Твари небесные, твари неместные

Ржавая, вся в каплях воды, дверь с лязгом закрывается, оставляя Драко одного. Тот некоторое время стоит и смотрит вникуда — его сознание отказывается понимать, что он в Азкабане, что его упек сюда собственный отец. Потом он моргает и осматривается, хотя было бы на что смотреть: сырой каменный мешок с грязным соломенным тюфяком на полу, отхожее место — квадратная дырка в полу, в которой журчит вода, маленькое окошко под самым потолком почти не дает света, зарубки на стенах — кто-то отмерял дни. Все. Драко ежится, зажмуривается, снова не верит в происходящее. Ему кажется, что происходящее нереально. Не мог же отец… Мог и сделал. «Так надо, — он сказал. — Ты поймешь». Драко не понимал, ни тогда, ни сейчас. Наконец, он опускается на тюфяк, когда ноги начинают трястись от усталости. Да и сознание плывет — сколько он так простоял, Драко не знает. Он давно уже ощущал головокружение, а когда присел на топчан, понял, что его глаза горят от непролитых слез. Его распирает обида и непонимание. «Разве я виноват? — вопрошает он. — Разве я был плохим сыном? За что?» Постепенно тени сгущаются, а тоска и обида усиливаются. Драко тихонько плачет. Его предал самый близкий человек! Как он мог! Как? Драко чувствует, что ему так больно и плохо, что он не может дышать, лишь хватать ртом воздух, пытаясь вдохнуть — и не мочь. Ему страшно. Мурашки бегут по коже со скоростью Хогвартс-экспресса, и ему кажется, что он умрет. Вот сейчас, умрет в первый же день в этом страшном месте, и никто ему не поможет, никто не вытащит. Умрет, как уже делал раньше множество раз в качестве расплаты за собственную ошибку. Но где он ошибся теперь? Он был послушным сыном, принял метку Лорда, когда потребовалось, и безропотно учился даже тогда, когда учеба была пыткой. За что? Может, за то, что оказался разочарованием для отца? Люциус порой жадно всматривался в его лицо и, не находя там искомого, огорченно отворачивался. Если бы тот объяснил ему, что ему надо, Драко бы приложил все усилия, но отец ни разу не озвучил… Драко зажмуривается, сжавшись в комочек, и снова пытается справиться с дыханием. Не получается. Кажется, будто всю грудную клетку сковало цепью. Он так тяжело дышит, что слышит надсадный свист, выходящий из его рта, — воздух будто не попадает в него, ведь в груди огромная дыра. Драко открывает глаза, чтобы проверить себя на наличие неучтенных отверстий, и наталкивается взглядом на черную фигуру, облаченную в рваный плащ. Дементор, а это именно он, тянет к нему костлявую, всю в струпьях руку… Драко с криком проснулся. Первое время он не мог дышать, как во сне, но быстро сообразил, что происходит и положил руку на грудь, принявшись считать. Так ему помогал отец, когда у Драко случались панические атаки: клал руку на грудь, заставлял считать от одного до десяти, а сам успокаивающе ворковал, что это пройдет. Драко сильный, он справится, он сможет. Помогало. В такие моменты он ненавидел отца, ведь казалось, что тот не человек, не маг, а какой-то монстр, который принял смертное обличье. В такие моменты он очень любил отца, несмотря ни на что, вопреки. Казалось, он был единственным, способным понять, что весь мир вокруг — совсем не то, чем кажется. Когда дыхание успокоилось, Драко выпутался из перекрученных простыней и потянулся за халатом. Накинув его на плечи, спустился на кухню, где сам, без помощи эльфов сварил себе неимоверно крепкий и сладкий кофе, и долго цедил его, глядя в окно, встречая рассвет. «Кофе и сахар — вот твои главные помощники, если чувствуешь перегруз. Вместе они творят чудеса с нашими телами», — говорил Люциус, успокаивая сына после очередной панической атаки. Вначале Драко было все равно, он пил, что ему давали, но позже понял правоту отца. Зачем его было пихать в Азкабан, так и не понял. Разве стоила та горстка умений, которые ему открыла магическая тюрьма, таких страданий? Отец считал, что стоила, Драко не соглашался, ведь в Азкабане сидел не Люциус. Хотя, Малфой помнил, что отец там был несколько раз. Наверное, тогда его и переклинило. — Хозяина Драко снова мучают кошмары, — послышался голос домового эльфа. Тилли просыпался раньше всех, он ставил тесто для нежнейших булочек, которые так любил Скорпиус. — Хотите еще кофе? Драко поднялся из-за стола, почувствовав, что время вышло. За ним скоро придут, как всегда приходили после кошмара. Кошмар был своеобразным маркером, который говорил, что произошло нечто неприятное, и у ритуалиста Драко Малфоя скоро появится новая головная боль. Сбывалось в ста случаях из ста — Трелони удавилась бы от зависти, если бы узнала. — Приготовь лучше завтрак. Я спущусь через полчаса. Тилли поклонился и немедленно принялся хлопотать по хозяйству. Ему предстояло немало работы: и с тестом успеть, и с завтраком. Драко же вернулся к себе, вызвал эльфа-камердинера и с его помощью оделся. Он только и успел, что спуститься вниз, как пришло сообщение от отца. Люциус почти никогда не посылал патронусов, он умел передавать мысли на расстоянии. Только вот Драко был едва ли не единственным, кто мог их услышать. // У нас ритуал в Хогвартсе, есть жертвы. Немедленно туда! Поймав сообщение от отца, Драко похолодел. В Хогвартсе же его сын! Вдруг с ним что-то случилось? // Со Скорпиусом все в порядке, — немедленно отозвался Люциус, будто прочитав его мысли. — Это Лили Поттер. Драко ничего не мог с собой поделать, но ощутил облегчение. Ему, несомненно, было жаль девочку, но Скорпиус все же роднее. // Вы сообщили ее отцу? — спросил Драко, внутренне подергиваясь от масштаба кипиша, который поднимет Национальный Герой. Впрочем, будь на месте Лили Скорпиус, Драко бы устроил ураган покруче. // Нет. Он самолет сажает, мы решили пока его не беспокоить. Драко потянулся к кофейнику и налил себе кофе. Позавтракать он явно не успеет, но кофе накачаться до приемлемого уровня — вполне. Он выпил чашку залпом, промокнул белоснежной салфеткой рот и покинул столовую. По дороге ему встретилась Астория, аккуратная и причесанная, она всегда рано вставала, чтобы позавтракать с мужем. Это было едва ли не единственное время, когда они виделись, ведь Драко не спал с женой со времени возвращения из Азкабана. — Ты уходишь? — спросила она, подняв светлые бровки. — Ритуал, дорогая, — он быстро клюнул ее в щеку и умчался. * На границе антиаппарационного барьера его ждали двое, Драко узнал их еще до того, как аппарация завершилась — Блейз Забини, когда-то здорово удививший всех, выбрав карьеру Невыразимца, и Билл Уизли, который слыл неплохим ликвидатором проклятий. Итак, ритуалист, Невыразимец и ликвидатор проклятий. Команда получилась серьезная. — Драко, сколько лет, сколько зим! — Блейз полез обниматься. Он улыбался счастливо и радостно, будто его не в школу на ритуал вызвали, а на вечер встреч выпускников. Билл Уизли лишь мрачно кивнул в знак приветствия, ведь это его племянница стала жертвой. — Может, хоть ты нас введешь в курс дела? Нас вызвали на место происшествия и велели ждать тебя, — сказал Уизли вместо приветствия и объятий. — Пока ничего не ясно, — Драко бросил взгляд на Хогвартс, который был особенно красив в столь ранний час. Огромен и величественен, как всегда, и невозможно поверить, что в его надежных стенах было совершено преступление. С этими мыслями Малфой стремительно двинулся к замку, остальные устремились за ним, не отставая ни на шаг. — Лили Поттер лежит в большом зале, вокруг нее чем-то белым написаны непонятные письмена. Подойти к ней не представляется возможным, вокруг установлен барьер неизвестной природы. Драко пересказал ту информацию, что получил от отца по мыслесвязи, пока заливал в себя экстренную дозу кофе. — Она жива? — спросил Билл. Драко пожал плечами. — Трудно сказать. Из-за барьера невозможно проверить ее состояние. — Поттер знает? — спросил Блейз. — Нет, он сажает очередной самолет с магглами, которых занесло на нашу территорию. Четвертый за этот месяц. — Дракклово Расширение! — выругался Блейз и замолчал. Впрочем, молчание сказало многое. Например, то, что Невыразимец Забини занимается проблемой расширения пространства. Это началось тринадцать лет назад, и вначале никто не понял, что происходит. Просто выход в маггловский мир как-то взял и передвинулся. Теперь, чтобы выйти до той самой кирпичной стены, нужно было шагать пять футов по пустырю. Потом люди перестали находить свои дома, ведь на прежних их местах располагалось совсем другое. Знаменитый дом на Гриммо двенадцать теперь стоял в какой-то невообразимой глуши, а не в центре Лондона. Министерство Магии переехало на окраину, а вместо Годриковой Впадины теперь плещется море… Самое забавное во всей этой истории, что столь резкая смена географии наблюдалась только в магической части, а у магглов все оставалось неизменным. Изучив явление, маги постановили, что магический мир расширяется, и вскоре вместо одного мира, включающего в себя территории магглов и огороженные барьерами ненаходимости территории магов, их будет два. И все бы хорошо, если бы магглы не придумали самолеты. Ведь им не нужна асфальтированная или железная дорога, вот и залетали они на магическую территорию с завидным постоянством. Выводить их назад оказалось тем еще геморроем, и Поттер был едва ли не единственным, у кого получалось. У входа в замок их ждали. Бледная директриса МакГонагалл, которая с каждым годом становилась все суше и прямее. Она посмотрела взволнованно и с надеждой, коснулась рукой запястья Билла в знак поддержки и повела за собой. Ничего принципиально нового не рассказала. Произошло все ночью, нашли бедняжку Лили рано утром домовые эльфы, когда готовились к завтраку, но как и все, к девочке приблизиться не смогли — за барьер не получилось переместиться. Надписи расшифровке не поддаются. Коридоры Хогвартса оказались полны под завязку. Здесь толпились преподаватели, которые следили за тем, чтобы держать подальше от места происшествия любопытных учеников, авроры и даже медики из Мунго. Все они расступались, когда видели шагающую директрису и ее компанию. Перешептывались, и до слуха доносилось «ритуалист» или «взломщик» или «а это кто?» — род деятельности Забини не был известен широким массам. Дойдя до дверей большого зала, МакГонагалл остановилась. Драко сразу понял, зачем. Она давала им время собраться с мыслями и подготовиться к увиденному. Вздохнув и опустив глаза, она открыла дверь и кивком пригласила войти. — Мне жаль, — прошелестел ее голос. Билл буквально ворвался внутрь. Позабыв о барьере, он ринулся вперед, к Лили, что лежала на полу между столами. Она была в ночной сорочке, будто ее выманили из спальни не в совсем адекватном состоянии, а ее волосы рассыпались по полу, словно золотой нимб. Окружали ее изломанные белые линии, написанные непонятно чем. Гулко зазвенел барьер, когда Билл натолкнулся на него, а Драко скривился — звук оказался неприятным, бил по нервам. — Назад! — скомандовал Забини и, подхватив Уизли за локоть, потянул на себя. — Ты так его не пройдешь. Билл закивал и умерил пыл, занявшись исследованием барьера. Драко тоже осмотрелся. Вначале медленно приблизился, осторожно коснулся его рукой, затянутой в специальные перчатки, и от его пальцев пошла рябь, как от камня брошенного в воду. Драко проследил рябь до самого ее угасания и подошел к стене. — Что скажешь? — спросил Забини. Он достал пергамент и грифель и, чуть привстав на цыпочки, принялся перерисовывать схему изломанных линий. Потом примерно обозначил расположение стен и барьера, а в углу нарисовал стрелку со сторонами света. Действовал он споро, рука его была твердой, хорошо поставленной, словно различные схемы рисовал по десять раз на дню. Драко что-то такое слышал, будто карты новой местности после Расширения рисовали вручную — так надежнее. Что колдовство, что маггловская техника обычно в процессе сбоили, и Драко как ритуалист понимал причину. Хотя для разведки новых территорий использовали новые методы и технологии. Например, магдронов — совместную разработку магических и маггловских специалистов. Драко пристукнул пальцем по той линии, где барьер упирался в стену, и увидел, как рябь пошла и по каменной кладке с другой стороны от него. Плохо. Барьер — не стена, а очень похоже, что куб. Таким же образом он проверил пол, а потом и потолок. Его подозрения подтвердились — со всех сторон шла рябь, и вряд ли со стороны окон что-то изменится, но он отправил кого-то проверить. Один из младших авроров сел на метлу, и выбив окно, попытался проникнуть с тыла. Сразу же выяснилось, что барьер есть и там. — Я понятия не имею, что это такое, — развел руками Билл Уизли. — Могу лишь предположить, что барьер развернули те линии, что внутри. Но я никогда не видел ничего подобного. Это не руны и не пиктограммы, не символы. — Драко, есть идеи, что за ритуал? — спросил Забини. Малфой покачал головой. Он чувствовал эманации ритуала, на которые и сработала авроратская сигналка, но больше ничего. — Фонит защитной магией и… — он прикрыл глаза. Раз художества вокруг Лили ему ничего не говорили, следует использовать чутье. Только вот ощущения его отсылали в прошлое. Или на него так Хог действует, тянет вспоминать? — Да нет, бред какой-то. — Говори! Мало ли пригодится, — настоял Блейз. Уж он-то к бреду привык и знал, как иногда важны детали и ощущения, даже самые дикие. — Вы помните, какой был фон, когда Снейп одним взглядом тушил огонь под котлами? Очень похоже. — Однако, — выдохнул Блейз. Похоже, даже для него подобное сравнение оказалось слишком. — Нет, Драко, я не помню. Билл Уизли тоже пожал плечами. Возможно, они просто не обращали внимания на то, что Снейп фонил по-разному, когда пользовался палочкой и когда нет. Драко тогда думал, что вся беспалочковая невербальная такая, поэтому не задавал лишних вопросов, и только сейчас понял, что магия была особенной. — Ты хочешь сказать, что вот этот барьер принадлежит умершему двадцать лет назад профессору Снейпу? — уточнил Уизли. — Я хочу сказать, что магический фон похож на его невербалку. А она у него была специфическая. Сейчас, вспоминая школьные годы и редкие встречи на приемах в Малфой-меноре, Драко мог точно сказать, что Снейп не нуждался в палочке, он вполне справлялся без нее, но использовал, чтобы не привлекать внимание. — Ладно, Поттеру мы об этом говорить не станем, когда он примчится, — постановил Забини, устало проводя рукой по волосам. Он сделал знак рукой, и к нему подошел один из служащих. Блейз протянул свои художества ему и велел отправить в отдел. — Хорошая мысль, — согласился Уизли. Драко кивнул. Ему было известно, как реагирует Поттер на имя бывшего декана Слизерина: в свои хорошие дни выпадает из реальности, в плохие — бьется в припадке. Вряд ли, с учетом всех обстоятельств, получится пройти по легкому варианту. — Первый раз такое вижу. Барьер не пробить ни заклинаниями, ни физическим воздействием. Я умываю руки, — Блейз прикрыл глаза, коснувшись рукой переносицы. — Возможно, если покопаться в архиве, найдется нечто, что натолкнет на мысль… Архивы, библиотеки, базы данных. У них нет времени — там лежит ребенок, который, возможно, нуждается в медицинской помощи. Им нужно открыть проклятый куб, но как это сделать? Драко сполз на пол, у самого барьера и принялся смотреть на девочку, которая лежала на каменном полу большого зала. Дочь Поттеров, единственная и любимая. Пол был холодным. Драко ненавидел холод. После Азкабана он его по-настоящему презирал. Камни, истертые сотнями тысяч ног нисколько не напоминали те другие, грязные и влажные. Драко положил руку, ощущая, как она мгновенно заледенела, — не от пола, а от вспыхнувших воспоминаний. «Я верю, сын, что за страхом и отчаянием, которыми с лихвой тебя обеспечат стены Азкабана, ты найдешь там что-то еще», — послышался голос Люциуса из прошлого. Он нашел: мыслесвязь с отцом, зависимость от кофе, и странную почти мифическую способность видеть. Отличать правду от лжи, чувствовать магию, точно в нем появился какой-то необычный прибор. Драко мог. Может, и сейчас стоило попытаться увидеть то, что сокрыто от их глаз? — Принесите кофе! Черный, крепкий, сладкий. Много! — потребовал Малфой, скидывая пиджак и закатывая рукава рубашки.