Легкое прикосновение.

«Пройдя сквозь годы, расстоянья. Я жил, дышал одним тобой. Был как-то близок от признанья. Но не дано было судьбой. Стою у жизни на краю. Душа распалась на кусочки льда. И песню лебединую пою. Но знаю я, так было не всегда. Хочу я прошлое нарисовать. Но снова утонул в болотной тине. И предо мной стоит твоя могила. И перестал ты вдруг существовать… Но возродился и ушел в рассвет. Но не со мной, а с младшим моим братом. И снова чувствую себя я виноватым. Все потому, что меня рядом нет…» (Безутешный поэт Лань Сичэнь) Братишка же смотрел, не дыша, на свое солнце. Смотрел так…что у Лань Сичэня кололо сердце. В его глазах купались звезды и пролетали кометы, в этом взгляде было все, вся вселенная и самая главная звезда по имени Солнце. Его Солнце. Такая опасная ситуация, а эти двое только-только обрели друг друга. Вэй Усянь смотрел в свою очередь на Лань Ванцзи, видно было, что ему трудно говорить, как будто что то сдавливало ему горло: —…Лань Чжань. Цзинь Гуаньяо со вздохом произнес: —Вот видите, как я и говорил, если вы, молодой господин Вэй, здесь, то и Хань Гуан Цзюнь непременно не заставит себя долго ждать. Лань Сичэню показалось, что Цзинь Гуаньяо слишком уж близко подошёл к Вэй Усяню и откровенно наслаждается, прямо как-то странно облизывается. Что это с ним? Лань Сичэнь никак не мог понять. Лань Ванцзи в это время повернул кисть, держащую Бичэнь, для атаки и уже собирался действовать, как вдруг Цзинь Гуаньяо с улыбкой заметил: —Хань Гуан Цзюнь, вам лучше отойти на пять шагов назад. Лань Сичэнь поднял голову и заметил на шее солнечного юноши тонкую золотистую струну. Он внутренне содрогнулся и тихо предупредил: —Осторожно. Не двигайтесь! Взгляд Лань Ванцзи коснулся шеи Вэй Усяня, и его лицо побелело от ужаса. Вот что сдавливало его горло и мешало говорить! Но в какой момент Цзинь Гуаньяо успел накинуть ему на шею? Наверняка в тот момент, когда все отвлеклись на появление младшего братишки. А Вэй Усянь не отошёл еще от душевного потрясения после разговора о чувствах Лань Ванцзи. Да что говорить, на них обоих этот разговор подействовал так, что они потеряли бдительность. Лань Сичэнь еще раз убедился насколько коварно и молниеносно действует простой наивный паренек. А может он и вовсе не такой наивный, каким кажется? И никогда таковым и не был? Вэй Усянь снова попытался закричать: — Лань Чжань, нет! Не отходи! Но Лань Ванцзи, ни секунды не медля, сделал пять шагов назад. Цзинь Гуанъяо произнёс: — Превосходно. А теперь попрошу вас вернуть Бичэнь в ножны. Раздался звон — Лань Ванцзи исполнил его требование. Лань Сичэнь понял, что братишка скорее отдаст жизнь, чем позволит причинить вред своему солнцу. Вэй Усянь в гневе выкрикнул: — Ты решил, получив палец, откусить руку? Цзинь Гуанъяо почти на ухо сказал ему с придыханием: — Разве это называется «получив палец, откусить руку»? В таком случае, как назвать мою следующую просьбу? Ведь я собираюсь повелеть Ханьгуан-цзюню собственноручно запечатать свои духовные каналы. Вэй Усянь гневно бросил: — Ах ты… Он не договорил, Цзинь Гуаньяо вплотную прижался к нему и сильнее натянул струну, кровь потекла по шее. Лань Ванцзи болезненно побледнел. Цзинь Гуанъяо очень ласковым голосом, с какими-то даже интимными нотками, добавил: — Разве он может ослушаться? Подумайте сами, молодой господин Вэй, ведь его жизнь сейчас находится в моих руках. Лань Ванцзи отчеканил: — Не. Прикасайся. К нему. Цзинь Гуанъяо снова проворковал: — Вы знаете, что делать, Ханьгуан-цзюнь. Спустя мгновение Лань Ванцзи повиновался: — Хорошо. Лань Сичэнь коротко вздохнул. Теперь они все в ловушке. Лань Ванцзи поднял руку и с силой сделал пару нажимов, тем самым запечатав каналы духовных сил. Цзинь Гуанъяо слегка улыбнулся и тихо произнёс: — Просто невероятно… Лань Сичэню показалось, что Цзинь Гуаньяо как-то уж совсем слишком близко прислонился к солнечному юноше и беззастенчиво трется о его бедро. Вэй Усяня передернуло от страха или отвращения, он попытался отстраниться. Но струна натягивалась все сильнее. Лань Сичэню показалось, что Цзинь Гуаньяо почему-то тяжело дышит. Что это с ним? Лань Ванцзи неотрывно наблюдал за ними. — Отпусти его. Вэй Усянь же, не в силах отстраниться от странных действий Цзинь Гуаньяо, с перепуганым лицом, воскликнул: — Лань Чжань! Я… я должен тебе кое-что сказать. Цзинь Гуанъяо снова проворковал низким утробным голосом: — Любые слова могут подождать. Он терся об него все сильнее. До Лань Сичэня стал доходить смысл его странных действий. Он ужаснулся от дикой догадки. Цзинь Гуанъяо наслаждался! Наслаждался близостью прекрасного мужчины и его болью! Прямо вот так откровенно! Не стесняясь никого! Какая дикость! Где он нахватался подобного? Лань Сичэню сбоку было видно все. Братишка стоял прямо перед ними и не видел брачных плясок Цзинь Гуаньяо вокруг своего солнца. Вэй Усянь не знал, как отлипнуть от этих назойливых телодвижений другого мужчины, закричал в отчаянии: — Нет! Это срочно. Цзинь Гуанъяо усмехнулся, Лань Сичэню показалось, что тот роняет похотливую слюну: — Что ж, можете говорить прямо так. Он бросил эту фразу не всерьёз, однако и предположить не мог, что Вэй Усянь, будто его внезапно осенило, произнесёт: — А ведь и правда. После чего закричит, что есть мочи: — Лань Чжань! Лань Ванцзи! Ханьгуан-цзюнь! Я… тогда я… по-настоящему искренне хотел лечь с тобой в постель! Воцарилась оглушающая тишина. Цзинь Гуанъяо вздрогнул всем телом, всхлипнул, от неожиданности ослабил пальцы, струны слетели с шеи пленника. Вэй Усянь, в ужасе от пережитого кошмара, бросился к Лань Ванцзи. Лань Сичэнь сам был ошарашен не меньше. Он даже и думать не мог, что Цзинь Гуаньяо настолько похотлив, что бросится вот так откровенно приставать к мужчине. Но он не мог предположить, что солнечный юноша способен на подобное. Ведь кричать при всех такие речи надо иметь немалую смелость. Или наглость. Или отчаяние. Но, как бы то ни было, это сработало безотказно. Но бедный Ванцзи! Братишка же, ошарашенный признанием, прозвучавшим как гром, от которого содрогаются небеса, никак не мог прийти в себя от потрясения. В кои-то веки на привычно бесстрастном лице проявилось растерянное и бестолковое выражение. Вэй Усянь прижимался к нему, обхватив руками так крепко, будто от этого зависела его жизнь. Лань Ванцзи превратился в неповоротливое бревно: оцепенел, не представляя, куда девать руки, куда девать ноги, куда вообще самому деваться. Ситуация была крайне неудобная, да еще и сами присутствующие уставились на них, словно в театре. Люди опустили луки и открыли рты. Лань Сичэнь думал, что представление окончено. Но не тут то было! Вэй Усянь заговорил: — Лань Чжань, ты слышал, что я сказал?! Губы Лань Ванцзи шевельнулись, спустя мгновение раздался его голос: — Ты… Он привык выражать мысли лаконично, коротко и ясно, речь его никогда не была прерывистой. Однако в этот миг, охваченный нерешительностью, он запнулся. Еще через секунду он добавил: — Ты сказал… Он будто хотел повторить сказанное и тем самым убедиться, что не ослышался. Но для Лань Ванцзи произнести подобное было действительно нелегко, слова застряли в горле. Лань Сичэнь почувствовал себя словно на адском представлении. «Что он творит? Что вообще происходит? Он сейчас просто вывел из строя Цзинь Гуаньяо. Что это вообще? Ловкий приём или правда искренне? Если это искренне, то…» Но метод, несомненно, действенный Цзинь Гуаньяо от неожиданности отпустил смертельную струну и стоял, словно его по голове ударили, струйка слюны стекала по подбородку. Вид у него был как у умалишенного. Да и как тут не оцепенеть? Когда в разгар самого интимного процесса тебе ломают все твое наслаждение! Но Вэй Усянь не успокаивался. Но зачем он эти слова повторяет снова? Неужели? Как? Неужели Ванцзи все-таки добился взаимности? Или это концерт для Цзинь Гуаньяо? Вэй Усянь не собирался заканчивать концерт. Вэй Усянь тут же, нисколько не колеблясь, решил повторить: — Я сказал, что по-настоящему искренне хотел с тобой… Лань Сичэнь от неожиданности закашлялся, подавившись воздухом. Собравшись кое как с силами после потрясения, он со вздохом произнёс: — …Молодой господин Вэй, вы избрали самое подходящее время для разговора, и место тоже весьма подходящее. Извинение Вэй Усяня прозвучало без намека на искренность: — Вы уж простите меня, Глава Ордена Лань, но я на самом деле не мог больше ждать. Цзинь Гуанъяо, похоже, тоже не мог больше ждать. Он развернулся и крикнул: — До сих пор не откопали?! В ответ раздался голос монаха: — Глава Ордена, вы запрятали слишком глубоко… Лицо Цзинь Гуанъяо то темнело, то бледнело, и от этого становилось крайне непривлекательным. Однако, несмотря на гнев, он не стал бранить подчинённых, лишь прикрикнул: — Поторапливайтесь! В тот же миг небеса прорезала белая вспышка молнии. Спустя мгновение прозвучал раскат грома. Цзинь Гуанъяо посмотрел на небо, и его лицо сделалось мрачным. Совсем скоро заморосил мелкий дождь. Капли косыми росчерками заполнили воздух. Цзинь Гуанъяо преувеличенно ласково обратился к Лань Сичэню: — Цзэу-цзюнь, начался дождь, нам лучше укрыться в храме. Лань Сичэнь перешагнул, как во сне, следом за Цзинь Гуаньяо высокий порог храма. Остальные последовали за ним. Лань Сичэнь никак еще не мог очнуться, чтобы хоть как-то понять происходящее. Он посмотрел на братишку и Вэй Усяня. Вэй Усянь уже отпустил Лань Ванцзи и пристально смотрел на огромную золотую статую Гуаньинь. Лань Сичэнь проследил за его взглядом и тоже посмотрел на статую. Статуя Гуаньинь на божественном постаменте поражала красотой. По сравнению с другими статуями Богини Милосердия, лицо её выглядело чуть менее благожелательным, но чуть более изящным. И, тем не менее, статуя показалась ему смутно знакомой, похожей на одного человека. Это ведь был точь-в-точь Цзинь Гуанъяо! С первого взгляда можно и не заметить, но при сравнении с Цзинь Гуанъяо, который как раз стоял рядом, сходство было более очевидным, даже больше чем наполовину. Лань Сичэнь, Цзинь Лин и Вэй Усянь стояли перед статуей. Братишка куда-то отлучился. Вернулся он с четырьмя подушками для сидения. Дал каждому по одной. Лань Сичэнь и Цзинь Лин, не сговариваясь сели подальше от Лань Ванцзи и Вэй Усяня. На душе было отвратительно. Он отвернулся, чтобы не видеть, что происходит между этими двумя. Что бы ни было, братишка уже взрослый. Пусть сами разбираются. Он не смотрел в их сторону. Только слышал их голоса. Лань Чжань сказал Вэй Усяню: — Присядь. Цзинь Гуанъяо и остальные направились во внутренние чертоги залы, проверить, как продвигаются работы. Лань Чжань и Вэй Усянь молчали некоторое время. Потом до слуха Лань Сичэня донеслось: — Лань Чжань, смотри… смотри на меня. В его голосе слышалось напряжение. Лань Ванцзи ответил: — Мгм. Глубокий вдох. Вэй Усянь тихо заговорил: — …У меня в самом деле очень плохая память. Многое из того, что случилось в прошлом, я совсем не помню. Произошедшее в Безночном городе и несколько дней спустя… я нисколько не запомнил. Снова тишина. Лань Сичэнь понимал, что всего несколько слов, произнесённые ранее, не смогут до конца убедить его братишку. Хотя, конечно, он непременно простит ему и эту шалость. Теперь Лань Сичэнь понял, почему Вэй Усянь так вел себя по отношению к братишке. Он делал это по незнанию, столько раз он убегал от него, издевался над ним, подвергал его мучениям, при этом радостно смеясь, что теперь недоверие было бы более чем нормальной реакцией. Но, несмотря на все его издевательства и шутки, братишка все равно заботился о нем и неизменно защищал его, баловал и ухаживал за ним. И теперь, естественно, его мучила совесть. Наверняка, поэтому он решил не отступать. До Лань Сичэня донеслось легкое шуршание, словно кто-то кого-то взял за плечи. Снова зазвучал голос Вэй Усяня: — Но! Но с сегодняшнего дня я буду помнить всё, что ты мне говорил, что ты для меня делал! Я не забуду ничего! Ты замечательный. Ты нравишься мне. Или лучше сказать по-другому. Сердце радуется при виде тебя, люблю тебя, хочу тебя, не могу без тебя, всё-что-угодно тебя. Я хочу всю жизнь ходить с тобой на ночную охоту. И ещё каждый день делить с тобой ложе. Я клянусь, это не какой-то спонтанный порыв и не глупые забавы, которыми я дразнил тебя раньше, и тем более благодарность здесь ни при чём. В общем говоря, никакой другой ерунды. Ты просто по-настоящему нравишься мне, нравишься так, что я хочу делить с тобой постель. Не хочу никого, кроме тебя, никто не сможет заменить тебя. Можешь делать со мной всё, что хочешь, как хочешь, мне всё нравится, лишь бы ты только пожелал со мной… Лань Сичэнь почувствовал, что задыхается и ему не хватает воздуха. Его речь прервал внезапный порыв ветра, ворвавшегося в храм, который потушил все горящие внутри свечи, ряд за рядом. Они даже не заметили, как мелкий дождик обернулся ливнем. Бумажные фонари, что со стуком покачивались за стенами храма Гуаньинь, давно промокли и погасли. Всё вокруг погрузилось в непроглядную тьму. Снова воцарилась на несколько секунд полнейшая тишина. И в этой тишине явственно послышался звук поцелуя. Это, казалось, длилось целую вечность. Лань Сичэнь ощутил легкое головокружение, словно его крутанули на качелях, захотелось упасть на каменный пол и потерять сознание. Потом до него донесся хриплый голос младшего. Он с трудом, преодолевая какую-то странную одышку, произнес: — …Сердце радуется при виде тебя… Вэй Усянь: — Да! Лань Ванцзи: — …Люблю тебя, хочу тебя… Вэй Усянь повторил громче: — Да! Лань Ванцзи: — Не могу без тебя… Сердце Лань Сичэня пропустило удар. — Не хочу никого, кроме тебя… Сердце Лань Сичэня остановилось. Голос братишки звучал громче: — Никто не сможет заменить тебя! Он раз за разом повторял слова, сказанные ему Вэй Усянем, голос дрожал, казалось, что он вот-вот заплачет. — Люблю тебя, хочу тебя… — Да! — Не могу без тебя… — Да! — Не хочу никого кроме тебя… — Да! — Никто не сможет заменить тебя! — Да! Никто не сможет заменить тебя! — Никто! — Никто! Последние из фразы прозвучали как клятва. «Никто не может заменить тебя. Никто.» Они прозвенели в вечности, взорвались сверхновыми звездами и яркой вспышкой осветили все пространство вокруг. Взорвались в голове солнечными брызгами. Лань Сичэнь сам чуть не заплакал. Вот оно! Свершилось! Свершилось то, что так долго ждал его братишка! Свершилось то, на что так долго не решался сам Лань Сичэнь! Но почему так поздно? Кто в этом виноват? Кто? Лань Сичэнь закрыл глаза, слезы потекли по лицу. Он тут же услышал, как плачет братишка. Тот, который с детства не умел это делать. В передней зале послышались чьи-то торопливые шаги. Это Цзинь Гуанъяо и несколько заклинателей вернулись из внутренних чертогов, куда уходили проконтролировать процесс. Лань Сичэню показалось, что тянет запахом с отхожего места. Вроде показалось. Двое монахов вышли против бушующего ветра, лишь с огромным усилием им удалось закрыть распахнувшиеся створки ворот, а затем запереть на увесистый засов. Цзинь Гуаньяо снова зажёг свечи. Тусклое желтоватое пламя осветило двух мужчин, крепко обнимающих друг друга. Лань Сичэнь явно заметил, как Цзинь Гуаньяо передернуло от их вида, словно его только что кто-то ужалил. Если бы он недавно только не обьяснился Лань Сичэню в любви, а после того не терся бы у всех на виду своим причинным местом об Вэй Усяня, то ему показалось бы, что тот оскорблен в самых своих нравственно чистых помыслах. Внезапно снаружи послышался отчётливый стук. Кто-то стучал в ворота. Все, кто находился внутри, моментально насторожились и посмотрели в сторону входа. Двое монахов, что запирали засов, будто перед встречей с опасным врагом бесшумно направили острия мечей на ворота. Цзинь Гуанъяо уже привел себя в порядок и без тени эмоций спросил: — Кто это? Снаружи раздался голос: — Глава Ордена, это я! Голос принадлежал Су Шэ. Цзинь Гуанъяо подал знак, и монахи отворили засов. Су Шэ вместе с порывом ветра и брызгами дождя ворвался в храм. Правую руку мужчина держал на мече, левой тащил человека. Оказавшись внутри, он уже собирался бросить ношу, но тут увидел сидящих рядом на двух подушках Вэй Усяня и Лань Ванцзи, которые всё никак не могли оторваться друг от друга. Су Шэ в один момент изменился в лице и выхватил меч из ножен. Глянув на Цзинь Гуанъяо, Су Шэ увидел, что тот стоит с видом, будто ничего страшного не произошло. Тогда он успокоился и понял, что теперь эти двое — их пленники. Цзинь Гуанъяо спросил: — Что случилось? Су Шэ: — Встретил его по дороге сюда. Подумал, что пригодится, вот и схватил. Цзинь Гуанъяо подошёл, опустил взгляд и задал ещё вопрос: — Ты его не поранил? — Нет. Он потерял сознание от испуга. Договорив, он бросил человека на пол. Цзинь Гуанъяо: — Миньшань, не будь столь жестоким. Он испуга не вынес, а ты его бросаешь. Су Шэ поспешил ответить: — Есть, — и немедля приподнял только что брошенного пленника, после чего осторожно положил его рядом с Лань Сичэнем. Лань Сичэнь присмотрелся, убрал с лица человека прилипшие от дождевой воды волосы и увидел, что перепугавшимся до обморока был не кто иной, как Не Хуайсан. Лань Сичэнь, подняв взгляд, спросил: — Зачем тебе понадобился Хуайсан? Цзинь Гуанъяо без тени смущения ответил: — На одного Главу Ордена в моих руках стало больше, это нагонит страха на остальных. Впрочем, не изволь беспокоиться, брат. Ты всегда знал, каково моё отношение к Хуайсану. Когда придёт время, я непременно отпущу вас в целости и сохранности. Лань Сичэнь устало бесстрастном голосом произнёс: — Должен ли я тебе верить? Цзинь Гуаньяо сверкнул ямочками: — Как сочтёшь нужным. Поверить или не поверить, выбора у тебя особенно нет. Тем временем Су Шэ перевёл полный неприязни взгляд на Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Затем премерзко усмехнулся и произнёс: — Ханьгуан-цзюнь, Старейшина Илин, вот уж не думал, что мы с вами свидимся так скоро. Да к тому же ситуация кардинально изменилась. Ну как, по нраву ощущения? Лань Ванцзи не удостоил его ответом. Он никогда не обращал внимания на низкие провокации. Су Шэ, очевидно, многие годы держал все в себе, и теперь злость взметнулась до небес и слова, пусть даже оставшиеся без ответа, потекли наружу. Он бросил на Лань Ванцзи оценивающий взгляд и насмешливо произнёс: — Даже в такой момент всё разыгрываешь из себя само спокойствие? До каких пор собираешься держаться? Лань Ванцзи по-прежнему молчал. Лань Сичэнь ответил вместо него: — Глава Ордена Су, не припомню, чтобы во время вашего обучения искусствам в Ордене Гусу Лань мы чем-то обидели вас. Почему вы так накинулись на Ванцзи? Су Шэ не успокаивался: — Разве я посмел бы накинуться на второго молодого господина Ланя, который с детства одарён настолько, что все непомерно гордятся им? Мне всего-то не по душе его облик, который всем своим видом говорит, насколько выдающейся личностью он сам себя считает. Вэй Усянь произнёс: — Разве Ханьгуан-цзюнь говорил когда-то, что считает себя выдающимся? Насколько я помню, среди правил Ордена Гусу Лань есть одно, гласящее «запрещено держаться высокомерно и заносчиво». Цзинь Лин воскликнул: — Откуда тебе известны правила Ордена Гусу Лань? Вэй Усянь потёр подбородок. — Приходилось не раз переписывать, вот и запомнил. Цзинь Лин без раздумий выпалил: — Тебе что, больше делать было нечего, как переписывать правила Ордена Гусу Лань? Ты же не… Но замолчал на середине фразы. Лицо его потемнело. Вэй Усянь рассмеялся. — Только не говорите, что Глава Ордена Су такого мнения лишь потому, что лицо Ханьгуан-цзюня с детства выглядит холодным словно лёд? Если так, Ханьгуан-цзюню должно быть смертельно досадно это слышать. Он ведь абсолютно ко всем обращается с тем же лицом. Глава Ордена Су, вам следовало бы возрадоваться, что вы обучались искусствам не в Ордене Юньмэн Цзян. Су Шэ холодным тоном спросил: — Почему же? Вэй Усянь ответил: — В таком случае я бы давно обозлил вас до смерти. В юности я каждый день совершенно искренне мнил себя исключительным, потрясающим талантом, поистине, мать его, выдающимся и невероятным. Кроме прочего, я не просто считал так в душе, я ещё и повсюду заявлял об этом вслух. На лбу Су Шэ вздулись вены. — Закрой рот! Он собирался ударить, однако Лань Ванцзи прижал Вэй Усяня и защитил объятием. Су Шэ застыл на полпути, размышляя, стоит ли осуществить задуманное, когда Вэй Усянь высунулся из-за спины Лань Ванцзи и произнёс: — Не стоит действовать опрометчиво, Глава Ордена Су, всё-таки Ляньфан-цзунь весьма почтительно относится к Цзэу-цзюню. Как думаете, обрадуется ли Ляньфан-цзунь, если вы пораните Ханьгуан-цзюня? — Не думал я, что легендарный Старейшина Илин, наводящий ужас на оба мира — живых и мёртвых, тоже может испугаться смерти! Вэй Усянь, ни капли не смутившись, ответил: — Благодарю за комплимент. Вот только, я не боюсь смерти, всего лишь не хочу умирать. Су Шэ с холодной усмешкой бросил: — Глупые придирки к словам, просто смешно. Разве существует разница между страхом смерти и нежеланием умереть? Вэй Усянь, удобно устроившись на плече Лань Ванцзи, ответил: — Разумеется, разница существует. К примеру, если сказать — «я не хочу отрываться от Лань Чжаня» и «я боюсь оторваться от Лань Чжаня» — разве это одно и то же? Однако, поразмыслив, он добавил: — Прости, я беру слова назад. По моим ощущениям, в данном случае фразы действительно практически равнозначные. Лицо Су Шэ буквально позеленело от злости, на что Вэй Усянь как раз рассчитывал. Как вдруг где-то рядом прозвучал лёгкий смешок. Настолько тихий, что Лань Сичэню могло показаться, будто он ослышался. Все воззрились на Лань Ванцзи и изумленно застыли. Братишка смеялся! В такой ситуации, когда смерть дышит в лицо и запечатаны силы! Он смеется! Это тот, губы которого с самого рождения никогда не трогала улыбка! Глаза Вэй Усяня моментально сделались большими и круглыми. — Лань Чжань, ты… Именно в этот момент снаружи послышался стук. Су Шэ тут же забыл о пленниках, выставил перед собой меч, крепко сжал оружие в руках и настороженно спросил: — Кто?! Вместо ответа створки ворот разлетелись на части! Вместе с дождём и ветром внутрь ворвалась сверкающая фиолетовая молния, которая нанесла удар прямо в грудь Су Шэ, отбросив того далеко прочь. Су Шэ с силой ударился о колонну из красного дерева, изо рта хлынула кровь. Двое монахов, задетые ударной волной, повалились на землю, не в силах подняться. Человек в фиолетовых одеяниях перешагнул порог и уверенным шагом вошёл в главную залу. Несмотря на перекрёстный ветер и дождь снаружи, он совершенно не промок, лишь полы одежды немного потемнели от воды. В левой руке он держал зонт, в правой руке всё ещё сверкала холодным светом фиолетовая плетка Цзыдянь, заполняя пространство яростным треском. Выражение лица человека было ещё темнее, чем ночь с грозой и ливнем. — Дядя! — моментально выпрямившись, воскликнул Цзинь Лин. Скользнув по нему взглядом, Цзян Чэн холодно ответил: — Неужели! Теперь ты меня зовёшь дядей! А чего ж раньше сбежал?! Выпустив пар, он волей-неволей перевёл взгляд на Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Не успел он посмотреть им в глаза, как Су Шэ поднялся, опираясь на свой меч, Наньпин, и рванул в сторону Цзян Чэна. Тот не успел атаковать в ответ, когда воздух наполнился громким лаем. Фея ворвалась в храм и бросилась на Су Шэ. Тут Вэй Усянь в ужасе проговорил: — Лань Чжань! Лань Ванцзи уже без всяких напоминаний обнял его покрепче и отозвался: — Мгм! Я рядом! — Обними меня! — Обнимаю! — Обними меня крепко! — не сдавался Вэй Усянь. — Крепко обнимаю! — вторил ему Лань Ванцзи. Лань Сичэнь закрыл глаза:"Кошмар! Что они творят?» Кажется мальчики устроили неплохое представление! Когда он их открыл, то первым делом посмотрел на Цзян Чэна. Лицо того прошила судорога. Он вздрогнул и старался не смотреть в сторону своего шисюна и Лань Чжаня. Вдруг внутренних чертогов храма как раз выбежали несколько монахов и заклинателей с мечами. Цзян Чэн холодно усмехнулся, вскинул правую руку и рассёк воздух в храме Гуаньинь слепящей фиолетовой дугой. Все, кого коснулся кнут, отлетели прочь, тогда как зонтик в левой руке Цзян Чэна не дрогнул. И только когда все нападавшие уже беспорядочно валялись на полу, содрогаясь и извиваясь, словно тело поразил разряд молнии, Цзян Чэн наконец сложил зонт. Су Шэ, пытаясь отогнать собаку, яростно вопил. Цзинь Лин неподалёку подбадривал: — Фея! Осторожно! Фея, кусай его! Кусай за руку! Краем глаза Лань Сичэнь увидел как Цзинь Гуаньяо вытащил гуцинь. Тот самый, который когда-то подарил ему сам Лань Сичэнь. Лань Сичэнь сразу сообразил, что вовсе не ради развлечения гостей он расчехлил инструмент. Да, когда отстраивали библиотеку, наивный деревенский паренёк времени зря не терял. Он не только благотворительностью занимался. Лань Сичэнь тут же догадался о его намерениях и крикнул Цзян Чэну: — Глава Ордена Цзян, остерегайтесь звуков гуциня! Не успел он договорить, как со стороны внутренних чертогов храма полилась мелодия. Как только в воздухе пронеслась первая нота, Цзян Чэн носком ботинка подцепил оброненный кем-то меч, левой рукой отшвырнул бумажный зонт и подхватил оружие, а правой выхватил из ножен Саньду. Зажав в каждой руке по мечу, он с силой ударил одним о другой. Сведённые лезвия издали резкий скрежет, который заглушил мелодию гуциня Цзинь Гуанъяо. Метод оказался весьма действенным, хотя звук остро резанул по ушам! Лань Сичэнь нахмурился. Он глянул в сторону братишки. Белые рукава, словно крылья огромной птицы, обнимали изящный стан, резко контрастируя с чёрными одеждами, облегающими стройную фигуру прекрасного мужчины. Словно хотели закрыть, защитить от всего мира. Лань Сичэнь вздохнул. Вэй Усянь поднял руки и заботливо заткнул уши Ванцзи, который мужественно терпел жуткие металлические звуки, но не отнимал своих рук от своего неожиданного счастья. Лань Сичэнь снова вздохнул. Цзян Чэн, сохраняя каменное выражение лица, продолжал извлекать мечами отвратительные звуки, способные повредить слух, и всё приближался к внутренним чертогам храма. Однако, не дожидаясь, пока он исполнит намерение атаковать, навстречу ему вышел Цзинь Гуанъяо, прикрывающий уши руками. — Глава Ордена Цзян, должен признать поражение перед столь убийственным ходом. Цзян Чэн нанёс удар Цзыдянем по Цзинь Гуанъяо, но тот ловко увернулся и принялся за свой коронный прием, заговаривать зубы. — Глава Ордена Цзян! Как вы здесь оказались? Цзян Чэн не ответил. Он продолжал атаковать, уворачиваясь от людей Цзинь Гуаньяо. — Вы последовали за А-Лином, когда тот убежал? Должно быть, вас сюда тоже привела Фея. Ох, ведь это я подарил ему эту собаку, но она не проявляет ко мне ни капли уважения. Цзян Чэн не ответил. Цзинь Гуаньяо улыбался, заметив, что движения главы Цзян слегка замедлились. Все таки разговоры его отвлекали. В тишине раздался шёпот Вэй Усяня: — Он и правда такой же, как Сюэ Ян. Лань Сичэнь вздрогнул. Этот шёпот для него прозвучал как гром. Как Сюэ Ян! Как же он раньше не замечал? Да! Точно! Не зря они так хорошо нашли общий язык! А он, наивный Лань Сичэнь верил, что Цзинь Гуаньяо просто наблюдает за ним, чтобы тот чего не натворил! Вспомнил момент, когда случайно увидел их вместе. Они смеялись и шутили. И между ними словно искры пробегали, так им было комфортно вместе. Он никогда не видел Цзинь Гуаньяо столь расслабленным. Столь естественным, что ли. Более открытым и откровенным. Даже с Лань Сичэнем он ни был столь искренним, как с Сюэ Яном. Видно было, что они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Они действительно были друзьями! Они были очень похожи. Даже эти улыбки! Они даже убивали с приветливой очаровательной улыбкой! А как они всегда улыбались друг другу! Совсем не так, как другим! Было в этих улыбках и этих взглядах что-то даже интимное, словно они знали то, что неизвестно остальным. Ну почему он, Лань Сичэнь упорно не замечал этого? А ведь Не Минцзюэ это все видел и просто не мог сдержаться, так мерзко и противно ему было это лицемерие! Как бесила его эта улыбочка! Как он упорно старался донести до других, что этот человек зло! Он был прав, когда сказал, что его не спасти! Но он напрасно бился, словно рыба об лед. И это его самого раздражало все больше и больше, а вовсе никакой ни дух сабли. Его бесило собственное бессилие! «Почему я не замечал очевидного? Почему не поддержал друга? Грош цена моей дружбе! Ведь если бы я тогда раскрыл глаза, то и Не сюн не погиб бы так глупо!» Цзинь Гуаньяо продолжал улыбаться и страдальчески шутливо закатывать глаза. — Глава Ордена Цзян, что с вами случилось? С тех самых пор как мы начали, ваш взгляд так и бегает, словно вы боитесь посмотреть в ту сторону. Там что-то есть? Цзян Чэн огрызнулся: — Ты же Верховный Заклинатель. Дерись со мной, если можешь — к чему эта пустая болтовня?! Цзинь Гуанъяо снова сказал: — Всё ещё избегаете смотреть туда? Там же нет ничего особенного, только ваш шисюн. Вы правда пришли сюда в погоне за А-Лином? Цзян Чэн рявкнул: — А как же иначе?! Кого ещё мне тут искать?! Лань Сичэнь уже понял, что Цзинь Гуаньяо нащупывает слабое место противника, чтобы нанести неожиданный удар. Так же он знал, что Цзинь Гуанъяо всегда умело обращался со словами. Едва вступив в беседу с Цзян Чэном, Ляньфан-цзунь тут же завладел вниманием Главы Ордена Цзян, с лёгкостью играя его эмоциями. Лань Сичэнь воскликнул: — Не отвечайте ему! Не обращая внимания на названного брата, Цзинь Гуаньяо продолжал: — Что ж. Видите, господин Вэй? Ваш шиди пришёл вовсе не за вами. Он даже взглядом вас удостоить не желает. Вэй Усянь уже разгадал его замысел и улыбнулся: — Какие странные речи вы ведёте. Глава Ордена Цзян далеко не первый день так со мной обращается. Неужели вы считаете, что я нуждаюсь в вашем напоминании? После этих слов губы Цзян Чэна чуть скривились, а на руке, держащей Цзыдянь, вздулись вены. Цзинь Гуанъяо снова повернулся к нему и сокрушённо вздохнул. — Глава Ордена Цзян, только посмотрите… Ох и сложно же быть вашим шисюном! Цзян Чэн дал не менее колкий ответ: — Глава Ордена Цзинь, разве быть вашим названым братом не сложнее?! Цзинь Гуанъяо вовсе не беспокоился о том, слушает ли его Цзян Чэн, он уже нащупал слабое место и теперь инициативу полностью взял в свои руки. — Глава Ордена Цзян, я слышал, вы вчера без повода закатили скандал в Пристани Лотоса: бегали с мечом, принадлежащим Старейшине Илин, и приказывали каждому встречному вынуть его из ножен! Выражение лица Цзян Чэна моментально переменилось. Лань Сичэнь при этих словах ощутил холод внутри. Он немедленно посмотрел в сторону солнечного юноши. Тот был ни жив ни мертв от потрясения. Ванцзи в это время успокаивающе гладил его по спине и нежно смотрел в его лицо, на котором было выражение крайнего ужаса. А глаза Цзинь Гуанъяо при виде внезапной молчаливости Цзян Чэна заблестели. — Я также слышал, что никому так и не удалось вынуть меч, кроме вас лично. Как любопытно. Меч запечатался тринадцать лет назад, когда только попал ко мне в руки. И никто, кроме самого Старейшины Илин, не смог бы высвободить его из ножен… Все было яснее очевидного! Но…кто это смог сделать? Люди из ордена Вэнь? Потомственные лекари? Неужели Вэнь Цин? Лань Сичэню теперь стало понятно многое. Теперь стало понятно, почему Вэнь Цин так оберегала Вэй Усяня. Цзян Чэн атаковал одновременно Цзыдянем и Саньду, яростно крича: — А ну закрой свой рот! Но видно его истерическое состояние было плохим помощником, атака не достигла цели. Цзинь Гуанъяо, не обращая внимания на выпад, с ухмылкой продолжил: — И тут мне вспомнилось. Ещё тогда, давно, молодой господин Вэй был столь своеволен и легкомысленен, что никогда не носил при себе меч, каждый раз изобретая новые отговорки. Мне всегда это казалось весьма занимательным обстоятельством… А вы как считаете? Цзян Чэн взревел: — Что ты хочешь этим сказать?! Цзинь Гуанъяо повысил голос: — Глава Ордена Цзян, вы воистину человек выдающийся. Самый молодой глава ордена, самостоятельно восстановивший Орден Юньмэн Цзян с нуля. Я восхищён вами. Однако мне помнится, что в прошлом вы ни в чём не могли превзойти господина Вэя. Не расскажете, как вам удалось подняться в силах выше него во время Аннигиляции Солнца? Возможно, вы приняли некий золотой эликсир?! Слова «золотой эликсир» он произнёс предельно чётко и ясно. Черты лица Цзян Чэна исказились до неузнаваемости, а Цзыдянь расцвёл опасным белым светом. Во всей этой сумятице в движениях Цзян Чэна проявилась слабость. Цзинь Гуанъяо ждал именно этого: секундной слабости. Он выбросил вперёд струну, которую до сих пор прятал. Цзян Чэн тут же собрался с духом, чтобы противостоять нападению, Цзыдянь сплёлся со струной. Цзинь Гуанъяо тут же отступил, но затем легко усмехнулся. Левой рукой он хлестнул другой струной и напал на Вэй Усяня! Цзян Чэн автоматически перенаправил Цзыдянь наперехват струне, чем открыл грудь для удара. Цзинь Лин же отчаянно выкрикнул: — Дядя, берегись! Воспользовавшись ситуацией, Цзинь Гуанъяо выхватил меч, которым всё это время был опоясан, и нанёс удар в грудь Цзян Чэна! Цзян Чэн с потемневшим лицом схватился за грудь. Меж пальцев закапала кровь, Цзыдянь мгновенно стал серебряным кольцом и вернулся на палец Цзян Чэна. Ведь когда владелец страдает от серьёзного ранения, духовное оружие всегда возвращается к своей изначальной форме. Воспользовавшись возможностью, Цзинь Гуанъяо поспешно подошёл и запечатал духовные каналы Цзян Чэна. Затем вынул из рукава платок, непринуждённо стёр кровь с гибкого лезвия и снова обернул меч вокруг пояса. Цзинь Лин сразу же бросился поддержать Цзян Чэна. Лань Сичэнь со вздохом произнёс: — Без резких движений, медленно помоги ему сесть. Глава ордена Цзян бросил Цзинь Лину: — Пошёл прочь. Цзинь Лин вздохнул, но не осмелился перечить. Лань Сичэню стало неприятно такое обращение с ребёнком. Он даже не мог себе представить, что он сам или его братишка вдруг сказали бы подобное Сычжую. Да у них даже язык бы не повернулся так пренебрежительно обращаться с мальчиком. Даже в мыслях ни тот, ни другой не допустили бы подобного поведения по отношению к нему. Сычжуй был их маленьким солнышком, их радостью, их счастьем. Как можно так разговаривать с тем, кого так нежно любишь? Создавалось впечатление, что глава ордена Цзян совсем не умеет разговаривать с детьми. Он себя вел так, словно племянник был ему в тягость. Но Цзинь Лин видно привык к такому обращению, он нисколько не обиделся, а выражение его лица стало виноватым. Раздающийся издали лай чёрной собаки-оборотня внезапно оборвался жалобным визгом. Цзинь Лин вздрогнул и закричал: — Фея, беги! Они хотят убить тебя! Вскоре Су Шэ, вне себя от ярости, ворвался в храм через завесу дождя. Цзинь Гуанъяо: — Почему её до сих пор не убили? Лань Сичэнь смотрел на другого дядю бедного Цзинь Лина и думал:"Как можно убить собаку? Это равносильно, если бы я пошел убивать любимых кроликов своего племянника.» От этой мысли Лань Сичэня просто передернуло. Да уж, повезло мальчишке с дядями. Он поднял голову и посмотрел на Цзинь Гуаньяо, рядом стоял Су Шэ, лицо которого было искажено ненавистью. — Подчинённые бессильны. Эта трусливая псина исполняется отваги только в присутствии сильного покровителя. А как видит, что ситуация не благоприятная и врага не одолеть, бежит, поджав хвост. Да так, что никому не угнаться! Цзинь Гуанъяо покачал головой: — Боюсь, она приведёт ещё кого-то на помощь. Нужно как можно скорее закончить начатое. Лань Сичэню казалось, что это страшный сон. Настолько нереально все это выглядело. Этот храм, зловещий и какой-то маньячно озабоченный названный брат, кторый вчера только выглядел улыбчивым простачком. Они без духовных сил в роли заложников. Какие-то странные раскопки во внутреннем дворе храма. Что вообще творится? Лань Сичэню все еще хотелось проснуться, чтобы этот сон поскорее закончился. И слова Цзинь Гуаньяо про золотой эликсир еще звучали в голове. Догадки подтвердились. Он посмотрел в сторону Вэй Усяня. Представил, что ему пришлось пережить и вздрогнул, по сердцу разливалась боль. Если бы они знали раньше, что дело гораздо серьезнее! Су Шэ вдруг заорал: — Толпа никчёмного отродья! Пойду потороплю их. Цзинь Лин вздохнул с облегчением. Увидев, что Цзян Чэн с лицом темнее железа сидит на полу, юноша, поколебавшись мгновение, обратился к Лань Ванцзи: — Ханьгуан-цзюнь, не найдётся ли ещё подушки? Подушки, на которых они сидели, раздобыл Лань Ванцзи, но во всём зале их оказалось всего четыре. Помолчав секунду, Лань Ванцзи поднялся и отдал Цзинь Лину подушку, на которой сидел сам. Цзинь Лин поспешно произнёс: — Спасибо! Не стоит, всё-таки лучше я отдам свою… Лань Ванцзи ответил: — Нет нужды, — и сел рядом с Вэй Усянем. Они преспокойно поместились на одной подушке, даже тесниться не пришлось. Цзинь Лин, увидев, что место всё же освободили, почесал затылок и усадил дядю на подушку. Цзян Чэн же без посторонней помощи остановил кровь нажатием на несколько акупунктурных точек на груди, уселся, приподнял веки, бросив взгляд на Вэй Усяня и Лань Ванцзи, после чего снова прикрыл глаза. Его лицо помрачнело. Неизвестно, какие мысли посещали Цзян Чэна в этот момент. Вдруг из внутренних чертогов послышались восторженные ликования: — Глава Ордена! Нашли! Показался угол! Выражение лица Цзинь Гуанъяо заметно потеплело. Он быстрым шагом направился во внутренние чертоги. — Поторапливайтесь, копайте дальше! Соблюдайте крайнюю осторожность. Времени не так много. По небу, извиваясь, проползли белые молнии, вскоре за ними послышались раскаты грома. Цзинь Лин подтащил подушку к дяде поближе. В шуме дождя воцарилась неловкая тишина, никто не желал заговорить первым. Лань Сичэнь был весь в безрадостных думах и золотом ядре Вэй Усяня. Неужели не было другого выхода? Как отдать Цзян Чэну? Он посмотрел на главу Цзян. Рядом сидел племянник. Цзинь Лину хотелось заставить их немного поговорить. Он смотрел то в одну сторону, то в другую, и вдруг сказал: — Дядя, как хорошо, что ты отразил атаку струны, иначе быть беде. Лицо Цзян Чэна сделалось чернее тучи. — Лучше закрой свой рот! Вновь осыпанный бранью, Цзинь Лин пристыженно замолчал. Цзян Чэн поджал губы и больше не произнёс ни звука. Вэй Усянь также ничего не сказал. На лице солнечного юноши отразился напряжённый мыслительный процесс. Потом он поднял голову и посмотрел на своего шиди, потом вопросительным взглядом посмотрел на Лань Чжаня. Лань Чжань же поднял руку и успокоительно погладил того по спине. Взгляд его в эту минуту выражал нежность. Вэй Усянь спросил: — …Ты знал? Лань Ванцзи мягко кивнул. Вэй Усянь тихо выдохнул: — …Вэнь Нин. Лань Сичэнь понял, что братишка узнал правду от Вэнь Нина. Это то, о чем они лишь строили предположения тогда. Вэй Усянь спросил снова: — Когда он всё рассказал? — Когда ты потерял сознание. — Значит, вот как мы выбрались из Пристани Лотоса?! — Он чувствует себя виноватым. Вэй Усянь немного раздражённо пробормотал: — …Я столько раз просил его, настаивал, что нельзя рассказывать! Сердце Лань Сичэня облило холодом. Неожиданно заговорил Цзян Чэн: — Что нельзя? Вэй Усянь осёкся и вместе с Лань Ванцзи посмотрел на Цзян Чэна, который, одной рукой зажимая рану, прохладно произнёс: — Вэй Усянь, ты поистине образец бескорыстия и величия. Совершил все на свете хорошие поступки, да в придачу никому об этом не рассказал, вынес все унижения ради великого дела. Как это трогательно. Должен ли я теперь упасть на колени и со слезами благодарить тебя? Лань Сичэнь тихо ахнул от неожиданности. Вот это благодарность! И этому человеку он отдал то, над чем работал все годы? Хотя, природный потенциал позволял ему сильно не трудиться. Но все равно, это же не значит, что этим можно так запросто разбрасываться! Да еще и получить потом в благодарность такое отношение! Лань Чжань мрачно уставился на Цзян Чэна. Его взгляд был красноречивее всяких слов. Цзинь Лин испугался: — Дядя! Лицо Вэй Усяня тоже сделалось немного мрачным. Лань Сичэнь понимал, что Вэй Усянь не надеялся на примирение с Цзян Чэном после того, как тот узнает правду. И всё же столь колкие слова явно стали неожиданностью не только для Вэй Усяня. Помолчав немного, он едва слышно проговорил: — Я не просил тебя о благодарности. Цзян Чэн громко хохотнул: — Ха! Затем добавил: — Ну конечно, совершив благой поступок и не попросив о благодарности, ты вознёсся к самым вершинам. Куда мне до тебя! Неудивительно, что отец при жизни часто повторял, что ты и есть тот, кто по-настоящему понимает девиз Ордена Юньмэн Цзян, кто почитает его традиции. Вэй Усянь, не в силах больше слушать, перебил: — Довольно. Цзян Чэн сорвался: — Что — довольно? Думаешь, сказал — довольно, и на этом всё кончено? Тебе лучше знать! Ты во всём сильнее меня! Природный потенциал заклинателя, духовные и моральные качества, вы разбираетесь в этом лучше, мне до вас далеко… тогда что я из себя представляю?! Он резко протянул руку, будто собирался схватить Вэй Усяня за ворот, но Лань Ванцзи одной рукой прижал Вэй Усяня и закрыл собой, а другой с силой отбросил ладонь Цзян Чэна. В глазах его сверкнуло едва заметное пламя гнева. И хотя в удар он не вложил духовных сил, всё же физических сил не пожалел — рана на груди Цзян Чэна снова открылась, из неё хлынула кровь. Цзинь Лин взволнованно выкрикнул: — Дядя, твои раны! Ханьгуан-цзюнь, проявите снисхождение! Лань Ванцзи же ледяным тоном бросил: — Цзян Ваньинь, следи за словами! Лань Сичэнь тоже встал, но увидев, что противник слишком слаб и жалок, не стал ничего говорить. Он посмотрел вниз. Прямо у его ног валялся Хуайсан и дрожал от холода. Тогда он снял верхние одеяния, накрыл ими дрожащего на земле Не Хуайсана и произнёс: — Глава Ордена Цзян, вам нельзя излишне волноваться. Ещё пара таких криков — и ваше состояние ухудшится. Цзян Чэн оттолкнул Цзинь Лина, который безуспешно пытался его поддержать. Несмотря на потерю крови, пылкая ярость прилила к его голове, отчего лицо то краснело, то бледнело. — Почему? Вэй Усянь, мать твою, почему?! Вэй Усянь, которого Лань Ванцзи закрыл собой, резко переспросил: — Что — почему? Цзян Чэн: — Сколько всего наш клан тебе дал?! Очевидно же, что это я — его настоящий сын, это я — истинный наследник Ордена Юньмэн Цзян, и столько лет ты во всём превосходил меня на голову. А за данное тебе воспитание платой стала жизнь! Жизнь моего отца, моей матери, моей сестры и Цзинь Цзысюаня! Из-за тебя… у меня остался только Цзинь Лин, а его родители погибли! Цзинь Лин содрогнулся, его плечи беспомощно опустились, выражение лица сделалось подавленным. Вэй Усянь шевельнул губами, но всё же в итоге так и не смог найти слов. Лань Ванцзи повернулся и взял его тихонько за руку. Цзян Чэн всё не унимался, продолжая браниться: — Вэй Усянь, так кто же всё-таки первым нарушил клятву, кто предал наш орден? Ты сам мне говорил, что в будущем я стану главой ордена, а ты станешь моим подчинённым, будешь всю жизнь меня поддерживать. Что в Ордене Гусу Лань будут Два Нефрита, а в Ордене Юньмэн Цзян — Два Героя. Что ты никогда не предашь меня, не предашь Орден Цзян! Чьи это были слова?! Я спрашиваю тебя, чьи это были слова?! Или ты проглотил их вместе с языком?! Лань Сичэнь смотрел на главу Цзян. «Да, герой из него еще тот. Два героя? Он даже держать в руках себя не научился. Вот почему Цзинь Лин такой издерганный. Несчастный мальчишка!» Цзян Чэн же продолжал истерить. Он разъярялся всё сильнее: — И что же в итоге? Ты бросился защищать посторонних людей, ха-ха! Да ещё из клана Вэнь. Сколько риса ты съел с их рук, если ни секунды не сомневаясь предал нас?! А наш клан для тебя ничего не значит?! Ты совершил все на свете геройства, а на каждый твой дурной поступок нашлось оправдание — так вышло поневоле! Не было иного выхода! Какие невыразимые страдания ты перенёс! Страдания?! Ты выставлял меня полным идиотом, ничего мне не сказав!!! Сколько всего ты задолжал нашему клану? Разве я не должен тебя ненавидеть? Разве я не могу тебя ненавидеть?! Но почему сейчас я как будто должен — наоборот — извиниться перед тобой?! Почему я непременно должен чувствовать себя так, будто все эти годы я разыгрывал из себя, мать его, шута?! Что я теперь собой являю? Получается поделом мне, что теперь я ослеплён светом твоего сияющего великолепия, так что глаз невозможно открыть?! Разве я не должен тебя ненавидеть?! " Да, толку то, что он отдал ему ядро? Оно никак не повлияло на характер этого человека! Он даже воспользоваться им в полную силу не в состоянии.» Лань Ванцзи резко поднялся на ноги. Цзинь Лин в страхе закрыл собой Цзян Чэна и воскликнул: — Ханьгуан-цзюнь! Мой дядя ранен… Цзян Чэн влепил племяннику затрещину, так что тот повалился на пол, и заорал: — Пусть нападает! Боялся я этого второго Ланя! Вот только, схватив затрещину, Цзинь Лин остолбенел. И не только он, все — Вэй Усянь, Лань Ванцзи, Лань Сичэнь — остолбенели разом. Цзян Чэн… плакал. Слёзы текли по его лицу, а сквозь сжатые зубы вырывалось: — …Почему… Почему ты не сказал мне?! Давясь слезами, Цзян Чэн произнёс: — …Ты же говорил, что когда я стану главой ордена, ты станешь моим подчинённым, будешь всю жизнь поддерживать меня, никогда не предашь Орден Юньмэн Цзян… Это были твои слова. Спустя несколько секунд молчания Вэй Усянь произнёс: — Прости. Я нарушил обещание. Цзян Чэн покачал головой и зарылся лицом в ладони. Через мгновение он вдруг усмехнулся. В его тихом голосе звучала язвительная насмешка: — Даже в такой момент ты продолжаешь говорить мне «прости». Какая я, должно быть, драгоценная персона. Лань Сичэнь смотрел на этот концерт и ему вдруг показалось, что вся эта ненависть Цзян Чэна — это просто выход его внутренней боли. Бывает состояние, когда боли внутри становится так много, что её необходимо как-то выплеснуть. Вот он ее и выплеснул. А на кого? На того, кто ближе всего ему? Его шисюн. Вот наконец вся эта обида нашла своего адресата. Почему у таких людей всегда страдают их близкие? Неприятно было одно обстоятельство. Это ж надо быть настолько гордым и завистливым человеком, чтобы вечно ставить в вину Вэй Усяню, что тот его превосходил во всем. Или это детские комплексы лезут из него и издержки неправильного воспитания? И что теперь делать самому Вэй Усяню? Убиться из-за этого? Цзян Чэн выглядел сейчас просто ужасно! Все его обвинения, эта ненависть, не имеющая под собой основания, сарказм. Но это защитная реакция. Так он пытается доказать всему миру, что с ним шутки плохи и он сильный и независимый. На деле же, на него взвалена непосильная ноша. И сейчас он рыдает от бессилия, от того, что хочет, как и прежде хотел, ненавидеть Вэй Ина, но не может. Не только из-за золотого ядра. Просто он без него не может, ему тяжело. Речь Главы Ордена Цзян всегда звучала как минимум на треть саркастично. Вот только на этот раз он насмехался не над кем-то другим, а над собой. Вэй Усянь протянул свободную руку и вытер слезинку, вытекающую из глаза по пылающей щеке своего истерящего шиди. Неожиданно Цзян Чэн сказал: — Прости. Вэй Усянь на миг остолбенел. — …Тебе не нужно просить у меня прощения. Он вытер другую слезинку, потом добавил: — Пусть это будет моей платой клану Цзян. Цзян Чэн закрыл лицо руками, посидел так с минуту, потом оторвал лицо от ладоней и посмотрел на Вэй Усяня. Глаза Главы Ордена Цзян были красными от слёз. Раздался его хриплый голос: — …Платой моему отцу, моей матери, моей сестре? Вэй Усянь размял виски: — Ладно. Все уже в прошлом. Не будем больше об этом. Подумав немного, он устало добавил: — Ох, тебе… не стоит больше вспоминать об этом. Хотя я прекрасно знаю, что ты, со своим характером, всё равно будешь помнить всегда… и всё же, как бы сказать… Он снова сжал руку Лань Ванцзи, словно ища поддержки и добавил, обращаясь к Цзян Чэну: — Сейчас мне правда кажется… что всё уже в прошлом. Слишком много времени утекло, нет нужды вновь переживать из-за этого. Цзян Чэн яростно вытер лицо от слёз, сделал глубокий вдох и закрыл глаза. Неожиданно раздался тихий стон: --Ой-ой. Это пришёл в себя Не Хуайсан, накрытый верхними одеяниями Лань Сичэня. Он с трудом приподнялся с земли и растерянно спросил: — Где это я? «Смотреть закат, встречать рассвет, Глядеть на отблеск фонарей. Все в мире «да», все в мире «нет». В ладонях холод не согреть. Не смерить мерой пустоту. И не скосить косою камень. В воде не провести черту. Беду не развести руками…» (Поэт Лань Сичэнь)