Монстры реальны, привидения тоже. Они живут внутри нас и иногда берут верх.
Стивен Кинг
Два дня прошли с тех пор, как началась вся эта запутанная история. Хотя началась ли она лишь два дня назад – большой вопрос. Может, скажи я Чарли про придирки со стороны одноклассников и до этого бы не дошло. Возможно, не подружись я с Элис, Розали, Эдвардом и не плыви я вдоль берегов их тайн, я бы не сомневалась и не мучалась бы от разрывающей меня правды. Моя жизнь кардинально переменилась, и сейчас я находилась в домашней изоляции. Школьные власти приняли решение временно приостановить учебу для меня и Тайлера, а полиция отнесла нашу драку к категории беспорядков в общественном месте. Родители Тайлера, втянутые в этот инцидент, решили закрыть глаза на случившееся и не втягивать нас в юридические сложности. Не знаю, какой разговор случился между ними и шерифом Своном, однако меня быстро отпустили. Теоретически, они и сами понимают, что их сын не такой и добрый мальчик или опросили тех, кто был с нами. Не важно. Меня волновало другое. Мои дни прошли в напряжении и одиночестве. В голове кружились бесконечные вопросы о будущем и о том, как новое открытие повлияет на мою жизнь. Я чувствовала, что весь мир вращается вокруг этой истории, и мои мысли были вечно в бегах. Даже обычно уютная книга или мелодичная музыка не могли унести меня в свой мир. Раньше от такого помогали молитвы, но попытавшись один раз обратиться к Аллаху, я бросила свои попытки. Нет, там где был ислам не было места вечно живущим вампирам. Это ужас как выводило меня из себя. Моему телефону не прекращали звонить, но я не могла собраться с духом, чтобы взять трубку. Элис звонила мне несколько раз, но я не чувствовала в себе силы разговаривать с ней. Я просто попросила передать мое сообщение Эдварду и больше не включала телефон. – Скажу тебе и ему передай: мне надо побыть одной. Эдвард, как только узнал о случившемся, пришел ко мне домой. Его присутствие было как луч надежды в этом мрачном времени, но я не смогла позволить ему войти. Я попросила его оставить меня на время. Учиться самостоятельно было жизненно необходимо, ведь учебный процесс не стоит на месте. А я не могла. Ни единой строчки не было написано после поездки. Книги стояли на полке, музыка играла в фоне, но я не могла ни читать, ни слушать. Мои мысли были полны сомнений и тревожных ожиданий. И все же, в этом тяжелом времени, я была благодарна Чарли. Он смог договориться с родителями других детей и предотвратить более серьезные последствия для меня и Тайлера. Я вспоминала наши разговоры о насилии и том, как он всегда был рядом, чтобы поддержать меня. Эти разговоры приносили немного облегчения в сложной ситуации. Он упрекал меня за то, что я ничего не говорила: – Ты должна была мне сказать, что у тебя проблемы в школе, Белла. Я молчала. – Не молчи. Но молчала. – Слушай, – подсаживаясь ко мне поближе на кровать, сказал он, – я рад, что ты смогла постоять за себя. На этих словах я не смогла скрыть своё удивление и в шоке подняла на него взгляд. Он потрепал меня по плечу, усмехаясь. – Моя дочь! – радостно воскликнул он. – М-м-м, шериф, – протянула я, – разве вы поддерживаете использование грубой силы? – Не поддерживаю, нет, – пробормотал Чарли, – однако отец ликует, да все, кого я опросил, в шоке. Были бы в Форксе кружки по самообороне, – вздохнул он. Поэтому мы договорились позаниматься в свободное время. В четверг я вышла на занятия. Утро было пасмурным, противным, в духе Форкса. Погода сегодня в точности отображала мое настроение. Переступая порог школы, я вновь была здесь, как в первый день. Народ пялился, многие меня не узнавали и я чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Выглядела я сегодня и вправду необычно: черные брюки, белая рубашка с длинными рукавами, лакированные чёрные ботинки и распущенные каштановые волосы по лопатки, которые я вечером вымыла и высушила, уложив их смягчающим аргановым маслом, который когда-то мне подарила Розали. Глаза подкрасила тушью и провела по губам глянцевым блеском для губ. Заканчивал образ чёрный пиджак, передающий и закрепляющий моё мрачное настроение. Пройдя по коридору, я столкнулась со слюнявым взглядом Майка Ньютона, застывшего и смотревшего на меня так, словно видел впервые. Смахнув с себя быстро наваждение, он неловко помахал мне: – Привет, ты новенькая? Нужна помощь? Не удержавшись, я закатила глаза и прошла дальше. Действительно, многие из этих людей впервые видели меня, а не хиджаб. Подсознание отметило как Эдвард заметил меня и я свернула в класс. Сев за парту игнорируя назойливый шёпот в классе, я настроилась на "прекрасное" дежавю. День проходил в избежании знакомых. С Джессикой и Анжелой мы обменялись кивками, а на обед я решила сесть сама. Давно подметила одиночный столик в столовой. Майк, сидящий возле Джессики на ланче, не раз поднимал на меня глаза, а Тайлер, весь в садинах, старался избегать ту часть зала, где была я. Глядя на него, я рефлекторно терла костяшки болезненных кулаков. Взяв себе только йогурт, я задумчиво перемешивала его с джемом. Я старалась сосредоточиться на своих мыслях, но разговоры и взгляды мешали. Сквозь всю эту гулкую атмосферу, я почувствовала, что кто-то стоит у двери в столовую. Подняв глаза, я увидела Эдварда, стоящего в проеме. Его взгляд был интенсивным и нечитаемым. На мгновение я почувствовала облегчение, что он здесь, но сразу же отвернула взгляд и принялась делать вид, будто активно занята йогуртом. "Струсила, да?", спросила я сама у себя. Накануне вечером идея прийти без хиджаба в школу показалась сильной: показаться всем без него, без своей защиты, без того, что делало меня в их глазах уязвимой. Продемонстрировать уверенность, силу, которую очеркивали красивая одежда и лёгкий макияж. И вот, я сталкиваюсь с тем, кому и не нужен был весь этот фарс, чтобы видеть меня насквозь. Эдвард взял небольшой салат и бутылку сока, сел напротив меня. Наши глаза встретились, и я чувствовала, как его внимание пронзает меня. – Голодна? – спросил он тихо, глядя на меня с пониманием. Я пожала плечами и ответила сквозь напряжение: – Не особо. А ты? Он улыбнулся и начал разливать сок в две чашки. – Всегда есть место для салата и сока, – сказал он и протянул мне одну из чашек. Я взяла чашку и немного перемешала придвинутый салат. Эдвард настаивал, чтобы я поела, и я не хотела его огорчать. Но разговор о том, что я впервые появилась в школе без хиджаба, висел в воздухе, словно неприглашенный гость. Салат я приняла. Я давно привыкла к тому, что вся его семья делает вид, что ест обычную еду. И лишь какой-то странной грустью накрыло меня. Сидя за одним столом с медноволосым красавцем, умным, чутким, но не человеком, я почувствовала бессмысленность этой планеты. Густой туман тайн с обоих сторон, опасности, поджидающие за каждым углом. Мир полный войн, бед, катастроф. Человечество, готовое причинять боль себе подобным. Школьники, бросающие колкие взгляды, не видящие ничего глубже оболочки. И мы, сидящие ближе друг к другу, чем кто-либо другой, дышащие в унисон. Осознание накрыло меня: любой момент может стать с ним последним. Не совладав с порочным любопытством, я цепко взялась за его запястье, без особого акцента придавив большим пальцем там, где должна быть лучевая артерия. Словно взяв за руку, давая сплетникам всё больше поводов, игнорируя вздохи молодых зрителей. Стараясь не прерывать дыхания, я снизила его частоту и постаралась незаметно прочувствовать. – Тишина, – вырвалось еле слышно у меня. – Правда, – горько и тихо ответил он, сжав мою ладонь в ответ. Несмотря на то, что мои руки никогда не были теплыми, его кисти были ещё холоднее. *** Хотела бы я сказать, что ненавижу ложь. Но сама я вру всем постоянно. – День честности? – обратился он ко мне, когда мы сидели в его серебристом Вольво после обеда, нагло прогуливая последние уроки. – Если ты готов, – мурашки морозящего нетерпения покрывали меня. – Я не могу тебе сказать, сама скажи, – почти приказал Эдвард. – Ты, – я замялась, – только обещай не смеяться... Он кивнул, сжав мою руку и не выпуская меня из дурмана омута своего янтаря. – Ты читаешь мысли, – начала я с известного факта. И язык, только вот заплетающийся, выдал: – Не ешь, не пьёшь, невероятно силён, быстр, твоя сестра, – сделала небольшую паузу, – она знает. – Знает что? – То, что не может знать, и она такая же как ты. – Скажи это, – мрачно вымолвил он. – Ты красив, – неловко усмехнулась я, будто этот факт имел значения, – твои движения совершенны... Тишина. Так тихо, что страшно пошевелиться. – Твоё сердце, оно... не бьётся? – Проверь. Замявшись, я подалась вперёд, но он слегка отвернул голову. Вместо этого, я положила правую ладонь ему на грудь. – Скажи это, – с придыханием сказал он, смиренно прикрыв очи. – Ты бессмертный, – почти удивленно выдохнула я, – вампир, – слово прозвучало как ругательство и я невольно прикусила губу. Он открыл глаза и я убрала руку, посмотрев вдаль. – Я не ем, но пью. Вопрос только что. – Кровь, – озвучила я очевидный факт. Мы замолчали, слушая каждый свой внутренний голос. – Я убивал людей, Белла. Я выпивал твой вид в угоду жажде. – Люди убивают друг-друга каждый день, – под нос себе ответила я. – Жизнь коротка, она пройдёт и не заметишь. Я могу, – строго сказал он, отстранившись, – могу, хотел и мог убить тебя. – Ты сделаешь это? – спросила я, будто вопрос не касался моей шкуры. – Нет, теперь нет, – покорно ответил он. Мы продолжили сидеть в тишине, прорывающей насквозь время. Спустя какое-то время я услышала его негромкий голос. – Я люблю тебя, Белла, – это признание выбило меня из колеи. Пальцы предательски задрожали, а он продолжил, – и вопрос в том, сможешь ли ты быть со мной, захочешь ли такого. Эти слова полоснули мне душу. Ведь это были мои слова – а захочет ли кто-то быть со мной такой? Разбитой, травмированной, странной. Выросшей в жестокости и ненормальности. Мозг ехидно подкидывал ответ: "Тот, кто живет не более нормальной жизнью". И всё же, был один важный для меня момент: – Ты убиваешь сейчас? – Я питаюсь кровью животных, людей я не трогал очень давно. Раньше он убивал людей. От напряжения, я села ровнее и нервно выдохнула. – Тогда для меня главный вопрос в том, убивал ли ты детей. Его глаза широко распахнулись и он взял в охапку мои ладони: – Нет, Белла, я бы никогда... – Прости, – мягко улыбнулась я с ноткой грусти, – при мне убивали детей, меня хотели убить ещё ребёнком. Голос дрогнул на последней реплике. – Если ты не готова об этом говорить... Замерев на некоторое время, я позволила мыслям заполнить свою голову. Перед глазами пронеслись все самые сокровенные секреты, надежды, моменты взлётов и падений. Чёрт... Эдвард только что раскрыл мне свой мир и все свои тайны. Почему бы и мне не довериться ему? Интересно, сколько ему лет? Скорее всего, моя жизнь это просто десятая или двадцатая часть его жизни. Скидывая наваждение, я замотала головой. – Кому если не тебе? – выдохнула я, а потом призадумывалась, с чего бы начать, – Что же... Иззи – моё второе имя, вбившееяся татуировкой в мозг как клеймо. Меня несколько лет держала в подвале неадекватная женщина, – я двусмысленно посмотрела на свои бледные кисти рук, которым долго недоставалось солнца, – её брат продал меня за дешево мексиканским торговцам людьми, те же продали меня радикально настроенным исламистам, которым нужны были белые дети для совершения терактов и других преступлений. Насильно меня обратили в ислам и я нарушала закон, чтобы не быть убитой. Переведя дух, я дополнила: – На моих руках тоже кровь. И порох. Однажды по моей вине умерла женщина, а потом сильно пострадала другая девушка, – моя речь споткнулась и мне потребовалось перевести дух минуту-другую, – работница аэропорта получила серьёзное огнестрельное ранение из пушки того, кто меня удерживал. До конца своих дней она будет жить с инвалидностью и это её расплата за помощь мне. Слёзным покрывалом накрыло мои ресницы. – Ты не виновата, – попытался успокоить меня Эдвард, прерывая моё болезненное покаяние. – Эдвард, – прошептала я, – меня не раз угрожали изнасиловать и я грязная. Меня пытались трогать, пусть никто и никогда... Я не знала как это сказать. Сердце разрывалось болью невероятной силы. – У меня никогда не было близости в классическом понимании, но моё тело..., лицо... я... – что-то внутри меня дрогнуло, и я опустила обессильную голову на ладони. Мне было очень стыдно за себя, своё оскверненное прошлое, за эту правду. В миг мои ладошки были бесцеремонно раздвинуты и я почувствовала нежное прикосновение его сладких губ к своим. Боже, если ты существуешь, дай мне сил пережить это. Долгий миг тянулся этот момент и он отстранился, неловко, так несвойственно ему, грациозному и уверенному в себе. – Прости, я не должен был делать это без твоего разрешения. – Всё хорошо, – замешкавшись, тихим голосом ответила я. – Никогда не говори о себе таких плохих слов, – погладив одним лишь кончиком пальца мою выбившуюся прядь, он мягко втянул в себя воздух. Сердечко встрепенулось. Каждой клеточкой своего тела я чувствовала нежность. Ту, которую мне прежде не дарили. Заботу... уверенность. – Если ты выберешь меня, я клянусь тебе, что сделаю всё возможное, чтобы защитить тебя, даже от самого себя, – серьёзным тоном пробормотал он. Будто и не мне предназначалась эта клятва и я стала не более чем случайным свидетелем данной откровенности. – Мне очень трудно доверять людям. – Я не человек, – искренне усмехнулся он, – пошли, выйдем. Мы вышли из машины и пошли в лес. – В лес лучше не ходить. – Ты боишься меня? – прямо спросил он. – Я про лесного монстра, – поёжилась я. Он неопределенно хмыкнул и, убедившись, что нас никто не видит, подхватил меня на руки и унёс в лес. – Ты до много чего догадалась, но не про природу "лесного монстра", – сказал он, когда поставил меня на осыревшую землю лесной поляны. Честно говоря, меня меньше всего волновало это замечание. Он нес меня бережно, но на такой скорости, которую я не могла и вообразить. Он был не просто быстрым, рысью он проносился стремительнее любого автомобиля. Даже навскидку я не могла назвать скорость, которой мы передвигались по заковыристой чаще. А ведь он ни разу даже не споткнулся. Я стояла, упёршись ладонями в колени и тяжело дыша. Одежда требовала, чтобы её срочно поправили, как и волосы, наспех уложенные с утра. Не слышно он отошел и я заметила, как он намочил руки в маленьком ручейке и опрометью подлетел ко мне, чтобы протереть мои щёчки. – Тушь, – тихо ответил он на мой безмолвный вопрос. Головокружение уменьшалось, а я стояла заколдованной его движениями и неким романтичным повелеванием. – В порядке? – услышала я его мягкий голос. – Это было невероятно, – призналась я. Он слегка поморщился. – С одной стороны, я с тобой полностью согласен, – ответил он откровенностью, – скорость и сила, бессмертие и безукоризненная красота – привилегии моего проклятья. – Такая уж и безукоризненная, – подколола его я, ухмыльнувшись его самооценке. Он сделал шаг ближе, туда, куда казалось, уже невозможно вступить, оказавшись ко мне вплотную. – В чем смысл жизни? – Не знаю, – отчаянно вырвалась у меня искренняя мысль. – Жить вечно и не иметь возможности полюбить. Насладиться полностью хоть одним днём существования. Это ограниченная свобода. Я не могу выбирать кого любить. Ведь та единственная и невероятная девушка, к которой мне суждено было почувствовать нечто прекрасное, заслуживает большего. А я не заслуживаю слышать стук твоего сильного сердечка. Я сделала небольшой шаг назад, по мягкой траве. – Каллен, – с легкой небрежностью бросила я, – что за момент аутоненависти? Он заметно подравнялся и выпрямил плечи. – Слушай, – отпустила я напряжение, – я готова принять тебя таким, какой ты есть. Мне нужно будет узнать тебя поближе. – Хорошо, – согласился он. – И да, кстати, – пошутила я, – если вдруг в какой-то момент ты ещё раз подумаешь, что не заслуживаешь слышать стук моего сердца, то не останавливай его за это. Его растерянный вид насмешил меня. – Белла, это не смешно. Я понимала, но ничего не могла с этим поделать. – Моего тепла хватит и на тебя, – нежно проворковала я. – Тебе нужно быть со мной осторожной. Лёгкий ветер обнял мои плечи, словно донося до меня это предупреждение. – Я очень постараюсь, если ты мне расскажешь, что мне делать и чего не стоит. Два подростка, прогуливающих биологию, проводили прекрасный час в лесу. Зелень Форкса в этот момент казалась мне завораживающей, словно подчеркивающей волшебство момента. Сегодня этот жестокий мир окрасился в сверхъестественное и мои глаза словно открылись вновь. Они смогли увидеть, как внешне семнадцатилетний парень поднимал камни превосходящие его в разы по размерам, разламывал одними только пальцами стволы поваленных деревьев и с земли подпрыгивал на высоту многоэтажного дома. Мы также играли в прятки и мне ни разу не удалось скрыться. За стрессом и волнением от раскрытия всех тайн следовало безудержное веселье и под конец мы валялись в траве наслаждаясь солнечными лучами. Увидев, как от его кожи многочисленными бликами отскакивало само солнце, я несколько десятков минут рассматривала его лицо и руки. Они были словно усыпаны алмазной крошкой и это было самым прекрасным, что я могла себе представить, кроме того момента, когда из моих губ вырвалось: – Я тоже люблю тебя, Эдвард. К вечеру я была уверена в трёх вещах: Во-первых, Эдвард был вампиром. Во-вторых, какая-то его часть могла мне навредить, а другая – защитить. В третьих, кажется, я впервые влюбилась. В ночь после дня правды кошмары мне не снились. Маски были сняты.