2004 г. Осень
В полутьме-полудрёме плыло сознание.
Кеннеди очнулся в подземной камере, лёжа на куртке Луиса. Жадно вдохнул сырой воздух, а позже закашлялся. Тело ощущалось свинцовым, вымотавшимся.
Когда в голове чутка просветлело, реальность воткнула стальной нож в грудь. Холодно. Так ужасно, до боли в висках, до безумия холодно. А мысли неслись с такой скоростью, что время казалось застывшим. Они всё гудели, словно рой пчёл.
То, что произошло час назад, казалось кошмаром. Перед глазами всё ещё стояла мерзкая перекошенная ухмылка Саддлера, слышался его гнусавый голос, что даже в воспоминаниях действовал на нервы. И безнадёжный взгляд Луиса, который стыдливо окунулся в похоть. Паника накрывала спецагента беспощадной хлёсткой волной. Тело дрожало, отказываясь успокоиться. Леону потребовались силы, чтобы побороть подступившую тошноту. Вот только взглянув на свои руки, он не сдержал слёз, которые молча потекли серебристыми ручейками.
С каждой минутой, которую Леон провёл в Испании, перепачканный в крови селян и телесных жидкостей местного садиста, который прикрывался религией, он чувствовал, что его нынешнее "я" умирало. Увядало, пока паразит внутри готовился забрать разум. Кеннеди боялся того, кем вскоре станет. Вздох отдаётся в тишине громким эхо позади. В соседней камере молча сидел биолог.
— Луис?... — американец уже не скрывал ни дрожащих рук, ни надломившегося голоса.
Обоим хотелось сказать многое, но одновременно и не говорить ничего вовсе. Мысли превратились во что-то неразличимое, вязкое, зыбкое. На миг взгляд Серры стал таким тоскливым, что его едва можно было вынести. Эта ночь для испанца была невыносимо беспокойной, полной тревог и воспоминаний.
— А вот и мой герой очнулся. Не против, если я составлю компанию? — на щетинистое лицо наползла лёгкая, но такая слабая улыбка.
Несмотря на всё то, что на них свалилось, этот весельчак успел затронуть столь щепетильную часть души голубоглазого. Вроде бы мелочь, но Леону стало приятно, что Серра попытался его подбодрить. Кеннеди посмотрел на друга, умудряющегося шутить в тяжёлой ситуации, и сердце его сжалось. На секунду голубые очи загорелись надеждой. Увы, это мгновение длилось недолго. У Луиса была измученная улыбка человека, потерявшего всякий смысл жить дальше. Рано или поздно им двоим придётся смириться с неизбежным.
Серра нехотя обернулся на звук открывающейся железной двери. Столь знакомый топот ботинок раздался по длинному помещению. Пульс Кеннеди участился из-за первобытного страха. Взгляд верзилы молча переходил от одного лица к другому, изучая их по очереди. В его холодном взоре таилась угроза. Мужчина в последний раз обвёл их испепеляющим взглядом и подошёл с золотым кубком к клетке Леона. Казалось, Мендез стоял у решётки целую вечность.
Староста, не проронив ни слова, поставил кубок с жидкостью возле железных прутьев. Серолицый глядел на американского агента, точно на досадную помеху, которую лучше бы ликвидировать, чем делать одной из марионеток. Капельки пота хаотично бежали острыми льдинками по голой спине Леона. Агенту думалось, что достаточно одного неверного движения или вздоха, чтобы заслужить кару этого великана.
— Пей!
Встречаясь с нетерпеливым взглядом Старосты, Леон ощутил надвигающуюся безнадёжность. Слёзы тугим комом застряли в горле. Блестящие глаза поблёкли от цвета океана до черноты, а потом и вовсе стали тёмно-красного оттенка. Паразит желал есть, и он взял верх на хозяином.
Мужчина медленно, подчинившись его воле, схватил кубок и залпом выпил чёрную жидкость. Там, где должна была быть боль, пришло лишь тупое онемение. Руки и ноги коченели, внутренняя тьма окутывала всё тело. Леон чувствовал, как в животе сгустился комок страха, а Плага столь радостно запульсировала в голове.
Солёная влага заполнила взгляд Наварро, когда с иссохших губ Леона вырвался яростный, почти каркающий смешок. Мендез оставил Кеннеди и подошёл к соседней решётке. Луис был несколько худ, а после инъекции даже слегка бледен. Круги под глазами сильно выделялись на вытянутом лице. Отсутствие нормальной еды и сна сказалось на нём. Забирать Луиса из клетки пришли цепкие руки Мендеза. Здоровяк обхватил его кисти и сжал. Сильно, но без жестокости.
— Пошли!
Резкая боль в вывихнутом запястье, которое крепко держали, прокатилась по телу. Наварро попытался рывком встать, но попытка провалилась.
— Я-я… не могу… — Охрипший, заикающийся голос Луиса звучал от слёз очень тихо. Они душили, но биолог продолжал говорить. — Больно… нога…
Староста в задумчивости склонил голову к правому плечу, посмотрел на запёкшуюся кровь на джинсах учёного и хмыкнул. Потом одним движением поднял Луиса и понёс на руках. Запястье пульсировало, как бы Серра им не шевелил. Смуглое лицо блестело от пота, как будто у него лихорадка. Угольные волосы где-то отдалённо тянули за собой шлейф табака. Забавно. Мендез ненавидел запах сигаретного дыма. Когда-то мужчину от него неимоверно тошнило, а Наварро ещё с подросткового возраста весь пропах сигаретами. Но сейчас было абсолютно всё равно на этот запах.
***
Огни в оттенках красного, щедро разбрасываемых жарким пламенем, украшали тронный зал алым сумраком. Повисшая долгая пауза застала разгоревшийся костёр напряжения.
— Ты должен пить, чтобы быстрее принять благо.
Тон Битореса был такой, словно он обращался к не очень сообразительному ребёнку.
— Иди нахуй, — выдавил из себя Луис.
Громила медленно подошёл ближе, чуть склонился, сгорбив спину.
— Стоило бы хорошенько тебе вдарить, но, боюсь, ты не выдержишь даже моего щелбана в лобешник.
— Прояви милосердие и убей меня, наконец!
Лицо Битореса не дрогнуло. Оно ничего не выражало. Лишь одинокий глаз наблюдал за бессмысленной гордостью. Громила издал непонятный звук, словно соглашаясь или, наоборот, отвергая просьбу.
— Маленький рыцарь, стремящийся всех защитить, поверил, что героизм не поможет? Или принимаешь неизбежное? — оскалился мужчина, слегка повысив голос.
Слова звучали как прощание с прежним Наварро. Взглянув на застывшего гранитной скалой Мендеза, Серра замотал головой, будто ребёнок, не желающий принимать правду. Луис не смог даже зажмуриться, хотя на зрачках осели горячие росинки.
Биторес поднёс кубок к лицу молодого мужчины. Чёрная жидкость билась о стенки сосуда, отчего казалось, что одно неловкое движение громадных ладоней и всё содержимое окажется на полу фамильной залы Салазаров, впитываясь в многовековые камни, оставляя после себя тёмный след. Луис, несколько из веры в то, что Староста остановится, сколько от отчаяния крикнул, отползая назад. Громила очень медленно и глубоко вздохнул. Расширенные ноздри и стиснутые зубы говорили о крайней степени недовольства. Мендез из-за злости всё никак не мог дотянуться до худого вертлявого тела. Гнев Старосты накапливался с новой силой, превращаясь в ярость. Он стукнул костяшками серых пальцев, как огромным молотом в предупреждении. Наконец Мендез сноровисто перехватил локоть биолога.
— Пусти! — учёный говорил бойко, но внутри разрасталась дыра.
Жидкость, которую насильно в него влили, оказалась терпкой, мерзкой, словно перебродивший отвар из трав. Липкий ужас сковал руки и ноги, паразит внутри заставил сидеть смирно.
***
Их подготовили к ритуалу.
Обнажённая кожа Леона блестела от пота в приглушённом свете факелов. Луис подле него тяжело вздохнул. Мерный шаг Владыки раздался по тёмному помещению, словно похоронный марш.
— Достопочтенный Владыка, молю, прости оступившегося сына моего. — Мендез опустился на колено, снял шляпу и склонил голову.
Озмунд ласково рассмеялся, чем сильно разозлил Серру и Леона.
— Естественно, я позволю Луису стать одним из нас. Ты так старательно взращивал в нём свет… — от яда в его тоне заложников передёрнуло.
— Благодарю Вас, — выдохнул Староста, позволяя себе расправить плечи.
Саддлер зашёл за спину Кеннеди, выражение его лица уже не было скучающим. Он думал, что слабость Леона вот-вот хлынет слезами, сорвётся на крик или плач, но этого не произошло.
— Кровь впитала поистине бесценный дар, — улыбка тронула бледные губы. Безумная, зловещая, столь довольная. — Но твоя плоть всё ещё борется, не так ли? Пытаешься убедить себя, что получится сбежать?
Его голос отдавался в голове Леона, громыхая, создавая эфемерное ощущение непреодолимой пытки. Желание огрызнуться на лидера культа, оскорбить, дать отпор было пресечено Плагой, удержавшей тело Леона одним своим паразитическим контролем.
Лидер культа провёл рукой по щеке Кеннеди. Пальцы скользнули по мягкой, покрытой синяками коже молодого человека. Озмунд трогал с азартом, демонстрируя силу, упиваясь властью. Страх пожирал Кеннеди изнутри, вгрызаясь жадно в плоть. Леон сжал пальцы. Взор заполонил туман, густой, как кровь. Через несколько мгновений внутри словно забесновалось неуправляемое пламя. Красивое лицо исказилось, как будто ломалось надвое от той силы, что текла по венам. Паразиту нужен был хаос. Он заставлял разум гнить, распространялся. Плага выпивала, иссушала прежнего Кеннеди без остатка. Не было дороги назад.
Сердце Луиса сжималось от этого зрелища, а душа была обожжена сожалениями. Глаза, что горели когда-то, резали холодом беспощадно.
