Sometimes I Think the Way We Met Happened Too Fast

Когда Нил выходит с корта после победы, Таш уже там. Толпа исчезает, в то время как Таш обнимает его одной рукой, практически отрывая от земли в радостном порыве. Нила и раньше чуть не сбивали с ног его сокомандники после победной игры, но это всегда ощущается иначе, когда Таш ждет на внутреннем корте и болеет за него. Таш вынимает из-за спины букет цветов, который выглядит чужеродно во всей этой суматохе. — Это тебе, — говорит Таш с неуверенной улыбкой на лице. Нил хмурится, почти лишая Таша улыбки, но вместо этого лишь заставляя уголки его губ дрогнуть. — Это мне? В честь чего? — Просто… — Таш пожимает плечами, затем притягивает Нила ближе, обнимая одной рукой. — Почему бы и нет? Нил берет цветы и внезапно начинает сомневаться, держал ли он когда-либо прежде цветок в своих руках. Они розовые, синие и фиолетовые, пахнут свежестью и чистотой на фоне вони десятков потных спортсменов. — Спасибо, — говорит Нил, и вопросительный тон покидает его голос. Он подносит букет к лицу в надежде скрыть румянец, заливающий его щеки, что всегда вызывают слова Таша. — А теперь беги переодеваться, чтобы мы могли поехать домой. Я делал заметки по ходу игры, как ты и просил. Есть, что обсудить. — Ха! — громко восклицает Нил, тыча Таша в грудь, перед тем как последовать за своей командой в раздевалку. Нил кладет цветы на скамейку перед шкафчиком, поглядывая на них, пока он снимает экипировку и достает полотенце. Он думал, что довольно хорошо запоминает даты, и у него все лучше получалось определять, какие из них действительно важны. Неужели он что-то пропустил? Безусловно, быть вместе два месяца — не причина для празднования, но как насчет трех? Или… Как долго они уже вместе? — Вааау, — присвистывая говорит один из сокомандников Нила. — Выглядит дорого. Нил смотрит на него и пожимает плечами. — Разве это что-то меняет? Его товарищ по команде тоже пожимает плечами, брови ползут вверх в выражении, которое Нил не может прочитать. — Это значит, что тот, кто их подарил, либо совершил ошибку и теперь подлизывается, либо хочет показать, что любит тебя до чертиков. Нил снова смотрит на цветы, все такие нежные и фиолетовые, и внезапно чувствует тошноту. Кто-то столь совершенный, как Таш, не совершает подобных ошибок. Он находит Таша снаружи, за пределами стадиона, сразу после того, как он вымылся и переоделся. Охранники сопровождают их обоих к машине Нила, и их присутствие служит буфером, за который Нил не ожидал, что будет так благодарен. Затем только они, цветы и тишина. — Я пошутил насчет того, что сказал тебе после игры, — говорит Таш мягко. — Я имел в виду, что делал заметки, как ты просил, но… ты разнес их сегодня. У меня нет никаких замечаний. — Я хочу приготовить тебе ужин, — внезапно выпаливает Нил, успокаивая нервы Таша, пока не сдали его собственные. Таш бледнеет, а затем улыбается своей кривой ухмылкой. — Не уверен, что я видел раньше, как ты подходишь к плите. — Я умею готовить. — Эй, эй, я никогда не говорил, что не умеешь! — Таш поднимает руки в ответ на раздраженный взгляд Нила. — Хорошо, сегодня? — Завтра. Придешь ко мне? — Ох, я приду к тебе и… Нил знает, что он собирается сказать и затыкает его поцелуем. — Нил не был уверен, какое именно чувство это было, но оно разбудило его еще до восхода солнца. Он соврал, самую малость. Он умеет готовить… самую малость. Он проводит утро в продуктовом магазине, пролистывая различные журналы, которые могут похвастаться десятками новых и воодушевляющих рецептов. Таш не ест свинину, так что это немного сужает область поисков. Остальные рецепты включают в себя либо слишком большое количество овощей, либо слишком большое количество шагов для маленькой кухни Нила. После долгих исследований и поисков, Нил останавливается на пасте; надпись на упаковке гласила, что она подходит для детей, так что эта паста должна быть достаточно проста в приготовлении. Он быстро перестает думать об этом, когда у него на плите включены все четыре конфорки одновременно, и он не в состоянии приглядывать за каждой из них. Конечно, помести его на корт, где происходит тысяча разных игр, и он с этим без проблем разберется, но следить за закипающей водой, помешивая соус и пассеруя лук — это абсолютно другая игра: три-ноль, Нил ужасно проигрывает. — Что-то горит? — спрашивает Таш в то время как открывает входную дверь в квартиру Нила и убирает в карман ключи. — Вот дерьмо, — выкрикивает Нил в расстройстве, едва не пиная плиту. — Я совсем забыл про чесночный хлеб. Таш сбрасывает пальто на пол так же быстро, как вбегает на кухню, хватая прихватку и выпуская дымящееся пламя из духовки Нила. Он вытаскивает противень с чесночным хлебом, который превратился из белого в горелый, настолько темный, что вопрос об употреблении его в пищу отпал сам собой. — Чтоб его! — Все нормально. Я думаю, мы можем спасти… да, с этим покончено. Что ты готовишь? — Пасту, — резко говорит Нил, затем перестает помешивать и откладывает ложку, чтобы натереть сыр. — Видишь, на этикетке было указано, что она подходит для детей, и я подумал это значит, что даже ребенок сможет ее приготовить. — Что случилось с «я умею готовить»? — Таш. — Это были твои слова, не мои! — Этот рецепт просто… дерьмо, — Нил давно не видел такой свежей и быстро струящейся крови. Она стекает с кончика его пальца, вскрытого и стертого. Он даже и не подозревал, что терки для сыра могут быть такими острыми. Таш, который не рос в окружении крови, как Нил, реагирует первым. — Боже мой, Нил, — говорит он, затаив дыхание, хватая ближайшее полотенце и оборачивая его вокруг кровоточащего пальца Нила. — Ты как? — Я в порядке, — рефлекторно говорит Нил, даже несмотря на боль. — Хотя я не думаю, что этот пармезан по-прежнему хорош. — Ну да, весь твой палец теперь там. — Вовсе нет, — отвечает Нил, одергивая руку и разворачивая полотенце, чтобы получше рассмотреть рану. Она выглядит достаточно глубокой, чтобы потребовалось наложить пару-тройку швов, но Нил не был бы Нилом, будь он последовательным. — Все нормально. Можешь помешать соус? — Нил… — Таш громко стонет, снова хватая палец Нила, обернутый в полотенце, пока тянется, чтобы выключить духовку и все конфорки. — Почему бы нам просто не заказать что-нибудь? Ярость чистая, раскаленная до красна и ярче, чем кровь, пропитывающая полотенце, изливается из груди Нила. — Я сказал, все нормально! — Нил почти срывается на крик. — Я хотел приготовить тебе ужин, так дай мне приготовить тебе ужин. — Я не говорю, что я не ценю этого. Я говорю, что сейчас не могу точно сказать, что это — кровь или соус для пасты. — Прости, — говорит Нил переключаясь от злости к грусти. Красивые и дорогие цветы в их вазе на кухонном гарнитуре подливают масла в огонь. — Я просто… хотел, чтобы все было так же идеально, как ты это делаешь для меня. Раздражение на лице Таша переходит в довольство. — Нил, я умею готовить, потому что я старший ребенок в семье двух работающих родителей. Если бы я не выучил путь на кухню, я бы ел Крафт Синглс и лапшу быстрого приготовления каждый день. Нил слегка улыбается. — Я умею заваривать лапшу. — Ты чертовски самоуверенный, — говорит Таш, слегка встряхивая Нила за плечи. — Дашь мне налить воду? Нил кивает, молча наблюдая, как Таш наполняет чайник, затем возвращается к Нилу с чистым полотенцем. — Просто, чтобы ты знал, — говорит Таш, пока осторожно осматривает палец Нила. — Если я сказал, что ужин пахнет потрясающе, я говорил о пасте, а не о твоей плоти. Нил смеется. Так сильно, что это больнее, чем порез. Он хотел бы не удивляться каждый раз, когда Таш заставляет его смеяться, когда заставляет Нила чувствовать, как от смеха у него перехватывает дыхание. И Таш всегда улыбается, когда ему это удается, но потому ли это, что он чувствует триумф или потому, что ему нравится звук смеха Нила, Нил не знает. — Боже правый, она не останавливается. Знаешь что? Я думаю, приятная расслабляющая поездка в травмпункт звучит отлич… — Мне кажется, я влюблен в тебя, — говорит Нил в порыве, который выбивает из него остатки дыхания. Чайник начинает закипать, шумно и со свистом, когда нагревается до максимальной температуры, прежде чем автоматически отключиться. Таш остается тихим и неподвижным, удерживая раненый палец Нила, в то время как медленно поднимает свои глаза, чтобы посмотреть Нилу в лицо. — Ой. — Ага. — Спасибо. Нил выходит из себя. — Пожалуйста? Таш тянется к лицу Нила свободной рукой, прикосновение мягкое, но нерешительное. — Нил, я не могу сказать тоже самое в ответ, пока я не уверен, что это не выбьет тебя из колеи. — Это не… — Ты точно дрожишь от вида всей этой крови? Нил крепко зажмуривает глаза, затем делает глубокий вдох, чтобы вернуть воздух в легкие. — Что, если я хочу быть выбитым из колеи из-за этого, — в конце концов говорит Нил, подразумевая это, нуждаясь в этом. Таш поднимает голову Нила вверх и целует его сначала в лоб, затем в кончик носа и, наконец, в губы. — В твоих словах нет никакого смысла, — говорит Таш. — И я был абсолютно серьезен, когда говорил о травмпункте. Бери свою куртку. Тебе нужно наложить швы. — Было уже за полночь, когда они, наконец, вернулись домой из травмпункта. Нил знал, что они могли бы вернуться еще позже, если бы он попытался выступить против визита к врачу, потому что у Таша есть возможность поднять Нила и не опускать его обратно, так что он смирился и сидел неподвижно, пока ему накладывали три шва, чтобы стянуть рану. Хотя, он задается вопросом, был ли Таш так категоричен в решении пойти только для того, чтобы избежать необходимости оставаться наедине с Нилом после его неожиданного признания. — Супер клей мог бы сработать также хорошо, — говорит Нил, когда вешает свое пальто и снимает обувь. — Я приму это во внимание, когда ты станешь врачом, — говорит Таш, хватая Нила за лицо и целуя в макушку. — Можно я побуду заботливым парнем, м? — В таком случае мне следует воздержаться от секса, пока все не заживет. — Что? — взвизгивает Таш, уже дуясь. — Сначала оставил меня без ужина, а теперь еще и без секса? — но его обида быстро растворяется в ухмылке, когда он ловит на себе грозный взгляд Нила — Шучу! Несмотря на поздний час и усталость, Нил тоже ухмыляется. — Как и я. Он позволяет Ташу довести его до кровати и показать ему, какой он заботливый. И после, когда уже совсем ночь, Нил все еще лежит в кровати и смотрит на спящего Таша. Это немного унизительно достать свое сердце на ужин, чтобы оно осталось несъеденным. Может быть, именно поэтому люди так боятся делать это. Почему он это сделал? После слишком долгого наблюдения за Ташем, чтобы понять свои чувства, Нил, наконец, вытаскивает себя из кровати. Он хватает первое попавшееся худи и натягивает его по пути на балкон, осторожно открывая раздвижную дверь, поэтому она не скрипит. На террасе Нил сворачивается на стуле, благодарный, что схватил худи Таша, поскольку оно достаточно большое, чтобы закутаться. У него нет сигареты, чтобы поджечь ее и поразмышлять, поэтому он устраивается поудобнее, сидя в мрачной тишине спящего города. Тишина помогает замедлить его мысли настолько, чтобы тщательно обдумать их, но хочет ли он это обдумывать? Нил сказал то, что не говорил никогда прежде. Он не знал, на какой ответ он надеялся, но отсутствие ответа как такового, было явно не тем, что он ожидал услышать. И то, что Таш намекал, будто Нил это что-то маленькое и хрупкое, пока он держал его раненую руку между ними, тоже было не слишком приятно. Если Нил мог справиться с ножевыми ранениями, он смог бы выдержать правду. Без задней мысли, потому что сейчас он устал думать об этом, Нил достает свой телефон и пролистывает контакты. Он уже давно поменял свой экстренный контакт, но он не мог и не хотел удалять имя и номер единственного человека, с которым ему всегда хотелось поговорить. Эндрю отвечает на третьем гудке. — Я собираюсь начать взимать с вас почасовую оплату психотерапевта за каждый звонок, на который я отвечаю. Нил спорит сам с собой на каком языке ему лучше заговорить — на русском или немецком, но ему нечего скрывать, если его подслушают. — Это я. Привет. — Это по-прежнему актуально. Две сотни долларов в час. — С моим-то багажом? Я бы на твоем месте просил больше. — Не искушай меня. — Так странно слышать твой голос, — говорит Нил, осознавая, что улыбается — Прошло много времени. — Ага. — Странно не в плохом смысле. — Мм, — снова бормочет Эндрю. — Если это не из-за твоей приближающейся панической атаки, тогда чем я обязан такой чести? Нил делает глубокий вдох ночного воздуха и закрывает глаза. Вокруг него обернута кофта Таша, но он ощущает себя окутанным голосом Эндрю. — Мы не ненавидим друг друга, так ведь? — Без комментариев. — Я просто… не знаю, что мне делать и из всех, кого бы я мог спросить… Я хочу спросить об этом только тебя. — Тогда спрашивай, — безучастно говорит Эндрю. — Но я буду повышать плату, если ты заставишь меня изменить мой ответ. Нил слабо и тихо смеется перед тем, как позволить словам, сказанным ранее ночью, и эмоциям вновь подступить к горлу. Это груз, от которого он не в силах избавиться, вопрос, на который он продолжает отвечать неправильно, потому что на него нет правильного ответа. — Я сказал Ташу, что люблю его, —наконец, говорит Нил. — Или, что я думаю, что люблю его. Или, что я думаю, я влюблен в него. Ответ Эндрю мгновенный. — А что на самом деле? Ты думаешь, ты любишь или ты влюблен? — Влюблен. Я… Ага, я влюблен. — Я невероятно рад за тебя. Нил немного морщится, зная, что заслужил это. — Я говорю тебе об этом, потому что он не сказал тоже самое в ответ. — И ты ждешь от меня, что я прочитаю его мысли? — Я начинаю думать, что может быть проблема во мне. — Я так и говорил, — непринужденно отвечает Эндрю. — В чем твой вопрос? Вопрос Нила был подготовлен и отрепетирован, но как только его спрашивают, он замолкает. Он прислушивается к машинам на дороге внизу, к звуку сирен вдали, к телевизору соседей, работающему слишком громко для поздней ночи. — Почему ты никогда не говорил этого? — наконец, спрашивает Нил и чувствует, будто смотрит вниз с края самой глубокой пропасти, пока ждет ответа. — Ты и вправду не… не чувствовал этого? Эндрю молчит долгое мгновение, но Нил больше не может слышать шум собственного города. Весь мир погрузился в тишину вместе с ним. — А ты почему не говорил? — спрашивает Эндрю в ответ. И вместо того, чтобы все усложнять, Нил практикует еще один раунд честности сегодня. — Я не знал, как. Эндрю хмыкает, затем снова воцаряется тишина. Нил может слышать чирканье его зажигалки на заднем фоне. Он представляет Эндрю, сидящего в одиночестве в темноте. Или, может быть, он нашел себе кого-нибудь. Может, он двигается дальше. Может, он говорит все эти новые слова кому-то, кто не Нил, как Нил Ташу. — Он не говорит тебе тоже самое в ответ не потому, что он не чувствует тоже самое, — отвечает Эндрю в трубку, его голос звучит совсем рядом, но в тоже время так далеко. — Он боится того, что произойдет, когда он, наконец, скажет это. Нил хмурится из-за увиливания от вопроса, но также и из-за ответа. — Я не понимаю, это же просто слова, верно? В жизни так много вещей помимо этого, которых действительно стоит бояться. — Давай признаем; ты никогда не поймешь свою собственную силу, потому что ты никогда не сможешь ударить сам себя со всего размаха. Это не просто слова, когда они о тебе. Нил тянет за один из шнурков худи, пока тот не наматывается вокруг кончика его пальца, он делает это снова и снова, пока палец не начинает неметь. — Я все еще не понимаю. Эндрю вздыхает. — Не думаю, что ты когда-нибудь поймешь. Нил открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, что угодно, но звонок обрывается. Он убирает телефон от уха, пялится на контактную информацию Эндрю и рассуждает, не позвонить ли ему снова, чтобы разговаривать до тех пор, пока эти слова не обретут смысл. Вместо этого Нил встает и направляется внутрь. Он оставляет свой телефон в гостиной, прежде чем вернуться в постель, придвигаясь к Ташу все ближе и ближе, пока тот не начинает шевелиться, закидывая руку на Нила. Может быть, он никогда не узнает, чувствовал ли это Эндрю, имел ли это в виду или хотел ли когда-нибудь сказать это. Но Таш — не Эндрю, и хотя раньше это было проблемой для Нила, возможно, теперь это ответ. — По телевизору идет повтор основных моментов вчерашней игры, но смотрит только Нил. Одну руку Таш закинул Нилу на плечи, поддерживая тесный контакт, пока играет в игру на своем телефоне. Нилу удается абстрагироваться от музыки в игре Таша в пользу телевизора, но с трудом. — Можешь поверить в этот пенальти? — спрашивает Нил, указывая в сторону экрана, пренебрежительно махнув рукой. — Такая потеря. — Мгм, — бормочет Таш. — Ну, они уже знали, что проигрывают, так что я не могу их винить. — Они могли хотя бы попытаться. — Скажи-ка им, детка. Нил стонет, когда дергает Таша за рукав, чтобы заставить его посмотреть на экран. — Ты даже не смотришь. Таш, наконец, опускает свой телефон и вздыхает. — Нил, они играли с моей командой. Я был там. Несмотря на этот факт, Нил дуется. — Я тоже там был, но это все равно интересно. — Ага, — говорит Таш, соглашаясь, вместо того, чтобы спорить. Он целует Нила в макушку прежде чем вернуться к своей игре. — О, и кстати, я тебя люблю. Комната наполняется звуками игры Таша и матча по экси на экране телевизора, когда Нил замолкает. Он смотрит с края пропасти, на котором все еще стоит, наблюдая как волны разбиваются о берег, но не чувствует, что вот-вот упадает, как ему казалось в прошлый раз. Теперь он хочет спрыгнуть. — Ты говоришь это? Таш пожимает плечами. — С тобой все в порядке. — Но, ты любишь меня? — Так я и сказал. — Это тоже самое, как быть влюбленным в меня? — Я думаю, да, — говорит Таш, снова пожимая плечами. — Еще мне нравится быть в тебе, если это поможет прояснить ситуацию. — Таш. Таш ухмыляется и убирает телефон в карман, полностью поворачиваясь лицом к Нилу, когда он берет его за руки. — Ты довольно хорошо это воспринимаешь. Нил чувствует, как жар слегка спадает с лица, когда он спрашивает. — Ты не думал, что я смогу? — В какой-то момент, да, — говорит Таш почти стыдливо. — Ты сказал мне это, когда истекал кровью, поэтому я знал, что нужно подождать, пока ты будешь достаточно спокоен, чтобы сказать тебе тоже самое в ответ, но… я думаю, что ты мог бы взять меня стоя — не в том смысле, я имею в виду… ты сильнее, чем я думал. Я должен был ответить сразу. Извини, что не сделал этого. В груди Нила бушуют эмоции, они встряхиваются и перемешиваются, а затем выплескиваются наружу. Он не может сказать, что реально, а что нет. — Не стоит, — наконец, отвечает Нил, потому что для того, чтобы быть сильным, в какой-то момент нужно проявить слабость. Игра забыта, когда Нил наклоняется, чтобы поцеловать Таша. Он ждет мгновенного удовлетворения, что все неправильные чувства станут правильными, но когда Таш отвечает на поцелуй, Нил осознает, что если бы все происходящее было правильным, то нечего было бы и исправлять. В этом бы не чувствовалась какая-то фальшь. — Нил снова пристально смотрит на лицо Таша, пока тот спит, но он может представить точные очертания его носа, губ и ресниц, даже с закрытыми глазами. Медленно, день за днем и ночь за ночью, Нил забывал очертания лица Эндрю. Он имел в виду именно то, что сказал Ташу. Если это правда, то это должно быть приятно, однако, Нил чувствует лишь тошноту от желания солгать. Если все говорят, что это хорошо, как он и заслужил, как считает Таш, тогда почему Нил не может спать по ночам? Таш повторял это снова и снова: «я люблю тебя» в перерывах между поцелуями, вздохами и толчками. Его голос звучал уверенно, когда он произносил эти слова. В нем не было и капли страха, как Эндрю говорил должно было быть. Но Эндрю говорил не о Таше. Нил вскакивает с кровати и не утруждает себя поисками чего-нибудь, что можно натянуть поверх футболки. Ему нужен только его телефон, который он хватает, прежде чем снова выскользнуть на балкон. Его пальцы судорожно перемещаются по экрану и пролистывают список контактов, нажимая не на то имя и возвращаясь обратно несколько раз. Его сердце колотится в бешеном ритме, несмотря на то, что он сидит неподвижно. Нил столкнулся лицом к лицу с пропастью и спрыгнул в воду, а потом вынырнул, дыша, живой, холодный и дрожащий, но в порядке. Он сказал слова, которые ни один из них не смог произнести и это не причинило ему боли. Если во фразе «Я тебя люблю» и есть чего бояться, так это того, что однажды может стать слишком поздно. В конце концов Нил находит нужный номер. Он точно не знает, каков его план или чего он ждет от этого звонка, но Эндрю должен знать, что… После одного гудка раздается автоматический голос. Аппарат абонента недоступен. Пожалуйста, положите трубку или перезвоните позднее. Нил пытается снова. Но упирается в тупик. — Блядь! — шипит Нил, пугаясь громкости собственного голоса, но ярости в его груди больше некуда деться. Он стискивает телефон в кулаке, думая, желая, надеясь, переживая. Прыжок с края пропасти казался нормальным, когда он думал, что есть что-то удерживающее его на плаву. Тошнотворное свободное падение, разрывающее нутро Нила, никогда не закончится, пока он борется за любую оставшуюся частичку Эндрю. Его ногти впиваются во все, до чего он способен дотянуться, чтобы пробить себе путь обратно наверх, но под ним все рушится, заставляя Нила отпустить руки и упасть. Он медленно позволял себе забывать Эндрю, но он не был готов к тому, что Эндрю забудет о нем. Нил любит и любим, но это все еще несправедливо, потому что это не Эндрю после всех этих лет. Холодная, причиняющая острую боль вода, поднимается над Нилом, лишая возможности дышать, но он больше не борется. Да и зачем?