В погоне за счастьем

      Теперь на фотографии маленького Ричарда я смотрел совершенно по-другому. В его глазах я узнавал Стеф, этот очаровательный смех звучал в голове и наполнял сердце патокой. Теперь любые его шалости были смешнее, а плач казался громом бедствий. Я и не знал, что настолько могу быть привязан к чужому ребенку. Я с большим удовольствием с ним играл, гулял, рассказывал истории, смотря, как тот своими большими и внимательными глазами будто впитывал каждое мое слово. Я покупал ему игрушки, читал книжки на ночь, и радовал любимыми пюрешками. Учил его переворачиваться на живот, ползать и щекотал до икоты.       Омега бывала дома редко, сказал бы, даже очень редко. И во время пребывания дома она либо спала, либо страдала от дикого похмелья, сидя около открытого окна на подоконнике с очередной бутылкой пива и сигаретой в зубах. И лениво огрызалась на альфу, которая пыталась как-то убедить ее не гробить свой организм, который и так держится на соплях. Я наблюдал эту картину, пока сидел с Ричи, так как у омеги не хватало борзости в эти моменты держать оборону от Стеф и одновременно выгонять меня.       Возвращение домой всегда было эпичным: ее притаскивала чуть ли не за волосы альфа, злая как тысяча чертей. И усаживая на стул, не давала заснуть и отчитывала, не сдерживаясь в речах. Та лишь прикладывала руку к губам, прося потише, и тихо переговаривалась с ней. Казалось, что язык с мозгом терял связь в таком алкогольном опьянении, но омега выглядела гораздо адекватнее, чем трезвой. Именно в такие моменты обещала поменьше пить и курить, сидеть с ребенком и даже смотреть любимые фильмы Стеф. Именно тогда, когда умытую ее клали в чистую постель, она обнимала девушку, целовала в щеку и желала приятных снов. А утром просыпался монстр, который посылал всех в сексуальное пешее путешествие и с грохотом искал припрятанную выпивку и сигареты. Прям красавица и чудовище в одном флаконе.       Однажды случился один из неприятных моментов, после которого омегу искали неделями. Простой бытовой случай. В этот раз я остался по просьбе Стеф у нее дома. Когда вернется девушка с попойки не знал никто, Стеф уже стала реже её искать, забивая на местонахождение горе-мамаши. Уложив спать Ричи, мы как можно тише ласкали друг друга в ванной, я ощущал себя реальным семьянином, который пытается ухватить свой кусочек счастья подальше от отпрысков. Я понимал, что моя моральная планка уже давно упала на минус тысячный уровень, и поднять ее не предоставлялось возможным. Поэтому наслаждался тем, что мне дают и жил одним днем.       Утром мы подменяли друг друга, пока бегали в ванну и приводили себя в порядок. Был солнечный воскресный день, альфа была в душе, а я развлекал Ричи, изображая ложкой с пюре то самолетик, то пароходик, который приезжает к нему в рот с вкусным угощением. Мальчишке нравилось, он задорно смеялся и открывал рот только тогда, когда была представлена очередная техника. Я не успел отреагировать на то, что происходило в этот момент: не слышал, как тихо открылась дверь, зашла омега, и как стояла за мной столбом, наблюдая эту веселую картину. Я почувствовал, как в мою спину врезалась сумочка, и следом полетела матерная речь. Обернувшись, увидел беснующуюся девушку, которая крушила все вокруг и кидалась в меня тем, что попадалось в руку.       В испуге за ребенка, я подобрал его с детского кресла, на котором кормил и быстро унес его в комнату, положив на кроватку. И также скоро вернулся, закрыв на ключ дверь. Омега на секунду притихла и смотрела на меня шокированным взглядом. Альфа вышла из душа, явно на звук: ее одежда кое-где прилипла к влажному телу, а с волос капала вода.       - Ники, ты вернулась.       - Я вижу, ты охуенно без меня справляешься, - будто выплюнула слова девушка, и начала обуваться.       - Мне тяжело без тебя, милая. Куда ты опять уходишь? – я не понимал, либо альфа была хорошей актрисой, либо я обычный лох, которого развели самым простецким в этой жизни способом. Но лицо Стеф изображало глубокую печаль и желание помочь.       - Да? Ты видела, как он кормит ребенка? МОЕГО ребенка! Такое ощущение, что это у вас тут семья, а я здесь была просто инкубатором! – яростно говорила девушка, покидая вновь квартиру. Альфа бежала за ней, хватала за руки и уговаривала остаться. Когда они вышли в коридор, я перестал прислушиваться. На душе было гадко. Вроде ребенок ни в чем не виноват, и я все также питал к нему нежные чувства, но сейчас хотелось покинуть этот дом, эту семью и больше никогда не видеть Стеф. Именно данная ситуация стала зарождать во мне эти чувства и мысли.       Пока я аккуратно убирал вещи, пятно разлившейся пюрешки на полу, альфа вернулась одна. На ее лице запечатлелась маска глубокой печали и безысходности. У меня вновь не складывалась картина целиком. Зачем так убиваться по той омеге, которая никогда не была в семье и не собиралась там вообще оставаться. Есть люди, которые уже любят Стеф и готовы с ней оставаться. Зачем гнаться за той, чью любовь никогда она не получит?       Вопросов было больше, чем ответов. Но опять же я все пустил по течению жизни, не желая ссориться и как-то метить территорию. Кто ж тогда знал, что альфа именно этого и хотела? Чтобы над ней имели превосходство и, наконец, дали ту чертову безопасность, о которой мечтали все девушки? Что у нее были свои тайны, и она их не раскрывала до последнего?       Тогда я уже запутался и мало понимал происходящее. Мне просто хотелось хоть какого-то разрешения ситуации, и уже неважно, кто будет победителем, а кто останется с носом. Просто остановите планету, я наконец-то сойду с нее. Альфа открыла дверь спальни и вышла с Ричи на руках. Девушка также молчала, погруженная в свои мрачные мысли. Поначалу я пытался отшутиться, как хорошо, что Стеф не чистюля и не ценитель антиквариата, чтобы после каждой выходки омеги не рвать у себя волосы на голове и подсчитывать убытки, но быстро понял, что это путь в некуда.       Я ощущал себя крайне неловко в сложившейся ситуации, и очень хотелось покинуть эту квартиру так же, как ранее это сделала омега. Но держался изо всех сил. Я так много сил потратил, чтобы построить эти отношения с альфой, который держатся на добром слове и банке соплей, что меньше всего мне хотелось на это махнуть рукой. До сих пор думаю, что надо было сделать это как можно раньше, было бы меньше боли и больше толку.       На этот раз Ники отсутствовала очень долго. Где ее носило, и почему она вообще так себя вела – одному Богу было известно. Я снова ночевал у альфы, периодически бессильно ругаясь на себя за лишние траты на комнату, в кой вообще не появлялся. Но понимал – как только вернется омега, я тут же уйду из квартиры. Даже Стефани более не заводила разговора на эту тему. Все находились в напряжении, как будто в подвешенном состоянии. Когда вернется омега? Что устроит в этот раз? Почему время тянется настолько медленно, и когда уже закончится повинность с взбалмошной барской дочкой? Одни вопросы, ответов ноль.       Появилась горе-мамаша так же неожиданно, как и исчезающий в прошлом Джастин – как первые подснежники. В разодранной одежде она полулежала-полусидела у дверей пекарни, сжавшись в комочек. Я пришел раньше и едва узнал омегу, в каком страшном состоянии она была. Альфа в этом время передавала все указания маме по поводу Ричи и пришла позже. Я уже вызвал скорую и занес девушку внутрь заведения. Она постоянно чесала ладони, ее била крупная дрожь и слегка зеленоватое лицо подсказывало, что ее дико тошнило. Разумеется, альфа поехала вместе с ней в больницу. В середине дня Стеф позвонила мне и глухим голосом сообщила, что после обследований омега находится в очень плачевном состоянии. По анализам ей диагностировали последнюю стадию цирроза, хотя как проглядели это в начале – неизвестно. По голосу я понимал, что девушка едва сдерживается, чтобы всех не избить и не посадить на кол, в том числе и омегу.       С этими новостями я понимал, что я вновь надолго остаюсь со Стеф. Если я откажусь, поднимется такой бунт. Не смотря на то, как альфа носилась со своей роженицей сына, в меня вцеплялась такой же мертвой хваткой. Как собака на сене – все мне, остальным ничего. Все знакомые и друзья удивлялись моему ангельскому терпению, но я бы назвал это глубоким похуистическим защитным механизмом психики. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Я сам понимал, что нахожусь в, мягко говоря, нездоровых отношениях, но сил выйти из них мне недоставало, ни моральных, ни физических.       И вновь благостная тишина. Когда омега находится в больнице, под присмотром врачей, с капельницей во всех возможных местах, альфа успокаивалась и начинала походить на нормального человека. Месяц шел за месяцем, запасы альфы стали иссякать, и она начала потихоньку надоедать родителям омеги. Те лишь закатывали глаза и отмахивались в стиле «трахать можешь, значит, и обеспечивать сможешь». Складывалось впечатление, что они были в курсе, какую финансовую пропасть представляла собой дочурка, и не спешили вновь вписываться в это мероприятие. Но Стеф не была бы Стеф, если бы не добилась финансирования со стороны родителей, хотя те были очень недовольны. Да еще и такое, что пополнила свои запасы и оплатила больничные счета на полгода вперед. Вот это я понимаю сделка.       Тем временем пацан рос, становился более похожим на человека, активно стоял на ногах, держась за край дивана или стула, накручивая попой. Какой же у него был задорный смех! Сердце наливалось теплотой и невероятной нежностью, когда я наблюдал за ним и слышал его лепет. Мальчик очень любил повторять «Апа», когда подходил ко мне и так доверчиво заглядывал в лицо. Эти зеленые омуты бездонных глаз – мое личное проклятие и очарование. Я не знал, что он закладывал в этот лепет, но в душе становилось легко и сладко от внимания мальчугана.       Обычный вечер, на плите медленно и вальяжно булькает суп, альфа разводит специальную смесь для Ричи. Я с мальчуганом сижу на диване, периодически подпрыгивая и смеша его прикольными скрипящими звуками, который издает старик. Ричард то округляет глаза, будто испугался, то заливается звонким смехом, перебирая смешно ножками. Семейная идиллия, что можно сказать. Мы тихо переговариваемся на тему, давать ли ему суп, и не пора ли менять памперс. На компьютере тихо играет музыка, напоминающую ту, что в средние века играли в таверне, некий такой налет авантюризма.       И вот подгузник сменен, Ричи внимательно наблюдает за нами, а потом со всей серьезностью звонко зовет «Апа!» и тянет свои руки ко мне. Мы оборачиваемся, тепло улыбаясь, я беру его на руки, щекоча пузико, делая пузырики ртом. Ричард звонко смеется и прячет свое лицо у меня в плече. Счастье. Если это оно – то такое. Такое нефотогеничное, родное, с налетом недосыпа и звонким детским смехом на повторе. Я и не думал, что моя мечта сформируется так неожиданно для меня, но теперь я хотел, что каждый мой день был наполнен этим – лепетом мальчика, который все больше превращается в осмысленные слоги, запах домашней еды, улыбки и жаркие переглядки со Стеф, которые ночью перерастают в не менее страстный секс, душевные разговоры после. Вот о чем всегда рассказывали мои родители, что пытались донести, когда говорили о том, как важно найти человека, родственную душу. Как здорово и необходимо, чтобы дома ждали и радовались твоему приходу. Чтобы целовали на прощание утром, и ждали вечером, чтобы снова слиться в поцелуе. Чтобы все невзгоды и радости разделить между собой, растить детей и вместе смотреть, как они покоряют мир. Теперь внутри я смог более четко осознать, для чего я хотел отношений, и почему меня тянуло к альфе. С ней я чувствовал себя дома, любимым и желанным. Когда она успокаивалась, и всё ее внимание было отдано мне, я ощущал, что все в порядке. Все остальное – просто временные трудности.       Пока я усаживал Ричи в его обеденный стульчик, а он тем временем баловался и не хотел засовывать все ножки в отверстие, альфа медленно подошла к входной двери и заметила, что та приоткрыта. За ней, прижавшись к стенке, плакала омега. Тихо всхлипывая, ее била мелкая дрожь. Альфа остолбенела, не в силах даже спросить, в чем дело, настолько редко видела в таком состоянии Ники. Я подошел и тоже весьма удивился явившейся картиной.       - Так и знала… никому не… нужна, - тихо всхлипывала девушка, слегка подвывая. Стеф положила ей руку на плечо, но та резко дернулась, чуть не спустившись кубарем по лестнице. – Не нужна!       - Ники, остынь. Почему ты не в больнице?       - Меня постоянно сплавляешь в этот клоповник, а сама строишь тут счастливую семью на моих костях, - выла омега, заламывая руки. – Зачем ты вообще согласилась быть со мной? Лучше б сгинула!       - Твои родители заставили, так-то, - буркнул я, и почувствовал тычок со стороны альфы.       - Вам всем выгодно прикрываться моими родителями, какие они страшные и прочие. Они оплачивают весь этот бал, если что!       - Какая разница, кто за что платит, Ники? – сдерживаясь, спросила Стеф. – Ты постоянно сбегаешь, не хочешь видеть сына, не хочешь строить отношения. Ты ничего не хочешь! Довела себя своими попойками до цирроза, а еще сбежала из больницы! Ты делаешь все, чтобы себе навредить! Почему я должна постоянно тебя спасать?       - Это ты заделала того ребенка! Это твоя вина!       - Обоих! У меня был гон, а у тебя течка. Все! Природа решила все за нас!       - И что? Ты должна взять на себя ответственность за это!       - А ты? – спросил я, тихо наблюдая за перепалкой девушек.       - А что я? – шмыгнула носом Ники, демонстративно отряхнувшись. – Я лишь жертва обстоятельств.       - Видишь, - повернулся я к альфе. – Она лишь жертва обстоятельств, которая тоже не выпила подавители, гуляла непонятно где, подставляя свою задницу всем интересующимся альфам. Они и виноваты, что покусились.       - Ой, защитничек нашелся, - хихикнула омега, слезы высохли давно. – Тоже мне, давно вколачиваешь альфу в ту софу, которую постелью назвать-то трудно. Ну как тебе быть третьей стороной, быть нянькой?       - Почему ты не в больнице? – спросила альфа, не собираясь вестись на манипуляции омеги. Та лишь пожала плечами, и собиралась уходить. Стеф резко дернула ее за руку и повернула к себе. – Я спросила простой вопрос, отвечай.       - Не твоего ума дела, отпусти! Мне больно! – скулила Ники, как будто ей действительно было больно. Актрисой она была что надо.       - Мейс, вызывай такси. Отвезу ее обратно, нечего ей шляться с циррозом по кабакам.       - Это тебя не касается! – взвизгнула омега, шипя и пытаясь кусаться. – Я не поеду в ту дыру, ни за что!       - Это касается меня еще полгода, - рыкнула альфа, на что омега немного приутихла, но не оставила попыток освободиться. – Если выживешь – я отправлю тебя к твоим предкам и поминай, как звали!       Заведя ее в квартиру рывком, альфа закрыла дверь на замок и нависла над девушкой.       - Я искренне пыталась завести с тобой отношения, но тебе на это насрать! Поэтому будешь слушаться по старинке, с кнутом и пряником. Поедешь в больницу и будешь там сидеть и не отсвечивать до конца лечения! А там всего-ничего останется меня терпеть. С первыми лучами солнца под бравую песенку покинешь мое жилище!       - Вообще-то я мама этого мальчика!       - Да ладно! И как его зовут? В какой день у него прорезался первый зуб? Когда он впервые встал и стоял? За что держался? Его любимая игрушка? Песенка? Как он любит засыпать?       - Да что ты сыпишь вопросами, не знаю!       - А я знаю! Кто из нас родитель – вот в чем вопрос. Тебе плевать на него. И нечего сырость разводить! Твои проблемы. Не захотела довериться мне – пеняй на себя.       Они переругивались, пока не приехало такси, пока к нему спускались, и наверняка до самой больницы. Потом я узнал, что девчонка реально запудрила мозги врачам, и альфа орала там, как не в себя. Сказала, что ей никто не разрешает покидать больницу, ни родители, ни она, ни друзья. Омега должна пройти весь курс лечения и не высунуть отсюда носу. Характер омеги и без того скверный, стал еще более невыносим. Альфа практически перестала навещать ее, лишь передавая через медсестер все необходимое.       Но лечение не помогало, девушке остановилось хуже. Вскоре альфе позвонили и сказали, что омега заблевала кровью весь коридор и палату, и сейчас находится в реанимации. Анализы и обследования не утешительны: откуда ни возьмись, стала разрастаться саркома желудка, которая уже пустила метастазы в поджелудочную. Вырезать это все не предоставляется возможным, а химиотерапию омега не выдержит из-за цирроза печени. Есть большая вероятность, что Ники осталось жить может полгода, максимум месяцев восемь. Альфа приехала из госпиталя убитая, на ее лице не было и тени эмоций.       - Я пыталась, Мейс, я правда пыталась… - сбивчиво шептала она мне в плечо, пока я обнимал ее, сидя на полу в прихожей. Понимал, что мои объяснения и аргументы ничего не дадут. Просто альфа взяла на себя ответственность за эту омегу, за этого ребенка, и считала себя обязанной сделать все возможное, чтобы те были довольны и живы. Она выполняла жизненно-важную для неё задачу, и гордилась этим. Даже если мне это не нравилось. С одной стороны я хотел вздохнуть с облегчением – не будет омеги, не будет проблем. С другой стороны гадко чувствовал себя, девушка умирает и не по своей воле. Нехорошо злорадствовать на чужой могиле.       Теперь наша жизнь походила на дешевый комикс, сил на что-либо кроме повседневной жизни и быта не было. Из девушки будто выкачали все эмоции. Я с ее мамой Маргарет пытались привести в чувства, но позже решили, что ей надо побыть в одиночестве. Так и жили, пока не нагрянула та самая катастрофа, что подорвала пороховую бочку, на которой я до сих пор умудрялся жить.