Бракованная

      Отделить одни ночные кошмары от других не получается.              Хотя бы потому, что это не всегда кошмары.              Векна действует прямолинейно. Напористо. Не прячется под иллюзией нормальности.              У Векны ряд любимых декораций.              Лаборатория из прошлого: однообразные коридоры, крохотные палаты, белая плитка, радужная окантовка в игровой комнате.              Старый дом: тёмные помещения со старой мебелью, лестница на второй этаж, лестница на чердак. На чердаке пыльно, горят свечи.              Красное пространство с высокими скальными выступами, оплетёнными лианами.              — Присоединись ко мне, — просит Векна, демонстрируя очередной фрагмент своего мира.              С болью, с кровью, с мерзкими тварями, поглядывающими на Анжелу.              Она боится испачкаться.              Она всегда ходит босиком.              Векна так и не понял: дурацкие экскурсии в его жизнь имеют обратный эффект.              Или имели бы.              Потому что есть Эл.              Анжела предпочитает Эл.              Невозможно разобраться, видит ли она Эл во сне или в реальности. Никаких внешних различий. Дом Байерс-Хопперов. Лаборатория.              Иногда сон начинается во сне, когда Анжела просыпается от предыдущего.              Это сводит с ума.              Эл сводит с ума.              Разговоры сводят с ума.              Собственные мысли — те, что посещали и во снах, и в реальности, — сводят с ума.              — Это сон? — спрашивает Анжела.              Эл сидит на расстеленном диване. Стрелки на часах перешли за полночь. Анжела чистила зубы в ванной, тянула время и презирала себя за слабость. Она не может бояться. Ни Эл, ни Векны.              Страх имеет обратную силу: привлекает, разогревает и ожесточает нападающего.              Анжела не хочет становиться жертвой.              В смене ролей — извращённая справедливость.              — О чём ты? — спрашивает Эл.       — Ты приходишь сюда каждый вечер, а потом я просыпаюсь. Ты приходишь ко мне во сне?       — Мне кажется, ты путаешь меня с Векной. Он приходит в кошмарах, не я. Я пыталась тебе объяснить, в чём разница.              Анжела сжимает край футболки и чувствует ткань. Дёргает рукой, вызывая движение воздуха.              Всё ощущается нормальным.              Всё кажется реальным.              Анжела щипает кожу на запястье. Слабая боль.              Анжела ненавидит причинять себе боль.              — Зачем ты здесь? — повторяет вопрос и медлит, прежде чем сесть рядом с Эл.              Она всегда держится подальше от Векны.              У неё не хватает сил держаться подальше от Эл.              Подозрения, усиленные сходством двух непохожих друг на друга людей, ничего не меняют.              То, что делал с ней Векна, приняв вид Эл, ничего не меняет.              Анжела хочет Эл и сохраняет дистанцию с Векной.              Анжела больна.              — Мне не спалось.       — Ты могла разбудить кого угодно. Хоппера, Уилла.       — Но ты ещё не ложилась. Я думала, что ты станешь разговаривать по телефону. Дала тебе время поговорить. Почему ты всегда разговариваешь по ночам? Хоппер всё равно увидит счета за звонки…       — У меня есть достаточно денег, чтобы он не орал.       — Он не станет орать. Он… хороший. Лучше, чем ты думаешь. И никто из нас не станет подслушивать твои телефонные разговоры. С семьёй, с друзьями. С парнем.              Звучит неплохо.              Жаль, что неправда.              — Ты ведь уже знаешь, что я и Джейк не встречаемся.              Эл не смущается.              — Нет ничего плохого в дружбе с бывшим парнем.       — Мы с Джейком не такие, как ты и Майк. И, господи, почему Майк?!              Анжела давно хотела задать этот вопрос. Переборщила с интонациями, забыв, что Эл — не Уилл.              Эл краснеет.              И отвечает:              — Потому что Майк первый отнёсся ко мне хорошо. Заботился обо мне. Не кричал. Не пугал. Лучшее, что со мной случалось в жизни на тот момент. Большой дом, вкусная еда и человек, который говорит терпеливо и ласково.              Анжеле кажется, что этот разговор уже был.              Что они уже сидели когда-то вот так рядом, не слишком близко, но достаточно, чтобы Анжела чувствовала чужое тепло. И разговаривали о Майке. Возможно, в ещё одном сне. Возможно, не во сне.              Эл не повторяет то, что говорила прежде.              Эл говорит об этом с Анжелой впервые.              Может, вообще говорит впервые.              — У тебя не слишком много требований к парням.       — Просто тебе не нравится Майк. Как и ты ему не нравишься.       — Ему не я не нравлюсь, — фыркает Анжела. — Ему не нравится, как я пристаю к Уиллу.       — И не только ему, — фыркает Эл и, смутившись, отодвигается. — Уиллу это тоже не нравится.              Это дико, но Анжела чувствует не ложь. Полуправду, которая хуже.              Анжела чувствует себя немного Майком.              Потому что, сосредоточившись полностью на Майке, она, кажется, упустила что-то важное.              Что-то интересное.              Потому что её приставания злили Майка, раздражали Уилла и… цепляли Эл?              Не потому, что Уилл был сводным братом, а Анжела — обидчицей.              — Ты тоже ревнуешь? — спрашивает Анжела, не до конца веря в вероятность подобного.              Эл отворачивается в сторону и сжимает кулаки.              — И кого к кому?              Анжела не может остановиться.              Сон это или не сон — не имеет значения.              Анжеле хочется начать верить, что это — реальность.              Прежние сны и вполовину не выглядели такими. В прежних снах не находилось места диалогам.              Возможно, дело в мрачном, тёмном Хоукинсе, прячущем мрачные тайны и окровавленные трупы.              Возможно, дело в Анжеле.              Или — в Эл, которая ведёт себя так, будто Анжеле есть, на что надеяться.              Она придвигается ближе и накрывает кулак Эл раскрытой ладонью.              Эл каменеет, задерживает дыхание.              — Ты ревновала Уилла? Или всё-таки меня?              Она не уверена, какой ответ хочет услышать.              Оба варианта пугают.              Эл может промолчать. Эл может вырвать руку. Эл может вырваться.              Они обе знают, кто сильнее.              Они обе знают, что вернулись на прошлые места. Эл — покорная, замершая в ожидании жертва. И Анжела, ещё не знающая, что сделает в следующий момент — ударит или погладит.              У Эл горячая кожа. Тонкие пальцы, способные гнуть железо на расстоянии и швырять монстров в стены. Сердце Эл бьётся в висках Анжелы, запах Эл — насыщенно-цветочный, заполняет гостиную, дом, вселенную. Анжела не может надышаться, наклоняясь ниже, утыкаясь носом в ключицу, частично скрытую одеждой.              Эл молчит.              Эл не шевелится.              Эл сейчас — Джейн.              Покорная, всё принимающая Джейн — от обидных слов до вылитого в лицо молочного коктейля.              На языке у Анжелы горечь.              Спадают хлипкие декорации, и разрушаются миры. Придуманная Джейн больше не интересует.              Во снах годом раньше Джейн мало напоминала себя настоящую. Во снах годом раньше Джейн не оставалась замершей фигурой в ожидании приговора.              Анжела отстраняется.              Пытается.              Медленно убирает руку от чужой руки.              Но она рядом с Эл.              И Эл, секунду назад не шевелящаяся и терпеливо ждущая чего-то, прижимает руку Анжелы к своему животу. Анжела чувствует под пальцами ткань, жар тела и дрожь.              Она чуть отодвигается, шевелясь ещё медленнее прежнего, чтобы увидеть лицо Эл. С пересохшими губами и лихорадочным взглядом, который вместе с дрожью под пальцами говорит Анжеле многое.              Анжела гладит Эл по животу, сминая ткань, и едва заметно толкает. Эл подчиняется, опускаясь спиной на разложенный диван, но смотрит не на скрытый темнотой потолок, а на саму Анжелу.              Эл облизывает губы. Эл держит свою руку на руке Анжелы, следует — бездумно и потерянно — за движениями.              Если это не разрешение, то что это?              Анжела почему-то не верит.              В глазах Эл противоречие, Эл напряжена, следит за Анжелой и, пусть дыхание сбилось, Эл не выглядит, будто полностью отдаёт себе отчёт в происходящем.              — Это не страшно, — шепчет Анжела, придвигаясь ближе.              Она прикасается к Эл одной рукой и не ложится рядом, как бы ни хотелось. Она боится, будто сон — если это сон — отличается от остальных; будто нужно бояться и действовать осторожнее.              — Позволь мне, — говорит Анжела и, сжав руку Эл, поглаживает, переплетая на мгновение пальцы, кладёт рядом на кровать.              Эл тут же сминает пальцами простынь.              Эл, наверное, этими же пальцами может смять целый дом.              Поэтому Анжела действует медленно, изучает тело Эл лёгкими прикосновениями на ткани, глядя в глаза Эл, и, улавливая, когда та начинает дышать иначе, упиваясь зрелищем; непокорной, пытающейся что-то контролировать Эл.              От ощущения мурашек на коже под задравшейся футболкой Анжела почти стонет, а Эл — рвано выдыхает, и Анжела позволяет себе сильнее сдвинуть ткань, обнажая пупок, но не отрывает руку. Ей нужно выбрать, и выбор оказывается простым — оторвать взгляд от Эл или всё-таки коснуться родинки у пупка языком.              На вкус кожа Эл отдаёт химической солью — та впитывается в эпидермис в течении бесконечных тренировок. Анжеле теперь хочется стать водой, касаться Эл одновременно везде, но что пока она обводит кончиком языка родинку, и та становится точкой, держащей мир.              Эл тихо стонет. Самый сладкий звук для Анжелы; звук, который она так долго воображала в течение долгих месяцев, но к подлинному звучанию которого так и не приблизилась.              Они находятся в гостиной; они могут всех перебудить.              Эл может всех перебудить.              От этой мысли — стонущая из-за неё Эл — Анжеле сносит крышу. Поэтому она сильнее, чем хотела, сжимает под сбившейся футболкой маленькую грудь. Поэтому меняет положение тела, нависая над Эл.              Та плавится от прикосновений.              Соль, мурашки, сладкие тихие стоны. Анжела злится на футболку, которую не может снять, потому что оторваться от кожи Эл невозможно, пытается зажать Эл рот рукой, но та не подчиняется, облизывает горячим языком пальцы Анжелы, и мир несётся в пропасть вместе с домом и невозможностью контролировать хоть что-то, кроме желания касаться, вжиматься, чувствовать Эл, становиться с нею одним целым, дарить, брать, подчинять и подчиняться…              В комнате с белой плиткой и радужной окантовкой на стене Векна улыбается и наклоняет голову:              — Присоединись ко мне и ты получишь её.              (Анжела хочет его ударить)