Лунный свет

Тропинка усыпанная листьями и засохшими ветвями, вела Уэнсдей в неизвестное направление, но известное для карты. Она уже, довольно, далеко отошла от Невермора. На пути ей встречались, старые, каменные дома, как будто времëн средневековья. Они были сожжены, без стëкол и дверей, покрыты мхом. Но ещë не было видно, той самой мельницы. Она шла дальше в глубь леса. Листья и ветки шебуршали под ногами, и было такое чувство, что чем дальше Уэнсдей углублялась в лес, тем становилось теплее. Через несколько шагов, она увидела поле, а в середине стояла мельница. Поле было забыто людьми и заросло, уже засохшей травой. Мельница красиво освещалась лунным светом. Еë вид был лучше, чем те дома, которые она видела на пути. Она была так же из камня, но в некоторых местах были не большие проëмы. Лопасти легко вращались на тëплом ветру, и был слышен их скрип. Уэнсдей отправилась к мельнице, переступая засохшую траву. Трава была по торс из-за еë малого роста, поэтому она руками отбрасывала траву. В кроссовки попала листва и много лопухов на липла на джинсы. Чем ближе она подходила к мельнице, тем труднее ей становилось пробираться через траву. Но это, конечно, еë не остановит. Ведь она Аддамс, а Аддамсы никогда не отступают со свой цели. И конечной еë целью была Энид. Найти еë и поговорить. Решить наконец-таки эту головоломку. Подходя к мельнице, Уэнсдей отряхнула от кроссовок листву и убрала колючки от джинс. Когда она убрала все растения с одежды и обуви, младшая Аддамс оглядела мельницу. Когда она была далеко от мельницы, мельница казалось ей не очень большой. Но подойдя ближе, мельница становилась всë выше. Сооружение, наверное, было в три этажа. Уэнсдей обошла вокруг и наткнулась на дверь, ведущая во внутрь здания. Зайдя в мельницу, еë встретил деревянный пол, который был съеден в некоторых местах термитами. На удивление, пол не скрипел и не издавал противных звуков при ходьбе. Также, Уэнсдей заметила лестницу, ведущую на этаж выше и много мусора на полу. Много бумажек, стеклянных бутылок, мешков, в которых, наверное, раньше хранилась мука. А также, на некоторых местах, была паутина. Уэнсдей стала подниматься по лестнице на второй этаж. Да, как она догадалась, у мельницы было три этажа. Когда Уэнсдей поднялась на второй этаж, она увидела еë. Энид. Еë Волчонка. Энид сидела к Уэнсдей спиной, и не заметила присутствие другого человека. Она была одета в свой цветастый свитер. Если в прошлом семестре, Уэнсдей, просто не могла смотреть на свитера Энид, без раздражения. То сейчас, эти свитера стали такие родные для неë. Так же на Энид были одеты джинсы, а на ногах красовались оранжевые кеды. Она сидела на пыльном полу, возле большого проëма в стене и писала что-то на бумаге карандашом. Лунный свет, красиво падал на Энид. "Энид"—откликнулась еë Уэнсдей. Энид вздрогнула, испугавшись выронила из рук карандаш. "Уэнсдей! Зачем так пугать? Что ты здесь делаешь?"—Поднявшись на ноги, про тараторила Энид, держась за сердце. "Слишком много вопросов, Carina"—Сказала Уэнсдей, подходя ближе к Энид. "Как ты меня назвала и что это за язык?" "Это итальянский язык"—Уэнсдей не хотелось отвечать на первый вопрос. "Ты не ответила на первый вопрос". "Перевод не имеет значения, Энид". Уэнсдей посмотрела в сторону упавшего карандаша, и перевела взгляд на руки Энид. В левой руке был белый лист с неаккуратным подчерком. Уэнсдей подняла карандаш, и поднесла его владельце—"Ты выронила карандаш". Энид взяла пишущий предмет и засунула бумагу в карман джинс. "Что ты пишешь?" "Это не имеет значения, Уэнсдей". Энид присела на пол, лицом к луне, а Уэнсдей не медля, села рядом с Волчицей. "И всë-таки, зачем ты пришла?"—Энид было интересно, зачем эта девушка с чёрным сердцем, пришла на старую мельницу. "Я хочу узнать правду, что с тобой происходит". "А не безразлично тебе должно быть?" "Энид, куда пропал тот жизнерадостный волчонок? Куда истекла вся твоя радуга? Куда подевалась ты настоящая? Мне это не безразлично". "Я не хочу говорить на эту тему". "Почему?" "Потому что, я не хочу портить наши дружеские отношения, которые и так долго выстраивались"—По щеке Синклер, покатилась одинокая слеза. "Энид, ты можешь рассказать мне всë, я не осужу"—Уэнсдей поднесла руку к щеке Энид и убрала одинокую скатившуюся слезу. Энид закрыла глаза и глубоко вздохнула и выдохнула—"Хорошо, я тебе всë расскажу, но только пообещай, что не отвернëшся от меня". "Я обещаю"—Уэнсдей убрала руку от щеки и ожидала долгого рассказа от еë Волчонка. "Помнишь события связанные с Хайдом, когда я впервые обратилась?"—Уэнсдей кивнула—"Когда я приехала домой в Сан-Франциско, я думала, если Эстер узнает, что я наконец обратилась, она меня похвалит, скажет что я наконец стала не бракованной, отложит путëвки в лагеря для не обратившийся оборотней—Уэнсдей обратила внимание, что Энид назвала свою мать по имени и это еë насторожило—"Да, она убрала эти чëртовы путëвки и этому я рада. Но от Эстер я не получила похвалы. Она как будто проигнорировала меня, узнав что мой старший брат нашëл достойную вторую половинку. И в один из вечеров, перед началом семестра, брат объявил, что хочет познакомить еë с родителями. Эстер устроила званный ужин. И во время ужина, она сказала, что я уже полноценный волк и мне необходимо найти достойную пару, чтобы обзавестись в будущем детьми"—Энид сделала не долгую паузу, чтобы чуть-чуть успокоиться—"Но после тех событий, я поняла, что меня не привлекает мужской пол. Скорее, меня только привлекает одна девушка с недавнего времени. У нас случилась ссора, где я рассказала Эстер, братьям и папе о своëм любовном выборе. Что я влюбилась в девушку. Она сказала, цитирую: "Я думала, что ты наконец стала нормальной. Что после обращения, твой внутренний волк вправил тебе мозги. Но ты так и осталась той бракованной, радужной девчушкой. Я не желаю тебя видеть в нашей стае, ты мне больше не дочь, убирайся!". А папа как всегда молчал, ничего не говоря своей жене, но я его не виню, ведь в глубине души я знаю, он поддержал мой выбор. Да, меня изгнали из стаи, наверное... Навсегда. Но я не потеряла связь с братьями и папой. Братья говорят, что Эстер запрещает им общаться со мной, поэтому они скрывают этот факт. А папа написал, что прибудет на следующие родительские выходные один, без Эстер. И я сразу же на следующий день собрала свои вещи и поехала в Невермор.." "Извини, что перебиваю, но как ты попала в Невермор раньше времени?" "Я же самая главная сплетница в Неверморе, и знала что новым директором будет мистер Хокинг. Я его знала, ведь он часто появлялся на школьных мероприятиях. Я с ним связалась и объяснила ситуацию, которая произошла. Он мне разрешил раньше заселиться в нашу комнату, и, я была первым человеком в Неверморе, в этом семестре"—Закончила свой рассказ Энид. "Энид, твоя мать-идиотка. Ведь, она не видела тебя саму, твои умения. И что, что у тебя другая ориентация, этим ты не становишься хуже. Когда-нибудь, я устрою Эстер пытки. Буду вырывать когти, отрезать пальцы..." "Можно без подробностей"—Сказала Энид, чуть трясясь от низкой температуры, из-за лëгкого ветра. Уэнсдей увидев это, сняла с себя свою безразмерную кофту и одела на плечи Энид. "Уэнсдей, не стоит"—Проговорила Энид, уже хотя отдавать кофту владелице. "Волчонок, лучше уж я буду мëрзнуть, чем смотреть как ты ëжишься от холода"—Энид была ошарашена таким именем обращения. "Спасибо, Уэнсдей... За кофту, и за то, что поддержала и выслушала". "Я же пообещала, а Аддамс всегда выполняют обещания"—Уэнсдей сделала паузу, собираясь с мыслями—" Я не только сюда пришла, чтобы узнать о твоей проблеме, но и хотела поговорить". "Да Уэнсдей, я тебя слушаю". "Знаешь, я думала, что проклятье семьи Аддамс меня обойдëт стороной. Но я сильно ошибалась". "О Боже, Уэнсдей,что за проклятие?"—Голос Энид был полон беспокойства. "Моя семья поражена этим проклятием. Я думала, что у меня есть некий иммунитет, но как оказалось, всë намного хуже, чем у моих родителей. У меня, даже прекратились видения". "Это можно как-нибудь исправить?" "Да, но только тебе предстоит, всегда находиться со мной рядом. Наше проклятие заключается в том, что через всю тьму, злобу и тëмное сердце, мы должны любить всей душой. И только единственный человек, может поразить нас этим проклятием. Человек, в которого мы влюбились. А когда мы обретаем эту способность, то становимся обезумевшими". "Это как "Обезумевшими"?" "Проклятие заставляет нас любить до безумия. Мы любим страстно, в каком-то смысле, отвратительно. Мы становимся одержимыми по отношению к нашему партнëру". "И как это с тобой случилось?" Уэнсдей сделала глубокий вдох, как бы успокаивая себя. "Я... Я, просто, влюбилась в тебя". Энид смотрела на неë с шокирующим взглядом. В миг, и щëки Энид и Уэнсдей стали алыми. Румянец, как на зло показал смущение. "Да Энид, я влюбилась в тебя. Я думаю только о тебе, переживаю за тебя, пытаюсь помочь. Я хочу защищать тебя,слышать твой смех, видеть твой разноцветный мир-всегда. Я, просто, хочу находится с тобой рядом... И". Не думая, Энид наклонилась вперëд и прижалась к желанным губам Уэнсдей. Этот поцелуй был мягким, нежным и робким. Губы Уэнсдей холодные, а у Энид горячие со вкусом клубники. Такой контраст нравился девушкам. Они бы оставались в таком состоянии всю вечность. Но дышать стало сложно, из-за переизбытка эмоций и потребности кислорода и Энид отпрянула от девушки. "Я тоже люблю тебя. Когда я тебя спасла от Хайда. Когда я тебя обняла. Когда скучала по тебе в Сан-Франциско. Всë это время, я тебя любила и люблю. Всегда"—С улыбкой сказала Энид. "Энид, хочешь ты быть моей девушкой?" "С радостью, Уэнсдей"—С этими словами Энид поцеловала девушку. Этот поцелуй был страстным, горячим чем предыдущий. "Энид, давай возвращаться в Невермор?" "Хорошо"—Энид встала с пола и подала руку Уэнсдей—"Ну что, идëм?". Уэнсдей поднялась и взяла руку Энид, переплетая их пальцы. Так они ушли со старой мельницы. А лунный свет освещал спины девушек, провожая их. Как будто, он и творил это "Колдовство", которое чувствуют обе девушки своим сердцем.