***
Ханагаки Такемичи сжимала чужие горячие ладони, кончиками пальцев ощущая тепло и мягкость прикосновения. Весь мир вокруг заполняли эти бездонные глаза напротив, в которых стояли слезы. И причиной этих слез была она, Такемичи. Легкие сжались, не давая вздохнуть. Она чувствовала в своих руках всю тяжесть крохотного металлического предмета и, словно сквозь толщу воды, слышала собственный голос: «Мое желание сделать тебя счастливой не проиграет никому. Выходи за меня?» По щекам, тем, что напротив, побежали слезы. По ее собственным – тоже. Какой-то шорох раздался слева, кажется, это шелестели голые ветви кустарника, пока из него на свет выбирались Мацуно Чифую и Тачибана Наото. Короткий всхлип Хинаты. - Давай поженимся через двенадцать лет? Это был вовсе не ее голос, Такемичи была в этом уверенна. Но губы, произнесшие эти слова, определенно принадлежали ей. Или же так только казалось. - Эй! Вы женитесь?! – Ханагаки повернулась на крик и увидела перед собой мелкую версию Наото. Мальчишка стоял, широко разинув рот, и не переставал моргать в недоумении. - Если честно, то даже я потёк от такого неожиданного предложения, – похихикав в кулак, отозвался Мацуно. Такемичи оглядела собравшихся. Больно. Чувство обреченности, тоска от скорого прощания и невозможность высказать все свои чувства заполнили все ее существо. Или не её вовсе? Серо-зеленые глаза с сожалением вперились в нее, маленькая ладонь протянута вперед и короткое: «Значит, мы с сестрой спасены?» – словно в неверии, в ожидании отрицательного ответа. Перед ней стоял Тачибана Наото. После утвердительного кивка, Мичи увидела в его глазах… сожаление? Протянула руку, ощутила легкое покалывание по всей ладони и резко проснулась.***
Тридцать первое августа две тысячи восьмого года. На площади у ворот небольшого храма Мусаши собралось не меньше пятидесяти человек. Ханагаки Такемичи, стоящая перед ними на высоте нескольких ведущих к храму ступеней, окинула взглядом толпу парней. Такая же, как и на ней самой, черная форма: свободного кроя брюки, заправленные в высокие ботинки, и рубаха с отложным воротником. Единственное отличие – витиеватые вышитые золотой нитью иероглифы на рукавах. Каждый имел свое звание – принадлежность к отряду и ранг красовались на форме. Белый пояс тасуки определял капитанский чин. Мичи смотрела в лица собравшихся, понятия не имея, что должна сейчас им сказать. Боже, ей двадцать семь, она благополучно просрала подаренные ей двенадцать лет жизни. Чуть больше двух месяцев она занимает чужое тело и проживает чужую жизнь, пытаясь… А что она вообще пыталась сделать? Восстановить баланс во вселенной? Повернуть время вспять и помешать кому-то слететь с катушек? Да она и своей-то судьбой не смогла распорядиться благоразумно. «Блять, Такемучи, помогай, я не вывезу!» – взмолилась про себя девушка. И опустив глаза, увидела полный безграничной преданности и веры взгляд Мацуно Чифую. Выдохнула. - Начинается собрание второго поколения «Свастонов»! – громогласно объявил заместитель главы. - Эм… – Мичи сделала шаг вперед. – Для начала я хочу перед вами извиниться. Простите, что втянул вас в это. Она почтительно поклонилась так низко, насколько позволяла растяжка «деревянного» Такемучи. - Я прекрасно понимаю, что не обладаю качествами главы, – начала она свою речь, – Глава «Свастонов» - Майки. Но в той битве трех небожителей я понял, что Майки уже совсем другой человек. И сейчас я хочу победить его! Я должен его победить, чтобы спасти того Сано Манджиро, которого мы все знали и любили! Поэтому я пойду свергать «Свастонов Канто», чтобы вернуть Майки, чтобы вернуть «Свастонов». Я одержу победу! Это были не ее слова, Мичи знала. Нет, она чувствовала, каждой клеточкой тела ощущала его присутствие. Сейчас в ней говорило желание самого Такемучи. И она не могла ему противиться, не могла предать его. Она должна была победить, ради их будущего, ради него и Хинаты, ради Майки. Ради своих братьев, которые ни здесь, ни в ее мире не должны становиться преступниками. Ради Доракена, Эмы и Баджи, чьи смерти не должны быть напрасной жертвой. Ради них всех Ханагаки Такемичи обязательно выстоит. Толпа взревела ободряющими возгласами. В глазах Кавараги Сенджу зажегся огонь надежды. Такаши Мицуя улыбался так широко, как Мичи еще никогда не видела. А стоящий рядом с ним Шиба Хаккай приобнимал парня за плечи и что-то кричал, подбадривая. Пачин и Пеян, с которыми Ханагаки не была до этого знакома, улюлюкали и смеялись, хлопая в ладоши. Братья Кавата зажимали в тиски ее одноклассников, показывая вздернутые вверх большие пальцы. Мацуно Чифую одобрительно кивнул: «Ты все сделала правильно!» - Я не знаю, чем это все закончится, – обратилась к блондину Ханагаки, – Но я так тебе благодарна, Чифую. Такемучи повезло, что у него есть такой друг. - Эй! – одернул ее Мацуно. – Так-то я теперь и твой друг. - Мне будет тебя не хватать, – в синих глазах заблестели слезы. - Тю! Мичи, рановато ты прощаться удумала, – Чифую по-дружески закинул руку ей на плечо, когда они уже выходили к парковке за территорией храма. – Самое интересное впереди! - Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал, – Такемичи посмотрела в огромные изумрудные глаза и со всей серьезностью произнесла: – Здесь я познакомилась с реально крутыми парнями. И самый потрясающий из них – ты. Спасибо тебе за все! - Пожалуйста, партнер! – Чифую потрепал ее по волосам, не произнося вслух, но отчетливо понимая, что тоже успел привязаться к этой девчонке. - А еще, – Мичи игриво улыбнулась, – Все собрание Сенджу с тебя глаз не сводила, я видела. Уши Мацуно мгновенно вспыхнули как факел и оставались красными всю дорогу до дома.***
До назначенной битвы оставалось всего несколько часов. Ханагаки непривычно поправила чужую форму, что сидела на ней как влитая, но только лишь внешне. Внутри у девушки все сжималось, сердце выпрыгивало из груди, а воздух застывал в легких – ей было страшно. Этот страх сковывал движения, не позволял вздохнуть, резкой болью отдаваясь меж ребер, мучительным звоном разливаясь в ушах. Ноги не слушались, будто приросли к полу. Пальцы рук не сгибались, она едва ли могла держать в руках мобильный телефон, что ни умолкая звонил. Собрав последние силы, Такемичи нажала зеленую кнопку и, слушая мерные переливы голоса Хинаты, приходила в себя. Она пообещала подруге встретиться с ней через полчаса у ее дома. Кому из них двоих это было нужно больше – вопрос спорный. Тачибана хотела увидеть своего возлюбленного перед решающей битвой, не зная заранее, чем она могла для них обернуться. Ханагаки хотела хоть как-то развеять собственный страх, ощущая близость одной из тех, ради кого Такемучи, и теперь уже она сама, продолжает бороться. - Готова? – искренняя улыбка Хинаты волной спокойствия накрывала Такемичи. Так странно, ощущать не свои эмоции. - Нууу… – протянула Мичи, почесав затылок, – Чифую научил меня драться. Точнее нагибаться, если бьют в лицо, и подпрыгивать, если бьют по ногам. - Кажется, он переиграл в «Мортал Комбат»! – прикрывая ладошкой рот, тихо рассмеялась Тачибана. - Определенно, – Ханагаки оперлась руками на высокий бортик балкона. - Ты боишься? – звучало, как вопрос, но Мичи показалось, что Хината физически должна была ощутить тот страх, что исходил от нее. - Да, пиздецки боюсь, если честно... – она посмотрела в глаза подруги и не выдержала. – Прости! - Тебе не за что извиняться, Мичи. Бояться – это нормально! – мягкая ладошка коснулась волос Ханагаки, а потом хрупкие пальчики стерли первые слезинки, что покатились по ее щекам. – Страх – защитная реакция организма. Такемучи тоже всегда боялся, он плакал от страха. Но не за свою жизнь, – с каждым ее словом страх отступал, на его место приходило понимание. Осознание того, насколько сильно может быть чувство, способное подтолкнуть человека на подвиг. – Он боялся, что не спасет меня и друзей. А мне так хотелось его защитить, поддержать, придать ему сил. Я хотела, чтобы он хоть раз увидел себя моими глазами. Потому что для меня он навсегда останется героем. Моим героем! Ханагаки наблюдала за девочкой, чьи глаза искренне горели при одном только упоминании любимого. Его имя, произносимое ею с таким трепетом и заботой, словно бы мягко оберегаемое в устах возлюбленной. Такемучи и правда счастливчик! - Хината, какая же ты милая в этом своем стремлении любить, – глаза Мичи засветились, а губ коснулась едва уловимая улыбка. – В совершенно наивном желании защитить того, кого любишь. Хотела бы и я так же когда-нибудь распахнуть для кого-то свое сердце, но, кажется, это не моя история… - Что ты такое говоришь, Мичи? А как же Наото? – Тачибана чуть склонила голову набок, изучая собеседника. Вроде ее парень, но вся мимика, взгляд, жесты – всё чужое. - А что Наото? – Ханагаки горько усмехнулась и уставилась на собственные ладони, открыто лежащие на бортике балкона. – Я не любила его. – честно призналась на выдохе и посмотрела в широко распахнутые от удивления глаза напротив. – Не смотри на меня так. И без твоего этого взгляда на душе гадко. Из всей своей жизни только двенадцать лет помню. Вроде бы, ведь не мало же правда? – Хината робко кивнула, слушая и не перебивая, – А так и не успела понять за это время, кто я на самом деле. Не успела прочувствовать жизнь, открыться чему-то новому, неизвестному. Не было ни восторга, от которого бы ноги подкашивались и сердце из груди рвалось. Ни отчаянной боли, от которой волком на луну завыть готов, такой настоящей, от которой хочется сдохнуть. Все как-то на полутонах. Для чего жила – вообще непонятно… Такемичи замолчала и вновь уперлась взглядом в причудливый узор из мелких линий на ладошках. Мысли проплывали в голове одна за другой, как рыбешки в мелком течении реки. Ни одну из них не хотелось за хвост ухватить, рассмотреть, потрогать. Все они неприятные, скользкие и серые. Не радужная форель, а мойва обыкновенная. - Если ты не любила моего брата, то почему согласилась выйти за него? – первой после непродолжительного молчания подала голос Хината. – Почему полезла его спасать? - Ну, не любить и дать умереть – это ведь не одно и то же. – Ханагаки пожала плечами и коротко улыбнулась, чуть дрогнул правый уголок губ. – А замуж… Слушай, не все замуж по любви выходят. Это сейчас тебе шестнадцать, ты без памяти влюблена в Такемучи. И я правда надеюсь, что, когда это дерьмо закончится, у вас все будет шоколадно-вафельно! Но… – Мичи осеклась, задумалась на мгновение, словно подбирала слова помягче, – Знаешь, наверное, я просто хотела быть как все, обычной нормальной девушкой. Поэтому старалась все делать по классике: школа, институт, работа, семья. Я даже и не задумывалась, хочу ли я этого или нет. И чего я вообще хочу. Просто мне было пусто внутри, и эту пустоту я пыталась заполнить другим человеком – честно призналась Ханагаки, а внутри от самой себя становилось тошно. - А Наото, – Тачибана прокашлялась, – Твой Наото, в твоем мире, он любил тебя? - Не знаю, – Мичи снова пожала плечами, приходя к мысли, что она вообще не имеет представления о настоящей любви. – Он всегда был рядом. Как тень. Я его присутствие в своей жизни ощущала практически кожей. Он мог молчать, мог быть даже где-то далеко, но я все равно знала, что он есть. И глаза его эти… – она поёжилась под рубашкой формы. – Смотрел на меня так, будто ждет. Чего ждет только, непонятно? Что я стану его? Словно, знаешь, он все это время действительно ждал, когда я наконец пойму и приму его. Будто бы я только для него и была создана… Щелчок. Огромные синие глаза распахнулись и не моргая смотрели вперед, куда-то сквозь Тачибану, сквозь пространство и время. В голове закрутился калейдоскоп цветных фрагментов: обрывков фраз, картинок из недавнего прошлого, рассказов Хинаты, воспоминаний своих и чужих. Он знал. Конечно же, он все прекрасно знал. Поэтому и ждал. Ходил за ней по пятам, как та игуана из старой байки, которая после укуса преследует свою жертву в ожидании кончины. Поэтому смотрел так обреченно и молчал. Поэтому и прикосновения его были слишком робкими, детскими даже. Мичи с ним рядом не чувствовала себя женщиной в свои двадцать с лишним. Не было страсти, как она тогда думала, только у нее. А сейчас понимает, что и Наото по отношению к ней не горел. И дело вовсе не в том, что он был, как ей всегда казалось, слишком уж сдержанным и приличным. Ей и сравнить-то не с кем было. Через чур тактильный, жадно целующийся и с неизменным стояком в штанах Ханма – не в счет. Дело было совсем в другом… Тачибана младший все это время знал, что она такое. - Хината, а где сейчас твой брат? Я должна с ним встретиться.***
Тачибана Наото сидел в своей комнате, склонив голову над учебником по астрономии. Дверь без стука отворилась, являя незваных гостей: сестра и ее парень. Давненько Наото не видел Ханагаки в форме «Свастонов». И уже очень давно он не видел такой жгучей решительности в его глазах. «Неужели, это снова Такемучи из будущего?» – воодушевился мальчишка. - Наото, – обратилась к мальчику Мичи, – У меня к тебе дело есть? - Снова руки пожимать пришел? – не заморачиваясь излишней тактичностью, уточнил младший Тачибана. - Нет, но в целом ты почти угадал, – Ханагаки ухмыльнулась. – Помнишь наше последнее рукопожатие? - Да, – настороженно ответил паренек, – Два с половиной года прошло. - Точно! А ты тогда… эээ… Слушай, ты тогда ничего странного не заметил? – Мичи подумала, что весь процесс этот с перемещением во времени через рукопожатие школьника уже сам по себе странный. - Нет, а что? Тачибана еще больше напрягся. Хината молча маячила у двери, не понимая, к чему клонит Мичи, но в разговор вмешиваться не решалась. - Можешь вспомнить, о чем ты тогда думал? – мягко, но весьма настойчиво попросила Ханагаки. Глаза Наото округлились. - Да так, ни о чем, – мальчишка пожал плечами. – А что случилось? - Знаешь, тут такое дело... – Мичи присела на кровать, наблюдая за мальчиком, – Ты вот точно ни о чем не сожалел в момент вашего рукопожатия? - Вашего? – переспросил Наото. - Ну твоего и того Такемучи. – вывернулась она, а Хината за ее спиной шумно выдохнула. - Конечно, мне было жаль прощаться с единственной адекватной версией тебя, – честно признался Тачибана. – И я подумал… В комнате повисло молчание, Наото не договорил. Ханагаки продолжала сверлить его взглядом, ожидая окончания фразы. Его не последовало. - О чем ты подумал? – аккуратно подтолкнула Хината. – Наото, это очень важно. Скажи, пожалуйста, о чем ты тогда подумал. - Я подумал, что было бы здорово, если бы у меня была такая подружка, как Такемучи, – мальчик опустил глаза, рассматривая уголок рубашки, который все это время теребил руками, – Ну, то есть я имею ввиду, что если бы Такемучи был девочкой, то я бы хотел, чтобы у меня была такая подружка. Бинго! Хината и Мичи переглянулись. В глазах обеих отчетливо читалось: «Да ёбаный ты ж в рот!» Наото продолжал молчать и изучать взглядом узор на рубахе, клетчатый. - Наото, – робко позвала его Ханагаки, когда молчание уже неприлично затянулось. – А можно тебя попросить об одолжении? - Да? – Тачибана поднял свои невинные серо-зеленые глаза, извиняющимся взглядом уставился на собеседницу. - Давай ты сегодня вечером перезагадаешь это свое желание? Ну… – Мичи подбирала слова, пытаясь быть более тактичной, – Ты просто вот сегодня вечером думай о том, как классно, что у твоей сестры есть такой парень. И пусть он всегда остается парнем. Лады? - Чего? – брови Наото поползли вверх. Он всегда сомневался в адекватности Такемучи, но, кажется, сегодня тот решил побить собственный рекорд. - Просто пообещай мне, что сегодня вечером ты всем сердцем искренне будешь желать счастья своей сестре и ее парню Такемучи, ок? С этими словами она протянула руку смущенному мальчику, а тот, бросив недоверчивый взгляд исподлобья, замер. Мичи улыбнулась и кивнула, мол жми давай, все путем. - Договорились! – Наото пожал руку и Ханагаки, подхватив под локоть притихшую Хинату, поспешила выйти из комнаты подростка. Уже стоя снаружи, за дверью дома семейства Тачибана, она смогла выдохнуть, успокаивая собственное сердцебиение. Последние солнечные лучи оставляли алые поцелуи на щеках Хинаты, Мичи зажмурилась, силясь унять дрожь в руках и эхо голосов в голове. - Мичи, – чуть слышно позвала ее подруга, – Зачем ты попросила его об этом? - Чтобы Такемучи смог вернуться в свой привычный мир. – она не смотрела на Хину, глаза противно щипало и отчего-то жгло в носу. - А если в этом случае… – девочка замялась, говорить было тяжело. Тачибана вздохнула глубоко. – Если твоей реальности просто больше не будет? - Значит, я хоть что-то в своей жизни полезное сделала, – Ханагаки широко-широко улыбнулась, едва сдерживая подступающие рыдания. Горло сдавливал рвущийся наружу всхлип, она шумно сглотнула. – Я рада, что познакомилась с тобой настоящей. Ты очень похожа на мою подругу, правда. И я… – ей все-таки не удалось сдержаться, слезы тонкими ручейками потекли по щекам. – Я надеюсь, что вы с Такемучи будете счастливы. - Я буду по тебе скучать! Тачибана сжала в крепких объятиях Мичи – девочку, что ютилась в теле ее парня – желая через телесную оболочку дотянуться до чистой души, передать те теплые чувства, что испытывает именно к ней.***
Рев мотоциклетных моторов был слышен на несколько кварталов в округе. До бывшей сортировочной станции Ванган они домчались довольно быстро. Солнце уже скрылось за горизонтом, отдавая город в полноправное владение темному бархату ночи. Старые проржавевшие местами грузовые составы заснули на нетронутых временем и влажным климатом железнодорожных путях. Сквозь металлическую сетку забора это зрелище напоминало собою гробницу под открытым небом, где вместо саркофагов стояли покореженные вагоны, что когда-то перевозили уголь и зерно из одного конца страны в другой. В самом центре, разделяемые рельсами, словно экватором футбольного поля, друг напротив друга стояли две группировки: белые плащи «Свастонов Канто» и черные рубахи второго поколения «Свастонов». Белый на поле превалировал. От черных вперед вышла Ханагаки Такемичи, за ней Шиба Хаккай держал новенький флаг, Мацуно Чифую и Мицуя Такаши с нескрываемым презрением смотрели на стоящих перед ними противников. «Свастонов Канто», как и полагается, представлял Сано Манджиро. Его глаза цвета оникса буравили Ханагаки, так и норовя оставить дыру в ее грудине. Такемичи с вызовом смотрела на Майки, сдерживая глубоко внутри себя разрастающуюся тревогу. - Пятьсот «Свастонов Канто» против пятидесяти нас, – протянул Мацуно и хмыкнул. – Так-то пиздец какая разница. Ханагаки сжала челюсть. За спиной Сано Манджиро стояла Санзу Харучие, ее пронзительные голубые глаза сверкали в свете фонарей как две ледышки. По левую руку от Майки стоял давно знакомый Такемичи Хитто Какуче. А рядом с ним высокий парень, чье лицо скрывала маска. Темные волосы в причудливой укладке с явно выделяющейся светлой челкой. И глаза… Раскосые, золотисто-янтарные, с застывшими в уголках смешинками. Нет! Это не может быть он! Мичи не могла отвести взгляд, изучала, пыталась разглядеть хоть что-то в этих глазах. Но не находила. Они точно такие же, как те, что смотрели на нее с нескрываемым обожанием когда-то, десять лет назад. В груди закололо, словно в солнечное сплетение воткнули гарпун и провернули вокруг оси. Перед ней стоял человек, который оказался первым и единственным, кто за всю ее непродолжительную жизнь, смог вызвать в ней чувство, отдаленно напоминающее собою любовь. Ханма Шуджи. Вот уж никогда бы не подумала Ханагаки, что встретит свою первую любовь на заброшенной железнодорожной станции, среди полтысячи головорезов. Не ожидала, что смотреть он на нее будет не с той нежностью, от которой коленки подкашивались, а с ленивым раздражением во взгляде. И разделять их будет не тридцать сантиметров, которые можно преодолеть, потянувшись на цыпочках и обхватив его широкие плечи, а бездна, что пролегла между двумя враждующими группировками. Мичи не видела его десять лет. Успела забыть, какими на вкус были его губы, как пылали щеки от его «Будь моей», как предательски бежали мурашки каждый раз, стоило его длинным пальцам зарыться в ее волосах. Почти успела забыть… «Только не сейчас, прошу тебя, Шуджи. Не путай мне все карты», – взмолилась Мичи, мысленно возвращаясь в день их первой встречи, прочь уносясь от этого мрачного места туда, где было безопасно и легко. Туда, где она еще не подозревала о всем пиздеце, ожидающем ее в нескором будущем.***
В тот день Такемичи после уроков привычно забросила домой школьный портфель и, не переодеваясь, улизнула гулять. Пока мать не вернулась с работы и не устроила допрос о подготовке к семестровым тестам. До них еще пара месяцев, а сил слушать ее причитания у Мичи уже не было. Готовиться она, само собой, и не думала начинать. Время еще есть, успеется. А весна в этом году такая теплая и манящая, что сидеть, склонив голову над учебниками – просто грех. Хината предлагала съездить в парк Уэно, но Ханагаки столь заманчивое предложение отклонила, сославшись на большое количество домашки и запрет братьев. На самом же деле ей до чертиков надоело молчаливое общество второго Тачибаны, что неизменно хвостом увязывался за сестрой. Может, они с Хиной хотели мальчишек обсудить или новую романтическую мангу, а тут этот малец свои уши греть будет. Да и странным ей казался Наото, взгляд у него тяжелый. Под ним как под микроскопом себя ощущаешь. Вот и решила Ханагаки пойти прогуляться по району, дойти до парка Хиночико, что был всего в нескольких кварталах от дома. Можно было бы и до парка Арисугава дотопать, но почему-то буквально накануне братья настоятельно рекомендовали Мичи из Роппонги носа не высовывать. Поэтому соседствующий район Акасака показался более приемлемым вариантом, нежели более отдаленный Минамиадзабу. Рана и Риндо она уже давно перестала бояться, но злить их или заставлять беспокоиться желания не было. Они переживали за нее, и для Такемичи это было само по себе достаточным поводом слушаться старших. Погрузившись в собственные мысли, Ханагаки и не заметила, как у станции Роппонги свернула не туда. И уже через несколько минут остановилась, оглядываясь вокруг. Перед ней раскинулось городское кладбище Аояма, с виду напоминавшее больше сквер, да вот одни только надписи на высоких гранитных плитах и монументах жути нагоняли столько, что Мичи поспешила вернуться назад. Свернула пару раз, вспоминая короткий путь, прошла мимо нескольких невысоких домов, в одном из которых располагалась мастерская, а в другом круглосуточный магазинчик. Вышла на детскую площадку, которой до этого дня ни разу в глаза не видела, и поняла, что окончательно заблудилась. Со всех сторон Ханагаки была окружена малоэтажками, что ну никак не соответствовало тому месту, где она планировала бы оказаться. Девушка решила выйти к центральному авеню Роппонги, спрашивая дорогу у прохожих. Через полчаса не увенчавшихся успехом поисков правая нога Такемичи была стерта до кровавой мозоли новыми летними туфлями. «Надо было переодеться все же», – с грустью отметила Мичи, боком приваливаясь к стене двухэтажного здания и стягивая кожаную туфлю. Узкий проулок с однополосной дорогой, упирающейся в тупик, и каёмкой тротуаров не больше полуметра в ширину. По обеим сторонам жилые дома на несколько квартир. Серые, бежевые или выцветшие, бывшие когда-то желтыми. В конце переулка, как раз в тупике, пару припаркованных машин, с виду отъездивших свое еще в конце прошлого столетия. Ни одной лавочки или хотя бы клумбы, где можно было бы примостить свою уставшую задницу. И ни одной живой души вокруг. «Просто прекрасно! Придется звонить Рану…» – Такемичи шумно выдохнула и полезла в карман школьной форменной юбки. Кармана было всего два, и ни в одном из них телефона не оказалось. Ханагаки сползла по стеночке, обхватила коленки руками и уткнулась в них носом. От собственной глупости хотелось расплакаться, но слезы почему-то не шли. Наручные часы показывали половину шестого, а значит скоро местные жильцы поспешат домой, вот их-то Мичи и дождется. Попросит у кого-нибудь телефон, позвонит Рану или Риндо и назовет адрес. Конечно же, потом получит знатных пиздюлей, но это будет позже. А пока можно спокойно посидеть и дать ногам отдохнуть, предаваясь унынию и тоске о своей никчемной жизни. Спустя минут пятнадцать, проведенных девушкой в самокопании, откуда-то слева раздался шум двигателя. Не машина, мотоцикл. Такемичи скосила глаз на подъезжающего и сжалась, снова утыкаясь носом в коленки. А голове голос Рана: «Никогда не заговаривай с парнями на байках! Даже не смотри на них, поняла?» Все она правильно поняла, а еще поняла, что этот парень или живет тут – потому что дальше по ходу движения только тупик – или же… Мотоцикл остановился в непозволительной близости от нее. - Эй! – ее окликнул низкий с хрипотцой мужской голос. Мичи вздрогнула и подняла глаза, встречаясь с пустым, ничего не выражающим взглядом. Янтарные глаза парня чуть сузились. Он не просто разглядывал - откровенно пялился, а в его следующем вопросе прозвучала нотка… заботы… – Ты потерялась? - Ага, – устало буркнула Такемичи, не ощущая в байкере той опасности, о которой предупреждал брат. – В собственной жизни. Года два как выход пытаюсь найти. - Хах! – на лице незнакомца растянулась улыбка, преображая до того момента отрешенное лицо, придавая чертам мягкости. – Тогда добро пожаловать в мой клуб! Парень заглушил мотор и с легкостью спрыгнул с мотоцикла. Высокий. Даже слишком, как показалось Ханагаки. Он сделал пару широких шагов и навис над ней. Мичи прекратила смотреть в его лицо, иначе бы разодрала макушку о шершавую стену. Вместо этого она стала разглядывать его ботинки. Старые и стоптанные, будто в них парень автостопом всю страну от Хоккайдо до Окинавы пересек. Незнакомец бросил короткое: «Не против?» – и, не дождавшись ответа, присел рядом с Такемичи, подпирая спиною стену слева от девушки. Рукав его застиранной толстовки касался ее предплечья, но не было в этом чего-то противного или даже хоть сколько-нибудь неприятного. От него пахло табаком, еле уловимым запахом бензина и пылью. Где-то за всей этой смесью ароматов доносились нотки давно уже выветрившегося, изначально терпкого мужского парфюма. Они молчали. Ханагаки смотрела вперед, разглядывала решетку забора на противоположной стороне узкого переулка и маячившие за ней мусорные баки. За один из них юркнула жирная крыса. Парень покопался в кармане кофты, выуживая оттуда что-то. Такемичи услышала, как чиркнуло колесико зажигалки, и почувствовала запах табачного дыма. Он сделал глубокую затяжку – на какой-то миг его рука плотнее прижалась к ее собственной – и шумно выдохнул через рот. - Ну что, потеряшка, как выбираться планируешь? – нарушил он молчание. - По звездам, судя по всему. Ханагаки посмотрела на сереющее небо. Солнце уже спешило приласкать своим горячим боком линию горизонта. Последние лучи едва пробивались сквозь узкие щели меж плотно прижатых друг к дружке, почти как их руки сейчас, домов. - А из собственной жизни? – коротко усмехнулся он, напоминая ей её же первую фразу. - Оттуда выход только один, – Такемичи повернулась лицом к незнакомцу. Точеный профиль в обрамлении длинных волос, передние пряди которых выкрашены на несколько тонов светлее. Прямой нос, кончик чуть вздернут, но не так, как у нее самой. Глаза золотисто-янтарного цвета, глубокие, большие и с легкой смешинкой в уголках. Заостренный подбородок, а над ним чуть приоткрытые обветренные губы, к которым длинные пальцы подносили догорающую уже сигарету. - Ты красивый. – без восхищения заметила Ханагаки. Не комплимент – простая констатация факта. - Внешность обманчива, – парень сбил ногтем указательного пальца дотлевающий огонек и отбросил окурок в сторону. – Внутри я давно уже сгнил. - Ха! – передразнила его Такемичи, – Тогда добро пожаловать в мой клуб. - Предлагаю их объединить! – весело заключил он и продолжил, отвечая на невысказанный вопрос девушки, – Клуб потерявшихся по жизни красавчиков с гнилой душой. - Я пока еще не знаю, какая у меня душа, – Мичи повела плечами, задевая чужую толстовку, – Может, у меня ее и вовсе нету… - Тогда мне придется поделиться с тобой своей, иначе тебе в клуб не вступить, – парень протянул ей руку, левую почему-то. – Ханма Шуджи. - Ханагаки Такемичи. Пришлось вывернуть ладошку для столь неудобного рукопожатия. Она ощутила, как чужие теплые пальцы сомкнулись вокруг ее собственных. Ханма склонился, губами почти касаясь ее виска. - Ты тоже красивая. – услышала Мичи его шепот над ухом. И щеки покрылись румянцем. Ханма отстранился и крепче сжал девичью руку, рывком отрывая Ханагаки от земли. От неожиданности и резкой боли в правой пятке ее ноги подкосились, и Мичи едва ли не завалилась обратно на пятую точку. Но Шуджи ловко перехватил ее локоть, удерживая и чуть ближе прижимая к себе. Так, что она могла уже почувствовать запах одеколона: черный перец, бергамот и амбра. - Поехали, – не отпуская ее руки, Шуджи двинулся к мотоциклу. – Довезу тебя до дома, потеряшка. И Мичи пошла за ним, как завороженная, глядя в его широкую спину. Отчего-то безоговорочно доверяя своему новому знакомому незнакомцу.***
- Я обязан кое-кого прикончить, – услышала за своей спиной Ханагаки голос Хаккая, вернувший ее в реальность, – Это Хайтани Ран. И действительно, за спинами первого ряда «Свастонов Канто» стояли ее братья, Ран и Риндо Хайтани. Ей захотелось разрыдаться во весь голос и что есть мочи заорать, а потом надавать по щам этим через чур агрессивным и глупым малолеткам, что проёбывают свою молодость на никому не нужные драки, хотя могли бы просто жить! Это ведь так легко – жить, дышать, любить себя и кого-то, дружить и ценить тех, кто рядом. Почему эти безмозглые идиоты пытаются все решать через драки? «Ах, да, точно… У нас же тут крышак у кого-то потёк. Ёбаный Майки!» – Ханагаки закипала от злости, что бурлила внутри нее словно лава в жерле вулкана, грозясь вот-вот вырваться наружу и снести волной праведного гнева все вокруг к ебени-матери. - Эй, ублюдки, – протянул Манджиро. – Получается, сейчас два «Свастона». А второй нам не нужен… - Хэй, сорванцы, король уже определен в битве трех небожителей, – ухмылялась Санзу. – И на кой хер было собирать старую группировку? - Ебало завали! – заорала Такемичи, – Никакие вы не «Свастоны»! Сегодня мы разобьем вас к хуям! Погнали, Сано Манджиро! И началось какое-то кровавое месиво из разобранных ебальников, ломающихся костей, рвущейся одежды, чьих-то сдавленных стонов и оглушительных криков, звуков падающих на землю тел. В какой-то момент Мичи показалось, что она уже умерла и попала в ад, где черти танцуют вокруг нее хороводы, а под ее задницей пылает костер. А еще Ханагаки внезапно так невовремя вспомнила, что вообще ни разу в жизни не дралась. Но отчего-то руки слушались, расталкивая противников на пути к цели – перед глазами маячило пустое без единой эмоции лицо Майки – а ноги несли вперед. Вдруг перед ней из ниоткуда возник Какуче Хитто, до усрачки пугая своим перекошенным от злости лицом и безумием во взгляде, даже больше, чем кривым шрамом. «Да пошел ты нахуй, ты там же с ним вместе будешь в этом аду, если не отступишь, идиот!» – мысль пульсировала, разносилась вместе с кровью по телу, запуская волну нервных импульсов. И рука Такемичи сжалась в кулак, что со всей силой влетел в лицо Хитто, отправляя того в нокаут прямо к ногам Манджиро Сано. В этой суровой реальности, где Ханагаки всем сердцем желала спасти этих мальчишек, которых знала так давно, судьбу которых уже видела, методы ей выбирать не приходилось. Раз они понимают только грубую силу, то придется использовать все ресурсы, которыми располагает это мужское тело. А в сравнении с ее собственным, тощим и неуклюжим девчачьим тельцем, сейчас Мичи почувствовала себя практически Брюсом Беннером на полпути становления Халком – не зеленая еще, но сил уже хватает. - Охуеть, Такемучи!!! – оглушил ее возглас Мацуно. – Следуем за главой!!! «Свастоны», бывшие в меньшинстве, активизировались, получив заряд бодрости от небольшой победы своего лидера, и принялись разматывать в щепки ребятишек в белых плащах. Прижимали их, раскладывали на составные по одному и шли дальше. Белая форма с какой-то бешенной скоростью покрывалась алыми пятнами крови, грязью чужих ботинок и пылью, поднимаемой при падении многочисленных «Свастонов Канто» на землю. Какуче под мотивирующие речи Манджиро поднялся на ноги и полетел на Такемичи, что, вовремя среагировав, заблокировала удар. - У тебя сейчас лицо пацана, которым я восхищался в детстве, – с азартом в глазах констатировал Хитто. – С возвращением, герой! «Так вот, откуда они знакомы», – вертелось в голове девушки. Ну, раз Какуче так рад возвращению друга, Мичи ему покажет всю боевую мощь Такемучи. А распсиховавшаяся девица в мужском теле – вообще гремучая смесь! Мицуя-семпай и Шиба раскатали под орех братьев Хайтани, разделив их идеально звучащий дуэт на два более слабых соло. Мичи и хотела бы расстроиться, но знала, что лучше уж так, чем однажды братьев пристрелят какие-нибудь мафиози или сам Майки, поддавшийся очередному порыву своего «Черного импульса». Мацуно Чифую, вступивший в неравную схватку в не своей весовой категории с Мочизуки Канджи, заставил того жрать землю своим ебалом-ковшом. Ханагаки в который раз восхитилась с виду тщедушным блондином и пообещала, что если все закончится хорошо, то в своем мире обязательно подружится с Мацуно. Потому что это что-то противозаконное – нельзя быть одновременно таким милым и таким упоротым! Но под гнетом чувства вины Кавараги Сенджу сдалась и принесла свои извинения сестре, Санзу Харучие. Старшая такого жеста не оценила, вырубив малышку Сенджу металлической трубой. Видимо, обида, что жила в ней все эти годы, отравляя собой все существо Харучие изнутри, от простого «Прости» сама по себе не рассосется. На этом череда поражений «Свастонов» не окончилась. Коконой Хаджиме решил «уволиться одним днем» из состава «Свастонов Канто», вступившись за своего старого друга Инупи, но легендарное дуо, Вака и Бенкей, с легкостью уложили парней на лопатки. А Ханма Шуджи лично потушил запал четверых: Мицуи, Чифую, Хаккая и Аккуна. Никогда раньше Мичи не видела его в драке и предпочла бы не видеть и сегодня: не таким она хотела бы его запомнить, не черствым бессердечным ублюдком, что пляшет под дудку тронувшегося кукухой белобрысого беса. Пачину каким-то чудом удалось добраться до Майки, что все это время восседал на крыше товарного вагона, наблюдая за шоу, развернувшимся у него перед глазами. Но весь этот путь был проделан зря: Манджиро не стал слушать одного из сооснователей первых «Свастонов», друга детства. - Майки, всегда ведь так было, – кровавый рот Пачина изогнулся в кривой улыбке. – Мы все старались, чтобы ты улыбался. Потому что мы тебя любим. Тебе сейчас весело? А потом тяжелый ботинок Сано Манджиро отпечатался на виске у товарища. Грузное тело с грохотом упало на крышу вагона. Пачин на ноги больше не встал. Следом за ним отправились Пеян и братья Кавата. Ханагаки поняла, что это конец. Им не победить. Майки уже не вернуть. Но то, что произошло дальше, уже не было похоже на обычную драку подростков: безумная Харучие Санзу решила стать первой в Японии женщиной-машинистом и завела товарняк, стоящий без дела херову тучу лет. Какуче, резко потерявший интерес к своему противнику в лице Такемичи, переключился на новую миссию, из разряда «Невыполнимо». Он смог остановить поезд, что грозился перемолоть своими колесами ребят, дерущихся или лежащих в отключке прямо на путях. Но Харучие сей жест не оценила и прошлась по накачанной груди Хитто… катаной?! «Блять, да вам уже ничего не поможет? Какое нахер будущее нас ждет, когда тут через один такие наглухо отпизженные индивиды?!» – Мичи смотрела на приближающуюся фигуру Санзу с катаной на перевес. И, казалось, что от неминуемой смерти ее уже ничего не спасет. Кроме, пожалуй, прилетевшего в Харучие мотоцикла Тайджю Шибы. Ханагаки этого терминатора помнила, именно с ним сражался Такемучи в какой-то церкви. А сейчас его бывший противник тянет ей руку и объявляет себя командиром шестого отряда «Свастонов». «Что тут, блять, вообще происходит? Не, ребята, на этом мои полномочия офф!» – Ханагаки поднялась, опираясь на огромную словно экскаваторный ковш ладонь Шибы старшего, и направилась в сторону Майки, что командовал все еще не вырубившимися остатками банды. - Майки! – завопила она. – Заебал, спускайся сюда. Давай жать руки, и я помчала обратно! - Помчала? – кривоватая ухмылка отпечаталась на некогда красивом лице Манджиро. – Так ты… - Да, блять, я из будущего, и я не Такемучи, – чуть тише произнесла Ханагаки, когда Майки уже стоял в паре шагов от нее. – Он хотел присутствовать лично, но не смог. Передавал привет тебе, дважды убийца. - Что? – черные глаза полыхнули. Кажется, такого поворота событий Непобедимый Майки не ожидал. - Ты в двух реальностях нас ёбнул, меня и Такемучи, – уже не сдерживая слез, объясняла девушка. – Какой же ты мудак! А он хотел тебя спасти. Я хотела тебя спасти. Твои друзья… – Мичи закрыла лицо ладонями, упала на колени и разрыдалась. – Ты не заслуживаешь спасения! Лучше бы ты сдох. Ты и твоя верная псина. Глаза Манджиро являли собою две черные дыры, что уже затягивали в себя, пожирали, предметы, пространство и людей вокруг себя. Тьма расползалась, окутывая сознание, погружая его в забвение. Туда, где нет страданий. Туда, где ему не будет больно от одной только мысли – он убил друга. В двух реальностях? Что это значит? Он не мог. Ни в одной не смог бы убить Такемучи. «Смог бы», – шептал ледяной голос сквозь тьму. «И ты сделал это», – эхом разносилось в сознании. Темнота пожирала эти мысли, убаюкивала, как морщинистая узловатая рука старой няньки, качающей колыбель. Черные когти разрывали тонкую материю, грань между привычным обликом и сдерживаемым внутри демоном, являя на свет его истинное лицо – лицо убийцы. Манджиро боролся, держался за ускользающее – за боль от потери, за слезы, что лились из синих глаз. Он пытался, но он слаб. Всегда был слабым. Не смог спасти Шиничиро, не предотвратил гибель Баджи, не сохранил Эму, не помог Доракену. Убил Такемучи. Сано Манджиро слабак, он не может противиться этой тьме. Пусть она поглотит его полностью, сожрет, перемолет в труху его кости, внутренности, проблюется его агонией и раздирающей душу тоской. Оставив после себя спасительное «ничего». Его суть – пустота. Такемичи сжалась под чернотой его взгляда, отступила на пару шагов. Замерла, скованная страхом. Манджиро почти перестал бороться, позволяя этой вязкой субстанции обволакивать собственный разум. - Нихера ты не понимаешь, Ханагаки Такемучи, – так невовремя очухавшаяся Санзу встала между Майки и его оппонентом, приставила острие катаны к груди Такемичи. – Сколько бы раз ты не переместился во времени, тебе не изменить его судьбу. Майки с детства еще уготован путь боли и страданий. Его уже один раз вернул с того света Шиничиро, и за это Майки был проклят. Тебе не победить «Черный импульс», это не метафора, блять, это проклятие! За долю секунды пришло осознание и единственное решение: «Вот оно, никому из нас не выжить, пока это дерьмо в нем сидит. Блять… Простите меня, Такемучи, Риндо, Ран… Шуджи…» - Значит, я заберу этот ёбаный импульс с собой! В небытие, туда, где ему, как и мне, самое место! Мичи ухватилась за лезвие, боль обожгла правую руку, пройдясь от пальцев до запястья, но охуевший взгляд Харуче стоил того. Ханагаки резко дернула, вырывая оружие из рук противника, и отбросила его в сторону. Кровоточащей ладонью схватив Санзу за горло, она приблизилась к ее лицу. – Хватит ему потакать. Хватит поклоняться этому демону, что занял собою все существо твоего друга. Отступись, иначе вы оба сгорите в аду. Я видела, что с вами станет. Ты будешь страдать рядом с ним, – Харучие закашлялась, а Мичи ослабила хватку. – Любишь его? Тогда помоги спасти или сгинь! Санзу прижимала руки к собственному горлу, глядя в пылающие синие глаза. Этот человек хотел освободить ее короля? Или же лишить жизни? Она не должна ему верить, но больше всего на свете ей хотелось спасти Сано Манджиро. Харучие клялась ему в верности, не кривя душой. Она готова отправиться за Майки в преисподнюю. И она бы сделала это, не раздумывая, но если есть хоть один шанс, самый маленький… В ее кристальных голубых глазах мелькнул огонек надежды. Следующий удар Майки затушил не успевшее разгореться пламя – он вырубил Санзу с ноги. В голову. Такемичи взмолилась всем богам, которых знала и не знала, одними губами шепча: «Наото, пора! Вот прямо сейчас, давай, дружок, постарайся и загадай верное желание». А потом сделала шаг навстречу своей смерти. - Ну что, Манджиро, выпускай свой черный импульс! Я готова его принять! - Смотри не пожалей! Тьма, окутавшая собой Сано, сгустилась, стала плотной, как клубы ядовитого дыма. Казалось, ее можно было потрогать, сжать пальцами, попробовать на вкус. И в этой кромешной темноте блеснуло лезвие катаны – взмах, удар прошелся от плеча до запястья. Еще один шаг вперед, выпад – острие вошло аккурат между ребер. Левая сторона полыхнула, посылая пульсацию боли по телу. Дрогнули кончики пальцев, сжимавшие края разорванной одежды. Ханагаки упала в объятия друга. Ощутила горячие слезы на щеках. Не свои. Прикрыла глаза и чуть слышно вздохнула – воздух был чистый, прозрачный и легкий. Тьма отступила. Оно того стоило. - И снова зарезал, – окровавленными губами улыбнулась Такемичи. – Мог бы что другое придумать. - Такемучи, держись! – Майки сжимал в руках истекающее кровью тело товарища. – Я… - Я сама так хотела, – она притянула чужую руку. – Такемучи бы тоже так поступил. Он бы не бросил тебя… - Что ты такое говоришь? – Манджиро сжимал ее за плечи, – Ты? - Возьми меня за руку. – уже еле слышно шептала девушка. Кто-то столпился вокруг них, слышались какие-то голоса – не разобрать, где чей. Воздух уже с трудом проходил в легкие, каждый вздох отзывался резью во всей грудине. Мичи слышала, как кто-то шептал его имя, Такемучи. Слышала чей-то плач, кажется, это были всхлипы Сенджу. Она открыла глаза – среди всех лиц, сливавшихся в единое неразличимое месиво, она отчетливо видела его, золотисто-янтарные глаза, застывшие от ужаса. Пусть и такие, без привычных смешинок, но все же красивые, почти родные. Такемичи была рада, пусть именно его взгляд будет последним, что она увидит перед смертью. - Майки, – Мичи закрыла глаза. – Спасибо. Ее холодных пальцев коснулась чужая горячая ладонь. По телу разлилось тепло, боль отступала, давая телу желанное расслабление. «Было бы здорово ощущать это вечно».