Братишка

На словах Чонгука «ему позвонил Джин» Хосок вдруг очнулся, вскинулся, заметался по дивану и бешеной скороговоркой зашептал: – Он не позвонит. Я его придумал. Его не существует... Он не позвонит, не позвонит, я больной. Я его придумал… – Чё это с ним? У него чё – температура? Чонгук подорвался, как будто и не был пьян, поймал рукой лоб брата. Хосок шарахнулся от руки и попал в объятия заскочившего на диван Намджуна. Намджун сгреб его в охапку, посадил себе на колени, прижал к груди. – Тихо, тихо, мышонок, все хорошо… Хосок всхлипнул последний раз и замолчал. – Я не понял, чё за бред? Вроде, не горячий… – Чонгук, обиженный тем, что остался не у дел, снова сполз на пол и подтянул к себе ближайшего пса. Намджун слегка покачивался, успокаивая Хосока, легонько терся лицом о его волосы и иногда целовал. Он коротко рассказал Чонгуку о том, как Хосок попытался связаться с другом и как у него ничего не получилось. – Пизда, по ходу, – резюмировал Чонгук. – По ходу… – согласился Намджун. – В прошлый раз… Это ведь Джин его тогда вытащил, да? – Да. Отец, конечно, сразу просёк, запретил и все такое. Стал проверять телефон. Но мелкий все равно ухитрялся с ним связываться, звонил с чужих. Ну, это ты и сам знаешь... С этим Джином все стало нормально. Почти как раньше, понимаешь? Вообще не ебу, с хера батя на него так реагировал... Мелкий перестал рыпаться, учился нормально. Даже бате иногда подмахивал. Правда, батя перестал таскать его по своим пьянкам, но зато убрал гоблинов, оставил только шофёра. Все как-то успокоилось что ли… Ну, трепались бы, подумаешь! Так нет, всрался бате этот Джин… Реально, как красная тряпка. Хосок когда-то сказал, что Джин спас ему жизнь, возможно, имея в виду как раз этот сюжет. Джин вытащил его из депрессии, уговорил перетерпеть, сделать вид, что покорился воле отца. И потом, усыпив бдительность и спокойно дождавшись совершеннолетия, удрать – к Джину, в Таиланд. Джин тогда уехал один – он, судя по отчету детективов, ненамного младше Намджуна и три года назад уже должен был быть совершеннолетним, – а Хосок, которому папаша не позволял сделать загранпаспорт, не смог. Потом Джин устроился в Бангкоке и связался с другом, вселил в него надежду на избавление. Сначала бросил его одного, раненого, умирающего, а потом спас… Спаситель хренов. Или Хосок тогда имел в виду себя? Джин ведь тоже говорил, что Хосок спас ему жизнь…Может, Хосок заслонил Джина от «бандитской пули», получил ее вместо него? Джерри так причудливо перемешал их двоих, что разобраться, кто, когда, кого и от чего спас, казалось уже невозможным. «Бедный ребенок, – думал Намджун, глядя на переплетение ниточек в вязке колючего джемпера, повисшего на плече Хосока, – столько стараний – и ради чего? Чтобы мне понравиться? Интересно, продумывал ли он свою «историю с биографией» заранее, сидя на чердаке? Или импровизировал по ходу пьесы, ориентируясь на мою реакцию? Нащупывал то, что могло максимально впечатлить рядового офисного кретина, для которого самыми серьезными проблемами были остывший кофе и пятно на брюках? А может, эта параллельная вселенная родилась еще раньше – во время отсидок в чулане, погребе или запертой комнате? Бедный ребенок… Ненавижу… Чертов Джин, как же я тебя ненавижу… Но если ты спасешь его снова… если вернешь его к жизни, я обещаю простить тебе все. Даже твое существование… Почему же ты больше не звонишь?!» – В общем, я его ни разу не видел и толком ничего не знаю. Этот… – Чонгук кивнул в сторону Хосока, – тоже не рассказывал, говорил, меньше знаешь – крепче спишь… ну, типа, не моего ума дело. Братишка, называется… Я ему… Да я… Чонгук шмыгнул носом и состроил по-собачьи страдальческий взгляд: – Я же хотел, как лучше, но я же бате верил! Нас же учили, что старших нужно слушать! Старшим же лучше знать, да? Тебя же тоже так учили? – Хорош ныть. Лучше помоги... Намджун оставил пьяные сопли без ответа. А что тут ответить? Что его тоже так учили? Что это правильно? Что он однажды пытался не слушать старших, считал, что его братик может быть жив, искал его... И чем все закончилось? Намджун лег, прижимая Хосока к себе, а Чонгук придержал, помог устроить его сверху, как прошлой ночью. Хосоку вроде бы нравилось именно так – лежа у него на груди, уткнувшись носом в шею. А Намджун чувствовал, что мальчик жив, что дышит, что еще будет бороться. Просто надо ему помочь. Надо найти Джина. *** – Извините, что беспокою… Намджун терпел долго, но все же не выдержал: рабочий день подходил к концу даже в Таиланде. Детектив ответил моментально: – Оу, я как раз собирался вам звонить. Объект найден. – Найден?! Где он? С вами? Вы можете дать ему трубку? – Нет... – Почему?.. О, простите, я, видимо, вам еще что-то должен, да? Какой-то гонорар? – Намджун испугался: значительных денег у него уже не осталось. – Нет, мы израсходовали не все ваши деньги. Если наше сотрудничество на этом заканчивается, то оставшиеся вполне сойдут за гонорар. Дело не в этом. Дело в том, что объект в тюрьме. – Как – в тюрьме? Он же освободился! – Он освободился из обычной тюрьмы, а сейчас находится в иммиграционной. В ночь с понедельника на вторник он добровольно сдался миграционной полиции. – И… И что теперь? Как мне до него добраться? – А что вам от него нужно? И вопрос, и ситуация в целом поставили Намджуна в тупик: он предполагал, что, найдя Джина, решит проблему. Джин ведь переживал за Хосока, а, значит, будет с ним разговаривать столько, сколько понадобится, и даже больше. Напротив, Намджуну совершенно не нравилась идея этого «больше»… – Мне нужно… хотя бы с ним поговорить. По телефону, минут пятнадцать. – А потом? – Потом?.. – ревнивый мудак внутри Намджуна осторожно потер руки и начал строить план: если Джин поговорит с Хосоком и выведет его из непонятного состояния, а потом больше не сможет вмешиваться в их жизнь, причем даже не по вине Намджуна, а по вполне объективным причинам… Получалась почти мечта. – Давайте так: я поговорю с ним, а там будет видно. Вы же сможете это устроить? Вы говорили, что у вас есть связи в тюрьмах… – Не знаю. Видите ли, с этим заведением все немного сложнее, это не тюрьма в прямом смысле слова, формально это Депортационный Центр, он работает под контролем... – Послушайте, один телефонный звонок! – Намджуну, у которого на фразе «объект найден» уже сработал триггер облегчения, очень не хотелось возвращаться обратно, к тягостному ожиданию. – Если это не совсем тюрьма, они же должны позволить! – Кто? Тайцы? Хорошая шутка, я запомню. Поймите, ни один тайский царёк никому ничего не должен. Для них существуют только деньги и страх. И всегда есть риск, что, простите, наебут… «Да, Юнги тоже советовал не связываться с тайцами. Видимо, хороший совет. Но…» – И все же этот разговор для меня очень важен. Я, к сожалению, не миллионер, чтобы отдать столько денег и остановиться в шаге от цели, так что готов рискнуть. Поможете? Детектив выдержал паузу, потом спросил: – Значит, этот разговор и есть ваша цель, я правильно понимаю? – Абсолютно. – И помогать этому парню вы не собираетесь? «Не собираюсь… что?» Если бы Намджун мог позволить себе честность, то рассмеялся бы от души: после разговора с Джином он желал бы больше никогда даже не слышать об этой бляди. Но в тоне сыщика вдруг появились нотки плохо скрытого разочарования. Намджун скривился. «Вот ведь сука, если бы не мои бабки, мог бы прямо сказать, что я скотина. А так не говорит. Интересно, чего он от меня ждет? Что я буду умолять его вытащить из тюрьмы совершенно чужого мне человека? Он же не старуха-австралийка, чтобы верить в мою порядочность и братское сострадание? Он прекрасно знает, что Джин мне никто. И все равно строит из себя праведника. Сука…» – А у него серьезные проблемы? – Есть вероятность, что да. «Как же задолбали эти вероятности». – Тогда давайте конкретнее. Я привык работать с цифрами и не очень люблю лирику. Я понимаю, что в отчете все это будет, но ведь отчета еще нет… – Ладно, давайте конкретнее. Проблема в том, что наш объект пытается выдать себя за беженца из КНДР, но у него это не очень-то получается… – Из какой еще КНДР? – возмутился Намджун, а у самого сердце зашлось от страха: – Вы уверены, что нашли того самого человека? – Да, не беспокойтесь. Мы нашли того самого человека, который названивал на ваш номер в понедельник. Он же звонил вам в пятницу с поста тюрьмы… впрочем, название вам все равно ни о чем не скажет. Он же звонил вам год назад, несколько раз в течение месяца, из той же тюрьмы. Подробный отчет вам отправят… ребята говорят, к утру будет. Почитайте, вам понравится… В общем, ошибки быть не может. Но южнокорейцы иногда пытаются выдать себя за беженцев с севера – особенно, если скрываются за границей от уголовного преследования. Ну, понимаете, чтобы получить чистые документы. И возможно – я подчеркиваю, только возможно, потому что вместо доказательств у нас лишь голые подозрения - что ваш парень тоже скрывается. Вы что-то об этом знаете? «Час от часу не легче. «Ваш парень», черт побери! Что же этот Джин – еще и в Корее что-то натворил? И поэтому удрал, бросив своего друга умирать одного? Какое гадство…» - Не знаю, - нехотя ответил Намджун. – Но вероятность есть. И что теперь? Судя по шелесту бумаги и яростным щелчкам мышкой, американец одновременно копался в документах разного вида. – Давайте я расскажу по порядку. Два года назад бангкокская полиция прикрыла уже известный вам «массажный салон» и пересажала всех проституток. Так вот, объект отбывал свой срок под именем Сокджин Ким, возможно, вымышленным, поскольку при нем не было вообще ничего, что хоть как-то сошло бы за удостоверение личности. Тайцам плевать, кого сажать в тюрьму, они положили на это дело большой болт, а гражданство пометили как «неустановленное». В итоге после отсидки объект получил предписание покинуть пределы Королевства Таиланд в течение десяти суток – то есть, фактически пинка под зад, ведь документов, позволяющих официально въехать хоть в какую-то страну мира, у него не было. Во второй половине дня пятницы он вышел из тюрьмы, в субботу и воскресенье болтался в окрестностях своего бывшего места работы, понедельник провел в аэропорту и ночью сдался миграционной полиции, заявив, что бежал из КНДР и просит о скорейшей депортации в Сеул. - Но почему он в таком случае не пошел в посольство? - Думаю, потому, что в посольстве работают корейцы. Ему бы за пять минут доказали, что он не имеет никакого отношения к Пхеньяну. В принципе, он поступил разумно: выбросил все тюремные бумажки и пошел к тайцам. Типа, я весь такой измученный, еле-еле сюда добрался, документы по дороге потерял, спасите-помогите. Обычная история. Тайцы не выдают северокорейцев на родину, а быстренько и за государственный счет депортируют в Сеул, причем, насколько я знаю, их просто сажают на прямой рейс и все. И по идее ваш Ким уже мог бы туда отбыть, но ему не повезло. Кому-то из тайцев в Депортационном Центре пришло в голову проверить его «пальчики», и история с «массажным салоном» всплыла во всей красе. Естественно, тайцы догадались, что Северной Кореей здесь не пахнет, потому что нормальному северокорейцу и в голову не придет пойти работать в тайский бордель. А дальше – самое интересное. Тайцы не поленились запросить полицию Сеула. И тоже получили ровно ноль. Сеул не смог установить личность ни по фото, ни по биометрии: человек с таким лицом и отпечатками никогда не получал южнокорейского паспорта и водительских прав, не находился в розыске и не пересекал соответствующую границу… – Как это… Постойте. Вы хотите сказать, что в нашей стране такого человека никогда не существовало? – Либо нам придется предположить, что он виртуозно нагнул полицию Сеула. «А еще я полагаю, что вас не существует» – «Откуда вы знаете?» У Намджуна мгновенно и сильно заболела голова. Джин сам проговорился, что его не существует. Чонгук его никогда не видел и знал о нем только со слов отца. Полиция Кореи утверждает, что его нет. Даже Хосок считает, что придумал его сам. И только Намджун упрямо ссыт против ветра и отдает за это удовольствие последние деньги. – Одну минуту… – сказал он детективу и аккуратно вывернулся из-под Хосока. Единственным доступным источником на данный момент был Чонгук, и Намджун решил еще разок его переспросить: – Слышь, братец мой названный! А кто из ваших бойцов лично видел этого… – Х-р-р-р… – раздалось из «спальни». Когда Намджун начал разговор с детективом, Чонгук ушел «к себе», прихватив бутылку. И непонятная английская речь убаюкала страдальца, одержавшего сокрушительную победу над коньяком. Бутылка опустела, Чонгук дрых без задних ног. – Fuck! – вырвалось у Намджуна. «Какого черта меня опять потянуло что-то спрашивать? Да еще у этого пьяного гондона! Почему же жизнь меня ничему не учит? Неужели я снова прыгну на те же грабли? Опять буду верить другим, а не себе? У меня есть своя голова, почему я не могу думать ей? Почему не могу доверять себе? Своему рассудку и своим ощущениям? Своим! Ты же, сука, существуешь! Я знаю, что ты существуешь. Знаю! Я с тобой разговаривал, и я не сумасшедший. Это сифилисом можно заразиться, а крыши уезжают строго по одной. Я кто угодно: я готов признать, что алкоголик, я готов признать, что пидорас, я даже готов признать себя твоим братом! Ради Хосока я готов на все. Но я не сумасшедший. И ты существуешь! Fuck!» – …Простите, это я не вам. Продолжайте, пожалуйста. Детектив понимающе хмыкнул: - А это все. Северокорейцем его не признали. Южнокорейцем тоже. Никаких документов у него нет. И кашляет так, что стены дрожат – его ни в один самолет не пустят. Вопрос: куда и как его высылать? – Ну, так надо обращаться в наше посольство, пусть они как-то решают. – Серьезно? А вы уверены, что ваше посольство заинтересуется уголовником и шлюхой, который никак не связан ни с одной из частей Корейского полуострова и пытается прорваться в Сеул с помощью обмана? «Вот дебил. Надо же так вляпаться. Без денег, без документов, без связи с внешним миром, зато больной и со свеженькой судимостью», - Намджун с содроганием вспомнил собственные ощущения двухлетней давности, когда разом оказался выброшенным за борт привычной жизни. С Джином творилось что-то похожее, если и не контрастом – отсидку в тюряге вряд ли можно считать аналогом «привычной жизни» – то общим ощущением безвыходности точно. «Черт, даже, пожалуй, похуже». – А какие тогда варианты? – Официально – никаких. Он сейчас находится в карантине с подозрением на туберкулез. Тайцы не могут его ни выслать, ни выпустить, поэтому продержат там, пока его состояние не станет критическим, после чего сплавят в какую-нибудь вшивую больничку, где он и закончит свой земной путь. – Но если он болен, разве они не обязаны организовать его лечение? – Слушайте, опять вы со своим «обязаны»! Нет здесь такого слова. Кто за него заплатит, если он никто? И перед кем отвечать за его смерть? Если его, простите, не существует? Намджун смотрел на скрючившегося Хосока и вспоминал вымышленную вселенную Джерри: «Покалечить и убить никому не нужную проститутку. Пацана, которого не существует…» Каким-то образом этот сюжет тоже оказывался правдой, только в будущем – мистически, непостижимо… «Нет, я не сумасшедший, я просто чего-то не понимаю. Это как отчет, написанный задним числом… Я же сам так делал… Я не сумасшедший, я обычный мудак, и я разберусь». – Я понял. Х-хорошо… Я не знаю, как ему удалось обмануть корейскую полицию, но я знаю, что три года назад он бежал из Сеула. Я не знаю причины его побега, но предполагаю, что она была серьезной, и возвращаться он не собирался… «Если у тебя, сука, не было серьезной причины, по которой ты бросил умирающего Хосока, я тебя своими руками на куски порву – и плевать, во что мне это обойдется». – …И я думаю, что знаю, почему он вдруг изменил решение и так рвется домой. «Конечно, знаю. Знаю твое слабое место. К сожалению, оно у нас с тобой одно на двоих. Твой друг, мой Джерри, наш Хосок… Год назад, при первой же возможности, ты позвонил мне из тюрьмы. Как тебе это удалось? Кто тебе помог? Кто-нибудь из паханов-сокамерников? Или ты отсосал надзирателю? Неважно. Я повел себя, как истеричная баба, и ты решил, что виноват в моей смерти. Освободившись, первым делом снова набрал мой номер. Зачем? Покаяться перед моими несуществующими родственниками? Или все-таки надеялся, что я не совсем сдох? Плевать. Это мне тоже неважно. Но я готов угадать, что ты делал на своей улице красных фонарей. Ты искал Хосока. Он ведь обещал к тебе приехать, и ты его искал. Конечно же, ты его не нашел. И побежал в аэропорт – а вдруг он как раз прилетает? Ты глупая, психанувшая блядь, ничего не знающая о теории вероятностей… Ты метался по залу прилета, встречал рейсы из Сеула и пытался воззвать к моему сочувствию. Ты был настойчив, ты старался ради друга, но ты немного не доиграл. Какой же ты идиот! Всего три звонка! Я не ответил тебе всего на три чертовых звонка, а ты… Ну что тебе стоило на следующий день развести еще парочку австралийских старух?! Позвонить мне еще хотя бы раз?! Но ты решил, что только сам сможешь спасти Хосока. Хренов, хренов, хренов спаситель! Ты же взрослый человек, а повел себя как мальчишка! Мало того, что вляпался сам, так еще и меня выставил виноватым! И что мне теперь делать?!» – Вообще-то вы не обязаны мне ничего объяснять… – сыщик счел, что пауза затянулась и Намджуна надо как-то мотивировать на продолжение разговора. – Я думаю, мне все равно придется. Вы же согласны продолжить наше сотрудничество? – В чем? Организовать вам звонок… или?.. «Допустим, мне удастся с тобой связаться, допустим, ты сможешь достучаться до Хосока, но что потом? Как мне спасать от папаши нашего с тобой самого дорогого человечка? Какой, к чертям, домик на острове? Куда я смогу его увезти, если он будет знать, что ты подыхаешь в этой сраной тюрьме? Или что из-за него тебя в любой день привезут сюда, в страну, из которой ты бежал и где тебе грозит какая-то неведомая опасность? Что же ты наделал, идиот? Зачем поспешил, почему не подумал хоть немножко, не оценил слабые стороны своего плана? Господи… Какой план? О чем это я? Побег без документов, проституция, тюрьма, отсосы по сортирам… Ты тоже неудачник, братишка. Такой неудачник, что дал фору даже нам с Чонгуком. Лучше бы тебя, и правда, не существовало. Да, всем было бы лучше… И мне бы не пришлось вытаскивать тебя из этого дерьма». – Или… – натужно выдохнул Намджун. Продолжить он просто не мог, настолько не хотелось ему говорить того, чего от него ждали. – Значит, вы хотите помочь этому парню?! – воскликнул американец, напомнив о своей способности испытывать – или, как минимум, демонстрировать – почти детский восторг: – Я правильно понял? Намджун не разделял его восторга, как не разделял и формулировки. «Я не хочу помогать этому парню. Совсем не хочу. Выть хочется, как не хочу! У меня просто нет выбора». – Да.