Кошатник и другие неприятности

Это смешно, но она заболела. В самый разгар лета, в самую жару простудилась. В горле першит, в носу чешется и сопли текут рекой. Температура невысока, самая мерзкая, тридцать семь и пять. Температура, при которой ты еще не умираешь, но уже очень этого хочешь. Джина в очередной раз думает, что выходить на улицу ей противопоказано, там одни бактерии и чужие бациллы, сидела бы дома, была бы целее. Работа не выполнена и даже подумать страшно, как быстро потом придется наверстывать вынужденный простой. Джина на нервах, потому что хренов заказчик строчит ей ежедневно, напоминая об анимации, о том, что цвет горчицы на хот-доге недостаточно желтый и вообще им надо поговорить. Она не жалуется, конечно, нет, но все же звонит с мольбами Чинену, чтобы тот взял на себя роль громоотвода, ведь это и в его интересах тоже. Ей дают на поправку пять дней. Три она уже благополучно отболела, стало и правда лучше, но глаза все еще болят от яркого света, так что даже подумать о компьютере больно. — Заеду к тебе завтра вечером, старушка, завезу лекарств и женьшеневый корешок, — голос Хенджина усталый, он после тренировки, но, как настоящий друг, не бросает в беде. — Да все в порядке, — отнекивается Джина, — я на пути к выздоровлению и таблеток навалом. Ей льстит внимание и греет сердце забота, просто не хочется в очередной раз стать яблоком раздора между ним и Солой. Та очень не любит, когда ее парень и Джина остаются наедине. Можно сколько угодно вещать про доверие, но в реальной жизни только единицы способны спокойно отпускать свою вторую половинку в компанию подруги, по совместительству бывшей девушки, да еще и без третьих лиц рядом. Винить Солу за это сложно, местами она вызывает понимание, местами — раздражение. — Мне по дороге, — Хенджин все уже решил и курс менять не намерен, — если таблеток не надо, привезу суп и фрукты. Жди. До встречи. Что же, бросать все силы, чтобы его отговорить, Джина тоже не намерена. Пять дней назад. Джина украдкой заглядывает в тренировочную комнату и выдыхает: занятие не началось, она пришла вовремя. Ребята еще сидят на полу, лениво разминаясь, попивая водичку и переговариваясь между собой. В углу комнаты Феликс делает массаж Хенджину и тот издает неприличные стоны, абсолютно не стесняясь этого. Некоторые аспекты его личности остаются загадкой: он вполне способен не понимать гремящей пошлости вылетающих изо рта звуков, а с другой стороны, будучи прекрасно осведомлен о собственной красоте и абсолютно уверен в себе, может провоцировать нарочно, щекотать людям нервы, проверять на прочность. А, может, ему действительно так хорошо: пальчики Феликса достойны называться восьмым чудом света, ибо волшебно снимают зажимы и усталость с забитых мышц. В любом случае остальному коллективу радужно похуй и на Хенджина и на производимые им звуки— привыкли. Джина направляется в сторону друзей, попутно здороваясь с некоторыми танцорами: они знакомы еще по обучению на хореографическом. Народу вокруг действительно много: в день открытых дверей пришли и посторонние и родственники тех, кто здесь работает. Сложно представить, как они тут должны уместиться, хотя этот зал, в котором раньше Джина не бывала, многократно больше тех, в котором ребята обычно тренировались, когда она приходила на них посмотреть. — Привет, — она здоровается погромче, чтобы Хенджин, прикрывший глаза от наслаждения, ее услышал. — Ничего себе у вас тут толпа. — В основном члены семей ребят из группы, — Феликс убирает руки с шеи Хенджина и тот недовольно кряхтит, — часть просто пришли поглазеть на выступление бесплатно. Не люблю такое. — А мне нравится, — Хенджин тянет руки наверх, чтобы завязать привычный ему хвостик на голове. Неторопливо собирает копну в ладонь, пропуская теперь уже розовые волосы через длинные пальцы, перехватывает у корней резинкой, затем выпускает несколько прядей у лица. Зрелище эстетичное и пара-тройка людей натурально зависает, глядя на тривиальную процедуру, Джина и Феликс в их числе. — Зря мы что ли столько тренируемся? Пусть смотрят. Джина лишь снисходительно хмыкает на его реплику и садится между парнями, позволяя Феликсу взять ее за руку, чтобы размять скрюченные бесконечной работой на клавиатуре пальцы. Так намного спокойнее, она чувствует себя все комфортнее, несмотря на множество людей вокруг. — А Сола и Вероника где? — уточняет она, от всей души не желая с ними сегодня сталкиваться. — Да в другом зале, у них тоже день открытых дверей. После встретимся все и выпьем где-нибудь. Хенджин не предупреждал, что потом куда-то пойдут, но такое с ним довольно часто случается: по каким-то неясным причинам, он думает, что Джина всегда свободна для гулянок и всегда на них согласна. Конечно, она могла бы запросто отбрехаться и уехать домой, но там ждет только компьютер, работа и чат с заказчиком, где висят с десяток непрочитанных сообщений. Джина просто кивает головой, соглашаясь со сказанным: ненадолго отвлечься будет полезно. Когда в зал заходит Минхо, вся команда подскакивает со своих мест, смещаясь к центру зала, а гости кучкуются вдоль стен, чтобы не мешать выступлению. Джина отходит вместе со всеми, удачно занимает место в первом ряду посередине, рассматривает танцоров. Все они классно и стильно выглядят, каждого— хоть завтра в айдолы. Приятно быть тут и быть сопричастной с этой атмосферой хоть немного. Включается громкая музыка и ребята танцуют нечто страстное, с элементами хип-хопа под музыку незнакомого Джине американского исполнителя Ее внимание незаметно перетекает от синхронных движений танцоров, от восторженных перешептываний вокруг к одному-единственному человеку. Каждое действие Минхо выверено и отточено до идеала, а его тело чувствует мелодию так, будто звук пустили по нервным окончаниям, заставляя мышцы действовать точно в ритм. Джина не может оторвать взгляда от пластичных покачиваний, от резких взмахов руками, от мутных глаз, что едва видны из-под кепки и челки. Весь мир схлопывается вокруг Минхо и ей кажется, что он смотрит на нее, танцует для нее, возможно даже улыбается ей, просто незаметно из-за маски на половину лица. Выступление заканчивается быстро, как и все хорошее, а, может быть, ей так показалось. Гипноз сотканный из магического, в виде знака бесконечности, движения бедер Минхо, рассеивается вместе с последними звуками музыки. Зал разражается громкими аплодисментами, оглушающими, заставляющими Джину сжаться внутри и обнять саму себя руками за плечи. Танцоры благодарят публику за теплый прием и предлагают пройти на экскурсию по компании дальше. Тренировочная постепенно пустеет. Джина отходит в самый угол, чтобы дождаться друзей и людской поток. — Понравилось? — Хенджин пугает ее, снова тихо подкравшись вместе с Феликсом и Минхо откуда-то сбоку. — Ты был великолепен, — это даже не назвать ложью, потому что Джина знает, что он действительно был, пусть она и смотрела только на Минхо, а остальные парни расплылись цветными движущимися кляксами вокруг, — вы все отлично справились. — Предлагаю выпить у меня дома, а не в баре, — вдруг говорит Минхо. Его безэмоциональное лицо слегка раскраснелось от физической нагрузки и спертого, несмотря на активно работающие кондиционеры, воздуха. Джина отмечает капельку пота, что стекает с его лба на прямой нос, потом — к вздернутой верхней губе, исчезает во рту. Он облизывается, а она чувствует давно позабытые мурашки и трепет крыльев бабочек у себя в животе: в последний раз ей так нравился мальчик из параллельного четвертого класса в далеком детстве. Бессмысленная и беспричинная симпатия к Минхо согревающим теплом размораживает давно погребенные под коркой льда чувства. Он смотрит на нее из-под длинных пушистых ресниц, ожидая ответа, но будто бы не на поставленный прямо сейчас вопрос, а на какой-то другой. Джина смаргивает наваждение, пытается размотать клубок из мыслей, додумываний, интерпретаций. Тщетно. — Мне все равно, — спокойно отвечает, глядя ему прямо в глаза. — Отлично, остальные ведь тоже согласны? — он усмехается, когда парни дружно кивают в унисон. — Встретимся внизу. — Подожди нас в комнате отдыха, — Феликс подставляет свой локоть, чтобы она ухватилась, — мы приведем себя в порядок и поедем. Они провожают ее вплоть до мягкого, обитого фиолетовым велюром дивана и оставляют одну: остальные либо на показательных выступлениях, либо проводят экскурсию, либо в душе. Джине уютно: бывала тут в гостях много раз и каждый раз похож на погружение в прошлое. В те времена, когда и она целыми днями стояла то у балетного станка, то до седьмого пота отрабатывала па. Ее тело всегда хуже других запоминало движения, всегда тяжелее давалась учеба. То, что Феликс и Хенджин выполняли с третьего повтора, ей приходилось отрабатывать десятки раз, и даже в этом случае результат был далек от идеала. Обучение на хореографическом было поистине мукой, потому что давалось кровью, слезами и потом. Джина шла через тернии к звездам, пока не поняла, что на фоне других ярких светил ее желтый карлик никому не будет интересен, и к чему тогда это все. О своем решении бросить учебу не пожалела ни разу, только о том, что потеряла команду, чувство вовлеченности и соревновательный дух. И до сих пор она плавает в собственной жизни подобно одинокому кораблю в пучине забот. От воспоминаний о прошлом кривая дорожка размышлений сворачивает к образу танцора, что разбудил в ней интерес. Волнительно думать, что совсем скоро она окажется в его доме. Это совсем не интимно, ведь будет много других людей. Но разве это не микроскопический шажок в сторону сближения? Кого попало к себе в дом не зовут. Джина вот точно не зовет. В квартире у Минхо оказывается светло и просторно. Для их скромной компании из шестерых человек места навалом, а всех трех котов их хозяин деликатно выпроваживает в отдельную комнату, чтобы не напугались и не попали в руки любителей потискать чужую живность. Джина расхаживает вдоль панорамных окон и, кажется, отсюда можно даже разглядеть ее дом, если попытаться. Она и пытается, но напрасно: среди множества похожих построек свою опознать не выходит. — Нравится вид? — Феликс сует ей в руку банку с пивом и тоже вглядывается вдаль, но недолго: он не любитель высоты, хоть и сам живет примерно на таком же этаже. — Не знаю, люди отсюда похожи на муравьев, — она делает глоток, — мне не по себе, но такое жилье в самом центре стоит очень дорого. Хенджин говорил, что квартира Минхо досталась от бабушки. Такого я не ожидала, он наследник семьи чеболей что ли? — Действительно странно, — хмыкает Феликс, — я об этом не задумывался, но это и неважно? — Да, — кивает Джина, — не имеет никакого значения. На самом деле ей все-таки интересно, откуда у Минхо такая классная квартира с таким классным, минималистичным ремонтом в таком классном районе. — Ты сегодня какая-то замкнутая. — Чувствую себя странно, слишком много общения за последний месяц. — она поплотнее закутывается в легкую полупрозрачную накидку с блестящими каплями искусственных кристаллов Сваровски, и, хотя та не дает абсолютно никакого тепла, но каким-то образом дарит эфемерное чувство защищенности. — Знаешь, по работе попался доставучий заказчик, сил уже нет. Доделаю этот проект и уволюсь. — Ну и правильно, — улыбка Феликса разгоняет душевные тучи который раз, заставляет улыбнуться в ответ, — пошли к остальным? За окном начинает мелко капать дождь, смазывая картину, темнеет и уже не так интересно наблюдать за человечками-муравьями. Звуки музыки все громче, кто-то включил караоке: вечеринка в разгаре, однако присоединиться к общему веселью не получается: Джина скучковалась в углу дивана, утопает в подушках, и делает вид, что пьет, а на деле мусолит все ту же бутылку в руках. Настроения нет никакого, и ей честно стыдно сидеть с кислым лицом, благо никто практически не замечает. Это уже становится традицией — чувствовать себя лишней на общем празднике жизни. Под шумок Джина встает и собирается тихо уйти, но ее перехватывают у самых дверей. — Куда собралась? — голос Минхо кажется томным и издевающимся. Он загораживает собой выход, сложив руки на груди, и насмешливо смотрит блестящими глазами, что кажутся совсем черными в полумраке прихожей. — Да я как-то устала, — ей неловко и чуточку страшно. Не потому, что боится Минхо, а потому что боится своей реакции на него: слишком нравится для почти незнакомца. — Иди-ка сюда, — он берет ее за руку и втягивает в коридор, из которого сворачивает в самую первую дверь. Небольшая комната, очевидно спальня, в которой царит тьма и внезапно почти тихо. — Отличная звукоизоляция, — бормочет себе под нос Джина. Минхо совсем не видно, разве что силуэт. Его теплое дыхание с отзвуками терпкого красного вина щекочет ноздри и распаляет воображение. Все больше неловкости, все больше порхающих в желудке бабочек. — Ты смотрела на меня там, на выступлении, — констатирует факт, не спрашивает, — я на тебя тоже. Заметила? Джина слепым котенком вертит головой, часто моргает, пытаясь привыкнуть к темноте и хоть что-нибудь разглядеть. — Насчет меня тебе показалось, насчет тебя я не заметила, — неубедительно врет срывающимся голосом. — Весь вечер пялишься, тоже показалось? Джина видит, что уровень надменности и самодовольства в Минхо неминуемо растет с геометрической прогрессией. Раскусил, заметил, а ей казалось, что она мастер конспирации. Да следила, да заинтересовалась, и что здесь такого? Ему нравится играть в кошки-мышки, нравится чувствовать, что загнал в угол, нравится смущать и ставить в неловкое положение. Джина более чем уверена, что он затащил ее сюда, чтобы окончательно дезориентировать, только вот не очень понятно, на кой оно ему сдалось. — У тебя очень приятная внешность, не грех и попялиться, — отвечает полуправдой, замешанной с лестью, чтобы только отвлекся и отстал. — Я знаю, что затеяли Хенджин с Феликсом, но мне это не нужно. Я не ищу отношений. В противовес грубым словам, рука Минхо вдруг оказывается у лица Джины, нежно гладит костяшками пальцев ее скулу, заставляя вздрогнуть от неожиданной ласки. — Я тоже вроде как не искала. Джина чувствует, что сейчас как раз тот самый момент, когда нужно оттолкнуть от себя распоясавшегося парня. Слишком много себе позволяет, слишком мало знакомы, слишком напорист и быстр: вторая рука Минхо уже лежит на ее талии, мягко подталкивая, притягивая их тела друг к другу. Становится жарко и тесно, руки Минхо, проворные и горячие, гладят, сжимают, удерживают и это так приятно, что отказаться почти невозможно. Джина дает себе еще пару секунд, чтобы поплескаться в этом желании, потом еще пару секунд и еще, оттягивает, пока не становится слишком поздно: губы Минхо накрывают ее, смешивая их дыхание. Она вздрагивает: прошло значительное время с ее последнего поцелуя и еще больше времени с поцелуя, который бы действительно взволновал. Все ощущается неправильным: и место, и обстоятельства, и человек рядом. Слишком скоро, слишком резко приятно, слишком туманит мозг. Но ее тело живет отдельной жизнью, и пока усталый мозг чахло анализирует ситуацию и пытается раздать команды тактического отступления, руки Джины уже обвиваются вокруг шеи Минхо, а рот послушно открывается, впуская в себя чужой язык. Расстояния между ними уже нет совсем, Джина чувствует, как тяжелая пряжка ремня Минхо упирается ей чуть ниже живота, давит, вызывая прилив похоти. Она глухо стонет в поцелуй, вкус чужой сладко-кислой слюны сводит с ума, а то, как умело Минхо орудует своим языком зафиксируется в памяти навечно. Только вот… — Ты же сказал, что не ищешь отношений, — она с трудом отталкивает его, почти физически ощущая боль от того, что они разлепились. — Не ищу, — он отступает чуть назад, отпуская ее. — Но иметь постоянную партнершу хотел бы. — Что? — Джина теряется, непонимающе хлопает глазами и безуспешно всматривается в силуэт напротив. — Включи свет! Она едва слышит его шаги, наконец, переключатель щелкает и комнату заливает кажущийся слишком ярким свет. Они оба неприязненно морщатся, промаргиваются, стирают выступившие слезы. Минхо присаживается на край огромной кровати, хлопает рядом с собой ладонью приглашающим жестом. Вместе с освещением морок притягательности и таинственности рассеялся. Трезво анализируя, Джина понимает, что по факту, почти незнакомый человек затащил ее в какую-то комнату, засосал, а потом выдал какое-то странное предложение, или что это было. Ей становится не по себе от того, что она позволила этому случится, хотя и не уверена, что жалеет. — Я постою, — отказывается от приглашения, — объясни, что имел в виду. — Мы могли бы встречаться время от времени, хорошо проводить время вместе, — несмотря на холодное выражение лица, щеки Минхо немного краснеют, выдавая его смущение, — без отношений и обязательств. — Тебя в тиндере что ли заблокировали? — Джина кислеет ментально, разочаровавшись за секунду. Ей не впервые предлагают подобное, обманувшись ее внешним видом, но от Минхо почему-то не ожидала такого. — Я не сижу на сайтах знакомств, это не мое, — он презрительно кривится, качая головой, — мне редко нравятся люди. — В студии у вас полно девчонок, почему ты предлагаешь это мне? — На работе отношений не завожу — мешает и всегда приводит к неприятностям. А ты мне просто нравишься. — Но не так, чтобы хотя бы поухаживать, прежде чем предлагать подобное? — Если поухаживать, то потом, обычно, рассчитывают на нечто большее. Я же предлагаю взаимовыгодное сотрудничество без обязательств. Джина и хотела бы списать его предложение на что-то, будь то опьянение, ретроградный Меркурий или глупую шутку. Но никто в этой комнате не пьян, никто не смеется и не верит в астрологию. Джина смакует ощущения, вылавливает эмоции, чтобы различить ту самую, что завладела ей сейчас. И находит — это обида. Какого хрена, она недостаточно хороша для долговременных связей, по его мнению? Выглядит распутницей? Но если в себе копаться занятие полезное и одобряемое психологом, то пытаться вычленить чужие заебы — бесперспективная и бессмысленная херня. — Не интересно, — бросает она ему и выходит из комнаты, громко хлопнув дверью. До дома она решает идти пешком, чтобы проветрить мысли и вернуть себе равновесие. Но ничего не получается и всю ночь она ворочается в кровати, размышляя о том, что насколько надо быть невезучей, чтобы первый понравившийся за долгое время парень предложил ей такое. Сегодня. Уж полночь близится, а Хенджина все нет. Джина начинает нервничать и собственные неполадки со здоровьем отходят на задний план. Она знает наверняка, что он предупредил бы, если бы планы изменились и он не смог бы приехать. Но факт есть факт — не позвонил, не предупредил, и его телефон отключен. Под ребрами начинают копошиться тревожные мурашки, Джина не может спокойно сидеть на месте, дрыгает ногой, стучит ногтями по столу, а забытый на кухне кофе совсем остыл. Горестно вздохнув, она понимает, что так продолжаться не может, а потому набирает единственному человеку, который должен знать наверняка, куда запропастился Хван. — Сола, привет, — она заискивающе улыбается в трубку, ощущая себя жалкой и надоедливой, — Хенджин обещал сегодня заехать ко мне, привезти лекарства, но куда-то пропал и на звонки не отвечает. Все в порядке? — Привет, — та устало вздыхает в трубку, — он попал в аварию, когда ехал к тебе, сейчас в больнице. Телефон разбился. — Он цел? — внутри все холодеет, а руки начинают дрожать. — Да, только лодыжку вывихнул. Слушай, он потом сам тебе позвонит, ладно? — Хорошо, спасибо. Пока. Сола кладет трубку не прощаясь, но Джина почти не замечает этого. Ей становится легче от того, что с Хенджином все относительно в порядке, и вместе с тем тяжелее от того, что случившееся — косвенно ее вина. Хочется позвонить Феликсу, но он уехал со всей их группой на гастроли еще вчера и, наверное, уже спит после тяжелой тренировки. Хенджин тоже был должен к ним присоединиться на днях, но теперь у него вряд ли получится. С тяжелым сердцем она ложится в кровать, чтобы так и не заснув, думать всю ночь о своей жизни.