Ген убийцы

      Нет, это точно какая-то злая шутка – или у него поехала крыша. Им незачем было предлагать ему позировать – они его явно с кем-то перепутали.       Дракон… Не более, чем совпадение.       Александра пересмотрела профили в соцсетях всех гостей вечеринки Лектера, но не нашла Дракона, она жаловалась Уильяму и Кристоферу, что ее сыскных способностей не достаточно, чтобы найти одного единственного человека, который был в списках или пришел как плюс один.       Дилан слышал каждое слово, у него раскалывалась голова, ему казалось, он сходит с ума. Он уже две ночи не мог уснуть, сначала от болтовни соседей, потом от заполняющих сознание мыслей.       Неужели у всякой квартиры такая слышимость? Или он, правда, спятил, это ему мерещится… Если мерещится, то хорошо.       – Это заразно, – мрачно утверждала Александра. – Теперь я тоже этого хочу. Перверсии передаются так же, как передается невроз или тики. Почки, печень, куриные сердечки? Нет, не сердечки…       Она стояла у холодильника с фасованными субпродуктами, она брала в руки лоток, рассматривала, клала на место, доставала следующий.       – Нет, не мясо, у мяса фактура другая. Надо скользящее, влажное, рыхлое, да, и сердце свиное туда же засунуть, между этим всем добром.       Дилан выглядывал из-за угла прилавка, он был в ужасе – потому что диалог по телефону был вовсе не про ужин.       – Вчера с сердцем просто так не получилось, ты видел. Я уверена, дело именно в ощущении, – она понизила голос, теперь в нем были обертона, которые щекотали внутренности тех, кто подслушивал, – как скользит рука по мышце, как пальцы погружаются в теплые внутренности. Да, да. Все так.       Женщина, стоявшая рядом с Александрой у холодильника, покосилась на нее.       – Что?! Нет, это я не тебе. Между прочим, это приятно. Давиться сырым сердцем, конечно же, менее приятно… Вообще не приятно. Нет, я буду его есть, только если возбуждение будет сильным – потому что он жрет его в состоянии аффекта, у него тоннельное мышление, член дымится, и там не до выбора, во что впиваться зубами.       Женщина поспешила отойти, демонстративно отталкивая тележку, бросая короткий презрительный взгляд.       – Все во имя добра, все ради науки, – сказала Александра ей вслед. – Нет, я это не тебе. Нет, член он туда не сует, нет, я не знаю, как еще объяснить. Я понимаю, что ты не пробовал такое – и не надо. Это, все же, лучше, чем тот чувак, который просил отрезать кусок с его ноги, поджарить на газовой плите и скормить ему же… Не смейся, это даже не смешно.       Дилан не замечал, что уже вспотел, что стоит на месте без движения, что эрекцию сдерживают плотные джинсы. С каждым разом все хуже! Да они больные, да они извращенцы! Как она может об этом говорить на весь магазин?!       – Да, иди сюда, мой сладкий, да, вот так… Нет, это я не тебе, это я куску печенки. Хорошо, я попробую залить их лубрикантом. Я смеюсь, потому что мне не смешно – потому что он делает это на полном серьезе, и его до сих пор никто не видел!       Про Сердцееда, действительно, до сих пор не было новых сведений, небылицы в прессе и новостях можно было не считать, полиция лишь ходила по домам и опрашивала соседей в тщетной попытке найти свидетелей. Первое убийство совершено в ночь на шестое июля, второе – в ночь на восемнадцатое. Завтра, двадцать четвертого, у Дилана выходной, и он собирался отдохнуть – но подозревал, что соседи будут беспокоить его своими зверствами.       Александра с двумя упаковками печени и с лотком свежих свиных сердец пошла к кассе, Дилан едва сдержал рвотный позыв. От того, что тяжесть в паху так и не прошла, ему стало еще более тошно.       Она говорила, что недостаточно просто представить – хотя представлять, судя по ее речи, она умела – и в красках. Он не хотел быть дома в тот момент, когда она будет проводить свои эксперименты.       Проклятые соседи – ему даже дома некуда спрятаться. От мысли, что было бы хорошо натравить на них Чесапикского Потрошителя или Сердцееда, стало весело. В крайнем случае – полицию…       Нет, полицию привлекать нельзя – от них еще больше разболится голова.       Вечером после работы Дилан сидел в мастерской внизу, слушая громкую музыку в наушниках – чтобы наверняка заглушить голоса, – на столе в ряд выстроились четыре деревянные фигурки дракона размером с ладонь – с раскрытой пастью, выгнутой шипастой спиной, расширившимися от злости ноздрями.       Он уже успел содрать кожу на суставе пальца стамеской, он привычным движением вытирал кровь и щепки тряпкой, он хотел, чтобы все было, как обычно, чтобы все было, как раньше.       Проклятые соседи.       Когда он выключил музыку, время перевалило далеко за полночь, но за стенкой на удивление было тихо. Кто-то несколько раз прошелся по этажу, кто-то спустился вниз, затем поднялся наверх – но больше ничего.       Впервые за последний месяц он спал спокойно.