The Great Race

      Lars Ulrich       Раннее утро. Предрассветный покой. Ребята спят, кто где, устроился в более-менее пригодных для сна местах банкетного зала, в котором мы гуляли накануне. И вот эту идиллию нарушает Дэйв Мастейн, рыжей молнией промчавшийся через весь зал, радостно хохоча. За ним пронесся остервеневший Джуниор, размахивая диванной подушкой, словно истинным оружием. «Сволочь, Ты снова нассал в мой чемодан!!!» — орал он, бросая в Дэйва подушку. Грозный снаряд в цель не попал и угодил точно в голову мирно спавшему Оззи, которого шум, издаваемый двумя развеселыми друзьями из Мегадет, совсем не беспокоил. Великий и ужасный схватил Джуниора, пробегавшего мимо и вежливо приказал ему вести себя культурно под страхом запихивания подушки целиком в рот. После, стараясь быть справедливым и честным поинтересовался у Мастейна зачем он так не по христиански поступил с чемоданом своего лучшего друга? Дэйв же положив руку на сердце признался, что в свое оправдание может сказать то же что и раньше, что: «там было темно, выключатели имели странную форму и найти их не представлялось возможным, а чемодан в темноте был просто наивно перепутан с унитазом, в который и полагается справлять нужду»[1].       Объяснившись с Оззи, Дэйв напомнил Джуниору, что пора торопиться в дорогу и тот, немного покапризничав и получив от Дэйва обещание по мере необходимости компенсировать другу чемодан и вещи в нем находившиеся, последовал за ним к выходу. Остальные решили не отставать, и спешно похватав свои пожитки, кинулись к дверям. Выбежав на улицу, все по-быстрому попрыгали по своим машинам и рванули вперед, оставляя за собой столбы синеватого, пропитанного запахом бензина, дыма. На крылечке скромной гостиницы, как три идиота, остались стоять: я, Ральф и Мик Марс, темной фигурой горбатящийся в стороне от остальных.       — У меня такое неприятное чувство, что нас забыли, — злобно сыронизировал Ральф.       — Хрен с ним, что нас забыли сейчас, в спешке и нескольких сразу, а меня забывают вот уже второй раз за эти гребаные двадцать четыре часа, — разнуделся я.       Мик же лишь промолчал и уселся на лавочку, стоящую неподалеку. Мы присоединились к лидер-гитаре Мотли и хором затянули невеселую: «People are strange when you're a stranger».       Просидев несколько минут на лавочке, мы принялись ловить бабочек и сажать их в большую трехлитровую банку, собираясь выпустить их через пару часов, как только наберется цельная бадья, чтобы получилось нечто похожее на фейерверк из бабочек.       — Sehnsucht[2], — уныло протянул Ральф.       — Эт точно, — мрачно согласился я, толком не поняв с чем именно.       Старый же больной Мик был как всегда немногословен и ничего не сказал, засовывая очередную капустницу в банку.       — Эй чувачки, вас подвести? — весело предложил Оззи Осборн, открывая перед нами дверцу своей жутковатого вида машины.       — Да-а-а я лучше как-нибудь на автобусе, поезде, электричке, трамвае … — вежливо отказался от приглашения Ральф.       — Да не бзди ты, до места доедем во время, лишний балласт этой красотке не помеха! — гордо произнес Осборн, похлопывая «красотку» по приборной панели.       Мы с Миком сели в это адское чудо, благоразумно решив не ждать «второго приглашения». Потом силой затащили в машину упирающегося и орущего «Найн» Ральфа и поехали быстро набирая скорость под песню AC/DC «Highway to hell».       [1] Это правда. Именно так и объясняет произошедшее однажды Дэйв в своей автобиографии.       [2] Тоска