Легкое прикосновение.

«Я жду тебя, стирая время, расстояния. Я жду тебя, как солнца в декабре. Я не посмел сказать свое признание. Но я все время думал о тебе. Пусть снег прошел, но лето не наступит. В душе весна, как прежде, не цветёт. И солнце не взойдет ни на минуту. И мое сердце больше не живёт. И мое сердце больше не забьется. Оно оцепенело и молчит. К теплу не тянется, не отзовется. Оно теперь как камень… как нефрит…» (Безутешный поэт Лань Сичэнь) Мелодия еще звучала над трепетавшими струнами, Лань Сичэнь уже измучил свой гуцинь. Но… Не ответа. Ни отблеска. Ни звука. Ни тени. Он заглушил звук, положив ладонь на еще трепещущие струны. Воцарилась тишина. Он лег в постель и попытался уснуть. Взбудораженные нервы не давали успокоиться. Он долго ворочался, не в силах никак заставить себя спать. Повалявшись до полуночи, он встал, зажёг лампу, вытащил из тайника портрет, где Вэй Усянь был нарисован с чёрной флейтой. Этакое чёрное солнце. Прекрасное и опасное. Ослепительная красота которого просто убивала насмерть без всякого компромисса. Долго смотрел на этот портрет, вспоминая все последние события. — Молодой господин Вэй, где же ты? Он так и уснул в обнимку с портретом. Ночью ему приснился сон. Словно Вэй Усянь пришел к нему и сел у изголовья кровати. Лань Сичэнь протянул руки и коснулся его холодных пальцев: — Молодой господин Вэй? — Цзэу Цзюнь! — Я вас звал. Почему вы не пришли? Солнечный юноша покачал головой: — Я не могу прийти. Меня нет в мире мертвых. Сердце обожгло надеждой. — Ну так просто приходите…ногами… Он снова покачал головой: — Цзэу Цзюнь, я не могу прийти ногами. — Ну почему? Голос прозвучал тихо: — Меня нет в мире живых. — А где же вы? — Я и сам не знаю. Я где-то между… — Где же? — Где-то между мирами… — Молодой господин Вэй, простите меня. — За что? — За то, что не спас вас, за мое бездействие. — Цзэу Цзюнь, это не ваша вина. Я сам выбрал свой путь. — Что мне сказать Ванцзи? — Зачем? — Он все еще ждёт, надеется. — Пустите меня, мне нужно идти. Лань Сичэнь не хотел отпускать его руку. Она была холодной, но все-таки живой. Лань Сичэнь настаивал: — Молодой господин Вэй. Все же, скажите где вы? — Цзэу Цзюнь, пустите меня, пожалуйста. — Не могу, что я скажу брату? Чёрное солнце отвел взгляд, потом опустил его, длинные ресницы затрепетали на нежных щеках. — Простите меня и извинитесь за меня перед ним. В этот момент выглянул первый слабый лучик солнца. Рука в ладони Лань Сичэня растаяла. Он все еще сжимая кисть, словно в них еще находилась его нежные холодные пальцы, смотрел как тает его облик у изголовья кровати. Его лицо и стройная фигура растаяли, превратившись в звездную пыль, которая тут же устремилась ввысь и рассеялась в воздухе серебристыми искрами, словно ее и не было. Лань Сичэнь открыл глаза. Он лежал некоторое время, не в состоянии понять, где сон, а где реальность. Его рука так и лежала протянутая к изголовью кровати, сжимая что-то невесомое в своей ладони, на которой еще осталась прохлада нежных пальцев. Простыня возле подушки была чуть примята, словно кто-то сидел у изголовья. А может просто разыгралась фантазия? Лёгкий аромат горных трав и цветов пронесся по ханьши и бесследно исчез. Точно. Это разыгралась бурная фантазия поэта и художника. Да, он так видит. Это сон. Или это было наяву? Самое обидное, это перепутать сны с реальностью. Лань Сичэнь сел на кровати. И вдруг подпрыгнул от неожиданности. Портрета, с которым он уснул, не было! Неужели и это приснилось? Он обыскал всё в ханьши. Портрета нигде не было! Лань Сичэнь был, мягко говоря, в ужасе. Неужели кто-то зашел и забрал портрет? Но это невозможно. Как так? Он решил посмотреть в тайнике. Отодвинув шкаф и подняв половицу, он вынул свёрток. Осторожно развернув его, он увидел уголок портрета. Лань Сичэнь тихонечко потянул за край и вытащил портрет! Портрет был на месте! Как так? Когда он успел положить его обратно? Он абсолютно не помнил. Возможно был такой сонный, что машинально положил и забыл? Возможно. Но…все это казалось очень странным. Не мог же Цзэу Цзюнь сойти с ума? А что? Вполне мог. Почему он бездействовал? Он вспомнил слова братишки, сказанные им когда-то в башне Кои. Он тогда сказал Лань Сичэню: «Брат. Я хочу забрать одного человека в облачные глубины. Забрать и спрятать. Но… только он не хочет этого…» Да. В этом то и вся проблема. Если молодой господин Вэй не хочет, то ты его не сдвинешь с места. Его характер не менее упрям, чем у Лань Чжаня. И только Лань Сичэнь, как глава клана, везде ищет золотую середину. Но выходит, золотая середина не всегда и золотая? Или не то золото, что блестит? Что он упустил в жизни? А вот то и упустил, что потерял свою любовь. Сначала отказался от нее, как от несбыточной мечты, а потом и вовсе потерял! Если бы их разговор тогда не перебили, может ли случиться так, что они нашли бы выход? А ведь братишка пытался его спасти. Его сердце первое почувствовало неладное. Он уже тогда любил его и готов был ради него на все. «Почему я не разглядел это? А ведь сердце влюблённого не врёт. Он чувствовал опасность и пытался защитить его. Еще тогда, когда еще не разразилась трагедия. А что делал я? Сделал из него источник вдохновения и любовался? Жалкий слепец! Ему нужна была реальная помощь. А я?» Лань Сичэнь долго ругал себя за бездействие. Легче от подобных процедур не становилось. Только хуже. Что он сейчас этим самокопанием сделает? Кому поможет? А братишке сейчас нужна реальная помощь. И малышу А-Юаню. Лань Сичэнь поправил на спящем ребёнке одеяло. Под одеялом что-то зашелестело. Он, приподняв краешек, обнаружил искусно сделанную соломенную бабочку с изящно изогнутыми крылышками. Странно, кто дал ребёнку игрушку? И как Лань Сичэнь не заметил? Возможно это Лань Чжань вчера положил в руку ребёнку бабочку? Он оставил бабочку в руке ребенка, просто встал, поменял примочку на лбу малыша и пошел готовить целебный отвар. Потом нужно было идти на перевязку к братишке, пока раннее утро никто не видел, что он часто заходит в цзиньши. Последнее время его братишка огорчал его все больше. С тех пор как он забрал А-Юаня, тот пребывал в плачевном эмоциональном состоянии. Раны, оставленные дисциплинарным кнутом почти не заживали, казалось, организм включил механизм саморазрушения. Лань Сичэнь приходя на перевязки, только печально качал головой и укоризненно смотрел на младшего: —Ванцзи, тебе нужны силы, чтобы зажили раны. —Зачем? —безразличным ко всему голосом спросил Лань Ванцзи. Он больше не прятался под маской сомоотрешенности, он действительно потерял интерес к жизни. И это было заметно. Лань Сичэнь мягко улыбнулся: —Ванцзи, тебе скоро понадобятся силы, очень понадобятся. Его голос прозвучал радостно. Но Лань Ванцзи недоверчиво посмотрел на старшего. Через пару дней Лань Сичэня позвал к себе дядя, ему наконец-то нотариус принес восстановленные документы Вэнь Юаня. Дядя не стал решать этот вопрос со старейшинами и занялся этим сам. Лань Сичэнь удивился: — Дядя, а старейшины знают? — Нет. Я сам лично ходил к нотариусу в Гусу и попросил сделать эти документы. Старейшины вряд ли разрешили бы усыновить в наш клан ребенка с такой фамилией. — Но они все равно захотят знать откуда у нас новый член клана! — Когда они захотят знать, он будет уже сыном Ванцзи с нашей фамилией. — Старые документы можно будет уничтожить? — Думаю так будет правильно. И так слишком много информации уходит на сторону. Я не знаю кто это, да и не могу подозревать. Этот человек не пойман. Но он явно из числа старейшин. Только они имеют доступ к большей информации. Лань Сичэнь кивнул. Дело было непростое. — Поэтому возьми бумаги, отнеси к Ванцзи и сразу принеси назад, никому их больше не показывай. А я снова отнесу нотариусу. Когда он их оформит, тогда поставим в известность о новом члене семьи. Лань Сичэнь кивнул, взял документы и пошел к братишке. Он положил их на стол, помог одеться Лань Чжаню и сесть. — Ванцзи, вот документы. Осталось написать заявление на усыновление и на перемену фамилии уже на правах родителя с Вэнь на Лань. Лань Сичэнь подал ему кисть. У братишки дрожали от волнения руки, так что он не смог написать ни одного иероглифа. Лань Сичэнь вздохнул и сам заполнил заявление, так что Лань Чжаню осталось только поставить свою подпись. Братишка долго и тщательно выводил свою подпись внизу завления, крепко держа перо, чтобы не выронить. Лань Сичэнь помахал заполенным заявлением, чтобы быстрее высохли чернила. После этого он сразу унёс документы дяде. Теперь братишка просто обязан был жить! Он скоро станет отцом. Потянулись дни в ожидании новых документов. Никто не видел мальчика, ребенок не плакал. Лань Сичэню некогда было впадать в депрессию, он крутился как белка в колесе. Между делами клана он очень тщательно ухаживал за ребенком. Еще успевал каждый день заходить делать перевязки братишке. Они теперь разговаривали о состоянии А-Юаня. Состояние было еще тяжелое, но уже постепенно начинались улучшения. Жар понемногу отступал, ребенок уже чаще приходил в сознание, хотя еще не разговаривал и не совсем понимал, где находится. Но это все дело поправимое. Главное что уже лучше. Просто организм сильно ослаблен, потом нужно будет правильное питание и покой. Лань Чжань с волнением и беспокойством каждый день ждал рассказа брата про состояние малыша. Каждый раз братишка слушал очень внимательно и в конце поблагодарил брата: —Брат. Большое тебе спасибо. —Не стоит благодарности, —улыбался Лань Сичэнь своей мягкой улыбкой. Потом он осматривал раны, делал перевязку и делился новостями: —Брат, представляешь, Цзинь Гуаньшаня избрали верховным заклинателем, А-Яо жалуется что ему частенько достается от мачехи. Ему, бедняге, уже надоело жить между двух огней. И прикрывать отца он больше не желает, так как боится что его здоровья хватит ненадолго с его приключениями. Но братишка его не слышал, поднял глаза на Лань Сичэня: —Брат. Быстрее бы сделали документы. —Ванцзи, наберись терпения. Я же тебе уже все обьяснил. Ты меня слушал вообще? Немного тянули с подписями те тридцать три старейшины, что ты ранил. Думаю не намеренно, их раны были действительно серьезными. Но сейчас уже почти все поправились. И еще осталось совсем немного подписей собрать. —Что дядя? —Дядя наоборот их уговорил, чтобы побыстрее подписали. Тем более, слухи про твоего внебрачного ребенка мы сможем опровергнуть. Мы говорим всем что мальчик сирота, не помнит родителей, потому принял тебя за папу. А ты пожалел малыша и забрал с собой, чтобы дать приют и семью. Так что никто теперь не осмелится извратить факты и обвинить тебя в безнравственности, чтобы навлечь позор на наш клан. Так что потерпи немного. Скоро все образуется. —Хорошо, —кивнул Лань Ванцзи. Глядя в упор на брата, Лань Ванцзи сказал вдруг: —Брат. А ты поверил бы, что это мой ребенок? —Нет конечно. Я знаю что это ребенок из клана Вэнь и что о нем заботился молодой господин Вэй. Просто знаю что глава клана Ланьлин Цзинь не упустит возможности внести раздор в Гусу Лань. Так что надо быть начеку. Ты не хуже меня знаешь в каком обществе мы живем. Лань Сичэнь рассказал, что фамилию уже поменяли, старейшины не знают старой фамилии мальчика. Им показали документы с фамилией Лань. Дядя опасается, что кто-то передаёт информацию за пределы клана, но поймать предателя пока нет возможности. Братишка выслушал это очень внимательно. Лань Сичэню показалось, что в его глазах сверкнули красные всполохи и тут же пропали. Лань Сичэнь во время всего разговора ощущал запах спиртного, но не мог понять откуда он идёт. Он намеренно долго тянул разговор, а сам старался уловить запах дыхания младшего. Нет, вроде не от него. Но алкоголем пахнет явственно. Откуда запах? Что если дядя все-таки вздумает зайти? Тогда не видать ему этого ребёнка как своих ушей. Кто доверит воспитывать мальчика человеку, употребляющему алкоголь? Он, потянув носом воздух, произнес: —Брат. Я давно хотел тебе сказать, да все недосуг было. У тебя в цзиньши все это время стоит запах алкоголя. Все хорошо? Это с чем то связано? —Да, —братишка подвел его к краю стола и поднял половицу. Увидев штук восемь пузатых кувшинчиков с Улыбкой императора, Лань Сичэнь поднял удивленно брови: —Ванцзи, ты знаешь правила не хуже, а возможно даже лучше всех. Не мне тебе это говорить. Но все ученики и адепты до сих пор тебя до дрожи боятся. Такого ужаса, какой ты навел на обитателей Облачных глубин, еще никто не видел. — Брат. Я больше не притрагивался к спиртному после того раза совсем. —Вот как… —Да. Я это купил не себе. —Очень интересно. А кому, если не секрет? —Это… Ну… Он очень хотел выпить Улыбку императора… —Ты хочешь сказать, что это для молодого господина… —Да. —Но… Господин Вэй… —Брат, --не дал договорить ему младший, —никто не видел его мертвым и никто не может это утверждать. Сердце замерло, Лань Сичэнь печально посмотрел на брата, он хотел прижать младшенького к себе и погладить по горячей головушке, как когда-то в раннем детстве: —Как скажешь. Господина Вэя действительно никто не видел мертвым. И призвать его дух тоже никто еще пока не смог. Поэтому… Кто знает… Все возможно. А в голове стучало словно молотом по наковальне. «Брат, зачем этот разговор? Мне не легче сейчас, чем тебе. Еще и совесть мучает…» Лань Чжань смотрел на брата, смутная надежда промелькнула в его глазах. Лань Сичэнь, подумав с минуту, сказал: —Запах сандала хорошо перебивает остальные запахи. Давай попробуем, возможно он перебьет запах вина. А то если кто нибудь зайдет, не миновать новых проблем на твою голову. Младший покачал головой: —Уже не важно, хуже чем есть все равно уже не будет. —Но тебе тогда могут не отдать ребенка. — Мне терять уже нечего. Я могу забрать его силой. Лань Сичэнь печально улыбнулся: —Можно же решить это мирным путем. Довольно скандалов. И какой пример ты будешь ему подавать? Ты же теперь как бы отец для него. —Да. Ты прав, —вдруг согласился упрямый младший братик. —Ну вот и отлично, —радостно улыбнулся Лань Сичэнь. Кажется, отцовство смягчит его упрямый нрав. И это хорошо. На следующий день Лань Сичэнь принес брату ароматическую лампу на трех ножках, в которой вверху было отверстие, чтобы вставлять палочки. Он вставил сандаловую палочку и поджег. Вскоре мягкий дымок поплыл по комнате, наполняя ее сандаловым ароматом, постепенно вытесняя сладкий запах вина. Лань Сичэнь потянул носом воздух. — Ну вот и прекрасно, —удовлетворенно сказал он, вдыхая свежий аромат сандалового дерева. За последнее время произошло много событий, но для Лань Сичэня все события слились в одно разноцветное пятно. Настолько не было времени даже задуматься. Сидя вечером у постели и меняя примочки, он начал анализировать все, что произошло за то время, пока он возился с братишкой и малышом. Цзинь Гуаньяо женился. Он прислал пригласительное письмо. Лань Сичэнь смог присутствовать только на первом дне свадьбы своего названного брата и ученика, так как не мог оставить надолго ни братика, ни малыша. Но он был очень рад за Цзинь Гуаньяо, привёз ему в подарок картину времен года, которую нарисовал на ширме, специально для этой цели. Девушка была очень миленькая, видно, что из благородной семьи и очень наивная. — А-Яо, поздравляю тебя от всего сердца. Видно, что девушка будет тебе хорошей женой. Я очень рад за тебя. — Брат, спасибо тебе. Надеюсь ты тоже скоро найдёшь себе хорошую невесту. Лань Сичэнь печально улыбнулся, но ничего не ответил. Знал бы он! Нет, никто не должен знать об этом. Никто. Вечером он бегом вернулся к братишке и ребенку. Душа была неспокойна. Как только он прибыл, его сразу позвал дядя: — Сичэнь. Вот документы. Ребенок теперь официально считается сыном Ванцзи и твоим родным племянником. Лань Сичэнь взял документы и почти бегом поспешил к братишке. — Брат! Я тебя поздравляю! Он протянул ошарашенному и еще не пришедшему в себя от потрясения Лань Чжаню новенькие документы, скрепленные печатью ордена Гусу Лань. Тот неловко поднялся навстречу брату, но внезапно чуть не потерял сознание от резкого движения. Лань Сичэнь с улыбкой поддержал младшего за локоть: —Прости, я не учел, что ты еще слаб. Но я не мог молчать, ты же понимаешь. Это твоя победа! —Ничего. Все нормально. Спасибо тебе, брат. Мне его отдадут? —Да хоть сейчас могу тебе его принести. Вот только твое состояние позволить должным образом заботиться о ребенке? —Брат. Все в порядке. Я смогу. Теперь это мой ребенок. Лань Ванцзи взял в руки документы. Руки слегка дрожали. Сделав глубокий вдох, он выдохнул, немного успокоился и внимательно прочел содержимое документа. Все было правильно заполнено, печать хорошо просматривалась. Документы были в полном порядке. —Лань Юань, —прочел вслух он, —отец Лань Ванцзи, орден Гусу Лань. Голос дрожал. Потом он замолчал и словно оцепенел. Пока братишка где-то там витал в облаках, Лань Сичэнь принес мальчика. Принимая из рук А-Юаня, Лань Ванцзи чуть не заплакал от счастья. Лань Сичэнь с удивлением и радостью смотрел на младшего. Еще ни разу он не видел на его лице столько эмоций сразу. Он положил его на кровать и сел рядом. Лань Сичэнь предложил: —Ванцзи, ему надо бы свою кроватку. —Да, —ответил Лань Ванцзи, —и поставить к окну. Пусть увидит солнце, когда очнется. Лань Сичэнь пошел и отыскал на складе ордена кровать, правда детской не нашлось, так как год выдался урожайный на детей и кроваток не хватало. На другой день поставили у окна кровать. —Извини, брат, детской не нашлось. —Ничего. Зато не мала, —ответил Лань Ванцзи. Лань Сичэнь посмотрел удивленно на брата. Кажется он научился шутить? Значит все нормально, депрессия миновала. Да и новые заботы, новые ощущения, новая ответственность. Кровать самого Лань Ванцзи перекочевала за ширму в другой конец комнаты. Через некоторое время ребенок все-таки очнулся и Лань Сичэнь теперь мог выносить его на свежий воздух и гулять с ним вечером, пока еще братишке нельзя было покидать цзиньши. После своей свадьбы через время Облачные глубины вновь навестил Цзинь Гуаньяо. Пока Лань Сичэнь готовил чай другу, тот вышел из яши. Ему сказали, что господин Цзинь пошел в библиотеку. Лань Сичэнь поднялся на второй этаж, Цзинь Гуаньяо уже прогуливался вдоль слеллажей. Увидев поднимающегося Лань Сичэня, повернулся с улыбкой: —Брат, как ты кстати. Не поможешь мне выбрать, что почитать? —Конечно, тебе что именно? Что нибудь серьезное? Про самосовершенствование? Буддийские трактаты? По историй? Или что нибудь легкое? —Ой, брат, у меня и так последнее время голова забита! Мой отец сгрузил на меня все дела. И большие и маленькие! Давай что нибудь легкое! —Хорошо, стихи, сказки, подвиги героев? Что ты хочешь? —Ох, даже и не знаю. Ты меня поставил перед нелегким выбором! Лань Сичэнь улыбнулся: —А-Яо, хочешь дам тебе про подвиги героев во время аннигиляции солнца? Там и про тебя написано! —Ты же знаешь, брат, что я не ставлю себе в заслугу это. И не хвастаюсь. А вот про подвиги других интересно почитать! —А-Яо, я знаю, что ты остался все тем же скромным и простым юношей. И очень рад, что тебя не испортила ни слава, ни высокое положение в обществе. —Ох, брат, какое у меня положение? Я всего лишь слуга на банкетах! —Ну что ты! Все дела на тебе! Глава Цзинь доверяет тебе, да и ты остаешься прямым наследником! Говоря это, Лань Сичэнь подал ему толстую красиво оформленную книгу. —Вернешь, когда прочитаешь. Можешь не торопиться. Цзинь Гуаньяо забрал книгу обеими руками, словно это была ценнейшая реликвия и вышел из библиотеки. Лань Сичэнь был очень рад, что оказал брату хоть маленькую услугу, но тому приятно. Правда после того, как он взял книгу, он заторопился, сославшись на срочные дела и ушел. Это тогда не показалось ему странным. А зря… Лань Сичэнь дал ему книгу, которой особенно дорожил. Ведь иллюстрации в этой книге были выполнены им самим. Особенно с большой любовью были выписаны портреты Вэй Усяня и братишки. В описании Аннигиляции солнца было несколько красочных иллюстраций. Прекрасный юноша в черных летящих одеждах в изящном прыжке с разворотом словно парит в воздухе. Прекрасная белая рука с красивыми тонкими пальцами подносит к пухлым нежным губам флейту. Его шикарные волосы с красной лентой развеваются на ветру. Ветер раздувает черные одежды на изящной гибкой фигуре. Внизу поверженные враги. Он один мог управиться с многочисленной армией! Эта иллюстрация передавала красоту и невероятную мощь солнечного юноши. Если перелистнув страницу, можно наткнулся на рассказ про то, как сражались плечом к плечу Вэй Усянь и Лань Ванцзи. На этот раз иллюстрация изображала Лань Ванцзи, защищающего своим мечом прекрасного юношу. Взгляд у младшего нефрита был такой, словно он защищает самое дорогое. На третьей иллюстрации они стояли спина к спине. Лань Сичэню очень хорошо удалось передать то самое общее настроение молодых людей. Смелость и решительность. Они смотрелись, словно одно целое! Лань Сичэнь частенько перелистывал эту книгу. Теперь он понимал. Он уже тогда начинал ассоциировать своего младшенького с солнечным юношей. На подсознательном уровне это не давало ему приблизиться к прелестному юноше слишком близко. Он даже не позволял себе никогда фамильярности. И иначе чем «молодой господин Вэй " не называл его. Лань Сичэнь уже подумал, что зря отдал любимую книгу, но утром Цзинь Гуаньяо принес ее обратно. —Брат, помоги мне найти подходящую мелодию для музицирования. Видишь ли, вчера расчехлил свой гуцинь, давно не играл на нем. Хочу начать. Лань Сичэнь поднялся с места, улыбнулся: —А-Яо, в тебе заложена тяга к прекрасному. Я очень рад. Не хочешь со мной пойти в Цинхэ завтра? Я буду играть для нашего брата, присоединяйся! —Спасибо тебе большое, брат! Почту за честь! Цзинь Гуаньяо вытащил из рукава книгу: —Брат, чуть не забыл. Вот возвращаю. —Уже прочитал? —Так, немного. Дела, знаешь ли… Лань Сичэнь улыбнулся: —Видел молодого господина Вэя? —Брат, я так понял он весьма успешно сражался с твоим братишкой. —Да, они очень хорошо друг друга понимали. С одного взгляда. Они действовали всегда стремительно и словно у них на двоих была одна голова и одно сердце. Были правда некоторые моменты, но не часто. Просто люди любят сгущать краски и искать проблему там, где ее нет. —Значит слухи, что они дрались одной рукой с врагами, а другой между собой, всего лишь сплетни? —Конечно! Я был там. Ванцзи не то, чтобы драться с молодым господином Вэем, он не позволял даже волосу с его головы упасть! А как он охранял его сон, чтобы он нормально отдохнул, ты бы видел! Лань Сичэнь вдруг понял, что сказал лишнее, он замолчал и стало так грустно на душе. Но Цзинь Гуаньяо не обратил на это внимания, он распрощался с Лань Сичэнем и поспешил домой, готовиться к завтрашнему визиту в клан Цинхэ Не. Теперь, когда братишка мог сам ухаживать за малышом, Лань Сичэнь мог уделить время своим друзьям. Особенно его беспокоил сейчас Не Минцзюэ. Его нрав становился все гневливее и гневливее. Рано утром с гуцинем он уже был в Цинхэ и играл песню очищения сердца, чтобы нервы друга расслабились и успокоились, тогда ему станет легче. Не Минцзюэ сидел и слушал мелодию, прикрыв глаза, как вошел Цзинь Гуаньяо. Цзинь Гуаньяо тихонечко сел на циновку напротив, стараясь не мешать. Положил рядом принесенный с собой инструмент и тоже стал внимательно слушать. Приятная мелодия лилась из-под пальцев Лань Сичэня, она успокаивала и умиротворяла. Когда Лань Сичэнь доиграл мелодию до конца, он поднял глаза на Цзинь Гуаньяо и поприветствовал его с приветливой улыбкой. Тот расчехлил гуцинь и попытался извлечь из своего инструмента такую же мелодию. У него получилось весьма неплохо. Лань Сичэнь отметил про себя, что у него хорошая цепкая память. Они с Не Минцзюэ одобрительно закивали головами. Когда мелодия затихла, Цзинь Гуанъяо засмеялся: — Ох, теперь, услышав игру брата, я буду вынужден разбить свой гуцинь сразу же по возвращении домой. Лань Сичэнь улыбнулся: — За пределами Гусу твоя игра может считаться весьма достойной. Мать научила тебя? — Нет. Я наблюдал за исполнением других и учился самостоятельно. Мать никогда не стала бы давать мне подобные уроки. Она обучала меня лишь чтению и письму, а также приобрела дорогой меч и целый ворох различных пособий для заклинателей. Лань Сичэнь несколько удивился: — Меч и пособия для заклинателей? Цзинь Гуанъяо сказал: — Брат, ты наверняка не видел таких раньше? В народе часто предлагают тонкие книжицы с намалёванными человечками и нарочито таинственными каракулями. Лань Сичэнь покачал головой и улыбнулся. Цзинь Гуанъяо покачал головой вслед за ним: — Разумеется, все они продаются шарлатанами для одурачивания несведущих женщин, подобных моей матери, или безграмотных юношей. От занятий по этим пособиям нет никакого вреда, но и пользы также нет. Он тяжело вздохнул: — Но откуда моя матушка могла разбираться в таких тонкостях? Она охапками скупала для меня эти книжицы, вопреки их высокой стоимости, и говорила, что, если в будущем я вернусь к отцу, то должен буду предстать перед его взором как можно более образованным, чтобы не отстать от остальных. Он тратила на них все свои деньги. Лань Сичэнь перебрал струны гуциня: — Ты очень способный, если сумел достичь столь высокого мастерства, лишь наблюдая за другими. Если хороший наставник даст тебе пару советов, ты сможешь весьма скоро улучшить свои навыки. Цзинь Гуанъяо ухмыльнулся: — Хороший наставник у меня перед глазами, но я бы никогда не осмелился потревожить его. Лань Сичэнь ответил: — Отчего же не осмелишься? Прошу, садись, молодой господин. Цзинь Гуанъяо обрадовался, он оправил полы одежды и чинно уселся напротив него, словно ученик, прилежно внимающим каждому слову учителя: — Наставник Лань, чему вы научите меня? Лань Сичэнь предложил: — Может быть, «Песни очищения»? Глаза Цзинь Гуанъяо загорелись, но не успел он открыть рта, как Не Минцзюэ поднял голову: — Брат, «Песнь Очищения» — одна из особых мелодий Ордена Гусу Лань. Подобному знанию не стоит просачиваться вовне. Но Лань Сичэнь не обратил внимания на его предупреждение. Он улыбнулся: —» Песнь Очищения», в отличие от «Песни Истребления», используется для умиротворения и очищения рассудка. Неужели я настолько скуп, чтобы утаивать столь целительную практику? Кроме того, я хочу научить ей нашего третьего брата — разве подобное можно считать «просачиванием вовне»? Итак, после музыкальных занятий, Лань Сичэнь предложил Цзинь Гуаньяо приходить тоже играть перед старшим братом. Но на следующем совете кланов состоялся тревожный разговор. На самом совете Лань Сичэню вдруг показалось, что Цзинь Гуаншань плавненько и осторожно, словно крадучись, навязывал всем мысль, что у молодого главы клана Не очень изменился нрав. После он подошёл к Лань Сичэню и по большому секрету поведал ему и еще нескольким главам, что на главу Не сильно стала действовать его сабля и, наверняка, скоро все закончится искажением ци, как и у его предшественников. Цзинь Гуаньяо тяжело вздохнул, говоря Лань Сичэню: —Нрав нашего старшего брата становится все страшнее и страшнее. Что то рановато, тебе не кажется? Лань Сичэнь вздохнул: —Он развил золотое ядро раньше всех нас. Но ты играешь ему каждый раз песнь очищения? Должно же это сдержать его ярость. —Да, брат, играю. Но, боюсь, что ярость его сабли слишком жестока. И одной только мелодией здесь не обойтись. —Но… Пока я не нашел других методов, —развел руками Лань Сичэнь, —но я ищу, перерыл уже всю библиотеку. Цзинь Гуаньяо всплеснул руками: —Ох, неужели нашему брату грозит смерть от искажения ци в таком молодом возрасте? Подошел Не Минцзюэ: —О чем вы тут шепчетесь? Цзинь Гуаньяо улыбнулся: —Мы думаем с братом, как помочь старшему брату. Не Минцзюэ смерил его странным подозрительным взлядом: —Гуаньяо, лучше подумай о том, чтобы убедить отца казнить это отродье Сюэ Яна! Цзинь Гуаньяо потупился: —Я не осмелюсь перечить отцу, ведь я и так еле еле добился его расположения. Не Минцзюэ прищурился: —Можно подумать, ты испугался? На лице Цзинь Гуаньяо проступило отчаяние, в глазах блеснули слезы: —Брат, это ты родился в именитом клане! А я сын шлюхи! Ты понимаешь? И таких ублюдков у него куча! Что ему стоит притащить сюда очередного бастарда? —Но пока ни один не удостоился такого доверия как ты! Не думаю, что Цзинь Гуаншань так просто будет разбрасываться мерзавцами типа тебя! Цзинь Гуаньяо поклонился: —Брат весьма лестно отзывается обо мне! —Не юли! Кстати, ты не слышал, не так давно стали пропадать люди! Говорят, они были внебрачными сыновьями Цзинь Гуаншаня! С этими словами Не Минцзюэ отошел от него, взяв под локоть Лань Сичэня. Они долго прогуливались, Лань Сичэнь, как мог успокаивал друга, на душе было тревожно. Не Минцзюэ отошёл сделать кое какие распоряжения, Лань Сичэнь вернулся в главный зал. Цзинь Гуаньяо присоединился к идущему назад Лань Сичэню: —Брат, ты слышал? Наш старший брат под духом сабли стал весьма подозрителен. Лань Сичэнь улыбнулся: —А-Яо, не бери в голову, скорее всего это просто слухи. Наш старший брат просто не любит сплетни. Вот и высказался. Следующий совет кланов собрали по поводу строительства смотровых башен. Но один случай заронил недоверие в сердце Лань Сичэня. Неожиданно на совет кланов явился Сяо Синчэнь. Он притащил связанного Сюэ Яна, обвинил его в истреблении целого клана и потребовал немедленной казни. Трагедия клана Чан внезапно стала достоянием общественности, заклинатели судачили тут и там, строя теории, одна невероятнее другой. Цзинь Гуаньяо настаивал на том, что эта катастрофа — ни что иное как месть восставшего из мёртвых Старейшины Илин, Вэй Усяня. Однако никаких доказательств не обнаружили, что делало поимку убийцы почти невозможной. Сяо Синчэнь, он добровольно вызвался помочь Чан Пину докопаться до истины, и через месяц докопался таки. Выяснив правду, Сяо Синчэнь пересёк тысячу ли, чтобы схватить Сюэ Яна, который по-прежнему безмятежно и весело развлекался, ввязываясь в потасовки с таким же, как он, сбродом. Как раз в это время в Башне Золотого Карпа, резиденции Ордена Ланьлин Цзинь, проходил очередной Совет Кланов. Сяо Синчэнь воспользовался моментом и доставил туда Сюэ Яна, объяснил всё от начала до конца и потребовал для него сурового наказания. Орден Ланьлин Цзинь всеми правдами и неправдами покрывал Сюэ Яна, однако Сяо Синчэнь также настойчиво не желал сдаваться. Их упорное противостояние дошло до ушей Чифэн-цзуня, Не Минцзюэ, который поначалу не намеревался принимать участие в Совете Кланов, и он с далёких краев тут же поспешил в Башню Золотого Карпа. Несмотря на то, что Не Минцзюэ был младше Цзинь Гуаншаня, он, держась сурово и непреклонно, отказывался проявлять снисхождение к Сюэ Яну, невзирая ни на какие обстоятельства. Он дал Цзинь Гуаншаню резкую отповедь, оставив того в замешательстве и смущении, а затем, подтверждая свой вспыльчивый нрав, тут же на месте обнажил свою саблю, стремясь немедля убить Сюэ Яна. Гуанъяо, попытался вступиться за преступника, но Не Минцзюэ приказал ему немедленно убраться с глаз долой. Цзинь Гуанъяо же, обруганный с ног до головы, спрятался за Лань Сичэнем, едва осмеливаясь подать голос. В конечном итоге, Ордену Ланьлин Цзинь пришлось отступить. Сюэ Ян не выказывал никаких признаков страха, и даже ощущая ледяной холод сабли Не Минцзюэ на своей шее, он по-прежнему продолжал ухмыляться. Прежде чем его увели, Сюэ Ян проникновенно обратился к Сяо Синчэню, словно к близкому другу: — Даочжан, не забывай меня. Мир тесен. Орден Ланьлин Цзинь перед лицом всех кланов и орденов согласились казнить Сюэ Яна, но стоило преступнику ускользнуть от взора Не Минцзюэ, как меру пресечения тотчас изменили на пожизненное заключение в темнице. И вот на очередном совете кланов, Не Минцзюэ узнал о том, что казнь Сюэ Яна заменили на пожизненное заключение. Глава клана Не пришел в неописуемую ярость и потребовал ответа от Цзинь Гуаньяо. Цзинь Гуаньяо сослался на то, что ему нужно обсудить срочные дела. —Брат, мы поговорим, как только я завершу дела! После того громко сказал Лань Сичэню: —Брат, мне нужно с тобой кое что обсудить. Потом так же громко обратился к адептам: —К нам никого не пускать! Лань Сичэнь удивился, но пошел следом. Ему стало странно, что за секреты могут быть от старшего названного брата, ведь они дружили с детства и секретов у них никогда друг от друга не было. И тут он Лань Сичэнь, его лучший друг ни слова не говоря, идет обсуждать секреты с Цзинь Гуаньяо, которого Не Минцзюэ последнее время порицал за весьма неприглядые дела. Тем более, он подозревал, что орден Ланьлин Цзинь нечист на руку. Цзинь Гуаньяо и Цзинь Гуаншань забирали львиную долю собранных средств себе, так как оба имели страсть к бьющей в глаз роскоши и не могли себе в этом отказать. Потому гнев Не Минцзюэ и без Сюэ Яна можно было понять. Цзинь Гуаньяо посадил Лань Сичэня напротив себя, поправил шапочку, но невзначай уронил ее, открыв синяк на лбу. Лань Сичэнь в большом изумлении уставился на этот синяк. —А-Яо, что это? —Ох, брат, не спрашивай, я не хочу, чтобы все знали, а иначе это будет причиной раздора между отцом и мачехой. —Госпожа Цзинь! Это она сделала? Цзинь Гуаньяо застонал: —Брат, ты не представляешь, как мне сейчас нелегко. Я словно между двух огней нахожусь. Отец пропадает в борделях и просит его прикрывать, а мачеха злится и вымещает зло на мне. Ты представляешь? А я боюсь сказать отцу, потому что они тогда начнут ругаться и тогда всем будет плохо. Можно сказать, что я принимаю удар на себя, чтобы не случилось беды. Лань Сичэнь сочувственно покачал головой: —Ох, и правда, тебе очень сейчас не легко. —А еще эти смотровые башни, будь они неладны. Брат, ты мне поможешь? Я тут совсем ничего не понимаю! Лань Сичэнь удивился: —А-Яо, у тебя же отличная память и мозги работают как надо. Цзинь Гуаньяо заохал: —Ох, брат, ты бы каждый день получал бы тяжелым предметом по голове, так и последние мозги вышибут! — Ну хорошо, что тебе тут непонятно? Цзинь Гуаньяо водил пальцем по чертежу, делая вид, что забыл. Наконец послышались шаги, дверь распахнулась. Лань Сичэнь удивился: — Брат? Не Минцзюэ выпалил: — Ты, сиди здесь. А затем повернулся к Цзинь Гуанъяо и холодно приказал: — А ты, пойдём на улицу. Цзинь Гуанъяо мельком взглянул на него, а затем вновь повернулся к Лань Сичэню с улыбкой: — Брат, не мог бы просмотреть вот этот момент для меня? Мне нужно переговорить с нашим старшим братом по личному вопросу. А когда я вернусь, то буду очень признателен, если ты разъяснишь мне кое-какие непонятные места. Лань Сичэнь хотел пойти следом, но он жестом остановил его и пошел следом за Не Минцзюэ. В сердце Лань Сичэня закралось подозрение. Что от него скрывает всегда искренний А-Яо? Но что-то долго они не возвращаются. Лань Сичэнь, взволнованный их долгим отсутствием поспешил узнать, что случилось. Увидев Цзинь Гуаньяо скатившегося с лестницы и Не Минцзюэ, который стоял с обнажённой саблей, он тотчас же вынул из ножен Шуоюэ: — Что произошло между вами на этот раз? Цзинь Гуанъяо ответил: — Ничего. Брат, премного благодарен тебе за урок. Не Минцзюэ воскликнул: — С дороги! Лань Сичэнь сказал: — Брат, для начала вложи свою саблю в ножны — твой рассудок в смятении! Не Минцзюэ ответил: — Вовсе нет. Я отдаю себе отчёт в своих действиях. Его уже ничем не спасти. А если всё так и будет продолжаться, он непременно принесёт несчастья в этот мир. Чем скорее его убить, тем скорее мы сможем спокойно жить дальше! Лань Сичэнь замер: — Брат, что ты такое говоришь? В последнее время он только и делал, что метался между Ланьлином и Цинхэ, а взамен получает от тебя лишь «его уже ничем не спасти»? Цзинь Гуаньяо имел вид весьма побитый, он тяжело поднялся, снял со лба бинты, промокнул лоб и теперь стоял с опущенной головой. Затем он бросил тряпки на землю и безмолвно застыл на месте, словно размышляя о неизвестном. Лань Сичэнь обратился к нему: — Возвращайся обратно, а я пока побеседую с нашим старшим братом. Цзинь Гуанъяо поклонился в их сторону и ушёл. Увидев, что Не Минцзюэ ослабил хватку на рукояти сабли, Лань Сичэнь также вложил меч в ножны, похлопал его по плечу и увёл в противоположном направлении. На ходу Лань Сичэнь заговорил: — Брат, боюсь, ты не знаешь, что сейчас наш младший брат находится в ужасном положении. Не Минцзюэ ответил прежним холодным тоном: — Судя по его словам, он всегда находится в положениях одно хуже другого. Однако, несмотря на эту фразу, сабля его уже вернулась в ножны. Лань Сичэнь продолжил: — Думаешь, что нет? Но несколькими минутами ранее он дерзил и перечил тебе, не так ли? Можешь ли ты вспомнить, чтобы он раньше вёл себя подобным образом? И действительно, нынешнее поведение Цзинь Гуанъяо резко отличалось от обычного. Он никогда не принадлежал к числу несдержанных людей, срывающих злость на других. Кроме того, Цзинь Гуанъяо понимал, что справиться с Не Минцзюэ можно было лишь, пойдя ему на уступки: он ни за что не стал бы взрываться и препираться на пустом месте. Лань Сичэнь добавил: — Мачеха с самого начала невзлюбила нашего младшего брата, а после кончины Цзысюань-сюна и вовсе принялась постоянно бить и бранить его. В последнее же время и отец перестал прислушиваться к нему и отклонил все его предложения. Давай пока не будем давить на него. Я верю: он знает, что делает. Нужно лишь дать ему немного времени. Не Минцзюэ ответил: — Надеюсь, что так. Лань Сичэнь обнял друга и они вместе вернулись в залу. Через время Цзинь Гуаньяо нашел Лань Сичэня в зале и сказал: —Брат, я наверное не смогу больше помогать нашему старшему брату. Видишь он уже совсем невменяем. Лань Сичэнь похлопал его по плечу: —Тебе крепко досталось, но его тоже можно понять. Истреблен целый клан. А это не шуточки. И это тот человек, с которым ты водишь близкую дружбу. Цзинь Гуаньяо сделал испуганное лицо: —Что ты, брат! Какая дружба? Отец поощряет его, а я что могу сделать? —Но вы везде ходите вдвоем. —Конечно, я не доверяю этому человеку! А как по твоему я должен приглядывать за ним, чтобы он ничего не творил и не позорил наш орден? —Но ведь ты его рекомендовал. —Ну и что, я много кого рекомендовал. Но я же не могу держать ответ за всех! Отец просил отыскать ему способных людей, я искал. А уж какие у них дела с моим отцом, я туда не лезу! Мне хватает разборок с мадам Цзинь. А тут еще ты, брат, ну почему ты не доверяешь мне? Лань Сичэнь сочувственно улыбнулся: —Прости, А-Яо, что затронул эту тему. Я тебе доверяю, я знаю, что ты остался все тем же чистым искренним юношей. Прости. —Брат. Тебе не нужно просить у меня прощения. Лань Сичэню очень не нравилась эта ситуация. После он поговорил с Не Минцзюэ. Тот сказал: — Вроде он обещал через три месяца принести голову Сюэ Яна. Ну посмотрим. — Я все-таки верю в нашего младшего брата. — Веришь или нет. Но мне не нравится та компания, в которой он все время находится. — А ты почаще приглашай его играть перед тобой мелодию, он будет отвлекаться от своего пагубного окружения. — Придется. Хотя мне эта идея совсем не нравится. — Почему же? — Он настраивает против меня Хуайсана. Лань Сичэнь удивился: — Брат, может тебе только кажется? — Может и кажется. — Давай все-таки попробуем. Ты всегда на него хорошо влиял. Лань Сичэнь и предположить не мог, что произойдёт буквально через два с половиной месяца. Уже после, он страшно пожалел об этом. А ведь этого могло и не произойти. Все это время Лань Сичэнь помимо ухода за братишкой и ребёнком, по вечерам ходил кормить кроликов. Ему это было не в тягость. Он брал их на руки, гладил, вспоминал солнечного юношу, который когда-то подарил мрачному подростку двух белых пушистиков. На сердце становилось теплее. Хотя накатывала временами такая грусть, что хотелось зарыться лицом в белые шубки и вволю наплакаться. Но надо было держаться. Ему еще братишку надо вытащить и малыша выходить. Они не должны видеть заплаканое лицо старшего брата и новоиспеченного дяди. Когда-нибудь, когда на нем не будет такого груза забот, он придет сюда, обнимет пушистика и вволю наплачется, снимет с себя тяжёлый груз невыплаканых слез. Он зашел после кроликов к братишке. Тот уже был счастлив от того, что имеет возможность выходить на веранду с малышом. В этот раз, укладывая ребенка, он поднял на Лань Сичэня глаза: — Брат. — Что такое? — Мы с А-Юанем хотим ходить кормить кроликов. — Но твое заточение не закончилось. — Ребенку просто необходимо общение с животными. Понимая, что братишка не отступит, Лань Сичэнь решил поговорить с дядей. На следующий день он прямо с утра пришел к дяде: — Дядя, у меня просьба. Разрешите Ванцзи ходить с А-Юанем на прогулки. Он просится кормить кроликов. — Сичэнь, передай ему, пусть не наглеет. И так ему слишком многое позволено. И вообще ребенка нужно было отдать воспитателям. — Дядя, но у нас нет правила, предписывающего обязательно сдавать детей в воспитательный дом. — Это негласное правило. И ему все следуют не одну сотню лет. — Ну раз оно негласное, то Ванцзи ничего не нарушает. Дядя поскреб бородку: — Верно… Сичэнь, ох ты и хитрый стал! — Дядя, да и сам Ванцзи стал другим. Не таким упрямым. Более покладистым, что ли. Все таки отцовство на него очень хорошо повлияло. Дядя вздохнул. Лань Сичэнь уже успел заварить травку и подавал дяде успокоительного чаю. Отхлебнув чай, дядя задумался. Через время дал ответ: — Ладно, не нужно ничего говорить старейшинам. Если что, я беру ответственность на себя. Скажу, что я сам разрешил. Пусть ходит, но не часто! Желательно в такое время, когда все заняты, чтобы их видело меньше народу. — Ох, дядя, а вам ничего не будет? Дядя вздохнул: — Я сам с ними поговорю. Лань Сичэнь сразу же поспешил к братишке с радостной вестью. Лань Сичэнь позже наблюдал как животинки соскучившись по своему хозяину, бежали навстречу, поднимались на задние лапки и просились на руки. Какие они были забавные! Малыш радовался когда они щекотали его своими мордочками и каждый раз жмурился и смеялся. Они были лучшим лекарством для ребенка. Лань Сичэнь тихонько смеялся, наблюдая забавную картинку как его братишка с удовольствием предоставлял малышу те забавы, которых сам был лишен в детстве. И так же радовался вместе с ним, когда набросав на него целую кучу пушистиков, смотрел как тот выбирается из-под них и смеется. В такие минуты щемило сердце от того, что они были лишены всего этого в своём детстве. Они даже не имели возможности нормально общаться со сверстниками, их ограждали от общения с детьми из других кланов. Дядя всегда говорил, что за пределами Облачных глубин лежит мир, наполненный опасными соблазнами. Они не могут быть как все. Их орден основал монах, поэтому они должны отринуть от себя все мирское. Они не знал, что такое дружба и развлечения, в облачных глубинах запрещено было даже держать домашних животных. Они почти не знали что такое любовь и ласка. Только раз в месяц они ощущали это на себе. И то это было недолго. Лань Ванцзи было шесть, а Лань Сичэню девять лет, когда они лишились этого. Поэтому Лань Сичэнь хорошо понимал братишку. Он не хотел, чтобы ребенок, теперь его ребенок был лишен этого. Когда А-Юань плакал, он брал его на руки, как делала его мама и утешал, дул на ушибленные места, ласково разговаривал с ним. Лань Сичэнь в такие моменты, глядя на младшего, просто умилялся от этого: —Ванцзи, ты так похож на нашу мать в такие моменты. Ты сильно изменился. Я еще никогда не видел тебя таким нежным и любящим. —Брат. Я ему и папа и мама. —И то верно. Смотрю, ты не собираешься делать из него очередного нефрита. —Нет нужды. Не хочу чтобы он был похож на меня в детстве. Хочу чтобы он был счастлив. —Понимаю. Роль отца на тебя сильно повлияла. Ты совсем другой сейчас. —Не только. Один человек научил меня все-таки радоваться жизни. Лань Сичэнь понимающе улыбнулся: —Да. Понимаю. И я знаю кто это. Он не стал произносить это имя, но оба знали, что речь идет о Вэй Усяне. О солнечном мальчике. Лань Сичэнь видел как меняется его братишка. И меняется в лучшую сторону. Не просто меняется. Лань Сичэнь вспомнил разговор, когда он пришел поделиться, что его пригласили на свадьбу. Хотя, он уже все знал и понимал, но не ожидал, что братишка так откровенно признается. Он зашел вечером, когда братишка сидел и смотрел с почти материнской нежностью на заснувшего малыша. —Ванцзи, А-Яо женится на прекрасной девушке, я так рад за него. Нас пригласили на свадьбу в башню Кои. Я от души иду поздравить своего брата. —Как хорошо что я в заточении. —А если не был бы? Ты с нами пошел бы? —Брат. Ты же знаешь. —Ванцзи, уже год прошел. Ты еще скучаешь? Ты не хотел бы поискать достойную девушку? Жениться. И вы бы вместе воспитывали А-Юаня. —Брат. Мало кому нужен чужой ребенок. Помнишь мадам Юй? —Ну не все же такие. Возможно она полюбит его как родного и станет ему настоящей матерью. —Я пока справляюсь. Я не думал о женитьбе. —Ванцзи, может быть это от того, что дядя ограждал нас от женского общества? —Не совсем. — Тогда почему? Можно я задам тебе нескромный вопрос? —Задавай. —Это может быть связано с тем, что тебе нравятся мужчины? —Нет. Мне никогда не нравились мужчины. Ты это знаешь. — Женщины? —спросил Лань Сичэнь. — Нет. Женщины мне тоже не нравились. —Но… Господин Вэй… Как бы мужчина. —Это другое. Это разные вещи. И пол тут не при чем. Он моя родная душа. Он—единственный в своем роде. Он—Вэй Ин! «Тают мечты, как оплывшие свечи В жаркой путанице простыней. Мозг мой давно уже искалечен В душной бессоннице серых теней. Сбрось одеяло, лети словно птица. Прочь разгони серых теней вуаль. Не тормози, чтобы остановиться. Пусть сердце рвётся в синюю даль. Сбрось повседневность, вдохни свежий ветер. Столько прекрасного светит вдали. Столько чудес и красот на всем свете. Ты разгони эти мрачные дни. Пойте, рисуйте, пишите рассказы. Радуйтесь, смейтесь, любите людей. И находите душевные фразы. Чтобы порадовать ваших друзей... " (Поэт Лань Сичэнь)