Братишка

Намджун заскочил в гостиницу при клинике: поисками более подходящего и недорогого жилья он решил заняться завтра, а на одну-две ночи вполне можно было позволить себе номер с самым большим сортиром. Кто бы подумал, что это требование станет чуть ли не определяющим? Точно не администратор – такие круглые глаза еще нужно было поискать. Хосока отпустили с экзекуции, накормили и отвели к Джину, а Намджун снова встретился с американцем, рассказал о согласии «брата». Потом к ним присоединился и врач – с хорошими вестями. С Хосоком физически все было неплохо, здоровое питание и свежий воздух должны были привести его в норму. А Джин неожиданно оказался счастливым обладателем отрицательного теста на ВИЧ – тут круглые глаза сделались уже у детектива. Конечно, расслабляться было рано, но все же в медкарте Джина завелось хоть что-то, не вызывающее желания немедленно обнять и плакать. Спросил Намджун и о том, что думает врач о психическом состоянии Джина. Тот ответил, что специалистом в данной области не является, но ничего неадекватного в поведении пациента не заметил. Джин показался ему довольно умным – насколько об этом можно было судить по общению на жуткой смеси английского с тайским – и абсолютно осознающим свое положение в социуме. Да, у него будут проблемы с адаптацией, но, скорее, на уровне психологии, а не психиатрии: – По-моему, он привык к тому, что вся его жизнь – борьба. Может, сейчас он устал, но дайте ему шанс – и он выкарабкается. Это очень сильный человек. На этой мажорной ноте заговорщики распрощались, а Намджун немного успокоился: двух психов он бы не потянул. Детектив, уезжая, подбросил Намджуна до ближайшего торгового центра. Клиника находилась на окраине небольшого городка, и сам Намджун точно бы ничего не нашел, к тому же в темноте. Повезло, что нашел хотя бы обратную дорогу. Несчастный Джин держался из последних сил: ему явно нужно было спать. Когда Намджун заглянул в палату, Джин уже съехал до почти лежачего состояния, а Хосок заботливо натягивал на него одеяло, но не переставал при этом увлеченно трещать. Намджун увел Хосока, понимающе переглянувшись на прощание с Джином, как будто одна нянька передала заботу о ребенке другой. Именно так Намджун теперь и думал: они два брата, которые сделают жизнь Хосока счастливой и полноценной. Один – как лучший друг, другой… Сегодня определенно что-то случится. Хосок выспался в самолете и был доволен встречей с Джином, а за две минуты пути до гостиницы затискал руку Намджуна, наверное, до синяков. Всю дорогу он молчал, не спросил даже, куда они идут. И Намджун тоже молчал – боялся, потому что в номере была одна большая кровать. Не окажется ли это слишком смелым? Конечно, все ночи, что они уже провели с Хосоком, включая ту, самую первую, два года назад, они спали вместе. Чего им теперь стесняться? Но Намджун все равно чего-то стеснялся. «Идиот, – ругался он сам с собой в коридоре перед дверью в номер, – через несколько месяцев тебе стукнет тридцать, а ты вдруг испугался облажаться с сексом. Да еще и с мальчишкой, у которого это будет в первый раз. С мальчишкой, который в тебя влюблен. Который считает тебя самым красивым и умным…» Но, кажется, именно эти три пункта и вызывали у Намджуна страх. Потому что для него все это тоже было в первый раз. Первый секс с тем, кто его любит. Первый секс с тем, у кого это в первый раз. Первый секс с тем, кто считает его красивым… Да, наконец, просто первый однополый секс. Первый секс с психом… «Не взрослый мужик, а какая-то ходячая копилка для «Я никогда не…» Если бы было с кем играть, до сегодняшней ночи ты был бы победителем... А если будешь тупить, то останешься победителем и после». – Это ты нам купил? – чуть ли не завопил Хосок, сделав акцент на слове «нам». Он с порога увидел на кровати кучку летней одежды: Намджун второпях просто вытряхнул ее из пакета, чтобы не очень помялась. – Круто подобрал! Мальчик поднимал шмотки одну за другой, а Намджун только в недоумении хлопал глазами: он вообще ничего не подбирал, заскочил в первый попавшийся магазин и схватил первые попавшиеся футболки. Обе были непонятного сине-зеленого цвета, немного разных оттенков: себе Намджун взял потемнее, Хосоку – поярче. Шорты же вообще были одинаковыми и самыми простыми: трикотажные, на веревочках – считай, большие трусы с карманами. Трусы, кстати, в этой куче тоже имелись. А под ними… Из-под тряпок в руки Хосоку прыгнула бутылка с лубрикантом. Не сообразить, что это такое, было бы затруднительно: изящная голубая линия извивалась по черному фону намеком на силуэт мужчины, а ее хвостик, загнувшийся под жопой, однозначно раздевал силуэт догола и поворачивал соответствующим местом. Намджун схватился за голову. Так проебаться – и еще переживать из-за кровати? Глаза Хосока побили все сегодняшние рекорды. Мало того, что они чуть не выскочили из орбит, так этот взгляд вместил в себя всё: желание, восхищение, благодарность. За него можно было отдать полжизни, а не только квартиру, работу и по-мудацки спокойное существование. Хосок уронил добычу обратно на кровать и шагнул к Намджуну. Очень просто шагнул, как будто делал это много раз. Положил руки на плечи и потянулся целоваться. Намджун обнял его и с первым же касанием губ почувствовал, как сладко заныло в груди. Такого насыщенного дня у Намджуна никогда не было. Трудно поверить, что еще утром он разглядывал собачье говно на мокрой клумбе. Столько всего произошло за один день, и вот теперь долгожданный финал, то, за что боролся, – счастливый мальчик с влюбленными глазами, потерявшийся между реальностью и фантазиями, но крепко вцепившийся в него – труса, мудака и пьяницу. Впрочем, ладно, пьяницу уже можно опустить: с того момента, как вывалился из такси перед домом господина «ФармСтарза», Намджун не выпил ни капли. – Ты красивый… – прошептал Хосок и снова прильнул губами к приоткрытому рту Намджуна. Он целовал довольно смело, а одной рукой уже выдергивал из штанов рубашку. Не свою – его рубашка давно болталась сверху, а рукава были закатаны по локоть. Забавно, но колючий джемпер Хосок так весь день и таскал с собой по больнице и расстался с ним только сейчас, в номере, фактически в обмен на хозяина. А хозяин все еще не мог поверить, что значит для мальчика настолько много. И пусть психическая подоплека этой значимости добавляла в уравнение неизвестных и в разы увеличивала степень ответственности, эта ответственность не тяготила, от нее не хотелось избавиться. «Ни за что. Моё. Не дам», – думал Намджун, а сам уже шарил под рубашкой Хосока, наслаждаясь нежностью его почти детской кожи. Ни кровать, ни бутылёк со смазкой Хосока не напрягали. Он взялся за пуговицы на рубашке Намджуна, под это дело развернулся немного боком, поднялся на цыпочки и осторожно, будто невзначай, «ощупал» бедром его ширинку. Мимо пролетела легкая тень Джерри – воспоминанием о похожем эпизоде двухлетней давности: Хосок тогда не запаривался и просто цапнул Намджуна за член, но суть была та же. Намджун подался навстречу, подтвердил свою готовность, и Хосок сразу же попытался снять с него рубашку. Ага, не тут-то было. Намджун тупо застрял в рукавах. Он-то не как Хосок, он в своей рубашке весь день ходил, как на работе, только что без галстука. И пуговицы на манжетах ему никто не расстегивал, поэтому рубашка, соскользнув с плеч, повисла на локтях. «Черт возьми, и это у меня тоже в первый раз», – удивлялся Намджун, судорожно мучая пуговицу на правом манжете – левая расстегнулась, а эта ни в какую… Не привык он к такой спонтанности, привык спокойно, заранее раздеться, помыться, плюхнуться в постель. И уже потом подкатиться поближе и начать неторопливые прелюдии… Но Хосок сразу перевернул все с ног на голову, и Намджун уже не сопротивлялся, только думал, что корячится он с этой рубашкой, как полный придурок. А что будет, когда придется стаскивать штаны?! Которые внизу отнюдь не клёш и тоже наверняка застрянут? И Намджун будет скакать на одной ноге в позе подстреленного страуса? Хорошо, если не навернется. «Да чтоб тебя!» – вторую пуговицу Намджун не расстегнул, сдернул рукав прямо так. А эта зараза даже не оторвалась: рука хоть и с трудом, но пролезла. И Намджун, наконец, снова смог прижать мальчика к себе. А Хосок, будто вовсе не заметивший рубашечных мучений, терся щекой о его голую грудь, водил по ней рукой и что-то тихонько шептал… Что-то очень похожее на «люблю…» Так можно было простоять целую вечность. Просто слушать этот шепот и даже не думать о том, что может быть и не менее приятное продолжение. Ну, или почти не думать… Ну, или думать, но совсем немножко… Совсем немножко подумать о том, что с Хосока тоже нужно снять рубашку… Расстегнуть оставшиеся пуговки… Одну, теперь вторую… – Нет, подожди… – Хосок отвел его руку и вдруг опустился на колени. Он обхватил Намджуна за ляжки, лицом вжался в ширинку и замер в этом положении на несколько секунд, снова напомнив украденный секс Джерри. Только на этот раз мальчик снизу вверх посмотрел на Намджуна и спросил: – Можно?.. И что, разве были варианты ответа? Звуки остановились в горле, Намджун механически кивнул и сообразил, что все эти секунды стоял, вообще не шевелясь. Под глубокие резкие вдохи и шумные выдохи Хосок расправился с ремнем и застежкой. Его ловкие руки ласкали живот, бока и поясницу, по ходу поддевая резинку трусов и аккуратно сдвигая их вниз, на бедра. Как черт из табакерки, выскочил член и, прижатый у основания трусами, уставился в потолок. Хосок тут же лизнул его под головкой, одним этим движением чуть не отправив Намджуна в нокаут. Намджун пошатнулся. Оступился, сделал полшага назад и, если бы не стена, точно упал бы. Привалившись лопатками к неприятно шершавой поверхности, он почувствовал, как с него съезжают штаны. Трусы остались на бедрах, а штаны скользнули вниз и остановились чуть ниже коленей, на растопыренных в попытке устоять ногах. Эту дебильную пародию на стриптиз пора было заканчивать. Намджун придержал голову мальчика, немного отстранил его и переступил поудобнее. Сковырнул ботинки. Штаны упали окончательно, и Намджун потоптался на них, снимая. Естественно, неуклюже и по-дурацки выворачивая штанины, но все же снял. Зато воздух наполнился ядреным зловонием носков. А как еще должны пахнуть носки, которые утром утонули в грязной сеульской луже и потом весь день, безвылазно, парились в не совсем летних ботинках, пока их хозяин летел в самолете и шарахался по кабинетам и тридцатиградусной жаре? Намджун с ужасом попытался вспомнить, когда он последний раз принимал душ, и не смог. Точно не сегодня. И, черт возьми, совсем не факт, что хотя бы вчера – эти безумные дни и ночи смешались в один поток переживаний, где забота о свежести тела и смене белья была отнюдь не на первом месте, и даже не на втором и не на пятнадцатом. Так что носки вполне могли быть еще и вчерашними, и позавчерашними, и… И трусы тоже. «Отличный получился фокус! Достал, блять, индийского слона!» Намджун взял Хосока за плечи и потянул вверх, заставил подняться на ноги, чтобы как можно скорее отдалить от источников вони. Он расстегнул последнюю пуговицу на рубашке мальчика. Он хотел как-то отвлечь его внимание, поскорее раздеть и увести с собой в душ. И уже распахнул его рубашку и сдвинул с плеч, но Хосок вдруг схватил ее и дернул обратно, закутываясь, пряча от Намджуна тело. Намджун испугался, убрал руки, а Хосок посмотрел на него мокрыми от слез глазами и опустил взгляд вниз. Хоботок «индийского слона» сморщился и попытался уползти обратно в трусы, но головка расплющилась резинкой и застряла. Причиной этому были неловкость и дикий стыд, а несчастный Хосок принял все на свой счёт: – Это потому, что я не девушка, да? – голос его дрожал, руки тоже. Он тянул рубашку, чуть ли не обматывал ее вокруг себя, закрывался руками. Намджуну захотелось убиться. Он бы многое отдал, чтобы Хосок хоть ненадолго превратился в того Джерри, который с легкостью обозвал бы Намджуна мразью, вором, мудаком, импотентом и обвинил бы во всех на свете грехах, но увы. Джерри был лишь тенью, призраком из прошлого, за которого Намджун упрямо цеплялся, потому что все еще не мог понять своего «психа» – его лучше всего понимал Джин. Джин сказал, что Хосок в любом случае оправдает Намджуна, а виноватым будет считать себя – и почему Намджун так плохо слушал?! Пусть даже речь шла о совсем другой ситуации, но и сейчас все случилось так, как обещал «братишка». «Фокусник сраный, мудило неисправимое… Разгребай. Или возьмешь Джина с собой в постель? Третьим, блять? Суфлёром?» Намджун обнял мальчика. Наклонившись и извернувшись, нашел его губы своими. Поцеловал. Недолго, но жадно, не дожидаясь ответа. Заглянул в глаза: – Хосок, я люблю тебя. Тебя, слышишь? Не кого-то другого, не какую-то девушку, а именно тебя… С каждым словом Намджуна взгляд Хосока менялся, податливо разгораясь робкой радостью и обретая только что утерянную надежду. Это происходило так стремительно и явно, что у Намджуна захватывало дух: мальчик всего боялся и что-то себе придумывал, но, как только слышал то, что хотел услышать, моментально расцветал от счастья. «Вот он, твой псих. Получай. И только попробуй облажаться! Сделай его мечту чуть более реальной, стань проводником между двумя его мирами. И если между ними не будет пропасти, может быть, Хосок постепенно придет к тому, что мир один. Давай же, мудак, показывай фокусы, доставай из шляпы хоть что-нибудь: не слона – так удава, не удава – так кроликов, котят, цыплят, разноцветные бумажки! Но только не облажайся. Давай». Намджун набрался смелости и поставил в своем оправдании точку: – …И хочу я тоже только тебя. – Правда? – хоть и робко, но Хосок ему улыбнулся. – Конечно, правда, мышонок. Только давай помоемся. А то от меня воняет, как от козла. Хосок послушно разделся. Намджун вытряхнул из карманов все содержимое, а шмотки сложил в пакет для стирки – хорошо, что большой. Пусть у них не было фонтана из пуговиц и прочих атрибутов дикой страсти, зато никто не чувствовал неловкости и в душ они пошли вместе. Здесь действительно было просторно: в гостинице при клинике большой санузел – это не тот, где золотой унитаз и телевизоры на стенах, а тот, в котором можно спокойно кататься на инвалидной коляске, – без кабины и ванны, а с обычным душем и дыркой в полу. Намджун включил воду, дал ей стечь и вместе с мальчиком шагнул под теплый дождь. Такой прелюдии у Намджуна тоже еще не было. Они с Хосоком не нашли ничего на роль мочалки, поэтому намыливали друг друга просто так, скользя ладонями по плечам и спинам и целуясь прямо под струями воды. Гель для душа пах чем-то тропическим и сладким, мокрые волосы Намджуна прилипали ко лбу и лезли в глаза, а Хосок самозабвенно вылизывал его рот, плотно прижимался губами, почти присасывался – наверное, чтобы никто из них не наглотался воды. Естественно, эрекция очень быстро восстановилась, а потом Намджун почувствовал, что его «моют» и между ног. Хосок чуть отступил назад и потянул за собой Намджуна, выводя их обоих из-под душа. Его рука проникла в промежность, нежно и как будто игриво обласкала мошонку, несколько раз взлетела вверх по стволу. Мыльная пена делала движения легкими, а прикосновения почти неуловимыми, дразнящими. Намджуну очень понравилось и захотелось сделать то же самое – не одному же ему получать удовольствие? Он дважды нажал дозатор и потянулся к паху мальчика. Хосок отреагировал мгновенно: задрал ногу и упер ее в край раковины, а бедрами подался вперед. Это был почти Джерри: Намджун вспомнил, как он сидел в прихожке, расставив ноги и предлагая себя трахнуть, как, отсасывая Намджуну, ласкал себя сам. Вспомнил Намджун и рассказ Чонгука – что ж поделаешь, если сам он знает о своем «психе» слишком мало? Придется пользоваться знаниями других. И все же Намджун не отказал себе в удовольствии мимоходом «помыть» Хосока. Его немного озадачило то, что мальчик не был сильно возбужден: его член, хоть и налился кровью, спокойненько висел, лишь слегка подергиваясь из стороны в сторону. Самого Хосока это, кажется, совершенно не смущало – как только Намджун до него дотронулся, Хосок резко вдохнул и замер, весь в ожидании. Намджун размазал гель, несколькими движениями превратил его в пену. Волосы на лобке мальчика были мягкими, а мошонка как-то удобно легла на запястье, когда Намджун сделал то, за чем два года назад только наблюдал – очень аккуратно проник в задний проход пальцем... – Можешь… двумя? …и двумя. Пока Намджун медленно и осторожно выполнял его просьбу, Хосок не дышал совсем. Зато потом возбужденно задрожал, уткнулся лицом Намджуну в шею и задышал очень часто и шумно – так, что среди его вдохов Намджун еле расслышал: – Дальше… Хосок изогнулся еще сильнее, его живот совсем ввалился, и пальцы Намджуна буквально натолкнулись на бугорок простаты. Нехитрая ласка заставила Хосока вновь замереть: одной рукой он обхватил шею своего почти уже любовника и повис на ней, а второй вцепился в его член – намертво, как в автобусный поручень. Он словно забыл обо всем, растворившись в собственном удовольствии и стараясь только не упасть. От причастности к этому удовольствию Намджуна вынесло вперед ногами: – Что ж ты делаешь, а?.. – беспомощно зашипел он. – Я же сейчас… того… – А разве… это… плохо? – за три раза выдохнул Хосок и последним словом сорвался на тихий стон. На руку Намджуна потекла сперма. И на руку Хосока, кажется, тоже… После оргазма Намджун еле успел подхватить расслабившееся тело и какое-то время сидел на унитазе, держа мальчика у себя на коленях. Но необходимость смыть мыло и сперму снова загнала их под душ, и тут на обоих нашло подозрительно радостное возбуждение: они наперебой признавались в любви, целовались, терлись друг о друга носами и щеками, Хосок вымыл Намджуну голову и потом еще долго игрался с его волосами – то зализывал их назад или вбок, то ставил ирокезом. Они дурачились, смеялись и несли какую-то чушь, словно обкурившиеся анаши подростки. *** Зная об отношениях «психа» к одеялам, Намджун не стал включать кондиционер, и в комнате было довольно жарко. Но они выскочили из душа не вытираясь и завалились на кровать мокрыми, поэтому жары не ощущали. А потом обоих сморил сон. Где-то под утро Намджун на минуту просыпался: Хосок, во сне или не совсем, заполз на него, как все последние ночи. Дышать было тяжеловато, но Намджун мог не дышать совсем, только бы мышонку было тепло и спокойно. Он обнял Хосока покрепче и собрался насладиться близостью его тела, но мышонок так доверчиво и сладко сопел возле уха, что Намджун не заметил, как снова уснул. А новый день встретил его шумом воды. Хосок проснулся первым и, кажется, опять принимал душ. Намджун не стал ему мешать: если бы мальчик хотел сделать это вместе, он бы дождался Намджуна или – что скорее – просто разбудил бы его, и всё. Телефон пискнул сначала сообщением, а сразу же после уведомил, что скоро сдохнет. Намджун вчера накупил много нужных мелочей, но о зарядке для телефона совсем забыл. Он смахнул блокировку. Сынхи написала ему, что кобели, Чонгук и чемодан чувствуют себя отлично и в данный момент находятся у нее дома, еще раз обозвала Намджуна сволочью и выразила надежду, что с ним и с мальчиком все хорошо – а то, видите ли, «Гуки беспокоится». Намджун быстренько настучал ответ, поблагодарил за чемодан и передал привет собакам. Оглядываясь, куда бы пристроить телефон, он заметил изменения в обстановке. Вчерашний бутылёк со смазкой не валялся на полу, а ждал своего часа на тумбочке у кровати. Там же лежала и упаковка презервативов, причем Хосок уже ободрал с нее прозрачную пленку – подготовил. Намджун удивился тому, как крепко спал: футболки с шортами аккуратно висели на спинке стула, а содержимое второго пакета, в котором как раз были презики и прочая мелочь, рассредоточилось по столу. Вода перестала шуметь, и через минуту в комнату вышел Хосок. Он остановился перед кроватью и смотрел на Намджуна нерешительно, с явным оттенком страха. Намджун уже выучил этот взгляд: Хосоку срочно нужно было попасть в объятия и услышать, что он любим. Тем более, сейчас, когда он рассчитывал на большее и даже обозначил свои желания, а поэтому наверняка переживал сильнее. А еще Хосок побрился: от волос на лобке не осталось и следа. Намджун, правда, купил тот станок для своего рыла, но, только представив, как именно им пользовался Хосок, почувствовал приятную тяжесть в паху. Утренний стояк откорректировал время, а Намджун засопел и не смог отвести взгляда от маняще гладкой кожи. Он опять облажался. Надо было вскакивать, хватать в охапку, целовать и признаваться в вечной любви, а он бараном пялился на выбритый лобок и представлял, как сейчас будет его трогать. Только что слюни не пускал от предвкушения. Дебил. Хосок отследил его взгляд и задергался: накрыл свое хозяйство ладонью и потянул вниз, пытаясь спрятать несчастный член между ног. Он старался, свел коленки, а потом вообще скрестил ноги и даже чуть наклонился вперед, но ничего не помогало: ляжки оказались слишком худыми, чтобы удержать «в секрете» то, что… «Делало из него парня», – догадался Намджун, потому что другой рукой Хосок прикрывал грудь – так, как это могла бы сделать стесняющаяся наготы женщина. Мальчик не играл, не флиртовал, не ломался. Прошло всего несколько часов, а он снова потерял веру, снова хотел стать «девушкой», чтобы понравиться Намджуну. «Да черт тебя подери! – выругался Намджун – естественно, в свой адрес: злиться на мальчика было бессмысленно и жестоко, в его глазах стоял уже не просто страх, там были боль и ужас. – А как ты хотел, идиот? Он же два года тебя ждал! А что у него было взамен? «Не встанет, потому что не девушка», – и больше ничего! И ты хочешь, чтобы эти два года выветрились из его нездорового сознания всего за несколько дней? Или за одну единственную дрочку? И кто здесь больной, а кто здоровый?» Они еще не раз и не два пройдут по этому кругу, пока Хосок привыкнет и поверит. Наверное, нужно будет попросить о помощи и Джина, и самому быть еще внимательнее и всегда рядом. Что же делать, если угораздило влюбиться в «ебанашку»? – Ну-ка… иди-ка сюда… Намджун подхватил Хосока на руки и почти бросил на кровать, при этом не удержавшись и по инерции хлопнувшись рядом. Хосок снова попытался прикрыться и сжаться в комок, но Намджун воспользовался преимуществом в силе: распял мальчишку на кровати, придавив его руки по обе стороны от тела. А ногой прижал ему и ноги, чтобы уж наверняка. Вряд ли в этом была необходимость, потому что Хосок никогда Намджуну не сопротивлялся, – так случилось и сейчас: он обмяк и позволил делать с собой все, что угодно. Намджун ткнулся ему лбом под подбородок, заставил запрокинуть голову и буквально впился губами в шею, целуя и оставляя за собой алые пятна засосов. Пусть у Хосока будет и такое напоминание, пусть смотрит на себя в зеркало и лишний раз убеждается. И не в зеркало тоже – мало ли, не будет зеркала? Намджун оставил несколько «печатей» и на руке Хосока – на предплечье, чтобы было удобнее разглядывать, – потом присосался к коже на груди, облизал и поцеловал оба соска и прибалдел от умиления, когда те сразу затвердели. Он отпустил руки Хосока и попятился назад, целуя живот и подбираясь к вожделенному гладкому паху. Хосок несмело попробовал оттолкнуть его голову, но не особенно старался – скорее, это была попытка спросить, уверен ли Намджун в том, что собирается сделать. Намджун был уверен: он никогда не брал в рот ничьих членов, но вовремя вспомнил, что и Хосок тоже имел по этой теме единственное практическое занятие, а потому загоняться не стал – просто приступил к первому в своей жизни минету. Крайняя плоть оказалась нежной и как будто бархатистой – такое не почувствуешь руками, – а Хосок очень живо отзывался на ласку: его член скоро прижался к животу. Картина была до одури знакомой: два года назад Намджун уже это видел – правда, в перевернутом варианте и с дополнением в виде пальцев в заднем проходе… Двух пальцев, как вчера… Но ничего… Сейчас он доберется и туда… Намджун раздвинул ноги Хосока и приподнял вверх бедра. От промежности пахло тропическим гелем, на коже кое-где виднелись тоненькие розовые штрихи-царапки от краешков бритвы – желая растянуть удовольствие, Намджун облизал и перецеловал их все... Невольно залюбовавшись, на миг отстранился, просто чтобы лучше видеть… И мальчишка опять попытался прикрыться. Мысленно чертыхнувшись, Намджун отодрал его руку, положил на кровать, прижал. Хосок заерзал: – Не надо, если не хочешь… Я же не… – Ты не девушка. Я знаю. И я тебя хочу, – Намджун собрался продолжить свои оральные упражнения, но натолкнулся на все еще не верящий взгляд и сорвался: – Господи, Хосок, я не собираюсь искать у тебя пизду и сиськи! – Ты помнишь, да? – «ебанашка» резко поднял голову. Его глаза сверкнули диковатым восторгом, словно Намджун вспомнил не старый идиотский разговор, а место, куда спрятал миллион баксов. – Конечно, помню, – Намджун чуть не рассмеялся от облегчения. – Каждое твое слово помню. – И что я хотел с тобой переспать, тоже помнишь? Перепады настроения – особенно, когда настроение «перепадает» в нужную сторону, – это не так уж и плохо. Оказывается, Намджун даже по ним соскучился. Теперь бы только не спугнуть: – Помню. И я тоже хочу с тобой переспать. – Да? – наконец-то улыбка Хосока засияла искренне и ярко. И как можно было не любить такое чудо? И теперь-то что могло пойти не так?! Сука, телефон. Намджун так никуда его и не пристроил, бросив на кровати. И сейчас этот гад разразился аж тройным писком – прямо рядом с мальчишкой! Естественно, Хосок его схватил, моментально оказавшись на коленях спиной к Намджуну, и снял блокировку: – Кто это? Твой босс? Намджун заглянул мальчишке через плечо: «больше +20 не дам, но неделя отпуска твоя», «Ким, хорош ломаться» и «ну что, согласен?» – Угу, – недовольно промычал Намджун и, спохватившись, быстро прижался к мальчику сзади. Хосок промотал переписку наверх и фыркнул: – Жлоб. Намджун оставил еще одну метку на его шее, невербально матеря шефа всем словарным запасом. Хосок тем временем набирал ответ с таким сосредоточенным видом, словно его в этом мире больше ничего не волновало: «+50%…» – Так нормально? – Забей, – короткие волосы за ухом Хосока торчали мокрыми иголочками. Намджун скосил глаза: как, черт возьми, обычное человеческое ухо может быть настолько красивым? – Он все равно принципиальный противник удалёнки. Ему нужно, чтобы все рабы были на плантации, при нём. Достал своими совещаниями... Найду что-нибудь еще… Намджун тёрся лицом о шею и затылок Хосока, руками ласкал грудь и живот, осторожно, чтобы не сделать больно, потрогал все еще тверденькие соски... Черт его знает, что он сумеет найти… Теперь на нем еще и два иждивенца… И обещание вытащить Джина… – А чё тогда не пошлёшь его? Так и будет мозги ебать... «Иждивенец» стер «50%» и написал: «+100%, дистанционка, месяц отпуска и никаких совещаний». Намджун улыбнулся, как родители улыбаются первым шуткам своих детей, и все-таки тихонько укусил Хосока за ухо. Сообщение ушло, шеф был в сети и тут же прислал смайлик с выпученными глазами. Хосок тоже отправил смайлик – с факом, чем окончательно разорвал трудовые отношения Намджуна. Намджун хотел отнять у него телефон, но Хосок сам его выключил и вытянулся на кровати, чтобы положить на тумбочку. Намджун только и успел, что скользнуть взглядом по худенькой спине, как Хосок уже сел и протянул ему пачку гондонов: – На. *** После обеда день закрутился беличьим колесом. Намджун отправил Хосока к Джину и занялся решением насущных проблем. Купил новый ноутбук и во все дыры распихал свое резюме. Потом подписал еще один договор с клиникой и распрощался с еще одной кругленькой суммой. Вечером до посинения шерстил объявления о сдаче жилья, в одно место даже успел метнуться, но безрезультатно. И весь день Намджун гадал, не в эту ли самую минуту Хосок рассказывает другу о своем первом настоящем сексе. В том, что Хосок расскажет, Намджун не сомневался ни капли, и очень дорого бы дал, чтобы послушать этот рассказ. Он и сам, при всей своей занятости, не мог полностью избавиться от картинок этого утра и дико потел, даже сидя в комнате с выставленным на максимум кондиционером – все пытался представить, какими словами Хосок описывает их любовь, где ставит акценты, что считает самым важным, самым приятным или самым смущающим. Намджун мог возбуждаться от хорошего порно или умелой ласки, но еще ни разу у него не возникало желания полезть в трусы от воспоминаний о собственном сексе, случившемся всего несколько часов назад. Он убеждал себя в том, что это всего лишь рефлексия, попытка разобраться, дал ли он мальчику все, что мог, или нужно было что-то сделать по-другому, а что-то еще лучше. Но тайские каракули расплывались в мутные кляксы, а на фотках интерьеров упрямо дорисовывался голый Хосок со счастливой мордахой, раздвинутыми ногами и блестящим от смазки, немного растянутым после полового акта сфинктером. Щипки, умывания холодной водой и мысли об отсутствии жилья и работы помогали плохо. Единственное, что спасло Намджуна от внеплановой дрочки, – легкий страх опозориться перед Джином. А что, если Хосок рассказал ему о вонючих носках, посиделках на унитазе и «горячей» переписке с бывшим шефом? Выступить перед «братишкой» в роли лузера и придурка совершенно не хотелось. Поэтому вечером, заходя в палату к Джину, Намджун слегка очковал. Но секта оптимистов не подвела. Намджуна встретили таким недоверчиво-восхищенным взглядом, что он понял сразу: в версии «ебанашки» носками даже не пахло, а от пачки презервативов не осталось ни одного.