from a beating heart to the farthest place

ИЮНЬ 2018, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ. Луи был почти уверен, что все еще потел пивом, несмотря на то, сколько раз принял душ или сколько почистил зубы, он был уверен, что после вечеринки в Firefly кокс буквально въелся в десны. Он решил снова сходить в душ, когда приехал в гостиничный номер Гарри. Он воспользовался его гелем для душа и шампунем, а затем завернулся в полотенце. Зубы он почистил своей зубной щеткой, но зубную пасту использовал Стайлса, потому что, конечно, свою он оставил в гостиничном номере в гребаном Делавэре. Фестиваль Луи понравился, честно, все было просто фантастически, но он не мог поверить, как такой большой фестиваль решили проводить в Делавэре. Луи даже не знал, что это был за штат. Несколько человек стыдили его за использования геля для душа Гарри, но Луи отказывался видеть в этом что-то постыдное. Это было мило и романтично (как постоянно твердил Гарри) — мыться гелем, который пах Гарри. Он знал, что Гарри скоро вернется и пороется в вещах Луи в поисках его геля для душа и потом они оба лягут в постель, пахнущие друг другом, и почему-то это была самая романтичная и успокаивающая вещь, которую Луи мог себе представить. Было тяжело и временами даже мрачно. Но в ту же секунду, как Гарри войдет в этот номер, все остальное потеряет смысл. Он будет сосредоточен на Гарри и только на нем. Он любил уделять все свое внимание только Гарри, когда он был в дороге, в туре, оставаясь самим собой настолько, насколько только возможно. Сейчас Луи с этим справиться очень даже мог. Это было гораздо проще, чем думать о своем расписании, жизни и карьере. Когда он мог просто перевести все свое внимание на все удивительные вещи, которые делал Гарри, на веселье, свободу (хоть ее было не так уж и много, но это уже было больше того, к чему они привыкли). Луи убрал свои вещи и вышел на балкон, чтобы покурить. Он прислонился к перилам так, чтобы наблюдать за дверью и увидеть, когда войдет Гарри. Было уже почти двенадцать, и он должен был вернуться с минуты на минуту. Он так и видел, как Гарри ходил по арене и благодарил всех и каждого за проделанную работу; звукорежиссеров, сборщиков сцены, людей, разносящих напитки и крендельки на всех стендах, людей, продающих мерч. Гарри всегда старался поблагодарить как можно больше людей. Он как раз докуривал сигарету, когда дверь открылась и закрылась. Луи услышал раздавшийся эхом по номеру характерный щелчок замка. Он выпустил дым, когда Гарри вышел из-за угла с сумкой в руке, одетый в черную блузку, расстегнутую почти донизу, и те же клетчатые брюки, в которых был на сцене. Его волосы были в полнейшем беспорядке, становясь с каждым днем все длиннее. Луи нравилась любая длина, но он был большим поклонником этой непослушной шевелюры — не длинные и не короткие. Он остановился посреди спальни, запустив руку в вышеупомянутые непослушные волосы, глянув в сторону балкона. — Привет, — выдохнул Гарри, и это прозвучало ровно так, как это хотел услышать Луи. Это все, что он хотел слышать. Луи улыбнулся. Он мгновенно расслабился, и присутствие Гарри справилось с этим лучше любого напитка или сигареты. — Привет, малыш, — поздоровался Луи. Он затушил сигарету о перила и наклонился, чтобы положить окурок в пепельницу. Он зашел в номер, закрывая и запирая за собой балконную дверь. — Как концерт? Хорошо прошло? — спросил Луи, и Гарри кивнул. — Было очень здорово. Жаль, что ты не смог прийти. — На следующем обязательно буду, — пообещал ему Томлинсон, и Гарри кивнул. Всегда было очень неловко встречаться после долгой разлуки, особенно если Луи возвращался после встреч с Элеонор. Луи пытался поспевать за Гарри, поскольку именно он ездил по миру с безумно успешным туром с сумасшедшим графиком, а Луи волочился позади, а последние несколько дней вообще пил и накуривался на огромном фестивале. Наконец, Гарри бросил свою сумку на пол в изножье кровати. Он был одним из тех знаменитых и неприлично богатых людей, которые в любой момент могли снять шикарный номер с двуспальной кроватью, смежными дверями и великолепной ванной, что было удивительно. Это означало роскошь и уединение, и, когда посреди ночи Гарри пытался просунуть свои холодные ступни между ног Луи, он мог перекатиться на другую сторону огромной кровати и спать дальше (пока Гарри не поймет, что он отодвинулся, и не придвинется ближе, почти спихивая Луи с кровати, но это мелочи). Луи подошел ближе, останавливаясь всего в паре метров от Гарри. Он не знал, насколько близко это для него было; по его собственному мнению, сейчас не существовало такого понятия, как «слишком близко». Но, как всегда, Луи был готов подождать, что сначала сделает Гарри. — Как прошел Firefly? — поинтересовался Гарри, уставившись на свои руки, теребя кольца. Луи сглотнул. Он решил напомнить себе, что не было никаких причин, чтобы все пошло наперекосяк. Они же взрослые люди, профессионалы, и они влюблены (возможно, это самая важная деталь). Он еще секунду смотрел, как Гарри игрался с кольцами, прежде чем снова посмотреть ему в глаза, говоря: — Нормально. Хорошая музыка. Гарри поднял на него взгляд, с секунду изучая его лицо, прежде чем снова упереть взгляд в пол. — Мне нравится твоя стрижка. Луи вздохнул, проводя рукой по своим коротким волосам. — Я до сих пор насчет нее не уверен. По бокам все так коротко. — Они просто немного выбриты, — сказал Гарри, словно Луи сам этого еще не понял. — Это мило. Я вижу твои ушки. Он тут же прикрыл уши руками, защищаясь, и Гарри тихо рассмеялся. Сегодня он казался подавленным гораздо больше, чем обычно после концертов. Он, должно быть, был вымотан и, наверное (даже череcчур сильно), нервничал из-за встречи с Луи. — Ты устал? — спросил Томлинсон, и Гарри пожал плечами. — Ты…Ты же хочешь, чтобы я был здесь, да? Он просто не мог не спросить, потому что ему нужно было знать. Даже если Гарри соврет, он это поймет. Тот снова опустит взгляд на свои руки, или начнет рассеянно готовиться ко сну, или отправится в душ и не позволит Луи пойти с ним, даже не сделав шутливого замечания по этому поводу. Ему нужно было понять, в каком Гарри был состоянии, потому что именно он вернулся с прогулки с подставной девушкой, все еще борясь с бесконечным похмельем. Именно он согласился прилететь и посетить несколько концертов Гарри, но если сейчас это покажется Гарри невыносимым, Луи должен об этом знать. Он снимет себе отдельный номер, а на завтрак они пойдут вместе. Это было бы отстойно, но Луи был готов на это пойти, если в этом нуждался Гарри. К конечном счете, он бы согласился на это, и он бы понял решение Стайлса. — Да, — наконец сказал Гарри. Да, может, Луи и сказал себе, что он был бы не против, если бы все пошло по-другому, но сейчас у него словно гора с плеч упала. — Ты ведь хочешь быть здесь, да? — Да. Конечно. — Луи кивнул. — Во сколько завтра вылет? — Э-э, кажется, в десять? Ты поедешь? Со мной. Тем же рейсом. — Если ты меня возьмешь с собой. — Он снова кивнул. — Да. Я бы очень этого хотел. — Гарри мягко улыбнулся. Луи вздохнул, он и не думал, что на все это время задержал дыхание. Гарри взгляда не отвел, и это придало Луи уверенности, поэтому он сократил расстояние между ними. — Тебе нужно в душ, — сказал он, используя это как предлог, чтобы к нему прикоснуться. Луи принялся расстегивать оставшиеся пуговицы на его блузке. — Даже не знаю, хочешь ты развести меня на секс или пытаешься быть заботливым, — прокомментировал Гарри. Луи посмотрел на него снизу вверх, видя, как щеки Гарри слегка порозовели, как появилась едва заметная ямочка, когда он пытался не улыбнуться. Луи влюблялся снова и снова. — Я просто пытаюсь помочь. Знаю, что эти большие руки не всегда могут справиться с пуговичками, — сказал Луи. Он посмотрел вниз, дотрагиваясь костяшками пальцев чуть выше пупка Гарри, прежде чем медленно провести ими вверх по его торсу, ощупывая каждый бугорок пресса и груди. Гарри стал заметно больше времени проводить в спортзале, а это означало, что уставал он намного больше, чем обычно. Больше времени в тренажерном зале означало более продолжительные утренние занятия и, вероятно, более длительные тренировки на арене перед выходом на сцену. Это приносило свои плоды, но Луи знал, что это очень утомляло. Он разрывался между предложением массажа, сна или секса. Все это помогло бы Гарри расслабиться, по крайней мере, на данный момент. — Иди в душ, — ласково сказал он. — Если нам выходить только в десять, уверен, завтра утром у нас будет достаточно времени для чего-нибудь интересного. На лице Гарри появилось облегчение, как будто он ждал, что Луи скажет, что не хотел сейчас заниматься сексом. — Спасибо, — пробормотал он, и Луи кивнул. — Я люблю тебя. Я рад, что ты здесь. — Я тоже тебя люблю, — сказал он. — Я устал и знаю, что и ты тоже. — Да. — Гарри кивнул. — Я эм… — Он замолчал, облизывая губы. — Спасибо. За то, что ты, ну, здесь. Луи улыбнулся, кладя руку Гарри на щеку. Он провел большим пальцем по скуле, все еще слегка липкой от грима и пота. Луи наклонился и нежно поцеловал его в губы, задерживаясь на секунду только для того, чтобы почувствовать, как Гарри начнет улыбаться. — Иди. Я подожду здесь. Гарри вновь его поцеловал, а затем быстро развернулся и пошел в ванную. Как только дверь за ним закрылась, Луи вздохнул, как будто за закрытой дверью Гарри стал еще дальше. Тем временем он оглядел свой наряд: спортивные штаны и толстовка с капюшоном — и в конце концов решил ее снять. Он кинул ее на чемодан, прежде чем забраться в постель поверх всех одеял. Луи принялся рассеянно листать приложения в телефоне, слушая музыку, которую Гарри включил в ванной. Он решил почитать комментарии в Твиттере по поводу основных моментов сегодняшнего концерта, ему понравились похвалы костюму, волосам и звучанию голоса Гарри. Единственные, кто хвалили Гарри больше, чем Луи, — это его преданные фанаты, которые никогда не разочаруются ни в его решении, ни в песне, ни в образе. Единственный раз, когда Луи почувствовал себя довольно близко к разочарованию, — это когда Гарри прислал ему фото, на котором он держал прядь заплетенных в косу волос, которые, как он утверждал, принадлежали ему. Он несколько дней горевал по отрезанным без сожаления волосам (это была ложь, и он знал, что это было сделано чисто из осторожности, но Луи просто был королевой драмы), жалуясь Гарри по телефону о том, как красиво он теперь выглядел, как это делало Гарри больше похожим на него, каким великолепным, спокойным и уверенным он был (Гарри сказал, что он по-прежнему будет красивым и уверенным, это же не от волос зависит, а от него самого), как теперь ему будет удобно держать его за волосы. Период траура закончился в ту же секунду, как Луи увидел его лично; короткая стрижка, готовность к съемкам в кино, на сцене и фотосессии, все еще красивый и уверенный в себе и (к счастью) все такой же чувствительный, каким был, когда волосы были длиннее. Можно было с уверенностью сказать, что он определенно недолго горевал, и, оказывается, некоторые люди прожили те же стадии принятия, что и он. Так что, по крайней мере, в своем горе Луи был не одинок. Через некоторое время из ванной донесся голос Гарри, и Луи пришлось вылезти из Твиттера. Он вздохнул, заблокировал телефон, положил его на прикроватной тумбочку и поднялся. Он положил руку на дверную ручку и шутливо зажмурился. — Надеюсь, ты там одет, Стайлс. Ты же не собираешься меня соблазнять, да? Открывая дверь, он услышал, как Гарри фыркнул. — Я купил новый крем для лица и не могу открыть. Можешь помочь? Луи моргнул, открывая глаза. Гарри стоял перед раковинной в одном только полотенце, а с волос все еще стекала вода. Он хмуро смотрел на круглую баночку, и Луи даже не мог представить, что это и для чего Гарри это нужно. Он понял, что тупо стоял, уставившись на точеное, мускулистое тело Стайлса, его профиль, линию подбородка и то, как она каким-то образом мягко переходила в шею и плечо, только когда Гарри выжидающе на него посмотрел. — Луи? — окликнул он, протягивая банку. — Поможешь открыть? Он тупо кивнул, забирая баночку у него из рук и игнорируя то, как соприкоснулись их пальцы. Он решил сосредоточиться на том, чтобы снять крышку, что было до смешного непросто, потому что там не было этого маленького язычка, за который можно было потянуть. Луи решил, что Гарри точно мог бы справиться и сам. Он, наконец, снял фольгированную защиту и бросил ее в мусорное ведро, мгновение рассматривая Гарри. Все еще влажный, все еще усталый, все еще красивый. Луи опустил взгляд на банку и быстро вернулся взглядом к Гарри. — Запрыгивай, — решительно сказал он, кивая в сторону стойки у раковины. Гарри посмотрел на него, в замешательстве нахмурив брови, прежде чем расслабиться. Он последовал команде Луи, запрыгивая на стойку. Он принялся возиться с полотенцем, явно раздумывая, не снять ли его полностью, но в конечном счете решил этого не делать, бросив взгляд на лицо Луи (он изо всех сил старался оставаться серьезным и несексуальным, кажется, это сработало), а затем, наконец, прикрыл им промежность. Луи терпеливо ждал, пока он будет готов, бросая взгляды то на Гарри, то на маленькую баночку, внимательно ее изучая. Он понюхал содержимое и решил, что пахло оно как крем для загара, но понимал, что это точно не он. — Что это? — наконец спросил Луи, любопытство взяло верх. Кроме того, он собирался нанести это на самое красивое лицо в мире, и он бы хотел знать, для чего это. — Э-э, это, типа, для моей кожи, — достаточно размыто объяснил он. Луи закатил глаза. — Я не буду вдаваться в подробности, тебе же не сильно интересно. — Конечно, интересно, любимый. — Луи покачал головой. — Мне всегда небезразлично то, что ты хочешь сказать, особенно когда это предназначено для твоего лица. Так для чего это? — Эм, ты же знаешь, что у меня чувствительная кожа, — начал Гарри, звуча гораздо неувереннее, чем того требовала ситуация, но Луи посчитал это чертовски очаровательным. Конечно, он это знал, он был влюблен в Гарри уже десять лет и почти столько же жил рядом с его причудами и рутиной. Он просто ласково улыбнулся, подталкивая Гарри продолжать. Тот откашлялся и сказал, демонстративно избегая взгляда Луи. — Ну, он просто очищает и увлажняет мое лицо, не слишком сильно воздействуя на кожу. Я читал о нем очень хорошие отзывы, но, думаю, если завтра меня высыпет, значит, мы выбросим. Просто обмакни кончики пальцев, много не нужно. — Я знаю, солнышко, я же видел, как ты это делаешь. Не с этим кремом, конечно, с другими. Гарри кивнул. Он не стал закрывать глаза, даже когда Луи наклонился ближе и поднес пальцы к его щеке. Луи сосредоточился на процессе, на нежной коже под подушечками своих пальцев и ощущении прохлады крема на них. Минуту спустя Гарри пробормотал: — Ты же знаешь, что ты не обязан это делать. Луи шикнул. Он снова обмакнул пальцы в крем и переместился на лоб, поставив баночку так, чтобы обе руки были свободны, одной рукой придерживая Гарри за подбородок, чтобы двигать им так, как Луи посчитает нужным, а другой втирать сыворотку. — Знаю, что не обязан. Но я хочу. Это романтично. Приятное времяпрепровождение и все такое. Гарри прищурился. — Приятное времяпрепровождение это не твой язык любви. — Понятия не имею о чем ты. Но у меня такое чувство, что у меня все языки любви, которые только есть. Во всяком случае, когда дело касается тебя. Гарри хихикнул. — Значит, ты свободно ими владеешь? — Ага. С тобой, — ответил Луи. — Ладно, думаю, готово. Есть еще что-нибудь? Гарри медленно кивнул. Луи закрутил крышку и поставил на столешницу к другим баночкам и тюбикам. Они упакуют все завтра утром, сейчас есть другие дела. — Что? — спросил Луи, и на лице Гарри появился улыбка. Он поднял ногу, обхватывая ей Луи за талию и притягивая его еще ближе. Луи уперся обеими ладонями о стойку по обе стороны от бедер Гарри, выжидающе глядя на него снизу вверх. — Что это ты делаешь? — прошептал он. — Я же сказал, что нужно еще кое-что, — ответил Гарри. — Я думал, мы решили, что устали. — Да. Но это же не значит, что я не могу тебя поцеловать? — Уф, ну, думаю, на это у нас найдется время. Но ты ведь потом захочешь, чтобы мы и в постели целовались, да? И ты сейчас без штанов сидишь, Гарольд, тебе бы манерам поучиться. Гарри даже не дал ему закончить, наклоняясь и целуя. Он зажал верхнюю губу Луи своими острыми зубками, настойчиво посасывая и покусывая, просто чтобы свести Луи с ума. Обычно Гарри так целовал его только тогда, когда хотел секса, но Луи достаточно хорошо его знал, чтобы понимать, что, несмотря на отчаяние, они все равно этого не сделают — по крайней мере, не этим вечером. И это совершенно не означало, что Гарри не ценил ощущения и искусство хорошего, милого (и в то же время обжигающе мучительно горячего) поцелуя, даже если дальше этого не зайдет. И, черт возьми, Гарри делал это так, что поцелуй казался гребаным искусством. После стольких лет опыта Луи знал, что нужно сделать, чтобы вывести Гарри из себя, довести его до отчаяния, заставить извиваться. Это же означало, что Гарри знал, как сделать все то же самое с ним. Из чего можно было сделать вывод, что им нравилось много целоваться. Луи было бы трудно найти достаточно вескую причину, чтобы не поцеловать Гарри буквально в любой момент времени. Гарри прикусил губу, Луи засосал язык, Гарри вздохнул ему в рот так, словно целоваться с ним было невыносимо. Луи положил руку ему на бедро, большим пальцем проводя по невероятно мягкой обнаженной коже, выглядывающей из-под полотенца. Гарри положил свою руку на его и запрокинул голову назад, чтобы тот не смог его поцеловать. Если бы Луи захотел, он мог бы дотянуться, знал, что Гарри бы ему разрешил, но он не осмелился это сделать. Он бы ни за что на свете не променял бы такого усталого, нежного, податливого и великолепного Гарри. Он уставился на горло Гарри, ничего так сильно не желая, как укусить или засосать, но понимал, что не мог (или, ну, не должен был; он знал, что Гарри это нравилось, и ему даже было все равно, какую взбучку ему устроит визажист, но каждая минута, потраченная на грим, сокращает их время вместе, которого у Луи и так нет). И Гарри это очень заводило. Это заводило их обоих, но сегодня они этим заниматься не будут. Он прибережет укусы на завтрашнее утро, оставит отметины в тех местах, которые сводили Гарри с ума, которые останутся вне досягаемости людей и камер. У Луи в голове был целый список: все эти восхитительные места на шее, внутренней стороне бедер. Он доберется до них завтра. Томлинсон поцеловал его в подбородок и отступил назад. — Давай спать. Моя одежда или твоя? — Твоя, пожалуйста. Ты привез тот свитшот? Он точно знал, о какой вещи говорил Гарри; сейчас этот свитшот больше принадлежал Гарри, чем ему самому, но сегодня он лежал на дне его чемодана. Гарри никогда не носил его на публике, это было только для них, Гарри частенько крал его и сворачивался калачиком, когда спал один, и Луи каждый раз пытался умыкнуть его обратно, когда рылся в горах одежды Гарри в поисках чего-то такого же комфортного. Но в этот раз Луи взял его обратно. Поэтому он кивнул, все еще рассеянно поглаживая большим пальцем мягкую кожу бедра Гарри. Гарри сжал его руку, а затем отпустил. — Хорошо, — сказал он. — Можешь принести мне штаны и тот свитшот, пожалуйста? Я здесь переоденусь. Часть Луи хотела запротестовать, стонать и охать, сказать, что не будет он смотреть (но они оба прекрасно понимали, что будет), и умолять Гарри переодеться в спальне. Но делать этого он не стал. Вместо этого он кивнул, убрал руку с бедра Гарри и отступил еще дальше. Они даже не прикасались друг к другу, но Луи все еще думал о том, каким же чертовски великолепным был Гарри, как ощущалась его кожа под руками Луи, как его руки пробегали по груди Луи, как, несмотря на рост и мускулы, ему так легко удавалось прижиматься к Луи. Как будто он был просто создан для того, чтобы помещаться в его объятиях, хотя сейчас он был высоким и до глупости подтянутым. Точно так же, как он помещался в свои шестнадцать, когда они, свернувшись калачиком, лежали на верхней полке слишком маленькой кровати, точно так же, как в свои восемнадцать (и девятнадцать, и теперь двадцать четыре, и во во все другие возраста), и рос быстрее, чем Луи успевал моргать. Выходя из ванной, Луи нацелился на одежду и на то, чтобы Гарри поскорее к нему прижался. Он достал мягкие, удобные штаны и достал из чемодана серый свитшот. Луи постучал в дверь, и Гарри приоткрыл, протягивая руку. Луи тихо хихикнул и отдал одежду. Гарри быстренько ее забрал и снова закрыл дверь. Пытаясь скоротать время, Луи побросал лишние подушки и покрывала с кровати, забираясь на свою сторону. Он всегда ложился на правую, Гарри — на левую, левая рука Луи была до боли знакомая с телом Стайлса, и то, что она еще не отвалилась, учитывая, сколько раз она немела от веса Гарри, было настоящим чудом. Дверь ванной открылась, и оттуда вышел Гарри, одетый в поношенную толстовку и поношенные штаны, волосы уже слегка подсохли. Он выключил верхний свет и забрался в кровать к Луи, терпеливо сидя, пока Луи устроится. Как только он лег, Гарри перегнулся над ним и выключил лампу с его стороны, погружая комнату в кромешную тьму. Он подтянул одеяло повыше и прижался щекой к груди Луи, рука Луи сразу же взметнулась к спине, нежно поглаживая поверх толстовки. Рука Гарри удобно устроилась на животе Луи, теплая и большая, но все еще легкая. Даже когда руки Гарри там не было, Луи мог поклясться, что иногда все еще ощущал ее вес там. Он поцеловал Стайлса в макушку и глубоко вздохнул. Он пах его шампунем, а Луи пах, как Гарри. И это было ни капли не грустно, не неловко и не смущающе. Это было романтично. Луи точно никогда в этом вслух не признается, потому что Гарри над ним просто посмеется, даже если будет считать так же. Гарри поцеловал его обнаженную грудь. — Ты пахнешь, как я, — прокомментировал он, прижимаясь губами к коже Луи. — Вкусно. — Спасибо. Кажется, у тебя уже слюнки потекли. — Просто скажи, что скучал по мне и любишь меня. Утром пожалуешься. Луи засмеялся. В груди потеплело, и это было самое приятное чувство, что он только испытывал за последние годы. Гарри стирал всякое давление, чувство беспокойства, страха или сомнения. Но его сердце сжалось еще сильней, как будто в нем было слишком много любви к этому мальчику и ей некуда было деваться. — Я скучал и очень тебя люблю. Я же знаю, что не обязательно это говорить. — Да, но все равно же приятно это слышать. — Гарри хмыкнул. Луи снова прижался губами к макушке, на этот раз задерживаясь там дольше, полной грудью вдыхая запах шампуня. Он научился наслаждаться этими моментами, он знал каждый сантиметр постоянно меняющегося тела Гарри, как пахли его волосы, что запах одеколона дольше всего держался за ухом и на стыке шеи и ключиц. — Я тебя люблю, — снова прошептал он, хотя он был почти уверен, что Гарри уже заснул. Стайлс глубоко вздохнул, словно все же услышал его, обхватил Луи рукой за талию и прижал к себе крепче. Луи, наконец, сам закрыл глаза и позволил сну нахлынуть на него вместе с запахом, теплом и тяжестью Гарри. it's late now i'm tryna find the words to say for ages, just have patience it's not how you spend the time, it's if you waste it. АПРЕЛЬ 2022, ДОНКАСТЕР, АНГЛИЯ. Луи докурил сигарету как раз в тот момент, когда открылась дверь. Он быстро закинул ее в пепельницу и закрыл журнал, повернув обложкой вниз, чувствуя себя так, словно его только что поймали с поличным. Гарри сел на кресло рядом с ним, выхватывая у него журнал так быстро, что Луи даже моргнуть не успел. — Почитать решил? — спросил Гарри. Он закинул ногу Луи на колени, скрестив лодыжки. Луи нахмурился, но ничего не сказал, когда он открыл журнал и начал его листать. — Ну и что за фото там было? — вслух подумал он, ставя тарелку, которую держал в руках, на подлокотник кресла Луи. На ней лежали крекеры и ломтики сыра, который, по мнению Луи, скорее всего был вегетарианским, поэтому он даже не глянул в его сторону. — Вряд ли это, — задумчиво сказал он, поднимая журнал, чтобы показать Луи. На развороте было фото с ним, снятое со спины, на котором было видно его профиль, линию челюсти и то, какими мягкими и чудесными выглядели его волосы. Гарри покачал головой и снова опустил журнал. Он взял крекер и кусочек сыра, отправляя их в рот, прежде чем перевернуть страницу. — Эта тоже не самое живописное. Хм, может, то, на котором я в трусах? — предположил он, глядя на Луи с ухмылкой и изогнутой бровью. Луи закатил глаза и продолжил упорно молчать. Гарри снова опустил взгляд, переворачивая страницу. Луи просто смотрел на него, на то, как он удивленно морщил нос, когда он листал журнал в поисках страницы, на которую пялился Луи. Он был удивлен, что Гарри так рано проснулся, Луи-то думал, что он проспит весь день из-за сильной усталости и смены часовых поясов. — Ах! — мгновение спустя воскликнул он, кивая. Он загнул журнал и показал страницу Луи. — Вот эта. Ты не читал, ты пялился. Это была фотография спины Гарри, заходящего в воду, Луи знал, что та была до смешного холодная. Да, он пялился, но он точно не собирался в этом признаваться вслух. Он пялился на напряженные мышцы его плеч, изгиб левого бицепса под всеми этими татуировками. Рельефные мышцы спины, которые Луи знал наизусть и лично был свидетелем их появления. — Я не пялился. Просто думал, что ты сумасшедший, раз решил поплавать в ледяной воде, — Луи, наконец, удалось обрести дар речи, и даже не было заметно, что он врал. — Верни, я еще не закончил. Гарри фыркнул, но журнал передал. Он взял тарелку и поставил себе на колени, аккуратно готовя себе еще один бутерброд. — Что-то ты не жалуешься на то, как я в этой ледяной воде выгляжу. — Детка, — сказал Луи настолько серьезным тоном, насколько было возможно, потому что это уже была точно не штука. — Я любил твое тело независимо от того, сколько тебе было лет и в какой форме ты был. В холодной воде или нет. Ты всегда был потрясающе красивым. Ну, скорее, даже милым, пока ты не стал потрясающе красивым. — Неважно. — Гарри закатил глаза. — Просто признай, что пялился, — с набитым ртом пробурчал он. Луи ущипнул его за голую лодыжку, прежде чем обхватить рукой. — Не говори с набитым ртом, — парировал он. — Красивое фото. Уокер отлично поработал. — Было весело. Мы сработались. Но я же уже рассказывал. Луи вздохнул и снова демонстративно поднял журнал. — Ладно, фото и правда красивое, но я не пялился. Я восхищался, — признался он. Три минуты поддразниваний, милых перемигиваний и кривой усмешки Гарри, и он откажется от своих слов. Стайлс улыбнулся. — А что, есть разница? — нахально спросил он. Луи захлопнул журнал и бросил его на маленький столик справа от себя. Луи фыркнул и покачал головой. Его мальчик смешон. — Ты не устал? Пожав плечами, Гарри съел еще кусочек. — Немного. Но ничего страшного. Я бы хотел побыть с тобой. Это было мило, правда, но Луи хотел, чтобы он хорошенько отдохнул. С другой стороны, ему очень нравилось проводить с Гарри время (очевидно), так что, если Гарри скажет, что хоть немного устал, он примет это. Луи придвинулся ближе и взял ногу Гарри в носке в руку, вдавливая большой палец в свод стопы. Тот удовлетворенно хмыкнул, немного спустившись по стулу, крепко сжимая тарелку с закусками. Он откинул голову назад и закрыл глаза, шевеля ногой, которой не касался Луи. Пару минут они просто сидели в уютной тишине, слушая только шум ветра и голоса других людей где-то далеко от их маленького пузыря. В это время года в Донкастере было необычно тепло, обычно в воздухе все еще чувствовалась прохлада — на самом деле, когда они в последний раз ужинали со своими семьями, за обеденным столом шла жаркая дискуссия о глобальном потеплении, Луи помнил это так же ясно, как божий день, несмотря на количество выпитого. В основном он, конечно, помнил Гарри, его раскрасневшиеся от вина щеки, полные губы, широко раскрытые и взволнованные глаза, чрезмерную страсть к предмету разговора. Он был немного пьян, возбужден и громко разговаривал, его рука лежала на бедре Луи, сжимая сильнее, если он слишком увлекался обсуждением. Луи просто сидел и наблюдал, потому что он был похож на настоящее чудо, особенно когда был вот таким. Сейчас же Луи тихо вздохнул. И, наконец переключившись на другую ногу Гарри, Луи откашлялся. — Можно кое о чем спросить? — уточнил он, глядя на Гарри. Тот, все еще с закрытыми глазами, положил в рот кусочек сыра. Луи до сих пор не мог поверить, что влюбился в этого глупышку. — Звучит зловеще. Но давай. Луи подумал обо всем, что сделал Гарри (что делал он довольно часто, если честно): об альбомах, наградах, солдаутах на шоу, которые, кажется, никогда не кончатся, о фильмах — и у него всегда на уме был один вопрос, который он никогда не задавал, а Гарри обычно старался прямо об этом не говорить. Они ходили вокруг да около этой темы, потому что Луи не считал, что на этот вопрос он получит однозначный ответ. — Тебе было страшно? — тихо спросил он, словно, если говорить приглушенным голосом, все сразу станет проще. Гарри медленно открыл глаза, щурясь от заходящего солнца, снова наклоняясь. Он посмотрел на свою почти пустую тарелку, а затем на Луи. — Когда? Когда выиграл «Грэмми», когда выпустил свой первый сингл, когда выпустил второй альбом и когда собирался выпустить уже третий, когда летаешь из города в город, чтобы выступить перед тысячами новых лиц, которые, возможно, никогда хорошенько тебя не узнают или не так, как ты бы хотел. — Когда мы расстаемся, проводим время порознь и не знаем, когда все наладится вновь. Когда кажется, что просто не можешь поднять трубку и мне позвонить. Когда ты звонишь, а я не отвечаю, потому что занят, зол, пьян или сплю. В голове Луи мгновенно всплыло около четырех десятков сценариев. Он решил остановиться на одном, самом последнем и самом Страшном Событии. — Когда ты был хэдлайнером на Коачелле. В те выходные тебе было страшно? Гарри задумался, все еще не сводя глаз с Луи. — Конечно. Там было… Просто огромное количество людей, ни я сам, ни группа столько не собирали. Лично я думаю, что это, наверное, была самая большая публика. Было масштабно. Томлинсон кивнул, опуская свой взгляд на ступни Гарри. Он был здесь и сейчас, с Гарри, и только это было важно. Видеть и ощущать этот факт физически очень ему помогло. Почти сразу его психотерапевт помог ему это понять: что напоминание о чем-то хорошем в какой-то конкретный момент времени, когда он чувствует, что может сорваться, — это одна из самых полезных для него практик. Когда женщина впервые заговорила о тревоге и панических атаках, он просто расхохотался. Он, конечно, и сам подозревал, что именно это с ним и было, но признаваться в этом кому-либо, кроме Гарри, звучало просто нелепо. Это было так на него непохоже, что было просто смешно. Но потом они продолжили работать дальше, и, как только Луи подчинился методам и признал, что это с ним происходило, стало уже не так смешно. Поэтому сейчас он вцепился в реальность, держа ноги Гарри, чувствуя его вес на своих коленях. — Но ты все равно отлично справился. Как у тебя это получилось? Губы Гарри изогнулись в усмешке, и Луи понял, что он хотел пошутить про то, что Луи задал уже два вопроса, хотя утверждал, что вопрос будет один. — Не знаю. Я просто знал, что ты всегда со мной рядом, даже если не физически. И со мной была группа, моя семья и фанаты, которые так долго этого ждали, и я просто… Я просто сделал это. Я хотел и должен был выступить, и вдруг я оказался прямо на сцене Коачеллы. Луи никогда не перестанет им восхищаться. Даже когда он был так напуган и взволнован, что его может стошнить (а в прошлом такое случалось только от нервов), ему все равно удавалось встать, выйти на сцену и спеть от всего своего большого сердца. Его Гарри, который раньше так нервничал перед серьезными выступлениями, которого Луи не раз приходилось уговаривать и мягко натаскивать на интервью и выступления, который мог вынести это только рядом с Луи; теперь он мог со всем справиться сам. Иногда он сходил с ума, но все, что Луи мог сделать, — это подбодрить его по видеосвязи, что, конечно, вообще не одно и то же, но это работало. — Луи, — подсказал Гарри, заставляя Луи снова на себя посмотреть. Он перестал есть, и именно из-за этого Луи понял, что тот воспринял все серьезно. — Почему ты спросил об этом? Луи, всегда старавшийся оставаться жестким и непринужденным, хоть Гарри и видел его насквозь, пожал плечами. — Не знаю, — ответил он, словно не думал об этом почти каждый день. — Просто интересно. Меня рядом не было, и я просто… Ты сделал это. Ты всегда все делаешь, даже когда тебе страшно. Не пойми меня неправильно, это потрясающе, любимый, но… Когда Луи замолчал, Гарри подхватил: — Никакого секрета нет. Просто я должен это сделать. И я хочу этого, даже если меня это до чертиков пугает. Но я хочу знать, почему ты спрашиваешь. И почему сейчас. Он вздохнул. Гарри внезапно убрал ноги с колен Луи. Он поставил тарелку на маленький столик перед собой и перегнулся через подлокотник своего кресла, кладя руку на плечо Луи. — Ты не обязан говорить, Лу, — ласково сказал он. — Но вряд ли ты бы со мной об этом заговорил, если бы не хотел рассказать. Луи посмотрел на новую точку соприкосновения — большую, покрытую татуировками, красивую руку Гарри с татуировкой якоря на запястье. Он продолжил на нее смотреть, говоря: — Я через многое прошел, пытаясь воплотить этот альбом в жизнь. Это заняло много времени, дольше, чем мне бы хотелось, из-за всей этой бумажной волокиты и прочего. И теперь это произойдёт снова, а я едва отошел от первого раза. Гарри хмыкнул, легонько сжимая руку. — Да, — тихо сказал он, просто чтобы показать, что он слушал. Луи так сильно его любил, что казалось, будто это чувство разорвет его на части. Это ощущение было не ново, но это не означало, что справиться с ним было проще простого. — Просто… Я просто… Я так сильно тебя люблю и так сильно восхищаюсь тобой каждый раз, когда ты это делаешь. Ты сделал в тысячу раз больше, чем я, и меня всегда шокирует, как ты можешь просто… Сделать это. Гарри молчал, тишина и все эти невысказанные, тяжелые слова практически можно было потрогать руками. Затем он внезапно встал. Взял свою тарелку, а затем руку Луи, так уверенно и настойчиво, что Луи просто не мог за ним не пойти. Иногда Томлинсон брал инициативу в свои руки. Контролировал ситуацию, поддерживал Гарри, когда тот был напуган или не уверен. В других же случаях Гарри его удивлял и просто все делал сам. Сегодня был один из таких. Гарри завел их в дом, в спальню, оставляя Луи стоять в центре комнаты. Луи шокировано наблюдал за Гарри, одетым сегодня в носки, спортивные штаны и толстовку, которая раньше принадлежала Луи, но теперь поселилась в гардеробе у Гарри. Сам Луи был в похожем наряде: спортивки, заправленные в белые носки, старая потрепанная футболка, которая определенно принадлежала Гарри. Из тумбочки Гарри достал коробок, а затем плюхнулся на кровать, облокачиваясь на (неприлично многочисленные) подушки. В коробке была травка. Луи посмотрел на него со смесью замешательства, любви и благоговения. Гарри глянул на него и открыл коробку, и это побудило Луи забраться к нему на кровать. Он закинул ноги на ноги Гарри и прижался к нему, хоть Гарри и не поднял руку, чтобы его обнять. Луи было все равно. Просто быть рядом уже было достаточно. — Я соберу нам бонг, а ты будешь говорить. Я бы скрутил, но ты будешь пялиться на мои руки и так ничего не скажешь, — объяснил Гарри. Луи повернулся и прижался губами к плечу Гарри. — Хорошо, — согласился он. Руки Гарри все еще выглядели великолепно и завораживающе, поэтому он все равно на них уставился, но ему удалось заговорить: — И ты знаешь, я ревную по миллиону и одной причине. Думаю, больше всего я завидую тебе за то, что ты продолжаешь просто… Делать это. Снова и снова. Гарри кивнул. Луи прижался виском к плечу Гарри. Он был таким теплым, добрым и просто великолепным, что Луи даже подумал, что ему не нужна была травка, чтобы продолжить говорить. — Мне хотелось узнать, не боишься ли ты, потому что я даже себе представить не могу, как это можно сделать, — продолжил он. Гарри вложил ему в руки бонг (красивый, бледного цвета и очень изящный, бонг Гарри) и бледно-голубую зажигалку, и Луи остановился, чтобы поджечь и затянуться. И еще раз. Гарри подождал, пока Луи вдохнет, задержит дыхание и выдохнет. — Не знаю, захочется ли мне вообще, еще этот новый лейбл и это новое направление, в котором я хочу дальше двигаться, все дальше и дальше от роли хэдлайнера на гребаной Коачелле, — сказал он. — Но даже одна только мысль о том, чтобы… Выйти на сцену, что я просто обожаю, и исполнять перед сотнями людей все эти новые песни, кажется… Пугающей. Гарри положил руку ему на бедро. Еще одна точка соприкосновения, и Гарри это прекрасно понимал, потому что не стал поглаживать, сжимать, просто положил и все. Луи снова поджег бонг. — Я просто… — Он задержал дым в легких, затем медленно выпустил его и снова заговорил: — Не знаю. Я просто хотел узнать, страшно ли тебе. Напуган ли ты больше, чем показываешь. Потому что мне пиздец как страшно. Ну, мне страшно еще больше, чем я это показываю. — Знаю, — сказал Гарри. — Иногда мне тоже. Но мы все равно оба не перестаем этим всем заниматься. Потому что нам нравится и мы хотим это делать. Каким-то образом моя любовь ко всему этому просто… Превосходит все остальное, и я способен делать все, что угодно. Последней затяжкой Луи опустошил бонг до конца и передал его Гарри, который высыпал пепел в коробку и убрал все на место. Он решил оставить коробку у себя на коленях, на случай, если Луи захочет еще. — Нет никакого волшебного решения. Или подвоха. Я хочу это сделать, даже если это пугает меня, и я просто беру и делаю, — сказал ему Гарри. Он, наконец, поднял руку, обнимая Луи. Шатен наклонился, зарываясь лицом в изгиб шеи Гарри. Он пах комфортом и безопасностью, как и всегда для Луи; в сочетании с небольшим количеством дыма и тем, что Гарри распылял на простыни и подушки, чтобы помочь им уснуть, и Луи глубоко вдыхает этот аромат. Больше он ничего не сказал, пока нет. Он хотел дать Гарри возможность высказать свои мысли после того, как Луи своим вопросом открыл эту дверь, и он хотел сам во всем разобраться, в меру своих способностей. Даже такое небольшое количество травки в организме заставило почувствовать себя спокойнее, мозг окутал туман, который в присутствии Гарри ощущался немного сильнее (как это всегда и бывало). — Я знаю, что ты думаешь, что ты не храбрый и не сильный, потому что тебе пришлось взять более длительный перерыв, чем ты думал. Но ты все равно выступал. Ты каждую ночь выходил и делал то, что любишь. И я, и твои фанаты это знаем, — заверил его Гарри, и Луи поцеловал его в шею. — Ты все еще… Ты все еще такой чертовски смелый, дорогой. Луи вздохнул и поцеловал его в шею. — Ты умный, — сказал он, и Гарри тихо рассмеялся. — И если кто и храбрый, так это ты. Я же тебе эту песню написал. Гарри зарылся в волосы Луи, нежно почесывая кожу головы. — Я думал, ты сказал, что они все для меня? Луи прикрыл глаза, он был уже под кайфом, и его так окружили любовью, комфортом и поддержкой, всем тем, чего, как он думал, у него никогда не будет, не говоря уже о том, что это продлится настолько долго. — Конечно, все тебе. Но эта особенно. — Гарри слегка дернул его за волосы, заставляя Луи поморщиться. — Ау, — пробормотал он, наугад махнув рукой. — Извини, у тебя волосы кое-где запутались. А вообще, я думал, что это я должен был устать. Джетлаг, Коачелла, припоминаешь? — Вообще, думаю, теперь правильно называть ее Гарричеллой, — поправил его Луи, умудряясь озвучить придуманный в Твиттере термин только потому, что знал, что Гарри это позабавит (и, конечно, он засмеялся и снова дернул Луи за волосы, на этот раз уже нежно). — И это не я предложил травку. Ты же знаешь, что от этого сорта меня клонит в сон. — Точно, точно. Это я во всем виноват. — Рад, что ты можешь это признать, — съязвил Луи. Они снова замолчали, Луи принялся искать в голове и сердце, что бы сказать дальше. — Ты же знаешь, что я все равно это сделаю. Вообще, я ни о чем таком не думаю, я просто… Взволнован. Все произойдет намного быстрее во второй половине года, и я просто думаю… — Он замолчал, пытаясь правильно сформулировать мысль. Гарри продолжил успокаивающе перебирать его волосы, и внезапно Луи показалось, что эти слова дались ему как нельзя легко. — Я постоянно натыкался на множество препятствий. Мне потребовалось так много времени, чтобы достичь того, чего я хотел, чтобы ездить в тур и выпускать песни, которые хочу выпускать, без необходимости потом за все отрабатывать. Думаю, именно поэтому я так… Нервничаю из-за этого всего, понимаешь? Стайлс поцеловал его в макушку и задумчиво хмыкнул. — Ну, в этом есть смысл. Ты говорил об этом? На сессиях? Луи слегка покачал головой. — Нет пока. Я еще не понял, как бы мне это сделать. — Похоже, теперь ты неплохо разобрался. — Да, но только потому, что говорю с тобой. Кстати, спасибо, что выслушал, — сказал Луи, и Гарри снова его поцеловал. — И я правда тобой восхищаюсь, даже если иногда немного завидую. Во всяком случае, это комплимент. Потому что ты потрясающий. — Люблю тебя, Лу, — прошептал Гарри ему в волосы. — И я тоже тобой восхищаюсь. Луи похлопал Гарри по животу и вздохнул. — Ах, это ты просто так говоришь. Гарри хихикнул. Он слегка отодвинулся, наклоняясь, чтобы взять с тумбочки пульт. Он включил телевизор и открыл Нетфликс, выбирая серию «Черного зеркала», которую они еще не смотрели. Серия включилась на середине, и Луи сильно ткнул его в живот. — Ау! — воскликнул Гарри, роняя пульт, чтобы схватить Луи за руку в попытке остановить нападение на его (твердый, как камень, Луи не хотел переставать его касаться) пресс. — Что ты делаешь? — Нельзя тебе это смотреть! — запротестовал Луи. — Во-первых, ты начал это без меня, а во-вторых, я сейчас не смогу на нем сосредоточиться! Не мог бы ты найти что-нибудь смешное и покурить со мной какой-нибудь травки, пожалуйста? — Я думал, ты собрался спать, — проворчал Гарри, снова беря пульт. Луи просунул руку под его толстовку, касаясь своими холодными руками теплой кожи. Он приподнял подбородок, чтобы взглянуть на Гарри, на его челюсть, покрытую щетиной. Он наклонился, чтобы быстро его чмокнуть, прежде чем снова опуститься. Гарри фыркнул, листая главную страницу. — А еще мне показалось, что ты сказал, что от этой травки тебя клонит в сон, — рассеянно прокомментировал он. — Что же тогда ты хочешь посмотреть? — Что-нибудь веселое, — сказал Томлинсон, вынимая руку и хватая коробочку. Он открыл крышку и наклонил к себе, заглядывая внутрь. Он был почти уверен, что все, что у них осталось, было того же сорта, что он только что курил, но, кажется, одинокий косячок в углу коробки остался с того раза, когда Оли приходил с классной травкой. — Хочешь уснуть или обкуриться? — уточнил Луи, вытаскивая косяк. Гарри пожал плечами, вглядываясь в описание сериала. — Не знаю. Как хочешь. Луи прикинул варианты. Они могли бы просто покурить и уснуть. Гарри устал, да они оба устали, и неплохо было бы поспать. Или они могли бы накуриться, что всегда было весело делать с Гарри, но особенно было весело делать это наедине в их постели, да и виделись они в последнее время не так уж и часто. — Накуриться, — решительно сказал он. — Можем поцеловаться и, может, даже зайти немного дальше, — сказал он, многозначительно шевеля бровями. Гарри даже не нужно было на него смотреть, чтобы закатить глаза, словно он точно знал, что сделал Луи. — Давай, выбери уже хоть что-нибудь. Интересно, если мы закурим в постели, детектор дыма сработает? Гарри приостановил просмотр и бросил тоскливый взгляд на детектор дыма. Ну, на то место, где он должен был висеть. — Нет. Кое-кто решил сделать небольшой ремонт, пока меня не было, дорогой. Точно. Луи тут на днях выкурил косяк и не захотел его перезапускать. — Прости, милый, — вежливо сказал он. — Ладно, «Замедленное развитие», «В лучшем мире» или «Большой рот»? — предложил Гарри. Луи схватил зажигалку и, слегка скосив глаза, посмотрел на кончик косяка, ожидая, когда он загорится. Наконец, это случилось, и он постарался сделать так, чтобы он горел равномерно, снова щелкая зажигалкой, чтобы закончить работу. Он положил зажигалку обратно в коробку, и Гарри закрыл ее крышкой, снова ставя на прикроватный столик. Луи затянулся, прежде чем ответить на вопрос. — «В лучшем мире». Не хочу слушать твои жалобы на то, какой вульгарный «Большой рот», хотя иногда ты даже похуже меня будешь, милый. Гарри выбрал сериал и открыл ту серию, на которой они остановились. — Ничего я не жалуюсь. Луи снова затянулся, а затем передал косяк Гарри, смотря, как тот осторожно зажал его пальцами. Эти пальцы Луи очень любил, любил его руки и все, что они умели делать. Они были прекрасны во всех своих начинаниях. Они курили и смотрели сериал, иногда посмеиваясь, с привычной легкостью передавая друг дружке косяк, окутанные дымом. Луи был рад, что скрутил чертову пожарную сигнализацию, и он был очень горд собой. На середине косяка Гарри, наконец, вновь заговорил. Медленно, протяжно растекаясь в голове Луи, как мед или что-то еще такое же мягкое, липкое и тягучее, другого примера сейчас он придумать был не в силах. — Теперь ты в норме? — поинтересовался он. Луи посмотрел на него снизу вверх, устроившись уже у Гарри под мышкой. — В норме. Вы с травкой чертовски помогли, — честно ответил он. — И, знаешь, разговор, тоже. Гарри хихикнул. Луи знал, что мог заставить его издать такой звук практически в любой момент, но почему-то особенно сладко он звучал, когда он был под кайфом. Когда он так уставал, что все, чего он хотел, — это провести время с Луи, так что теперь они курили и проводили вместе время, и он становился таким мягким, податливым и милым. Нет ничего лучше этого. Луи всегда нравился курящий Гарри, с самого первого раза, когда кто-то (может, Зейн, но он точно не уверен) наконец убедил его хотя бы разок попробовать. Это было еще до того, как Гарри и Луи стали, ну, встречаться — как-то раз они чуть не поцеловались, и все резко стало до жути неловким, прежде чем, в конце концов, они не поговорили, — и они были юны, все еще на X-Фактор, в бунгало отца Гарри, чтобы наладить отношения, или как там они это назвали. Гарри сделал примерно две затяжки из косяка, который им принес покурить после съемок Зейн, и именно так они и сближались, а не просто играли на камеру. Эти две затяжки сразу же заставили его размякнуть и захихикать, свернувшись калачиком рядом с Луи на одном из диванов во внутреннем дворике, так что каждый смешок был совсем рядом, каждый раз проникая в мозг и сердце Луи и оставаясь там навечно. В те моменты, в те часы, которые они провели, распивая пиво и потягивая косячок, разговаривая и сближаясь, все, о чем Луи мог думать, — это о том факте, что он не поцеловал Гарри, когда у него была такая возможность. Луи потребовалась еще целая неделя, чтобы взять себя в руки, преодолеть свой кризис идентичности и выйдя перед собой из шкафа, желая вытатуировать имя Гарри у себя на лбу. Теперь он мог это ценить. Во всех отношениях. Луи резко сел, поворачиваясь лицом к Гарри, который все еще держал наполовину истлевший косяк. Его взгляд слегка остекленел, но глаза резко расширились от резкого движения Луи. — Малыш, — серьезно сказал Томлинсон, кладя руку на бедро Гарри. — Мы сейчас под кайфом от травки, как в старые добрые времена, а мы даже не целовались. Гарри рассмеялся, и в груди Луи разлилось приятное тепло. — С тобой точно все в порядке, если все, о чем ты думаешь, — это мой рот. — Я всегда думаю о твоих губах, да и о других частях тела тоже. Но обещаю, сейчас я в полном порядке. Но я правда хочу цыганский поцелуй. Гарри вздохнул, но улыбнулся, его глаза слегка остекленели, но выглядел он потрясающе. Луи дотронулся до его щеки, чувствуя, что прикасался к тому, чего не должен был трогать. — Давай. Как ты хочешь? Луи счастливо вздохнул. Он забрал у Гарри косяк и зажал его между зубов. Он сел Гарри на колени, устраиваясь поудобнее. Руки Гарри легли на его бедра, большие, теплые, и ощущались они так правильно. Луи снова вздохнул, а затем хорошенько затянулся. Он схватил Гарри за подбородок, большим пальцем оттягивая нижнюю губу, заставляя открыть рот. Он наклонился вперед, убирая косяк подальше от одежды, волос и кровати, останавливаясь всего в паре сантиметров от губ Гарри, прежде чем выдохнуть. Красивые розовые губы Гарри приоткрылись, и он вдохнул, как будто это будет его спасением, и Луи хотелось его зацеловать до полусмерти. — Уже накурился, дюймовочка? — пробормотал он. Гарри бросил взгляд на косяк, а затем снова на Луи. — Совсем чуть-чуть. Но ощущения приятные. Почти прошло. Луи посмотрел на косяк и кивнул. — Хочешь нормально покурить? — Еще разок вот так. А вообще, я был бы очень рад, если бы ты меня просто так поцеловал. Луи улыбнулся. Гарри под кайфом — верный способ его возбудить, как будто они и так были не возбуждены девяносто процентов времени рядом друг с другом. Гарри после курения всегда был только за какие-нибудь сексуальные утехи. За это его Луи и любил. И он сделал в точности то, о чем просил Гарри, аккуратно выдыхая очередную порцию дыма ему в рот. Остаток косяка он зажал губами, проверяя легкие на прочность, чтобы убедиться, что он нормально положит косяк на тумбочку. Только ему это удалось, он обхватил лицо Гарри обеими руками, кончиками пальцев касаясь бьющийся венки, а большими пальцами — подбородка. Гарри ухмыльнулся, прямо перед тем как Луи прижался к его губам в поцелуе. Гарри, не раздумывая ни секунды, скользнул одной рукой по спине Луи, а другая сжала его бедро так сильно, что Луи точно знал, что там останется синяк, сосредотачиваясь на поцелуе. Луи прижал пальцы к подбородку парня, полностью на него наваливаясь, и Гарри издал милое удовлетворенное мычание, и Луи чувствовал себя победителем. Язык Стайлса коснулся его, и он хотел его. Когда они оторвались в следующий раз, чтобы глотнуть воздуха, Луи принялся покрывать поцелуями линию подбородка Гарри, пытаясь игнорировать то, как кончики пальцев Гарри проникали под его спортивные штаны. — Малыш, я… — Он замолчал, касаясь губами шеи Гарри. — Можно? Гарри ахнул. Он, скорее, почувствовал это, чем услышал. — Что можно? — спросил он в ответ. Всегда старался сделать все по правилам, даже когда был под кайфом. — Оставить засосы. Трахнуть тебя, — сказал Луи. Кожа Гарри была так близко, что он мог ясно представить, что бы сделал Гарри в ту секунду, когда почувствовал бы губы Луи, в ту секунду, когда почувствовал бы его зубы, в ту секунду, когда почувствовал бы давление. — Плевать. Давай. Луи прижался губами к его шее. И больше ничто не имело значения: песни, туры или концерты. Они был под кайфом и так же влюблены, как и десять лет назад, и Гарри стонал, но изредка хихикал, когда Луи оставлял на нем метки, и это главное. По-другому у него бы не получилось. Он выдержит любой диалог, ссору и разговор по душам, если после этого сможет кусать Гарри за ключицы и грудь так, словно завтра, блять, не настанет никогда. Это лучше, чем любая песня, толпа или сцена. demons, i'm taking all of my demons, putting them where i won't see them cause i just wanna feel alive.