Братишка

Пятничные совещания Намджун не любил. Теоретически там обсуждались итоги уходящей недели и планы на следующую, но фактически эти сходки просто позволяли шефу потешить самолюбие, менеджерам – помериться письками, а секретаршам – сиськами: итоги, планы, новости и сплетни все в конторе знали и без совещаний. Было откровенно скучно. Поэтому, когда телефон завибрировал и издал жалобный писк, Намджун, как и раз двадцать до этого, с озабоченно-деловым видом извинился и выскользнул за дверь. Этим нехитрым способом Сынхи спасала его почти каждую пятницу. Уже в общем зале – естественно, пустом, поскольку все звери были на собрании у льва, – довольный Намджун машинально проехался пальцем по зеленому кружочку и начал с бодренького: «Да!» Стандартные благодарности и показательный интерес к делам Сынхи тоже входили в ритуал. Трубка промолчала. Намджун еще раз повторил свое «да», уже немного нетерпеливо, и только после этого почуял неладное: сегодня Сынхи не должна была звонить. Они поссорились. Точнее, не совсем поссорились, потому что Намджун ни в какой ссоре участия не принимал, – просто тот ужин в результате совершенно не удался. Сынхи, со своей мечтательной улыбкой, даже не подумала дождаться от Намджуна каких-нибудь слов и, задумчиво ополовинив бокал, продолжила расспросы о Джерри и его «шикарном» брате. Идея с предложением руки и сердца таким образом завяла на корню, но и сражаться с собственными призраками Намджун больше не хотел, поэтому постарался сменить тему. Сменить оказалось не на что: за едой они на полном серьезе полчаса обсуждали, легковое или грузовое такси нанимать, чтобы перевезти вещи Сынхи. Намджун приговорил почти всю бутылку вина в одно рыло, с сексом ничего не получилось, и Сынхи обиделась. Она уехала от него прямо ночью и вот уже несколько дней никак не проявлялась. Намджун считал себя пострадавшей стороной и ждал звонка, с некоторой иронией гадая, что Сынхи больше уперлось: перевезти свои шмотки в эти выходные или «проучить» его еще неделей игнора. А поскольку Намджун уже хорошо знал характер своей будущей жены, то не сомневался, что первый шаг к примирению будет сделан в нерабочее время, чтобы обстоятельному разбору полетов ничего не помешало. Он отнял телефон от уха и посмотрел на экран – узнать, что за молчун так удачно вызволил его с совещания. А когда посмотрел – почувствовал спиной холод: «неизвестный номер» начинался с двух шестерок и двойки. Намджун помнил эти цифры с того момента, как пытался позвонить Юнги из полицейского участка. Код дьявола: Таиланд, Бангкок. За секунду Намджун успел решить, что это Сынхи мстит ему, слизав у Юнги идею, и в третий раз рявкнул в трубку уже совсем хамское: «Да!» Он мгновенно разозлился и был готов дать достойный отпор чертову шутнику, но… Голос у шутника оказался очень похожим на тот, что прошлой весной отправил Намджуна в больницу. – Здравствуйте, – осторожно сказал голос и чуть не сделал это снова. – Здравствуйте, – эхом отозвался Намджун и тяжело осел в кресло соседа, пары шагов не дойдя до своего. В висках застучало. – Это в-вы? В-вы… живы? – казалось, голос был поражен и растерян не меньше Намджуна. Несколько слов вообще улетели за грань слышимости, еще несколько перемешались со сдавленным кашлем: – …неужели?.. неужели это правда вы? В-вы правда живы? – А с чего это я не должен быть жив? – огрызнулся Намджун. Убедить себя, что голос не тот, у него не получилось. Год назад «голос Джина» показался Намджуну заискивающе приятным, с явными нотками надрыва и нетерпения. Этот же начался смиренно и блекло, а теперь хрипел и захлебывался, словно встретивший привидение. Ни о какой приятности не могло быть и речи, но чуткий слух сына музыканта выловил и разложил на гармоники все прорвавшиеся через сотни километров частоты. Вердикт оказался неутешительным: похож. Слишком похож, чтобы быть простым совпадением. Намджун сумел кое-как справиться с шоком и бросил в бой основные силы сопротивления – мудака-зануду, вооруженного трезвостью и здравомыслием. Зануда быстро опутал событие логическими цепями. Сынхи не тырила идею, а пошла напролом и снюхалась с Юнги. Как? Ну, например, через шефа: она же в курсе, где работает Намджун и кто его туда устроил. Могла? Могла. Юнги слил мужика, который звонил в прошлый раз. Мог? Мог. Они организовали звонок «из Бангкока». Могли? Наверное. Юнги все-таки технарь, и технарь изобретательный. К тому же у него обширная сеть знакомых, этого Намджун не забыл. И Сынхи, и Юнги были до безобразия упертыми: если за что-то брались, то доводили дело до конца. Страшно было даже представить, до какого конца они могут довести, объединив усилия. – Но прошлой весной… когда я звонил вам прошлой весной… Что-то же случилось? Авария, да? Или что? Я слышал крик и удар, а потом все пропало. Я… Господи, я думал, что вы тогда из-за меня разбились! Я потом еще звонил… и на следующий день, и потом еще… Я думал, я вас убил! Вот сволочи! Сынхи прекрасно знала, что Намджун восстановил свой телефон, только выйдя из лечебницы. Вопль, удар, полтора месяца в состоянии «не абонента» – все сходилось, сценарий и драматический монолог были проработаны до мелочей. А последний хрип в телефонной трубке выстрелил такой душераздирающей горечью, что не оставлял сомнений в высоком профессионализме актера. Непонятной осталась лишь причина. Сынхи так сильно злится? Или реально с чувством юмора проблемы? «А может, вообще считает эту херню крутым психотерапевтическим приемом?» – подумал Намджун, и, надо признать, не без оснований: еще во время своего пребывания в клинике он заметил, что Сынхи частенько фыркает на назначения врачей. Спорить она, естественно, не пыталась, но всегда «знала, как лучше». Черта лысого она теперь дождется, а не свадьбы! Пусть ищет себе другую жертву для экспериментов! И Юнги хорош. Задрот недоделанный. Предатель! – Я полагаю, – вкрадчиво, с ядовитой лаской в голосе проворковал Намджун, – вас зовут Джин? – Да… Неужели вы запомнили? Пробивающемуся сквозь тихие всхлипы трепету можно было аплодировать стоя: над Намджуном не шутили, а с особой жестокостью издевались. Представление начинало раздражать, особенно ценой за билет. Шаткое равновесие Намджуна еле-еле выдержало: сердце еще возмущенно ухало, и одна только мысль о пережитом приступе страха вызывала новую панику. Еще чуть-чуть – и Намджун бы поверил, что уже второй раз беседует с глюком сумасшедшего. Он сделал вид, что не заметил вопроса: – А еще я полагаю, что вас не существует. «Глюк сумасшедшего» на пару секунд изумленно затих, а потом вдруг подавился испуганным и нервным полусмешком-полукашлем человека, чью ложь и притворство неожиданно раскрыли: – Откуда вы з-знаете? – Передай Юнги, что он козёл! – рявкнул Намджун, сбросил вызов и вырубил телефон. *** Остаток пятницы Намджун пролетел на автопилоте. Он припомнил Юнги все обиды и непонимание, весьма нелестно отозвался о потугах Сынхи в сторону психологии и медицины и черт знает сколько раз отругал себя за уступчивость и откровенность. Автопилот в это время перепутал клиентов, без причины нахамил соседу по столу, а перед самым уходом начал делать отчет, уже сданный утром. В метро Намджун в красках представлял, как по-настоящему дерется с Юнги и как посылает Сынхи с ее просьбой рассказать о Джерри куда-нибудь подальше, а автопилот проехал свою станцию. Естественно, все эти невербальные споры с «доброжелателями» окончились ничем. А вот не заметил велосипед, раскорячившийся посреди тротуара, упал и порвал брюки отнюдь не автопилот. Последний инструмент познания реальности оказался наиболее действенным: дыра на коленке жирно намекала на то, что событие выбило Намджуна из колеи гораздо сильнее, чем он мог себе позволить. А ведь телефон рано или поздно придется включить, и тогда... Нет, если этот «несуществующий Джин» позвонит снова, Намджун просто не будет брать трубку, это не проблема. Звонок «из Бангкока» его больше не страшил. Хуже было то, что позвонит Сынхи: должна же она оценить результаты своей «терапии»! Перспективы открывались безрадостные: разрыв отношений немедленно повлечет за собой возвращение к полному одиночеству и необходимость искать себе новую «бабу». И как это делать? Где? Самому?! Страх перед подобным предприятием почти реабилитировал Сынхи в глазах Намджуна, обвинив во всем… естественно, Джерри. Ну, а кого еще? Ведь это его призрак сбил Сынхи с толку. Всего лишь рассказ о нем, жалкие, никчемные воспоминания – и вот, пожалуйста! Из стен уже вываливаются кирпичи. Три банки пива, большая пачка сосисок, несколько серий какой-то бредовой дорамы – и Намджуну удалось уснуть. Утром, оттягивая неизбежность, он пижонски долго стоял под душем. Потом медленно насиловал желудок нескончаемым потоком кофе. Поход за новой пачкой сосисок тоже, как ни странно, от бремени не избавил: ни утро, ни день надежд на разрешение ситуации не принесли. Поэтому к сосискам – впервые после клиники – была куплена водка. Но даже она не сумела переключить мысли на что-нибудь иное. Все попытки неизбежно сводились к проигрыванию разных гипотетических «если». Если бы он не стал рассказывать Сынхи о Джерри. Полстакана. Если бы все-таки успел предложить ей выйти замуж. Еще полстакана. Если бы не дулся не пойми на что, а сам позвонил ей, скажем, в четверг вечером. В принципе, на половину можно уже и не размениваться. Если бы… Да, никакой трагедии пока не случилось, однако ощущение душевной тошноты не проходило. Он несколько раз брал телефон в руки, но включить решился только под вечер: Сынхи ведь могла испугаться его молчания и приехать, а идея встретить ее пьяной рожей вдохновляла Намджуна еще меньше, чем телефонные разборки. Вопреки ожиданиям, на ниве коммуникаций царила абсолютная гладь: Намджуну никто не писал и не пытался звонить. Сынхи не проявила ни малейшего интереса к эффекту, произведенному ее идиотским розыгрышем, сам шутник тоже больше не побеспокоился. За второе определенно стоило выпить. Отсрочка позволила Намджуну перевести дух и убить остаток вечера на диване, теперь уже медленно потягивая соджу. В воскресенье он пережил первое в своей «новой жизни» похмелье – слава Богу, не очень сильное – и к вечеру накидался снова. Теперь уже потому, что телефонная тишина стала если не напрягать, то раздражать. Но разве пьяные мудаки способны учиться на прошлых ошибках? Вот и Намджун не сделал необходимого шага к примирению, не позвонил сам, не попытался прояснить ситуацию. И утро понедельника стало классическим утром понедельника: со спазмами в желудке, тяжелой головой и тянущим, надоедливым, как зубная боль, ощущением морального дискомфорта – то ли оттого, что напрасно два дня пил, то ли оттого, что Сынхи так и не позвонила, то ли еще от чего-то такого, что Намджун не мог вспомнить или понять. Пора было идти на работу. Но перед выходом он решил провести ревизию запасов соджу – на предмет необходимости их пополнить. Осознав себя полным ничтожеством и без колебаний смирившись с этим фактом, поскольку в алкогольном срыве можно было обвинить Сынхи, он уже обшаривал квартиру в поисках уцелевших бутылок. И тут зазвонил телефон. Словно вор на месте преступления, Намджун дернулся и ударился головой об угол стола, из-под которого как раз, пятясь, вылезал. И даже если бы после такого удара Намджун был в состоянии соображать, то не заподозрил бы в звонке ничего плохого, потому что «Джин» ассоциировался у него исключительно с Таиландом, а дьявольских бангкокских шестерок в начале неизвестного номера не наблюдалось. Однако, приняв вызов, Намджун снова услышал голос того, кого не существует: – Доброе утро, простите, пожалуйста, это снова я, Джин, извините еще раз, я обещаю, что не отниму у вас много времени... Намджун был категорически не согласен ни с добротой утра, ни с тем, что снова нарвался на издевательства: – Какого черта тебе от меня нужно?! – прошипел он. «Джин» не разозлился и не обиделся. Он воспринял вопрос, именно как вопрос, а не как риторический наезд, и с готовностью бросился отвечать: – Пожалуйста, вспомните, это было два года назад, в аэропорту, один мальчик попросил у вас телефон, вас еще потом арестовали, скажите, вы его помните? Этого мальчика? Вы не могли бы помочь мне его найти? Это был уже перебор – и для Юнги, и для Сынхи, и даже для их коллаба. – Да пошел ты!.. Намджун сбросил вызов и посмотрел, откуда ему теперь «звонил Джин». Китай. Мобильный оператор, работающий на территории Китая! Юнги… хакер хренов! *** В течение дня Намджуну позвонили еще раз восемь или десять – из Камбоджи, Японии, США, Сингапура, потом снова из Китая, из Австралии… Все эти вызовы Намджун встречал священной злобой и величественно игнорировал, а с какого-то момента перестал отслеживать и географию: во-первых, это мешало работе, а во-вторых, Юнги все равно кидал «Джина» по всей планете, беспорядочно и бессистемно, не сообразуясь ни с какой логикой. После обеда тактика нападения изменилась: «глюк сумасшедшего» стал предварять свои звонки СМС-ками. Номера не повторялись, ибо Намджун складывал их в черный список, а все сообщения были набраны латинскими буквами: «Voz’mite, pozhaluista, trubku». Звонок. Сброс. Черный список. «Ya vas chem-to obidel? Prostite». Звонок. Сброс. Черный список. «Esli vam seichas neudobno, skazhite, kogda mozhno perezvonit’?» Звонок. Сброс… В таком режиме Намджун дотянул до вечера, то принудительно успокаиваясь, то вновь распаляясь бешенством и мысленно матеря Юнги на все лады. Но в самом конце рабочего дня, практически уходя из офиса, Намджун все же взял трубку: последнее сообщение показалось ему слишком глумливым: «Pogovorite so mnoi, pozhaluista. Eto ochen’ vazhno». Звонок… – О чем мне с тобой говорить?! О шмелях без яиц на двести баксов?! – взревел неприметный офисный мудак, тотчас обратив на себя изумленные взоры коллег. Повестка пятничного совещания определилась уже в понедельник. – О, Боже… Спасибо! То есть пожалуйста… То есть простите! Спасибо, что согласились… – «Джин» закашлялся и остановил поток благодарностей. Похоже, он не особенно рассчитывал на успех и растерялся. Окончательно взбешенный Намджун заорал еще громче: – На кой черт мне твое спасибо?! Сколько тебе, сука, заплатили?! – Простите, за что заплатили? Мне не платили, я не понимаю… – Не платили?! Тогда откуда ты знаешь про мой арест? Народ бросил работу и вылупился уже не скрываясь: повестка расширялась вместе с глазами. Намджун подхватил пиджак и пулей вылетел из офиса. – Так я же слышал! – торопливо объяснял в это время «Джин», который по-прежнему видел в воплях Намджуна конкретные вопросы. – Это со мной он тогда разговаривал. Тот мальчик. А потом никто из вас не сбросил вызов, и я тоже не сбросил. Это было очень плохо с моей стороны, я не знаю, почему я так сделал, но я все слышал! Вы ведь побежали за ним, да? За тем мальчиком? Потом вас арестовали и куда-то долго вели, а вы говорили, что просто хотели вернуть пакет, что вы ни в чем не виноваты и никогда не нарушали закон. Что у вас нет ни одного штрафа, даже за парковку. А потом, наверное, телефон разрядился, или деньги закончились... – Твою мать! Так это из-за тебя я не смог позвонить адвокату и провел четыре дня в КПЗ?! Четыре гребаных дня в камере с отбросами – ты хоть понимаешь, что это такое?! – Боже, простите меня, я не думал, что так получится, я очень виноват перед вами, я понимаю… – Да ни хера ты не понимаешь! Из-за вас и ваших, блять, шмелей я лишился работы, квартиры и женщины! Год пил и шесть недель лечился! Целый! Год! Коту под хвост! – Пожалуйста, я вас умоляю, выслушайте меня, я все признаю, я перед вами бесконечно виноват. Но это я виноват, я один, понимаете? Пожалуйста, ненавидьте только меня, это все я, это из-за меня, а он не виноват… – Не виноват?! Это он-то не виноват?! Да я убью его, если найду! Придушу своими руками! Из до крайности возмущенного Намджуна лилось, как из прорвавшейся канализации. Выйдя на улицу, он обнаружил, что выплескивает свои угрозы в пустоту завершенного вызова, но еще долго не мог унять гнев. Не находя точки приложения, гнев превращался в тупую кинетическую энергию – Намджун пёр к метро и продолжал ругаться с «Джином», нимало не смущаясь отсутствием оппонента. Ненависть к Джерри улетала в никуда, Чон Хосок был абсолютно недоступен. А на разыгрывающем «Джина» полудурке можно было, наконец, оторваться, выместить всю накопившуюся злость. Его можно было обвинять хоть во всех смертных грехах – он безропотно слушал, не перечил, не огрызался и не имел крыши в виде отца и брата. Одна беда – очень рано бросил трубку. Намджун так и не дотянул до полной победы: он забыл про залог и машину да не сообразил, для пущего трагизма, наградить дуру-Чисон статусом жены. И про четыре дня в КПЗ вышло как-то мелковато. И про остальное! Надо было сказать, что пил не год, а три! А лучше пять! И лечился не шесть недель, а шесть месяцев! Пусть эта тварь знает, за какое дерьмо ей заплатили! И наплевать, что со временем вышла бы неувязка: это Намджун – аналитик, а какие-то там сраные актеры и не поймут, как из двух лет получилось пять с половиной! «А из нескольких минут – почти полчаса… – прилетело в лоб аналитику уже перед самым входом в метро. – Двадцать шесть минут и тридцать две секунды». Он остановился прямо посреди потока людей. Загадка «получасового» разговора с Таиландом оказалась до гениального простой. Но это еще полбеды – на такое элегантное объяснение у Юнги вполне бы хватило и ума, и фантазии… А вот на штрафы за парковку… Об унизительной прогулке по аэропорту в компании полицейских и о своих жалких оправданиях Намджун не рассказывал никому. Ни Юнги, ни Сынхи – вообще ни одной живой душе.