Девочка, которой больше нет

Порт-Анджелес, США, май, 2005 год — Белла, а не чувствуете ли вы благодарности к своим похитителям? Меня словно пронзило электричество. Сижу в уютной обители, которая стала моим вторым домом на протяжении последних нескольких дней. Кабинет психолога, доктора Кассамы Линдвой. Отчаянно ищу взглядом какие-то ответы в ее спокойных глазах. Прошли уже недели, а может быть и больше, как я беспричинно перестала появляться на своих обычных консультациях. Внутри меня кипела метаморфоза, которая, словно землетрясение, изменила всё. Последние изменения во мне повергли в шок моего отца, Чарли. Он, человек, который в этой жизни был моим камнем опоры, теперь плутал в потоках своих собственных эмоций. Несколько дней после того, как я сняла свой хиджаб, он не знал, как разговаривать со мной. Будто не знал, что следует дальше. "Неужели не этого ты хотел?", — мысленно тушевалась я, испытывая чувство вины и сожаления, что мои изменения вызвали такой разрыв в наших отношениях. — Как я могу чувствовать к ним благодарность, — сбиваясь, раздался эхом мой голос, — Нихрис столько лет оскорбляла меня и давала пощечины... Вспоминать такое было больно и неприятно. Признаться, мне хотелось закончить разговор как можно скорее. Мы сегодня говорили о моем прошлом, возможно, впервые затрагивая стоящие детали. Её вопрос встрепенул меня. — А Ифтар? — задала вопрос доктор Линдвой. Неприятное чувство только усиливалось. Мои пальцы скребли поверхность дивана, как будто пытаясь найти ответы на вопросы, которых я сама боялась. Доктор Линдвой молчала. Я знала, что она ожидает от меня ответа, но тема Ифтара и связанные с ним воспоминания вызывали у меня горькие чувства. Я не хотела говорить про это, не хотела возвращаться к тем моментам, которые причинили мне столько боли. Губы медленно двигались, но слова не хотели покинуть мои губы. Я ощущала, как слезы начинают наливаться в моих глазах, но удерживала их, как только могла. Нежелание рассказывать об этом было настолько сильным, что я чувствовала, будто вся моя душа сопротивляется этому разговору. Она молча протянула мне салфетку. — Вы говорили, вам сложно было плакать, я рада, что вы вернули себе способность выражать негативные эмоции. Я нервно прикусила губу и отвела взгляд. Очень нелегко возвращаться к терапии после того, что случилось на протяжение последних двух недель. Школа, успехи и провалы в учёбе, неизвестный зверь, несущий за собой убийства... Драка с Тайлером, после которой я полностью потеряла доверие одноклассников. Полное разочарование в религии, которую я исповедывала. В Исламе, в который меня заставили поверить. Как гром среди ясного неба я узнала о главном секрете Эдварда. Мы сблизились, а потом вновь отдалились, несмотря на все сказанные друг-другу тёплые слова. Теперь мы вели себя словно друзья, изредка держась за руки и вместе добираясь в школу. Мы говорили о чём-угодно, не затрагивая ни те чувства, которые раскрыли друг-другу, ни сверхъестественное, ни прочие секреты. После смерти миссис Смит он изредка был гостем в моем доме, однако, сейчас это сошло на нет. Мне этого хватало, ведь я чувствовала, и он, и я не совсем представляли, что делать дальше. Единственное, у меня вызывали его отлучки невероятную тревожность. Как я поняла, раз в неделю-две он ходил на охоту с семьей, прикрываясь в школе походами. Сейчас постепенно солнечных дней ставало всё больше, насколько это вообще было возможно для дождливого Форкса. Всё моё естество противилось нашим вынужденным разлукам. Эти эмоциональные качели выбивали меня из себя, ведь от ощущения, что я не очень жду наших новых встреч, до неистового желания быть всегда рядом, моё настроение делало огромные скачки несколько раз в день. Правда, несмотря на все наши обоюдные сомнения, пару дней назад произошла ситуация, которая вынудила меня всколыхнуть недавние признания и открыться Эдварду вновь... — Давайте поговорим о позитивном. Были ли у вас относительно неплохие моменты пока вы были в Палестине? Небольшой кусочек отвалился от внутреннего камня с негативными ощущениями. Мысленно я улыбнулась: — Да, это прозвучит странно, но были такие дни, за которые я была благодарна. — Расскажите? — Такие моменты редко случались с Ифтаром либо Нихрис. Вот с Дэниз было очень приятно. Мы познакомились после Рамадана, казалось, за один день она пыталась подарить мне всё возможное детство, которого у меня не было. После нашего празднования Ид-аль-Фитра, мы покинули ненадолго Палестину вместе с... вы поняли. Но когда вернулись, меня могли отпускать к Дэниз на несколько дней, мы и шили, и готовили вместе. Если бы не она, я бы не выдержала. — Она сильно помогла мне в изучении арабской письменности, пусть, сами понимаете, в Палестине свой диалект, — я слабо улыбнулась, — а вот иврит она знала очень слабо, если не ошибаюсь, она сама была приезжая. — Как относились ваши похитители к тому, что вам нравилось быть дома у Дэниз? — как бы между прочим спросила терапевт. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить детали. Это было особенностью моей поврежденной психики: я отлично помнила плохие моменты, но не все. Хорошие моменты в целом легко размывали волны времени. — Кажется, они были совсем непротив, — протянула я, — даже, помнится, Нихрис давала мне чего-нибудь съестного с собой, чтобы я не шла с пустыми руками. — Можно сказать, что Нихрис иногда была добра к вам? Рефлекторно я сжала кулак. — Критически редко. Да, я припоминаю, что-то такое, — я прикусила губу, припоминая, — Нихрис относилась ко мне как к чему-то раздражающему, будто не они меня удерживали силой, а я сама не хотела уходить. Постоянно оскорбляла, унижала, но могла и похвалить, и местный миф рассказать. В комнате тихо шелестели страницы, по которым скользила ручка психолога. — Слушайте, вы же не думаете, что у меня "Стокгольмский синдром"? Я, между прочим, искренне ненавижу их. Были люди, которые были благосклонны ко мне и против них я ничего не имею. Но будь моя воля,... — я замешкалась, не зная, можно ли такое говорить. — Нет, Белла, я так не думаю, — честно призналась психолог, — я думаю, вы адаптировались к ситуации, чтобы спасти себе жизнь, но "Стокгольмского" я не наблюдаю: вы дали против них показания и не испытываете сильной привязанности, симпатии и желания защитить. — Они хотели убить меня, убили при мне ребёнка, — с возмущением сказала я. Ещё защищать их мне не хватало. — И это тоже. Обычно "Стокгольмский синдром" заканчивается, когда похитители убивают первую жертву. Я сжала руки на груди, стараясь подавить боль, возникшую глубоко в ней. — Вы бы хотели им отомстить? — Прямо задали мне вопрос. Слова витали в воздухе, и я ощутила, как сердце мое стучит быстрее. Я глубоко вздохнула и начала: — Не знаю, — проговорила я, — иногда я думаю, что хочу, чтобы они почувствовали то же, что и я в тот момент. Чтобы они поняли, какой ад я прошла через их руки. Но в другие моменты я понимаю, что отмщение не принесет облегчения. Что это не сделает меня лучше. Все эти чувства, они словно вечный мрак, который покрывает мое сердце. Я посмотрела на доктора Линдвой, пытаясь прочесть ее реакцию. Была ли она разочарована моими словами? Была ли она готова понять мои терзания? — Я понимаю, — будто прочитав мои мысли, ответила она. Вздохнув, я и не заметила, как из моих уст вырвалось: — Если бы я могла, я бы их убила. Ифтара точно. Если бы я не боялась когда-либо вновь увидеть его жестокий взгляд. Попасть под его власть. Если бы не было страшно от одной лишь мысли, что физически он намного сильнее меня. — Что стало с вашими похитителями? Я поморщилась и эмоционально выдала: — Это еще одна "занимательная" и "полная справедливости" история. Несколько дней назад... Два дня назад, Форкс, США, май 2005 года Чарли вернулся домой после тяжелого дня в полиции, и его лицо выражало глубокое беспокойство. Я сидела в гостиной, размышляя о своих собственных беспокойствах, когда он вошел. С мягкой улыбкой на лице я помахала ему и встала, чтобы насыпать ужин: запеченные картофель со свежепойманной рыбой, которую отец с Билли Блэком привезли вчера. — Привет, ты голоден? Рыба на вкус просто чудесная! Сначала он молча смотрел на меня, словно пытаясь найти правильные слова, а потом мягко предложил, махнув обратно на диван: — Белла, сядь, давай поговорим. Я встала и присела на диван рядом с ним, чувствуя, как сердце начинает биться еще быстрее. Чарли был шерифом Форкса, и его лицо выражало множество эмоций. Он вздохнул тяжело и начал: — Мне удалось узнать некоторую информацию. Для твоих похитителей, которые судились в Стокгольме, после отбывания нескольких месяцев в тюрьме в Швеции, запросили экстрадицию обратно в Палестину. — Экстрадицию? — я не понимала значения слова и он мне объянил. После этого мое сердце сжалось от страха. Это была та информация, которую я опасалась услышать. Чарли продолжил: — Правительство Палестины отправило запрос, и, по-видимому, они будут отправлены обратно в кратчайшие сроки. Я понимала, что это означало. Если они вернутся в Палестину, они могут оказаться на свободе, и тогда нигде не будет безопасным для меня. Моя рука дрогнула, и Чарли ласково взял ее в свою. Рефлекторно мне хотелось её выдернуть, но я не хотела делать ему неприятно. — Белла, я хочу, чтобы ты знала, что мы сделаем все возможное, чтобы ты была в безопасности. Но, пожалуйста, будь осторожной, и не рискуй своей жизнью. Я кивнула, чувствуя, как слезы настигают меня. Эта новость напомнила мне о том, что мой кошмар еще не закончился, и я должна быть бдительной, чтобы защитить себя. Мои руки потянулись к вискам, которые я сдавила. Боже, если Ифтар увидит, что я без хиджаба, он меня накажет. Хотя, за то, что я рассказала полиции, и вовсе мне недолго осталось жить. Не он, так кто-то другой из ХАМАСа меня найдёт и убьёт. — Белла? — с беспокойством спросил Чарли. — Я, я... — дрожа ответила я, вовсе не зная, что мне сказать, мысли разбегались в панике, — мне надо спрятаться. Тело будто окаменело. — Тебе не нужно прятаться, им ни за что не попасть на территорию Штатов, — с нескрываемым волнением сказал он мне. В тот вечер, уйдя к себе в комнату, я поняла, что никогда не смогу жить спокойно, пока живы они. Захотелось самой пойти после школы в правоохранительные органы, чтобы поймать преступников. Мои мысли начали бегать в разные стороны, и никакие логические аргументы не успокаивали меня. Внезапно мне пришло в голову что-то сделать, чтобы защитить себя. Но что я могла сделать? Нанять киллера? На эти мысли меня толкало отчаяние, но в глубине души я понимала, что это не выход. Что мне делать? Что? Закрыв все окна и запирая дверь, я почувствовала, как внутри меня бушует агония. Моя жизнь снова стала диким кошмаром, и я не могла даже представить, как ей конец. Чувство беспомощности и страха охватило меня полностью. Слезы стекали по моим щекам, и я упала на кровать, закрыв лицо руками. Чарли мог говорить мне, что они не попадут на территорию Соединенных Штатов, но как я могла верить в это? Меня уже похищали, освобождали, я дала против них столько показаний и всё равно они оставались навсегда в моей жизни. Часы медленно тикали, и я оставалась лежать на кровати, впитывая в себя свои собственные страхи. Мой мир рушился, и я не знала, как его восстановить. В тот вечер я позвонила Эдварду. — Мне приехать? — первым делом раздался в телефоне его вопрос и я поспешила его остановить. — Нет-нет, уже поздно, я не хочу волновать Чарли, просто... Мой голос дрогнул, и я почувствовала, как слезы снова подступают к глазам. Эдвард был рядом сейчас бесценен, но я не могла позволить себе показать ему свою слабость. Ни ему, ни Чарли. — Эдвард, просто поговори со мной, пожалуйста. Я... я боюсь, что они снова придут за мной. — Этого не случится. Мы не дадим тебя в обиду. Слушая его спокойный и утешительный голос, я начала постепенно успокаиваться. Эдвард был моей опорой и той единственной связью с нормальным миром, которая у меня оставалась. Мы разговаривали долго, и он успокаивал меня, как только это было возможно. Я знала, что он был готов приехать в любой момент, чтобы быть рядом со мной, и это знание дарило мне хоть какую-то надежду. В этот момент я поняла, что вся моя сила и решимость нашлись в том, что у меня был человек, который безусловно меня поддерживал и хотел защитить. В конечном итоге я почувствовала себя более спокойно, но мой страх не исчез. Элис, от которой ничего не скрыть, выхватила его телефон, чтобы быстрым и бодрым голосом заявить: — Белла, я не вижу их в твоём будущем, а если они примут хоть какое-то решение, они очень об этом пожалеют. — Приезжай к нам, — послышался на фоне крик Эммета. — Не выдумывай, — зашипела на него Элис, — ты на время смотрел? — Мы её заберем, — продолжил он, однако был прерван Эдвардом: — Никто никого не забирает. Белла, ложись спать, — беспрекословно сказал он. Я послушала Эдварда и попыталась унять свои страхи, зная, что важно оставаться спокойной и не впадать в панику. Он всегда был моей опорой в таких моментах, и его спокойный голос успокаивал меня. Лежа в постели, я с трудом боролась с внутренней борьбой. Ночь казалась бесконечно длинной, и мои мысли беспокойно кружились вокруг возможных сценариев. Будущее казалось темным и неопределенным, и я не знала, как я справлюсь с этой ситуацией. Сон приходил не скоро, но, когда он, наконец, меня настиг, я была благодарна за небольшой покой. Настоящее, Порт-Анджелес, США, май 2005 года Упустив некоторые детали и ни единым словом не намекнув на сверхчеловеческие способности семьи Калленов, я поделилась недавними новостями. — Вот поэтому, будь я способна на это, я бы отомстила. Пока они живы, я не смогу спокойно дышать. С тех новостей, я стараюсь никогда не оставаться одна. Да и Чарли старается и поменьше быть на работе, хотел даже взять выходной на сегодня, чтобы я не ехала одна к вам. — Вас кто-то ждёт? — осведомилась психолог. — Да, — мягко улыбнулась я, — Эдвард сидит в машине внизу. — Кем вам приходится Эдвард? Небольшая пауза, перед тем, как я смогла ответить: — Это сложно описать. Он мой очень хороший друг. — Как вы себя с ним чувствуете? Я задумалась. Тяжело анализировать и учиться понимать, что творится в душе. — Мы не в отношениях... Хотя он заботится обо мне, как никто другой, и я чувствую, что могу полагаться на него. Насколько это возможно. — Я думаю, вам трудно доверять людям после пережитого. — Да, определенно. Я и сама не знаю, что заставило меня довериться ему. За окном начался лёгкий дождь. До конца сеанса остались считанные минуты и потом мы вновь встретимся с Эдвардом. Он обещал прихватить что-то сладенькое для меня. — У него тоже есть секреты и поэтому мне легче открываться ему. Мы проводим много времени вместе, и я ценю его поддержку и ту свободу, которую он дает мне. В конце концов, с ним я никогда не чувствовала себя дурой. Произнося со смешным акцентом новые арабские слова, он будто специально демонстрировал мне, что не так идеален, что он тоже человек, который делает ошибки. Не использовал сложных слов, никогда не выставлял меня глупой. С тёплотой в сердце я вспомнила, как он помогал мне разобраться с микроскопом на уроке биологии и в итоге в глаза не бросалось, что я впервые вижу это чудо науки. Психолог кивнула, заметно интересуясь моими словами. — Возможно, вы чувствуете, что он дарит вам безопасность и защиту? — Да, точно, — ответила я, вспоминая моменты, когда Эдвард был рядом. — Когда он со мной, я чувствую себя сильнее и более уверенной. Он защищает меня, он обещал это делать и это действительно важно. Психолог улыбнулась, делая записи в блокноте. — Я не часто вижу девушек, которые могут после пережитого вами меньше чем через год начать с кем-то близкий контакт. — Со мной что-то не так? То ли вина, то ли стыд окатили меня. Если психолог заметила это, то как видят это окружающие? Девчонка, которую похитили, возвращается в родной город и как ни в чём не бывало наслаждается жизнью. Следом нахлынули мысли об Анне, моей спасительнице из аэропорта. Как сложилась её жизнь? Она пожертвовала своим здоровьем, не может теперь ходить, пережила много операций, а я спокойно сижу в США, хожу в школу и налаживаю жизнь. Я собирала себя буквально по кусочкам, всё ещё собираю, но я могу хоть делать вид, что всё нормально, а она — нет. Нужно было хотя бы попытаться с ней связаться, а я даже фамилии её не знаю! — Нет, конечно, это прекрасно. Я верю, что это тоже может помочь вам, лишь главное, чтобы вы не искали счастья в этом общении, а работали над внутренним благополучием в первую очередь. Но я уже не слушала. Волнение бушевало в моей душе, как буря. Слова психолога отзвучали внутри меня, но я не могла на них сосредоточиться. Вместо этого, в голове кружились мысли о Анне, о том, как моя жизнь и ее судьба шли в разные стороны. Моменты, когда я пыталась собрать себя воедино после трагедии, представали передо мной живо и больно. Я чувствовала вину перед ней и желание найти способ вернуть хотя бы часть благополучия, которое она пожертвовала ради меня. Видимо, Кассама заметила мою подавленность и постаралась успокоить: — Белла? Вы не виноваты в том, что чувствуете себя лучше. — Я не должна... — Кому не должны? Я прикрыла глаза, чувствуя, как незваный шум в ушах забивает пространство. — Вот вам домашнее задание на следующий раз... После терапии я вышла в расстроенных чувствах. Под едва уловимой моросью дождя я вышла из кабинета Кассамы Линдвой. Слова психолога звучали, как отголоски вдалеке, и я буквально чувствовала, как городская суета наваливалась на меня. Шаги по бетонной дорожке раздавались глухо, как будто в какой-то далекой вселенной, где мои проблемы и чувства перестали иметь значение. Кто я? В этот момент вопрос звучал как ритуальный заклинательный вопрос, открывающий дверь в бескрайний лес моих мыслей. Белла Свон, девушка, похищенная и измученная, но возвращенная живой. Я была дочерью, школьницей и подругой. Но эти роли, как песчинки в океане, казались утраченными в бескрайности моего внутреннего мира. Я знала, что нужно приходить сюда, чтобы искать ответы, чтобы пытаться разгадать гораздо большую головоломку, чем мне хотелось бы признать. Но каждый шаг вглубь самой себя был как путешествие в неизведанный лес, и я не была уверена, готова ли я к этому. Буду ли когда-нибудь готова. Постояв несколько минут наедине со своими сумбурными мыслями, я увидела Эдварда, выходящего из своего "Вольво". Молча подойдя к нему и стиснув его ладонь, я устремила взгляд в пасмурное небо.