Моё отражение

      Я проснулась поздно ночью. Меня никто не будил, я не слышала громких звуков, мне не было холодно. Просто открыла глаза, толком сама не понимая почему. И спустя минуту или две хотела вновь попробовать заснуть, как заметила сбоку от себя какое-то шевеление. Повернула голову — темнота. Однако в свете окна виднелся странный силуэт, не похожий ни на стул, ни на оставленный на полу рюкзак. От этого мне стало не по себе.       Я приподнялась на подушках и, потирая глаза, собиралась включить прикроватный светильник, как раздался голос Ято: — Не надо. Это я.       Только он не успокоил меня этим, а наоборот, ужасно испугал: сердце на несколько мгновений будто перестало биться и пот холодными каплями выступил на спине. — Ты думаешь, что творишь?! — прошипела я, два раза ударяя подушечкой пальца по экрану лежавшего рядом мобильного. Он засветился и показал время: половина третьего ночи. — Я с тобой заикой останусь! — Думаешь? — он говорил так вальяжно, словно нехотя и, что странно, не кинулся извиняться. — Я вроде не такой страшный. — Да, особенно ночью, ага! — я держала руку на груди, ощущая бешеные удары под рёбрами. — Ты чего пришёл? Сам же сказал, мне нужно поспать…       Нелепо, но я ощущала волнение, никак не связанное с резким пробуждением и незваным гостем. Внутри меня будто что-то кричало: «Беги!», но я не представляла, с чего бы это. Ято наверняка хотел удостовериться, что со мной всё в порядке, а так как через стекло меня плохо видно — осторожно пролез внутрь. А потом, наверно, и уснул рядом… Этого парня сон может сморить в любом положении и на любой поверхности — уж я-то знаю! — Хотел увидеть. А ты против?       Он продолжал говорить необычным тоном, и я, потянувшись к светильнику, всё же включила свет. Однако никаких неожиданностей — передо мной действительно сидел Ято: прямо на полу, подтянув ноги к груди, — он смотрел на меня, чуть прищурившись. Наверное, от того, что яркий свет ударил в глаза. — Нет, но ты в следующий раз в окошко постучи, пожалуйста, — я не могла долго на него злиться, поэтому, встав с постели, присела рядом и обняла. Ожидая, что он обнимет в ответ, но этого не последовало. — Что-то случилось? — Да, — бросил он, поджав губы. — Типа того. — А мне расскажешь? — я боялась, что он снова заведёт разговор о том, что нам не нужно быть вместе, что человеку, а особенно полупризраку, опасно быть с Богом. Но Ято молчал. — Э-эй? С тобой всё хорошо? — Отлично, — странно, но после этого он слегка улыбнулся: точнее, уголки его губ приподнялись, однако глаза так и остались холодными.       Я заволновалась ещё больше. — Мне кажется, ты лукавишь, — протянув руку, я дотронулась до его лица, пытаясь приободрить, правда, сама не понимая в чëм. — И очень хочу, чтобы ты поделился тем, что тебя беспокоит. Но сначала, может, чай? Как думаешь? — А родители не проснутся? — повернув голову на бок, он будто изучал меня, да так, точно впервые видел. — Не хочу доставлять проблем. — Неа, у них спальня на втором — с кухни ничего не слышно, — встав с коленей, я обула мягкие тапочки и, потянувшись к стулу, накинула махровый халат. — Тебе какой? — Чёрный, — бросил он, снова странно ухмыльнувшись. — Как и всегда. Ты же знаешь. — Ну мало ли, — пожав плечами, я поспешила выйти из комнаты, радуясь, что на время оставлю этого хмурого Ято за спиной.       И, тихонечко спускаясь вниз, думала лишь о том, что же его гложет? Может, он рассказал Юкинэ о нас и тот разозлился? И теперь Ято винит в обиде мальчика меня? Или же он жалеет, что признался в чувствах, и пришёл объяснить мне, что это было ошибочно. И в его сердце не любовь, а лишь симпатия? Или у него просто плохое настроение, и я всё себе напридумала?       Ладно, ночь длинная — уж как-нибудь выпытаю у него, что к чему. А пока нужно заварить чай! Папа говорит — это лучшее средство для душевного разговора. И, нажав на электрическом чайнике кнопку включения, я потянулась к верхнему ящику, собираясь достать пачку, однако…       Тупая боль в затылке…       Резкие всполохи перед глазами…       Чей-то тихий смех…       Тошнота…       И темнота…       А после я открыла глаза уже в совершенно незнакомом месте: в какой-то полутёмной комнате с бетонными стенами и полами.       Жутко замёрзшая, грязная и мокрая. Сбитая с толку и до смерти напуганная. Не представляющая, как я здесь оказалась.       Совершенно одна… — Эй! — крикнула я, силясь окончательно прийти в себя: перед глазами до сих пор прыгали разноцветные пятна, а голова так болела, будто готова была расколоться на части. — Здесь кто-нибудь есть?       Я не знала, хочу услышать ответ или нет, но совершенно точно понимала, что пусть не в этой комнате, но за её стенами явно кто-то прячется. Даже нашла объяснение: воры проникли в наш дом с целью ограбить родителей, но тут на первый этаж спустилась я. Видимо, преступники вырубили меня, чтобы я не увидела их лица…       Правда, в моей версии было несколько белых пятен. Зачем они меня забрали? Чтобы потребовать выкуп? Да, такой вариант возможен, ведь мои папа и мама довольно состоятельные и их имена на слуху. Только к чему запирать меня здесь, в каком-то непонятном месте, да ещё и…       Плавно скользя взглядом по грязным рукам, мокрому халату и поцарапанным ногам, я упёрлась в металлический браслет, надетый на мою ногу, а от него к потолку вела…       Цепь! Тяжёлая, массивная, она бы, наверное, выдержала не одну сотню килограмм, однако к ней была прикована хрупкая я. Но зачем?!       Мне стало ещё страшнее. — Кто-нибудь! — я знала, что меня вряд ли кто-то услышит, но сидеть в тишине стало невыносимо. — Помогите мне! Эй! Вы там? Что вы хотите?       Одновременно с этим я лихорадочно пыталась достать ногу из браслета, но он был слишком узким для этого, а когда решила попытаться скинуть цепь с крепления вверху и подняла глаза, обнаружила довольно необычную конструкцию. Она напоминала мне карнизы для штор: по всему потолку наверху шли металлические дорожки с углублением. И в это углубление был вставлен расширенный наконечник цепи: она могла свободно ездить по ним, как поезд ездит по рельсам, но как-либо сбросить её оттуда не получалось. Со стороны напоминало лабиринт.       А что ещё было удивительно — комната была не просто бетонной коробкой, как мне показалось сначала. Стоило проследить пути этих самых «рельсов» для цепи, я обнаружила, что они подходят к нескольким предметам: к кровати, к столу, к широкому дивану с выключенным телевизором и к ещё одной комнате, которая находилась как бы внутри этой: стены того помещения не доходили до потолка, но были довольно высокими и я не видела, что они скрывают. А выяснять желания не было.       Странно… Неужели у родителей запросили столь огромную сумму, что придётся ждать, пока они её соберут? И что за грабители такие, которые реально подумали над моим маломальским комфортом? Я в жизни с этим не сталкивалась, но считала, похищенных людей прячут где-нибудь в укромном месте с мешком на голове и ждут переданной суммы. А тут…       И мне бы радоваться, что я не в клетке, не в багажнике едущей в неизвестном направлении машины и не закопана где-нибудь заживо, однако страх никуда не делся. Да оно и понятно! Я непонятно где, прикована к потолку, в пижаме и халате, в каком-то подвале, где даже окон нет.       Но всё же я силилась взять себя в руки. А ещё — отделиться от тела, потому как тогда я могла бы попробовать прошмыгнуть мимо похитителей, где бы они не были, и попытаться сбежать. Конечно, в полицию в таком виде я бы не пошла, но смогла бы найти Ято и Юкинэ. Они мне точно помогут! Осталось только… только… выйти из тела.       Но не получалось. Я не всегда могла сделать это по щелчку пальцев, однако если уж хотела и прикладывала силы — рано или поздно у меня выходило. Но только не сейчас. Может, так на меня подействовал страх и неизвестность? Странно, раньше я думала — они, наоборот, огромные мотиваторы, ведь именно в моменты опасности я чаще всего бегала с душой наружу, как говорил Ято. Но сейчас я была будто заперта внутри себя, и это тоже пугало, а ещё злило. Столько раз просила Ято избавить меня от этого, скажем так, недуга, столько раз ругала его, а теперь всё бы отдала, чтобы стать полудухом. Загадочная штука — жизнь. Исполняет желания тогда, когда уже не нужно… — Э-э-эй! — взяв цепь в руки, я начала раскачивать её взад-вперёд. От этого она загромыхала и с отвратительным лязгом начала ездить по рельсе. — Я к вам обращаюсь! Зачем вы меня заперли?       Теперь во мне появилась уверенность, а ещё пришло осознание: если бы меня хотели убить — давно бы это сделали. Но я здесь, а значит, нужна живой. Осталось только понять, где это «здесь» и кто решил меня похитить? — Что вам от меня нужно? — ещё громче крикнула я, поднимаясь на ноги и делая неуверенный шаг в направлении единственной двери, что была выходом из комнаты. Однако цепь не дала мне подойти к ней близко — в ту сторону «рельсы» не вели. — Ау! Я к вам обращаюсь! — Хиёри?       Сказать, что я испытала облегчение — ничего не сказать. Я была готова встретиться с какими-то нелицеприятными личностями, представляла, как они, разозлившись на издаваемый шум, придут и начнут колотить меня или привяжут к кровати, чтобы я не доставляла лишних неприятностей. Или что они, в страшных масках и с оружием в руках, нагрянут в комнату, чтобы снять обо мне видео для родителей, где заставят попросить их делать всё, что скажут эти люди.       Однако где-то в глуби здания, довольно далеко от меня, я услышала родной голос. Ято! — Я здесь! — крикнула я что есть мочи, начав ещё громче стучать цепью. — Ято! Помоги! Я тут! Э-э-эй!       Я надеялась, что путь до меня свободен и любимый не встретит на нём закрытые двери. Хотя… если он с Юкинэ — ему даже стены не станут препятствием. — Я иду! — раздался его голос, как мне показалось, ближе, чем до этого. — Постучи ещё, я не понимаю, где ты. — Здесь! Я здесь! — снова крикнула я, понимая, что рука начала болеть от размахивания цепью: несмотря на то, что я не держала её полный вес — было тяжело. — Ято! Ято, помоги мне! — Сейчас. Я почти… — его голос и вправду приближался. — Хиёри! — Ято! — по глазам потекли слёзы. Мне больше не нужно быть сильной — я могла расслабиться. Скоро я буду в безопасности. — Я в комнате. Тут дверь! — Хиёри? — снова раздалось неподалёку и дверь открылась. — Слава Небесам, ты жива! О, как же я рад! Хиёри!       Он кинулся ко мне, а я к нему, правда, чуть не упав — снова чëртова цепь меня затормозила. Но Ято подхватил меня и обнял так крепко, что я ещё сильнее расплакалась. — Я рядом. Всё хорошо. Я пришёл, — он поглаживал меня по голове, а я не могла остановить истерику, будто, наконец осознавая, что со мной произошло. — Ты цела? Они ничего с тобой не сделали?       Ято внимательно посмотрел мне в глаза, поглаживая по щекам. — Нет. Я их даже не видела, — шмыгнув носом, я перевела взгляд на его руки, поняв, что любимый безоружен. — Ты без Юкинэ? — Да я как понял, что случилось, ринулся вдогонку. Боялся потерять след машины, на которой тебя увезли, поэтому не стал за ним заходить, — Ято опустился на колени, внимательно изучая надетый на мою ногу металлическим браслет. — Чёрт, тут либо ломать, либо найти ключ. Металл толстенный. — А ты нигде по пути не видел топор или… пилу… — я слабо представляла логово преступников, но думала, тут вполне мог быть подобный инструмент. — Или что-то очень тяжёлое, чем можно ударить? — Нет, — Ято засмеялся, хотя я не видела в ситуации ничего веселого. Наверное, у него тоже нервы шалят. — Нужно придумать что-то другое.       Он покачал головой и, взяв цепь в руку, тоже проследил, как она крепится к потолку. — Непонятно, да? — пискнула я, дрожа: бушующий до этого адреналин утих и мне стало холодно. — Зачем кому-то меня здесь запирать? — Понятия не имею, — протянул Ято, водя глазами по креплениям. — Но без Юкинэ тут реально не справиться. Мне нужно за ним вернуться. Подождëшь меня?       Странно, но в его глазах я заметила недобрый огонёк. Это сложно объяснить, но я будто ощущала какой-то дискомфорт рядом с ним. Хотя это совершенно точно был Ято, однако он вёл себя не так. Его реакция на мои слова и действия была не такой, к которой я привыкла. Он был намного спокойнее, чем я ожидала. — Конечно, только возвращайся скорее, — по щекам всё ещё текли слёзы. — Обещаешь? — Разумеется, — выдохнул он, подходя ближе. — Всё будет хорошо, правда? — Да, только ты иди, ладно? Я так хочу домой, — положив руки на его плечи, я приподнялась на носочках и дотронулась до его губ своими. Чувствуя уже знакомую мне мягкость и сладость, ощущая, как бабочки в животе снова завели свой танец. — Я люблю тебя.       Мои глаза были закрыты после поцелуя, и я не спешила их открывать: хотела представить, что я не здесь, не в этом пропахшем плесенью подвале, а где-нибудь на берегу моря или в цветущем парке. Где я говорю Ято слова любви, а он шепчет мне в ответ… — Ну ты и дура!       Когда я подняла веки, в первую секунду была уверена, что мне показалось. Однако, нагло и даже с ехидством глядя в глаза, Ято начал отходить от меня, причём всё громче и громче смеясь.       Это повергло меня в шок. Даже в ступор. Я не представляла, что здесь творится, и как понимать происходящее, но силясь найти этому хоть какое-то объяснение, решила — это розыгрыш. Очень-очень жестокий, идиотский, совершенно не смешной розыгрыш! Однако кое-что в этой теории вызывало вопросы. Ято ударил меня по голове? И забрал из дома, где меня будут искать? И обставил эту комнату ради шутки? — Что происходит? — теперь меня колотило, только холод был уже ни при чём. — Ято? — Прости, я хотел бы попритворяться ещё, но уже надоело. Да и за тобой так смешно наблюдать — я не сдержался! — он снова громко засмеялся, согнувшись и хлопая себя по бедру. — Нет, ну серьёзно! Тебе бы посмотреть на это со стороны. — Я ничего смешного не вижу! — пульс стучал в висках, отчего и без того травмированная голова начала болеть пуще прежнего. — Ято. Что происходит? Где я? — В гостях! — он перестал смеяться, но на его глазах всё ещё блестели слёзы. — Это мой храм, как тебе? — Какой… храм? — я снова обвела взглядом комнату, которая даже за эти полчаса стала для меня ненавистной. — О чëм ты?       Мне хотелось сбежать. И хоть я понимала, что прикована, было ощущение нереальности, что всё это игра или галлюцинации, и стоит захотеть — я смогу. Как во сне, когда что-то кажется невозможным, но ты пробуешь и получается: прыгаешь на огромные расстояния, дышишь под водой, поднимаешь немыслимые тяжести, метко стреляешь из оружия, которое в жизни даже в руках не держала. Однако холодный металлический браслет на ноге твёрдо давал понять, что я не сплю. Что всё взаправду. — Ну я же всё время твердил тебе, что хочу храм, последователей. Ну вот, — он обвёл взглядом комнату и поднял руки, точно гордился ею, — это мой храм. А ты — первый поклоняющийся мне человек. Здорово? — Нет. Погоди, ты… ты ведь не серьёзно? — махая головой, я сделала два шага назад, кажется, впервые так испугавшись Ято. — Что с тобой? Пожалуйста, расскажи, что случилось? Я тебя чем-то обидела?       Пусть он скажет, что пошутил! Ну пожалуйста! — Скорее достала, — более в его голосе не было и капли радости — лишь агрессия. — Давай на чистоту, Хиёри, ладно? Сколько мы знакомы? Два года? И всё это время ты только и делала, что мешалась под ногами! Ничего не давая мне делать самому! А я устал слушать от всех, какая Хиёри молодец: что не дала Юкинэ погибнуть, что вытащила меня из Ёми, что она то, она сё… Прямо святая Хиёри, а я на твоём фоне какое-то чмо!       Я снова отшатнулась. Окончательно не понимая, что происходит. Это же бред! Ещё вчера Ято целовал меня, обнимал, говорил о любви, а уже сегодня… Так ведь не бывает! Здесь кто-то или что-то замешано. — Ято, — я постаралась произнести его имя максимально нежно, — послушай, это же я! Ты… ты ведь так не думаешь. Пожалуйста, посмотри на меня. Неужели я тебя так сильно расстроила? Или обидела? Тогда прости меня, я правда не хотела. Я ведь люблю тебя, и ты тоже говорил, что любишь. Так зачем ты так со мной? — Потому что врал, — он продолжил быть жёстким в своих словах. — Мне приходилось часто делать это, особенно в последнее время. Носить эту маску добряка, убирающего сортиры за пять йен и смотрящего, как другие Боги вытирают об него ноги. Но я устал! Я хочу быть тем, кем я был рождён. Настоящим Ято, которому не нужно прятаться или скрывать свою сущность. Я хочу быть собой, Хиёри. Это разве преступление?       Он смотрел на меня, будто совершенно чужой человек. Но это был он: рост, комплекция, волосы, черты лица… даже спортивный костюм и платок были теми же, которые я видела на Ято изо дня в день. Но глаза были другими: цвет оставался тем же пронзительно голубым, но внутри них были злоба и презрение. А ещё улыбка — та самая ясная и добрая, которую я до безумия любила, нынче напоминала оскал.       Передо мной стоял хищник. А я была его добычей. И ничего не могла с этим сделать. — Ято, пожалуйста, хватит, — я пыталась сдержать слёзы, но не выходило, — ты меня пугаешь! Я очень хочу домой. Умоляю, дай мне уйти, ладно? Дай мне… — Заткнись! — он крикнул так громко, что эхо со звоном отскочило от бетонных стен. — Ты. Никуда. Не. Пойдешь! А если будешь действовать на нервы — я найду способ заткнуть тебе рот. Усекла?!       Я снова пятилась от него, тогда как Ято шёл на меня. И в какой-то момент моя спина упёрлась в холодную, влажную стену. И идти больше было некуда. А он всё надвигался, как коршун, не сводя с меня глаз. Ещё больше пугая. — Тебе нужно усвоить, Хиёри, что того Ято, которого ты знала, — на самом деле не существует. Мне было по кайфу играть этот спектакль и наслаждаться плодами твоего доверия, но я не хочу ждать антракта, чтобы выйти из образа. Я уже это сделал — назло всем. Жаль, придётся вернуться домой и вновь строить из себя неженку и тряпку, зато теперь есть место, где я могу быть собой, — он наклонился, выдыхая слова мне в ухо. — А пока, прости, я должен делать вид, что очень обеспокоен твоей пропажей, и, может, даже прочешу с Юкинэ часть кварталов Токио.       Ято вновь рассмеялся, идя спиной вперёд, не переставая сверлить меня взглядом. — Хиёри! Где ты? Откликнись! — кричал он, явно издеваясь, показывая, как он будет делать вид, что ищет меня на улицах города. — Как считаешь, убедительно? Я даже слезу могу пустить, если надо. — За что… — я застыла. Замерла, как статуя, а внутри будто что-то рушилось. — Что плохого я тебе сделала? — Милая моя, — Ято сладко улыбнулся. — В этом мире не всегда воздаётся по заслугам. Просто есть волки, а есть овцы, и вторые — почти никогда не бывают отрицательными героями. Однако они — еда. Это природа. Понимаешь? Ты ведь сдала централизованный экзамен — ты должна разбираться в этом. — Замолчи… — прорычала я, одновременно радуясь, что смогла возразить, но и пугаясь гонора, который мог не довести до добра. Всё ещё находясь в шоке от того, кому мне пришлось так ответить. — Ухожу, ухожу… — у Ято было крайне хорошее настроение. — А ты, кстати, помойся — там за стеной есть бойлер с горячей водой и душ. И туалет. Я же не изверг! — он показал на огороженную комнатушку. — Только, прошу, убирай за собой! Уж за кем, а за тобой я батрачить не собираюсь! Хватит с меня…       А после, более не сказав ни слова, он вышел.       В двери повернулся ключ и щëлкнул замок.       А я осталась один на один с холодным ужасом и осознанием, что тот, кого я больше всех люблю — оказался монстром.

***

      Не помню, как уснула. Я всё плакала, и плакала, и плакала, пока не кончились силы. Звала на помощь, пока горло не перестало хрипеть. Стучала цепью, пока кожа под браслетом на ноге не начала саднить. Но никто не приходил. Меня никто не слышал.       Я прислушивалась к каждому шороху, пыталась уловить звуки шагов за стеной или где-то неподалёку. А может, шум работающего двигателя автомобиля? Но было тихо, как в бочке: только с потолка, медленно срываясь, падали капли воды. Кап. Кап. Кап. А вместе с ними так же монотонно и обречённо стучало в груди моё сердце.       Как он мог? Я до сих пор не верила, что это взаправду. Даже какое-то время пыталась убедить себя, что мне плохо и я так сильно перетрудилась перед экзаменами, что всё, начиная с ночного пробуждения, — галлюцинации. Или я заболела, и у меня начался бред. Ну ведь не может Ято быть таким! Не может!       Но поняв, что меня окружает не что иное, как жестокая реальность — я вновь плакала, хотя, казалось, слёз уже не осталось. Даже не так… я выла: от отчаяния, душевной боли, разочарования в любви, от потери того, кто был мне так близок. Хотя формально я его не потеряла, и Ято наверняка в ближайшее время навестит меня, но… я потеряла того мужчину, которым дорожила, к которому спешила, которого мечтала обнять после долгой разлуки.       А теперь боюсь мига, когда он вновь войдёт в комнату…       Может, в него вселился дух? Такое бывает? Или его… околдовали? Вдруг чей-нибудь шинки в силах вот так запудрить мозги и Ято действует сейчас не по своей воле? Или он нашёл какой-то предмет, который так на него влияет? Хотя… это уже что-то из фантастических фильмов. Однако ведь не может всё быть так… просто. Ято не может быть злым без причины. Ведь он не такой! Я знаю его! Он пришëл на выручку, когда думал, что меня похитила Бишамон, он защищал меня, оберегал… Ято недавно жизнь мне спас, избил тех ненормальных в проулке! Так где во всём этом логика?       Однако задать эти вопросы непосредственно Ято я не могла. Причëм ещё очень-очень долго. И хоть в комнате не было окна и часов — по моим ощущениям прошло больше суток, прежде чем он вновь вернулся. Потому что я была дико голодна: вода в кране имелась, а вот еды… нигде не было ни крошки. — А вот и я. Скучала? — он буквально ввалился в дверь, перед этим очень долго открывая замок: кажется, ключ никак не хотел вставляться в замочную скважину.       Но я молчала. Смотрела на него, кутаясь в плед, что лежал на кровати — всё же в подвале было ужасно холодно. — Там такой кипишь начался! Все тебя ищут, переживают, — достав из кармана вещицу, в которой я почти сразу узнала фляжку Дайкоку, Ято поднёс её к губам, делая глоток. — Это друг мне одолжил. Я так хорошо играю свою роль, что сам шинки Кофуку настоял, чтобы я выпил. Ох сколько же слёз я по тебе пролил! А как рьяно искал… Даже сам в какой-то момент начал себе верить. Вот что такое талант, отрепетированный годами!       Он снова глотнул из фляжки и сделал шаг, но, не устояв на месте, начал заваливаться на бок, в последний момент ухватившись за стену. — Пардоньте… — он вернул себе равновесие и улыбнулся. — Но меня можно понять. Моя любимая подруга пропала! Представляешь? — Ято, отпусти меня! — я была в ужасе от мысли, как переживают мою пропажу родители. — Это уже не смешно! Ты ведь понимаешь? — А я разве смеюсь? — бросил он, как раз-таки начав хохотать. — Ой, точно! Ну, значит смешно!       Он сделал ещё несколько шагов. Остановился. Потом ещё. И снова встал. Как танцор, исполняющий какой-то танцевальный номер, но при этом делающий это не для зрителей, а для себя. — Ну ты злишься, да? Что меня долго не было? — Ято упал на кровать рядом со мной, отчего я мигом перебралась на другой её конец. — Ну, вчера мы тебя искали до ночи, потом выпили с Дайкоку… А после я отрубился. Проснулся на утро дико голодный, поел дораяки, а потом решил выпить ещё немного! Ну как немного… — он поднёс фляжку к уху и потряс её. — Блин, там почти ничего не осталось! Во дела!       А после перевёл на меня слегка расфокусированный взгляд. — Видишь, на всё есть причина! — И как же, интересно, ты объясняешь своё отсутствие Юкинэ? — меня трясло просто от того, что я находилась рядом с Ято. — Или снова наплёл, что пойдёшь работать?       Мне теперь казалось, что всё сказанное им прежде — ложь: что он работал за мелочь, что убивал призраков ради жизней людей, что его заботит хоть чьё-то благополучие, кроме своего. Но это не самое страшное… Страшнее то, что я продолжала любить Ято, несмотря на произошедшее. Я до дрожи его боялась, в какой-то мере ненавидела, но любила, хоть и презирала себя за это. — Не-е-е, ты чего, у меня же горе! — он приподнялся, пожал плечами и вновь засмеялся. — Я пробормотал, что мне нужно побыть одному… И никто даже слова в упрёк не сказал. Очень удобно! — Несомненно, — процедила я с ядом, ощущая, как урчит в животе. — А мне еды ты захватить не додумался? Или после двух лет общения со мной не усвоил, что люди должны есть каждый день? — Правда? — он деланно удивился. — А попросить об этом, как думаешь, нужно? Или я обязан исполнять твои прихоти просто потому что?       В глазах Ято были высокомерие и надменность. Ему явно нравилось видеть меня в заложницах и понимать, как сильно я нынче от него завишу. Однако даже сейчас, после всего сказанного, я не принимала действительность, краем сознания продолжая искать объяснение всему. Правда… тоже злясь. — Ты запер меня здесь! — закричала я, комкая плед на груди, будто защищаясь им, прячась за его складками. — Ты сам меня сюда притащил и ждёшь… что я буду просить? — Именно, — а он, в отличие от меня, не повышал голос. — Если ты чего-то хочешь — обязана это сделать. А после того, как ты на меня наорала — я жду не просто просьбу. Ты должна… — поджав на миг губы, он просверлил меня взглядом, — умолять. Как тебе такое? — Да пошёл ты!       Спустя миг я пожалела, что сказала это, потому как, вмиг сократив расстояние между нами и замахнувшись, Ято с оттяжкой ударил меня по щеке. При этом вид у него был такой, словно он сдерживался, чтобы меня не убить, и эта пощёчина — лишь начало.       А я даже боли не ощутила. Потому что говорить гадости и строить из себя злодея — одно, но бить меня… Тот Ято, которого я знала, никогда бы не поднял на меня руку! Никогда! Он обещал, что будет заботиться, что не сделает мне больно, а сейчас… нарушил клятву?       Нет! Не может быть! Что-то не так. На это есть причина! — Следи за языком, Хиёри, — его веселая нетрезвость мигом куда-то улетучилась, и, схватившись за край пледа, он резким движением вырвал его, сбросив на пол. А после наклонился надо мной, смотря сверху вниз. — Я не стану больше терпеть твои выходки: споры, неподчинение, эгоцентричность. Ты больше не центр вселенной, и мы все не вертимся вокруг тебя. Даже больше, — он потянулся и, взяв прядь моих волос, начал наматывать её на палец, — ты теперь никто. И если захочу — тебя и на свете-то не будет, поэтому будь осторожнее. Ты ведь умная девочка, верно? Так будь ей и сейчас.

***

      Когда он вернулся вновь, была уже ночь, по крайней мере, мне так казалось, потому что ужасно клонило в сон. Пусть я не видела солнца, но мама всегда твердила, что в каждом из нас есть биологические часы, которые нельзя сбивать. «Твой организм знает, когда нужно спать, а когда просыпаться!» — так она говорила, стоило мне засидеться допоздна за просмотром сериала. Поэтому для меня режим дня вошёл в обыденность: я ложилась и вставала в одно время, даже если были выходные или каникулы. Конечно, делала исключения — без этого никуда, но, в общем и целом, в одиннадцать я всегда старалась лечь в постель. А значит, сейчас примерно полночь.       Я пробыла здесь почти двое суток… — Поднимайся, — открыв дверь и включив яркий свет верхних ламп, Ято явно был не в духе. — На, держи. А то от своей гордыни с голода сдохнешь!       Он кинул в мою сторону пакет, в котором лежала свежая лепешка, яблоко и йогурт. А ещё… шоколадный батончик — он всегда их очень любил, и однажды, вместо большого презента на праздник, я подарила ему целую коробку таких вот шоколадок. Ято тогда был так рад! Несколько дней только ими и питался…       А сейчас он запер меня здесь, и я сижу с этим батончиком в руке, вспоминая тот праздник как… нечто, случившееся не со мной. — Спасибо, — с грустью пролепетала я, ещё толком не сбросив оковы сна. — Прости, что накричала.       Не знаю, почему вдруг захотелось это сказать. Всё же… это ведь Ято! И что бы с ним не случилось — внутри него есть тот самый парень, которого я так любила. Может, если я буду ласкова с ним — он вернётся? — На здоровье, — приподняв бровь, он выказал явное удивление. — Ну ведь можешь же, когда хочешь, не быть сукой. Правда? — Я ею вроде и не была, — пожав плечами, я откусила кусочек хлеба, думая, что никогда не ела ничего вкуснее. — Особенно с тобой… — Это льстит, — однако Ято произнёс это с раздражением. — А можно вопрос?       Плюхнувшись на пуфик, что стоял недалеко от кровати, он с удобством разместился в нём, сложив руки на груди. Наблюдая, как я ем. — Да, — так странно: наш разговор стал таким… обыденным, будто я сейчас находилась в своей комнате, а Ято, как всегда, забежал в гости. — Спрашивай. — Неужели ты раньше и не подозревала, что я такой? В смысле… я был уверен, что пару раз прокололся и ты о чëм-то да догадалась. Но, судя по твоему удивлённому лицу позавчера… — облизнув губы и сощурив глаза, он так на меня смотрел, словно я была экспонатом в музее: с кучей мелких деталей, которые так интересно разглядывать. — Не, я понимаю, что отлично играл свою роль, но… Я ведь сразу сказал, что Бог. Да и Кофуку потом проговорилась о моей… природе. Однако ты от меня не отвернулась. Почему?       Он будто задал вопрос, который очень давно его беспокоил. И теперь с интересом, даже с каким-то напряжением ждал ответа. — Потому что не привыкла судить о людях по словам других, — отложив почти допитый йогурт, я взяла в руки яблоко, но только чтобы хоть чем-то занять трясущиеся пальцы. — Ты ведь… был моим другом. — Был? — а теперь его брови поползли вверх. — Именно, — но, понимая, что разозлила Ято этим словом, быстро добавила: — Но теперь — мы нечто большее. Так ведь?       И замолчала. Понимая: чем меньше скажу — тем меньше вероятности, что эти слова он обернёт против меня. Однако, кажется, было поздно. — А это вообще загадка, — он указал на меня пальцем. — Ты сказала, что любишь меня, верно? Но… ты ведь человек. А я — Бог. Ты не думала, что мы… слишком разные? — Думала, — честно призналась я, водя по яблоку пальцем и замечая, как после этого кожура приобретает больший блеск, — но мы не выбираем, кого любить, разве нет? Так случилось, и я с этим смирилась.       Стало ещё больнее. Ведь если Ято и вправду такой, и водил нас всех вокруг пальца, притворяясь добряком, значит, мои слова для него ничего не стоят. И я призналась в любви тому, кто играл на моих чувствах, жонглируя моими эмоциями, как артист цирка.       И теперь этот кто-то сидел напротив и с совершенно отсутствующим взглядом спрашивал о том, что было для меня почти свято. Про любовь, которую я так нежно хранила, которую берегла и даже лелеяла. Которую он растоптал своим равнодушием, своим предательством.       Или же… моё предчувствие не лжёт и в этих переменах кто-то замешан? Нужно попробовать выяснить. — А можно я тоже задам вопрос? — было сложно смотреть Ято в глаза, но я пересилила себя. — Почему ты так долго притворялся, а сейчас вдруг решил вскрыть все карты? Что изменилось? Это из-за моего признания? — Верно! — ответил он, немного подумав. — Это, знаешь, как играть в игру и понять, что… убил босса. Вроде можно ещё побродить по игровой карте, что-то пособирать, но ведь… уже не интересно! Так и здесь, — он дотронулся до губ, а я вдруг будто бы ощутила их вкус. — Ты так мне доверяла, что даже смешно стало. И смысла притворяться я больше не видел. — И тебе меня ни капли не жаль? — спросила я надтреснутым голосом. — А моих родителей? Они же там с ума сходят… — Нет, — ответ Ято был довольно жёстким, безразличным. — Я — Бог, Хиёри. Сколько раз тебе повторять? И для нас, высших существ, проблемы людей — не более, чем копошение мошек. Да и тебе я, кажется, говорил, что нет для Богов понятия хорошо или плохо. Всё, что мы делаем — правильно априори. И то, что ты здесь — тоже. Потому что я так захотел. И сделал это.       Страх теперь заполонил всю меня, лишая возможности контролировать эмоции. Неужели он и вправду такой? И я пытаюсь искать объяснение там, где его нет?       Нет! Ну не может быть! Это бред какой-то! Человек не в силах так искусно и долго притворяться. Это невозможно!       Однако тут же внутренний голос, будто издеваясь, подсказал: «А он и не человек. Помни об этом!». И слёзы вновь потекли по щекам. — Но я ведь не вещь, Ято. У меня есть чувства! Я ведь живая, и мне страшно быть здесь, — я начала всхлипывать, не в силах сдержаться. — Отпусти меня, пожалуйста! Клянусь, я никому ничего не скажу. И я буду и дальше дружить с тобой, приму тебя любого! Но, умоляю, отпусти. Пожалуйста.       Я, конечно же, врала. И понимала, что после произошедшего уже никогда не смогу находиться рядом с ним, и сделаю всё, чтобы более от его рук никто не пострадал. Или же найду, что так на него повлияло, и исправлю это: одна или с помощью ребят.       Я тоже начала играть свою роль. Ждала…       Но он не отвечал. Смотрел на меня долго-долго, внимательно изучая. Совершенно точно думая о чëм-то, то будто бы уже собираясь подняться с пуфа, то вновь откидывая голову. А я его не торопила. И вот, спустя, наверное, добрых десять минут, он снова заговорил. — Примешь меня любого? — он повторил мои же слова, и я кивнула. — Обещаю. Я ведь понимаю, ты — такой, какой есть. И я люблю тебя! — произнесла я, понимая, что это, к сожалению, правда. — Но я не смогу быть с тобой, если ты причинишь мне вред. Я буду тебя бояться. Разве ты этого хочешь?       Ком встал в горле, и дыхание перехватило от волнения. — Не этого, — тихо бросил он, теперь разглядывая свои пальцы. — Но назад пути нет. Я уже тебя запер. — Это ничего… — замотала головой я, ощущая, как в груди зарождается надежда. — Все ошибаются, Ято. И я… я понимаю, тебе тяжело. Но если ты отпустишь меня, я правда об этом забуду. Не сразу, но я приму случившееся. Потому что не хочу тебя терять, понимаешь? Хочу и дальше быть с тобой, любить тебя, но взаперти — это невозможно.       Медленно перебирая руками и ногами, я подползла к краю кровати, надеясь, что ещё чуть-чуть и я достучусь до него. Ведь не могли эти годы пройти незамеченными! Ято может сколько угодно твердить, что ничего ко мне не чувствует, но я видела его лицо в день, когда он сказал: «Я люблю тебя». Так притворяться невозможно, а значит — у меня есть шанс. — Насильно мил не будешь? — спросил он, глубоко вздохнув. — Прости, но это так, — я опустила ноги вниз, на пол, но пока не решалась встать и подойти к нему. — Пожалуйста! Мне правда очень грустно от того, что я могла где-то тебя обидеть или расстроить, но я обещаю исправиться, — я улыбнулась, силясь вложить в эту улыбку максимум нежности. — Расстегни браслет, хорошо? Я тебя очень прошу. — И ты правда меня простишь? — немного погодя, он тоже сел прямо, смотря на меня исподлобья, будто бы даже совестливо. — Обещаю, — пульс стучал в ушах, руки и ноги дрожали, в животе завязался тугой узел, а вены словно начали гореть от адреналина. — Ты можешь мне верить.       И снова эти минуты ожидания, которые точно длились целую вечность. Однако они прошли, и я, наконец, услышала ответ. — Хорошо, — он, кажется, был не слишком доволен принятым решением, однако покорно поднялся и, достав из кармана кофты ключ, подошёл ближе. — Только пообещай, что никто не узнает. Пообещай, Хиёри! — Обещаю, — теперь улыбка на моих устах не была фальшивой и натянутой. Я уже представила, как обниму маму, как приму ванну, как лягу в свою постель. — Спасибо тебе, Ято! Спа…       Он уже наклонился к моей ноге, морща лоб и двигая ключом по металлу в поисках малюсенькой скважины, как вдруг на смену его напряжённому дыханию пришёл… смех. Сначала тихий, похожий на свист, а после громкий… такой, что давил на уши и резал так глубоко, что хотелось кричать.       Он снова меня обманул. — А-а-а, — спрятав ключик на прежнее место, Ято поднял голову к потолку, разрываемый хохотом. — Мне никогда это не надоест! И ведь снова ведёшься! Снова!       Я всё ещё сидела на краю кровати, когда он стиснул моё лицо в ладонях, не давая отстраниться. — Ну как? Как можно быть такой наивной? С тобой даже играть не весело… Это как разводить ребенка, чес-слово! — Ято… — он был так близко: его дыхание щекотало кожу, глаза пронизывали голубизной, а запах его тела кружил голову… Правда, сейчас я воспринимала его аромат иначе: он казался чрезвычайно приторным, сладким. Видимо, потому что тот, на кого я смотрела — был мне противен. — Это слишком жестоко. Слишком…       Мой шепот скорее походил на скулёж, но я не могла найти в себе силы говорить с ним чётко и громко. — Ты просто не знаешь, что такое жестокость, Хиёри. И поверь, не хочешь это узнавать, — он поцеловал меня в губы, насильно притянув к себе: противный привкус алкоголя наполнил рот, вызывая тошноту. — Но, если будешь умничкой — я не буду делать больно. — Но зачем ты снова врал? — слёзы текли по щекам, попадая в рот, щекоча нос. — Сам сказал — тебе надоело носить эту маску, но ты… — А где я соврал? — он отпустил меня, давая возможность снова отползти подальше, к изголовью постели и буквально вжаться в неё. — Я сказал, что мне тебя не жаль — и это чистая правда. Совершенно не жаль. Ни капли! — в глазах Ято была сталь. — А может, я соврал о том, как не хочу, чтобы ты меня боялась? Так и тут всё в точку! — медленно наклонив голову, он усмехнулся, только это не выглядело дружелюбно. От этой улыбки мурашки побежали по телу. — Я хочу, чтобы ты была в ужасе! Чтобы от одного моего имени у тебя волосы вставали дыбом. Чтобы, слыша мои шаги за стеной, ты молилась всем никчёмным Богам, которые ещё есть на Земле, надеясь на мою милость. А при виде меня, прямо как сейчас, сжималась от дикой паники, потому что, поверь, встреча со мной ничем хорошим для тебя не кончится.       Медленно взявшись за бегунок молнии, он, к моему ужасу, провёл им вниз, расстегивая свою спортивную кофту. А после, так же неспешно сняв её, отбросил на пол. — Хотя было кое-что, в чëм я всё же не прав. И знаешь в чëм? — положив руку на кровать, он наклонился вперёд, точно кот. — Что твоё признание в любви — финал игры и максимум, чего я мог добиться. Это не так…       Меня колотило, потому что я понимала, куда он клонит, но отчаянно отказывалась в это верить. — Я мог пойти ещё дальше, ты ведь понимаешь? Но устал ждать… Все эти твои миленькие шортики, коротенькие юбочки и очаровательные платья. Ух! Моей выдержке можно позавидовать, раз я и пальцем тебя не тронул, — положив ещё одну руку на кровать, он взобрался на неё. — Но вот ведь удача — теперь я могу быть собой. И я буду… — Ято! Нет! — я не знала, куда бежать, хоть и очень хотела, но цепь была в десятке сантиметров от его руки: в случае чего, он схватит её, не дав мне сделать и пары шагов. — Ты не станешь! Очнись, пожалуйста! Это ведь я! Я — твой друг! Неделю назад ты сам спас меня от тех извращенцев, ты не дал им надругаться надо мной, а теперь… — Я лишь защищал то, что принадлежит мне! — казалось, мои слова сначала его удивили, но это было мимолётно. Уже спустя пару секунд Ято снова оскалился. — Ты — моя! Поняла? Во всех смыслах! А я не привык делиться игрушками. — Я живая! Ято! Ну пожалуйста! — я кричала, не в силах справиться с паникой и истерикой. — Ну не делай этого! Пожалуйста! Не надо! Не надо!       Но он уже дотронулся до моей всё ещё грязной пижамы и, рывком расстегнув её, подтянул меня к себе.       Не слыша меня. Не жалея. Не щадя…       Будто забыв обо всём, что между нами было.       Заставляя думать лишь о том, что он собирается делать.       Звук рассыпающихся по полу пуговиц пижамы.       Нехватка дыхания.       Желание закрыть глаза и больше никогда не просыпаться.       Осознание своей беспомощности.       Боль.       И вода… падающая с потолка. Кап. Кап. Кап…

***

      Я больше не сопротивлялась. Почти не дышала.       На щеке, наверное, начал синеть след от его ударов за моё неподчинение, а запястья жгло от слишком грубых касаний. Руки не слушались, как, впрочем, и всё тело. А между ног ужасно болело и щипало, будто там появлялись резанные раны.       Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в душе. Я была раздавлена. И все годы моего существования словно поделились на две части: на жизнь милой, добродушной и не знающей бед Хиёри и жизнь пленницы, что застряла в этом подвале под гнётом тирана, который ещё несколько дней назад был одним из самых родных.       А ведь я хотела этого… Мечтала, чтобы Ято был моим первым мужчиной, но могла ли я даже в самых страшных кошмарах представить, что это будет так? Что он станет зажимать мне рот, дабы не слышать крики и мольбы о помощи, что он применит ко мне столь жёсткую силу, что и не подумает стать хоть немного ласковее в мой первый раз…       Нет. Моя фантазия не была на такое способна… И в тех самых грёзах, что я описывала в дневнике, Ято был нежен, ласков и, постоянно повторяя слова любви, делал всё, чтобы мне было хорошо, порой вовсе забывая про собственные нужды. Он был другой… противоположностью тому, кто сейчас одевался, стоя ко мне спиной. — Считай, я прощаю тебя на первый раз, Хиёри. Ты неопытна — это даже мило, но давай-ка я кое-что тебе скажу, а ты, для своего же блага, постараешься это запомнить, — надевая белоснежную футболку, обтягивающую выпуклые мышцы плеч и торса, Ято повернулся ко мне лицом. — Ещё раз увижу слёзы или услышу крики о помощи — пеняй на себя. Поверь, если ты думаешь, что я был жесток сейчас — глубоко заблуждаешься. Ты не представляешь что мне хотелось сделать с тобой за это! Но я сдержался. Считай — это тебе мой подарок на новоселье, — Ято подмигнул мне и даже улыбнулся. — В следующий раз я хочу слышать стоны и доносящиеся из твоего прекрасного ротика слова благодарности в мой адрес. Поняла? — Ты спятил, — мои пижама и халат лежали на полу, и единственное, чем я могла прикрыться — руки и кусочек выбившейся из-под матраса простыни. — Ты… меня… изнасиловал. Ты растоптал меня. Унизил! И хочешь, чтобы я благодарила? — Именно! — он выглядел вполне серьёзным. — И мало того, я требую, чтобы ты делала это с небывалой страстью. Так, чтобы я поверил, будто лучше меня — никого нет.       Он пошёл к двери, доставая ещё один ключ — тот, который её отпирал. — Понимаю, это сложно, — щëлкнув замком, он посмотрел на меня через плечо, заставляя сжаться от одного лишь его взгляда. — Ну ты уж попробуй. В конце концов, жизнь-то у тебя одна, правда? И её нужно ценить! — он сделал паузу. — Понимаю, ты — моя любимая игрушка, но помни — вещи имеют тенденцию ломаться. А я не из тех, кто их чинит. Помни об этом. И будь умницей!

***

      Внутри пустота… И я будто бы мертва: не телом — душой. Из меня словно вытекала жизнь, оставляя в этом мире оболочку, которую недавно использовали таким мерзким образом…       Я точно падала куда-то. И даже слёз больше не было. Просто сидела на холодном полу, вжавшись в стену, и ждала конца. Ведь он должен сейчас настать? Правда? Ведь хуже быть не может!       Однако я всё ещё жила: утопая в своих мыслях, как в болоте, путаясь в них, захлёбываясь в недавних воспоминаниях того, как жесток был Ято, как его заводила испытываемая мною боль.       Однако я до сих пор не верила в это. Всё словно не со мной, как из какого-то фильма, где тебе ранее знакомый актёр играет нынче не добряка, а злодея. И ты смотришь на его, несомненно, прекрасно отрепетированную, полную желчи речь, но вспоминаешь его — другого: милого, светлого. Того добряка, из-за которого ты пересматривала фильм десятки раз, наслаждаясь его видом и надеясь, что твой муж будет таким же заботливым и милым…       Жаль, жизнь — не фильм. И поставить на паузу — не получится, хоть так хотелось бы! Забыться на каких-то несколько часов, прийти в себя, найти этому объяснение и даже смириться… Но всё слишком явно напоминает о случившемся: скомканная постель, боль в теле и цепь… — она будто бы идёт не к потолку, а в его руку. Руку, которая заперла меня здесь, не собираясь отпускать. Руку, которая держит меня в качестве игрушки. — Мама, я так хочу к тебе, — прошептала я, смотря в стену, представляя в ней окошко, через которое я могла увидеть дверь родного дома. — Забери меня отсюда, пожалуйста. Мама, мне так больно. Мне так больно…       Сердце на части от осознания, что я могу её больше не увидеть. От мыслей, как она сейчас плачет в полицейском участке, снова и снова описывая подробности моего похищения. От представшей перед глазами картины того, как спустя месяцы ей показывают моё мертвое и, возможно, искалеченное тело, которое, точно сломанная игрушка, будет лежать на столе судмедэксперта.       По телу дрожь — не от холода. Это, скорее, предсмертные конвульсии той милой и счастливой девочки, которой я была ещё несколько дней назад. А теперь — я пуста. И единственное, чего могу ждать — освобождения: от этой комнаты, напоминавшей клетку, от боли, от воспоминаний. От его любви…       Что-то тикает в голове, точно отсчитывая минуты до возвращения Ято. Сколько его уже нет? Час? Два? Полдня? В любом случае он скоро вернётся. И время до его прихода, не щадя, бьёт по нервам. Заставляя бояться невидимых часов, стрелки которых спешат у меня в голове. Отсчитывая время до его новых касаний. До ударов. До пыток. — Нет! — будто из последних сил во мне проснулась жажда жить. И я снова закричала: вырвавшиеся звуки были похожи на загнанного, раненого зверя. На крики существа, пойманного в капкан, зовущего на помощь, в надежде на спасение.       Но я знала, что никто не придёт. Не спасёт. Не поможет. Остаётся лишь ждать… Ждать и верить, что вскоре игрушка ему надоест.