Аносмия

Странно. Он до последнего был уверен, что держал под контролем абсолютно все, что мог. Но потом случился «затор» у лекционного зала… и тот блядский гвоздь. Какого хера никто не обращал внимания на гигантский кусок железа, торчащий из дверной рамы? Спасибо провидению (и поймавшему его под руку Бинни), что он отделался лёгким испугом. И курткой. Вот за нее совсем обидно. Пришлось возвращаться к осеннему плащу и клятвенно обещать себе «в понедельник обязательно сходить за новой». Но понедельники шли, а он в магазин — нет. Как-то все время было не до того: предрождественская кутерьма захватила его полностью, заставляя метаться от дела к делу, от задачи к задаче. А стрелка термометра неумолимо двигалась все ниже и ниже… … Ну и вот. Чан тяжело вздохнул и закашлялся. У него еще так много работы… Нужно закончить аранжировку песни, что написал Хани. Написать старосте, что заболел и не сможет присутствовать на практической сегодня. Отменить планы на Рождество. Блять. Он устало потер виски. А ведь у них были такие грандиозные планы… Ладно. Хорошо. Все будет хорошо. Она поймет. Надо решать проблемы по мере поступления. Он потянулся к кухонному шкафчику, вытягивая на свет божий несколько вещей сразу: девственно-нетронутую банку липового меда (Джисон постоянно забывал, что у него жуткая аллергия, поэтому проще было спрятать, чем потом отнимать), эвкалиптовые леденцы (редкостная дрянь, зато убойная) и какой-то початый травяной чай. Вроде бы, грудной сбор, но Чан не совсем уверен — надписи на обшарпанной коробке подтерлись и почти выцвели. На самом деле, Крис ненавидел травяные чаи. И мед тоже. И эвкалипт. Но болеть он ненавидел сильнее — со всей этой слабостью, болью в горле, копящимися делами, которые ты физически не способен выполнять вовремя… Он чихнул и суетливо потянулся за лежащими в кармане бумажными платочками. … сраным насморком. Он, конечно, и без него практически ничего не чует… Еще один оглушительный чих. … но, по крайней мере, может нормально дышать. Он поморщился и заварил-таки чай. В такие моменты парень был почти рад, что не различает запахи — если эта дрянь пахнет так же, какова она на вкус — то ну его нахрен, он бы не осилил. Он обхватил кружку обеими ладонями и устало выдохнул. Тепло. Он и не заметил, что руки настолько замёрзли. Судя по всему, у него начинается жар. Крис снова потянулся в карман — в этот раз за телефоном. Нужно попросить ее зайти в аптеку и принести что-нибудь из антибиотиков. И, может быть, нормальный чай. И капли. Только бы она не сердилась. Чай почти успел остыть, пока он упорно и терпеливо ждал на линии. Привычное дело. Уже даже не раздражает. Ну, почти. — Чаги-и-и-я. — Весело трещит в трубке. Кажется, она уже не дома. Странно, вроде, сегодня у нее выходной, — Только о тебе подумала! Мы тут с подругами вышли в кафе — ну, знаешь, наше любимое — и тут новый кофе, как ты любишь, лавандовый, так что сразу о тебе подумалось, а тут — хоба! — и ты позвонил! На кончике языка крутилось горькое «но я ненавижу лавандовый кофе». Но он молчал. Далеко на заднем фоне слышался многоголосый смех. — Я тоже скучал, — кажется, чай уже совсем не грел, потому что от каждого глотка по нутру расползалось что-то холодное и липкое, — понимаешь, тут такая ситуация… — О! Кстати! Мы тут проходили мимо того ресторана, ну, ты помнишь, нашего любимого, а там выставили табличку с новым меню! Мы просто обязаны туда сходить, как вернёмся после поездки! «Это твой любимый ресторан» — эхом отдалось в голове, когда он вспомнил пафосные цены и отвратительное качество «по-дорогому фотогеничной» еды. — Да, милая, кстати о поездке… — О? Что? Ты таки решил купить новые лыжи, как я тебя просила? Или у тебя все-таки нет лыжного костюма и мы идём за ним на днях? — Да… То есть нет. То есть… А, к черту, — он глубоко вздохнул, прочищая мысли. Под ложечкой неприятно тянуло, — Кажется, мы не сможем поехать с твоими друзьями в этот раз… Тишина. Густая и липкая, и такая плотная, словно к ней действительно можно прикоснуться. Словно в ней можно завязнуть. Ему почти хотелось этого. Было бы намного лучше. Что угодно было бы намного лучше этого разговора. — В смысле «не сможем», — голос в трубке тихий и спокойный, вкрадчивый. Перемена почти его пугает, — она уже через два дня. Мы договорились обо всем еще месяц назад. — Да я… Понимаешь, кажется, я заболел. И не уверен, что физически смогу… все-таки, это лыжная база, а не… — Ясно. Крис удивлённо моргнул. Она редко бывает немногословной. Под ложечкой засосало сильнее. — Ты не злишься? — Получилось тише, чем он планировал. Почти — и он ненавидит себя за это — с мольбой. — Конечно нет, милый. Тихий выдох. Все хорошо. Хорошо. Фух… — Тогда можно тебя попросить купить в апт… — Я не злюсь, — продолжил вкрадчивый голос, — но тебе стоит посидеть и подумать о своем поведении. Телефон чуть не шлепнулся вниз, прямо в остывший чай. — Ч-что?.. — Я думала, ты серьёзный человек, на которого можно положиться, а ты так меня подвёл, — сокрушенный вздох, — так что тебе стоит подумать, в чем ты не прав и, желательно, извиниться за испорченные выходные. Когда я вернусь — нам стоит поговорить об этом. — Когда ты вернешься?.. — Ну да. Брат обещал подкинуть нас до вокзала, не думаю, что для него есть разница, одну меня везти или нет. Мы так давно это планировали, не хочу, чтобы все пошло пизде просто потому, что ты оказался не таким надёжным, как я думала. — Ты серьезно сейчас?.. — Не беспокойся, я передам от тебя привет ребятам, думаю, они не сильно расстроятся. Но с тебя не один поход в ресторан, — она засмеялась и сбросила. За секунду до гудков из трубки донеслось тихое, но чёткое: «Что, опять твой дефектный?..». Чай окончательно остыл. Стемнело. Зимой всегда темнеет рано. Обычно Чана это сильно раздражало — после долгой работы при электронном свете быстрее устают глаза, а при его объёмах дел это всегда превращалось в сильный и продолжительный дискомфорт. Но сейчас это было меньшей из его проблем. На диване холодно. Да везде в квартире холодно. Но ему нужно работать. Не хотелось думать ни о чем другом, кроме песни, которой занят сейчас. Он обещал Джисону закончить аранжировку до отъезда. Да, дедлайн неожиданно подрос, но… «Что, опять твой дефектный?..». Ему мерещилось — или лежащий на его коленях ноутбук начал дрожать? Кажется, у него все-таки жар. И… если ему не изменяет память, жаропонижающих у него не осталось. Блеск. По-хорошему, надо бы сходить в аптеку, но все тело сковало какой-то невыносимой слабостью пополам с пронизывающим кости холодом. Ну и ладно. Он зажмурился. От температуры начинали болеть суставы. Ладно. Еще пару минут. Он сильный, он справится, он приспособится и сходит-таки в аптеку. К своей дефектности же он приспособился. «Что, опять твой дефектный?..». Дрожь стала сильнее. Он так чертовски сильно ненавидит чувствовать себя бессильным. Скрип. Парень распахнул глаза и прислушался. В полной тишине темной пустой квартиры действительно раздался скрип. Входная дверь? Он никого не ждал. Да и ключи, помимо него, были лишь у троих людей в его окружении: его соседа Минхо (который умотал со своим парнем на Рождество куда-то в Пусан, к родне), Джисона (собственно, его парня) и… — Мы ехали, колеса терлися, вы нас не ждали — а мы припёрлися, — весело раздалось из коридора, под грузный стук и шуршание. — Бинни, — удивлённо вздохнул Чан, заставляя себя встать, — Что ты тут забыл? Коридорчик всегда был небольшим, почти крошечным, и почти полностью же забитым разными вещами, вроде пресловутых лыж, вешалки, роликов… Обычно это не сильно бросалось в глаза, но стоило появиться Чанбину (а в плечах он уже давно обогнал и Чана и всех его знакомых, кроме, пожалуй, их тренера по боксу) — как пространство сразу казалось в несколько раз меньше. Особенно зимой, когда количество слоев одежды на мерзлявом, по сути, парне приближалось к десятку. — Я тоже рад видеть тебя, хен, — усмехнулся Со, отряхивая капюшон от тонкого слоя снега. Ну, ладно, Чан скорее думал, что тот сказал что-то подобное, чем услышал. За ярко-розовым шарфом, натянутым на самое лицо (и это при тотал-блэк луке, кто бы мог подумать) разобрать что-то было довольно сложно. — Нет, правда, что ты тут делаешь? — Ну, — друг, наконец, скинул куртку — под ней неожиданно оказался глупый, но милый рождественский свитер с большеносым Рудольфом, — пришел к лучшему другу играть в медсестру. Только сейчас Чан обратил внимание на пакет. Точно. — Откуда ты вообще?.. — Староста, — и пожал плечами. — А как же твоя поездка к родне на праздники? Тот лишь отмахнулся. — Там и без меня есть, кого запеканкой и пряниками откармливать, — он вдруг улыбнулся, — Так что тебе придется смириться с компанией очаровашки-Бинни, хен. Боже, он не просто смирился, он готов был поплыть от облегчения и щемящей благодарности. Но он этого не сказал. А Чанбин и не спрашивал. Кажется, ему действительно просто хотелось позаботиться о нем. Это было… по-странному мило. Наверное, он действительно был очень слаб, потому что происходящее дальше как-то уплыло от его сознания… Кажется, Чанбин говорил о чем-то. Наверное, рассказывал о новостях вузах… А, нет, вроде он упоминал имя Джисона. Или нет?.. Внезапно стало очень тепло. Чан часто-часто заморгал, пытаясь вернуть себе способность анализировать. Глаза слабо жгло. Так. Он лежал в кровати под ворохом одеял. Голова поворачивалась тяжело, словно вдруг налилась свинцом. На прикроватной тумбочке лежала открытая пачка каких-то таблеток и чашка чего-то тёмного. Какао?.. — Попробуй поспать. Жаропонижающее скоро подействует. Он попытался найти друга взглядом, но безуспешно. Где?.. На лоб легла тяжёлая, удивительно сильная рука… в удивительно же мягком прикосновении. — Мда, хен. Ты же в курсе, что доводить себя до такого состояния — это пиздец? А Бинни же говорил… Голос ласковый, словно с ребенком. Чан зажмурился и, не глядя, ткнулся лбом в чужую ладонь. Почему-то так было легче. Словно одно это прикосновение было целебным. — Но мне надо работать, — собственный голос звучал глухо и словно бы издалека, — я так и не успел закончить песню… Вздох где-то рядом. — Отдыхай. Я сам. Честно говоря, он чуть не заплакал, когда тепло исчезло. Но оно быстро вернулось. Чан почувствовал, как под чужим весом чуть прогибается матрас. Разлепить глаза было трудно, но оно того стоило. Все еще довольно темно. Видимо, Чанбин не стал зажигать верхний свет, чтобы дать ему нормально отдохнуть. Комнату слабо освещали лишь прикроватная лампа и экран ноутбука на коленях развалившегося на свободной половине кровати Со. Парень устало бухтел что-то себе под нос — Чан не смог разобрать, что именно, но чётко услышал что-то вроде «чертов трудоголик». Это странно: Чана морозило, каждый сустав буквально выкручивало, тело ватное и каждая косточка болела так, словно по нему прошел асфальтоукладчик… Но ему было до странного тепло. Чанбин щелкнул мышкой. Тишину наполнил мягкий голос Джисона:

«будто лишь ты один мог заметить покрывающие моё сердце шрамы. мне было так тепло, когда ты обнял меня, думаю, на мгновение на глаза навернулись слёзы, ведь это было впервые»

Чанбин чуть нахмурился, переставляя пару ползунков и тут же останавливаясь, чтобы подтянуть повыше рукав свитера. Того самого, с забавным оленем. Отблеск экрана отразился в тонкой оправе его «рабочих» очков (и когда он успел их надеть?). «Уютный» — отстранённо подумал полусонный Чан. Бин задумчиво почесал щеку, вытянув губы уточкой. «Чертовски уютный». Крис придвинулся ближе, упрямо игнорируя ноющие конечности. В последний раз взглянул на чужое лицо — и уткнулся носом в бок друга, буквально вжимаясь в него. Уютно. Тот на мгновение замер.

«я буду защищать тебя, а если поранишься, ничего страшного: я перевяжу объятиями твои кровоточащие раны. ты мой личный грех, от которого не могу отказаться, ведь ты слаще зла»

Чужая ладонь легка на затылок, мягко зарываясь в запутанные кудри. Чан благодарно выдохнул, потеревшись о друга носом и щекой. Хотелось прижаться ближе, еще ближе, чтобы еще теплее. — Спасибо, — вылетело вместе со вздохом. — М?.. — пальцы продолжали ласково перебирать пряди. Чану почти захотелось мурлыкать. — Она сказала, что я ее подвёл, представляешь? — язык заплетался, но он чувствовал, что ему нужно выпустить это все, иначе он не сможет нормально уснуть. — Сказала, что я ненадёжный… что сама поедет… что я ей должен… — широкий зевок, от которого чуть не заболела челюсть, — сказала, что я дефектный. Кажется, чужая ладонь слабо дрогнула. Сверху тихо фыркнули. — Эта дура единственный ненадёжный человек здесь. «Он прав». Конечно, он прав. Чан знает, что он хороший человек, который умеет ставить людей на первое место. Про Бинни и говорить не стоит. Он буквально самое стабильное, самое надёжное, что есть в его жизни. Маленькая широкоплечая константа. Чан так его любит, на самом деле.

«можешь вспыхнуть пламенем, можешь ранить меня, буду кем угодно, только пожелай. можешь ранить меня, мне всё равно. можешь обжечь меня. в отличие от тех, кто убегает от тебя, я тебя защищу»