Ген убийцы

      Он щелкнул выключателем в мастерской, прошел к ящику в дальнем углу, переложил на стул с крышки свернутый прямоугольником плед. Из ящика он достал маску с ремнями – красную, покрытую лаком, с рогами дракона, ощерившейся пастью, зазубринами шипастой головы.       Он обернулся.       – Маска каннибала – инструмент условной диссоциации, – мрачно сказал Дилан.       Александра смотрела на маску, она не сразу подошла ближе.       – Это копия той, что у Эверглейда. Я хотел ее сжечь вместе со всем остальным… Но не смог.       На маске не только его отпечатки, но и следы крови – которые он тщательно отмывал щеткой и раствором, но криминалисты всегда найдут способ обнаружить следы.       – Она красивая.       Дилан хмыкнул. Не такой ответ он ожидал – но не удивился.       – Я избавлюсь от нее. И от ключей.       Александра подняла на него глаза. Она кивнула.       Он не хотел звать ее к себе… Всю дорогу они ехали молча, потом он пошел к крыльцу, Александра смотрела ему вслед, стоя на тротуаре. Он не хотел лишний раз искушаться, ему было над чем поразмыслить в одиночестве, к тому же завтра – сегодня завтра – рабочий день. Хватит с него переживаний.       Но он позвал ее. Ей даже не нужно было читать мысли – она просто ждала, когда он переступит через свое дурацкое упрямство и перестанет ее отталкивать.       Ее присутствие в его доме ощущалось по-прежнему непривычно. Он всегда сидит тут один, никто не видит ни инструментов, ни частей поделок, ни драконов, которых он делает уже на автоматизме, просто так, складывает в коробки, потому что почему-то жалко выбросить. Они разные – чаще в боевой стойке, выгнув спину, реже – спящие, свернувшиеся клубком. Свет лампочки отбрасывал контрастные тени на предметы, он не мог понять, Александра улыбается, или это иллюзия. Она разглядывала драконов, наклонившись к столу, она медленно тянула палец к тому, который стоял, задрав лапу – подставляя палец под его лапу.       Она хотела, чтобы он тоже улыбнулся.       – Мне завтра рано вставать.       Александра выпрямилась.       – Конечно. Когда…       – Завтра в десять вечера. Десять двадцать.       Они обсудят все завтра – сегодня завтра, – они снова увидятся. Не нужно никуда торопиться, он все равно ничего не соображает, он натворит или наговорит глупостей – и будет потом жалеть.       – Доброй ночи.       Александра развернулась на пятках и пошла к двери, она шагала впереди, в полумраке коридора, она двигалась медленно и осторожно, чтобы ни за что не запнуться, она задержалась лишь на мгновение у пустой стены напротив лестницы наверх, у места, где, судя по следу на обоях, висела картина или портрет.       Рука будто сама протянулась и поймала ее за запястье. Они были в темноте, два силуэта, две тени. Александра остановилась.       Ему не обязательно было видеть ее лицо, воображение дорисовывало само и ее вопросительный взгляд, и мягкую улыбку на губах. Все же просто.       Он сделал еще шаг навстречу, рука с запястья переместилась на ладонь. Сердце уже колотилось в горле, он боялся не ее реакции, он боялся своей реакции. Он всерьез решил, что это все может быть по-настоящему? Кого он обманывает, куда он лезет?       Дыхание перехватило, когда она – уже знакомым движением – переплела их пальцы, в груди потеплело, рот наполнился слюной. Все же просто.       Дилан наклонился, медленно, осторожно, так же как она – когда тянула руку к дракону. Дыхание было теплым, ладонь прохладной, он видел, как она закрыла глаза – но сам глаза не закрывал.       Он поцеловал ее – и не умер. Прикосновение губ обожгло, оно было странным, сразу же захотелось еще – чтобы понять, не померещилось ли. Он не отстранялся, он вновь вернулся к ее губам, ответный поцелуй был как башня свободного падения, но со страховкой. Дальше он помнил плохо – потому что ее ладонь легла ему на грудь, на плечо, на шею, на затылок; его рука держала ее за голову, за подбородок, он уже открывал рот широко, он калибровался, их бедра уже соприкасались, от эрекции уже было почти больно.       Он не закрывал глаз, он видел, как она улыбается, как пытается смотреть на него, но снова закрывает глаза. Он уже держал ее обеими руками, прижимал крепко, он не рассчитывал силу, потому что желание было сильнее привычки все контролировать. Губы кипели, язык, слюна, тепло, приятная дрожь в коленях, трепет в груди, тяжесть в паху – и она хотела его, он ощущал это. Одежда казалась тесной, лишней, он хотел раздеться и раздеть ее – но его руки по-прежнему цеплялись за ткань ее платья, а ее руки – за его рубашку и джинсы.       Он не понял, как впечатал ее в стену, он зачем-то уже держал ее на весу, с разведенными в стороны ногами. Пальцам, касавшимся внутренней поверхности ее бедер через разрезы платья, было горячо, он инстинктивно вдавливал ее в вертикальную поверхность тазом, они часто дышали, он уже целовал ее шею, плечо, затем вновь возвращался к губам.       Он не успел ничего сообразить, он кончил и чуть не повалился на пол от того, как подкосились колени. Он отпустил ее, и она, как кошка, приземлилась на ноги. Она держала его за плечи, отрезвление наступило почти сразу.       Он вспотел, он хрипло дышал, от нелепости собственных действий и от того, как они вдруг резко закончились, ему стало неловко. Она притянула его к себе, когда он собирался отступить, и он вновь обвил ее руками.       Она поцеловала его в висок, дыхание у уха было таким же теплым. Он закрыл глаза.       Это точно должно было быть не так.       Может, и хорошо, что все так. Заниматься с ней любовью в коридоре не входило в его план. Для этого есть более подходящие места.       Александра гладила его по голове, он вновь забыл, что происходит. Теперь, уже с закрытыми глазами, он был расслаблен – странно, опустошенно расслаблен. Нет, она, наверное, думает, что он совсем безнадежен.       Он пробормотал что-то про утро и работу, она кивала, она потянулась к нему, он наклонился, поцелуй был снова таким, как предыдущий – только короче по длительности.       Потом он целовал ее на крыльце, когда она вышла из квартиры и обернулась.       Потом он захлопнул дверь и запретил себе выбегать и пытаться вернуть ее.       Дилан не хотел идти в душ и смывать с себя ее запах, аромат сладких духов, блестки. Он был весь в блестках, даже лицо было в блестках.       Он уснул сразу, после того как вышел из ванной и лег на кровать.