Больше жизни

— А когда мы сможем его увидеть? — В принципе прямо сейчас, только ненадолго. Он ещё спит после операции. — Спасибо! Спасибо, доктор! Спасибо вам! Кривицкий мягко улыбнулся, кивнул и оставил счастливых родителей своего пациента обниматься и радоваться тому, что жизни их сына теперь ничего не угрожает. Он очень любил это ощущение спокойствия и удовлетворения после удачной операции. Также Геннадий любил и свою работу, он определённо чувствовал себя на нужном месте. Его несказанно радовала служба в неотложном отделении института Склифосовского, где всегда собирались самые экстраординарные случаи, особенно после заурядной и нудной работы в частной клинике Израиля. Там он чаще всего помогал людям с толстым кошельком повысить свою самооценку посредством пластики. Здесь - спасал человеческие жизни. — Геннадий Ильич! — из-за стойки постовой медсестры донёсся голос Ирины Фёдоровны. — Вы сейчас свободны? — Да. — Можете во вторую операционную подойти? Там Павлова с новым интерном оперируют, просят помощника. — Да, конечно. Уже иду. — Кривицкий тут же поспешил в нужном направлении. Его настроение поднялось ещё больше. Он любил оперировать с женой. В моменты, когда они вдвоём вытаскивали кого-то с того света, когда искали выход из сложных ситуаций, когда были настоящей командой, они чувствовали такое единение, связь, своеобразную эйфорию, подстегивающую, стимулирующую. Было в этом нечто особенное, необъяснимое. Что-то только их. Быстро завершив все приготовления, Кривицкий вошёл в операционную, окидывая взглядом всех присутствующих. — Ирина Алексеевна! Нужна помощь? — несколько лукаво смотрит на супругу но, не получив ответного парирования, замечает что-то похожее на напряжение в её глазах. — Да, Геннадий Ильич. Он переводит взгляд на пациента и видит, что операция почти завершена, от чего ещё больше впадает в недоумение. — Так, а что тут... — Мы почти закончили, осталось зашить. Сергей, — Ирина кивает в сторону нового интерна, который молча стоит напротив неё, — попробует сам, но нужно проконтролировать. Сделаете? — Да, конечно... — Кривицкий совсем перестаёт что-либо понимать. — А вы? — А мне... Мне нужно уйти. Павлова откладывает инструменты, уступая своё место, и медленно, чуть осторожно направляется к выходу из операционной. Что-то в её поведении настораживает Геннадия, и это ему абсолютно не нравится. — Ир! — плевать на субординацию и обращённые на них заинтересованные взгляды. — Что случилось? Она оборачивается, глядя на мужа. Маска скрывает её лицо, а в любимых зелёных глазах не получается ничего прочесть. — Ничего, всё в порядке. У вас пациент в наркозе, заканчивайте скорее. Ирина выходит из операционной. От весёлого настроения Кривицкого не остаётся и следа. *** Павлова вошла в свой кабинет всего через несколько минут, а ей казалось, будто прошла целая вечность. Дорога из операционной была сущим мучением. Это должна была быть плановая рядовая операция. Никаких сложностей и большого умения, она даже в качестве ассистента взяла молодого паренька, который и скальпель-то в руки брал только в институте. Но в один момент женщина перестала держать давление, начала падать сатурация, она отключалась на столе два раза и в ходе процесса выяснился ряд неожиданных сюрпризов, благодаря которым обычная операция затянулась на несколько долгих часов. В какой момент Павлова почувствовала боль, она сама и не вспомнит. Сначала спина просто ныла, к этим ощущениям Ира уже привыкла, такое частенько случалось в последнее время, особенно если она долго находилась в одном положении. Потом к ним присоединилась боль. Тупая, вязкая, она разливалась по её телу и Павловой казалось, что она чувствует её каждой косточкой своего позвоночника. Она продолжала оперировать, но когда покалывание стало ощущаться уже в бедре, а спину продолжало жечь огнём, она сдалась и вызвала подмогу. И надо же такому случиться, что в качестве её спасителя пришёл именно он - любимый муж. Конечно понял, что что-то не так. Конечно заметил. Может удастся скрыть от него истинную причину, но... Меньше всего Ире хотелось волновать Кривицкого, он растратил весь свой остаток нервных клеток ещё год назад, когда боролся за двоих ради неё, за неё. И вот теперь... Ира медленно садится на стул и, прикрыв глаза, прислушивается к своим ощущениям. Черт. Это всё очень погано. *** Если бы в эту минуту Кривицкий мог обращать внимание на подобные мелочи, то не узнал бы свой почерк в постовом журнале. Он размашисто и спешно расписался за законченную операцию и, пропустив мимо ушей тихое и восхищенное блеянье интерна, стоявшего за его спиной, быстрым шагом припустил в кабинет заведующей. "Мне кажется ей плохо стало" Слова Тани, которая также присутствовала в операционной, до сих пор отбивали рваный ритм в его голове. Плохо стало. Плохо. Без стука распахнул дверь, увидел жену, сидящую за столом. В два шага оказался рядом с Ирой, опустился на одно колено, разворачивая её стул к себе, и взволнованно посмотрел ей в глаза. — Что, Ир? — Ничего. Всё нормально, чего ты, — в её голосе слышится искреннее непонимание. — Как ты? Что случилось? Судорожно бегает взглядом по её лицу, ища любые признаки недомогания. Бледная. Уставшая. Между бровями залегла складка, которой там не было. Не должно быть. — Да ничего, Ген, ну успокойся. Ты чего такой взъерошенный? — Ну как, ты убегаешь с операции, ничего не объяснив... Таня сказала, что тебе стало нехорошо. — Таня сказала... — мысленно чертыхнулась, закрепив для себя пункт поговорить с излишне болтливой медсестрой. — У твоей Тани просто воображение богатое. — Ира, не надо вот этого сейчас, хорошо? Я же вижу. Говори. Видит. Всегда видит её насквозь. Подмечает любые изменения её настроения, не говоря уже о состоянии здоровья. Павлова тоже видит. Видит, как он взволнован, как беспокоится за неё, кажется, она могла бы услышать, как громко и бешено бьётся его сердце. Не может позволить себе расстраивать его. По крайней мере пока. Пока ведь ничего страшного не случилось... — Правда, всё нормально. Немного скакнуло давление. — И это нормально по-твоему? — возмущённо повышает голос и тут же одергивает себя, добавляя уже тише: — Как сейчас? — Сейчас нормально, — Ира протягивает руку, и проходится пальцами по щеке мужчины, стараясь его успокоить. — Не волнуйся так, пожалуйста. У тебя ж сердце. Надеялась, что их семейная шутка немного расслабит мужа, но он выглядел по-прежнему очень озабоченным. — Я не могу не волноваться. Ирочка, — Кривицкий берёт её ладонь в свою руку и нежно целует. — Так нельзя, слышишь? Нельзя столько работать. Нельзя разрываться. У тебя столько бумажных дел сейчас, а ты ещё в операционные бегаешь. — Я не могу не бегать, Ген. Если я буду работать с одними бумажками, то просто сойду с ума. — Хочешь, чтобы я сошёл с ума, беспокоясь о тебе? Пожалуйста, прошу тебя. Давай немного сбавим темп. Пожалей себя. Кривицкий смотрел на неё такими пронзительным взглядом, что сердце Иры дрогнуло. — Хорошо, я постараюсь. — Спасибо! — Геннадий выдыхает с небольшим облегчением и оставляет ещё один поцелуй на тыльной стороне ладони жены. А Ира чувствует, что время действия обезболивающего в этот раз, кажется, стало ещё короче. *** Остаток дня Кривицкий провёл полностью погрузившись в работу. Помогал в приёмном, ассистировал на операции и снова приемное. Отвлекался от навязчивых мыслей по поводу состояния жены, которое уже давно внушало ему опасения. Конечно, он всегда знал, что Ира — самый большой трудоголик в мире, человек, для которого словосочетание "нормированный рабочий график" — что-то из области фантастики, поэтому его скромные попытки убедить её работать меньше никогда не пользовались особым успехом. Но сейчас сложившаяся ситуация и абсолютное пренебрежение Иры своим здоровьем — всё это стало его действительно пугать. Последняя на сегодняшний день операция закончилась летальным исходом. В этом не было вины Кривицкого, ведь к сожалению, давно известно, что врачи — не Боги, и невозможно спасти всех. Но терять пациента в любом случае тяжело, и на сердце хирурга лёг ещё один груз. Геннадий, задумчиво глядя под ноги, бродил по коридору Склифа, ожидая, пока Ира соберется и они, наконец-то, поедут домой. — Кривицкий! Обернувшись, Гена увидел спешащего к нему главного врача. Ноздри его будто бы яростно раздувались, а щеки тряслись от быстрого, для такого тучного мужчины, шага. — Игорь Яковлевич? — Ты что наделал, сволочь! Кривицкий опешил. В таком состоянии новое начальство он ещё не видел. И уж точно никто не позволял себе разговаривать с ним в подобном тоне. — Вы о чем? — У тебя пациентка умерла пол часа назад? — Да. К сожалению. Отчёт я завтра напишу, там внезапная остановка сердца, не смогли завести... — Да мне насрать, что там у неё остановилось! — Полонский начал переходить на крик, брызжа слюной. — Ты хоть знаешь, чья она жена?! — Не знаю. Зачем мне это знать. Мы сделали всё, что могли, Игорь Яковлевич, я... — А надо было сделать больше! Невозможное надо было сделать!! Вы даже не представляете, какие проблемы вы накликали на наши головы! Не давая Кривицкому вставить слова, Полонский развернулся и, находу доставая из кармана халата телефон, направился в сторону лифта. — Это чего он так расшумелся? Ира подошла так незаметно, что Кривицкий вздрогнул. — Да черт его знает. Работа такая. Нервная. Ну что, пойдём? — Пошли. Она всё равно узнаёт обо всём завтра. Эта история явно не завершится просто так, и Ире вольно или нет придётся принять в ней участие. Но пусть это будет не сейчас. Пусть сегодняшний трудный день закончится для неё максимально комфортно и безмятежно. Пусть она наконец-то отдохнёт, а он будет оберегать её покой. Пусть хотя бы этим вечером у них всё будет хорошо. ***