космический шаманизм в запястьях

Выгравированная боль в глазах отражалась за глазницами тупой болью. Свет монитора выжигал тоской. Джисон сгорбился над своим музыкальным инструментом и немигающим взглядом следил за дорожкой в окне открытой программы. Из наушников, покоящихся на взлохмаченной голове доносились биты. Минхо недовольно поджал губы, застревая в проеме с тарелкой еды и кружкой кофе. В воздухе витала усталость. И у нее было имя. Минхо ощутил это в полной мере, когда тайком наблюдал за Джисоном. И то, что он видел — пугало его. Было так много того, что осело в Хёнджине за долгие годы несчастий. Так много страха, разочарования и отчаяния. Так много боли. Минхо прикасается к напряженным плечам, сжимая. Джисон в ответ стягивает наушники и запрокидывает голову, чтобы столкнуться с обеспокоенным взглядом. — Тебе нужно отдохнуть, — замечает Минхо, массируя плечи. — Ты сидишь тут целый день. — Не могу закончить, — морщится Джисон, возвращая взгляд к монитору. — Всё не то. Я так устал… сколько бы я не пытался, мир меня не замечает. — Ох, солнце, — вздыхает Минхо, обнимая. Он тоже смотрит на монитор, но ничего не понимает. И не знает, чем помочь. В этой жизни Джисон был музыкантом. Минхо всегда считал его душу особенной, но в этой жизни… несмотря на талант, который был явно подарен силами выше него, мир будто бы игнорировал всё, что Джисон делал. Минхо уже попробовал всё, что умел, но он был лишь травником, его силой было далеко не привлечение богатства и славы. А Джисон этого желал страстно и самоотверженно, он трудился неделями, не спал, выпускал релиз за релизом, но оставался неизменно незамеченным. Оставался только один вариант. Минхо избегал его всеми силами, но сказанное Феликсом сидело в подкорке мозга и сжирало сердце. То болело и сжималось каждый раз, когда взгляд ловил тускнеющую улыбку Джисона, когда тот думал, что его не видят — Я попрошу помочь своего друга, ладно? — Он тоже шаман? — уголками губ улыбается Джисон, выбираясь из объятий и, обернувшись, берет Минхо за руки. Они у него всегда были сухими из-за работы с землей и сколько бы Джисон не покупал ему крема, Минхо только посмеивался и продолжал игнорировать достижения современности. — Да, — кивает он. — Очень сильный. Но сначала ты поешь и мы отдохнем. *** Безмятежность в квартире Феликса граничила с солнечным теплом. Хёнджин утопал в подушках, ворохе одеял и объятьях, лечился о нежную ласку с привкусом вишневого блеска. Дни превратились в тягучую нугу и Хёнджин не хотел даже думать, что этот период закончится. Он лениво наблюдал за тем, как Феликс ведет стримы. Узнать, что тот зарабатывает на жизнь, играя в игры — было неожиданно. — Стриминг — это когда… — пытается объяснить Феликс, заметив удивленное выражение лица. — За кого ты меня принимаешь? — обиделся Хёнджин. — Я не материализовался здесь две недели назад прямиком из пятнадцатого века. Он улыбнулся воспоминаниям, ища среди одеял телефон. Они взяли перерыв в несколько дней, чтобы прийти в себя. Чтобы решить, что делать дальше. И, наверное, отдохнуть. Насладиться спокойствием и путающимися пальцами. Феликс держал его за руку даже когда спал, устроив голову на груди. Он прилипал так близко, что становилось жарко. Хёнджин плавился, глядя в темноту — бессонница стала только сильнее. А Феликс боялся, что одним утром его у него опять заберут. Пытался укрыть телом от всего мира. Свет от экрана телефона выжег глаза, привыкшие к неоновому сумраку в комнате. Сообщения от Минхо беспокойно всплыли из небытия. Хёнджин Нужно поговорить Это срочно Хёнджин хмурится, глядя на сообщения Минхо и вздыхает. Если он пишет такое, то ничего приятного там не ожидается. Приедем с Феликсом к тебе домой завтра Нам тоже нужно поговорить Он отправляет сообщение и быстро блокирует телефон, откидывая его назад в дюны из одеял. Беспокойство закралось в сердце и сжало внутренности. Хёнджин уткнулся лицом в подушки, жмурясь. Вся их история, словно пазл с потерянными частями, никак не складывалась в единую картину. Кто они? Почему обладали такой силой, что могли создать мир? И почему Аркил так сильно их ненавидел? Почему они бежали от него? Прятались? Теряли так много всего? Все эти вопросы витали в воздухе, безответные и тяжелые. Они давили болью. И Феликс верил, что сможет найти ответы и, вероятно, выход. Хёнджин за него боялся, но останавливать не смел. Это было бессмысленно. Все уже, как будто, было свершено, оставалось лишь найти одну единственную дорогу. Узнать одно единственное знание. Когда Феликс закончил и снял гарнитуру, он обернулся в кресле и устало улыбнулся. Хёнджин лежал на спине, обняв подушку, и смотрел что-то в телефоне. Всполохи белого света скользили по спокойному лицу. Хёнджин был… Феликс терялся в эпитетах, которые не показались бы ему чересчур пошлыми и мало описывающими реальность, но иногда Феликс терялся в подвисаниях своего мозга, когда смотрел на него. Медленно встав, он потянулся, все тело ныло от долгого сидения в одном положении, и перебрался на матрас. — Как дела? — спрашивает он у Хёнджина, садясь на бедра, привлекая к себе внимание. Он протягивает руки, приглашая переплести пальцы и смеется, когда его за эти руки дергают к себе, заключая в объятия. — Завтра к Минхо едем, — говорит Хёнджин, пропуская пряди волос сквозь пальцы пока Феликс устраивается на нем. — Он хочет поговорить о чем-то. Да и нам не помешало бы. — Думаю, разговор будет о Джисоне, — замечает Феликс, утыкаясь носом в шею. — Джисон… это та его возлюбленная душа? — Угу, — мычит Феликс и недолго думая легко прикусывает кожу. — У нас осталась какая-нибудь еда с доставки? Я сейчас умру от голода или съем тебя. — Можешь попробовать, — посмеивается Хёнджин и вскрикивает от тут же последовавшего укуса. Его возмущения тонут в счастливом смехе. *** День не задался с самого утра. Минхо поругался с Джисоном, разбил горшок и вот теперь перед ним сидело два мрачных шамана. Один из них веско заметил, что он умрет от холода, если Минхо не сделает ему глинтвейн по особому рецепту из его прошлой жизни. Второй пожал плечами и попросил чай. И сладкого. Минхо внимательно слушал все, что происходило у его друзей в последнее время и едва ли верил. Звучало настолько нереалистично, насколько вообще могло. В конце концов, неудачи дня почти продолжились, когда он едва ли не разбил кружки, стоявшие на подносе. — Убить создателя всего? — шипит он, с опаской оглядывая амулеты в комнате. Делать их научил его Хёнджин и он ни на секунду не сомневался, что стоит всё ими заполонить. — Вы теперь оба ёбнулись? Феликс, ты, голос разума, какого черта? — Я бы выпотрошил его тело и подвесил на это сраное дерево болтаться пока вечность не закончится, — только улыбается Феликс. Хёнджин морщится. — Только не говори, что ты это в моих воспоминаниях подсмотрел… — Я у тебя там много чего подсмотрел. — Отвратительно, — вздыхает Хёнджин, тянясь к своему коктейлю на подносе. То, как делал глинтвейн Минхо, было невероятно. Не полакомиться при таком случае было бы кощунством. — Силёнок не хватит, — закатывает глаза Минхо. — Вы двое вообще понимаете о чем толкуете? Если всё действительно так, как вы рассказываете, то он узнает о ваших планах до того, как вы успеете понять как его вообще убить. Ты, — он тыкает в Хёнджина в плечо, — пробовал убить норн. И как? Расскажи-ка нам о своих успехах. — А что заметны успехи? — огрызается Хёнджин. — Я не знаю чем можно убить божественные сущности. Судя по всему, у них иммунитет ко всей земной магии и, к тому же, нити их судеб я не смог разорвать. — Время, — как бы между делом вставляет Феликс. — Если я пойму, откуда черпаю силу, то смогу… схлопнуть временное пространство для любого существа, находящегося во временном потоке. — А если он вне времени? — Все существующее находится во времени: текущем, замершем или фрагментированном. Сожмешь время, в котором существует кто-либо, поглотишь энергию и существо ограничится вместе с ним. Аркил может и создатель, но что-то, что мы сейчас называем временем — он не создал. Скорее время создало его. — Поглотить энергию такого размера хочешь? — усмехается Минхо. — Тебе напомнить, что с твоим телом происходит, когда ты поглощаешь энергию шаманов? — Это… вопрос другого уровня, — вздыхает Феликс. — Я ещё не решил, что с этим делать. — А было бы неплохо решить. Потому что от этого зависит успех всего вашего… — Минхо неопределенно взмахивает рукой в воздухе, — безумия. — Терять нам всё равно нечего, — тихо проговаривает Феликс, смотря в окно за спиной Минхо. Солнечный день был в самом разгаре, но радости от этого, как раньше, он больше не испытывал. — Отведешь нас к вратам? — после недолгого молчания спрашивает Хёнджин. — При двух условиях… первое: нам нужна защита. И не физические амулеты. Нужно то, что невозможно сломать, при этом сильное. А второе… — Второе? — Измени судьбу Джисона. Хёнджин давится глинтвейном. Он смотрит на Минхо и поверить не может. Минхо, который боится этого всего, просит о таком. — Ты же… понимаешь, что я разорву и вашу связь в этой жизни? Вы больше не будете вместе с вероятностью в девяносто девять процентов, потому что я обнулю всю его судьбу и направлю по новому пути. Тебя там может не оказаться. — Мне всё равно на себя, — пожимает плечами Минхо. — Но измени ход его жизни, пусть занимается тем, что любит, и получает за это заслуженную славу, но только не убивает себя. Я найду его в следующей жизни. Феликс, задумчиво перебиравший кристаллы, что лежали в плетеной коробочке на столе перед ним, вдруг вытянул оттуда кварц и глядя на него шумно вздохнул. — Странно. Почему с ним это происходит? — В смысле? — Хёнджин сказал, что неудачи преследуют тех, кто совершил что-то противоречащее замыслу в прошлых жизнях. Но ты всегда был рядом с ним, в чем причина, что он стал невидимкой в этой? Минхо задумчиво прищурился. Всё же Феликс с момента их последней встречи сильно изменился. В нем разлилось спокойствие и уверенность, а из некогда живых глаз исчез блеск, но вместо него поселилась уже знакомая тоска. Это тоска по дому — понял Минхо. Они с Хёнджином тосковали и по друг другу, и по тому другому миру, где им было хорошо. Почему-то Минхо казалось, что их связь куда глубже, чем может позволить этот мир. Будто бы они — одно целое. Это было удивительно. Но и пугало, как нечто неизвестное. Минхо вдруг подумал, что ради друг друга они пойдут на что угодно. Даже если это будет грозить катастрофой всему живому. — Минхо, — протянул Хёнджин, отводя взгляд от Феликса, — что если это из-за тебя? — Из-за меня? — переспросил он ошарашено. О таком он ещё не думал, да и не было повода. Находиться в отношениях с душами, с которыми не был связан — не запрещалось, иначе дела бы обстояли у многих весьма печально. — Что вы имеете в виду? — все же решается спросить он, сжимая кулаки под столом. — Если ты нарушаешь чьи-то планы из жизни в жизнь, не думаешь ли ты, что у этого будет определенная цена?