Дешёвые драмы

Проснувшись, Арсений чётко ощущает желание отправиться на пробежку. Он не делал этого уже давно, с тех самых пор, как наступила промозгля осень, впоследствии сменившаяся холодной зимой. В такие поры года ему хотелось как можно дольше валяться в кровати, бороться за каждую минуту сна и вообще вести домоседческий образ жизни. Однако сейчас, когда весна потихоньку вступает в свои права, согревает город теплом и слепит глаза утренними лучами солнца, Попов буквально подрывается с постели и натягивает любимые спортивные штаны. Умные часы на запястье показывают восемь утра, когда Арсений пересекает вход Михайловского сквера и бежит вдоль голых берёз, дубов и пышных, как всегда, ёлок. Окружающая природа предстаёт преимущественно в серых и тусклых оттенках, но Арсений надеется, что вскоре мир засияет более яркими красками. Остатки снега под ногами слегка шуршат, однако вокруг отчётливо виднеются касания весны: первые, почти незаметные почки на некоторых деревьях и кустах, негромкое щебетание прилетающих восвояси птиц, более лёгкая одежда окружающих людей и странное предчувствие чего-то замечательного. Вспоминая вчерашний вечер, проведённый с Антоном, на губах непроизвольно появляется улыбка. Такая улыбка, которую изо всех сил стараешься скрыть, но она никуда не прячется, а лишь сильнее светит, образуя милые ямочки на щеках. Попов бежит куда глаза глядят и думает о звёздах, о том, как они с Антоном, скрытые в ночной тьме, читали стихотворение, как Шаст танцевал в ресторане и как вёл его неизвестно куда, придерживая за локоть. Добравшись вчера до дома, Арсений отправил Шастуну все фотки и видео, а через пару минут увидел новые сторис, где Антон танцует на той самой веранде на фоне тёмных зданий и зажённых свечей и также фотографию, на которой Попов засмотрелся на кудри. Его губы на ней чуть сжаты, однако уголки уходят ввысь, а Антон, кажется, смотрит вовсе не в камеру, а разглядывает Арсения через экран. Выражения их лиц такие честные и открытые, что хочется даже повозмущаться: для чего Шастун выложил такое в инстаграмм? Но Арсений опять себя останавливает, ведь знает, что ему просто не хватает смелости на подобные поступки, а вот Антон — молодец. В сторис присутствует отметка Попова, однако он не решается сделать репост, а лишь лайкает и побыстрее засыпает, не позволяя себя утонуть в самокопании. Он уже не разбирает толком, куда бежит, а лишь устремляется вперёд, к серым утренним облакам и лёгкому туману на горизонте. На улице достаточно холодно, но сегодня Арсения спасают тёплая зимняя куртка и шерстяные штаны. В наушниках играет музыка, треки сменяются один за другим, плавно текут по венам и заряжают энергией. Попов всё ещё уверен, что день принципиально зависит от прослушанной с утра музыки. Ноги немного устают, однако это придаёт ещё больше энергии бежать дальше, и примерно через полчаса он находит себя на Дворцовой набережной, наблюдает за потоком размерзающей Невы, в которой отражаются ветки деревьев и пролетающие мимо чайки. Изображения расходятся плавной рябью, постепенно теряя свои очертания, и уступают место новым. Рок сменяется какой-то классической мелодией, что полностью подходит под создавшуюся атмосферу, и Арсений бы решил отправиться домой, но почему-то ловит себя на мысли, что хочет продолжить прогулку. Он устал, слегка замёрз и хочет есть, так что, повинуясь нежеланию возвращаться в осточертелую квартиру, отправляется на поиски кафе. Через несколько десятков минут Арсений уже сидит на каменном ограждении, свесив ноги в сторону реки, поедает из пластикового контейнера только что купленную горячую еду и бросает крошки хлеба голубям, что бегают позади. Людей на улице почти нет: пятничное утро даёт о себе знать. Изредка можно услышать разговоры проходящих мимо, но в основном Арсений тонет в приятной тишине, слушает журчание воды, негромкое пение птиц, собственное дыхание и, что странно, ощущает умиротворение. Попов находится наедине с собой и не растворяется в давящих мыслях, не хочет сбежать или включить фоном какой-нибудь сериал, он не мнёт собственные пальцы в неуверенном жесте и не стремится набрать чей-либо номер, только бы послушать чужой голос и понять, что в этом мире он не один. Его дыхание не сбивается, сердце бьётся в положенном ритме, ноги расслаблены, и он действительно осознаёт, что чувствует себя хорошо. Улыбка появляется на губах, и тут же вспоминается Антон. Возможно, какая-то его часть уже поселилась в Арсении и стала причиной такого спокойствия. Хотя сбежать ему хочется не всегда, бывают и расслабленные моменты в одиночестве, но Арсений чувствует, что этот — особенный. Будто в воздухе витает аромат грядущих изменений, окружающие цвета становятся чуточку ярче, а все прохожие улыбаются. На секунду мартовское солнце пробивается сквозь тучи и слепит глаза, заставляя рассмеяться. До чего же прекрасное утро! В конце концов, унывать действительно не стоит. Суровая зима, хочется верить, подошла к концу, а уже через пару недель город расцветёт, весенние силы вспыхнут и проникнут в сердце каждого, растопят ледяную корочку на сердце и подарят второе дыхание. Хочется надеется. В любом случае, — говорит себе Арсений, — ждать осталось недолго. Лето не за горами и он не успеет оглянуться, как настанет прекрасная, а главное тёплая пора. Там уже и одиночеству не будет места: откроются парки аттракционов, можно будет плавать, готовить шашлыки, обойти весь Питер или отправиться в отпуск, скажем, в какую-нибудь Испанию или Италию... Как вещает внутренний Антон — попробовать новую еду и одежду, увидеть необыкновенные места, заблудиться в самом центре города и наслаждаться жизнью. Этим летом он не даст себе пропасть. Вдруг телефон в кармане вибрирует, оповещая о новом сообщении. Арсений заходит в чат их труппы и читает лаконичное оповещение от Стаса: «Всем привет. Сегодня к пяти часам жду на студии, обсудим идею нового спектакля». По спине пробегают мурашки. То самое предвкушение, чувство взбудораженности и желание поскорее приступить к работе. Прочитать текст, погрязнуть в доскональном его изучении, пробовать различные роли и ежедневно пропадать в пыльной, но такой родной студии. Нетерпелось узнать, чтó они будут ставить на этот раз, какие темы будут подниматься и, конечно же, хотелось побыстрее почувствовать под ногами надёждную сцену, увидеть полный зал и окунуться в приятное волнение перед выступлением. Уже направляясь домой, он осознаёт, что сегодня снова встретится с Антоном. Обратный путь становится куда приятнее, Арсений мчит чуть ли не вприпрыжку и улыбается этому новому, абсолютно волшебному дню.

***

В студию Арсений чуть ли не опаздывает. В этот раз он добирается на собственной машине, и по какой-то неведомой причине на дороге полно пробок, хотя время лишь близится к пяти часам. Наспех припарковавшись, он захлопывает дверь автомобиля и бежит к зданию, быстро проходит сквозь знакомые коридоры и залетает в зал. Остальные актёры уже сидят на расставленых у стен стульях, кто-то ютится на полу, а Стас готовится вещать некую важную информацию. Все оборачиваются на вошедшего, когда он сам мимолётом здоровается и суетится в поисках места. — Мы уж думали, ты забыл, — насмешливо тянет Серёжа Матвиенко, давний друг Попова. Арсений достаёт из глубокого кармана телефон и поворачивает экраном к мужчине: — Ровно пять, — его дыхание прерывистое после небольшой пробежки, поэтому он стремится успокоиться и всё же послушать Шеминова. Взгляд цепляется за Антона. Он сидит в углу на большом кресле и кивком головы подзывает Арсения к себе. Тот повинуется и подходит ближе, не снимая пальто присаживается на подлокотник и расслабляется. Стас рассказывает о новой пьесе, и оказывается, что ставить они будут «В конце они оба умрут». Восторг захлёстывает Попова с головой, ведь это одна из его любимых книг, более того, именно он предложил такую идею продюсеру пару месяцев назад. В ней столько потрясающих и важных тем, диалогов, что хочется прямо здесь и сейчас приступить к работе, сорваться с места и перечитать сей шедевр. Стас продолжает, говорит, что каждому нужно будет прочитать книгу в течение ближайших дней, а затем они встретятся для обсуждения и составления сюжета, выберут самые важные части. Также упоминает, что одна из главных ролей, персонаж Руфуса Эметерио, вероятнее всего достанется Арсению. А на второго главного героя, Матео Торреса, будут пробоваться Антон Шастун и Слава Чепурченко. Арсений думает, что, с кем бы в пару его ни поставили, это будет безумно интересный и насыщенный спектакль, но внутри всё же чувствует беспрекословное желание играть с Антоном. В конце концов, в книге описывается любовь, и спектакль с Шастуном будет более... комфортным? Он никак не может подобрать нужного слова, но тонет в приятных мыслях о том, как они сблизятся во время постановки. Безусловно, у Славы больше шансов, так как за плечами у него бессчётные годы сценического опыта и уже какое-никакое признание зрителей, однако Попов надеется, что искренность Антона не сможет переплюнуть никто. Повернув голову, он замечает эти самые глаза, в которых пылает зелёное пламя. Это не огонь ненависти или безумной жажды борьбы, а всего-то неугасающее желание выйти на сцену, показать себя, впустить пьесу в своё сердце и сделать ради этого всё возможное. Арсению, возможно, кажется, но на секунду Шастун смотрит прямо ему в глаза и улыбается так, словно они уже победили. Арс предпочитает блеску глаз верить, а вместе тем сильно верит и в Антона, в его уникальные способности и харизму. А главное — не перестаёт ощущать связь между ними. Незримую, непонятную, до безумия странную связь. Словно их запястья прислонили друг к другу и обвязали тонкой белой нитью, такой, что может порваться при малейшем желании, однако желания не возникает ни у кого. Эта нить напоминает о себе на расстоянии, проникает в голову потоком мыслей о человеке и неосознанно транслирует в мозг его жизненную философию. А когда они находятся рядом, этого всегда недостаточно. Арсений не знает точно, как это описать, у него вообще с формулированием мыслей плохо. Но вот было бы здорово сейчас Шастуна обнять, обхватить его наверняка влажную ладонь своей, положить голову на плечо и переговариваться о чём-то неважном, трогать его кудри, рассматривать кольца, гладить безмятежное, почти детское лицо, совсем ещё не тронутное морщинами... Вероятно, ему просто не хватает внимания. Тактильности, радости, любви в конце концов. Он пробует представить рядом того же Славу, будто это именно он опаляет своим дыханием предплечье, крутит кольца на длинных пальцах, Арс старается вообразить голос и блеск голубых глаз, однако ничего не выходит. Никакого желания прикоснуться, поговорить, расспросить о прошедшем дне. Арсений проделывает ту же махинацию с Оксаной — привлекательной блондинкой, великолепной актрисой и хорошим человеком, — но результат плачевный и на этот раз. Он хочет слышать лишь один голос, гладить лишь одну макушку, порывисто обнимать лишь одного высокого человека и видеть лишь одну пару зелёных, словно майская трава, глаз. От этого всего, навалившегося в одно мгновение, становится не по себе. Если уж быть с собой откровенным, возможно, у него есть некая симпатия к Шастуну. А, может, и нет. Может, он просто восхищается им как человеком, и нет здесь никакой связи? Арсению хочется надеется, что это лишь игры его фантазии, ведь стало совершенно непонятно, что делать с этим влечением, захлестнувшим его, словно цунами. Кажется, он ушёл в себя настолько, что совершенно позабыл про окружающий мир. Арсений сидит и невидящим взглядом пилит поверхность пола, крепко сжав руки в замок, поза его напряжена, а между бровей застыла морщинка. Собрание закончилось, Стас упомянул все важные аспекты и поспешил отпустить труппу по домам, и вот Антон оборачивается на задумчивого Арсения, махает рукой перед глазами, чтобы вытянуть его из транса. Попов отмирает, глядит на причину своих раздумий и, будучи не в силах оторваться от созерцания чужой улыбки, с ужасом понимает, что встрял. По полной программе, будто погрузившись в зыбучие пески, окончательно и бесповоротно встрял. На негнущихся ногах Арсений покидает помещение, его практически трясёт, однако с виду он спокоен и вполне отрешён. Антон плетётся где-то впереди, обсуждает с кем-то будущий спектакль, вновь останавливается покурить на пороге, а Попов и отойти от него не может. Голова сама собой поворачивается, он разглядывает клубы дыма, улетающие в воздух, вновь поражается тому, что на Антоне лёгкая курточка, а мурашки по рукам не бегут. — Арс? Ты что-то хотел? — непринуждённо спрашивает Шастун и выбрасывает окурок в мусорку. — Нет, — отзывается Арсений, теряясь в словах. — Тебя подвезти? — А ты на машине? — удивляется тот и растягивает улыбку. — Было бы здорово. Попов лишь кивает коротко и спускается к парковке, отворяет двери машины, позволяет войти Антону и сам забирается на водительское сиденье, роняя голову на руль. Антон на время замолкает, заранее пристёгивается — нет, ну что за чудо? — и аккуратно говорит: — Ты снова задумчивый. Что случилось? Как будто говорить о проблемах для него так легко. Безусловно, хотелось довериться Шастуну, разделить с ним эту тягостную ношу, Арсений бы и сделал это, если бы тема не касалась непосредственно Антона. — Давай просто примем, что я задумчив каждый день, — устало поясняет Попов и заводит машину. — Адрес? Поникнувший Антон называет нужное место, и Арсений даже испытывает желание извиниться перед ним. Может, они бы поговорили, Шаст бы взял-таки его за руку, успокоил и обнял, но опять же, если бы тема была приемлимой. Арсений твёрдо решил, что Антон не узнает о... о чём? Как это вообще называть? Все слишком запутанно. Но он ни за что не собирается рассказывать о своих терзаниях. Пострадает и забудет, так было почти всегда. Вечер постепенно опускается на улицы, заполняет их привычными сумерками, хотя стемнеет ещё не скоро. Погода располагает как раз к копанию в собственных мыслях, прослушиванию грустной музыки, распитию горячего чая в тёплом пледе и долгим разговорам по душам. Сейчас бы ещё дождь пошёл для полной картины... А лучше ливень, или вообще гроза. Арс бы уткнулся в книгу, погасил свет, но оставил пару свечей и ушёл от реальности в вымышленный, счастливый мир. Антон на соседнем сидении рассказывает о своём сегодняшнем сне — насколько Арс успевает уловить, что-то про волшебный лес с эльфами и гномами, огромными деревьями, фиолетовыми облаками и магической пыльцой. Остаётся лишь вздохнуть: ему бы такие сны. Ему бы хоть какие-нибудь сны. Они доезжают до дома Антона, пока тот непрерывно рассуждает о появлении и предназначении снов. Говорит, что раньше верил в волшебный мир, где создаются наши сновидения, что каждое из них несёт особый смысл, что люди должны уделять снам больше внимания, а ещё, что было бы интересно делать сны на заказ. Говорит, что с пятнадцати лет записывает их в отдельные блокноты, иногда делает к ним иллюстрации, а Арсений лишь тихонько восхищается и парукет машину у подъезда. Последнее, что ему снилось — какой-то кошмар про пожар, подаривший бессоную ночь чуть ли не в совокупности с истерикой, а у Антона это отдельный мир радости и добра. Вполне возможно, что и он чего-то недоговаривает, но ведь сны транслируют наше подсознание, и сразу становится понятно, кому из мужчин приходится слаще. Шастун заканчивает свой монолог, видит интерес в глазах собеседника, однако замечает, что Арс не собирается говорить ничего в ответ. Ему не хочется идти домой, когда рядом есть Арсений. Ведь у них ещё столько тем для обсуждения! Но если тот не расположен к разговору, то Антон решается принять это как данное. — Ну, я тогда пойду, — говорит он, приподнимаясь в кресле. Арсений кивает и с виду безразлично пялится на чужое лицо. — Хочешь зайти? — предпринимает Шастун последнюю попытку. — Нет, спасибо, — отвечают ему. — Дома дела. Арсений внутренне сжимается, перебирает пальцы, смотрит вниз, хотя и не врёт. Дома действительно ждёт Алёна, но ехать к ней нет никакого желания. — Понимаю. Тогда до скорого? — До скорого, — вторит Попов, поднимая свой ледяной взгляд на уходящего Антона. Тот кидает прощальную улыбку и скрывается за дверьми автомобиля, пока Арсений напряжённо вздыхает и откидывается на спинку кресла. Почему он вечно всё делает не так? Каждое решение, каждый поступок, каждое слово. Он всегда начинает жалеть о сказанном уже спустя пару секунд и ничего не может с этим поделать. Антон ушёл, оставив после себя лишь аромат свежести, воспоминания об улыбке и звук чуть хриплого, но успокаивающего голоса. Он вновь забрал с собой частичку Арсения, и тому даже начало казаться, что со временем он всего себя подарит Антону, добровольно вручит своё потресканное сердце и исчезнет с лица земли. Возможно, уехать к Алёне — не такой плохой вариант. По крайней мере это поможет отвлечься, забыть про эти глаза и кудри, уделить себе время, подумать, признать свои чувства или всё же их опровергнуть. Наконец решить, что же делать дальше и постараться сбить свои неизменные радары, которые ведут к Антону несмотря ни на что, пробираются сквозь глубокую чащу сомнений и управляют Арсением, сильнее затягивают нить и велят жить одним днём. Конечно, было бы здорово в один миг поменять свою жизнь. Писать Шастуну первым, звать его гулять, строить планы и воплощать надежды, но где гарантии, что Антону это нужно? Что он сам Антону нужен? Шаст дружелюбен со всеми, интересуется самочувствием любого человека, поэтому это небольшое количество моментов между ними не может означать ничего, на что так упрямо надеется какая-то часть внутри. В голове мигом визуализируется картинка, где его собственное сердце пялится на мозг жалобными глазами, чуть ли не со слезами в них. Но рациональная часть Арсения всегда была сильнее любых других, так что велит жалкому органу вернуться на место и продолжать выполнять свою главную функцию, не надеясь ни на что. Он выезжает со двора, разворачивается и следует привычному маршруту. Противный ком скапливается в горле, мешает дышать и сковывает напряжением всё тело. Нет, надо поскорее с этим покончить. На пороге квартиры он сталкивается с привычным пыльным коридором. Из спальни выходит девушка в красивом шёлковом халате, элегантно переставляет свои длинные ноги, пока чёрные, как смоль, волосы рассыпаются по плечам. Она кладёт руки на плечи Арсения, помогает снять пальто, одной ладонью пробирается в локоны, прижимается ближе и страстно целует. Были времена, когда Попова с ума сводили её мягкие губы, однако сейчас он не чувствует ровным счётом ничего. Да, присутствует лёгкая степень возбуждения, желание снять усталость после всего дня, но это и близко не граничит с романтикой, с чем-то душевным, близким и родным. Арсений не выдаёт своего состояния, когда валит девушку на кровать, когда стягивает одежду и мокро целует по всему телу, когда выжимает из себя улыбку, слушает чужие стоны и обессиленно падает на постель, стараясь восстановить дыхание. С виду он расслаблен и удовлетворен, гладит засыпающую Алёну по спине и даже не ворчит о том, что надо бы сходить в душ. Зачем? Легче от этого всё равно не станет. Он протягивает руку к тумбе, специальным пультом выключает свет и даже не пытается заснуть: не выйдет. Слишком много мыслей на повестке дня, а сил разгребать их совсем нет. Арсений устало смотрит в потолок, слушает размеренное тиканье часов и тихое сопение под ухом, перебирает руками одеяло и не думает ни о чём. За окном сияют звёзды, напоминая о вчерашнем вечере. Тонкий лунный месяц появляется на небосводе через неопределённый промежуток времени, за который Попову так и не удаётся провалиться в сон. Наплевав на всё, он поднимается с кровати, босыми ногами шаркает по холодному полу (хотя обычно надевает тапки), проходит на балкон и прикрывает дверь. Сейчас бы сигарету, вот только привычки этой не было у Арса никогда. Сейчас бы Шастуна под боком и курить одну на двоих, слушать его странные рассказы и чувствовать себя на своём месте. Ночью можно помечтать, причинить себе сладостную боль от осознания, что этого не сбудется никогда, и Арсений позволяет себе погрузиться в желания. Неосознанно представляет Антона рядом, жмётся ближе и легонько касается плечом. Шаст вновь спрашивает про звёзды, и Попов делится своими знаниями, своей душой, в его глазах вновь отражается космос, а по венам разливается приятное тепло. Как бы ни было здорово находится в вымышленном мире, реальность никуда не девается. Тело уже бьёт озноб, руки покрываются мурашками, зубы начинают дрожать от холода, а в следующую секунду на плечах появляется одеяло. Оглянувшись, Арсений замечает заспанное лицо Алёны, которая укутывает его в плотную ткань, подходит ближе и также смотрит вдаль. Попов поднимает руку, позволяет девушке стать под одеяло и прижимает к себе. От чужих волос исходит аромат каких-то цветов, носом Арсений утыкается в макушку и почему-то думает, что обнимашки с Антоном были бы кардинально другими. Шастун на порядок выше самого Арса, так что он смог бы обхватить его своими длинными руками, спрятать в своих объятиях от всего мира, успокоить и негласно поддержать. Арсений бы расположил свой носик в области его ключиц, запустил бы ладони под майку и прижал их к чужим лопаткам. Он бы обязательно чувствовал биение его огромного сердца, слышал порывистое дыхание и ощущал, как пальцы Шастуна перебирают его спутанные после сна локоны. Антон бы прижался губами к виску, запечатывая поцелуй, шептал бы что-то невнятное, но Арсений бы понял, понял бы обязательно и разделил с ним любую печаль и радость. Они бы стояли на этом балконе, укрытые одеялом, обдуваемые ночным ветром, а на фоне им бы подмигивала Полярная звезда. Утро бы никогда не наступило, мгновение бы остановило вращение земного шара, оставив лишь двух людей обниматься средь кромешной тьмы. — Ты чего? — тихонько интересуется Алёна, отстраняясь. Попов переводит на неё затуманенный взгляд, и при желании в этом взгляде можно было бы прочитать всего Арсения, от начала и до конца. Вот он, словно раскрытая книга, страницы которой перелистывает сильный ветер — бери и изучай. — Не спится. — Пойдём, — она берёт его за руку и уводит подальше от звёзд. — Ещё только час, времени уйма. Укладывайся, я сейчас вернусь. Арс подавляет зевок, ложится на бок, наблюдает, как на кухне включается свет и льётся вода, прижимает к себе ноги, нятягивает одеяло до подбородка и моментально отключается, стоит только векам его сомкнуться.

***

«Привет, ты не хотел бы встретиться и почитать вместе? Книгу, которая для спектакля. Чтобы мы лучше поняли текст и всё такое», — пишет Шастун на следующий день. Арсений в ступоре залипает в экран, перечитывает ещё раз и сдавливает пальцами переносицу, прикрывая глаза. Если он сам только-только решил стараться меньше контактировать с Антоном, не думать про него и чуть отдалиться, то Шастун, по-видимому, думает иначе. Для него, вероятно, Попов является кем-то вроде друга, с которым как раз-таки приятно почитать вместе книгу или погулять по ночному Питеру. Но знал бы Антон, какая буря творится в чужом сердце при одном взгляде на него. Ну а вообще, идея хорошая. Даже отличная, можно сказать. Арсений представляет, как они заварят чай, укутаются в пледики и до самого утра будут читать хорошо знакомую Арсу историю. Эта книга гордо располагалась на его полке ещё с сентября: не смог удержаться от покупки новинки одного из любимых издательств. Они с Антоном бы обсуждали разных персонажей, вживались бы в роли, выделяли бы нужные для спектакля части... Но это заманчивое предложение снова сулит сближение. Арсений всё ещё надеется на то, что это лишь мимолётный интерес к Шастуну, который пройдёт с началом лета. Ведь весной всегда так: не хватает романтики, любви, ласки, хочется обниматься, улыбаться, делить приятные моменты со своим человеком, долго целоваться перед сном и засыпать обязательно в обнимку. Почему на эту роль из всех своих знакомых сердце решило выбрать именно Шастуна — та ещё загадка. Он хочет общаться с Антоном, очень хочет. Но чувства, уже не требующие доказательств, грозят в скором времени вырваться наружу, если Арс ничего с ними не сделает. Конечно, он всегда хорошо скрывал свои эмоции, но в этот раз всё ощущается настолько сильно, что Попов ненароком боится потерять над собой контроль. Возможно, стоит поделиться своими переживаниями хоть с кем-нибудь? Взять того же Серёжу. Они прекрасные друзья, знакомы уже около пяти лет, их связывает множество событий и общих тем для обсуждения. Серёга ведь поймёт, да? Но в конце концов, жизнь быстротечна и никто не застрахован от смерти. Если бы Арсу сказали, что завтра он умрёт, то он бы не задумываясь побежал к Антону, зарылся бы в его умопомрачительные кудри, читал бы эту дурацкую книгу и хоть в последний момент почувствовал бы себя счастливым. Так что ему мешает сделать это и сейчас? «Привет, с радостью, — отвечает Арсений. — Если что, книга у меня есть, возьму. Где встретимся?» «Насчёт книги отлично, думал, будем с интернета читать. А встретимся, может, у меня? Ближе к вечеру». «Хорошо, часов в семь?» «Ага, адрес, надеюсь, помнишь?» «Конечно. Тогда до встречи». «Буду ждать :) », — заканчивает Антон. На душе появляется странный осадок. Арсений не может отделаться от ощущения, что предал себя, отрёкся от своей рациональности. Какая встреча с Антоном? Чтобы запасть ещё больше? Но в этот раз эмоциональная часть оказывается сильнее, приказывая отключить мозг и направиться в душ. Уже через пару часов он идёт по Садовой улице и поражается очередной смене погоды. Закатное солнце покрывает безоблачное небо тёплыми оттенками с оранжевым отливом; кое-где ещё виднеются скопления снега, однако основная его часть давно растаяла, освободив зелёную травку под собой. Вдалеке виднеется набережная, вдоль которой Арсений гулял вчера, а лёд на Неве совсем уже исчез, позволив реке течь быстро и спокойно. Сегодня ветер не такой суровый, но ещё и не тёплый: он мягко обдувает проспекты и идущих по ним людей, колышет ветви деревьев, спутывает длинные волосы прохожих и обдаёт свежестью улыбчивое лицо Арсения. Закат отражается на зданиях, окрашивает собой улицу, придаёт городу необычайной красоты. Питер, как всегда, радует своей непостоянностью и переменчивостью, напоминая в некоторых чертах Попова. Только вот он свои чувства так открыто миру не демонстрирует, а прячет в глубине, закрывая на семь замков. Несмотря на это, настроение его меняется уж слишком часто — вот и сейчас оно становится более радостным, чем пару часов назад. Арсений идёт пешком: до пункта назначения совсем не далеко, особенно если выйти заранее. Он предвкушает сегодняшний вечер, но планов старается не строить; это вообще плохая привычка, ведь ожидания зачастую имеют свойство не сбываться. Одно Арсений знает точно: ему будет хорошо. Это не вызывает никаких сомнений, лишь заставляет идти чуть быстрее и не глядеть по сторонам. Хотя ему так и хочется закричать со всей силы, так, чтобы весь мир услышал: «Я иду к Антону! Представляете? И мы проведём замечательный вечер вместе!» Конечно, так оно и окажется. Но мы пока Арсению не скажем. Антон встречает его в своей пижаме с медвежатами, с лёгкой улыбкой на пухлых губах, радостным блеском в глазах и растрепанными кудрями, а Арсений так и застывает на пороге не в силах отвести взгляд. Их глаза встречаются на мгновение: холодный синий, словно покрытый кромкой льда, и яркий зелёный, будто таящий в себе тёплый летний день. Антон улыбается, открывает дверь шире и произносит: — Привет, заходи, — Попов делает пару несмелых шагов и оказывается внутри просторной квартиры. Что сразу бросается в глаза, так это куча необычных вещей по всему её периметру. Странные рисунки прямо поверх обоев, висящие на стенах паззлы, какие-то подвески на люстре, украшенные мишурой двери, будто бы скоро Новый год, небольшое деревце в углу прихожей, горшок которого, судя по неаккуратному, но забавному виду, выполнен вручную. Арсений вешает пальто в шкаф, снимает обувь и замечает, как из дальней комнаты выбегает... котик? Совсем ещё маленький. Шёрстка его русая и, к удивлению, кудрявая, прямо как у хозяина. Котёнок протяжно мяукает, трётся мордочкой о ногу Шастуна, а в следующую секунду оказывается поднятым на руки. — Приве-ет, Люк, — мягко начинает Антон. — Выспался уже, да? Сейчас с нами повеселее будет. Умилённый Арс быстро шмыгает в ванную, отмечает в ней большое количество зеркал самых разных дизайнов, моет руки с мылом и возвращается в коридор. Тянет руку, чтобы погладить Люка — тот мурлыкает и подставляется под ласку, отчего лицо (и сердце) Арса чуть ли не трескается. — Он кудрявый?.. — тихо интересуется Попов, хоть и видит всё своими глазами. — Так на тебя похож. Антон кивает, отдаёт котёнка на руки Арсу и поясняет: — Друзья зимой подарили. Ну в смысле, я давно хотел, поэтому так. Он очень хороший, — трогательно замечает Шаст. — Вижу, — усмехается Арс и опускает котика, когда тот начинает вырываться. — Пойдём, я там чаёк поставил, — Антон снова подхватывает его под локоть и ведёт по направлению к кухне. Она оказывается совмещена с гостиной, вдали виднеется диван, пара бескаркасных кресел-мешков, какой-то стеллаж и телевизор. К тому же в комнате находится очень много растений: на подоконнике, на холодильнике, на тумбочке, около стеллажа, сбоку дивана и даже на полу. В ответ на вопросительный взгляд Арса, Антон поясняет: — Для лучшего снабжения кислородом. Вообще-то у каждого есть имена, с ними даже можно разговаривать, — заявляет Шастун, доставая из ящика две кружки. Арсений становится всё более озадаченным: — Имена? Вот это, например, кто? — Он подходит к столешнице и указывает на рядом стоящий цветок. — Роберт, — как ни в чём не бывало отвечает Шаст и параллельно интересуется: — Ты какой чай будешь? Попов улыбается, обращает внимание на полку с яркими упаковками и замирает вновь, приподнимая бровь. Взору предстают самые разные чаи: в пакетиках, в виде заварки, чёрные, зелёные, красные и даже синие, с тропическими фруктами, ягодами, травами — в общем, столько, что разбегаются глаза. — А какой посоветуешь? Антон становится рядом и обводит взглядом полку. — Хочешь что-то необычное? — Возможно, но не слишком, — задумывается Арсений и тоже начинает выбирать вкус. — Может, манго? — Конечно, почему ты у меня спрашиваешь? — усмехается Шаст и достаёт сверху нужную коробочку. — Он может быть чуть-чуть островат, но в пределах разумного. Арс кивает и смотрит, как бурлящая жидкость заливается в их кружки. На руке Антона, что держит чайник, нет колец. Видимо, он не носит их дома, лишь на левом мизинце виднеется небольшое колечко без дизайна. Его ладонь выглядит такой открытой и беззащитной, такой непривычной и одновременно с этим родной, что заставляет Арсения поёжиться. Чай Антона приобретает ярко-красный оттенок, и Попову даже становится интересно, что же выбрал он. — А сахар?.. — вопросительно начинает Арс, натыкаясь на то ли удивлённый, то ли крайне возмущённый взгляд. — Сахар, серьёзно? — Антон показательно вздыхает, но губы его трогает улыбка. — За твоей спиной, около чайника. Арс слегка смущённо оборачивается, берёт нужную баночку, засыпает в свой чай две ложки и смотрит, как хмурится чужое лицо. — Всё в порядке, я просто не привык, — поясняет он. — Как вы это пьёте? — Встречный вопрос, — улыбается Арс и обхватывает кружку ладонями, согревая. — Кстати, а что у тебя? — С малиной, мой любимый. Хочешь попробовать? Арсений неопределённо жмёт плечами, но всё же делает небольшой глоток обжигающего напитка. Обычно Арс крайне брезглив, но сейчас не ощущает и подобия отвращения. А вкус ягоды очень яркий, насыщенный, и Попов делает себе пометку обязательно такой чай себе приобрести. Солнце за окном постепенно опускается ниже и ниже, касается крыш домов, бросает прощальные блики на поверхность стен и задевает часть лица Антона, делая свет глаз ещё более выразительным. Арс бы и смотрел в них целую вечность, но так, наверняка, нельзя. Поэтому он достаёт книгу из рюкзака, удобнее подхвадывает кружку и направляется в конец комнаты. Антон ступает за ним. Ноги касаются мягкого бежевого ковра, Попов кладёт вещи на столик и присаживается на диван, укрываясь пледом. Шаст включает лампу, опускается в одно из мягких кресел сбоку от Арса — по комнате пролетает шумный шорох. Антон потягивается, выпрямляясь в полный рост, и своей стопой задевает часть чужой щиколотки. Арсений чувствует себя безопасно. — Будем читать по главам? — предлагает он. — Я Руфус, ты Матео. Промежуточных тоже могу читать я. Антон соглашается, а затем из коридора прибегает Люк, устраиваясь на коленях своего хозяина. Арсений не может сдержать улыбку, глядя на этих двух котов. Ну до чего похожи! — Хотя бы улыбаешься, — замечает Антон, — это хорошо. Ты вообще как? — Нормально, — на автомате отвечает Арс, держа в руках книгу. Антон кивает, садится удобнее и добавляет: — А если честно? Арсений замолкает. Думает. Когда он в последний раз отвечал на этот вопрос хотя бы себе? — Я... в целом, хорошо. Просто есть одна вещь, точнее, пара вещей, которые меня тревожат. Но это нормально, так ведь у всех людей, — он достаёт из рюкзака свои квадратные очки и надевает их. — Хорошо, уже лучше. Меня такой ответ, конечно, не устраивает, но не всё с первого раза. — Что? — Ничего. Я начну? Арс передаёт ему книгу, отхлебывает чай и кутается в плед. Всё, как он мечтал накануне. Комната погружается в приятный полумрак, лишь жёлтая лампа продолжает быть единственным источником света. Тихим, чуть хриплым голосом Антон начинает: — Часть первая, отдел смерти. Уметь жить — редчайшая способность в нашем мире. Многие существуют, не более. Оскар Уайльд, — и отвлекается от книги, погружаясь в собственные размышления: — Кстати, вот с этим я полностью согласен. Одна из самых пугающих вещей для меня — потеряться в режиме работа-дом. Хорошо хоть, работа любимая, но всё же! Важно чувствовать этот мир, обращать внимания на мелочи вроде красивого заката, утренней росы, пения птиц, громкого смеха или безудержных слёз. Уделять время только тому, что ты любишь, что делает тебя тобой. В этом и есть жизнь. Ведь время пролетает незаметно, мы и оглянуться не успеем, как нам стукнет восемьдесят, верно? — он кинул бегаюший взгляд на Арса, что заворожённо слушал, перестав дышать. — Поэтому надо быть здесь и сейчас. Отдаваться каждому моменту на сто процентов, не думать про мнение людей и позволить себе быть собой. Спустя пару секунд молчания, Арсений с крайней степенью восторга говорит: — Ты сейчас буквально пересказал основную мысль этой книги. Браво. Мы на правильном пути. — Сверхзадача уже есть, — смеётся Шаст и переворачивает страницу, принимаясь читать вслух первую главу. На удивление, время проходит быстро. Мужчины то и дело передают друг другу книгу, вникают в сюжет, Люк громко мурчит, плед Арсения совсем не колется, из него даже не хочется вылазить, подушка под спиной необычайно мягкая, а манговый чай по-прежнему вкусный. В один момент Попов отмечает, что в этой квартире действительно легче дышится — то ли это работа многочисленных растений со странными именами, то ли общая атмосфера этого места, внутренний уют и комфорт Антона, вся его любовь к необъятному миру, которая уже не может держаться внутри этого человека и выплёскивается наружу, покрывая собой всё вокруг. Они читают неторопливо, но страницы всё равно пролетают незаметно. Добрая треть книги остаётся позади, а параллельно с этим мужчины составляют план спектакля, и в нём уже записано несколько пунктов: отдел смерти, знакомство главных героев, первая встреча и поход в больницу. Арсений чётко визуализирует все сцены, будто видит в голове фильм, и радуется, так как это опредённо поможет при будущей постановке. Спустя пару часов они делают перерыв на чай и обсуждают прочитанное и не только. Темы скачут с одной на другую, не придерживаясь никакой логической линии, потому что им хочется обсудить всё. Антон смотрит на Арсения слишком искренне — насколько тот может судить, — и от этого взгляда раз за разом становится не по себе. Арс копирует улыбку и отводит глаза, заставляя Шастуна усмехнуться. Он легонько касается его плеча и двигает в сторону, открывая полку с чаями. От близкого контакта кружится голова. Антон пахнет домом, стиральным порошком, уютом и чем-то цитрусовым. Арсений старается каждый вдох делать максимально глубоким, чтобы навсегда запомнить этот аромат, отпечатать его где-то на подкорке сознания и носить под сердцем, причиняя себе сладостную боль, когда Антон рядом не находится. — Ты в порядке? Видимо, лицо Арса приняло слишком озабоченный вид. Он спешит пояснить: — Да. Я просто... — Задумался? — подхватыет Шаст и заинтересованно склоняет голову на бок. Часть кудряшек падает на щёку. Хочется поправить их, завести за широкое ушко, но Арс, прикладывая огромные усилия, заставляет себя стоять на месте. — Опять скажешь, что я слишком много думаю? — Не скажу. Сегодня ты более расслаблен, но всё ещё не можешь быть собой до конца. Почему? Арсений не сдерживает истерического смешка. Ему правда интересно? Они тут для чтения собрались, разве нет? И как это вообще — быть собой? Как понять что вот это поведение — твоё? Почему Антону виднее, когда Арсений — это Арсений, а когда нет? Что он, чёрт возьми, делает в этой жизни не так?! — Хэй, Арс! Всё хорошо, ты можешь не отвечать, — Шаст замечает чужой ступор, видит, как Арс крепко впился пальцами в поверхность столешницы и кладёт свою ладонь на его, начиная легонько гладить. — Просто если захочешь обсудить что-то, то я здесь. Арсению остаётся тяжело вздохнуть и постараться не уделять такое огромное внимание этому прикосновению. Антон просто хотел его успокоить, в этом нет скрытого смысла. Он кивает, с закрытыми глазами выбирает чай — попадается знакомый зелёный — и снова ждёт, как и пару часов назад, пока наполнятся чашки. По возвращении в гостиную Антон завязывает свои кудри в небрежный маленький хвост. Выглядит это до одури мило, так что Попов старается не смотреть. От столь домашней картины что-то щемит в сердце с необычайной силой, но он просит себя сосредоточиться на книге. Антон помечает в их план что-то новое, однако Арс уже не вчитывается. Обговорят потом. Стены здесь не давят, на потолке совсем по-детски нарисованы звезды, голос Шаста проникает всё глубже и глубже, словно персональная медитация. И подсознание Арса, вопреки всему, на неё отзывается, тёплый чай расслабляет мышцы, он считает мерное тиканье настенных часов и, окутанный такой комфортной атмосферой, начинает проваливаться в поверхностную дрёму, что в последствии становится крепким сном. Антон замечает это, но всё же читает за Арса следующую главу, чтобы остановиться на логической точке. Затем оставляет закладку, подходит к дивану и присаживается на корточки перед другом. Его длинные чёрные ресницы подрагивают, рот слегка приоткрыт, дыхание тихое и глубокое, тёмные волосы разбросались по лбу — Антон делает утверждение, что они очень мягкие, — одна рука свесилась вниз, почти касаясь пола. Лицо расслабилось, наполняясь выражением безмятежности, глядя на что, Шастун не может подавить улыбку. Он неторопливым движением стягивает с Арсения очки, кладёт их на столик, затем с крайней осторожностью, словно прикасаясь к фарфоровой кукле, тянет вперёд ладошку и убирает несколько прядей в сторону, на что Арсений чуть морщит свой причудливый носик. Затем Антон осторожно поднимает его голову, придерживая руку под щекой, укладывает Арса на подушку и сильнее натягивает плед, после чего Попов шевелится и с оглушительным зевком пытается разлепить глаза. — Тише, тише, спи, — шепчет Шаст и легонько гладит по щеке, успокаивая. — Всё хорошо. Два раза ему повторять не надо: сон снова берёт своё, отправляя Арсения в свои неведомые царства. Время уже перевалило за час ночи, так что приятно уставший Антон встаёт, гасит свет и тихонько покидает комнату, забирая мурчащего Люка с собой. Разомлевшему Арсению снится театр. Вот только он не играет на сцене, а сидит с краю на последнем ряду, сжимает в руке коробку попкорна, хотя совсем не любит есть во время представлений. Рядом заливисто смеётся Антон. Он запрокидывает голову назад, а потом утыкается ей в плечо Арса, заражая эмоцией. В зале темно, лишь подсвечники придают таинственного антуража, а на сцене, кажется, кто-то стоит. Возможно, там даже идёт спектакль, вот только Арсению всё равно: он держит руку Антона в своей, смеётся с ним над чем-то неведомым и, наверное, впервые за всю свою жизнь чувствует такое счастье. Особенное, искреннее, горячее счастье, стремительно текущее по венам. И он больше не хочет ничего менять.