Легкое прикосновение.

«Люблю. Как много в этом слове. Во всем невероятен ты. И каждый день для меня внове. Ты словно лотоса цветы. Затмил ты красоту природы. Ты словно утром звон росы. Ты словно ветерок свободы. И роз колючие шипы…» (Поэт Лань Сичэнь) Вернулись они со старой облезлой канарейкой в клетке. Лань Сичэнь узнал эту канарейку это была та самая золотая канарейка, которую он видел у Хуайсана, правда ее ярко-оранжевое оперение совсем потускнело и потеряло залотистый блеск. Та самая, которую он поймал тогда в Гусу. Только очень старая и еле живая. «Канарейка долгожитель? Интересно сколько они живут?» Решил чуть позже посмотреть, что же он с ней будет делать. Он зашел после обеда к зятю, тот поставил клетку с канарейкой на стол и тыкал ее стеклянной палочкой. Канарейка сидела нахохлившись, она даже не пошевельнулась. Вид у нее был самый удрученный, она повесила клюв и перья ее из ярко оранжевых стали грязно желтыми. Она не ела и не пила. Вэй Усянь с интересом наблюдал за полудохлой птичкой. Лань Сичэнь спросил: — Это случайно не та самая птица, которую Хуайсан поймал во время обучения в Гусу? — Да, это она и есть. Золотая канарейка. Вернее кенар. Но теперь она очень старая. — Удивительно что она вообще дожила до таких лет. — Знаете, Цзэу Цзюнь. Канарейки в неволе обычно живут лет десять. Но при хорошем уходе и правильном питании продолжительность жизни некоторых видов может достигать до двадцати пяти лет. Ей двадцать пять. Она побила все рекорды по долгожительству. Видно, что Хуайсан хорошо о ней заботился. Но всему когда-нибудь приходит конец. Лань Сичэнь улыбнулся: — Хуайсан наверное очень расстроен. — Конечно, за столько лет он очень привязался к птичке. Но у меня есть способ вернуть птичке вторую молодость. Лань Сичэнь удивился: — И каким же образом? Вэй Усянь молча указал на мешочек, стоящий на столе перед ним. — Молодой господин Вэй. Вы просто гений. Вэй Усянь засмеялся: — Ну что вы, Цзэу Цзюнь. Я пока что и сам не знаю, что из этого выйдет. Пока это на стадии разработки. А это, — он кивнул на мешочек и клетку с канарейкой, — экспериментальные материалы. Лань Сичэнь покачал головой: — Не говорите, молодой господин Вэй, до такого додуматься простой человек не может. Так что не скромничайте. Вэй Усянь посмотрел на своего родственника, улыбнулся так, что у Лань Сичэня сильнее забилось сердце. Он поднял на него глаза и снова утонул, как когда-то. Пока он купался в этих глазах, ловя с необычайным восторгом серебряные и золотые искорки, Вэй Усянь смотрел на него с улыбкой. — Цзэу Цзюнь? Лань Сичэнь вздрогнул: — Молодой господин Вэй. Простите. Задумался. — Все нормально. Лёгкие изящные пальцы легли на запястье главы ордена Лань. — Я понимаю. Неприятные воспоминания связаны со всем этим. Крепитесь, Цзэу Цзюнь. Уверяю вас, когда-нибудь это все останется в прошлом. Лань Сичэнь вздохнул: — Эх. Я знаю. Тёплая ладонь, лежащая на его запястье, передавала такую невыразимую нежность, что хотелось прислониться к ней щекой. Лань Сичэнь поднял свободную руку и положил сверху на тыльную сторону ладони своего прекрасного зятя. — Спасибо вам. Вэй Усянь улыбнулся: — За что? — Вы всегда меня поддерживали. Я никогда еще не встречал более душевного человека. — Ну что вы, Цзэу Цзюнь. Ведь мы же одна семья. Мы с вами родственники. А для меня дороже моей семьи нет ничего. Послышались шаги за дверью. Сейчас войдёт братишка и непременно хлебнет своего любимого уксуса. Лань Сичэнь с сожалением отнял руки. И как раз вовремя. Вошел братишка с корзиной и начал расставлять тарелки на столике. Потом открыл крышку на корзине и начал раскладывать кушанья по тарелкам. По цзиньши поплыл апетитный аромат. Вэй Усянь улыбнулся: — Хангуан Цзюнь? Какой ты у меня невероятный! Лань Сичэнь заметил, как братишка прячет довольную улыбку от похвалы, но эта улыбка не сдаётся, она так и рвётся из уголков его светлых глаз. Вэй Усянь повернулся к Лань Сичэню: — Цзэу Цзюнь, давайте отобедайте с нами. Лань Сичэнь замялся: — Но это же… — Никакой «это же». Здесь на всех хватит. Он поставил мешочек в стеклянную банку и закрыл плотной тяжёлой крышкой. Они подошли к столу. Братишка раздал всем палочки и они принялись за еду. Лань Сичэнь тщательно прожевывая аппетитные кусочки, думал о том, что в его братишке еще много талантов, которые проснулись с появлением этого солнечного человека. Он просто непостижимым образом пробуждал в нем такие невероятные вещи, при чем делал он это так тщательно, что довёл практически до совершенства. Надо бы еще подать идею насчет бочек. Но это надо сначала обсудить с зятем. Если он возьмётся за это дело, то братишка не только плотником заделается. С полным желудком и с сознанием того, что нарушает правила, Лань Сичэнь шел к себе. Но совесть нисколько не мучила. Настроение было очень хорошее. «Мы одна семья, «--звучал в ушах до боли родной голос. «Мы родственники, « --пело в голове. «Да, мы родственники. И это прекрасно.» Конечно, не совсем то, что хотелось исстрадавшемуся сердцу. Но Лань Сичэнь знал свое место. Знал, что не может рассчитывать на что-то большее. Но он здесь. Он рядом. Его можно касаться. Можно разговаривать. Можно любоваться. И это уже немало. Можно заходить к нему без опасения, что это неприлично. Что он и делал. Да и самому было очень интересно, что же придумал его гениальный зять. Молодой господин Вэй был полностью поглощен экспериментом, братишка не отходил от своего дорогого ученого ни на шаг, как и обещал. Разве что только на кухню. Кормить своего изобретателя надо было хорошо. Поэтому в этот раз на ночную охоту учеников повел Лань Сичэнь. Уже после охоты, отужинав в хунаньской кухне, Лань Сичэнь вспомнил, что Сычжуй обещал ему рассказать про историю в Цишане во время перевоспитания. Сычжуй послал свой отряд вперед, сам же вместе с Лань Сичэнем шел позади всех. — Сычжуй, ты мне обещал… — Да, конечно. Они в это время проходили мимо жилища Вэнь Нина и Сычжуй предложил навестить его. — Не хотите ли услышать эту историю из первых уст? — О, это было бы весьма интересно. Сычжуй догнал учеников и велел им возвращаться без них. Сидя в кабинете Вэнь Нина, Сычжуй попросил дядю рассказать эту историю. — Эта история еще началась давно, --начал издалека Вэнь Нин. Он встал, походил по комнате, словно собираясь с мыслями. Потом подошел к окну, повернулся к гостям и начал свой рассказ. — Молодого господина Вэя младший сын Вэнь Жоханя заметил еще на соревнованиях лучников. — Ему тогда было всего шестнадцать? Он еще занял первое место, --сказал Лань Сичэнь. — Да, истинно так, глава ордена Лань. Тогда Вэнь Чжао начал уговаривать отца послать сватов к главе ордена Цзян. Вэнь Жоханю эта идея понравилась. — И что? Он действительно посватался к молодому господину Вэю? — Да. Но глава ордена Цзян ответил, что молодой господин Вэй сам решает будет ли он вступать в брак или нет. А он вступать в брак не намерен. Тогда Вэнь Жохань и придумал этот лагерь перевоспитания. — Но почему он пришел в Гусу с намерением сжечь весь наш орден? — Потому что кто-то доложил Вэнь Жоханю об особом отношении вашего младшего брата к молодому господину Вэю. Цель была сломать второго молодого господина Ланя и спокойненько завладеть молодым господином Вэем. — Вот как? Устроить такое ради обладания всего лишь одним человеком? — сказал Сычжуй. — Эх, Сычжуй, учитель Вэй стоит тысяч людей, а то и больше, — вздохнул Лань Сичэнь, — в случае, если бы у него получилось, он бы точно не прогадал. — Это да, неудивительно, что Вэнь Чжао сразу влюбился. Вэнь Нин ответил: — Не знаю, можно ли это назвать любовью, но он словно с цепи сорвался. Особенно лютой ненавистью он возненавидел братьев Лань. И тут дело не только в том, что они метко стреляют из лука. Вот тогда то они и придумали этот лагерь перевоспитания. Я собственными ушами слышал, как он сказал своему младшему сынку: " А-Чжао, не ной, скоро он будет твой как миленький. Никакой волокиты со сватовством. Он сам скоро прилетит к тебе в руки. И еще умолять будет, чтобы твоим стать.» Лань Сичэнь был поражён в самое сердце: — Вот оно как! И как молодому господину Вэю удалось себя уберечь от домогательств? — Вэнь Чжао вызвался, чтобы проводить всю эту комедию с якобы перевоспитанием. Молодёжь заставляли зубрить наизусть всякую всячину. Например книгу крылатых выражений прославленных глав ордена Цишань Вэнь. Часами Вэнь Чжао развлекался, заставляя выслушивать свои высокопарные речи. Особенно доставалось молодому господину Вэю и вашему младшему брату. Особенно после одного случая. — Какого же? — разом спросили Лань Сичэнь и Сычжуй. Вэнь Нин покачал головой: — О, это довольно забавная история. С некоторых пор Вэнь Чжао начал по вечерам заглядывать к молодому господину Вэю и предлагать ему заняться безнравственными делами. Мало того, у него была любовница, довольно неприятная, меркантильная и весьма распущенная особа. Она тоже положила глаз на молодого господина Вэя. Но оба неизменно натыкались на отказ или не могли найти дверь. Один раз молодой господин Вэй не выдержал и послал их обоих лесом. Вы бы видели, как забавно было наблюдать, когда они оба бродили, натыкаясь на предметы, без конца кружа на одном и том же месте. Все заканчивалось тем, что они натыкались друг на друга и весьма удивлялись. Тогда-то Вэнь Чжао и решил, что это судьба. Но все-таки не оставил попытки присвоить себе молодого господина Вэя. Но не тут то было! — Он уже тогда изобрел и применял на них свое заклятие! Он действительно гений, каких просто нет! — воскликнул Сычжуй. — Это еще не всё. Тогда-то молодой господин Вэй и изобрёл артефакт, который отрывает самое дорогое. И ему даже удалось испытать его! — Но что можно было оторвать у этой женщины? — Он просто посылал её в лес. — А на ком испытал этот артефакт учитель Вэй? — Он несколько раз предупреждал Вэнь Чжао. Тот сначала побаивался, но потом решил послать своего помощника с тем, чтобы тот полез к нему с грязными намерениями. — Иии…? — Оторвало! Напрочь! Сколько было крику! А Вэнь Чжао, убедившись, что наш молодой господин Вэй не так то прост, начал придираться к нему. Он не знал, как поквитаться. Мало того, эта женщина затаила злобу и искала случая отомстить. Вот тогда-то он и погнал всех в пещеру черепахи Губительницы. Ван Линцзяо думала, что дева Ло является девушкой молодого господина Вэя, потому решила испортить ей внешность. Когда она увидела, как молодой господин Вэй защищает девушку, тогда она поклялась, что отрубит ему ту руку, которой он стрелял в неё из лука. Вот тогда-то она и заявилась в Пристань лотоса с требованием наказать молодого господина Вэя. Раз уж он ей не достанется, так хоть отомстить за себя. Вэнь Чжао тоже жаждал расправы. Потому, они тогда заявились один за другим в Пристань лотоса и истребили всех. Но молодой господин Вэй не попался им в руки, но попался его шиди и они вдоволь натешились над ним, выместив на нем всю свою злобу. Вот тогда-то я и уговорил мою сестру помочь ему и Цзян Ваньиню. — Но как молодому господину Вэю удалось уговорить вашу сестру на пересадку ядра? — Моя сестра долго не соглашалась. Но молодой господин Вэй сказал, что его природный потенциал позволяет развить второе ядро. А пока у него достаточно изобретений, чтобы защитить себя. Лань Сичэнь знал эту страшную историю, но каждый раз упоминание о тех событиях заставляли сжиматься сердце так, что становилось больно дышать. — После тех событий Вэнь Чжао и Ван Линцзяо совсем ополоумели. Они с остервенением начали искать его и когда представился случай поймать молодого господина Вэя, Вэнь Чжао и сбросил его на могильник. Он рассуждал так: «Раз не мне, то и никому.» Но с безнравственными предложениями больше не лез. Опасался за самое дорогое. Но в конце концов все равно потерял его. — Вот оно как! — Как это произошло? — На почтовой станции во время Аннигиляции солнца. Ван Линцзяо ненавидела уже своего любовника из-за того, что он вместо того, чтобы дать позабавиться молодым господином Вэем, сбросил его на Луанцзан. А она так хотела насладиться его муками. Как видите от любви до ненависти один шаг! Но у нее ничего не вышло. Тогда она решила отомстить своему любовнику. Во время ссоры с Вэнь Чжао она схватила ножницы и кастрировала его. — Что за ужасная женщина? — поразился Лань Сичэнь. Вэнь Нин ответил: — Видите ли, глава ордена Лань, в ордене Цишань Вэнь зверства были обыденным делом, потому она не выделялась на общем фоне садистов, которые населяли дворец Вэнь Жоханя. Он и на службу принимал исключительно вот таких людей. Так что молодому господину Вэю просто сломали все ребра и выбросили на гору трупов в Илине. — Какой ужас! — Вот оно как все было! — выдохнули в один голос дядя с племянником Лань. — Так что молодой господин Вэй, несмотря на все те ужасные события, сохранил свою непорочность именно благодаря своей изобретательности и уму. — Да, молодой господин Вэй действительно уникальная личность, — сказал Лань Сичэнь. На глаза наворачивались слезы и по-прежнему было больно дышать. Лань Сичэнь глубоко вдохнул, чтобы успокоить боль в сердце. Сычжуй сказал: — Это тот самый артефакт, который он взял с собой в этот раз! Он про него нам как раз тогда рассказал. Ох мы и посмеялись с Хангуан Цзюнем! Лань Сичэнь спросил: — Значит он уже давно изобрёл эту штуку? Почему он нам с Ванцзи тогда про него не рассказал? — Возможно просто забыл. Или голова была забита другим, — сказал Вэнь Нин, --для молодого господина Вэя в этом ничего удивительного нет. — Это точно, — ответил Лань Сичэнь. Он сидел, словно громом пораженный. Теперь молодой господин Вэй заиграл для него еще более яркими красками. Это был не просто юноша-солнце, не просто прекрасный талантливый человек. Это была такая убойная сила, что с нею ничего не могло сравниться! И как же ему приходилось защищать свою невинность! Сколько было приложено трудов! Значит ему было не все равно и нравственность для него было не пустое понятие. Зато истории о нем ходили одна невероятнее другой про его любовные похождения. Лань Сичэнь теперь только понимал, какие усилия он приложил, чтобы сберечь себя для того единственного человека, который будет любить его больше жизни! Теперь Лань Сичэнь понимал, что любовь это борьба, борьба не на жизнь, а на смерть! Он по-новому посмотрел на своего прекрасного зятя. С огромным уважением. Снова потянуло увидеть его. И пусть он не ему принадлежит, просто насладиться тем, что он есть, что он вот такой весь, не просто очень красивый парень, но и невероятный по силе духа человек. После ночной охоты он снова навестил своего самого прекрасного на свете зятя. В этот раз Вэй Усянь поил канарейку отваром через тонкую стеклянную трубочку. Рядом сидел братишка и с интересом наблюдал за процессом. Лань Сичэнь только открыл рот и хотел что то спросить, как оба мужчины приложили палец к губам. Лань Сичэнь понял и ничего не стал спрашивать. Он очень хотел узнать, что же с канарейкой, удался ли эксперимент. Но Вэй Усяня было очень сложно поймать на улице. Все свободное время он просиживал над своими экспериментами. Через время, встретив наконец-то его возле цзиньши, Лань Сичэнь остановил зятя. Вэй Усянь повернул к нему улыбающееся лицо: — Цзэу Цзюнь? Простите, что не мог поговорить с вами. Дело в том, что эта птичка понимает человеческую речь. Потому при ней надо осторожно. Лань Сичэнь спросил: — Это Цзинь Гуаньяо? — Да, теперь он у нас золотая канарейка. (1) Теперь он в полном смысле Цзинь. (2) (1)золотая канарейка (金丝雀, jīnsī què) (2)Цзинь Гуанъяо (金光瑶, Jīnsī Guāngyáo)-- 金 — Цзинь — «золото», Гуан — «светлый» Лань Сичэнь понимающе улыбнулся. Кто бы мог подумать? В свое время паренек Мэн Яо очень хотел, чтобы отец признал его и дал ему свою фамилию. И теперь его мечта сбылась! Он теперь в полном смысле Цзинь! Ирония судьбы. Самая настоящая ирония! Через месяц Хуайсан демонстрировал Лань Сичэню помолодевшего и посвежевшего питомца. Птица сидела нахохлившись и смотрела на мужчин почти человеческим взглядом. Глаза были злые, когда Лань Сичэнь легонько щёлкнул по клетке пальцем, она вздыбила золотисто-оранжевые пёрышки и недовольно чирикнула. Хуайсан обрадовался: — Смотри, брат Сичэнь, она уже поёт. У неё удивительные способности. Птичка метнула на Хуайсана саирепый взгляд и переливисто зачирикала. Хуайсан обрадовался: — Брат Сичэнь. Ну разве это не прелесть? Он подпер кулаком щеку и счастливо заслушался. — Вот интересно, что это все означает на птичьем языке? Лань Сичэнь подумал, потом ответил: — Думаю ничего хорошего он нам сказать не хочет. — Ну и ладно. Зато как поет. Как поет. Просто заслушаешься. Они посмотрели некоторое время на птицу в клетке, через минуту Хуайсан сказал: — А ведь это та самая птица, которую он когда-то помог мне поймать. Кто знал? Какова ирония! Лань Сичэнь кивнул: — Это верно. Я помню эту птицу. — Из-за неё тогда Мэн Яо пропустил самые знаменательные события. — Да, очень интересно. Он был с тобой? — Да, я его встретил по дороге на учёбу. И взял с собой. Лань Сичэнь удивился: — Хуайсан, в Облачных глубинах запрещено брать с собой на учёбу слуг. Ты же знаешь. Мы все делаем сами и учеников приучаем за собой убирать и ухаживать тоже учим самим за собой. Хуайсан прикрылся веером: — Брат Сичэнь. Я знаю. Но просто …Мэн Яо очень хорошо разбирался в канарейках. И он меня научил как ухаживать за ними. — Серьезно? Так это благодаря ему эта канарейка прожила так долго? — Да, представь себе. — Но я слышал, он не любил этих птичек. Хуайсан развел руками: — Ну, как видишь… — Прямо как чувствовал. Оба разом повернулись к птичке, которая внимательно их слушала, раскрыв клюв. Увидев, что мужчины оба смотрят на нее, злобно сверкнула глазками и чирикнула. В этом птичьем писке, оба явственно услышали: — Болваны! Хуайсан изумился: — О, а он способный. Лань Сичэнь отвел Хуайсана в сторону и прошептал: — Мне кажется при нем надо быть осторожным. Что-то он слишком активизировался. Хуайсан, прикрываясь веером, ответил: — Ты тоже это заметил? Надо за ним понаблюдать. Лань Сичэнь кивнул. Они вышли из комнаты, Хуайсан сказал: — Кто бы мог подумать, что это именно он тогда сочинял эти любовные письма и подкидывал Вэй сюну! Лань Сичэнь вздохнул: — Выходит он уже тогда вздыхал о молодом господине Вэе? — Он много у меня тогда расспрашивал о нем! Как же я не догадался? А я наивно рассказывал о нем все что знал! Какой я был болван! Лань Сичэнь ответил: — Хуайсан, не вини себя, я ведь постарше тебя и тоже попался на ту же удочку. Оба вздохнули. Лань Сичэнь продолжил: — Уму непостижимо, такое представление устроить нам всем только из-за жажды обладания одним человеком. Прилетело всем. Столько смертей и ужасов. Истреблены целые кланы! А молодого господина Вэя он чуть не сгубил! Он точно сумасшедший. Вот как я не заметил этого? — Да что говорить, все главы орденов попались на эту удочку. И усиленно помогали ему загонять несчастного Вэй сюна как бешеного зверя! — А бешеным зверем был он. Хуайсан, хорошо что ты всегда был на стороне молодого господина Вэя. Хуайсан вздохнул: — Брат Сичэнь, но что я мог сделать? Без способностей и талантов. Только языком помочь? — Но ты всегда оказывался в нужном месте и вставлял нужные фразы. Ты немало помог ему. — Эх, какая это помощь. Так себе. — Да ладно, не скромничай. Ты много чего откопал. И много предоставил сведений. А это тоже немалый труд. Хуайсан промолчал. Лань Сичэнь подумал, что пока не время заводить об этом разговор. Спустя минуту молчания, Лань Сичэнь сказал: — Кстати, рукопись молодого господина Вэя так и не обнаружилась. Хуайсан ответил: — Это уже не та рукопись. Свою Вэй сюн уничтожил. Но я ее успел переписать. А это уже с моей копии. Неизвестно что там он переделал. Мы узнаем только тогда, когда ею захотят воспользоваться. Лань Сичэнь кивнул: — Да, он говорил. Значит остаётся только наблюдать. — Брат Сичэнь, не переживай, я не спущу с него глаз. Если что-то замечу, я обязательно тебе сообщу. Ведь он же Вэй сюна в покое не оставит. Это факт. Лань Сичэнь кивнул: — Я очень сожалею, что не разглядел его раньше. Тогда Минцзюэ сюн не умер бы. Этот груз будет меня преследовать всю жизнь. Хуайсан посмотрел на Лань Сичэня: — Брат Сичэнь. Не ты один попался на удочку. Я тоже был наивным до тех пор, когда услышал «Омовение» в исполнении Цзинь Гуаньяо. — Вот как? — Да, брат Сичэнь. Когда я учился у вас, слышал как-то как ты разучивал мелодию. Но сам то я не обучался музыке, потому не знаю нот. Но одну мелодию от другой отличить могу. Как-то Цзинь Гуаньяо принес мне целую кучу вееров и разложил прямо в гостиной. Сам же пошел играть брату. Я пока любовался веерами, слушал мелодию. Мне показалось, что в одном месте он начал фальшивить. С тех пор начал за ним наблюдать. Лань Сичэнь удивился: — Хуайсан, почему ты мне раньше ничего не сказал? — Как бы я сказал, если сам не был уверен? Это же удалось подслушать всего лишь один раз. Да и ты мне не поверил бы тогда. — Наверняка. Хуайсан, я тогда считал, что он незаслуженно обижен людьми. Очень сочувствовал ему. Потому что прозвище сына шлюхи это было несправедливо. Да и он очень сильно тогда нам помог. Это уже потом я понял, зачем он так усердно кинулся помогать. — Он тогда и меня сбил с толку этой помощью. А на деле пропало тело моего брата. А вместо него был положен тряпичный манекен. — Он и играть вызвался не просто так. — Ну вот, брат Сичэнь. Тем более это был единственный раз, когда мне удалось услышать. А после того он начал между нами с братом делать раздор. И я уже не мог находиться в зале, чтобы не навлечь на себя гнев брата. Лань Сичэнь покачал головой: — Он даже тут умудрился влезть? — Да, представь, он нашептывал брату, что мне просто необходимо учиться фехтовать саблей, что я не смогу защитить самого себя. А мне говорил: " Не слушай брата. Делай то, что тебе по сердцу.» И приносил мне веера и книжки с порнографией. Особенно эта порнография сильно злила моего брата. Он прямо плевался. А потом велел сжечь все книжки. Ну и заодно досталось моим веерам. Я тогда сильно обиделся на брата. Цзинь Гуаньяо прикинулся сочувствующим и пришел мне намазать ожоги. Я снова на время потерял бдительность. Эх, если бы я тогда знал! Лань Сичэнь ответил: — И все-таки это я виноват. И никогда себе этого не прощу. И вряд ли могу себя чувствовать достойным твоего прощения. Такое не прощают. — Эх, брат Сичэнь. Это еще вопрос спорный, кто здесь больше виноват. Ведь это я тогда рассказал ему про нашу семейную проблему с саблями. Так что, сам того не ведая, дал ему в руки страшное оружие. А до остального он уже додумался сам. И постарше да поопытней нас люди попали в его ловушку. — Кстати ту самую мелодию он выкрал в нашей библиотеке. — Я знаю. Вэй сюн тогда на горе Луанцзан быстро вычислил чьих рук это дело. Я там был. — Молодой господин Вэй гений, каких мало. — Я думаю, что таких вовсе не существует. Оба мужчины вздохнули р замолчали, задумавшись над тем, что произошло. Через время Хуайсан сказал: — Я очень рад, что он сейчас с нами. Без него бы вообще сейчас и нас бы уже не было. Вообще бы никого не было. Вэй сюн всех спас. Лань Сичэнь ответил: — Хуайсан, ты тоже много сделал. — Но все равно у меня нет таких способностей как у него. — Хуайсан, как тебе удалось сшить тело старшего брата? — Мои адепты пришили только конечности. Голову мы так и не нашли. Это уже потом в храме стало известно где Цзинь Гуаньяо прятал голову брата. Да и человеку такое сделать не под силу, ты же знаешь. Лань Сичэнь вспомнил: — Молодой господин Вэй сказал тогда: «Возможно он и не человек вовсе.» Кто же мог сделать подкоп, забрать и перезахоронить тело женщины, положить ловушку с ядом и забрать голову, потом пришить её владельцу? Хуайсан подумал: — Дело в том, что когда мы сшили тело, оно раскололо на мелкие кусочки гроб и сбежало. Мы побоялись его останавливать. Он был слишком свиреп. Тогда я пошел следом за братом, он направился в сторону Юньпина. А потом меня нагнал Су Шэ. Пришлось притвориться, что мне стало плохо. Так я оказался в храме. Но, судя по его шагам, он должен был там оказаться раньше нас. А он пришел уже ближе к утру и с головой. Тогда я понял, что он пошел искать своего убийцу. И он нашел его. Но, простой человек, даже с хорошими заклинательскими навыками не смог бы проделать такую операцию по пришиванию головы. — Да и ядовитую ловушку простой человек не смог бы там разместить. И такой подкоп надо делать не один день. Кто-то узнал заранее про этот храм. Но поскольку я знаю, что составлять такие яды никто не может. — Но как такое возможно? Лань Сичэнь подумал, потом ответил: — Это было подвластно только одному человеку. И то, ее нет сейчас среди нас. Ее убил Цзинь Гуаньяо. Лучший лекарь Цишаня. — Цзэу Цзюнь, я понял о ком ты говоришь. Это же дева Вэнь? А у нее не было учеников? Лань Сичэнь покачал головой: — Насколько я знаю, только ее младший брат. Вэнь Нин. Больше никого. — Подожди-ка… — Да, кстати, твой брат появился в сопровождении Вэнь Нина! — Неужели…? Оба уставились друг на друга. Лань Сичэнь первый обрёл дар речи: — А ведь молодой господин Вэй не зря сказал… Хуайсан продолжил: — Но у нас нет доказательств… Лань Сичэнь ответил: — Да и уже неважно. Если он так поступил, то его вполне можно оправдать. Он отомстил за свою сестру, за бабушку и дядюшек, за свою семью, за молодого господина Вэя. За себя в конце концов. Ведь благодаря Цзиням он стал трупом. — Да, ты прав, Цзэу Цзюнь. Лань Сичэнь продолжил: — Хотя…когда нибудь я спрошу это у него. Хуайсан кивнул: — И хотя этой истории давно пришел конец, всё-таки интересно узнать. — Если он мне когда-нибудь признается, я обязательно тебе расскажу. Хотя, мне кажется, что молодой господин Вэй всё-таки в курсе. Хуайсан помахал веером, как бы между прочим спросил: — Интересно, если бы Лань Чжань еще тогда поймал бы этого поэта под дверями Вэй сюна, что бы было? Лань Сичэнь улыбнулся: — Думаю убил бы без предупреждения. — Жаль. Жаль, что этот канареечный деятель ему тогда не попался. Тогда всей этой истории просто не было бы. Лань Сичэнь ответил: — Да, думаю она тогда бы и закончилась, так и не начавшись. Хуайсан прикрываясь веером, тихо спросил: — Брат Сичэнь, как ты думаешь, а твой братишка и Вэй сюн поженились бы тогда? Лань Сичэнь грустно улыбнулся: — Кто знает, как бы все вышло? Ладно, я уже пойду. А ты не спускай с этой милой пташки глаз. Они зашли на минутку в комнату, посмотрели на ярко оранжевую с золотым отливом птицу в клетке. Клетка вся оказалась загажена птичьим помётом. Хуайсан сказал: — Вроде золотая канарейка, а навоза как с целого курятника. Лань Сичэнь, глядя на птицу, задумчиво повторил: — Мда…дейсвительно. Вроде золотая канарейка. Хуайсан сказал: — Да. Не все золото, что блестит. — Это факт, — подтвердил Лань Сичэнь. Птица одарила их злобным взглядом и выдала очередную порцию навоза. Потом возмущённо прочирикала: — Болваны! «Не все золото, что блестит. И подделок конечно много. Прозевал тебя, ты прости. И не ту выбирал я дорогу. Омут глаз твоих променял И плескался я в грязной луже. Прозевал тебя, прозевал. И теперь я тебе не нужен. Слушал птичьи напевы я, Канареечным трелям веря. Но не все, кто польстил, друзья. Не для всех открывать можно двери.» (Поэт Лань Сичэнь)