" – Свободен лишь тот, кто потерял все, ради чего стоит жить"
(с) Эрих Мария Ремарк
***
Там, где небо сливается с водой, стекая вниз водопадами и превращаясь в пену и гальку; где берет начало великий Грольтир, разбиваясь о камни и брызгами окропляя уступы горных круч; где само время, кажется, застыло, как в капле янтаря, издревле собираются на совет ведьмы. Потому как живут они, не наблюдая бега эпох, это место - их постоянная обитель, не тронутая скоротечностью. Лесной шабаш прибыл на место совета первым, ведь вышел из своих земель, как только воротились соколы из стаи Рюо. И Очако, с тяжелым от тревоги сердцем следуя за Шотой, мочит ноги в ледяной горной воде. Ее голова полна темных мыслей, но лишь потому, что девушка все думала о том, какое тяжкое бремя легло на плечи мальчишки, которого она отпустила в этот страшный поход. Южный горный клан во главе с Рюо и Хизаши пришли следом, срываясь со скал золотыми стрелами. Они следовали по пятам за лесным шабашом до самого водоворота, и потому облаченные в черное ведьмы даже не тратят времени, чтобы здороваться. Вот ветер приносит с юга обжигающий лицо жар, и в отражении воды мелькают силуэты огненных плащей: пустынный клан прибывает, выступая из песка и гальки. Волны кружатся, шумя и пенясь, и в этой пене проступают очертания лиц и тел - речной клан тоже уже здесь, рождаемый из прибоя, как образы из видений. Старейшина речного клана, отбрасывая черные косы с лица, фыркает, встречаясь с Шотой взглядом: – От души признателен, лесничий, что приютил горный шабаш у себя - я бы не выдержал еще одного крикуна. – И тебе не хворать, Куго. – Морщится мужчина от запаха рыбы. Очако рядом с ним хмыкает, отводя взгляд: старейшина речных ведьм пропах чешуей и сыростью, как и остальные его люди. Среди них были и сирены, что не было ни для кого секретом, а потому ведьмы рек и озер переняли многие их черты. Скаля острые клыки, ведьмак Куго садится на камень, закидывая ногу на ногу, и вокруг него вьется водоворотом поток капель: – Ну-с, стало быть, мальчик-судьботворец и последний дракон ведут двуликого к горе? Занятно, однако. Но для чего вы решили созвать совет? Сопровождаемая ветром, из песчинок выходит, кутаясь в плащ, и старейшина пустынь, Анан. Она щурится, вздыхая: – Куго, мы же оба знаем, чье появление это затронет. Наше вмешательство будет просто необходимо! – Вмешательство? – Восклицает один из речных магов, обрамленный плащом, что сотней рук. – Вы хотите выступить против него? Это абсурд! Ведьмы никогда не вмешиваются в дела, уже предопределенные другим! – Тихо, Шоджи. – Огрызается Куго, и названный ведьмак прячет взгляд, не решаясь сталкиваться со старейшиной глазами. – Это не тебе одному решать. Потихоньку собираются и остальные, рассаживаясь по уступам и подводным камням. Выглядывают из-под воды русалки, и одна из них, отбросив с глаз иссиня-черную челку, о чем-то едва слышно переговаривается с Шоджи. Очако, воспользовавшись возможностью, ускользает к одному из пустынных заклинателей. Он тих, скрывается в тени скалы, и поглаживает песчаную кошку. Кода, так зовут заклинателя, является одним из немногих нечистокровных ведьмаков, но это не мешает ему быть важной частью пустынного шабаша. От Коды Очако узнает, что мантикоры, обычно путешествующие с их шабашом, не появятся сегодня. Только лишь двое из них согласились прийти, а остальные покинули клан, чтобы скрыться глубже в золотых песках пустынь юга. А все потому, что уж очень они не хотят иметь дело с тем, что должно случиться, и несут в себе великую обиду на весь людской род за гонения. – Старейшины! – Громыхает ветряной ведьмак, Инаса, с хрустом топча прибрежную гальку. – Я согласен с речным магом! Ни эльфы, ни люди не стоят того, чтобы ставить под угрозу наш и без того немногочисленный народ. Особенно против такого отступника, как Курогири! И до этого наполненная шепотками толпа замолкает. Никто не осмеливается произносить проклятое имя так смело, кроме безбашенного Инасы. Вокруг него ревут ветра, свистя в тон громоподобному голосу. Вот только не все разделяют его позицию, и не все готовы высказать вслух свое согласие, чтобы не навлечь на себя гнев старейшин. – Сядь уже, приятель, и не говори об этом так беззаботно… – Ворчит один из тех мантикор, что все же явились на совет. Его хвост с ядовитым шипом беспокойно покачивается туда-сюда, выдавая тревогу и опасливую натуру. Громкие слова соклановца, кажется, пробудили в нем страх. – Нет, Оджиро, послушай меня: против этого ведьмака выйти - означает жертвовать нашими людьми! – Стучит кулаком о могучую грудь Инаса, щуря черные глаза. Он обращается ко всем присутствующим: – Скажите, разве вы хотите уйти в забвение ради того, кто даже не знает, что ему предначертано?! Двуликий эльф и мальчик без будущего - ничтожные смертные мгновения, не больше и не меньше. Я не хочу терять вас, братья и сестры! Согласный ропот прокатился по немногочисленной ведьмовской братии, и заозирались, сталкиваясь взглядами, полными сомнения, оборотни и сирены. – Закрой свой рот, Инаса. – Раскатисто звучит голос Куго. Словно кит из северных вот, опасный и смертоносный, ведьмак демонстрирует острые зубы в недовольном оскале. – Это имя запрещено произносить среди ведьм. Сядь и слушай, и остуди свой горячий пыл - ты позоришь свой шабаш и себя самого. – Разрешите и мне высказаться, старейшина… – Подает тихий голос один из речных ведьм. Вжимая голову в плечи, как только к нему обращается прожигающий взгляд Куго, он сглатывает. – Говори, Тамаки. – Кивает мужчина, пальцами перебирая одну из своих длинных смоляных кос. – Я считаю, что нам давно следует решить проблему с, эм… – Тамаки запинается, пряча глаза под челкой. – Ну, вы понимаете. С отступником. Рано или поздно расплата за эту ошибку и мягкотелость все равно бы пришла… – Я согласна с ним, – Кивает Кьёка, сирена из речного клана. Она выползла из воды, оставив в потоке лишь кончик серебристого хвоста. Ее плавники, похожие на крылья, подрагивают от волнения. – Я знаю мало по сравнению с вами, потому как живу на этом свете не с зарождения времени, а потому прошу простить мою невежественность, но… – Сирена сглатывает. – Мне кажется, что это и есть расплата за ошибку, которую допустила каждая ведьма. Старейшины переглядываются, в раздумии замолкая, и слово берет Шота, успевший раскурить свою старенькую трубку. – Дочь рек права. – Все головы тут же поворачиваются на его хриплый голос. Куго ворчит, но не перебивает. – Ведь это мы виноваты в том, что произошло с Ширакумо. Много лун утекло с тех пор, как мы в последний раз обсуждали его изгнание, однако, признаться, я до сих пор сожалею, что проявил тогда милосердие. Хизаши прикусывает губу, и по его лицу видно, как снова и снова он переживает ту страшную ночь, когда был изгнан из ведьмовской общины и навсегда погребен в их памяти ступивший во тьму друг. Ведьмак прокашливается, положив руку на плечо лесного старейшины: – Я не привык жалеть о содеянном, но все же, каюсь, задумываюсь о том, что за тот просчет и мне, и всем нам стоит платить. Я, как и мой товарищ, считаю, что в будущую битву нам стоит вмешаться. Прости, Куго, но и ты, и твой шабаш видели, что произойдет. Анан, прикусив пустынную травинку меж зубов, тяжело вздохнула: – Я принимаю вашу сторону, ведьмы гор и лесов. – Грустное лицо женщины омрачается тенью воспоминаний. – Говорю за себя, но не за свой шабаш, и, как старшая среди них, прошу простить за громкие слова Инасы. Сам Инаса, правда, как и многие присуствующие, со словами старейшин не согласен. Все они знают, что и без их вмешательства намного более вероятен исход, в котором проклятый ведьмак погибнет от чудесного меча. Собрание притихает, обдумывая свои мысли, и среди этой тишины, прерываемый лишь шумом потока, звучит голос другой ведьмы: – Ах, но ведь за то, что пощадили Ширакумо мы, отвечать будет человеческий мальчик! – Тору, сняв капюшон плаща-невидимки, тоскливо хмурится. Ее большие зеленые глаза блестят невыплаканными слезами. Эта лесная ведьма всегда отличалась нежным сердцем. – И то верно! – Хмурится Очако. – Разве мы, ведьмы, не ценим равновесие, заложенное и в нас, и в этот мир с самого его сотворения? Почему же тогда за нашу ошибку не ответить нам же? Я стою за Изуку в этой битве. – Твердо решает она. Старейшины переглядываются, и перешептывания ведьм прокатываются по месту собрания, как волны прибоя. Ропща, собравшиеся тут рассуждают, стоит ли вмешиваться в уже предопределенные события, или переждать шторм. Правда, решение все же принято - четверо старейшин, кивнув друг другу, соглашаются, и голосом Шоты их слова озвучены всем присутствующим: – Когда Рагнарок накроет Огнедышащую гору, ведьмы встанут на сторону человеческого дитя. Да, отступник страшен, как и его сила, но и нам не пристало больше бежать от неизбежного. – Мужчина серьезен, и его тихие слова слышны гораздо лучше любого крика: – Курогири ответит за свои деяния, а мы сможем искупить свою вину за нарушенный баланс. Покажитесь те, кто не согласен с этим решением. Рука Инасы взметнулась вверх одной из первых. Признаться, Очако тревожно сглотнула, оглядываясь по сторонам - а если число противников слов старейшин перевесит число тех, кто готов сражаться? Но беспокоиться не пришлось, и лишь пятая часть присутствующих в итоге подняла свои руки. Шота и Хизаши обмениваются нечитаемым взглядами: совет ведьм пришел к согласию. И после этого совет, казалось бы, перетек в более мирное русло - старейшины перешли к обсуждению территорий и того, как распоясались в последнее время люди. Анан со вздохом рассказала, как в руинах старых городов гигантов на юге человек вдруг решил отстроить свои деревни. Куго, морщась, добавил и то, как рыболовные суда совсем не стесняются заходить на заповедные территории рек и озер, издревле принадлежащих его шабашу. Однако мирную беседу прервал грубый женский голос: – Вы уж меня извините, но кто пояснит мне, старухе, что не так с этим вашим изгнанным братцем? – Это потрепанная мантикора, свесив с уступа деревяшку вместо правой ноги, прищурила алые глаза: – Я слыхала от матери, что он чем-то провинился, но вы так избегаете его обсуждения, что мне начинает казаться, вы попросту его боитесь. Куго, что косатка, почуявшая кровь в воде, поворачивает голову на смелые слова: – Я смотрю, ты все же приютила у себя эту каргу, Анан? Она бесстрашнее, чем я думал. – Правда, вместо одобрения в его голосе звучит холодная сталь. – Ты и сам знаешь, что когда мантикора просит укрытия, ведьма пустыни всегда соглашается. Тем более она была сильно ранена, столкнувшись с орками, и я… Не смогла отказать. – Устало вздыхает женщина. Она находит глазами возмутительницу спокойствия, и следующая фраза старейшины направлена на нее: – Прошу, Руми, думай, прежде чем ты говоришь… Ты не знаешь всего. – Верно, подруга, не знаю, – Дерзко ухмыляется мантикора, наклонившись вперед. – И хочу узнать. Ну, поделитесь историей? Куго фыркает, сложив руки на груди, и, под ропот пораженных такой наглостью ведьм выплевывает каждую фразу, как змея иной раз выплевывает яд: – Ширакумо был одним из лесных ведьмаков. Однако однажды он связался с чернокнижником из северной Цитадели - эльфом, чьи амбиции не знают границ - и идеи этого эльфа нашли отклик в разуме нашего брата. Он исчерпал все силы, которые имел, добиваясь общей с эльфом цели, и после прибегнул к запретным заклинаниям. – Одна за другой присутствующие ведьмы замолкали, отводя взгляд и не желая слушать продолжение ставшей им страшной истории. Речной маг нахмурился: – Ты знаешь наши правила, Усагияма - ни одна ведьма не берет у земли больше, чем может отдать. Он нарушил этот закон, и теперь питается энергией мира, так как у него не осталось своей. В гробовой тишине Анан, прикрыв глаза, не смеет встречаться с прожигающим взглядом Руми: – Ширакумо в погоне за амбициями погряз в грязи, от которой не отмыть его душу. Он связался с темными силами, которые мы упорно отвергаем. Ведь, как ты понимаешь, баланс подразумевает наличие как добра, так и зла. – И вместо того, чтобы разобраться с дядькой, вы его просто переименовали и отослали прочь? – В великом изумлении усмехнулась мантикора, шевеля надорванным ухом. – Гении, я смотрю? – Он не должен был погибнуть тогда, Усагияма. – Огрызается Хизаши, сжимая руки в побелевшие кулаки. – Мы допустили ошибку, отпустив его, да. Но драконорожденным и мальчику предначертано столкнуться с ним, чтобы вынести из этого урок. Руми, так и не дослушав, потрясает в воздухе кулаком: – Да какая к черту разница - предначертано или нет?! Вы просто, черт подери, боитесь! – Она хохочет, искря красными глазищами. – Вот если бы мой пацан, Кацуки, был тут, он бы вас проклял за такие слова! Знаете, как он ненавидит, когда его жизнь решают за него самого? Ах, как жаль, что он сейчас где-то у черта на куличках… – Рагнарок - часть и его судьбы, как последнего вождя драконов. – Возражает Фумикаге. По его спрятанному за маской ворона лицу нельзя понять, поддерживает ли он речи мантикоры, или наоборот. – Вы видели моего пацана?! – Восклицает женщина, и волосы на ее загривке топорщатся. Осмысляя сказанное, она расплывается в хищной ухмылке, через которую просвечивает гордость, распирающая ее грудь. – Вождь, а? Неплохо, мальчишка, неплохо! Ах, я так давно его не видела!... Небось, думает, что я сдохла в той клетке, куда меня людишки засадили. Ведьмы переглядываются, и больше ни слова не проскальзывает о том, какое будущее ждет драконорожденного. Очако может только прятать взор, тяжело вздыхая - не в ее силах объяснить Усагияме, через какие ужасные вещи придется пройти ее ученику. Пусть лучше она не ведает об еще не случившемся, и гордится силой Кацуки, уже пережившего многое. Пришедшие потихоньку встают со своих мест, чувствуя, что совет окончен. Собираются покидать водоворот и старейшины, обмениваясь молчаливыми кивками головы. В воздухе вьются соколы-оборотни, окруженные вороньими стаями, и древняя заводь медленно пустеет. Последним в воду уходит Куго, когда и песчаные, и лесные ведьмы уже давно скрылись в тенях. Он задумчиво бросает взгляд на сгущающиеся тучи. Выловив одну из чаек, ведьмак тихо шепчет птице: – Найди мальчика. Найди и передай, что у виконта лживый язык. – С этими словами речной ведьмак подбрасывает белокрылую вверх, провожая ее, удаляющуюся в тучи, взглядом. Эта помощь по сравнению с тем, что предстоит, совсем мала, но все же сможет уберечь человека от ненужных хлопот. Если, конечно, он правильно поймет сообщение.***
Перед тем, как мы с вами перенесемся полностью к нашим дорогим героям, я попрошу вас ответить на один простой вопрос: вы когда-нибудь бывали на настоящем базаре? Не спешите соглашаться, а подумайте - я рисую перед вашими глазами не обычный сельский рынок или небольшой магазинчик, нет; я говорю о месте, которое поражает свое воображение колличеством пестрящих цветов, запахом специй и гомоном бесконечной толпы. Настоящие базары огромны, и на них можно найти все, что душе угодно - от приворотного зелья до картошки вашего соседа, продающихся по одинаковой заоблачной цене. Таким огромным базаром и был Глоренсбург, чье название произошло от гномьего слова glorous - богатый, великолепный. Самый крупный торговый город, удобно разместившийся на перепутье сразу нескольких “шелковых путей”, он вобрал в себя все золото, плывущее из разных концов света вместе с повозками купцов. Но сам по себе так процветать он не мог, и огромную роль в его развитии сыграло умелое управление и острый ум графа Яойорозу. Его светлость, граф Содзай славился тем, как прекрасно разбирался он в финансах и стоимости труда, и потому Глоренсбург богатился и рос. Но Изуку и его компания еще не добрались до главных ворот, и всего величия города торговцев еще не увидели. Они все там же, где мы их оставили - глубоко в чаще. Киришима, ворча что-то про личную мужественную нелюбовь к лесам, вывел его к остальным. Причем застали они драконов в странной ситуации: Мина и Серо утешали стыдливо вздыхающего Каминари, сжав его плечи с обеих сторон, а Шото, нахмурившись озадаченно, внимательно смотрел на Бакуго. На Бакуго, который, оскалив зубы, вгрызся в его левую руку, схватив бледную кисть. – Боже мой!? Что происходит?! – Вскрикнул Изуку, глядя, как драконорожденный разжимает окровавленные зубы и громко сплевывает на землю. Отпустив руку эльфа, он тыльной стороной вытирает губы, мрачно глядя на пришедших. – Денки не уследил за ушастым, и он решил погладить гадюку. – Поясняет Серо, неловко улыбаясь: ситуация вроде забавная, а вот приятелю и без того стыдно, чтобы смеяться. – А пальцы приятелю откусить решили для завершения ритуала? – Нервно усмехается Киришима, опасливо смотря на ощерившегося вождя. – Потому что никто из вас, идиотов, достаточно быстро не соображает! – Морщится Кацуки. Взвесив все “за” и “против”, он добавляет, но куда тише, – Я просто избавился от яда. Шото на удивление даже не кривится, подняв укушенную руку к лицу. Правда, в его глазах застыла какая-то странная толика тоски, кажется, из-за побега несговорчивого создания. Он качает головой: – Все в порядке. Я переживал намного более сильные боли, чем эта. – Это не успокаивает, кретин! – Рявкает Бакуго, отвешивая эльфу подзатыльник. – К тому же, – Игнорируя ругань драконорожденного, продолжает Шото, как ни в чем не бывало. – Бакуго действительно быстро реагирует - думаю, он сумел вывести почти весь яд. – Словно доказывая свое утверждение, он вытягивает руку, демонстрируя Мидории покрасневшие следы чужих зубов, оставшиеся в промежутке между большим и указательным пальцами. Под ними, намного более незаметные, видны и две мелких отметинки. Видимо, это и есть укус змеи. – Какой гений полезет гладить змею, мать твою!? – Продолжает сетовать Кацуки, картинно отплевываясь от несуществующего яда. – А эльфы могут умереть от укуса гадюки? – Вытащив свой вездесущий журнал, спрашивает Изуку. – Не думаю, – Пожимает плечами Шото. – Правда, я и не совсем эльф, а потому не могу с уверенностью сказать, что на меня действует, а что - нет. Экспериментировать, если честно, не особо хочется. – Какая нахрен разница?! – Бакуго вскидывает руки к небу, – Этот идиот пытался погладить змею! Клянусь, стоит нам оставить его наедине с собой хоть на секунду, и кретин убьется об воздух! – У тебя сложилось ошибочное мнение, Бакуго. – Эльф хмурится, – Я прекрасно выживаю в тяжелых условиях. К тому же, убиться об воздух не является возможным. – Говорит кто?! Изуку с тихим смешком качает головой. Не смотря на то, что и Шото, и Кацуки упрямы невероятно, они неожиданно хорошо ладят. По крайней мере попыток вновь перегрызть друг другу глотки не было. Но, признаться, это как-то больно по-детски - припоминать друг другу одно и то же. – Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень… – Внезапно процитировал над ухом Изуку никто иной, как Каминари. На удивленный взгляд товарища он пожал плечами. – Я это от одной бабушки на рынке в Солоно услышал. Хорошая аллегория на этих двоих. – И то верно… – Кивает Мидория. – Признаться, теперь и мне песня вспомнилась. Знаете, в наших краях была одна, причем крайне затейливая. Не сильно к месту, но уж больно контраст ее героев похож на наших приятелей. Там, кажется, пелось о лесной эльфийке, полюбившей человека. Матушка часто напевает ее, когда готовит. – О? – Рядом материализовалась и Мина, заглядывая в лицо юноши. – Напой-ка, о чем там было? Проводив взглядом драконорожденного вождя и эльфийского принца, Изуку вздохнул. Кажется, его они-то и не слышали, находясь в своем мире, где важным было только выяснение, кто прав. Честное слово, еще никогда спор о том, сможет ли Кацуки убить Шото об воздух, не был таким разгоряченным. Заложив руки за спину, человек вытянулся, как ученик, и тихонько запел знакомый с детства мотив:Туман окутал тихий лес.
Мерцала влажная листва.
Свет звезд, желанный дар небес
С деревьев приняла трава.
Там Тинувьель под пенье флейт,
Незримо скрывшихся в ночи,
Вела свой танец; звездный свет
Отдал ей лучшие лучи.
Спустился Берен с темных гор,
Все потеряв, бродил в тоске.
И, к жизни обратив укор,
Поднялся по лесной реке.
Вдруг на поляне, меж ветвей,
Златых цветов увидел блеск,
Полет одежд, волос, теней...
И грусть ушла в поющий лес.
– ...А дальше я забыл, – Неловко поморщился Изуку, – На самом деле песня намного длиннее, и я всегда прослушивал конец. Не думаю, что и матушка моя припомнит уже, как заканчивается история - ни разу при мне она еще не допела песню. – Мне кажется, я слышал что-то подобное, – Задумчиво кивает Эйджиро. – Перевод, однако, был немного другим, но смысл все тот же: эльфийка полюбила человека, и ради него отреклась от бессмертия. Это так мужественно с ее стороны!... – Это, бесспорно, очень мило, – Улыбнулась Ашидо, – Но давайте будем честны - о какой любви речь может быть тут? – И она с театральным лицом указала на все еще самозабвенно спорящих эльфа и дракона. Бакуго, впрочем, уже успел распустить руки и схватить своего оппонента за шиворот. Потрясая свободным кулаком, он приблизился к чужому лицу, чуть ли не срываясь на крик. Кажется, что-то о “безрассудстве и слабоумии”? – Правда, Шото любит свое личное пространство… – Пробормотал Изуку, глядя на их странное взаимодействие. В голове у него сразу всплывает Тодороки, который отшатывается от протянутой к нему руки, как от огня. – Бакуго тоже любит его личное пространство. – Фыркает Каминари под всеобщий тихий смех. – Пожалуй, ты права, Ашидо. – Кивает Серо. – Они скорее убьют друг друга. – Я, кстати, ставлю на ушастого. – Кивает Киришима. Приставив руки к лицу на манер тоннельчика, он повышает голос. – Ребята! Может, нам все таки нужно двигаться к воротам? Уже темнеет, я не хочу ночевать в лесу, как эти две ночи подряд! Мгновенно вырванные из своего пузыря разногласий, принц и вождь глядят сначала на свою компанию, а потом - друг на друга. Как ошпаренные кипятком, отлетают они в разные стороны, и злобно озираются. Словно обиженные дети, оба славных воина надувают щеки и бормочут себе под нос тихие проклятья. Под смех отряда Бакуго грозит эльфу непристойным жестом и отдает команду выходить на большую дорогу как можно тише. Скрывая удивленные улыбки, драконорожденная братия шуршит кустами, пробираясь сквозь валежник. Шото, ворча о том, как он искренне не понимает туполобости вождя, нехотя пристраивается к Изуку, то и дело всматриваясь вперед - стреляет по идущему во главе отряда Бакуго нечитаемым взглядом. Тот же, ссутулившись и засунув руки в карманы, неожиданно мрачен. Изуку понимает, что дракон просто не теряет бдительности, шагая навстречу угрозе, но что-то в воздухе, окружающем вождя, читается, как обычная наивная обида.
***
На удивление не встретив никаких препятствий вплоть до самых городских стен, драконорожденные притормозили возле ворот. Тут уже появились и намного более частые прохожие, и повозки загромыхали мимо под стук копыт. Когда очередной путник бросил на драконов странный взгляд, Кацуки, не вытерпев, прошипел: – Живо все натянули или капюшоны, или доброжелательные рожи. Глазастая, смотри в оба. Если разделимся, на тебе наши, на мне - фифти-фифти и его лакей. “Он сейчас назвал меня “лакеем”?!” - пронеслось в голове у Изуку, но он предпочел промолчать о своем возмущении, прикусив губу. Натянув воротник плаща до самого носа, юноша пробрался к вождю, пробурчав: – Не будет ли лучше, если говорить буду я? – Сталкиваясь с мрачным взглядом дракона, он поспешил добавить. – Послушай, я ведь человек, и за своего сойду намного быстрее, чем ты или Шото. Нам ведь важно не выдать себя и выйти на след повстанцев одновременно. Чем быстрее, тем лучше, разве нет? – Не доверяешь моим умениям вести переговоры? – Прохрипел драконорожденный, прикрывшись красным плащом. – Вовсе нет!... – Начал было Изуку, но, увидев саркастично выгнутые брови, вздохнул. – ...Честно? Не особо. Ты очень груб и прямолинеен для нашей ситуации. Тебя видно отовсюду, Бакуго, понимаешь? А нам важно не привлекать лишнего внимания… – И твое "я готов убить вас всех здесь и сейчас" лицо немного портит нашу и без того странную атмосферу. Но вот этого говорить уже точно не стоило. Скрипнув зубами, вождь все же пропускает Мидорию вперед. Он не смотрит в зеленые глаза, и под обожженной скулой ходят желваки. Признаться, сам юноша не ожидал настолько быстрого соглашения, что за это стоит быть благодарным - что-то подсказывает ему, что с Кацуки всерьез спорить очень тяжело. Хотя бы из-за его крайне громкого голоса и бараньего лба. Драконорожденный же, отступив, сталкивается плечом с Шото, отталкивая его за свою спину, и на секунду под капюшоном сверкает хищный оскал. – Встань за меня, идиотина, такую макушку отовсюду видно. Удивительно, как всего за четыре дня он успел свыкнуться с эльфом настолько, что, не задумываясь, прикрывает его собой наряду с остальным своим кланом. Будто бы Тодороки уже стал его частью. Возможно, Изуку додумывает, но ему кажется, что почти вся забота Бакуго, которую он прячет за агрессивными словами и злыми взглядами, сосредоточена в его жестах. В том, как грубые руки закрывают чужие головы от пыли, как в случае опасности он выходит вперед, отталкивая других за себя. – Не замерзай, кустик, – Толкает Изуку Киришима, успешно вырывая его из омута раздумий. – Стражи странно на тебя пялятся. Юноша вздрагивает и рвано кивает, вытряхивая из головы непрошенные мысли. Вот когда они смогут спокойно расслабиться, тогда и придет время подумать о поведении драконорожденных. А сейчас, набрав побольше воздуха в легкие и натянув маску уверенности на лицо, оруженосец ступает к воротам, ныряя в толпу. Со всем можно справиться - стоит только усмирить колотящееся в горле сердце. Впрочем, опасения оказались напрасными. Провожая их любопытными взглядами, стража с места не сдвинулась, пропуская путешественников за изящный изгиб ворот. И, ступая за черту стен, они тут же были поражены тем, как аккуратны и пригожи были улицы Глоренсбурга. Всюду клумбы, огороженные деревца, и редко где встретишь валяющегося без дела пьяницу. Обменявшись удивленными взглядами, Изуку и Мина, идущие впереди отряда, могли только озираться по сторонам. Но как выйти на дорогу, что ведет к графскому дому? Неужто придется пройти весь город насквозь, али местная знать обитает в центре? Тяжело вздохнув и состроив как можно более дружелюбное лицо, Мидория обратился к первому встречному человеку. Им оказался простодушный парень едва ли старше его самого, который на вопрос улыбнулся и с превеликой охотой указал на белокаменные стены, возвышающиеся на холме буквально в трех улицах отсюда. – Туда вам, добрый господин! – Юноша почесал лохматый рыжий затылок. – Только, знаете, его Светлость - человек крайне занятой, и потому на то, что вас примут тут же, я бы не рассчитывал. – Неужели? Спасибо большое! – Изуку кивнул. – Не подскажете тогда, где мы можем остановиться? Мы с друзьями в первый раз тут, и будем очень благодарны любому совету! Кажется, заметив попутчиков оруженосца только сейчас, парнишка побледнел и сглотнул. Улыбка его во мгновение стала немного нервной, и Изуку, признаться, почувствовал себя немного неловко. Неужели все так плохо? – Сразу после главного базара поверните налево, – Проблеял несчастный прохожий, резко отводя взгляд. – Там будет хорошее местечко, “У Глоина” называется. Видимо, решив, что на этом разговор можно и закончить, он поклонился неловко и все! След простыл юноши, будто не было и вовсе. Изуку только в задумчивости почесал щеку, пытаясь прикинуть, где тут этот самый главный базар? Если верно вспоминались ему учения господина Тошинори (следует отправить ему и матушке письма…), то огромный рынок Глоренсбурга занимал чуть ли не четверть всего города, и выйти на него должно было быть очень легко. Осталось только определиться, куда идти… Примерно это и сказав Бакуго, Изуку заработал щелбан, и драконорожденный отправил его вперед, во главу их небольшого отряда. Сопровождалось это не очень ласково сказанным “иди уже куда-нибудь”, и вождь вернулся в конец компании, чтобы приглядывать за чужими спинами. Поборов желание снова тяжело вздохнуть, юноша покачал головой и, вооружившись постепенно гаснущей уверенностью, двинулся вперед. Если подумать, то как можно не найти вечно живущую улицу, где можно купить почти что любой товар в королевстве? Так и оказалось: Базар Глоренсбурга найти оказалось проще простого, и, не успело солнце полностью сесть, как впереди показалась улица, освещенная десятками фонарей и факелов, как живая гирлянда. В нос ударили запахи специй и душистых парфюмов, а в глазах зарябило от количества разноцветных тканей и безделушек, выставленных на витрин и прилавки. Несметные полчища товаров блестели тут и там, приковывая взгляд, и, честно говоря, бедняга Изуку растерялся, прижав руки к груди. Да тут же потеряться проще простого! Уже не раз и не два на него налетел какой-то подслеповатый покупатель, и приходилось прыгать в сторону, лишь бы не сбила очередная повозка. – Черт подери… – Послышалось ворчание Серо, которого уже несколько раз грубо толкнули. – Может, стоит как-то придерживаться другого курса? Например обойти все это к дьяволу? Да я даже - смотри, куда прешь! - готов на крыши лезть! – Успокойтесь и не разбредайтесь, идиоты. – Раздался голос Бакуго. Он схватил Мину за шиворот, а Каминари - за локоть, и подтолкнул вперед. – Не теряйте друг друга из виду, вот и все. В итоге зацепившись друг за друга, отряд двинулся вперед, то и дело окликая приятелей - мало ли, кто успел отбиться? И Изуку, признаться, не мог удержаться от того, что рассматривать каждую встречную лавку. В одной из них продавали вырезанные из дерева фигурки известных на весь континент героев, среди которых был и господин Тошинори! Ну как тут устоять?! Шото, впервые оказавшись среди такой толпы, притих окончательно, водя головой туда-сюда. Все-то для него было ново, а оттого и опасно. А ведь молодому господину предлагали все, начиная специями и заканчивая кинжалами мантикор. Бакуго, правда, отпихнув Тодороки плечом, уставился придирчиво тогда на оружие, и ворчливо произнес: – Фуфло это, а не мантикорова сталь. Такая на жаре затупится быстрее, чем ты сможешь кого-то ей пырнуть. Под возмущенное пыхтение торговца Кацуки схватил принца за локоть и потащил от лавки подальше, на ходу упрекая за излишнюю рассеянность. – Но, Бакуго, рукоять того меча и правда выглядела красивой… – Попытался возразить Шото, с трудом поспевая за широким шагом дракона. – Церемониальные и сувенирные мечи и не должны хорошо рубить. – Нахера тогда вообще такие мечи?! – Возмущенно откликнулся мужчина. – Я учился ковке у мантикоры, черт подери, а она бы оскорбилась, увидев эти железяки! Тодороки удивленно ойкнул, сталкиваясь с какой-то дамой плечом: – Ты умеешь ковать? Чего же ты тогда не умеешь? – Я умею всё, принцесса. – Самодовольно оскалился драконорожденый, нагоняя свою братию и подталкивая спасенного спутника к остальным. Изуку пришлось со смехом согласиться с Каминари, который сравнил поведение их вождя с курицей-наседкой. Добравшись, наконец, до конца базара, путешественники смогли выдохнуть свободно - народу поубавилось, а вот гомон толпы стих не до конца. Впереди, нависнув над улочкой, зеленые ветви раскинул вьюн, ползущий по стене аккуратного домика. В плюще, если прищуриться, можно было разглядеть и белый камень, и опрятную вывеску, изображающую улыбающегося гнома с пинтой пива в руке. А вот и постоялый двор нашелся, встречая путников теплым светом, льющимся из окон. Под чей-то веселый смех и запах сусла Изуку вошел внутрь вместе с Миной - договариваться о ночлеге. Добродушный хозяин двора, гном с гулким именем, был только рад новым постояльцам, и с радостью согласился принять драконью братию. Правда, свободных комнат оказалось всего две, и потому кому-то приходилось потесниться, чтобы уместиться вчетвером. С тоской глядя на то, как быстро пустеет его кошелек, Изуку мог только качать головой. Помявшись лишь с секунду после этой новости, Киришима окликнул Ашидо, схватил под руки Денки и Ханту, и со смехом объявил, что с таким храпуном, как он, выживут только другие такие же. Кацуки, поломавшись лишь для вида (и поддержания статуса упрямого лба), всплеснул руками и устало заявил, что решил наведаться к графу. Видите ли, одному ему будет удобнее, да и чем быстрее о своем присутствии они уведомят, тем быстрее смогут оказаться в безопасности. – Оставайтесь здесь. – Обронил он как бы невзначай, и покинул постоялый двор. Стоило драконорожденному исчезнуть за дверью, как самозабвенно начищающий кружку хозяин вдруг приоткрыл глаз. Обведя взглядом небольшой зал, он остановился на Мидории, и юноше стало не по себе. – Эй, молодой рыцарь. – Окликнул он Изуку, кивая головой. – Да-да, вы. Подойдите сюда, хочу кое-что спросить. Человек, тревожно сглатывая, подошел ближе. – Вы же знаете, что на ваших друзей открыта охота? – Тихим полушепотом спросил гном, поглядывая за плечо Изуку, на весело обсуждающих что-то драконов. – Вам повезло, что я не стукач. – Охота? – Изуку схватился за челку, нервно потянув кудряшки пальцами. Неужели Бакуго был прав? – За что же? – Говорят, драконы вернулись в королевство. Они похитили наследного принца, и с его помощью собираются развязать войну. – Заговорщически сказал хозяин, ставя блестящую кружку на стол. Мимо них скользнула одна из официанток, подхватывая тару, чтобы наполнить ее свежим пивом. Мидория потер переносицу: – Хотите сказать, вот так Корона преподнесла происходящее? – Неверяще пробормотал он. – Почему бы не выдать нас? Наверняка ведь вознаграждение не маленькое… – Я не стремлюсь выслужиться перед королем, – Покачал головой гном. – К тому же, добрый сэр, никому из моего народа это не в радость. Лишь чудом я смог удержать этот дворик тут, в Глоренсбурге, и на том спасибо его Светлости Яойорозу. Видите ли, всех гномов его Величество давно уже созывает в Игним-Аркхем - никто из людей жар горнил не выдержит. – Ах, да, я слышал об этом… – Стало быть, – Хозяин двора закидывает полотенце на плечо. – Не знаю, какие цели истинно преследуют ваши друзья, но я бы советовал вам залечь на дно и прибегнуть к помощи ее Светлости, графини Момо. Думаю, если вы бежите от короля, то она точно не откажет вам в крыше над головой. Скажу по секрету, но она и мне помогла в свое время. Прекрасное дитя. – Ох, господин, так мы её и ищем! – Немного громче, чем следовало, воскликнул Изуку. Оглядываясь и поспешно притихая, он прошипел: – А как можно ее найти? Скептически приподняв бровь, гном пробурчал: – Знайте, если бы вы были кем-то другим, я бы вряд ли согласился помочь. Вот что я вам скажу - о вашем приходе скорее будут знать к завтрашнему дню. Вам повезло, что указ пришел не так давно, и еще не вся стража знает вас в лицо, но и испытывать судьбу не стоит. Тот грозный господин в красном плаще… Думаете, он будет в порядке, разгуливая по городу в одиночку? – О, безусловно. – Не задумываясь, кивает зеленоволосый юноша, и его кудряшки смешно прыгают в такт. Бакуго более чем способен защитить себя сам. Хозяин двора хмыкает, вновь прикрывая глаза, и Изуку выдыхает, избавившись от ощущения пронизывающего взгляда на себе. Не успел он открыть и рта, как тяжелая рука опускается на его плечо, и знакомый голос грохочет на ухо: – Э-ге-гей, кустик, ты чего отсел? Это Киришима, за спиной которого ухмыляются довольные драконы. Они уже успели вытащить из сумки Серо бутылку настойки, и теперь готовились ее открывать. Тодороки рассеянной тенью стоит поодаль. Эйджиро похлопывает юношу по плечу, и драконья братия, нестройным хором пожелав улыбающемуся гному спокойной ночи, уволакивает его и эльфа в одну из снятых комнат. Там, рассевшись в круг, боевые товарищи передают настойку по кругу, по очереди хлебая и озабоченно судача о прошедшем.***
– …И после этого я вмазала этому уроду по его лицу! Клянусь, я в жизни не видела, чтобы кто-то подбирал свои шмотки с полу быстрее, чем тот слизняк! – Вскинула руку вверх Мина, только что закончив рассказывать о том, как она вступилась за девчонок, работавших в том же борделе, что и она. Компания гулко захохотала, живо представляя себе лицо обидчика, и принялась потряхивать подругу за плечи в качестве одобрения. Изуку прикусил губу, слушая гомон драконорожденных, и тяжело вздохнул. Неприятное предчувствие скрутилось внутри его груди, как ядовитая змея, готовящаяся жалить. Бакуго так и не вернулся, и постояльцы почти все уже улеглись спать. Лишь компания драконов все никак не хотела утихать, судача обо всем на свете. Тодороки, правда, гомона не выдержал, и, принося извинения, покинул их компанию. Тревожные мысли не давали покоя, и потому Мидория все же решил навестить нелюдимого эльфа. Он привстал, похлопывая Киришиму по крепкому плечу: – Я сейчас вернусь. – Только не пропадай, как те двое. – Ухмыльнулся своей острозубой улыбкой дракон, и вернулся к обсуждению шашлыка. Изуку, нервно улыбнувшись в ответ, покинул комнату. В коридоре было тихо, и кто-то из работников потушил свечи. Дверь в ту из комнат, где должны были ночевать они с Шото, была заперта и юноша с тревогой вспомнил, что ключ все это время был у него. Куда же ушел его товарищ? С замирающим сердцем оруженосец идет вниз, сначала в замерший в полутьме зал, а потом и на крыльцо. Внутренний дворик “У Глоина” так же тих и темен, как и остальной дом. Тихо сопит сторожевой пес, и чей-то пони, оставленный в открытом стойле, мерно жует траву. Изуку с облегчением замечает фигуру эльфа, ссутулившись, сидящего на ступенях. Странная аура спокойствия и одиночества окружает его, как пелена, оседая на плечи. Шото, оперевшись о колени локтями, наблюдает за копошащимися в траве муравьями. – Я думал, что ты ушел в комнату, но ключ был у меня... Что-то случилось? – Тихо, чтобы не разрушить эту тонкую ауру умиротворения, говорит Изуку, подходя к другу. – Бакуго еще не вернулся? – Вместо ответа задает встречный вопрос Тодороки, наклоняя голову так, чтобы видеть оруженосца. – Меня тревожит то, как много времени уже прошло… – Э… Нет, прости, он еще не пришел, – Жмет плечами Изуку. – Но не думаю, что с ним что-то случится. Он же все таки дракон. – Это не означает, что он всесилен. Оруженосец наморщил лоб: – Ты сильно о нем беспокоишься, однако. – Сказал он. – Знаешь, я боялся, что вы не поладите. Потому что, ну… Понимаешь… – Потому что он ненавидит эльфов? – Опережает его Шото. Его голос отрешен, но в нем нет прежних нот защищенности. Помедлив, он продолжает почти шепотом: – Первое время я тоже так думал. Он крайне похож на моего отца: такой же упрямый, громкий и беспощадный, стремится свергнуть короля с престола, ужасный эгоист. Я думал, что ему нужна власть, потому что он недоволен нынешней. Изуку прикусил губу, чтобы терпеливо выслушать друга до конца. – Но теперь, знаешь, мне начинает казаться… – Эльф едва слышно вздыхает, будто набираясь сил, и пробует снова. – После тех пятерых дней, что я провел с вами, мне начинает казаться, что я с самого начала неправильно его понял. Драконорожденные в целом оказались довольно дружелюбнее, чем я предполагал. Я пытаюсь видеть их - вас - как союзников исключительно для того, чтобы подобраться к отцу, но… У меня возникает странное ощущение, что вы все становитесь мне намного ближе. – Разве это не хорошо? – Робко улыбается оруженосец, не решаясь сдвинуться с места - сейчас принц выглядит неожиданно уязвимым. – Быть может. – Кивает в ответ Шото. – Но я никогда до этого не состоял в подобных взаимоотношениях. Я боюсь ошибиться. Можно ли назвать это дружбой? – Конечно! Мы с тобой уже друзья. – Тронутый таким откровением Изуку сдерживается, чтобы не наброситься на эльфа с объятиями. Вместо этого он похлопывает товарища по плечу, зарабатывая благодарный взгляд усталых глаз. ♫➝ И все было бы хорошо, но тревожное ощущение все еще где-то здесь. Оно дрожит за спиной оруженосца, давя на затылок и заставляя спину покрываться мурашками. Может быть, ему кажется, но на периферии зрения мелькает черный силуэт, тут же скрываясь за забором. Сторожевой пес, встрепенувшись, вдруг подскочил, поджавши хвост. Шото тоже напрягся, сжимая в руках ткань плаща. – Кто-то следит за нами. – Тихо произнес он, не поднимая головы. Изуку не смог сдержать дрожи, прокатившейся по его телу, когда температура вокруг эльфа вдруг резко упала. – Думаю, тогда нам стоит вернуться к остальным. – Пробормотал юноша, с тревогой глядя на скулящего пса. Шото согласно кивнул, резко встав со своего места, и развернулся на каблуках. Плащ его поднялся на секунду, как крылья, и человека обдало волной холодного воздуха. Пес сорвался на глухой трусливый лай. – Уже уходите? – Прозвучал в тишине ночи, прерываемой лишь визгами собаки, удивленный голос. Изуку вздрогнул, когда хриплый тембр прошелся по его слуху, будто бумага для полировки. Заскрипели ноты, задевая волоски на его шее, и в голове сам собой всплыл образ из видения той злополучной ночи в Солоно. Если он обернется сейчас, увидит ли он ту же зловещую черную фигуру, застывшую под бледным светом луны? Или в этот раз на месте темноты будет лицо? Человеческое ли, или вышедшее из его худших кошмаров… – Я так долго искал вас… – Мужской голос приблизился, и пес, заскулив, скрылся за стойлом. – Знали бы вы, сколько времени потребовалось, чтобы понять, какими дорогами вас поведет тот дракон! Не поверите, пришлось еще и стражу с хвоста стряхнуть… Изуку, шумно сглотнув, в который раз пожалел, что оставил Ренго там, у компании сейчас верно уже спящих драконорожденных. Теперь он куда лучше понял Бакуго, который со своими клинками не расставался ни на секунду: оставаться начеку и вправду оказалось полезным умением. Почему же Шото молчит, замерши неподвижно, как ледяное изваяние? В его глазах снова тот остекленевший отблеск, словно эльф не в этом мире, а глубоко в своей голове. Этот отрешенный, мертвый взгляд не внушает доверия, а только панику за самочувствие товарища. Неужели пришедший так ужасен? Стряхнув оцепенение, юноша заставил себя обернуться на голос. Готовясь к худшему, он сталкивается с горящими в темноте глазами. Вполне себе человеческими, к слову. Они яркие, пронзительно синие, и почему-то светятся на бледном остром лице, обрамленном волосами цвета угля. Но пугают Изуку вовсе не безумные призраки во взгляде незнакомца, а эльфийские руны, выжженные прямо на его коже; они чернеют в темноте, расползаясь ядовитыми венами по скулам и подбородку, как старые гниющие шрамы. И это лицо... О Боги, это лицо было искривлено до неузнаваемости чужой жестокой рукой, и все равно оставалось болезненно человеческим. Изуку не мог отвернуться, как бы не хотел. – Что такое? – Расстроено наклонил голову набок пришедший, утопая в рваном черном плаще. Тяжело осознавать, что такого света ткань стала лишь потому, что была выжжена. – Неужели ты не рад видеть меня, ваше Высочество? Изуку бросает короткий взгляд на Шото. Остекленевшие глаза его впились в фигуру незнакомца, словно увидели воскресшего мертвеца, а побелевшие губы сжались в тонкую линию. – Не можешь и слова вымолвить от радости? Понимаю! – Улыбается человек. Вот только, растягиваясь в этой улыбке, обожженная и отравленная кожа обнажает намного больше зубов, чем положено. Болезненно натягиваются морщинки под смеющимися синими глазами. – Семьдесят лет прошло, Шото! Я и сам не поверил своим глазам, когда увидел тебя там, в лесах возле деревеньки. Ты так вырос, ха-ха! Беззвучно что-то прошептав, эльфийский наследник сделал шаг назад. Взметнувшаяся рука легла на навершие меча, сжимая на нем пальцы до побеления. Словно добыча перед лицом страшного хищника, обычно неприступный и непоколебимый Тодороки выглядел приведенным в ужас. С тревогой прикусив щеку, Изуку, чьи мысли летали, окрыленные паникой, что соколы, сделал вывод: перед ними, никто иной, как… – …Тойя, – Судорожно выдохнул Шото. Затрепетали его ресницы, словно он всеми силами старался не зажмуриться. – Ну же, обними братца, мой дорогой! – С издевкой ухмыльнулся беглый принц Игним-Аркхема, простирая руки в объятиях, будто распахивая створки смертельного капкана. – Я так соскучился. – И земля уходит у Изуку из-под ног, когда безумный синий взгляд падает на него. – И познакомь меня со своим приятелем. Неужто это и есть юный паладин? – Что–.. Почему?-.. – Рвано бормочет Шото, и обнажает меч. Вокруг его пальцев вьется метель. – Почему я пришел? О, да я просто услышал слушок, что ты тут, и решил убедиться! Или ты... Ах, мое лицо? – Скучающе хмыкает Тойя, пожимая плечами. – Видишь, не всем так везет, как тебе. Унаследовал всё, чего дорогой папаша так жаждал, и твое милое личико не пришлось уродовать сигилами. – Он украдкой касается вдавленных в кожу рун. – Хотя, знаешь, они мне идут. Вверх стрельнули первые шипы ледяных клыков. Шото, бледный, как смерть, вытянул вперед руку, и холод, повинуясь, огородил его и Изуку от подступающего все ближе безумца. Тихо смеясь, тот, кто назвался Тойей, сделал лишь одно движение кисти, и лед объяло голубое, как безмятежное летнее небо, пламя. Растапливая шипы, как ничтожества, он шагает вперед: – Вот, значит, как? Погоди, братец, я ведь не за дракой пришел! В немом ужасе глядя, как синее пламя пожирает лед, Мидория беспомощно шарит по карманам - у него с собой только бесполезный ножик, которым он точит карандаши. – Какие вы гостеприимные… Неважно! – Щелкает пальцами Тойя, и лед тает, не оставляя после себя даже воды. – У меня для вас есть две новости - хорошая и очень плохая. Знаю, что вам не понравится играть в угадайку, поэтому начну сразу с очень плохой: папаша уже знает о вашем маленьком бунте. Признаюсь, я даже помогал планировать подавление восстания! Ха-ха… Ах, знаешь, Шото, я ведь был так зол на тебя… Изуку не в силах выдавить и слово, и его товарищ, бледнея все больше и больше, возводит стену за стеной. Лед пропадает в голубом огне, словно его никогда и не было. Хрипящий, прожженный голос принца приобретает грустный тон: – Ты отнял у меня все, что только мог. Семью, предназначение, гордость отца… Знаешь, почему? – И маниакальная ухмылка вновь озаряет искаженные черты. – Как жаль, что я родился чуть более человечным, чем ты, милый младший братишка! Ха-ха-ха! Видишь ли, папеньке так нужен был наследничек, который заграбастает себе силу этой его драконьей Искры! А я не вышел, братишка. Не удался! Чуть ли не срываясь на крик, беглый Тодороки хватается за свое обезображенное лицо. С воем “нравится?!” он оттягивает обожженную кожу, и в ту же секунду говорит так тихо, что Изуку едва слышны его слова: – Ах, я обещал и хорошую новость. Погоди, как же там было… – Лицо Тойи приобретает крайне озадаченный вид. Он останавливается, и огонь утихает. – Ах, да. Я слышал, что советник Северных эльфов крутит какие-то мутки. С тех пор, как матушку нашу отослали к чертям на рога, он оборзел в край. Как думаешь, может, это наконец избавит нас от гнета папашки? – Почему ты говоришь такие вещи, Тойя?... – Одними губами прошептал Шото. Ледяная стена, отделяющая его от брата, на глазах Изуку начала дрожать. – Как “почему”? – Хмыкает беглец. – Глянь, что стало со мной. Думаешь, здорово? Не всем так повезло, как тебе. Знаешь, я помню, что и тебя не обошло стороной его прекрасное умение воспитывать себе преемников. Впрочем… Близится бал, мой дорогой братец. Я ждал семьдесят лет! С тихим смехом мужчина улыбнулся довольно, и, помахав рукой, как старым знакомым, развернулся прочь. – Я был рад повидать тебя, Шото. Прости, но старшему братику надо идти - у него есть большие планы. – Напоследок кинул он через плечо. Не более, чем тень в ночи, черный плащ и такие же черные волосы, и только безумные сапфиры глаз на расслабленном лице говорили о том, кто перед ними. Принц-полукровка, заложив руки в карманы, скрывается в темноте. А Шото… Ох, бедный Шото. Стоило Тойе скрыться из виду, как ноги подвели его, и дрожащий лед канул в лету, рассыпаясь осколками. Изуку чудом успел подхватить товарища за руку, чтобы не дать упасть на деревянный пол веранды. Шото схватился за свое левое плечо, будто терпел невыносимую боль. Его мертвые глаза уставились в одну точку - туда, где исчез беглый принц. – Шото… – Дрожащим голосом попытался воззвать к нему Изуку, когда почти весь вес эльфа упал ему на плечо. – Ох, небеса, что ж за напасть… Эльф глух и нем, попавшийся в ловушку своих собственных видений, и бок, упирающийся в Мидорию, необычайно холоден. Ни голос друга, ни слабое тормошение не в состоянии вывести его из этого транса худших кошмаров. Оруженосец ощущает, как загнанно бьется под его ладонью бешеный пульс. Из пузыря паники оруженосца вырывает резко вспыхнувший в окне на втором этаже свет. Вслед за зажженной свечой распахивается окно, и вниз свешивается какая-то женщина. Видимо, в поисках источника шума и гари, она оглядывает двор. Одно за другим зажигаются и другие окна, слышится чьё-то ворчливое бормотание, и где-то с другой стороны глухо хлопает дверь. Со скрипом распахивается вход на задний двор, и мягкий свет заливает верандочку да скрипучие ступени. Тяжелая походка стремительно приближается к Изуку, и его сердце на секунду замирает в горле, испуганное чужим присутствием. Однако, когда горячая ладонь касается его плеча, а перед глазами возникает знакомый до боли красный плащ, юноша готов расплакаться от облегчения. – Бакуго! – Всхлипывает он радостно, глядя на вождя. Тревожное лицо дракона искажается в гримасе столь сложной, что Изуку с уверенностью может сказать только одно - мужчина ощущает несколько эмоций сразу. Он, прикусив губу и нахмурившись так, что под глазами пролегли глубокие тени, протягивает свои руки вперед. Неожиданно осторожно Бакуго перенимает вес остолбеневшего эльфа на себя. – Что за чертовщина тут произошла?... – Сдавленно хрипит драконорожденный, прижимая к себе безвольное тело. – Ушастый, ты решил в ледышки заделаться?! – Бакуго, как хорошо, что ты пришел!... – Бормочет Изуку, срываясь на задушенный шепот. – Я думаю, мы видели сбежавшего принца, Тойю. Но Шото, он… Я не знаю, что с ним, но он такой уже давно? Встал и ни слова сказать не может, просто стоит. Мне кажется, ему плохо. И мне плохо? Наверное?... – Перед глазами снова всплывает перекошенное ухмылкой лицо Тойи, объятое синим пламенем, и у юноши перехватывает дыхание. – Небеса, Бакуго, видел бы ты его лицо!... Господи!... – Дыши, сопляк. – Выплевывает Бакуго. По его лицу, наконец, видно, как омрачает его разум волна сожаления. “Если бы я только пришел раньше…” написано в его алых глазах. Но это - лишь секунда. И спустя эту секунду на лице вождя непоколебимая решимость. Наблюдая, как драконорожденный поднимает Шото на руки, Изуку прикусывает щеку: принца бьет крупная дрожь, которую видно даже со стороны. – Это похоже на сильный шок, и, признаться… Ох, небеса! Небеса, небеса… – Причитает он. – Я сказал "дыши", значит дыши. – Рявкает вождь, выжидающе глядя на него, и только тогда, когда человек начинает сопеть, старательно регулируя сбитое дыхание (когда Изуку успел так запыхаться?), он отводит взгляд. Слышится тревожный звук, приглушенный чем-то, и за спиной у оруженосца вырастает Мина. Из-за двери выглядывают, не решаясь подходить ближе, помятые ото сна драконы. Все они выглядят встревожено. Блестят в темноте стилеты Серо, и каждый из них будто бы готов броситься в схватку прямо сейчас. – Успокойтесь, идиоты. – Громыхает Бакуго, в уверенном жесте вздернув гордую голову. Его алые глаза устремляют свой взор прямо на Изуку, и дракон, сжав руки на своей ценной ноше, говорит. – Ты и сам в шоке сейчас, малой. Никто из вас, черт побери, не подхонет от такого! А теперь иди и дай Глазастой о себе позаботиться. Мидория, открыв было рот, закрывает его с глухим щелчком. С растущим в душе беспокойством он видит, как судорожно сжимаются на чужом плаще белые руки, пуская по ткани россыпь инея. Шото выглядит так, будто каждый следующий вдох дается ему неимоверным трудом. – С ним точно все будет в порядке? – Тихо бормочет оруженосец, ощущая, как его потихоньку нагоняет чувство ужасной потерянности. Усталость наваливается на него с новой силой. Юноша только и может, что протянуть вождю ключ от их комнаты. – Естественно, сопляк. Не загнется. – Голос Бакуго наигранно легок. Но Изуку-то видит, как дракон крепче прижимает к себе трясущегося принца, и в этих серьезных красных глазах мелькает что-то далекое и тоскливое, граничащее с осознанием. Ох, так вот в чем дело. Смотря на побледневшего эльфа, Кацуки видит в нем себя. И, игнорируя удивленные и мрачные взгляды постояльцев, драконья братия скрывается в своих комнатах. Мина, увлекая Изуку за собой, объясняет, что то, что испытывает сейчас Шото, и к чему был близок сам Мидория, называется паникой. Паника бывает сильной, и это нормально, особенно после того, что произошло с Тодороки в детстве. С грустным лицом драконица, заваривая чай с молоком, признается, что такая паника настигала каждого из их небольшого отряда первые годы после падения Сарикета. – Не переживай, милый. Выпей, и можешь идти к себе. Думаю, все, что Кацуки узнал, он расскажет завтра за едой. – Она подает юноше кружку с горячим напитком, опуская крепкие руки на его плечи. Изуку все еще потряхивает. – Прости, что нас не было рядом. – Добавляет Эйджиро, хмуро глядя за окно. Следы огня располосовали маленькую терасску, но отсюда ее не видать, и винить драконов в том, что они не пришли на помощь, невозможно. – Наоборот. – Изуку качает головой, улыбаясь. – Вы сейчас рядом. Спасибо вам огромное. Комната погружается в молчание, и оруженосец льнет к теплу Ашидо, потягивая сладкий отвар из терпких трав. Сейчас, когда ужас нежданной встречи еще жив в его голове, это тепло целебно. Но вот чай выпит, и мрачные драконорожденные остаются позади, готовясь к прерванному сну, а наш юный герой, тяжело вздохнув, открывает дверь в комнату, где сейчас должен быть и Шото. Внутри оказывается намного холоднее, чем должно быть, и окно распахнуто, впуская внутрь теплый ветерок. Бакуго, оперевшись спиной о кровать, сидит на полу, потерянным взглядом сверлит свои ноги. Он без плаща, в одной жилетке и штанах, и рядом валяются наспех брошенные сумки да ятаганы. Привыкая к темноте, Изуку различает и плотно свернувшийся кокон на матрасе, к которому прислонился мужчина. Кажется, это и есть Шото, плотно укутанный в драконий плащ поверх простыни. Он отвернулся к стене, и плечи его мелко подрагивают в такт дыханию. – Идиот пытался заморозить себя и всю эту чертову шаражку. Пришлось чуть-ли не в рубашку его закатывать. – Хрипло шепчет Бакуго, стоит только Изуку открыть рот. – Он…? – Приходит в себя. Не пытайся поговорить с ним, от такой чертовщины ему надо отойти самому. – Кацуки встает, с тихим кряхтением распрямляя спину. Он приближается к оруженосцу, придирчиво осматривая его лицо. – Эта пучеглазая идиотка сделала все, как надо? – Я в порядке. – Кивает Изуку, переполненный странным чувством благодарности. – Спасибо, Бакуго. За то, что присматриваешь за нами, и… И вообще. – Иди отсюда уже. – Без толики злобы толкает мальчишку к его кровати драконорожденный. Он, что ясно, не мастер в словах, но то, как суровые морщины на обожженом лице разглаживаются, и как неожиданно осторожны грубые руки, говорит само за себя. И все таки Мидория был прав - Кацуки заботится по-своему, тихо и без лишних слов. Закутавшись в тонкую простыню, человек зажмуривает глаза, понимая, что уснуть, не смотря на усталость, ему будет очень трудно. Но мерное дыхание дракона, будто бы нагревающее комнату, и легкое свечение искр, которые он высекает из своих огрубевших ладоней, внушают странное чувство защищенности. Шото привстает на своем матрасе, прислоняясь спиной к изголовью, и, не проронив ни слова, кутается глубже в плащ. Никто из них не смыкает глаз до самого рассвета, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из-за окна.