космический шаманизм в запястьях

Небольшая комната существовала сумрачным убежищем среди холода и темноты города. Феликсу нравился тесный уют, в который можно было зарыться от внешнего шума, выключить все раздражители и, укутавшись в одеяло, существовать в себе. Он сидел на матрасе, привалившись спиной к прохладной стене и, прикрыв глаза, пытался отыскать в своих воспоминаниях начало. То снилось ему каждую ночь, преследовало призрачным озарением, вертелось в мыслях образами и запахами. Феликс, казалось, почти мог дотронуться, вытащить на свет и рассмотреть, препарировать, как мертвую лягушку в классе биологии, но та каждый раз ускользала из рук. И постоянное чувство… будто что-то забыл. Очень важное воспоминание или ответ, который знал, но увы. Потерев красные от недосыпа глаза он потянулся за телефоном, хотелось позвонить Хёнджину. Услышать его голос, узнать, что с ним всё хорошо. Рассказать о том, что он видит, но никак не может понять природу происхождения. После произошедшего в оранжерее Хёнджин не отвечал на звонки и сообщения, кажется, он ушел в себя и ему было не до Феликса, полного идей и мыслей, но Феликс скучал. Кроме Хёнджина ему было не с кем обсудить то, во что превратилась его жизнь. Пару дней назад он выходил за продуктами и случайно коснулся человека. А после всю ночь плакал, пытаясь выключить чужие воспоминания и чужое будущее, полное боли. Жизнь была трагедией и это было для него слишком. Когда-то давно, до того, как ему показали ему мерцание вокруг запястий и до того, как он все потерял, мир был ярким. Даже если на небосводе не светило солнце, его внутренней звезды хватало, чтобы освещать себе путь. Но смерть забрала у него всё. Его солнце, близких и счастье. В этом он хоть и немного, но мог понять Хёнджина. Быть покинутым всеми, болезненно одиноким разрушает веру в возможность обретения счастья. И чем дальше ты идешь этой неосвещенной дорогой, тем меньше шансов увидеть свет. Разблокировав телефон, он спешно закрыл новостную ленту и почти коснулся желанного номера телефона, когда резкий жар и острая боль расползлись по грудной клетке, вырывая вскрик. Подвеска, подаренная Хёнджином разлетелась на осколки, раня, а следом, не дав опомниться, его затянуло в темноту. Такую плотную, словно дно океана в самой глубокой точке, куда не достигают солнечные лучи. В этой невесомости Феликса распяло болью и страхом. Пока в груди саднило и кровоточило, а ногти терзали ладони, сердце предательски заходилось в истерике. Словно у кролика, подумал Феликс, вспоминая, как однажды держал в руках это маленькое пушистое существо. Его сердце было так же испуганно, как и у него. - Ли Феликс Ёнбок. Шелестящие трехголосие окружило со всех сторон, вспороло душу там, где были надрезы. Феликс сжал зубы так, что в челюсти заболело, а потом всё же процедил испуганное, скрытое злым. - Кто вы? - У нас много имен, - ответили голоса. И от каждого их слова судорогой сводило внутренности. Они были существами сверх-порядка. Сверх-понимания. Феликс ощущал почти животный страх перед ними. - Норны… - Да, он называет нас так, - захихикали на мгновение норны. Смех, словно разбитое стекло по бетону, разрезал перепонки, кажется, ещё немного и они закровоточат. - Но он не прав. Мы есть время. Мы есть судьба. И ты играешься с тем, что тебе не принадлежит. - Я не… - Тихо, маленький шаман. Кем бы ты ни был раньше, сейчас твои жизни принадлежат нам. Не лезь в наши плетения. Это первое и последнее предупреждение. Их голоса исчезли вместе с темнотой. Также резко, как и появились. Пространство выкинуло Феликса назад, помятого, едва не пережеванного, он свалился на матрас, упираясь руками в колени и пытаясь вдохнуть. Лёгкие разрывало, а на языке остался привкус сырой земли. Казалось он умер, спустился до мира мертвых и вернулся назад за пару секунд. Наспех вытащив осколки, он схватил куртку и вылетел на улицу, на бегу вызывая такси. Квартира Хёнджина была выскоблена холодом. Стужа царапала пол и пряталась по пыльным углам. Хёнджин курил. Пытался переварить прошлое, которое вздыбилось в подсознании нескончаемой чередой предательств и боли. Несварение разума преследовало его четвертые сутки. Где-то в соседней комнате разрывался от звонков телефон. Где-то в солнечном сплетение щемило разочарование. Мир не изменился. Пустой и обреченный на вечные муки, он застыл вне времени и пространства. Хёнджин ощутил мрачное наслаждение от того, что его личные вечные муки скоро закончатся, а если он не перестанет вести нынешний образ жизни, то, вероятно, закончится быстрее положенного. Было немного тоскливо от этого, но как же он устал… В дверь постучали. Настойчиво и громко, уничтожая пронзительную тишину. Хёнджин вздрогнул, но не решился подойти посмотреть. Не хотелось никого видеть, не думалось, что может что-то произойти. Но стук повторился. На этот раз более сбивчиво и истерично. - Почему так сложно оставить меня в покое, - вздохнул он, отталкиваясь от подоконника и шествуя по квартире с сигаретой. На пороге оказался запыхавшийся Феликс. Лохматый, с покрасневшими щеками, в наскоро надетом поверх пижамы пуховике и с алеющим пятном в области солнечного сплетения . Шелковые штанины безобразно зажевались ботинками. - Впусти. Меня, - выдохнул он под удивленным взглядом и ввалился в относительное тепло квартиры. Снег, налипший на тяжелые подошвы отвалился грязными клочьями на пол. Феликс отвалился следом. - Что с тобой? Хёнджин присел на корточки напротив торопливо затягиваясь остатками роскоши одиночества. Поблизости обнаружилась пустая бутылка из-под вина. Окурок улетел в горлышко и слабо зашипел, столкнувшись с дном. - Они меня нашли, - выдохнул Феликс, разжимая ладонь. На ней, перепачканная кровью, блеснула подвеска, подаренная Хёнджином. Она разлетелась на части. Кажется, Феликс сжимал её всю дорогу от своего дома в панической надежде на защиту, которой более не было. - Надо же… Хёнджин сокрушенно вздохнул, аккуратно забирая острые кусочки себе. Края оплавились в некоторых местах, в некоторых - заострились, окрасившись подсыхающей кровью. То, что они смогли найти Феликса сквозь неё в следствии чего произошло разрушение означало только одно - он слабел. В вещах, которые он сделал, оставалось мало его силы. Они становились пустотой. Не более, чем безделушками из туристической лавки. Значит ли это то, что он… исчезал? Спрятав некогда амулет в кармане спортивных брюк, он молчаливо поднялся и приглашающе протянул руку. - Пойдем. - Куда? - Переоденем тебя и подумаем над новой защитой. Феликс всё же ухватился за предложенную руку, поднимаясь. Тело ныло напряжением и ноги едва держали в вертикальном положении. Хёнджин довел его до гостинной и, кивком указав на кресло, скрылся в темноте квартиры. В ней больше не пахло морозными травами, все заполонил запах сигарет и боли. Феликс ощущал эту боль нутром, она была плотной и падала комом в живот. Поджав губы, он поднял взгляд на вернувшегося парня. Тот положил на подлокотник свой свитер и присел рядом. В руках у него оказались ватные диски, бутылка какого-то спиртного и пластыри. До одури забавные в сложившейся ситуации, с цветочками. -Прости, аптечки у меня нет. -Что это? - Феликс протянул руку к бутылке, рассматривая этикету. - Водка? - Обеззараживание, успокоительное и снотворное - три в одном. Феликс тихо рассмеялся, расстегивая пижамную рубашку. Та была наверняка безвозвратно испорчена, кровь уже засохла. Думать о том, как Феликс достал осколки расплавленного серебра не хочется. Небольшие подтеки крови быстро стираются, обнажая несколько глубоких ранок. От спирта щиплет и горит, и Феликс жмурится, но тут же ошарашенно распахивает глаза. Хёнджин осторожно дует на ранки, пытаясь облегчить боль, а после ловко заклеивает пластырем. В грудной клетке прорастают цветы. - Вот и все, - вздыхает он, отстраняясь. - Как ты? - Болит, - выдыхает Феликс, тянясь за бутылкой. - Я выпью? Хёнджин машет рукой, мол, делай, что хочешь и устраивается на полу, наблюдая. Феликс выглядит разочарованным и уставшим. А ещё, хоть сам и не замечает, напряжен до предела. Ждёт, что может произойти ещё что-то. Водка сжимает горло огненными жвалами, перехватывая дыхание. Феликс морщится, прижимая тыльную сторону ладони к лицу и замирает. Способность дышать возвращается через пару секунд. Какое-то время они сидят молча, буравя взглядом каждый свою пустоту. В этой пустоте у каждого были свои мысли. - О чём думаешь? - тихо спрашивает Феликс, ловя потерянный взгляд. - О том, как тебя защитить. А ты? - Мне снятся сны, - издалека начинает он. - Хотя, кажется, правильнее сказать - миры. Они разные и странные, не похожие на тот, в котором мы сейчас. Я плохо понимаю, что там происходит. Где-то всё хорошо, где-то всё погибает. И… я не могу быть уверенным, тот, кто рядом, он всегда выглядит по разному. Но мне кажется это ты. И я думаю, а что если… - Если мы уже были вместе? Хёнджин склоняет голову на бок, рассматривая как Феликс неловко закусывает нижнюю губу, сжимая ладони между коленей. Он всё ещё не переоделся в свитер и цветущие пластыри в разрезе расстегнутой рубашки в сумраке казались веточками цветущей вишни. - Просто есть такое ощущение. Считаешь, такого быть не может? - неуверенно спрашивает Феликс и Хёнджин с тихим смехом валится на спину, вытягивая руки перед собой. Рассматривает ладони, крутит запястья и сгибает несколько раз фаланги пальцев до хруста, проверяет стали ли они прозрачными, как его сила. - Я уже ничего не считаю, маленький шаман. Потратил всю жизнь на поиск сакральных знаний, но так и не понял из чего слеплен этот мир. Но если вдруг в твоих снах есть побережье бескрайнего океана, цветочные поля и бесконечная сладость в поцелуях, то вероятно ты прав. Затерянное побережье бескрайнего океана где-то среди космоса, где небо не такое, как здесь, и цветочные поля поодаль. Феликс видел их несколько раз столь отчетливо, что сложно не узнать описание. У него соль тогда в волосах застревала, а ступни резались об ракушки и рифы. Кто-то плёл ему венки из невиданных цветов и водружал на светлую голову, кто-то носил его на руках, кто-то целовал и смеялся так открыто и сладко. Не перепутать. Феликс сползает с кресла шумно и быстро, и Хёнджин чувствует тяжесть его тела на своих бёдрах уже через мгновение. - И песок… такой белый и мелкий словно мука. Откуда ты узнал? Феликс нависает близко, почти касается кончиком носа до чужого и таинственно улыбается. В расширенных зрачках плещется восторг и неверие и Хёнджин согласен, что для этого мира такое слишком за гранью возможного. Феликс для этого мира тоже, по его мнению, слишком. Он смотрит на маковые веснушки, рассыпавшиеся по скулам, и тянется потрогать. Феликс к руке льнет щекой, ласковый и нежный, а у Хёнджина простреливает чувствами в сердце. Так неизвестно знакомо. - Я не вижу, но так тебя ощущаю. Ты - океаническая нежность среди цветочных полей. И уверен, что твои поцелуи такие же сладкие. Проверить хочется сразу же. Они сталкиваются губами неловко, стукаются зубами и приглушенно смеются. Смущение обдает щеки алым маревом и они пробуют ещё раз. Аккуратно и ненавязчиво, едва вдыхая воздух в сжатые волнением лёгкие. Притираются, изучают друг друга пока сердца кровит любовью в грудной клетке. Феликс и правда оказывается сладким. И теплым. Хёнджин приподнимает прохладными ладонями расстегнутую рубашку, укладывая руки на талию и вызывая недовольный стон. - Холодный, - шикает Феликс, немного отстраняясь. Довольная ухмылка на чужих зацелованных губах режет плавленое сознание. Хёнджин тянется поцеловать ещё раз, быстро и смазано, а после обнимает, позволяя устроиться на своей груди. Путаясь пальцами в темных прядях, он мягко массирует кожу головы, чувствуя, как Феликс расслабляется. - Я засну так, - сонно бормочет Феликс. Усталость, алкоголь и тепло чужого тела утягивают из реальности в мир сновидений. - Хочешь пойти в спальню? Феликс в ответ только мычит и нехотя приподнимается, позволяя Хёнджину встать, а после поднять себя. В спальне оказывается неожиданно тепло и Феликс, скинув с себя рубашку, быстро юркает под тяжелое одеяло и через несколько секунд оказывается заключен в объятия. - Я рад, что нашел тебя, - выдыхает Феликс куда-то в шею и чувствует мягкий поцелуй в макушку, что вызывает сонную улыбку на губах. Хёнджин обнимает его словно сокровище. Потерянное однажды и вновь найденное. - Спи спокойно. А сам лишь думает, как это жестоко. Если и правда их любовь исчислялась мирами и жизнями, но в один момент всё оборвалось и теперь остались жалкие несколько лет перед падением в новый отрезок Вселенной… без него. Он смаргивает выступившие слезы и прислушивается. Когда дыхание Феликса выравнивается, он закрывает глаза, чтобы провалиться в темноту. Сны в эту ночь его не мучали.