Бракованная

      У Анжелы есть варианты, что делать теперь, когда Эл спит. Выйти из спальни, оставив хозяйку в покое. Взять вторую подушку с постели и положить на лицо: та слаба и не сможет сопротивляться.              Вместо этого Анжела пялится. И выбирает третий вариант: ложится рядом, лицом к Эл. Не поддается накатывающей волнами усталости, рассматривает закрытые глаза, дрожащие ресницы, кожу, светлую, так и тянущую прикоснуться.              Анжела не прикасается.              Наверное, и пялиться на спящего человека ненормально. Но чувство, заставляющее это делать, похоже на жажду: сколько не делай глотков вкусной воды, кажется, что и этого недостаточно.              Когда распахивается дверь, Анжела поднимает голову. Хоппер. У него нечитаемое лицо, он не производит шума и жестом просит Анжелу выйти. И выходит сам, не дожидаясь. По крайней мере, он не выглядит разозлённым. Не выглядит, будто готов стащить Анжелу с кровати и вышвырнуть за волосы вон.              Уставшее тело не слушается, но Анжела старается не шуметь. У двери не удерживается, бросает взгляд на спящую. Эл, не подозревающая о разворачивающихся прямо в комнате, в доме, в городе событиях, переворачивается на живот, устраивая руку там, где только что лежала незваная гостья, и пальцами цепляется за простынь.              Анжела не станет думать, что это что-то значит.              Это ничего не значит, так?              В коридоре Хоппера не оказывается, поэтому она спускается вниз.              В гостиную с пустым расстеленным диваном. Хоппер поэтому и решил поискать Анжелу где-то ещё: не могла же она потеряться в доме? Интересно, как много времени он потратил? Сразу поднялся к Эл? И что он теперь сделает? Переселит в подвал Уилеров? Отправит в участок? Заставит снять номер в дешёвой гостинице? Попытается выгнать из города, наплевав на Векну?              Хоппер оказывается на кухне в одиночестве. Не сидит, хмуро уставившись в дверной проем, чтобы сбить Анжелу взглядом с ног. Он занят приготовлением чая и не оборачивается, когда Анжела отодвигает стул, чтобы сесть.              — Чай или кофе? — спрашивает обычным голосом.              Анжела будет скучать по тяжёлым вздохам, которые прежде раздражали.              Когда он кажется таким спокойным, становится не по себе. Но это «не по себе» проще засунуть подальше. Анжела расправляет плечи и вытягивает шею.              Он не знает, с кем связался.              Никто из них не знает.              — Кофе, — говорит она, пусть и не так спокойно, как собиралась. Должно быть, устала сильнее, чем думала.              Хоппер достаёт вторую чашку. Иногда он посматривает в её сторону. Но не торопится начинать… что бы не собирался начать: кричать, шипеть, ругаться матом, обзывать последними словами.              У Анжелы много вариантов развития событий. Ни один из них не кажется подходящим. Она бы предпочла сделать так, как они сделали после первой проведённой в этом доме ночи: притворились, что ничего не произошло.              Кофе в кружке крепкий и сварен неплохо. Не так плохо, как Анжела ожидала. Хвалить вслух она не собирается, хотя думала отпустить пару нелестных комментариев, ей хочется и не хочется вывести его на эмоции, сделать предсказуемым, заставить потерять контроль, орать или что ещё он может.              Но она медлит.              Через лёгкую боль заставляет себя держать пальцы на горячей кружке. Смотрит на него, сидящего рядом, с вызовом, но молчит. Не позволяет признаться, что нервничает. Уговаривает себя, что он не услышит оглушительного стука сердца.              Она проигрывает. Пусть они не играли.              — Ты так и будешь молчать? — спрашивает она тихо.              Голос выдаёт напряжённость.              Хоппер удивлён вопросом, переводит на неё взгляд. Может ли он думать о посторонних вещах или ведёт изящную игру? Прежде Анжела прекрасно справлялась с подобными играми и людьми, в них игравшими.              — У меня много вопросов. И я понятия не имею, с какого начинать.              Честный умный коп. Анжела представляла его другим — до того, как узнала, что он не мёртв. Она представляла Джейн и её окружение из разрозненных кусочков увиденного и услышанного. До и после того, как та исчезла. Когда поняла, насколько не хватает девочки для битья, пусть и вышедшей из-под контроля.              Через несколько месяцев ежедневных издевательств, на которые Джейн реагировала слезами, упреками, скорченными обиженными минами, пытаясь то давить на жалость, то обращаться к здравому смыслу, Анжела получила, чего добивалась.              Единственно верная реакция на агрессию — агрессия.              Единственная реакция, понятная Анжеле.              Изувечившая Анжелу, но хотя бы понятная.              Но Джейн исчезла.              Остались мысли о Джейн.              Попытки понять, из-за чего той был дорог отец. Попытки представить чёртов город на другом конце страны, в котором Джейн выросла. Попытки придумать Джейн, чтобы хоть как-то залатать пустоту.              Поэтому Анжелу не смутила мысль уехать в Хоукинс. Убежать как можно дальше и как можно ближе к Джейн, пусть та и могла находиться где угодно.              Фантазии не хватило на воссоздание хоть немного приближённой к реальности Джейн. Да и у кого бы хватило?! Джейн способна швырять людей и таскать машины взглядом…              Анжела смотрит на Хоппера.              — Я не стану отвечать, даже если ты спросишь.              Хоппер не спрашивает. Улыбается криво в кружку, из которой пьет сваренный на рассвете бесконечно тяжёлой ночи кофе, но не спрашивает.              Хоппер говорит.              — Я бы хотел защитить свою дочь от всего. От злодеев, от монстров, от девочек, которые причиняют боль. Я бы хотел спрятать её в надежно защищённом раю, чтобы было всё, что ей нужно. Книжки, фильмы, друзья, вечное лето. А вместо этого я день за днём вынужден наблюдать, как она рискует собой, ввязываясь в драки с монстрами, терпит рядом давнюю обидчицу, вытирает кровь из-под носа, дружит с бывшим парнем, спасает врагов, теряет друзей… Я пытаюсь быть рядом и поддерживать. Пытаюсь говорить, оправдывать и помогать в мире, в котором и сам, как оказалось, нихрена не понимаю. И она говорит. Она отвечает мне. Она остается той, прежней девчонкой с огромными глазами, которую я помню. Пока дело не касается тебя, Анжела. Стоит упомянуть твоё имя, и у неё будто предохранители сносит. А потом я вижу тебя, вижу, что ты делаешь и чего ты не делаешь, и становится хуже. Вы обе вместе и по отдельности сводите меня с ума. Буквально. Особенно теперь, когда вы близко общаетесь с Векной. Когда он ни одну из вас не пытается убить.       — С чего бы ему убивать кого-то из нас?       — Ну, потому что это — Векна? Ты многого о нём не знаешь. Чужие смерти делают его сильнее. Он просил тебя присоединиться к себе не потому, что у него клуб самоубийц. Потому что в этот клуб попадают, ну, наверное, души тех, кого он убил. Их сила. Их память. С Эл у него сил справиться вряд ли хватит. Но вот ты… тебя он не трогает по другой причине.       — Я вовсе не слабая!       — Это я понял. Но речь не о физической и моральной слабости, Анжела. Он оставляет тебя рядом с Эл живой не просто так. Не просто так он именно в твоём отношении позволяет… то, что позволяет.       — И какие у тебя версии, шериф?              Анжеле хочется всё разрушить. Игривой интонацией. Тупым вопросом. Чем-нибудь, только бы не признавать в разговоре на рассвете чужую исповедь, способную перемолоть внутренности.              Хоппер не ведётся на провокацию. Хоппер видит её насквозь.              — Я думал, что вы обе друг друга ненавидите. Я хотел избавиться от тебя как можно быстрее. Чтобы Эл вообще не узнала о твоём приезде. Но она узнала. И Векна не позволил тебе уехать. И ты… ты спала первую ночь в её постели, Анжела. Ты проехала через всю страну с пистолетом не для того, чтобы пристрелить её. Ты, может, и ведёшь себя, как сумасшедшая, но… ты не кажешься сумасшедшей. Так зачем ты приехала?              Анжела не хочет отвечать.              Анжела не знает ответа.              — Ты — слишком старый, чтобы понять.              Хоппер замирает, не уверенный, что услышал правильно.              — В Ленора-Хиллз это — обычная манера общения со взрослыми?       — Просто я прямолинейна, — хмыкает Анжела, приятно удивлённая реакцией.       — И всё же, попробуй объяснить то, чего я не могу понять… потому что старый.       — Я не хочу разговаривать о подобных вещах с тобой.              Хоппер сбит с толку.              — Ты — не мой друг, если что, — продолжает Анжела, в глубине души надеясь, что вот-вот заткнётся. — Я даже друзьям не рассказывала большую часть правды. Я вообще редко кому-то что-то рассказываю. И… я предупредила, что не стану отвечать на твои вопросы, так?              Кивок. Лицо Хоппера расслабляется, и Анжела понимает: не к добру.              — Ты же помнишь, что я — коп? Шериф в маленьком богом забытом городе, а у тебя поддельные документы, ворованная тачка и пистолет.              Анжела ждёт.              — Сутки в участке развяжут твой язык?              Анжела закатывает глаза, не уверенная, что ответ отрицательный, но не готовая сдаваться задолго до начала суток в участке.              Её безумия хватит, чтобы попробовать.              — Ты не поступишь так.       — Ты меня плохо знаешь. Я — бессердечный старый человек…       — И чувства юмора у тебя нет.       — Всего этого достаточно, чтобы запереть тебя в участке на сутки, Анжела.              Это вряд ли тот опыт, который ей нужен. К тому же, Хоппер не говорит серьёзно. Не говорит же?              — Я пытаюсь разобраться в себе, — неожиданно для себя признаётся Анжела. — В причинах того, что делала с Джейн… с Эл. У меня пока не получается. Но я приехала сюда для этого.       — Ты же знаешь, что у тебя не получится пристрелить Эл?       — Она не всесильна.              Хоппер мрачнеет. Не потому, что думает, будто Анжела попытается пристрелить его дочь.              Никто не может быть всесильным.              — В случае чего я найду тебя где угодно. Если не я, то найдут другие. Как ты могла понять, Эл здесь много кому дорога.              Как от трепетной исповеди они перешли к угрозам? Анжела хотела бы понять это до того, как это произошло, потому что вовсе не этого добивалась.              — Я не думаю, что стану причинять ей боль.       — Этого недостаточно, Анжела. Не потому, что ты уже это делала. Потому что за тобой следит Векна. Ты… расскажешь, если он предпримет что-либо?              Анжела не даёт обещаний. Особенно тех, которые не сможет сдержать.              — Если смогу.              Векна аплодирует.              (Анжела надеется, что это — кошмар, в который она провалилась)