Свидетель крушения // Witness the Wreckage

Он пробыл в этом месте уже неделю и все еще избегал всех. После инцидента с Уилбуром Уотсон понял, насколько он был не готов справиться со своими племянниками, или двоюродными братьями, или кем бы они там ни были. Уилбур подумал, что он Фил, и в своей панике показал, насколько сильно Уотсон подвел этих детей. Логически Уотсон понимал, что это не его вина. Он не должен был знать, что его двоюродный брат делает с его детьми. Он не должен был врываться на базу операций своего двоюродного брата, убивать его и брать детей под свою опеку. Кроме того, была причина, по которой Уотсон не мог взять их под опеку, когда они попали под опеку героя. Уотсону едва хватало дохода, чтобы прокормить себя, не говоря уже о двух детях. И все же Уотсон чувствовал себя так, словно сердце вырвали из груди, когда Уилбур умолял его, ведя себя скорее как солдат, которого собираются жестоко наказать, чем как подросток. Он тут же предположил, что Техноблейд избил Томми и засунул его в чулан, почти с таким видом, словно именно этого он и ожидал все это время. Действительно ли Уотсон был так похож на Фила? Действительно ли Уотсон был настолько похож, что Уилбур сразу же решил, что Уотсон — его отец? Теперь, всякий раз, когда Уотсон смотрелся в зеркало, он искал свое лицо. Он находил сходство в линии челюсти, в глазах и цвете лица Фила. Уотсон отчаянно искал различия, обнаружив, что у них разные носы, разные уши, разные выражения лиц. Это не меняло того факта, что Уотсон по-прежнему тошнило от этого сходства. Как мог Уотсон смотреть в лицо этим детям, если он даже не мог посмотреть в лицо себе? И да, это, вероятно, делало Уотсона трусом. Уилбур и Томми боролись, Техноблейд явно понимал, что делает, а Уотсон прятался на противоположной стороне этой невероятно большой оперативной базы, размышляя, что же, черт возьми, ему теперь делать. Техноблейд все еще проверял Уотсона. Иногда просто за советом. В течение дня всегда возникала какая-нибудь новая проблема, которую нужно было решить, и Уотсон всегда был готов поделиться своим, по общему признанию, ограниченным мнением. — Уилбур все еще не доверяет мне, — сказал однажды Техноблейд. — Уилбур никому не доверяет, — пробормотал Уотсон. Техноблейд посмотрел на Уотсона. — Он хочет знать, куда вы пошли. Он думает, что у него могли быть галлюцинации. — Скажи ему, что я отправляю себя в самоизгнание. — Уотсон тупо уставился в потолок своей комнаты. На этот раз взгляд Техноблейда был неодобрительным. — Томми теперь любопытно, что с тобой. — Томми был бы счастливее, если бы держался от меня подальше. — Ты этого не знаешь. — О да, потому что мысль о том, что его отец восстал из могилы, сотворит чудеса с психическим состоянием Томми, — огрызнулся Уотсон. Ворон сел на подоконник, с которого открывался вид на засыпанные снегом окрестности, и Уотсон со вздохом встал, пересек комнату и открыл окно. Холодный ветер наполнил комнату, и Уотсон вздрогнул, когда ворона запрыгнула внутрь. — Что ты только что впустил в мой дом? — с упреком спросил Техноблейд. — Одну из моих ворон, — пробормотал Уотсон, не глядя на Техноблейда. Ворон вскочил на плечо Уотсона и издал серию каркающих криков. Сердце Уотсона упало. — Они интересуются, где мы, — сказал Уотсон, — Квакити и я. Видимо, ходят слухи, что мы либо предатели, либо были жестоко убиты. — Кто-нибудь активно ищет тебя? — спросил Техноблейд. Это действительно было проблемой. Карл и Сэм уже знали местонахождение Уотсона. Если бы они послали поисковые группы, им всем пришлось бы быстро убраться как можно дальше от базы, или Квакити и Уотсону пришлось бы вернуться и попытаться помешать людям выследить Техноблейда, который, по сути, был преступником. Ворон снова заговорил, и Уотсон облегченно вздохнул. — Еще нет, — сказал он, — Видимо, у нас есть еще несколько дней, прежде чем нас начнут искать. — Два дня — это не так уж много, — сказал Техноблейд, выглядя обеспокоенным. Это было понятно. — У Биллиама может быть несколько свободных баз, но нам придется переместиться в другое место. — Куда ты предлагаешь? Техноблейд мрачно улыбнулся Уотсону. — Сначала надо посмотреть, согласится ли он. А пока будь готовы к тому, что шестилетний ребенок с очень пушистыми крыльями будет носиться за вами. Уотсон молился, чтобы Томми не нашел его. Ворон Уотсона спрыгнул с плеча Уотсона и последовал за Техноблейдом туда, куда тот направлялся. Уотсон не пытался его остановить. Даже если бы Уотсону это удалось, не было никакого вреда в том, чтобы позволить птице расправить крылья. По крайней мере, так думал Уотсон. К сожалению, все никогда не может идти по плану, и вскоре Уотсон услышал звук шагов своей птицы. — Правда? — спросил молодой голос, — Он хороший? Раздался крик и хлопанье крыльев. — О. — На этот раз голос звучал более приглушенно, и было слышно жужжание. — А что если попросить его надеть маску, но не белую, а на ней мог бы быть смайлик, и тогда ему не придется волноваться. Уотсон медленно понял, что происходит, когда птица снова закаркала. — О, вы принесете ему одну? — воскликнул ребенок, который, вероятно, был Томми, — Спасибо! Сердце Уотсона растаяло, когда он услышал, как молодо и оптимистично звучал голос Томми по сравнению с голосом Уилбура. Затем Уотсон вспомнил, что впервые увидел Томми, истекающего кровью на руках Уилбура, и тепло в груди Уотсона немного померкло. Неужели Томми пришел навестить его? И с каких это пор Томми может разговаривать с воронами? В конце концов в комнату Уотсона влетела ворона, держа в клюве очень большой коричневый бумажный пакет, а в когтях — острый карандаш. Она села на кровать Уотсона, положила вещи и строго каркнула на него. — Ты хочешь, чтобы я сделал маску… с помощью коричневого бумажного пакета и острого карандаша. Птица решительно кивнула. Уотсон вздохнул. — Это была идея Томми? Еще один кивок. Что ж, если Томми хотел этого, Уотсон был не в том положении, чтобы отказать. Уотсон быстро схватил пакет и карандаш, нарисовал на пакете быстрый, но, надеюсь, симпатичный смайлик. Затем он с шуршанием открыл пакет и надел его на голову. — Птица, — сухо сказал Уотсон, — Теперь я ничего не вижу. Птица приземлилась на плечо Уотсона с разумным карканьем. — Нет, было бы не смешно видеть, как я спотыкаюсь о бытовые предметы, — огрызнулся Уотсон, делая движение, чтобы снять сумку. Еще одно воркование. — Использование карты Томми — это жульничество, и вы это знаете, — сказал он, — Ему не понравится, если я споткнусь. На этот раз прозвучало так, будто ворон подумал, что он дает ему самый очевидный совет в мире. — Ладно, — вздохнул Уотсон, осторожно отступая назад и садясь на свою кровать. — Я сижу, теперь ты счастлив? Птица издала довольный звук и улетела, чтобы сообщить Томми, что Уотсон готов к оценке. Что ж, маска не слишком мешала обзору. Внизу всегда оставалось отверстие, и если Томми был такого же маленького роста, как он выглядел, Уотсон, вероятно, смог бы увидеть все его лицо, просто посмотрев вниз. Снова шаги, и вдруг звук голоса Томми стал намного громче, так как он предположительно вошел в комнату. Мгновенно Уотсон услышал, как Томми захихикал, и Уотсон позволил себе небольшую улыбку. — Ты выглядишь глупо. — Томми хихикнул. Птица-идиот произнесла что-то очень самовосхваляющее. –В любом случае, — сказал Томми, все еще хихикая, — я Томми, а птица сказала, что тебя зовут Уотсон? Уотсон улыбнулся, но он должен был признать, что немного нервничал при разговоре. Он не был уверен, насколько похож на Фила, и меньше всего ему хотелось, чтобы Томми принял его за Фила, как это сделал ранее Уилбур. Уотсон слегка приподнял голову и посмотрел вниз, с облегчением увидев, что ему действительно удалось хорошо рассмотреть лицо Томми. Честно говоря, Томми, похоже, неплохо себя чувствовал. Сейчас он был одет в безразмерную толстовку, а его пушистые крылья, по-прежнему покрытые лишь пушистыми белыми пуховыми перьями, слегка хлопали за спиной. Сам Томми улыбался, и его щеки не были исхудавшими. Облегчение наполнило грудь Уотсона, как наркотик. — Ты можешь разговаривать с птицей? — спросил Уотсон, хотя ответ был уже совершенно очевиден. Томми кивнул. — Мгхм, — сказал он, — Он хотел познакомить меня с вами. Уотсон рассмеялся. Он должен был знать, что ворона вмешается при первой же возможности. Тем не менее, возможно, из этого может выйти что-то хорошее. — Я рад, — сказал Уотсон, стараясь, чтобы его голос был как можно мягче, — что ты держишь в руке? Томми поднес свою резиновую уточку близко к лицу Уотсона, так что он не мог ничего разглядеть из-под бумажного пакета, кроме рук Томми. — Это Л’утёнок, — сказал Томми Ватсону, — у Уилбура тоже есть такой, и его зовут Желтый. Уотсон улыбнулся. — Это Квакити подарил тебе Л’утёнка? Томми слегка подпрыгнул, и Уотсон решил, что он кивает. — Человек-утка, все еще на постельном режиме, — сказал Томми, как будто что-то декламируя. Его голос стал немного тише. — Уилбур его не очень любит. — Почему? Томми колебался. — Он боится, что человек-утка вернёт нас обратно к Дриму. Грудь Уотсона стала ледяной. Во-первых, если Квакити выразил желание вернуть Уилбура и Томми туда, откуда они явно сбежали, то он действительно был дураком. Уотсон мысленно дал себе зарок дать Квакити хорошую пощечину. Во-вторых, то, как Томми сказал это, и очевидная реакция Уилбура на эту идею явно означали, что что-то произошло, пока эти двое находились на попечении Дрима. Черт возьми, Уотсону следовало надавить сильнее. Он должен был убедиться, что с мальчиками все в порядке. Он должен был провести больше исследований, как только его вороны начали пропадать. — Техно подарил мне цветы, а я отдал их человеку-утке, и тот сделал целую армию утят, которые охраняют мою спальню. Сердце Уотсона растаяло еще немного. Кто дал Томми право быть таким милым? — Я рад, — сказал Уотсон. Наступило небольшое молчание, но Томми быстро его заполнил. — Несколько дней назад я спросил Техноблейда о правилах, и он сказал, что не нужно зарабатывать сидение на коленях или объятия, что странно, поэтому я спросил почему, и Техноблейд ответил, что они бесплатны. Томми звучал так, как будто он сказал самую шокирующую вещь в мире. — Ага-п, звучит примерно так, — сказал Уотсон. — Ну, а потом Уилбур спросил его, не планирует ли он что-нибудь плохое, и Техноблейд ответил, что нет, что он просто хочет, чтобы мы были счастливы. — Томми звучал так, будто он широко улыбался. — И я понял, что обнимашки и сидение на коленях можно заслужить, только если ты счастлив. Уотсон нахмурился. — Я уверен, что ты можешь делать это и тогда, когда тебе грустно. Томми раскачивался взад-вперед, покачиваясь на ногах, как будто он был на лодке, а не на твердой земле. Он издал звук несогласия. — Нет, только когда ты счастлив, — заявил он, — Иногда Техно делает исключение, но тогда ты должен вести себя счастливым после объятий. — Объятия, естественно, заставляют человека чувствовать себя лучше, — попытался объяснить Уотсон, — Но это не значит, что ты не можешь получить их, когда захочешь. Томми хмыкнул, как будто он напряженно обдумывал слова Уотсона. Печально, конечно, что большинство детей в возрасте Томми понимали, что объятия — это естественная вещь, которую родители делают для своих детей, и что им не нужно заслуживать эту ласку. — Можно я сяду к тебе на колени? — Томми спросил, внезапно зазвучав более робко: Я счастлив. Уотсон кивнул. — Конечно, — прошептал он. Томми забрался к Уотсону на колени, прислонившись к его груди, как будто он уже полностью доверял Уотсону. Уотсону было интересно, почему; Томми знал его всего несколько минут. Томми хмыкнул. — Могу я открыть тебе секрет? — прошептал Томми. Уотсон кивнул, осторожно обхватив Томми руками. — Конечно. Томми шумно вздохнул, крепко ухватившись за рубашку Уотсона. — Ты не такой страшный, как отец, — прошептал Томми, — Птичка была права, ты очень хороший. К горлу Уотсона подступил комок. — Да? — Да, — сказал Томми, звуча почти сонно, — Пакет на твоей голове–, — Он зевнул. — Забавный. У Уотсона было плохое предчувствие, что Томми собирается заснуть на нем, и он понятия не имел, как ему объяснить это Техноблейду или Уилбуру. — Я рад, — сказал Уотсон, решив пока не беспокоиться об этом. Томми пробормотал что-то, чего он не смог разобрать, а затем расслабился на груди Уотсона, тихо дыша. Ворон тихо каркнул «я же говорил». — О, тише.