космический шаманизм в запястьях

Утро встретило зимним холодом. Феликс грел ледяные руки об металлическую кружку с дымящимся кипятком и пустым взглядом наблюдал за приготовлениями. Минхо суетился по помещению, кажется, он отчетливо помнил каждый этап. Чан помогал ему. И всё казалось каким-то до ненормальности обычным. Вероятно, так действовали несколько часов сна. От них мир плавился, а голова гудела от усталости и обрывков воспоминаний. Будущее и прошлое перемешивалось тут в неразделимый поток. Феликс видел всё, что происходило и будет происходить, но сопоставить не мог. Да и не было смысла. Он уже несколько дней как понял, что неизменным не остается ничего. Всё же, он видел будущее, но не мог влиять на выборы, которые совершаются каждую секунду. — Хёнджин, — позвал он, вдруг нахмурившись. Шаман, сидевший за столом и с интересом изучавший пыльную книгу на незнакомом Феликсу языку, поднял на него взгляд. Он тоже очень устал. Пожалуй даже сильнее, чем до встречи с ним, но вида не подавал. И даже если ему и было страшно, он прятал это так далеко, что не разглядеть. — Что? Увидел что-то? Феликс отрицательно мотнул головой, сжимая пальцы на теплой кружке. — Если мы не найдем способ… что будем делать? — Будут ли у нас какие-то варианты что-то делать? — спокойно интересуется Хёнджин и Феликс понимает куда он клонит. Беспокоиться о том случае, из которого не будет выхода — бессмысленно. Они замолкают, возвращаясь к своим мыслям до момент пока их не окликает Минхо. — Готово. Чана поблизости не было и Феликс решил, что тот всё же решил заняться погребением. Он показался ему мягким и сопереживающим, чтящим законы мира, в котором живёт. Однако к нему с Хёнджином он относился сдержанно и, вероятно, это можно было описать словом прохладно. Было видно, что заигрывания с божествами ему не нравятся и если бы не Минхо, то его бы здесь никогда не было. Пройдя за комнату управления, что представляла собой большой купольных зал, где они переночевали, все трое оказались в небольшом помещении, в центре которого расположились врата, а на полу два приготовленных спальных мешка. Черный прямоугольный камень высотой с рост человека, уложенный на свою узкую грань, не выглядел чем-то особенным и способным переносить души в, как выразился Минхо, — надлунный мир. Хёнджин настороженно погладил глянцевую поверхность, напоминающую обожженный расплавленный асфальт. Она скользила под ладонью приятным шелком и холодом, была словно бы мокрой, но, посмотрев на свою руку, он не обнаружил никакой влаги. — Что это? — Космическая пыль, метеориты навечно сплавленные вместе, земные минералы и кровь. — Вы приносили жертвы? — оборачивается Феликс. — Людей? В этой комнате ему тяжело дышать. Минхо ему не отвечает. Только пристально смотрит в глаза, зрачки напоминают обсидиан, почти как этот поглощающий свет камень, и закрывают всю радужку. Феликс понимает молчание. Приносили. Кормили богов. Кормили Его. Покупали дозволение. — Что нужно делать? Хёнджин хочет закончить с этим как можно скорее. Его пробирает до костей каким-то непонятным сырым холодом. Будто заживо закапывают. Здесь все странное и болезненно вывернутое наизнанку, хотя и выглядит абсолютно обычно. Он хочет поскорее убраться подальше. — Тоже самое, что и с проводником, — коротко поясняет Минхо и протягивает два стеклянных бутылька. В них травы и минеральная пыль, уже знакомый Феликсу эликсир, приготовленный Минхо. Он морщится от неприятных воспоминаний, но берет один, усаживаясь на приготовленное для него место. Пить не торопится. — Какие-то предостережения, указания есть? — Постарайтесь не умереть. В остальном… это должно быть безопасно. Когда душа покинет тело, сможете войти во врата, а там пробудете пока не решите вернуться. Для этого нужно просто захотеть проснуться. Или очень сильно напугаться. Должно сработать, как пробуждение от очень реалистичного кошмара. Хёнджин потряс бутылёк в руках, задумчиво вслушиваясь в звук переливающейся в нем жидкости. Вся эта затея была настолько импровизацией, что он даже не пытался просить Феликса посмотреть возможные варианты будущего. В конце концов, иногда… лучше ничего не знать о том, куда ты идешь. Он искоса посмотрел на Феликса, открывающего свой бутылёк, и, вздохнув, выпил эликсир. Мир начал искажаться очень быстро. Тело налилось свинцом, прошибло потом от накатывающей интоксикации, а потом всё погрузилось во тьму. Хёнджин лишь успел почувствовать, как испуганно сжимает его руку Феликс. Никто из них двоих не представлял, что нужно делать. Минхо сказал, что они пройдут сквозь врата, когда выйдут из телесных оболочек, но не объяснил как. Хотя вряд ли сам до конца понимал то, как работает это устройство. Однако, уже спустя мгновение проведенное в невесомой тьме, их ослепил яркий солнечный свет, что заливал поляну ничуть не изменившуюся с последнего раза. Очертания дерева проступило сначала размытым маревом, а когда глаза привыкли к ослепительному солнечному дню, что вечно существовало в этом разломе, величественно возвысилось вдалеке. — Что теперь? Хёнджин огляделся, приставив ладонь козырьком к глазам. Вечное солнце в зените слепило и плавило воздух, но в какую бы сторону он не смотрел, в каждую из них бесконечно тянулись зеленеющие поля и только дерево, словно бы в середине всей этой иллюзии, выглядело настоящим. — Не знаю, — честно ответил Феликс. — Но думаю, нам надо к дереву. В тот раз я смог попасть внутрь, возможно, вместе нам удастся увидеть больше. Он приглашающе протянул руку и когда Хёнджин взялся за нее, повел их к дереву. В тени веток, в которых едва заметно гулял ветерок, они осмотрели кору, теплая и шершавая она казалась обычной, нисколько не способной пропускать сквозь себя души. -Давай вместе, — предложил Феликс. Он полагал, что если прикоснуться к Древу вдвоем, взявшись за руки, переплетя пальцы, соединяя их души в одну насколько это возможно, удастся пройти внутрь вместе и не потеряться в пространствах, где нет ни указателей, ни направлений. Ни времени. Они провалились внутрь лишь через пару минут молчаливого ожидания. Осознания себя бестелесными, частью этого надлунного мира. Зависнув в незнакомой полутемноте, Хёнджин потерялся. Вдалеке виднелись звёзды, полуразрушенные планеты, осколки зеркал, разрушенные вещи и нити, целые и надорванные, — все это плавало вокруг словно после корабля, потерпевшего крушение в космическом море. Он, завороженный сюрреалистичным зрелищем, потянулся к одной из нитей, но Феликс его одёрнул и указал на слабый огонёк поодаль. Казалось, там была какая-то пещера, плавающая в космической пустоте. — Почему туда? — спросил Хёнджин, но не услышал своего голоса. Вокруг не было ни единого звука, так звучала космическая пустота. Феликс покачал головой, указал на горло и показал знаком, что ничего не получится. Здесь не было ни звуков, ни воздуха. Они находились на заброшенной территории, где не существовало ни языков, ни тех, кто мог бы на них говорить. Это была граница мира, куда попадало всё ненужное — свалка всех существующих миров. До пещеры они добрались, хватаясь за предметы в воздухе, однако стоило зависнуть над каменистым порогам, как невесомость резко сменилась гравитацией. Хёнджин ощутил, как в легкие поступил затхлый воздух, а под ногами зашуршал гравий. -Пошли, — скомандовал Феликс. Он был серьезен и решителен, будто бы уже знал наперед, что делать. Хёнджин пошел за ним, осматриваясь. И хотя смотреть было особо не на что, каменный туннель не изобиловал чем-то, за что можно было бы зацепиться взглядом, он все время ощущал на себе взгляд, от которого по спине ползли мурашки нехорошего предчувствия. Но сколько бы он не оборачивался, не вглядывался в камни — ничего не видел. Спустя недолгий путь через сводчатый туннель, они оказались в сумрачной пещере, что была освещена лишь парой оплакивающих жизнь свечей и сужалась вокруг полусферой. У стены за подобием стола, высеченном прямо в камне, сидела сгорбившаяся старуха. Её черное одеяние, пышное и траурное, скрывало костлявое тело целиком, оставляя на виду лишь нижнюю часть лица, что вопреки всему принадлежала молодой женщине. Хёнджин приблизился аккуратно, с опаской выставив перед Феликсом руку, готовый в любой момент оттолкнуть его, и внезапно понял. Та, кто была перед ним принадлежала всем мирам сразу, её тело, наполовину живое и наполовину мёртвое источало приторный запах яблок. — Вёльва… Хёнджин почтительно склонил голову, но предостерегающе закрыл собой Феликса. Он никогда не видел сказительниц, но слышал от Минхо, что они знают о мирах и богах если не всё, то многое. — Не бойтесь. Я видела, что вы придёте. Садитесь. Женщина устало взмахнула рукой, приглашая присесть. Её голос был ни то молодым, ни то скрипуче старым, а за черной вуалью, что скрывала верхнюю часть лица зияла чернота пустых глазниц. — В пустых глазницах найдешь то, что ищешь, — тихо проговорил Хёнджин своё предсказание, чувствуя, как у него начинает болеть голова. Женщина улыбнулась и на пухлых губах блеснула алая кровь. — Всё верно. В это место попадают за ответами. Какой у вас вопрос? — Вы можете сказать, кто мы? — не раздумывая спрашивает Феликс. — Откуда? Вёльва протягивает свою ладонь и кивком велит вложить в неё руку. Феликс повинуется без опаски, но ощущает, как Хёнджин, вставший за его спиной, сжимает плечи в предостережении. Жизнь научила его опасаться всего незнакомого. — Что ты готов отдать за знания? — спрашивает вёльва, обращая свои глазницы к нему. Она скрывает руки за перчатками, но под ними Феликс ощущает только кости. — А что я могу предложить? — Глаза… — кряхтит вёльва. — Нет, — вклинивается Хёнджин, дёргая Феликса на себя. — Никаких торгов душами и телами, поднимайся и на выход. Женщина тяжело вздыхает и ладонь выскальзывает из её рук, но когда она начинает говорить, в жилах стынет кровь, а Хёнджин замирает за спиной Феликса. — Светлая душа. Такая светлая, что жжёт глаза и мешается. Тебе тяжело будет в мире людей, тот, кто стоит позади уже знает об этом. Соблюдать законы богов, когда твоя сила равна им — тяжело. Вёльва ненадолго замолчала, скользя длинными пальцами по столу, будто бы что-то искала, криво усмехнулась и продолжила. — Вы путаете время, — снисходительно произнесла она. — Хорошо, я открою вам то, что вижу и знаю без платы… сколько успею. Но остальное придется отыскать самим. В начале времен, когда пустота только обрела форму, в ней плелись нити света и тьмы, словно образующая паутина. Холод ночи и всполохи огненного рассвета сталкивались в бесконечной войне над бездной, о которой никто из родившихся позже богов не знает. Её суть не ясна даже самым мудрым, тем, кто дарует знания о вселенной за дары. В то время, время первобытного космоса, в пространстве ещё не было ни богов, ни полу-богов, ни великанов, ни людей, ни вас… вы… вы не люди и не боги, не шаманы, вы и правда не похожи на тех, кто на Земле обладает способностью знать и помнить. В ваших душах чувствуется эфир. Когда-то, на заре моей жизни я видела его отголоски. Слабые и уже не способные на создание новой жизни. Из первородного эфира появилось всё сущее, он создал из пустоты богов, полу-богов, великанов и людей. Эфир создал Аркила. Он не такой сильный, как вы думаете, он равен вам, просто питается болью, а боль содержит в себе самую сильную энергию. А те, кого вы зовёте шаманами, они лишь люди, у которых в душе остались отголоски, крохи эфира, а у вас души словно сотканы из него, поэтому так ослепительно сияют. Вёльва глухо засмеялась, щурясь под вуалью, что закрывала впадины глазниц. Её губы, что словно принадлежали красивой женщине, скривились в усмешке. — Боги этого мира вас не любят, потому что вы ломаете хрупкое мироздание и нарушаете правила, вы здесь чужие и эти миры, их миры, вас отвергают, создавая нестабильность. Здесь, в этих мирах, существа, умеющие создавать и разрушать, кормятся, но вам как будто это и не надо. В вас достаточно энергии, чтобы не существовать за чужой счет. Я знаю каждый уголок вокруг бездны, но никогда не видела никого, похожего на вас. Мой вам совет… Вёльва ненадолго замолкает, рассматривая темноту за спинами гостей и усмехается. — Что вы хотите сказать? — тихо спрашивает Феликс. У него горят глаза предвкушением, а на плечах чувствуется крепкая хватка Хёнджина. Он ощущает, как по спине бежит холодок, извечное предчувствие плохого. Но не успевает даже обернуться в клубившуюся позади темноту, как внутренности скручивает страхом. Что-то стремительно приближалось. — Ищите ответы в бездне, — гаркнула вёльва и взмахнула руками отчего их отбросило в сторону. Мир завертелся, превращаясь в смазанный калейдоскоп и последнее, что Хёнджин успел заметить это стрелу, пригвоздившую вёльву к стене. Выштормило по сияющему туннелю в нейтральное пространство так, словно хотело перемолоть все кости. Дерево вытолкнуло их из себя, как чужеродный объект. — Пиздец, — простонал Хёнджин, выползая на щекочущую ладони траву. Его тошнило и переламывало болью. Рядом без сил свалился Феликс, кое-как перевернулся на спину и вперил пустой взгляд в ветви дерева, раскачивающиеся над головой. Они лежали рядом добрые полчаса, пытаясь прийти в себя в абсолютном молчании. Голова раскалывалась так, будто об неё разбили как минимум планету, как максимум галактику, а впереди ещё было путешествие до реальности. — Что думаешь? Феликс поморщился, но усилием воли смог сесть и взглянуть на безэмоциональное лицо Хёнджина. Тот скосил на него глаза. — Что по нашей вине единственное около божественное существо во вселенной, не пытавшееся меня сожрать просто потому что, было убито. — Что? Кем? Хёнджин удивленно приподнимает брови: — Не видел? Это был кто-то, кто умеет стрелять из лука. Таких среди способных путешествовать как и мы не так уж и много, но и не то чтобы мало, чтобы с первого раза угадать. Может, это была Фрейя. Она самая могущественная среди вёльв, только она могла бы предвидеть наше появление там. — Получается, вёльва нас спасла? В голосе Феликса звучит грусть и он опускает голову, когда видит кивок. Цепляется со всей силы пальцами за траву. Кажется, злится. И Хёнджин, тяжело вздохнув, поднимает руку, чтобы взъерошить волосы. — Она знала о том, что это произойдет с самого начала, — успокаивающе сказал он, — иначе бы не отдала знания о том из чего создана эта вселенная за просто так. Феликс молча кивает, поднимаясь. Он оглядывается на тонущее в золотом сияние дерево и у него уже привычно щемит сердце. — Получается, нам нужно попасть к бездне? Задумчиво спрашивает Феликс, тянясь, чтобы взять Хёнджина за руку, но ловит лишь пустоту. Хёнджин исчезает едва ли не за долю секунды, не хватает силы увидеть ни как, ни куда ведет открывшийся посреди пространства портал. От неожиданности Феликс вздрагивает и застывает на месте, опасливо озираясь, но на поляне перед Древом ничего не изменилось. Только рядом больше не было и намека на присутствие Хёнджина. В этот момент страх окатил словно волной, пробил грудную клетку, сжал внутренности до остановки дыхания. Мысли безумным вихрем закрутились в голове, а пространство начало распадаться. Страх пытался вытолкнуть его назад в тело, лежавшее перед порталом. Но если он вернётся один… что будет с Хёнджином? Сжав зубы и кулаки, Феликс отчаянно зажмурился, пытаясь удержаться на месте. Сделал один вдох, второй, по-дурацки досчитал до десяти, пытаясь отключить эмоции и выровнять дыхание, а после обессилено сел в колосящейся траве. Тепло земли растеклось под ладонями, которыми он зарылся в мякоть, цепляясь за нее пальцами словно корнями. Здесь всё было пропитано его магией, золотом времени, которое фрагментами рассыпалось перед глазами. Вёльва сказала, что весь этот мир произошел из бездны. А значит до сих пор находится в ней. В этом времени, что текло под его ладонями, он ловит воспоминание о теплоте объятий и ночных успокаивающих поцелуях. Ловит каждую его жизнь: он был ведьмой, солдатом, рабом, простым крестьянином, торговцем, врачом, путешественником… Феликс пробирается до самого начала, наматывая обжигающие ленты на руки пока не проваливался в пустоту. Черную и ледяную. Всё тело свело судорогой, пронзающей каждую мышцу. Слишком много… бесчисленные страдания, что обгладывают белые кости, вертятся калейдоскопом ужаса. Он барахтается во времени, рассыпается на части, пока не путается в красной паутине. Она обнимает коконом боли, словно в подарок вселенскому пауку. И в этом коконе Феликс видит создание.