Ген убийцы

      – Я все еще не понимаю, о чем ты.       Она отвела глаза, она помрачнела, ее слова и просьбы натыкались на холодную бетонную стену. Нельзя помочь тому, кто сам себе помочь не хочет.       – Окей, – она вздохнула, всплеснула руками. – Давай так. Ты слишком много слышал, ты слишком много знаешь, – Александра кивнула в сторону кухонных шкафчиков. – У нас есть только один вариант – действовать вместе.       – Нет.       – Да, Дилан. Ты уже в этом супе, тебе некуда деться.       – Ни в каком я не супе. Оставь меня в покое. Я ничего не знаю и знать не хочу.       – Тогда какого дьявола ты на вечеринку Лектера ходил?       – Меня пригласили.       – Не ври.       – Уходи.       – Ты пойдешь со мной.       – Никуда я не пойду.       – Идем со мной.       – Убирайся к черту.       – Ты нужен нам.       – Убирайся к черту.       – Ты знаешь больше нас, ты живешь здесь всю жизнь. Мы найдем…       – Александра!       Она замолчала, она вскинула подбородок, глаза гневно сверкали, звук имени был магическим заклинанием, заставившим воздух в кухне его дома зазвенеть в повисшей тишине. Он назвал ее по имени – и не провалился сквозь землю, его не затащило в ад, за ним не приехала полиция.       Неужели он, правда, думает, что выгонит ее и просто будет жить дальше, как раньше? Что они перестанут орать за стенкой, что он сбежит от историй про каннибалов и генетику, про психов и извращенцев? Что встретив ее в магазине, просто пройдет мимо, забудет все, что он слышал, забудет, как она выглядит, и ее образ, словно уже отпечатанный на сетчатке глаз ожогом, со временем выцветет?       Все оказалось до смеха просто. Она его бесит не потому, что она ему неприятна. Она его бесит, потому что она ему нравится, а он бежит от привязанности, от увлечения, от влечения, этих чувств уже слишком много, он уже не справляется.       – Я не хочу в этом участвовать, – наконец, на тон ниже произнес Дилан.       Александра моргнула.       – Но у тебя нет выбора.       – Ты меня с кем-то путаешь. Я не тот, кто тебе нужен. До того как вы появились, у меня была нормальная жизнь, у меня все было нормально. Оставь меня в покое. И не ходи за мной.       Он не мог понять, что означало ее выражение лица. Она была разгневана и растеряна и расстроена одновременно, а он воспользовался самым подлым приемом. Газлайтинг, отрицание очевидного, ложь другому и ложь самому себе… Он забрал у нее возможность помочь, отвергнул протянутую руку.       – Хорошо. Если ты так хочешь. Прости меня. Мне жаль, прости меня.       Она больше не смотрела на него, она пошла к выходу из кухни, в темный коридор, он ощущал ее движение, ее шаги были гулкими, они отдалялись, он чувствовал каждый отрывистый удар подошвы кроссовка о старый паркет.       Он просто трус. Он не хочет ничего менять, он хочет спрятать голову в песок и переждать, пока все уляжется. Лучше не станет, полиция не спит, ФБР не спит, если узнают про их нейронку, то и про него узнают. Он уже не может остановиться, все было идеально, все было по плану… Какого черта, какого черта?!       Он вспомнил вдруг ее разговор с Кристофером – про Серрета, про то, зачем он все это начал. Она спрашивала его, чего он хочет – чего он на самом деле хочет. Для себя, про себя, на себя.       – Я пообещал, что подарю ему целую вселенную… – говорил Кристофер, с тлеющей, уже глухой, сдавленной яростью. – Пообещал, что сделаю его легендой – как он и хотел. Легендой, имя которой никогда не забудут.       Фауст – имя алхимика, которое, действительно, известно всем, оно стало нарицательным. Ученый, исследователь… Фокусник и шарлатан.       Тот, кто хотел все, обманул всех – и думал, что это сойдет ему с рук.       – Чтобы каждый король и каждый нищий произносил его имя с отвращением, чтобы каждая собака лаяла его имя так, как будто блюет… Чтобы все знали, что он лжец, последняя скотина, алчный, властолюбивый самозванец.       Кристофер молчал какое-то время, Александра тоже молчала.       – Он будет гореть в аду, – сказал она. – В персональном. Он будет проклят на вечность в том, чего так добивался. Ты накажешь его, это будет хуже, чем убийство.       – Но иногда мне жаль, что я так на него трачусь, – хмыкнул Кристофер, уже с грустной улыбкой. – Но полыхать будет сильно. Я погреюсь.       Они странные, не потому что у них странные увлечения… Они свободные, раскрепощенные, они будто с другой планеты – где нет страха общественного мнения, где осуждение людей со стороны не наносит смертельной раны, где яд ложных ценностей и идей не отравляет – потому что есть противоядие.       Александра хотела дать ему противоядие – а он отказался.       За ней уже закрылась дверь, она спустилась по каменной лестнице с крыльца, уже преодолела расстояние дорожки до тротуара вдоль кустов редеющего от жары самшита и подходила к своей квартире… Дилан сорвался с места, он запнулся за рулоны старых обоев, лежащих в коридоре много лет, он опять забыл запереть дверь – ему было не до этого.       Он догнал ее на пороге ее дома. Он тяжело дышал, он не мог выдавить ни слова, он встал рядом на крыльце и смотрел ей в лицо, ожидая, когда она повернет голову в его сторону.       – Лазанья была очень вкусная, – Александра посмотрела на него, затем она улыбнулась. – Ты участвуешь по своим правилам. Ты ничего не теряешь.       Она повернула ключ в замке, когда они пересекли порог, у него по плечам пробежали мурашки.       – Поэты, лжецы, алхимики! – крикнула Александра. – Кто дома?       – Ричард дома.       – Лжец дома, – отозвался Кристофер с мансарды.       – И Поэт, – подхватил Уильям.       – Ну, значит, мы алхимики, – усмехнулась она тихо, и после добавила громко: – Со мной красивый гость.       – Съедобный?       Александра прыснула.       – Нет, нет, если это опять цветок, то мне его заранее жаль, – говорил Уильям. – Это же не цветок?       Она шла вперед, к лестнице наверх, Дилан следовал за ней. Если бы он был цветком, то каким-нибудь кактусом.       – Это не цветок, – заключил Уильям спустя полминуты – когда Александра им не ответила, и стало отчетливо слышно приближение двух пар ног. – Это Дракон.       – Да ладно! – воскликнул Кристофер. – Ну наконец-то!       Дилан по-прежнему плохо понимал, что происходит, и во что он ввязался, но волнение было приятным. Он не спускался в нору к Алисе, Шляпнику и Кролику, он поднимался в башню Франкенштейна.       Мансарду третьего этажа в своей квартире он называл чердаком – потому что там хранился хлам, который он не удосужился выбросить даже спустя годы после смерти бабушки. Он не заглядывал туда с подросткового возраста, если бы там кто-то жил, он бы даже не заметил. Мансарда соседей была просторной, светлой, с мольбертами, холстами, тележкой и тумбочкой с инструментами в одной части помещения, с рабочим столом, маркерной доской, с шпионской схемой и стикерами в другой. В центре на полу была разложена еще одна странная схема из листов с фотографиями, подписями, безделушками и предметами декора, соединенными узором разноцветных ниток, сверху под балками перекрытий был свернут в рулон экран проектора.       Когда они вошли на чердак, Кристофер и Уильям уже выжидающе таращились на проход.       – Привет! – помахал ему рукой Кристофер, крутящийся стул под ним скрипнул.       Он улыбался, у Дилана вновь было подозрение, что они его с кем-то путают.       – Добрый вечер, – поприветствовал его Уильям.       – Я Кристофер. Это Уильям. Александру ты знаешь. Ричарда можно не стесняться, он не настоящий.       – Ди, – буркнул Дилан.       – Очень приятно, Ди. Ди, Дракон, мы так и думали. Извини, что мы такие шумные, мы иначе не умеем. А еще я много говорю, поэтому я сейчас скажу что-нибудь, за что Александра потом меня убьет, поэтому, да, все, я замолкаю.       Он поднял руки на уровне груди в жесте невиновности, Александра покачала головой.       – Какой контекст? – спросила она.       – Вот так, сразу, без прелюдий? Окей, по сегодняшнему дню. Я нашел профили почти всех, кто на фото нескольких годов выпуска – плюс-минус от потока наших жертв. Они все друг на друга подписаны, кто-то, действительно, ходит в Клуб Художников, кто-то – в фитнес-клуб, кто-то пациент Лектера или как-то знаком с Лектером. Большинство гадких утят уже не гадкие, кто-то из красавцев уже сторчался. На тех школьных фото, что ты переслала от тех, с кем ты списывалась, почти всегда одни и те же люди, школьная элита, мажоры и токсичные придурки.       Дилан по примеру Александры подошел ближе к столу, глядел на экран большого монитора, подключенного к ноутбуку, на листы бумаги с распечатанными школьными фотографиями, на некоторых из них точно где-то был он – худой, сутулый, смазанный силуэт.       – Но ты не поверишь, что самое главное! Нейронка сказала, что это Вермиллион, тот самый, который на фото отворачивается. Невидимка, нигде о нем ничего нет, полицейское досье мне пока не достать, в Клубе Художников его, правда, нет, а списки членов фитнес-клуба и клиентов Лектера мне тоже не дали.       Александра легко коснулась взглядом каменного лица Дилана, он стоял, сложив руки на груди.       – Еще любопытный факт, Бэнкс и Нолан делали нос у одного пластического хирурга, они давали потом ему рекламу. Роберт Коэн. Если ты завтра позвонишь и назовешься кем-нибудь из одноклассниц, можно будет проверить догадку на закономерность.       – А логи из системы безопасности в квартире Крейн?       – В интервал времени убийства три события открытия двери, три события установки на сигнализацию.       – Он знал код.       – Ага.       – У тебя какой размер ноги?       – Десятый.       – А нужен?       – Одиннадцатый.       – У вендиго тоже одиннадцатый, – встрял Уильям.       – Откуда знаешь?       – Просто знаю.       – Он весит меньше. Этот качок.       – Вермиллион не качок.       – Тринадцать лет прошло.       У Дилана начинала болеть голова. Они хорошо осведомлены, Александра привела его к ним, чтобы он увидел, насколько далеко они зашли. Она настолько ему доверяет?       Она не сказала им, что Дилан Вермиллион работает в магазине, что Дилан Вермиллион живет в соседней квартире.       – Что вы будете делать, когда найдете его, когда соберете доказательства? – спросил Дилан. – Пойдете в полицию с нейронкой?       Все трое посмотрели на него.       – Какая полиция? В жопу полицию! Будем его шантажировать, конечно же! – он рассмеялся. – Шучу, нет, конечно. Да ничего. Не знаю. А что мы будем делать?       Уильям пожал плечами. Александра нахмурилась.       – Нам нужно было подтвердить или опровергнуть теорию, – сказала она. – Задача найти оказалась проще, чем задача доказать вину.       – Ну так потому что ты сперва видишь, потом понимаешь, что это. Все уже произошло. Для бессознательного нет понятия времени, – Кристофер раскачивался на стуле. – Мы думали, что это ты, Ди. Серьезно. Мы были не правы, в отличие от науки. Наука не врет.       Дилан промолчал. Он думал.       Как долго они будут оставаться в неведении? Завтра они пробьют его адрес и ужаснутся. С имеющимися сведениями легко найти и то, что он работает в магазине, и то, что он был в квартире каждой из жертв и видел, как они набирают четырехзначный простой код – когда приносил им домой продукты.       Слепки ключей он брал из шкафчика в раздевалке, когда никто не обращает внимания, кто в какой шкафчик лезет, а администрация явно сэкономила на хлипких замках, которые можно открыть даже канцелярской скрепкой.       Тогда ему казалось, что злорадство над тупыми людьми и хрупкой системой оправдано. Сейчас ему было жутко.       Он задумал это еще до того, как появились соседи – просто, за одну ночь, в странной, причудливой и вовсе не желанной фантазии. Он делал это на спор с самим собой – все, что было до убийств.       Когда он убивал, он не был собой, он надевал маску зверя и превращался в зверя. Он лицемерно врал себе. Никакой он не зверь и даже не чудовище, он всего лишь жалкий человек, как и все вокруг. Он такой же трус, такой же мешок с мясом, костями и дерьмом.       Раньше ему было все равно, если его поймают, ему нечего было терять. Но, конечно, первые дни, первые недели он переживал, он оглядывался, постоянно был начеку, пусть и знал, что продумал все до мелочей. Это был идеальный план… Пока не появились соседи.       Он не собирался воплощать свою фантазию в жизнь – если бы не эти чертовы соседи. Он хотел сбежать, он хотел рвануть, как на последнем издыхании, вырваться из паутины рутины, дисфории, хронического стресса.       Или дело вовсе не в соседях? Он больной ублюдок, он всегда таким был, они просто дали ему волшебный пинок под зад – чтобы он поскорее снял маску и перестал врать.       – Как я могу вам помочь найти его?       Он понял, что они что-то обсуждали, а он выпал из реальности, он их перебил.       – Ты давно живешь здесь?       – Всю жизнь.       – Ты знаешь их?       – Да.       – Ты знаешь Вермиллиона?       – Нет.       Неужели Кристофер и Уильям такие идиоты? Кристофер точно идиот, он просто верит ему на слово… Почему?       Уильям был встревоженным и внимательным, Уильям может что-то подозревать… К черту.       Доказательств у них нет. Вывод нейронки – не доказательство.       Можно начать делать ставки, через сколько часов они найдут адрес Дилана Вермиллиона, поймут, что он им врет, начнут копать на него компромат, начнут шуметь еще больше – и в итоге на нем будет еще три трупа.       – У нас есть фенотип: шестифутовый качок, заячья губа, одиночка. У нас есть вариант проверить его дом, познакомиться с ним, я его точно выбешу, поэтому пойдет кто-то из вас. Если он ходит в местный фитнес-клуб, то нужен список, потому что все, кого я видел – одинаковые нарциссичные говнюки, все как клоны. Мы можем ходить неделю по очереди, – он посмотрел на Дилана. – Я тебя каждый раз видел, ты три раза в неделю ходишь, я уже выучил. В самый час пик.       Они не могут быть такими слепыми, они его разыгрывают. Это точно ловушка. А он купился.       – Что Лектер говорит?       – Сказал, присмотреться к художникам. Кто руками делает.       – Опять художники виноваты, – поджал губы Уильям.       – А ты художник, Ди? Творчество, искусство?       – Нет.       Маску дракона и прочие поделки из дерева, которые Дилан изготавливал, искусством он никогда не называл.       – Надо собрать всех в одном месте. Встреча выпускников, например.       – И будет массовое убийство.       – Зато будут доказательства.       – Наука жестока.       – Мне пора, – сказал Дилан.       – А. Ок. Мы не будем шуметь, обещаем.       Так обычно дети говорят родителям… Дилан хмыкнул и развернулся к двери, он не прощался и не желал им спокойной ночи – потому что не желал им спокойной ночи.       – Я провожу тебя.       Александра к его досаде пошла следом, он ощущал ее спиной, пока они спускались по лестнице, шли по пролету второго этажа.       В их доме темнота не такая темная, не такая давящая и холодная. Он поймал себя на мысли, что вовсе не хотел уходить.       – Только не при Ричарде! – крикнул вслед Кристофер.       Александра обернулась.       – Что не при Ричарде?       – Целуйтесь не при Ричарде.       – Дурак.       – Да вот как раз я и не дурак. Я все с самого начала по-о-онял!       Дилан был готов сквозь землю провалиться, почему-то уши загорелись от стыда. Хорошо, что в полумраке этого не видно.       – Я сам дойду.       – Хорошо.       Он толкнул дверь на улицу, было жарко и душно даже ночью.       – Доброй ночи.       – Угу.       Чем больше он ведет себя как угрюмая скотина, тем больше вероятность, что он перестанет ей нравиться. Он же этого добивается?       Ему хотелось выть и хотелось хохотать в голос, совсем истерически. Он прижимал ладони к пламенеющим щекам, он добежал до дома, чтобы поскорее спрятаться от этого безумия.       Нужно уснуть, просто уснуть. Завтра будет легче, завтра он придумает, как быть.       Его не раз спасала от бессонницы одна единственная фраза, которую он подслушал в Пибоди, на лекции у одного психолога: «Сейчас время обо всем забыть».