***
Запах свечей и благовоний ударил в нос, заставляя поморщиться. Морис внимательно оглядывалась, хотя была в Храме не раз. Каждый новый заход давался ей с огромной силой из-за её личных убеждений и, чаще всего, самих причин, благодаря которым девушка оказывалась в священном месте. Она не любила молиться, а в некоторые моменты и вовсе переставала верить в помощь с выше, но в особенно важные и опасные промежутки её жизни Морис была готова встать на колени и произнести несколько нужных строк, обращаясь к Богам. В этот раз всё было иначе. Она с трудом прошла к главной статуе, села на колени, не смея поднять глаз и взглянуть на одного из самых могущественных существ. Ей было сложно просить об удаче, зная, что её может услышать он. Девушка не хотела напрягать Джодаха, заставлять его волноваться и влезать во время, менять его как-либо. Он и так позволил себе влюбиться в смертную, дать ей прикоснуться к божественному телу и слиться их глупым душам. Морис тяжело выдохнула, после положила ладони на колени и выпрямила спину. — Великий Бог, прошу, дай мне сил. Помоги в этой ужасной и сложной битве, во время которой я буду готова отдать свою жизнь за жизнь другого. — Она шептала, будто, боялась, что её слова недостаточно искренни и честны. — Я не испугаюсь! Всё смогу и выдержу. — Девушка подняла голову, всматриваясь в золотую статую. Ком подступил к горлу, ей стало тяжело дышать. Глаза покраснели, а слёзы сами стали литься по щекам, оставляя после себя влажные и противно-солёные следы. Осознание полностью захватило разум, обволакивая его в своеобразный щит, запрещая давать команды телу. Желало действовать сердце, которое лишь хотело оказаться в мужских, родных объятиях. Но сейчас это было невозможно, да и в будущем стало бы грубой ошибкой.***
Морис твёрдо, но медленно шла вперёд, наслаждаясь последней спокойной минутой. Впереди слышалось лязгание мечей, чей-то крик и звук разрушения с ноткой жалости. Кто-то забился в тёмном углу, понимая, насколько всё это опасно и смертельно, а кто-то бежал вперёд, не оглядываясь и не замечая никого кроме одной единственной цели: победить любой ценой. Девушка остановилась, ощущая, насколько сильно сбилось дыхание. Она прижала руку к груди, после осторожно прикрыла глаза, начиная считать секунды. — "Один, два, три, четыре, пять...". — Резкий приступ тошноты отрезвил. Новая волна боли опрокинулась на молодую голову, а перед закрытыми глазами возникло фиолетовое свечение — настолько оно было яркое. Морис перестала ощущать землю под ногами. У неё было чувство, будто, она исчезла, просто растворилась. Вокруг не было ничего: лишь она и горячие прикосновения, совмещённые с знакомым ароматом. Слишком знакомым. Девушка медленно открыла глаза, после чего прижалась ближе, осознав, что она с ним. Она положила голову на его широкую грудь и даже не заметила то, насколько высоко они парили над землёй. Во Флорениксе солнце садилось за горизонт, продолжая освещать мир лишь своей малой частью, которой хватало лишь двоим. Для них. Джодах держал её крепко, обхватывая за талию и вдыхая запах её волос. Он наслаждался так же, как и она. Им хватало одних объятий, одних прикосновений для того, чтобы показать, насколько чувство, возникшее между двумя совершенно разными существами может быть сильным и, будто, нерушимым. Её сердце успокоилось, а голова всего на миг перестала работать, забывая обо всём волнующем. Девушка вгляделась в любимое лицо, утонула в фиолетовых глазах, скрывающих что-то важное. Что-то, о чём она обязательно спросит. Но только не сейчас, чуть позже, когда всё закончится, когда перестанет настолько сильно терзать юную, глупую душу. Всё произошло слишком быстро: он начал спускаться вниз, делая осторожные взмахи крыльями, не давая ей целиком насладиться им. Морис почувствовала стопами, обутыми в тяжёлые ботинки, холодную, немного влажную землю. Мужчина вскинул голову, после виновато, немного отстранённо взглянул на неё, не решаясь начать. — Это очень мило, что ты заскучал, но мне нужно в Междумирье. Я нужна там. — Девушка показательно похлопала по оружию. — Ты не будешь участвовать в битве. — Голос, холодной сталью, прошёлся по мозгу, заставляя органы поёжиться. — С чего это? — Это опасно. — Почему ты опять мне что-то запрещаешь? — Морис повысила голос. — Это мой дом. Я должна помочь, я обязана там быть! Как ты этого не понимаешь? — Морис. Милая, — он оглядывал её с ног до головы, после подошёл ближе, желая прикоснуться. Его рука слегка сжала плечо, после опустилась ниже к ладони. Он начал нежно перебирать женские пальцы, заговаривая, затуманивая голову, — останься здесь. Так будет лучше. — Джодах недоговаривал, специально кружил вокруг, не приближаясь к сути. — Для кого лучше? Для тебя? А как будет лучше для меня ты не поинтересовался? Как я хочу, а не твой самолюбивый ум! — Морис не двигалась, лишь повышала тон и меняла оттенок, начиная действовать ему на нервы. — Ты умрёшь, если будешь там! — Мужчина отошёл от возлюбленной, громко противореча ей. Ему не хотелось её отпускать, он знал, что будет. Он видел, как это будет. — Нет, я не умру! — Она его не слышала, желала попасть туда. Стать важной и нужной. — Я справлюсь. Ты просто недооцениваешь меня. Я действительно смогу, я знаю, о чём говорю. Честно. Я тренировалась, не просто так готовилась, а главное, я не боюсь. Смогу, не испугаюсь. Вот увидишь! — Её слова были похожи на неразбериху. Девушка мямлила себе под нос, стараясь убедить саму себя в том, что она готова. — Морис, нет. Она снова начала говорить, возражать, пытаться спорить. Джодах недовольно повернулся к ней спиной, посмотрел вдаль. Он не думал, не собирался анализировать, а тем более менять своё решение. Мужчина знал, что она умрёт, если пойдёт. Погибнет на поле битвы, получив удар в спину. Морис не умрёт героем, она просто погибнет и оставит его одного, заберёт половину его эгоистичного сердца с собой и больше никогда не прикоснётся к нему, не посмотрит. Просто перестанет существовать. Больно и глупо. Девушка замолчала, начиная бродить взглядом по его широкой и могучей спине. Ей было обидно. Но она не осознавала всё до конца, действительно вела себя неразумно. Морис выдохнула, понимая, что всё бесполезно. Она сделала несколько шагов, оказываясь около него, так близко и желанно. Пальцами провела по приятной ткани, щекоча, от чего волосы стали дыбом, а его дыхание участилось. — Нет. — Решительно. Так, как мог сказать лишь он. Слова тягостной болью прошлись по сознанию, присели в его угол и затихли, шепча что-то однотипное и мёртвое. Морис не стала противоречить; она наблюдала за ним, за его непоколебимой фигурой, которая, казалось, превратилась в неживой, холодный камень. Мужчина напрягся, заставляя мышцы затвердеть. Горячий и измученный её тёмными глазами, он чувствовал женский взгляд, полный негодования и разочарования, смешанного с грустью и проигрышем. — Ладно. — Смирилась или просто приняла как должное, зная, что иначе не будет. Он просто не позволит. Сделает, что угодно, но не даст выйти на поле боя. — Я и сама уже расхотела. — Поникший голос, хоронящий ещё живых знакомых и родной мир. Мысли невольно заполнились воспоминаниями о дне, когда Морис узнала про родителей. Она, несталкивающаяся с таким раньше, сначала не поверила, отрицала и считала, что всё в норме, а после, пропустив несколько стадий принятия, погрузилась в полную бесчуствия и страха апатию. Джодах резко повернулся к девушке. Он выглядел уставшим и кукольным: бледная кожа стала светлее на несколько тонов, лиловые глаза превратились в густую темноту, направленную не на Морис, а пальцы сплелись в тугой замок. Мужчина осторожно прикоснулся ладонями к лицу девушки. Тепло прошлось по всему организму, обогащая каждую клетку тела, когда он придвинул её к себе и аккуратно поцеловал в лоб, оставив влажный след от мокрых губ. Морис обхватила свои плечи руками, обнимая саму себя, после чего прикрыла глаза, ощущая тоску и горечь. Она не хотела переставать чувствовать его рядом. То, какие эмоции он вызывал в душе, было не описать словами: всё внутри намертво замерзало и одновременно с этим пылало бордовым огнём; поедало, просто сжирало любое воспоминание, несвязанное с ним; продолжало привязывать, чтобы в конце стало настолько больно, что сердце бы разорвалось на мелкие кусочки, состоящие из крохотных частей тех чувств, которые были между ними. Он исчез быстро и безоговорочно. Это стало настоящей обыденностью, которую Морис просто принимала, как удар в спину. Также неожиданно и легко. Девушку вновь охватил гнев и злость, которые обычный поцелуй перекрыть просто не мог. Почему он так с ней поступает? Почему не даёт право выбора? Зачем оберегает, как маленького и беспомощного ребёнка? Она хотела, чтобы он с ней считался, признавал, что она не слабая и не глупая. Желала знать, что достойна его. Морис грубо топнула ногой, сжимая губы в тонкую линию, и схватилась за голову, присаживаясь на корточки. — Ужасно, ужасно... Тихо пробубнила, сдерживая тяжёлый ком в горле. Глаза намокли второй раз за два дня, а в голове завертелось лишь одно слово, олицетворяющее её сейчас: — Слабачка. Жалкая трусиха! — Голос изменился. Он перестал ей принадлежать — слишком слабый и мерзкий для человека, ранее готового пойти в бой, сильного и значимого. — Ты виноват! Ты испортил меня, погрузив в болото сильных чувств. Я не хочу быть маленькой девочкой, способной лишь на эти глупости! Кровь бурлила, а щёки налились алым оттенком. Вены на руках набухли, а ногти, коротко подстриженные, впились в кожу. Глаза горели, краснея и увеличиваясь. Её дыхание усиливалось с каждой новой секундой, полной озлобленности на себя, на него и на свои чувства. Разочарование поглотило с головой, говоря стиснуть зубы, пока те не треснут от силы, которая была приложена. Сбитый пульс отдавался в голове, содрогая под собой стенки черепа.***
Резкая темнота отрезвила. Морис разлепила глаза, ранее прикрытые из-за яркой вспышки. Она переместилась в незнакомый мир, помещённый в кромешную черноту.