сознании и с неповрежденной памятью. Именно он убил людей на тропе Цюнци. И убил своего счастливого соперника Цзинь Цзисюаня. Именно он сейчас, на глазах Лань Сичэня расправился с особой жестокостью с тремя тысячами человек. А ведь это чьи то отцы, чьи то сыновья и братья! Это в сколько семей пришло горе? Лишь немногие уцелели. «Сичэнь, что ты хочешь? Ты еще готов и дальше идеализировать его? Ты готов и дальше любоваться им? Посмотри правде в глаза! Любовь тебя сделала слепым!» Лань Сичэнь шел и понимал, что больше нет того солнечного юноши. Есть мрачный чёрный убийца. Он преступник! Он жестокий и бесчеловечный! Потом снова начинал думать о том, что это возможно ошибки, присущие юности. Возможно желание доказать и показать всем свою силу. Заявить о себе, как о непревзойдённом таланте? Способ самоутвердиться? Но… Не ожидал, что им же созданные вещи могут выйти из-под контроля? Просто не удержал контроль над своими же изобретениями? Не рассчитал свои силы? Все может быть. В любом случае он допустил достаточно серьёзные ошибки в своей жизни. Не зря дядя так беспокоился. Не зря пытался привлечь нарушителя к ответу, чтобы исправить его мышление. Но он никак не поддавался. Никто не мог повлиять на этого юношу. Никто не имел над ним власти. Он был таким, каким был. И никакая сила не могла заставить его думать иначе. Все его обожали и просто напросто его шалости всегда сходили ему с рук. Даже дядин многолетний опыт в педагогической деятельности потерпел жестокое поражение. А сколько они с братишкой пытались убедить его и помочь, спасти его? Все безрезультатно. Все… Он без церемоний прогонял Ванцзи, так же без церемоний оборвал тогда разговор с ним самим с Сичэнем. Как было больно тогда за него! Как отчаянно и тоскливо сжималось сердце! Лань Сичэнь ощущал просто свое бессилие. Уже слишком поздно. Слишком. Этого уже не исправить. Еще и братишка полез в это дело. Теперь их орден объявят мятежным и произведут зачистку. Люди то в чем виноваты? Остались совсем молодые ученики, те, кто еще только учились и старейшины. Остальные погибли во время вторжения клана Цишань Вэнь и Аннигиляции солнца. Немало людей погибло за последнее время. Клан был почти обескровлен. Жалкие остатки ютились в еще толком невосстановленных домиках. И те были либо молоды, либо покалечены. Почему они должны отвечать за ошибки юноши, который никого никогда не слушает? Сколько людей погибло в этот раз из ордена Гусу Лань? Около трёхсот человек? Наверняка сейчас начнётся в ордене бунт. Ванцзи на стороне преступника. Что может быть хуже? «Если их сейчас обнаружат раньше, чем придут наши люди, то брата казнят, а меня и дядю, как родственников преступника отправят в заточение. Что тогда будет с людьми? Нет. Нельзя допустить уничтожения нашего ордена. » Нельзя. А иначе какой он глава? Лань Сичэнь, чувствуя, что силы понемногу стали возвращаться, все-таки кое как долетел остаток пути на мече. Летел он низко и медленно, но все же быстрее, чем идти. Первым делом он пошел к дяде. Дядя принял лекарство, немного отдохнул, если это можно было назвать отдыхом. Лань Сичэнь вошёл к дяде без стука. Увидев потрепанного племянника, дядя забеспокоился: — Сичэнь, что произошло? Лань Сичэнь рассказал все дяде, потом добавил: — Дядя, дело весьма серьезное, нам придётся собрать старейшин, которые всегда высоко ценили Ванцзи и срочно найти его. Пока другие кланы не успели его выследить. Дядя помрачнел еще больше: — Так и знал, что этот мальчишка доставит нам кучу неприятностей. Говорил же, воспитанием ребенка надо заниматься с самого детства. А не сваливать его перевоспитание на голову учителя уже тогда, когда ничего невозможно сделать. Хотя, возможно еще что-то можно было исправить, если бы Фэнмянь сюн ночью не забрал этого своевольного ребенка и они тайком не уехали бы. — Дядя, что об этом говорить сейчас. Давайте не будем терять время. Нужно сейчас срочно собрать старейшин. Лань Сичэнь послал за мужчинами. После серьёзного обсуждения нашлось тридцать три человека, которые были готовы привести назад Лань Ванцзи. Лань Сичэнь понимал, что придётся назначить братишке наказание, иначе они не смогут заткнуть всем рты и уладить конфликт. А конфликт вышел немалых размеров. В каждом ордене погибли люди, уцелевшие получили получили тяжёлые ранения. Родственники пострадавших требовали возмещения ущерба. Семьи убитых требовали отмщения. На клане Гусу Лань висел немалый долг. Кровавый долг. От осознания этого сердце Лань Сичэня сжималось от ужаса. Он прекрасно понимал, что наказание будет весьма суровым. Ему было жаль братишку. Но он сам ввязался в это дело и был сейчас на стороне опасного преступника. Преступника, который сейчас у всех на глазах стёр с лица земли около трёх тысяч человек. Если бы Лань Сичэнь не видел это собственными глазами, он бы ни за что не поверил бы, что нежный прекрасный солнечный юноша способен на такое. И все-таки он надеялся, что возможно будет смягчить наказание для братишки и спрятать Вэй Усяня, чтобы другие его точно не нашли Итак, они с дядей и с отрядом, состоявшим из тридцати трёх старейшин отправились на поиски. В бесплодных поисках прошел день. Следов беглецов нигде не было видно. Старейшины стали говорить: — Глава ордена Лань, мы обыскали все окрестности. Никаких следов. Может вернемся обратно? Лань Сичэнь был не просто в большом беспокойстве. Он был в такой панике, что уже ничего не соображал. Время поджимало. Скоро все ордены восстановят свои силы и бросятся на поимку преступников. И тогда им обоим крышка. Да, обоим. Лань Сичэнь поймал себя на том, что еще волнуется за Вэй Усяня, хотя в душе была страшная пустота. Как он мог так жестоко влипнуть? Как? И вот теперь он в отчаянных поисках своего брата, который спас его единственную и преступную любовь! Единственную любовь всей его жизни! И другой больше не будет. Он это твердо знал. В душе был жуткий хаос. Скоро все кланы придут в Гусу по их души, взыскать кровавый долг, а он думает о нем! Проклятое глупое сердце! Что оно хочет? Он посмотрел на стоявших перед ним мужчин: — Понимаете, если все кланы выступят с поисками, то Ванцзи просто казнят на месте без суда и следствия. Давайте ещё поищем. Если и завтра не найдём, тогда вернемся. Кто-то высказал предположение поискать в Илине. На второй день их действительно нашли в Илине. Они прочесали горную местность и заглядывали в каждую пещеру. Наконец в одной из пещер мелькнули знакомые фигуры. Решили не врываться в пещеру, а посмотреть что там творится. Кто-то тихо сказал: — Возможно он держит его в заложниках. Кто-то добавил: — Может старейшина Илин околдовал его? И он это сделал не по своей воле? Итак, тихонько подкравшись, дядя и Лань Сичэнь стали наблюдать. Несколько старейшин присоединились к ним. В полумраке пещеры Лань Сичэнь разглядел Вэй Усяня, сидящего на камне. Вид у него был самый потерянный. Лицо было необычайно бледно, словно у мёртвого. Но даже будучи абсолютно опустошенным, он был настолько ослепительно прекрасен, что не было слов выразить. У его ног сидел Ванцзи и держал его за руку. Лань Сичэнь внимательно присмотрелся к братишке. И вдруг… Он…увидел, как его младший братишка смотрит на него… На друзей ТАК не смотрят! Неужели? Да нет. Не может быть. Тем временем до них донесся тихий голос Лань Ванцзи: — Вэй Ин. Прошу тебя, давай уйдём отсюда. Тихий ответ прозвучал из прекрасных уст: — Нет. Не хочу ничего. Проваливай. — Вэй Ин, жизнь моя. Тебя убьют. — Ну и пусть. Проваливай, отстань от меня. — Я не уйду без тебя. Ты мне дорог больше всего на свете. — Уходи. Да проваливай же. — Нет. Я уйду только с тобой. — Проваливай. — Вэй Ин. Я. Люблю тебя. Мне никто не нужен кроме тебя. — Неправда. Проваливай. Уходи, прошу. Лань Сичэнь при последней фразе братика оцепенел. Что он только что слышал? Он? Любит? Любит его? Как вообще такое может быть? Может он ослышался? Лань Сичэнь посмотрел на дядю. Дядя, услышав последние слова младшего племянника, схватился за сердце, сделал несколько глубоких вдохов. Затем выбрался из укрытия и решительно вошёл в пещеру. — Ванцзи, что ты здесь делаешь? Что я сейчас услышал? Это правда? Скажи мне! Племянник медленно поднял на дядю глаза. Он абсолютно не удивился, что у входа стоят люди из его родного клана. — Да, дядя. Вы не ослышались. Все именно так как есть. — Что именно? Что так как есть? Ванцзи, ты меня сведешь в могилу. Младшенький спокойно повторил, глядя прямо в глаза дяде: — Вам не показалось. Все именно так, как есть. Я. Люблю. Этого. Человека. — Ванцзи! Немедленно обьясни, что это значит! — Дядя. Тут нечего объяснять. Все именно так как есть. Дядя потянул за руку племянника: — Немедленно отойди. — Нет. Вы не тронете его. — Отойди! Никто его трогать не собирается. — Я вам не верю. Лань Чжань с силой оттолкнул дядину руку. Дядя пошатнулся, но устоял на ногах. — Ты должен вернуться с нами. Мы не тронем Вэй Усяня. — Нет, --Ванцзи обнажил меч. В это время к пещере подошли остальные и стали заглядывать внутрь. Духовных сил почти не было, но физическая сила была немалая в этом с виду изящном юноше. Он напал внезапно и уложил всех тридцать три человека, нанеся им тяжелые раны. Дядя был вне себя от гнева. Его лучший ученик пошёл против него. Пошел против собственного клана! — Ты должен теперь ответить за это. Ты будешь наказан. Вмешался Лань Сичэнь: — Брат, у тебя мало сил сейчас. Мы не хотели причинить тебе вред, так как эти старейшины очень высоко ценят тебя. Но скоро сюда придут и найдут вас. Они вас просто убьют с позором. Без суда и следствия. Ты не сможешь защитить ни себя, ни господина Вэя. Тебе сейчас придется вернуться с нами. Если хочешь сохранить ему жизнь, ты должен вернуться с нами. Можешь спрятать его где нибудь на этой горе. И тогда мы никому не расскажем о его местоположении. Младший братишка опустил голову: — Да… Дядя с Лань Сичэнем подождали, когда он перепрячет Вэй Усяня. Лань Сичэнь твердо верил, если он пообещал, значит Вэй Усяня не тронут. Это был единственный способ сохранить жизнь дорогому человеку. По прибытии состоялся совет старейшин, где назначили суровое наказание. И это было еще мягко. Родственники покалеченных и убитых людей требовали смертной казни. Но голосованием все-таки оставили дисциплинарный кнут. Это было равносильно казни. После такого редко кто мог выжить. Дядя и брат, как ближайшие родственники, не имели права участвовать в голосовании. Но им все-таки удалось поговорить с несколькими старейшинами, уговорить их. И перевес голосов был очень маленький, порядка двух человек, но по крайней мере, этот перевес дал ему шанс. Ванцзи под конвоем вернули в Облачные глубины, где он принял наказание тридцать три удара дисциплинарным кнутом. По одному за каждого пораженного им человека. Дядя сразу слег с очередным сердечным приступом. Лань Сичэнь ощущал, что просто умер. Но братишка был еще жив. Лань Сичэнь твердо решил, что не даст ему умереть. Истекая кровью, почти теряя сознание, стоя на коленях у стены послушания, братишка не произнес ни слова, не выказал ни малейшего признака слабости. Лань Сичэнь не находил себе места. Он не знал о чем думать. Куча мыслей и эмоций в голове не давали спокойно жить. Выходит они с братишкой любят одного и того же человека? Какая ирония судьбы! И Ванцзи готов пойти войной на собственных сородичей ради него? А он сам Лань Сичэнь оказался на противоположной стороне? Как теперь жить дальше? Что теперь будет? Теперь он знает тайну своего младшенького. И сразу все встало на свои места. Его злость, ревность, обиды, досада, ныряние в холодный источник. Его странные метания по поводу дружбы, депрессия от сорванной ленты, которая казалась когда-то смешной. Его упорное отрицание очевидного и попытки оттолкнуть от себя предмет своей страсти, желание выглядеть грубым, но только не выдать себя с головой. Сны, литература по парному самосовершенствованию. Он искал ответы. Искал ответы на странную реакцию своего организма. Мучился, рефлексировал. Ему не с кем было даже поговорить. Кому такое скажешь? Не поверят. Сам Лань Сичэнь вряд ли мог дать ему вразумительные ответы на его проблемы. А проблемы были уже давно ниже пояса. И немалые. Но переросли в нечто большее. Он готов за него жизнь отдать. Понимает ли Вэй Усянь в полной мере, что человек, которого он считал своим другом, на самом деле влюблен в него? Влюблен вплоть до самопожертвования. Да самоотречения. До смерти. Лань Сичэнь сидел в ханьши и в который раз задавал себе эти вопросы. И не находил ответов. Он и сам попал в эту же ловушку. Попал и не знал, как выпутаться. Неужели это их участь? Дядя был влюблен в маму Вэй Усяня. А оба племянника влюбились в самого Вэй Усяня. Парадокс. Ирония жизни. Насмешка судьбы. Кто знал, что так переплетутся их жизни? Кто знал? Лань Сичэнь бросил взгляд за ширму, где висел портрет солнечного юноши. Все! Хватит! Надо вырвать из сердца, вырвать из жизни! Надо убрать это отсюда! Теперь он, глава клана Лань, здесь точно третий лишний. Глава клана, который недавно только пострадал настолько, что у него не хватает людей залечить свои же раны, так и тех людей он потерял. Остались одни калеки да молодежь. И то не факт, что и они выживут. И кто в этом виноват? Кто-кто? Да тот же Лань Сичэнь и виноват. Сначала он позорно бежал во время нападения клана Цишань Вэнь. Потом еще позволил погибнуть своим людям на тропе Цюнци. Потом в Безночном городе. И все из-за своей мягкотелости. В отличие от него младший совсем не такой. Братишка вряд ли отступит от того, что задумал. Он готов убить даже собственного брата и дядю, не раздумывая. Он готов отдать жизнь. А что готов отдать Лань Сичэнь? Вряд ли он заслуживает внимания со стороны солнечного юноши! Солнечного? Теперь уже опасного преступника? «Лань Сичэнь, а ты готов пойти против всех ради своей любви?» «Готов?» «Только не ври сам себе!» " Не готов?» «Что ты стоишь?» «Ничего, ничего ты не стоишь.» «И любить ты не умеешь.» «Ты только мечешься между своим кланом и любовью.» «И что в итоге?» «Пытаешься усидеть на двух стульях?» «Ну и как?» «Усидел?» «Ты скоро потеряешь все, если не сделаешь выбор.» «Успокойся. Убери это с глаз и не трави себя.» Но глупое сердце не сдавалось, оно подкидывало идеи, одну нереальнее другой. Можно было предложить брак и взять под свою защиту, как когда-то их отец защитил мать. Но это уже не предоставлялось возможным. Сам же Лань Сичэнь своими руками все испортил. И теперь Вэй Усянь не доверял им обоим. «Я хотел бы поверить. Но не хочу.» Он просто не хотел. Не поверит он и в этот раз. Как настойчиво он прогонял Ванцзи. Как не хотел, чтобы тот был рядом! «Проваливай!» Вот и всё. По лицу потекли слезы, защемило сердце, оставаясь тупой болью в груди. Стало трудно дышать. Лань Сичэнь снял потрет. Долго смотрел в родные прекрасные черты. Смотрел до головокружения. До слез. До боли. Но уничтожить его не решился. Он собрал все портреты своей несостоявшейся безответной любви, тщательно завернул их и бережно спрятал их под полом в ханьши. Вдруг снова пожар? Прошли уже почти сутки с наказания. Всем было запрещено приближаться к Ванцзи, под страхом наказания. Наказания? Что может быть хуже, чем собственная нерешительность и несостоятельность? Хуже всего тупое бездействие. Глухой протест зародился где-то внутри истерзанной, уже почти мёртвой души. Что они ему сделают? Лань Сичэнь взял меч и решительно пошел проведать братишку. Выйдя из ворот и подойдя к стене послушания, он увидел, что братишка валяется бездыханный в луже собственной крови. «В твоих глазах мир потерялся. В твоих глазах нет суеты. В твоих глазах как в мёртвом танце Летят снежинки с высоты. Плачет снежинками зимняя стужа. Все замело и нет шагу назад. Ты мне не нужен. Конечно не нужен. Инеем белым застынет твой взгляд. Снежной пустыней расстелется поле. Ветер гуляет и воет как волк. С снежного плена я вырвусь на волю. Не захотел удержать… И не смог…» (безутешный поэт Лань Сичэнь)