Легкое прикосновение.

«Я окунулся в розовый закат. Парю над облаками возле речки. Ушла уж юность и никто не виноват. Что не искал всю жизнь, где было легче. Ненастья ветры растерзали в клочья. Все что когда-то полюбил вдруг я. На прошлом надо бы поставить точку. Забыть ту кучу наглого вранья. Здесь тишина, не шелестит травинка. Сижу на пирсе и любуюсь красотой. Но прошлое в глазу, как та соринка. Что засоряет радостный настрой.» (Поэт Лань Сичэнь) Лань Сичэнь посмотрел на племянника с нежностью: — Сычжуй, спасибо тебе. Спасибо тебе, за то, что ты есть. Спасибо за то, что ты такой. И не надо другого. Ты всегда был нашим солнышком. Сычжуй улыбнулся: — Ну что вы, дядя. Я самый обычный. — Нет. Ты такой как надо. — Спасибо. — Все таки мой братишка правильно воспитал тебя. В тебе удивительным образом сочетаются черты характера Цзэу Цзюня и молодого господина Вэя. — Да, дядя, учитель Вэй всегда был прекрасным примером для подражания. — Да, ты прав. Во всей Поднебесной нет более чудесного и солнечного человека. За ним всегда молодежь ходила толпами. — Да, я знаю. Отец мне много про него рассказывал. — За ним многие пытались ухаживать. Но он не замечал этого. Настолько он был чист в нравственном отношении. Сычжуй улыбнулся: — Я еще не рассказал, как младший сын Вэнь Жоханя и его наложница пытались добиться внимания молодого юноши Вэй Усяня. Лань Сичэнь удивился: — Это когда было? — Когда всю молодёжь погнали на перевоспитание в Цишань. А на самом деле сделали из них заложников, чтобы родители не трепыхались. — Твой отец знал об этом? — Нет. Он как раз никак не мог выздороветь из-за сломанной ноги. Он никуда не мог ходить. Из-за скудного питания, которым их там кормили, нога плохо заживала. — О, это было очень тревожное время. Но про этих двоих мне интересно. Расскажи. Вдруг послышались тихие шаги. — Ладно, давай потом. — Хорошо, напомните пожалуйста. — Обязательно. Дверь открылась. Вернулся братишка и они прекратили разговор. Потянуло аппетитным ароматом. Он принес суп из лотоса и свиных ребрышек. — Сычжуй, я ему дам только бульон. Там на кухне я оставил свиные рёбрышки для тебя. Ему пока нельзя мясо. — Спасибо, — обрадовался юноша и пошел на кухню. Лань Сичэнь встал, не зная уйти или остаться. Сычжуй повернулся к дяде: — Цзэу Цзюнь, пойдемте со мной. Отец, можно я поделюсь с дядей? Лань Чжань улыбнулся: — Конечно, там на всех хватит. Сычжуй потянул Лань Сичэня за собой на кухню. Там стояла на столе целая миска с аппетитно пахнущими ребрышками. Сычжуй присел к столу, положил себе и Лань Сичэню в тарелки ребрышек и корней лотоса. Взял палочки, другую пару палочек подал дяде и с аппетитом принялся за еду. Лань Сичэнь присел тоже к столу, с сомнением сказал: — Не поздно? Ужин уже миновал. Сычжуй ответил, немного прожевав: — Все нормально. Мы ужин уже пропустили. Так что давайте есть, а то остынет. Лань Сичэнь сначала с сомнением посмотрел на аппетитно жующего племянника, подумал немного и взял в руки палочки. Прожевав первый кусочек, он пришёл к выводу, что ничего вкуснее еще не ел. Он не заметил, как съел целую тарелку этого необычного кушанья. Он открывал для себя новые вкусы, новые эмоции, новые ощущения. И это было просто здорово! Наевшись до отвала, Лань Сичэнь почувствовал, что жизнь обрела совсем другие краски. Помыв посуду, Сычжуй решил прогуляться перед сном. Они вышли из кухни и юноша пошел прямиком в парк. — Цзэу Цзюнь, не хотите со мной? Лань Сичэнь с сожалением посмотрел на племянника. Ему очень хотелось услышать историю про ухаживания Вэнь Чжао, но сегодня надо было срочно доделать скучные бумажные дела. — Спасибо, Сычжуй. У меня ещё дела не окончены, --грустно ответил Лань Сичэнь и направился прямиком в ханьши. Войдя к себе, он снова сел за документы. Посидев так около часа, заполнив документы красивым почерком, он полюбовался на проделанную работу, подул на высыхающие чернила и сложил бумаги в аккуратную стопку. Он всегда аккуратно относился к такой работе и с большой ответственностью. Но все-таки усталость взяла свое. Тогда он встал, размял ноги и руки, взял Лебин и вышел на свежий воздух. Подходя к домику с синими цветами, он вдруг услышал громкий смех. Повернув голову на звук, заметил на фоне закатного неба три силуэта. Он узнал их. Это были его братишка, зять и племянник. Они смеялись и никак не могли остановиться. Лань Сичэнь слушал этот смех и улыбался. Нет большего счастья, чем осознание того, что твои родные и любимые люди счастливы. Прозвучал отбой. Лань Сичэнь все еще стоял у домика с горечавками, просто дыша свежим воздухом, когда прозвучал отбой. Через минуту мимо прошел Сычжуй. — Сычжуй? — Цзэу Цзюнь. Я спать. — О чем вы там так громко смеялись? — Оо, это просто поразительно. Учитель Вэй изобрёл артефакт против безнравственных домогательств. Угадайте, что он отрывает человеку? Может нам начать их массово выпускать? Тогда все маньяки в Поднебесной переведутся. Лань Сичэнь, улыбаясь, смотрел на юношу. Тот зевнул: — Ладно, я спать. Спокойной ночи. И Сычжуй, приплясывая как ребёнок, направился к себе. Лань Сичэнь посмотрел ему вслед. А ведь он и есть ребенок! Обласканный своими двумя папочками, он и ощущал себя частенько ребенком. «Какое это, должно быть, счастье! Когда у тебя есть возможность подурачиться!» --подумал глава ордена Лань. Он вспомнил свое детство. Хотя мама и рано умерла, в его жизни оставались тогда еще отец и дядя. Но он никогда не ощущал себя ребёнком. Он всегда был взрослым. С самого рождения. И лишь те редкие встречи с матерью напоминали ему о том, что он все-таки ребенок. Все это было в далёком прошлом и лишь иногда навевало просто мимолетные грустные воспоминания. Словно это было так далеко, что казалось подернуто туманной сизой дымкой. Лань Сичэнь вздохнул и поднес к губам Лебин. Полилась нежная грустная мелодия, словно капли ленивого дождика или легкий ветерок на закате. Сыграв мелодию до конца, он еще долго стоял в задумчивости, вспоминая некоторые особенно яркие моменты своего детства, которых было совсем немного. В роще неподалеку запел соловей. В небе зажглись звезды. Лань Сичэнь пошел к своим мальчикам. Но остановился, не дойдя до беседки и поднял голову на звезды. Они мерцали и манили ввысь, их мерцание само собой складывалось в рифму. Вдруг он услышал голос своего прекрасного зятя: —Лань Чжань, смотри у этого созвездия не видно одной звезды. Куда она подевалась? Братишка ответил ласковым голосом: —Она здесь. —Где? Я ее не вижу. —Она здесь, я держу ее. Ты моя далекая, яркая звезда. Мы теперь с тобою вместе навсегда. Небо надоело и ты вдруг упал… Я подставил руки и тебя поймал. Ты моя прекрасная, яркая звезда. И мою любовь к тебе не сотрут года. Ты в моих ладонях, отведу беду. Все, что ты захочешь, для тебя найду. «Ого. А братишка самый настоящий поэт. Вот что с людьми любовь делает!» И словно в подтверждение этому послышался голос Вэй Усяня: —Хангуан Цзюнь, а ты поэт. Значит я твоя звезда? —Да, ты моя звезда. Звезда по имени Солнце. Лань Сичэнь понимал, что для братишки просто не существует другого солнца. Оно здесь. Он решил не мешать этим двоим и не портить столь прекрасный момент. Он повернулся и ушел, тихо ступая неслышными шагами, словно боясь спугнуть это их романтическое настроение, которое витало вокруг, словно легкие бабочки, рассыпая серебряные искры и зажигая далёкие звезды. Его мальчики сейчас сами были как звезды. Звезды, которые спустились на землю и звеня в вечности, шепчут друг другу слова любви. Он понимал, что им есть о чем поговорить после долгого сна молодого господина Вэя. Он знал, что им еще многое еще есть что сказать друг другу. Поэтому решил, что еще успеет поговорить с ними обоими. А пока пусть побудут вдвоём. На следующий день братишка сказал Лань Сичэню, что учитель Вэй еще слаб и он просит недельку, чтобы поставить его на ноги. А для этого ему нужен хороший уход и питание. Все это, конечно же, обеспечит ему Лань Чжань. Лань Сичэнь с улыбкой посмотрел на братишку, потом вызвал к себе Сычжуя и они распределили учебный план так, чтобы взять себе уроки по их предметам. Теперь каждый вечер, отправляясь играть на Лебин, Лань Сичэнь видел их в беседке. Они сидели рядышком под одним плащом и говорили, говорили, словно никак не могли наговориться. В один из вечеров, когда Лань Сичэнь пошел снова играть на флейте, он увидел как братишка, оставил своего дорогого в беседке и поспешил за накидкой, так как стало прохладно. Лань Сичэнь подошел к зятю. — Молодой господин Вэй? — Цзэу Цзюнь? — Очень рад, что вы в порядке. — Цзэу Цзюнь, простите, что заставил вас поволноваться. Он поднял на Лань Сичэня невероятной красоты и глубины глаза. Лань Сичэнь, долго не раздумывая, просто нырнул в их глубину. Почувствовал как изменился голос: — Ничего. Все в порядке. — Цзэу Цзюнь, я просто не мог поступить иначе. Тем более не мог остаться в стороне. Ради уважения к тому человеку, который подарил мне свое тело. Я должен был реабилитировать его доброе имя. И это не просто благодарность. Это долг чести. Ведь я ношу его тело. Тем более я получил шанс прожить еще одну жизнь. А иначе, я просто не смог бы находиться в подаренном мне теле. Мне бы совесть не позволила. Я правда не мог поступить иначе. — Молодой господин Вэй, если бы все были такие как вы, в мире бы не было войн и несправедливости. Вы уникальный. — Что вы, Цзэу Цзюнь. Я обыкновенный. — Нет. Вы необыкновенный. Вы лучшее из того, что я видел на этой земле. Поймав удивление в прекрасных глазах, Лань Сичэнь спохватился, что сказал лишнего и поспешил откланяться. Провожаемый удивлённым взглядом своего прекрасного зятя, он с трудом ушел к домику с горечавками. Ноги никак не хотели уходить, сердце осталось там, в бездонном омуте прекрасных глаз. Уже поднеся к губам Лебин, он только потом осознал, что за мелодию он играет. Это была та самая музыка, которую он написал и посвятил когда-то солнечному юноше. Это была песня влюблённого сердца, песня тоскующей души. В ней причудливо переплетались переливы певчих птиц весной, теплый летний ветерок, ласкающий нежные лепестки цветов горечавки, полет бабочки над весенним лугом и звон росы на рассвете. Он вспомнил тот момент, как играл здесь больше пяти лет назад для молодого господина Вэя. Он так близок был от признания, но не решился, так как посчитал себя недостойным. Появление братишки с кувшинами вина рассеяло тогда все сомнения. Было больно, но и принесло некоторое облегчение. Сомнений не осталось. Солнечный юноша принадлежит братишке. Он заслужил это своей жизнью, которую был готов отдать только за то, чтобы жил этот прекрасный человек. Жил и светил другим. Как самое настоящее солнце. А Лань Сичэнь? А его участь теперь защищать и оберегать их покой. В любом случае, ему никто не запрещает общаться и любоваться, черпать вдохновение из бездонного омута самых прекрасных на свете глаз. Ведь они теперь члены одной семьи. Лань Сичэнь вздохнул и поднял голову, глядя на то, как темнеет небо, постепенно меняя краски от синего до фиолетового, плавно переходя в чернильный с серебряной россыпью звезд. Он отнял от губ Лебин и пошел к себе. Скоро прозвучит отбой. Он посмотрел в сторону беседки. До него донесся звук поцелуя и ласковый голос братишки: — Вэй Ин…люблю тебя. Они были оба такими юными, несмотря на все эти годы. И надо сказать, довольно непростые и нелёгкие годы. Тревожные годы. Выстраданные годы. Болью и кровью. Лань Сичэнь вздохнул и пошел к себе. На следующий день решил принять ванну, он не нашел для себя ни одной бочки. Пришедший плотник сказал, что не успевает чинить бочки. — Что такое? — Ваш Хангуан Цзюнь их ломает. — И сколько он их поломал уже? — На этой неделе уже четыре штуки. Цзэу Цзюнь, поговорите с братом, так больше нельзя. Скоро в Облачных глубинах не останется ни одной бочки для купания. — Хорошо. Я поговорю с ним. Лань Сичэнь немедленно направился в сторону цзиньши. Увидев издалека, как братишка со своим дорогим выносят обломки уже пятой по счету бочки и смеются, Лань Сичэнь просто не нашел в себе сил ничего сказать. Тем более там был его зять. Сказать при нем он не мог подобные вещи. Он только выразительно посмотрел на братишку, когда тот проходил мимо него. Но тот не отрегировал, он просто одарил старшего брата такой счастливой улыбкой, что всякие слова просто застряли в горле, так и не выйдя наружу. Лань Сичэнь просто повернулся и пошел в поселок, чтобы купить несколько новых бочек. Старые уже никуда не годились в полном смысле этого слова. «Может подать идею молодому господину Вэю? Научился же братишка готовить. При чем отменно. Думаю плотник из него тоже бы вышел неплохой. А что? Научился ломать, научись и делать. Почему бы и нет?» И действительно, поваром он стал просто неподражаемым! И неудивительно. Братишка все свое свободное время почти не вылезал из кухни. Он готовил что-то такое невероятно аппетитное, что у всех обитателей Облачных глубин в полном смысле этого слова текли слюнки. Неделю он поднимал на ноги своего дорогого учителя Вэя. Заласкивал, закармливал, выгуливал, носился как с маленьким ребёнком. Наконец поднял. Учитель Вэй пришел в класс румяный, подтянутый, с аккуратной причёской и с довольной улыбкой на сияющем лице. Радости детишек не было предела! Малышня обступила его так, что не давала даже шагу ступить. Они висели на нем гроздьями и пищали так, что потревожили стайку птичек, расположившихся на ветках. Ученики же братишки были постарше и потому поспокойнее. Они просто окружили любимого учителя и радостно галдели. Лань Сичэнь с улыбкой наблюдал за забавной картиной с крылечка. От его взора не укрылось, что братишка украдкой бросает нежные взгляды в сторону Вэй Усяня. Время от времени он тихо улыбался про себя и смотрел на своих учеников с такой невероятной теплотой! Он очень любил детей. И дети восхищались им и слушались его. Лань Сичэнь обратил внимание, что дети теперь еще усерднее слушают его. На его уроках всегда царила тишина, несмотря на то что братишка всегда говорил с детьми спокойным тоном, никогда не давая себе права повысить голос, даже если дети не понимали и несли полную околесицу. В таких случаях он абсолютно невозмутимо предлагал им поразмышлять и прийти к правильному выводу. Множество пар блестящих глаз было просто приковано к Хангуан Цзюню. Видно было, что дети соскучились. С приходом Лань Ванцзи и Вэй Усяня дети стали учиться еще усерднее, успеваемость сразу резко подскочила вверх. Теперь стало посвободнее, Лань Сичэнь смог найти время, чтобы зайти к дяде. Дядя внимательно выслушал старшего племянника, посмотрел журнал успеваемости. Потом, как бы между прочим, спросил: — Как учитель Вэй? Все в порядке? — Все в порядке, дядя. — Знаешь о чем я подумал? После заточения я совсем хочу уйти на покой. — Дядя, но вы еще не старый. — Сичэнь, знаешь, я заметил что без меня дела идут гораздо лучше. Так что я там не понадоблюсь. — Дядя, вы обиделись? — Что ты? Просто немного печально. — Дядя. Я же вижу, что вам не очень приятно. — Дело не в этом. Просто я за это время о многом размышлял. Я полностью осознал свою вину. И мне стыдно смотреть в глаза вам всем. Особенно Ванцзи и Вэй Ину. Будет лучше, если я не буду мозолить всем глаза. Да и мне так будет лучше. Я не буду вспоминать те моменты, которые заставляют меня краснеть от стыда за свое недостойное поведение. — Дядя, ну чем же оно недостойное? Вы столько много сделали! — Да. И столько допустил ошибок в этой жизни. Из-за меня пострадали члены моей семьи. И мои друзья. Понимаешь? — Дядя, может пора отпустить все это? — Пока не получается. Совесть это такая штука, которая не спрашивает когда перестать мучить. Как закончится срок заточения, тогда посмотрим. А пока не могу еще отпустить. Не могу. Нет сил. — Но поговорить все равно придётся. — Конечно. И я обязательно это сделаю. И попрошу прощения, хотя я его не заслужил. Но мне нужно время, чтобы обдумать все хорошенько и успокоиться. Лань Сичэнь вздохнул и пошел к братишке, чтобы посоветоваться на счет дяди. Зайдя вечером в цзиньши, сказал обоим мужчинам: —Я заходил сегодня к дяде. Рассказал об успехах ученников. Он решил после заточения уйти на покой а вас оставить основными учителями. Он считает, что если без него дела идут гораздо лучше, то он здесь больше не нужен. Лань Ванцзи воспринял это весьма спокойно. Вэй Усянь же возмутился: —Огромное спасибо учителю Ланю за лестную оценку. Но как это не нужен? Все таки он стоит у основания этой замечательной школы. Со всех кланов родители считают престижным отправить своих детей хоть немного поучиться в этой школе. Теперь такой ответственный момент, а он ушел в заточение. Могу я полюбопытствовать, что заставило учителя Ланя принять в отношении себя столь суровое наказание? Лань Сичэнь покачал головой: —Дядя не посчитал нужным посвятить нас в эту тайну. Сказал, что полностью осознал свою вину. —Я надеюсь, это же не связано с моими родителями? —Это неизвестно, но… Все же мне кажется обвинение Цзинь Гуаньяо поспособствовало пробуждению в памяти некоторых моментов, в которых он посчитал себя виноватым. Вэй Усянь встал и сказал: —Я считаю, что если человек полностью осознал свою вину, то незачем и наказывать. Тем более это дело прошлое. Хотя, конечно, это мои родители, но даже и я не вправе решать кто здесь виноват, а кто нет. Вэй Усянь замолчал, посмотрел на братьев Лань. Оба смотрели на него молча с напряжёнными лицами. Вэй Усянь вздохнул и добавил: — Хотя конечно, меня это касается напрямую. И я все равно должен знать, что же все-таки случилось, что так беспокоит учителя Ланя. Братишка печально опустил голову, вздохнул, потом поднял на свое Солнце взгляд: —То есть… Ты предлагаешь… —Именно. Я предлагаю пойти к нему и поговорить. И это должен сделать я. Лань Сичэнь кивнул: —Я думаю это верное решение. Молодой господин Вэй должен сходить и поговорить. Это его касается, потому что это его родители. Лань Ванцзи кивнул: —Да. Вэй Усянь кивнул обоим мужчинам и вышел. Лань Ванцзи и Лань Сичэнь переглянулись, сразу встали и послеловали за ним. Услышав позади себя шаги, Вэй Усянь возмутился: —Не нужно меня нянчить. Я уже достаточно взрослый. Тем более это рядом. Ничего со мной не случится. —Мгм, —ответил младший нефрит, не собираясь возвращаться назад. Лань Ванцзи остался стоять на веранде домика Лань Цижэня, рядом с ним встал Лань Сичэнь. Вэй Усянь посмотрел на упрямых нефритов: —Вы серьезно? Вы меня теперь вдвоем охранять будете? Оба брата молча кивнули. —Ну ладно, —сказал Вэй Усянь и постучался к Лань Цижэню. Лань Сичэнь пытался прислушаться о чем говорят Вэй Усянь с их дядей. Но была полная тишина. Лань Ванцзи тихонько подошел к ставням. Старший так же нашел щелочку. Так ничего и не услышав, братья переглянулись и поняли, что Вэй Усянь поставил звуконепроницаемый барьер. И от кого? От них! Тогда они стали внимательно наблюдать за выражением их лиц, пытаясь понять, о чем разговор. Вэй Усянь сидел напротив Лань Цижэня за столом. Они о чем то говорили. Лица у обоих были серьезными и сосредоточенными. Вэй Усянь за время разговора ни разу не улыбнулся. Довольно долго они говорили. Потом Вэй Усянь что то начал обьяснять, как обычно обьясняют упрямым плачущим детям, глядя в глаза, очень убедительно. Дядя долго слушал, сидя без движения и без выражения на хмуром лице. Через какое то время на его лице появилось болезненное вымученое выражение. Вэй Усянь замолчал, выразительно глядя на Лань Цижэня. Тот через некоторое время заговорил. Видно было, что давалось ему это нелегко. Он долго что то говорил, время от времени останавливаясь, вздыхая и собираясь с мыслями. Вэй Усянь внимательно слушал, не перебивая, иногда кивал. Лицо его было серьезно. Потом через время заговорил. На лице его было выражение боли. Лань Цижэнь опустил голову, слушая, потом поднял голову. Вэй Усянь как раз закончил, теперь на его лице было выражение сочувствия. Лань Цижэнь кивнул и что то сказал. Вэй Усянь кивнул. Потом встал и направился к выходу. Лань Ванцзи еле успел отойти от окна. Но Вэй Усянь и так уже догадался, что его зануда нефрит пытался подслушивать. Потому и поставил звуконепроницаемый барьер. Как только он вышел, оба брата сразу оказались рядом. —Ну, что? —не выдержал Лань Сичэнь. —Он согласился помогать проверять работы. И будет помогать с делами клана, когда нужно будет писать или считать. А еще я уговорил его по окончании учебного года поменять обстановку, поехать путешествовать. Он сказал, что проведет каникулы пещере, где собраны мудрые изречения. Они помогут ему восстановить душевное равновесие и хорошо обдумать свои поступки. Лань Ванцзи спросил: —А что там с твоими родителями? —Я обещал никому не рассказывать, но он не виноват в их гибели. Хотя считает себя причиной всех тех событий. Говорит, что неправильно вел себя. Если бы с самого начала он реагировал по другому, возможно некоторые события не произошли бы. Он просил у меня прощения. Лань Сичэнь спросил: —А вы что сказали? —Я сказал, что я не вправе судить его. Все что произошло, просто досадное недоразумение или дело случая. Потому лично передо мной он ни в чем не виноват. А про то, что он кричал на меня тогда, так я ведь был настолько вредный, что сам вывел его из себя. А уж на это я был мастер. Вы и сами это знаете. Более несносного ребенка в то время среди моих одноклассников не имелось. Хотя, спасибо что он был со мной честен. Ну, а вообще… Справедливости ради, он все равно меня не любит. По крайней мере между нами все ясно. Хотя признает, что я приношу некоторую пользу вашему клану. Лань Сичэнь задохнулся от возмущения: —Некоторую? Молодой господин Вэй, вы так спокойно говорите об этом? Вэй Усянь пожал плечами: —Но лучше так, чем лицемерить. Лань Сичэнь предложил: —Может мне поговорить с ним? Вэй Усянь покачал головой: —Цзэу Цзюнь, не стоит. Его мнение не изменится. По крайней мере, мне нравится, что ваш дядя не умеет лицемерить. Это очень хорошо, он не будет лгать и притворяться. Зато я знаю о чем он думает. И чего от вашего дяди можно ожидать. Так что все нормально. Не беспокойтесь, глава Лань. Ваш дядя обьективен, он не будет ставить мне палки в колеса. Он очень умный человек, просто не может пойти против себя самого. И даже если он может поменять свое мнение, то отношения своего он не в силах изменить. Тут ничего не поделаешь. Да и если бы вдруг учитель Лань воспылал ко мне любовью, я почел бы это странным. И подумал бы, что его тело захватили. Было уже поздно, пока они закончили разговор. Лань Сичэнь перед тем, как удалиться, сказал: — На днях мы соберем совет старейшин. Я позже сообщу когда это будет. Нужно поговорить о том, как вы хотите поступить в отношении Цзинь Гуаньяо. Вэй Усянь ответил: —Я еще не думал. Но я обязательно подумаю об этом сегодня перед сном. —Хорошо. Жду завтра ваше предложение. Они расстались возле цзиньши. Лань Ванцзи пропустил вперед свое Солнце, запер за ними дверь. Лань Сичэнь еще некоторое время постоял на веранде, переваривая в мозгу свой разговор с дядей. О чем же они говорили? До него вдруг донесся разговор за дверями цзиньши. Низкий ласковый голос братишки прошептал: —Вэй Ин. Послышался весёлый голос с насмешливыми нотками: —Что, Хангуан Цзюнь? —Я соскучился. Следом он услышал звук поцелуя. Лань Сичэнь вздохнул, поставил над цзиньши звуконепроницаемый барьер и пошел к себе. На следующий день пришли новости, что в горах в Гусу завелись горные монстры шансяо. Они втроём как раз обсуждали учебный план. Вэй Усянь, услышав эти вести, встрепенулся: —Цзэу Цзюнь, Хангуан Цзюнь, я готов устроить для учеников практику. Хоть сегодня. Лань Сичэнь посмотрел на Лань Ванцзи. Лань Ванцзи посмотрел на Вэй Усяня: —Вэй Ин! —Что Вэй Ин? А? Лань Чжань? Молодой господин Вэй спросил это с улыбкой, но в голосе появились стальные нотки. Глаза не улыбались. Братишка сидел с более чем суровым выражением на лице. Лань Сичэнь ответил вместо брата: —Молодой господин Вэй. Это опасно? Вэй Усянь возмутился: —Цзэу Цзюнь, это одноногий горный монстр, мне уже доводилось с такими сражаться еще в юности.Так что волноваться нечего. Братишка по-прежнему молчал. Он понимал, что его супруг не нежная барышня, а грозный и могущественный старейшина Илин. Но… Отпустить даже на час страшно, не говоря уже о ночной охоте. Тем более после недавних событий. Вэй Усянь уже был рассержен: —Вообще это была всегда моя обязанность водить учеников на ночную охоту. Что случилось на этот раз? Лань Ванцзи немного помедлил с ответом: —Я пойду с тобой. На красивом лице солнышка заплясали всполохи гнева: —Лань Чжань! С каких пор у меня появилась нянька? Это всего лишь горный монстр. Понимаешь? Что может со мной случиться? Тем более со мной будут старшие ученики. Он был в эту минуту так прекрасен, как никогда! Лань Сичэнь невольно залюбовался. Но братишка занудным голосом продолжал: —Вэй Ин… В стальном голосе послышались ледяные интонации: —Что? Я здесь. Зачем ты меня зовешь? Братишка понимал, что его волнения абсолютно напрасны, но все равно упрямо смотрел на свое Солнце. Вэй Усянь просто был вне себя: —Хорошо, если мне не доверяют, вычеркните меня вообще из учебного плана и наймите мне няньку. С этими словами он встал и вышел из ханьши. Лань Сичэню показалось, что в бездонных глазах ярко сверкнули кроваво красные искры. Прошелестели легким шелком полы темных одежд, оставив невесомый цветочный аромат и отозвавшись тоской и болью в сердцах обоих нефритов. Ванцзи пошел было следом, но вышедшего Вэй Усяня сразу же обступила толпа ребятни, они галдели наперебой так, что невозможно было до него добраться. Лань Ванцзи остановился у дверей ханьши, чуть прикрыл и повернулся к брату. Лань Сичэнь сочувствующе посмотрел на младшего: —Зачем ты так? Братишка грустно опустил голову, понимая что перегнул палку. Стало жаль братишку. Да и у самого сердце закололо. —Ты сомневаешься в его силе? —снова спросил Лань Сичэнь. —Нет. Братишка просто поражал. Лань Сичэнь еле сдержался, чтобы не нагрубить младшенькому. —А зачем ты сейчас так повел себя? Ванцзи, ты становишься деспотом. Братишка уже пожалел о своей странной выходке, он поднял на Лань Сичэня умоляющий взгляд, в котором читалось: «Брат, ну хоть ты не доставай. И так тошно…» Сам же время от времени бросал взгляд во двор, не ушли еще ученики? Лань Сичэнь, чувствуя что закипает, строго сказал: —Иди, сейчас же поговори и приходите оба ко мне. Я включаю его в учебный план. Есть еще дела. Братишка вздохнул, вышел из комнаты. Дети уже побежали на обед. Вэй Усянь не оглядываясь, направился к воротам. Лань Ванцзи пошел следом. Лань Сичэнь проводил взглядом удаляющиеся две фигуры, потом зашел в кабинет и стал ждать. Через время братишка привел за руку прекрасного учителя Вэя, в глазах которого еще не успокоились огненные всполохи. Они сели напротив Лань Сичэня. Молодой господин Вэй опустил длинные ресницы, зная что всполохи еще не улеглись. Только теперь до Лань Сичэня дошло, чем рисковал его беспокойный братишка. Он уже видел силу этого с виду нежного человека. Но так страшно было попасть в этот костёр его бездонных глаз! Можно было сгореть без остатка! Он старался не смотреть. Они обсудили учебный план на второе полугодие. Обязанностей у всех прибавилось. Решено было Лань Цижэня отправить в пещеру сейчас. А к весне он вернется. Потом будут экзамены и ночные охоты. Ему нужно будет потом проверять отчеты и письменные экзамены. А на каникулы снова можно будет ему уйти в пещеру. Вэй Усянь и Лань Ванцзи кивали, соглашаясь. После обсуждения Лань Сичэнь обратился к Вэй Усяню: —Молодой господин Вэй, завтра будет совет старейшин. Вы уже решили, что можно сделать с Цзинь Гуаньяо? Вэй Усянь ответил: —Думаю оставить его для опытов. У меня много идей по созданию нового тела. Но пока не буду экспериментировать на людях. Мне как раз нужен будет этот экземпляр. Лань Сичэнь вопросительно посмотрел на младшего. Лань Ванцзи просто кивнул: —Брат. Все нормально. —Ванцзи! Уверен? —Да. Я буду рядом. Лань Сичэнь вздохнул: —Хорошо. На совете я буду голосовать за то, чтобы оставить его для экспериментов. На совете старейшин Вэй Усянь обстоятельно обьяснил свои намерения. Многие качали головами, не зная как на это реагировать. Кто то поднял руку: —Можно спросить? Учитель Вэй, вы сможете все свои эксперименты держать в тайне и под надежным контролем. —Конечно. Решили спросить у Лань Ванцзи. Тот ответил: —Я уверен. Если что я помогу. Лань Сичэнь кивнул: —Я доверяю учителю Вэю. После недолгих прений перешли к голосованию. Глядя, что глава клана не против, чтобы оставить Цзинь Гуаньяо для экспериментов, проголосовали большинство старейшин. После этого мешочек торжественно вручили Вэй Усяню. Вечером проходя мимо цзиньши, Лань Сичэнь услышал смех. Он повернул голову и увидел в окошке своего прекрасного зятя. Он держал в руках расчёску и пытался расчесать свои шикарные волосы. Расчёска застряла в густых прядях, он ее нервно дернул. Гребень отлетел в дальний угол комнаты: — Ай, ну это неблагодарное дело! Братишка молча подобрал расческу, подвинул ему стул и предложил сесть перед зеркалом: — Садись. — Хангуан Цзюнь, как ты надоел со своим занудством, — проворчал Вэй Усянь. Но братишка был непреклонен, он терпеливо повторил спокойным голосом: — Садись. Вэй Усянь бросил на него недовольный взгляд, но все-таки сел на предложенный стул, пробурчал: — Надоело. Братишка аккуратно и бережно начал расчёсывать с самых кончиков, постепенно поднимаясь все выше. Шикарные густые волосы цвета воронова крыла струились между пальцами блестящими прядями и падали вниз шёлковым водопадом. Казалось он не расчесывает его, а просто наслаждается процессом. Это зрелище завораживало, Лань Сичэнь никак не мог сдвинуться с места, а стоял под покровом темноты, как зачарованный. Какое это должно быть счастье вот так прикасаться к любимым волосам! Дойдя да самого верха, братишка незаметно чмокнул Вэй Усяня в макушку. Но ему это только показалось, что его действие осталось незамеченным. Вэй Усянь тут же поднял голову: — Хангуан Цзюнь? — Мгм. — Что ты делаешь? — Ничего. Почему ты не хочешь носить заколки? С ними волосы не так путаются. — Ну ты же знаешь, я с детства их терпеть не могу. От них голова чешется. И голову надо постоянно держать прямо. Иначе они слетают. — Но я же ношу, у меня не слетает. — Нет. Не уговаривай. С лентой надёжнее. Заколки это точно не моё. — Хорошо. — А что без заколок я тебе уже не нравлюсь? — в голосе прозвучала насмешка. Братишка снова чмокнул свое счастье в макушку: — Что ты? Вэй Усянь улыбнулся: — Ну вот что ты опять делаешь? — Ничего, — отвечал братишка, спускаясь поцелуями все ниже. Вот он уже откинул прядь шикарных волос и спустился поцеловать свое счастье в длинную стройную шею. Вэй Усянь засмеялся: — Щекотно! — Мгм, — ответил братец, исследуя каждый сантиметр этой прекрасной шеи своими губами. Лань Сичэнь спохватился, что слишком увлёкся подглядыванием. Он снова поставил звуконепроницаемый барьер над цзиньши и пошел к себе. Вот такова теперь его участь. Оберегать их покой. Да. Они счастливы. Что можно еще желать? По дороге он размышлял о том, как повезло его братишке. Вот так вот касаться этой невероятной красоты, расчёсывать. Наслаждаться этой красотой. Ощущать шелк прекрасных волос своими руками. Трогать атлас этой нежной солнечной кожи своими губами. Эти ли не счастье? На следующий день братишка с Вэй Усянем отбыли в Цинхэ Не. «Усну я вечером. Проснусь Ромашкой на лугу. Сорви меня И я доверчиво. В твои лишь Только руки упаду. Но все лишь сон. Мечтами вдруг навеянный. Нефрит влюблен В твоих глазах потерянный. Тону в глазах. И искорки ловлю. В моих мечтах С тобою говорю. В моих мечтах Признаюсь я в любви. На сердце страх. Меня не оттолкни. Слова застыли. Больше я молчу. Тебя счастливым Видеть я хочу.» (Поэт Лань Сичэнь)