Ген убийцы

      Утки в Друид Хилл Парк были ленивыми от жары, на крошки багета они не бросались, лишь не спеша перекачивались с бока на бок неуклюжим шагом, когда кусок оказывался поблизости. Некоторые птицы ходили, раскрыв клювы, некоторые перекрикивались между собой – но большая часть из них дремала на поверхности озера у береговой кромки в тени водных растений.       Уильям попал утке хлебом в голову, Кэтрин рассмеялась. У нее был обеденный перерыв в кофейне, они пошли в парк, получилось спонтанно, слишком легко. Он просто спросил, может ли он куда-нибудь ее пригласить, а если может, то когда. Кэтрин ответила, что все ближайшие дни она работает, но у нее есть обеденные перерывы.       До части парка, куда он часто выходил развеяться, было около четверти часа пешего пути. Лучший способ познакомиться и рассказать о себе – делать все, что делаешь обычно, без притворства и попыток что-то предугадать заранее. Кэтрин была согласна пойти куда угодно, с ней было легко, у него было ощущение, что он ее давно знает. Он просто говорил, она подхватывала, она не перебивала, не старалась перетягивать одеяло диалога на себя, она смущалась, что не понимает некоторые его шутки, но чувствует, что это смешно. Они оба понятия не имели, что где находится в городе – потому что Уильям переехал недавно и никуда не выбирался, а Кэтрин уже давно ничего не видит, кроме дома и работы.       Кэтрин Бушер училась в Колледже искусств Мэрилендского института, как и ее подруга Памела, с которой они снимают квартиру в Хэмилтоне, но так не окончила – потому что не потянула стоимость обучения. Кэтрин уже четыре года работает в общепите, официанткой, бариста, на выездном кейтеринге, она хочет вернуться в колледж, но с каждым годом мечта все больше отдаляется. Памела уже завершила обучение и берет интересные проекты, последний из них и очень масштабный – иллюстрации к таро Уэйта. Памела очень хочет попасть в Балтиморский Клуб Художников, в самую гущу событий, но пока не очень получается. У Памелы есть талант – а в своих способностях Кэтрин сомневалась.       – Завтра весь день на ногах, – пожала плечами она. – Пользуюсь любой возможностью посидеть. Сначала в кофейне до вечера, потом кейтеринг на творческом вечере Циммерман.       Кэтрин села прямо на траву, у нее были длинные ноги, джинсовые шорты доходили до середины бедра, кожа была светлая. Уильям тоже опустился на землю рядом, он даже не замечал, как постоянно улыбается, он всегда поступал так же, потому что ему не было никакого дела до того, что на бежевых льняных брюках отпечатается след от травы.       Люси Циммерман – джазовая певица. Ее имя он встречал в списках одноклассников жертв. Никуда не спрятаться от этого Сердцееда!       – Камерное мероприятие, или будет толпа?       – Толпа, – Кэтрин вздохнула. – Густавссон еще будет, у них с ней премьера дуэта.       – Тоже певец?       – Белокурая бестия, да.       – Популярный?       – По радио часто слышу. В жизни он совсем другой, скромный, спокойный, на солнышко похожий, – Кэтрин хихикнула, коснулась взглядом лица Уильяма, но тут же отвела глаза на горизонт озера. – Он, скорее всего, в Маунт Роял Террас живет, я его часто вижу.       – Я отстал от жизни.       – Не страшно, я бы тоже ничего не знала, если бы не слушала разговоры гостей.       – В последнее время они не радостные.       – Точно. Я всех погибших девушек помню, даже помню, что они обычно заказывали…       Кэтрин погрустнела, Уильям не знал, что сказать. Половина недоеденного багета на траве была неестественным, слишком обнадеживающим пятном.       – Я никогда не понимал, почему мир такой неправильный, почему зло реально, почему не достаточно быть хорошим и никого не трогать.       – Я тоже.       Она смотрела вдаль, она тоже подбирала слова, она хотела о чем-то спросить, но вопрос не облекался в конкретную фразу.       – У тебя не было ощущения, – Кэтрин на мгновение даже нахмурилась, она не привыкла говорить то, что сама не до конца понимает – потому что другие точно не поймут, – что Маунт Роял Террас какой-то картонный? Что все… ненастоящее? Улыбки, разговоры, даже еда…       Уильям грустно улыбнулся.       – Он и есть картонный. Куклы из пластика, хлеб без глютена, кофе без кофеина, сладости без сахара, веганские бургеры… Песни без души, картины без смысла. Солнце, которое не греет.       Кэтрин повернула голову. Он не сказал ей, чтобы она не выдумывала, он понял. До этого ей казалось, что только Памела ее понимает. Но Памела всегда была чудная, Памела верит в алхимию, эзотерику, магию, Памела умеет видеть будущее, вот так запросто предсказать что-нибудь, что никогда нельзя было бы просто выдумать или угадать.       А еще Памела верила в переселение душ, в множество прошлых жизней, что алхимик может путешествовать между эпохами… Памела на полном серьезе рассказывала, что однажды во время своих видений с путешествием в прошлые века она встречала Кэтрин – и та была неграмотной девушкой, которую взял в жены алхимик, художник и поэт, он обучил ее всему, что умел сам, и они жили долго и счастливо.       – Когда я только здесь оказался, я думал, я сойду с ума. Мне же надо быть социальным, надо искать заказчиков, надо уметь улыбаться и продавать себя… В Клубе Художников еще хуже – они же не об искусстве говорят, они говорят о количестве нулей в стоимости проданных работ, количестве рецензий и отзывов в прессе, они пишут то, что будет продаваться.       Памела говорила примерно то же самое. Только формулировки были ругательные, хлесткие, с заверениями, что она бы разворошила их муравейник и заставила ценить искусство.       Уильям погрустнел.       – Я даже думал, куда я вообще вляпался. Тут я общаюсь с Мелоди Нолан – а через пару дней ее убивают, я хожу по тем же улицам, что и серийный убийца, все улыбаются, как ни в чем не бывало, вот, у Циммерман будет вечеринка – и там наверняка соберутся будущие жертвы! И все, все прямо под носом у полиции, у ФБР, у нас под носом… Прости, я просто…       – Ничего, ничего, – Кэтрин хлопала ресницами, она бы говорила точно так же, если бы у нее была смелость сказать. – Я согласна. Мне бывает страшно – но я об этом никому не говорю.       Пора было возвращаться, но ей не хотелось уходить. Уильям особенный, будто с другой планеты – и не с той, с которой Памела. Памела живая и шумная; Уильям был живым, с горящим взглядом, вспышками, когда о чем-то увлеченно рассказывал.       Уильям ей нравился. С первого взгляда понравился. Уильяму тридцать, но он выглядит моложе – даже если иногда совсем по-стариковски вздыхает. Если – когда – они будут целоваться, она будет наклоняться к нему, потому что она его на голову выше… И это казалось ей милым.       Он проводил ее до кофейни, он улыбался и на прощание сказал: «Увидимся завтра».       Кэтрин не стала уточнять, придет ли он завтра в кофейню взять кофе или захочет снова пройти прогуляться – потому что Кэтрин точно захочет… Это был волнительный трепет влюбленности, ожидания приятного сюрприза.       Когда она расскажет о прогулке Памеле, Памела точно заявит, что Уильям – тот самый алхимик из ее видения, потому что, как она говорила, бывает достаточно одного разговора, чтобы понять, что союз душ – навсегда. Кэтрин чувствовала и понимала, а слов опять найти не могла.       Уильям не стал заходить в магазин за мороженым по пути домой, у него и так от эйфории кружилась голова. Дверь была заперта изнутри, он сперва подумал, что Александра или Кристофер вернулись раньше – хотя обещали быть только к ужину, однако он не слышал ни топота ног, ни скрипа стула.       Он насторожился, чутье никогда его не подводило. Дома был посторонний, он в два раза больше Уильяма, у него зубы и когти.       Он ступал естественно и расслабленно – насколько позволяла тревога. Он сперва заглянул на второй этаж, затем поднимался наверх, на мансарду. Он почему-то знал, куда идти, пусть и с чердака не доносилось ни звука.       Когда широкоплечая фигура напротив маркерной доски с компроматом по Серрету обернулась, Уильям все понял. Глупо, конечно, было надеяться, что его спасет направленный на фигуру пистолет, но одно он знал точно: Дракон ест людей, Дракон вовсе не травоядный.