Бракованная

      Анжела с облегчением понимает, что Хоппер, несмотря на произошедший между ними двумя разговор на кухне, ведёт свою игру.              Исключает Анжелу из круга близких Эл, находя дурацкие причины.              Поэтому вечер унылой пятницы Анжела проводит в компании скучных Стива и Робин, в большом доме, принадлежащем родителям Стива, с бассейном и двумя внушительными этажами. Она изучает расположение комнат, пока хозяин, получивший в нагрузку внезапную гостью, заказывает пиццу и судачит с Робин о какой-то фигне.              Дом пахнет старыми деньгами — теми, к которым так стремятся родители Анжелы. Вокруг нет кричащих предметов роскоши. Мама Анжелы, каким бы чувством стиля и вкуса не обладала, стремилась воссоздать вот эту небрежную сдержанность. У неё редко получалось.              К тому же, дом создан для вечеринок, Анжела насчитала, по крайней мере, несколько дорогостоящих аудиосистем, способных разбудить эту часть города.              Вряд ли ими пользуются.              — Твои родители не боятся, что ты станешь устраивать вечеринки? — интересуется Анжела как бы между прочим, возвращаясь на большую, обустроенную по последнему слову, кухню.       — Вечеринки? — хмыкают одновременно Стив и Робин.              Интонации у них разные. Стив озадачен, Робин — язвительна.              — Ну да. Такие мероприятия, когда ты врубаешь музыку, достаёшь запасы алкоголя и приглашаешь друзей.       — Тебе следовало приехать из Леноры, чтобы сообщить нам, что такое вечеринки.       — Что ж, я выполнила свою миссию. Уезжать не собираюсь, не улыбайся, Робин.       — Я хотя бы попыталась избавиться от тебя законным путем.              Стив разливает по красивым бокалам лимонад. Ни капли алкоголя. Не так, чтобы Анжела хотела напиться.              — Так почему Хоппер удалил меня из дома? Вряд ли они устраивают вечеринку, на которую не позвали вас.              Анжела устраивается за столом рядом с Робин, подвинув локти той без зазрений совести — она и сама не прочь развалиться на такой столешнице, но Робин занимает слишком много места и выглядит так, будто встроена в интерьер. Значит, проводит здесь достаточно времени. Анжеле интересно, какие отношения у Робин со Стивом, но не чувствует искр или сексуального напряжения между ними.              Хочется вскрыть их головы и покопаться внутри в поиске ответов.              Но Анжела — не Эл.              Анжеле приходится действовать иначе.              Стив косится с сомнением:              — С чего ты вообще взяла, что он тебя удалил?       — С того, что он отвёз меня сюда под совершенно идиотским предлогом. Вам не нужна помощь. Вы не смотрите фильмы по вечерам пятницы.       — Почему не смотрим? — переспрашивает Робин.       — Вы работаете в видео прокате. Вас должно тошнить от фильмов и кассет, на которые они записаны.       — Не тошнит, — вяло возражает Стив.       — У них семейный вечер. Ты — не часть семьи, поэтому ты здесь. Будешь смотреть с нами фильмы, от которых нас не тошнит, и есть попкорн. Попкорн прилагается к хорошему поведению.       — Вам, что, по сто лет?       — Как это связано?       — Мы находимся в шикарном доме, созданном для вечеринок, Стив, и будем проводить вечер настолько скучно?              Они переглядываются. Анжела убеждается, что они — друзья, потому что не видит ничего, что выходит за пределы дружеского.              — Именно так, Анжела. Я не провожу в доме родителей вечеринки.       — Хороший мальчик? Или непопулярный? Мне казалось, люди с твоими данными — внешность, деньги, — популярны.       — Стив был популярен.       — Мне не нужна популярность.              Ответы звучат одновременно. Анжела хмыкает и устраивается поудобнее. Здесь определенно есть, что узнать.              — Был популярен, — тянет она. — Пока не связался с фриками?       — Больше Хоппер нам тебя не сбагрит, — заявляет Робин. — Ты в курсе, насколько неприятно с тобой общаться?              Анжела делает вид, что задумалась, и пожимает плечом.              — Если мне нужно быть неприятной, чтобы получить вечеринку в пятницу…       — Господи, успокойся уже. У нас будет тихий вечер, который мы проведём, заперев тебя в одной из комнат, потому что Хоппер нам уши оторвёт, если ты что-то натворишь.       — Необязательно что-то творить.       — Вечеринки буквально созданы, чтобы что-то творить, Анжела.       — То есть, вы и до меня знали, что они такое?              Оба закатывают глаза. Синхронно. Робин ещё и складывает руки под грудью.              — Не всем, знаешь ли, нужно так бездарно проводить время.       — Насколько бездарно? Танцуя, выпивая, общаясь с друзьями и расслабляясь? Все, кого я встречала в этом чёртовом городе, напряжены. Невыносимо находиться здесь.       — Может, вернёшься в Ленору?              Робин предпринимает очередную попытку.              Хотя прекрасно знает, что Анжела при всём желании не может. И Робин, и Стив видели, во что превратилась купленная Анжелой машина после встречи с живыми лианами. Её даже в ремонт не стали отвозить: дешевле купить новую, если проблема с выездом из города каким-то образом пропадёт.              Если.              — Томми устраивает вечеринку, — вспоминает Стив. — Он вернулся на выходные из университета…       — Кто такой Томми?       — Его бывший друг. Тот ещё мудак.              Анжела смотрит на Стива, ставшего унылее. В испорченном настроении не виноват ни Томми, ни его мудачество. У Стива меняется голос, когда он говорит об университете.              Как сама Анжела говорит иногда с Джейком или Стейс о собственном лице.              — У тебя есть деньги, — говорит очевидные вещи Анжела. — У твоих родителей наверняка есть связи. И ты не выглядишь глупым, хоть и работаешь в прокате кассет. Но ты учишься где, в местном колледже?       — Хоппер ничем не расплатится за этот вечер, — Робин смотрит на Стива. — Анжела, тебе вообще зачем в это лезть?       — Затем, что у вас вся чёртова жизнь впереди, а вы проводите вечера как столетние живые мертвецы.       — Эй! Сказано тебе, что не всем нужно то, что нужно тебе! Все люди разные…              У Робин в запасе несколько часов размышлений вслух о подобных вещах. Это не вполне ложь, это какая-то полуправда, с которой каждый из них как будто смирился.              Стив, может быть, и смирился. Но выглядит настолько потерянным, насколько может выглядеть.              — Стиву нужно, — прерывает разглагольствования Анжела. — Так почему ты здесь?       — Явно не потому, что тебе нужна нянька, — фыркает Робин.              А Стив отвечает, пусть и с таким лицом, что лучше бы не отвечал:              — Потому что я не могу уехать.       — Не убедил. Почему ты не можешь уехать?       — Потому что я по уши в этом, Анжела. Потому что тебя Векна не выпустит, а я сам хочу его уничтожить. Этот ублюдок сделал всё, чтобы я остался. Чтобы я попытался ещё раз. Чтобы… либо я, либо он.              Анжела помнит, что они рассказывали о встрече с Векной. Но убеждает горечь в голосе Стива. И то, как он сжимает полотенце. И то, как выглядит: уверенно и обреченно.              — Я поняла: у каждого из вас долгая история с Векной, — подводит итог Анжела, не желающая лезть в ужасы прошлого. — Но это не значит, что вы должны игнорировать вечеринки. Как ещё вам показывать Векне, что он вас не сломил, если не пытаться жить?              Они переглядываются.              — «Вечеринки» не равно «жизнь», — пытается спорить Робин.       — Там наверняка ставят Мадонну, которую ты так любишь.       — Я… мне нравится Мадонна, но мне не нравятся толпы пьяных людей…       — А Стив от них в восторге.       — Кто, я? С чего ты вообще взяла…       — Ой, да мне всё равно. Сегодня пятница, и мне хочется смести с вас древнюю пыль. Векна не знает, с кем связался, так?              Её очевидный энтузиазм вот-вот погаснет под скептическими взглядами старших. Анжела встает.              — Хорошо, я вас с собой не возьму. Оторвусь сама. Где живет Томми? Ой, да не переглядывайтесь опять! Я уже решила, и я иду. С вами или без. Зная, куда идти, или ориентируясь по наитию.       — Ты в городе, в котором нельзя по наитию.       — Тогда вы должны меня защитить. Сделать всё, чтобы я не попала в неприятности.       — Лучше запереть тебя в спальне.       — Ну, я не собака. У тебя не получится. Из домов, вроде этого, можно удрать через окно.              Ошарашенный Стив, смутившийся после упоминания окна, переводит взгляд с Анжелы на Робин. Подруга, пусть и не выглядит вдохновленной, встаёт.              Стив предупреждает — Анжелу, Робин или самого себя:              — Хоппер нас убьёт. И её убьёт тоже.       — Тогда тем более нужно повеселиться, — хмыкает Анжела.              Пока она давит на Робин (та может не любить тусовки, хотя бы потому, что к ним не привыкла), расписывая в красках, что будет весело, Стив звонит по телефону. Анжела слышит разговор краем уха, понимает, что он разговаривает с Нэнси.              С той Нэнси, которая сестра Майка Уиллера.              Какой чертовски крохотный город: все друг с другом тесно связаны.              — …она — исчадие ада! Я пытался сопротивляться, но… мне нужна твоя помощь. Пистолеты? Нет, мы не станем стрелять в неё, тем более, прилюдно…              Они едут к Томми на вечеринку, куда их не приглашали, на машине Стива. Анжела вновь изучает город, слишком тихий для вечера пятницы, пока Робин пытается прихорашиваться, глядя в зеркало заднего вида, а Стив ворчит, что это — плохая идея.              Дом с вечеринкой сначала слышен, а уже потом — виден. Выбор песни немного удивляет Анжелу: для провинциального Хоукинса «Relax» Frankie Goes to Hollywood звучит достаточно эпатажно.              Громкая музыка подчиняет себе биение сердца.              Relax don't do it       When you want to suck it, chew it              Расслабься, не делай это       Когда ты хочешь сосать это, кусай это              Это похоже на возвращение в родную стихию.              Анжела не считает себя тусовщицей, но ею является, во многом благодаря образу — чирлидерша, умная, стильная, встречающаяся с классным парнем, дружащая исключительно с популярными девчонками.              Богатые красивые девочки любят вечеринки. Отрываются на вечеринках.              Вечеринки в случае Анжелы отрывали её от унылой роли. На вечеринках с алкоголем она могла быть самой собой, не выпивая. Пьянила музыка.              Стив косится. Анжела уверена: он хочет развернуть машину, отвезти её в пустой молчаливый дом родителей и запереть в одной из спален.              Она открывает дверь до того, как машина полностью остановится. Стив ругается, Робин сворачивает шею в сторону неугомонной пассажирки.              — Она — зло в чистом виде, — говорит Стив, когда Анжела уже направляется к дому. — Эй, тебя даже не звали!       — Ой, да брось. Кто в таком состоянии сверяется со списком гостей?              Анжела знает: всем плевать, кто тусуется, когда алкоголь льётся рекой. Это после вечеринки, когда головная боль становится центром вселенной, а злость и неудовлетворённость необходимо куда-то девать, появляются сплетни и слухи.              Сейчас Анжела свободна, как никогда: никто из присутствующих, кроме Стива, Робин и наверняка присоединившихся Нэнси и, возможно, Джонатана, с ней не знаком.              Робин пытается успеть за Анжелой и бурчит что-то под нос: благодаря музыке Анжела не разбирает ни слова.              Дверь дома распахивается, музыка становится громче, внутри видна разномастная толпа, пахнет алкоголем и, немного, травкой. Робин застывает на месте и оборачивается на Стива. Анжела морщит нос: неужели они реально не бывают на классных вечеринках, если один их вид вызывает что-то вроде паники?              Не желая думать об этом, она пропускает едва стоящего на ногах парня, который скатывается по ступеням, и оказывается внутри. Где люди, музыка, алкоголь и многоголосый шум окончательно приводят её в порядок. Где она расправляет плечи и улыбается.              Робин дергает её за запястье.              — Эй, не отходи далеко, — орёт на ухо, не уверенная, что и так её можно услышать. — И не пей ничего. И…              Анжела бросает единственный взгляд и Робин захлопывает рот, хотя наверняка собиралась много чего сказать.              Они пришли тусоваться. Нравится им это или нет — они пришли не для того, чтобы постоять в тёмном углу, наблюдая, как другие накачиваются спиртным и дёргаются под музыку, не слыша ритма, накуриваются хрен пойми чем или вылизывают чужие рты.              В коридоре нет свободного места, но Анжела и не собиралась здесь оставаться. Она идёт туда, где может оглохнуть. Робин следует за ней, обходя пьяных или целующихся парней и девчонок, матерясь и спотыкаясь на каждом шагу.              Она догоняет Анжелу перед полной народа гостиной, где включены на всю мощь колонки. Каким бы не был мудаком Томми, в технике он толк знает. Анжела наслаждается, как от басов и голоса солиста дрожат внутренние органы. Робин выглядит так, будто съела лимон и порывается прикрыть уши руками. Анжела не позволит: начало следующей песни убивает едва держащиеся предохранители.              — Мы идем танцевать, — сообщает она, не рассчитывая, что Робин услышит.              Робин корчит недовольное лицо.              Анжела уверена, что она говорит о собственной неуклюжести или, что не умеет или не любит танцевать.              Хватке Анжелы никто не может сопротивляться, и Робин, ненавидящая и побаивающаяся толпу, тащится за исчадием ада. У Анжелы получается найти среди дёргающихся тел относительно свободное пространство и — ровно тогда, когда начинается припев:              She's a maniac, maniac on the floor       And she's dancing like she's never danced before              Она — помешанная, помешанная на танцполе       И она танцует так, как никогда не танцевала прежде              Чёртов мир растворяется в музыке, со всей темнотой, одержимостью, кровью, кошмарами и навязчивыми мыслями. Анжела впервые за долгое время отпускает себя, не думая о ритме и плавности движений, которые должны завораживать всех, кроме неё самой. Она чувствует Робин, которая поддаётся чужому настроению и начинает двигаться в такт — весьма неловко, но Анжеле плевать.              Слова песни кипятят кровь; солист поёт именно о ней — помешанной на танцполе, не существующей нигде, кроме танцпола, и только здесь свободной. Анжела не может не улыбаться. Анжела не думает о шраме, на который здесь никто не станет смотреть. Ни мыслей, ни воспоминаний, только музыка, ритм и движения, ничем не стеснённые, никем не ограниченные.              Никого нет, кроме неё; пусть даже её задевают чужие руки и ноги. Пусть она чувствует, как толпа вокруг дышит и так же поддаётся музыке.              Никого нет. Она будто оказывается в альтернативной версии не имеющего ограничений чёрного пространства, но это конкретное пространство принадлежит и подчиняется исключительно ей.              Анжела прыгает и бесится, и сходит с ума, и улыбается, и закрывает глаза. Анжела — и есть музыка: дерганная, инструментальная, несуразная, с гитарными проигрышами и ритмом, похожим на отсчет.              В воображаемом пустом пространстве Анжела чувствует на себе внимательный взгляд. Не тот, от которого хочется прикрыться. Не принадлежащий тому, кого хочется ненавидеть.              Ей кажется, будто на неё смотрит Эл.              Но в дёрганной толпе нет Эл. Анжела воображает ту, стоящую рядом — или поодаль. Наблюдающую. Неподвижную. В чём-то пугающую.              Вместо того, чтобы остановиться, Анжела улыбается шире, чуть запрокидывает голову, облизывает враз пересохшие губы, касается собственного тела так, как хотела бы касаться чужого …              В эту игру можно играть вдвоём, не так ли?              (Анжела заставит сыграть и Эл)