sealed with a kiss

      Хорошо. Отлично. Теперь, когда Сокджин признал наличие проблемы и даже сделал еще один маленький шажочек вперед – согласился с необходимостью предпринять что-либо для ее решения, он должен признать, что немного, самую малость, но паникует.       Ну, может, чуть больше чем немного. Может, он даже очень много паникует. Может, он паникует настолько сильно, что проводит несколько совершенно непродуктивных вечеров, заперевшись в своей комнате, пялясь в потолок, прокручивая в голове одну и ту же, все еще отчего-то ошеломляющую мысль, что он влюблен в своего друга, и иногда зарываясь лицом в подушку, чтобы пару минут покричать в нее.       Хорошо хоть все странности в своем поведении и резкие, чересчур перепуганные и необычные даже для него реакции на каждое случайное соприкосновение их с Юнги ладоней Сокджин может объяснить болезнью. В очередной раз подпрыгнув на месте, после того, как Юнги неожиданно для него, погрузившегося в раздумья, оказывается слишком близко, Сокджин может выдавить из себя нервную улыбку и оправдаться жаром и головной болью. Он не знает, что будет делать, когда выздоровеет. Как будет тогда объяснять свое поведение, которое Юнги точно посчитает странным, потому что Мин Юнги – его лучший друг, он знает Джина и знает, когда его действия выходят за рамки его обычной чудаковатости и придури.       И да, Сокджин паникует, однако… это во всех отношениях ошеломительное осознание собственной влюбленности по какой-то непонятной причине не оказывается для него таким уж… переворачивающим все с ног на голову. То есть да, оно много меняет – нарушает упорядоченный уклад жизни Сокджина, вносит беспокойство в его размеренную рутину, угрожает пошатнуть его дружбу с человеком, который необычайно важен для него. В конце концов, оно заставляет Джина пересмотреть его фундаментальные представления о самом себе и отвергнуть многие факты касательно собственной личности, что прежде были незыблемы для него, из-за чего он теперь не может не сомневаться в том, знает ли вообще себя, однако… Все это почему-то оказывается не настолько устрашающим и сбивающим с толку, каким вроде как должно быть.        И именно это, по правде говоря, озадачивает больше всего.       Потому что… разве Сокджин не должен быть напуган? То есть он в некотором роде, конечно же, напуган, но не настолько, насколько в его ситуации принято быть напуганным. Он ведь всю свою жизнь был уверен в том, что его привлекают только девушки, и прежде никогда не был заинтересован в других парнях в романтическом смысле, так что его неожиданная влюбленность в лучшего друга должна приводить его в ужас по многим причинам. Однако, после нескольких часов довольно нервного самоанализа (вот что чувства делают с ним - заставляют думать и быть честным с собой, что до отвратительного неудобно и неловко) он приходит к выводу, что наибольший дискомфорт ему доставляют мысли о возможной потере их с Юнги дружбы, о том, что их отношения изменятся и что… Юнги не ответит ему взаимностью, а не сам факт наличия у него чувств к парню. И это нормальные сомнения в данной ситуации, но они никак не связаны с кризисом ориентации, который у Сокджина вроде как должен быть.       По крайней мере, Сокджин уверен, что у него должен быть кризис ориентации, поэтому он немного растерян, когда понимает, что его совершенно не коробит и даже не сильно изумляет то, что его сердце выбрало именно парня своей причиной биться чаще и взволнованней. Это странно, но его больше волнует не столько то, что у него есть чувства к человеку своего пола, сколько то, что этим человеком оказался именно Мин Юнги. Из всех 8 миллиардов, живущих на Земле, это оказался именно он.       На самом деле… если так подумать, то, что это оказывается именно Юнги, имеет свои плюсы. Можно сказать, что это одновременно и самая сложная часть и самая успокаивающая часть во всей этой странной ситуации. Сокджин должен быть удивлен, должен быть сбит с толку, должен быть в ужасе из-за того, что с ним произошло, но… в действительности… влюбиться в Мин Юнги не так уж… страшно. Это даже почти что естественно. Потому что Юнги хороший парень, замечательный во всех отношениях и это совсем даже неплохо… быть влюбленным в него. Это ощущается очень даже неплохо. Волнительно, нервно и непривычно, но в то же время… безопаснее, чем в кого-либо другого.       Сокджин уверен – будь это кто-то другой, не Юнги, он бы сходил сейчас с ума, он бы уже давно лез на стенку от безысходности и страха. Но это именно Юнги. Это его самый близкий друг, человек, который пару дней назад просидел у его постели несколько часов, только для того, чтобы Сокджину не было скучно, пока он валяется безвольной пельмешкой с температурой. Это Юнги, который, Сокджин знает, как бы рьяно сам парень это ни отрицал, действительно заботится о нем, действительно переживает за него. Это Юнги, и даже если он, в конце концов, разобьет неопытное и ранимое сердечко Сокджина, если он никогда не сможет увидеть в своем хене никого больше, чем просто старшего друга, если он не сумеет полюбить его в этом смысле, он, по крайней мере, будет мягок и деликатен с Джином настолько, насколько это только возможно.       Даже если он причинит Сокджину боль, он постарается сделать все, чтобы нанесенная им рана не превратилась со временем в ужасный и уродливый шрам, который всю жизнь будет напоминать о себе. В этом плане Сокджин не может не доверять своему другу. В конце концов, есть весомые причины, почему его сердце выбрало именно этого человека. В отличие от самого Сокджина, оно, кажется, всегда, с самого начала знало, кто ему нужен, всегда знало, кому может отдать всю свою любовь без остатка, ни на мгновение не пожалев об этом. Ему просто необходим был небольшой толчок, чтобы понять, что этот человек может быть гораздо ближе, чем можно было предположить.       Так что да, признав наличие проблемы, хорошенько попаниковав, а затем порефлексировав (многочисленные лекции Намджуна по его любимому самоанализу все же не прошли даром и отложились-таки в сознании Сокджина, в чем он ни за что не признается младшему, потому что тогда тот не прекратит читать их ему) Джин приходит к выводу, что ему, похоже, придется что-то да предпринять. Хочет он того или нет, но, кажется, его собственные разум и сердце не оставляют ему выбора. Похоже, они заставят его действовать, не заботясь о том, готов он к этим действиям или нет.       Как бы страшно ему ни было это признавать, как бы ему ни хотелось и дальше потакать своему малодушному желанию ничего не менять, он отлично понимает, что хочет от Юнги большего. Он хочет всего того, что не может дать ему просто друг. Тот спонтанный поцелуй приоткрыл для него дверцу ящика Пандоры, дал мельком, на мгновение ощутить, каково это – целовать Мин Юнги, и сколько бы Сокджин ни отпирался, он не может больше отрицать, что хочет, до дрожи в пальцах и истомы во всем теле желает почувствовать это вновь. И он ничего не может поделать с этим желанием. Особенно учитывая, что это первый раз, когда он ощущает что-то подобное по отношению к кому бы то ни было.       Это понимание, конечно же, нисколько не приближает его к самому решению проблемы, он все еще не представляет, что ему делать, однако это уже неплохое начало. Даже очень неплохое, на самом деле.       Сокджин очень тщательно утешает себя подобными мыслями, которые, конечно же, звучат спокойным и рассудительным голосом Намджуна в его голове. На самом деле, Джин начинает подумывать о том, чтобы начать платить Намджуну, так часто младший выступает в его мыслях личным психологом, отчаянно пытающимся распутать то переплетенное спагетти из мыслей, что в моменты паники и смятения наводняют сознание Сокджина. Даже воображаемому Намджуну не всегда по силам справиться с этой поистине титанической работой, но Сокджин не винит его. Воображаемый Намджун не идеален и, конечно, и вполовину не так хорош в подобном, как настоящий. К которому Сокджин мог бы обратиться за советом, если бы вся эта ситуация не была такой чертовски смущающей и неловкой. Сокджин действительно, действительно не хочет рассказывать своему тонсэну, что один его хен желает приударить за другим его хеном. Даже когда Сокджин просто представляет себе этот разговор, он содрогается от неловкости и стыда. Нет, он точно не готов делиться подобным, и что-то ему подсказывает, что Намджун не готов услышать его откровения.       Пару дней спустя, когда температура Сокджина успешно опускается до нормального уровня, туман в его голове рассеивается, от его простуды остается лишь неприятная боль в горле и раздражающий насморк, и ему успешно удается убедить Юнги, что его можно спокойно оставить в квартире одного, Джин принимается усиленно думать. Благо у него более чем достаточно времени наедине с собой, чтобы предаться этому не особо приятному, но такому необходимому ему сейчас занятию. Сокджин не то чтобы шутил, когда говорил, что у него аллергия на серьезность, он действительно старается по мере возможности избегать тяжелых и слишком выматывающих размышлений.       А те размышления, которые осаждают его сознание сейчас, как раз относятся к разряду слишком серьезных, поэтому они еще более неприятны и смущающи. Особенно учитывая, кто именно является их основным объектом. Сокджин, честно говоря, не может вспомнить, чтобы когда-нибудь так усиленно и много думал о ком-либо, и одно то, что он добровольно маринуется в собственных мыслях, обдумывая свои будущие действия и последующие шаги, уже само по себе красноречиво говорит о том, насколько же плохи его дела и насколько глубоко он уже увяз.       Сокджин, в самом деле, ненавидит сложности. Жизнь и без того не самая простая штука, зачем добавлять трудностей еще и в межличностные отношения, которые и без того порой напоминают минное поле? Нет, Джин любит и ценит хорошую драму, но только если она используется в качестве шутки или отвлекающего маневра, не как основной инструмент взаимодействия. Поэтому он не любит усложнять то, что и само по себе изначально является сложным, и долго ломать голову над чем бы то ни было. Но вот он здесь, сидит на диване в своей гостиной и часами думает о собственных чувствах, о том, что с ними делать, как ему теперь жить, насколько мягкий у альпак мех, что им с Юнги приготовить сегодня на ужин и как его вообще угораздило влюбиться в своего друга и соседа.       Да, размышления Сокджина просто потрясают своей продуктивностью.       Итак, он влюблен в Юнги.       Сокджин медленно кивает, пока прокручивает эту больше не кажущуюся абсурдной или невероятной мысль в голове уже, наверное, в стотысячный раз за последние несколько дней, при этом отказываясь как-либо реагировать на горячий румянец, что все также стабильно разливается по его щекам, шее и ушам, когда она вновь возникает в его голове. Казалось бы, он должен был привыкнуть к ней, но нет, нисколько, он все также ощущает себя до нелепого уязвимым, когда признается самому себе в ее правдивости. Что действительно смущает, потому что… да он признает, что впервые ощущает настолько сильные и интенсивные чувства по отношению к кому-то, но… не настолько же все в этом плане у него плохо, чтобы сейчас он чувствовал себя школьником, впервые запавшим на кого-то и понятия не имеющим, как справиться со своими чувствами? Да, Сокджин не знает, как совладать со всеми этими эмоциями, но он ведь уже почти взрослый и самодостаточный человек, который, кстати, вскоре закончит университет. Он может же хотя бы не краснеть всем лицом, думая об объекте своей влюбленности. Может же?       Что ж. Хорошо. Отлично. Замечательно. Он влюблен. Ладно. Допустим, с этим Сокджин разобрался и почти что даже смирился. Теперь же остается открытым вопрос, что ему со всеми этими чувствами делать? Что ему предпринять, раз он уже решил, что хочет что-то предпринять?       Потому что теперь, когда он признал их, он, определенно, не сможет вести себя с Юнги как раньше. Он не сможет вести себя так, словно ничего не изменилось, когда, очевидно, изменилось абсолютно все. Сокджин не настолько хороший актер. Он закончил всего лишь короткие месячные курсы актерского мастерства, этого явно недостаточно, чтобы профессионально скрывать свои чувства от человека, который знает его как облупленного. К тому же… Сокджин более чем уверен, что, когда дело касается искренних чувств, причем таких сильных и ошеломляющих, какие он испытывает по отношению к Юнги, он будет более чем… очевиден. Хочет он того или нет.       Джин просто… не сможет утаить что-то настолько важное от Юнги. Ему никогда и ничего не удавалось утаить от Юнги и он просто… не привык это делать. У него никогда ранее не возникало потребности скрывать что-либо от Юнги, и, честно говоря, ему не хочется начинать сейчас.       Да и, если так подумать, как бы тяжело ему ни было признавать это, у Сокджина в целом мало опыта по части сокрытия своих чувств. Он вполне неплохо умеет изображать интерес, может долго держать вежливую и спокойную мину, когда на самом деле бурлит изнутри или наоборот умирает от скуки, может естественно показать радость и воодушевление, не чувствуя ничего подобного. Он может притворяться таким, каким его хотят видеть и выдавать те реакции, которые от него ожидают, но вот скрывать свои чувства на постоянной основе... Это незнакомая территория, которая кажется слишком чуждой той динамике, что давно установилось между ним и Юнги. Сокджин не уверен, что хочет нарушать и оскорблять ее притворством. Портить неуместным актерством единственные отношения, в которых он всегда был искренним и максимально приближенным к себе настоящему. Это кажется таким… неправильным.       Дело в том, что сколько бы раз Сокджин ни напоминал самому себе, какая у них с Юнги замечательная и особенная дружба, что сам Юнги не рассматривает его в качестве романтического партнера, и Джину не стоит поощрять разгоревшиеся внутри него нежные чувства к другу, он просто не может выкинуть из головы мысль, что… они с Юнги могли бы стать очень даже неплохой парой. Они ведь… кажется, неплохо подходят друг другу. Во многих аспектах на самом деле. И Сокджин почти гордится тем, что может, положа руку на сердце, сказать, что этот вывод сделан не только из потворства его не таким уж тайным желаниям и чувствам, но вытекает из вполне себе объективных размышлений.       Они отлично уживаются вместе в одной квартире и давно смирились со многими бытовыми и раздражающими привычками и причудами друг друга. Между ними царит взаимопонимание и взаимоуважение, которые были достигнуты не такой уж и простой ценой и проверены годами дружбы и тесного взаимодействия друг с другом. И судя по тому единственному поцелую… есть шанс, что и в романтическом плане они более чем совместимы. Обычно, когда размышления Сокджина сворачивают в это русло, он тратит несколько минут на то, чтобы зарыться красным лицом в собственную подушку, пока смущение немного не отпускает его, и он не оказывается в состоянии сделать глубокий и успокаивающий вздох, а его воображение не перестает услужливо подкидывать ему воспоминания о губах и ярко блестящих решительными огнями глазах Юнги.       Но да, чем больше Сокджин думает об этом, тем сильнее он укрепляется в мысли, что у их романтических отношений с Юнги, в теории, может быть будущее. И у Сокджина, конечно, есть подозрение, что подобные сладкие и слишком утешительные мысли настойчивее всего нашептывает ему та часть его сознания, что наиболее активно прислушивается к своенравному и слишком оптимистичному сердцу, но он не может не признать, что доля истины в них все же есть. Он знает, каким заботливым может быть Юнги по отношению к своим друзьям, и логично было бы предположить, что к своему партнеру он будет проявлять еще больше внимания и участия. Даже в том коротком поцелуе он чувствовал так много нежности, что ощущает странный трепет и тепло в груди каждый раз, как вспоминает его.       Юнги, определенно, очень нежный партнер, и Сокджин знает, что он замечательный человек поэтому… честно говоря, ему очень хочется почувствовать на себе его любовь. Ему хочется и самому окутать заботой и любовью Юнги. В совершенно не платоническом смысле. Сокджина впервые едва ли не разрывает изнутри от этого желания позаботиться и обогреть, и это почти заставляет его беспокоиться. Прежде во всех его предыдущих отношениях ему приходилось выдавливать из себя это желание. Не то чтобы ему было тяжело заботиться о своих бывших, Сокджин любит заботиться о других, просто… это, как и многие другие действия, относилось к разряду того, что он должен был делать, состоя в отношениях, и не было тем, чего он сам искренне желал.       И именно это неконтролируемое желание любить Юнги и демонстрировать ему свою нежность и заботу и заставляет Сокджина сейчас ломать голову над тем, что же ему делать. Потому что он больше не может сдерживать и игнорировать эту потребность. Ему хочется иметь возможность смотреть на Юнги, не отводя взгляда в сторону, хочется брать его за руку и переплетать вместе их пальцы, только для того, чтобы вновь почувствовать, как это естественно и правильно – согревать ладонь Юнги, ему хочется придумывать глупые каламбуры в попытках заставить Юнги беспомощно и недоверчиво смеяться над тем, насколько они глупы и несуразны. Ему хочется видеть его улыбку, видеть, как сияют его глаза. Ему хочется делать Юнги счастливым и наблюдать за ним в эти мгновения чистого счастья. Ему хочется заботиться о нем, хочется поддерживать его, хочется обнимать его.       Сокджину хочется еще хотя бы раз поцеловать Юнги.       На самом деле это желание в последние дни мелькает так часто в его голове, что Джину становится даже неловко за себя. Потому что прежде у него никогда не было такой фиксации на физическом контакте. Но… если так подумать, ему никто и не нравился раньше настолько сильно, так что… откуда ему знать, на чем там у него есть фиксация, а на чем нет?       И если бы не эта потребность в активном выражении своих чувств, если бы все существо Сокджина не изнывало от необходимости прикоснуться, необходимости сказать что-то совсем уж двусмысленное и недружеское, если бы после этого вынужденного признания самому себе он в силах был смотреть на Юнги без затаенного трепета в животе, Джин оставил бы все как есть. Он и не подумал бы рисковать их дружбой и теми отношениями, что установились между ними сейчас, если бы он мог хоть немного все это контролировать. Если бы он был влюблен хоть немного меньше. Если бы ему не было настолько любопытно узнать, каким бойфрендом Юнги мог бы быть, какими могли бы быть их отношения. Если бы его не колотило изнутри от бесконечных мыслей из разряда «а что если?». Если бы это не были первые на его памяти действительно сильные романтические чувства, которые он испытывает к другому человеку, и он не боялся бы, что не сможет испытать ничего подобного больше ни к кому, Джин даже не допустил бы мысли о том, что ему, возможно, стоит что-то предпринять.       На самом деле, Сокджин романтик. Из разряда почти что безнадежных и неисправимых, пусть он сам ни за что в этом не признается, даже под пытками. Может, он и не верит в одну единственную любовь на всю жизнь или в красную нить судьбы и прочие романтические клише, однако любовь всегда играла очень важную роль в его жизни. Какая-то часть его существа всегда верила, что именно любовь придает всему в этом хаотичном и не всегда справедливом и радужном мире смысл. Возможно, поэтому он никогда не переставал пытаться влюбиться. Потому что хотел придать своей жизни смысл и хоть как-то упорядочить ее, внести в нее что-то неизменное и устойчивое, что-то, на что он всегда мог бы опереться и положиться, что поддерживало и придавало бы ему сил, даже в самые плохие и откровенно неудачные дни.       К тому же, в Сокджине всегда слишком сильно было желание любить и быть любимым, которое и теперь одерживает над ним вверх и подталкивает к рискованным и пугающим его самого мыслям. Ну, тем самым пугающим мыслям, что, возможно, но только возможно, ему стоит приложить определенные усилия, чтобы… помочь Юнги увидеть себя в ином… более романтическом свете. И тогда… тогда, может быть у Юнги тоже появится к нему… что-то вроде интереса?       Это… не такая уж и плохая мысль. Она смущает Сокджина и заставляет его взволнованно навернуть не один десяток кругов по гостиной, но когда он обмахивает покрасневшее лицо руками, выпивает два стакана воды и приводит в порядок разметавшиеся по черепной коробке мысли, он заключает, что она вполне имеет право на жизнь. Ведь, если так подумать, что ему еще остается делать? Он сам поставил себя в такое положение, и теперь иного выхода у него и нет, кроме как… попробовать как-то понравиться Юнги. Сокджину никогда прежде не приходилось действительно прикладывать усилия, чтобы понравиться кому-то, потому что обычно… ну, он вроде как сам по себе нравился людям, поэтому мысль о том, что он должен каким-то образом вызвать интерес у Юнги заставляет его озадаченно встать посреди комнаты.       Ему настолько сильно нравится Юнги, что он просто не в силах перестать думать об этом, а когда ты испытываешь к кому-то такие чувства, разве не логично попробовать их как-то выразить? И если он больше не может быть просто другом для Юнги и в то же время не желает его терять, разве Сокджину не нужно каким-то образом добиться от него… взаимности? Да, это логичное умозаключение. Однако… как именно это сделать? Что может привлечь такого человека как Мин Юнги? Какие у него предпочтения в романтическом плане? Что… ему нравится в людях?       Сокджин тяжко вздыхает и без сил плюхается на диван, когда ощущает, как все эти мысли шурупами вкручиваются ему в мозг, и пару раз драматично стонет в потолок, чувствуя себя крайне неловко и нелепо. Он на полном серьезе размышляет о том, как именно ему приударить за своим лучшим другом. Сокджин думал, что уже не способен ничем удивить себя, но вот он здесь, сидит на диване в их общей с Юнги квартире и пытается сообразить, как ему соблазнить своего соседа. Как ему соблазнить Юнги. Скажи ему еще месяц назад, что он будет помышлять о чем-то подобном, Джин бы ни за что не поверил.       Сокджин морщится и сворачивается клубочком на сидении в бесплодных попытках уменьшиться и спрятаться от всех этих слишком подавляющих мыслей и чувств. У него не получается, конечно же, нет, потому что природа наградила его невероятно широкими плечами, которые просто невозможно спрятать, да и все эти мысли уже так глубоко внедрились в его голову и естество, что от них теперь уже не получится сбежать. Даже если бы Сокджин был хорош в беге, он не смог бы от них сбежать, а он… ну, скажем так, бег никогда не был его сильной стороной.       Сокджин с минуту пялится в пустоту, позволяя бурану из мыслей спокойно проноситься в голове, не задевая его сознания, он так усиленно думал последний час, что ему необходима передышка. Он лежит в таком положении до тех пор, пока все та же мысль, что привела его на этот диван, не напоминает о себе, властно затмив собой все остальные:       Так, как, собственно, ему соблазнить Юнги?       Сокджин хмурится, медленно моргает, а затем порывисто садится, принимая вертикальное положение, и нервно сжимает руки в кулаки, потому что… а, действительно, как?       Не то чтобы Сокджин не знает, как именно работают отношения, у него более чем достаточно опыта в том, чтобы быть идеальным парнем для кого-то, он занимался оттачиванием этого навыка последние несколько лет. Сейчас, без ненужной скромности, он может сказать, что все предыдущие его отношения оказались неудачными не из-за его поведения или поступков, по крайней мере, не все его отношения, но, скорее, из-за его чувств, а точнее их отсутствия. И пусть, учитывая, как скоро они заканчивались до сих пор, этот опыт можно было бы назвать сомнительным, Сокджин все равно уверен, что по части ухаживаний у него нет никаких проблем.       Реальная же его проблема в том, что до этого он встречался только с девушками, и Джин понятия не имеет, как ему ухаживать за другим парнем. Да и вообще, как намекнуть своему лучшему другу, что очень даже не против поцеловать его? Ну, или хотя бы, что заинтересован в нем? Нельзя же просто подойти и сказать что-то подобное. Нет, технически можно, конечно же, но Сокджин скорее убьется головой об ближайшую стену, чем сделает это.       К тому же… Сокджину неловко это признавать, но у него не было очень уж много возможностей раньше приударить за кем-либо. Просто… обычно это ему предлагали встречаться. Его звали на чашку кофе в ближайшее кафе, с ним заигрывали и у него просили номер телефона. Не всегда, но… по большей части. Это правда, что первый шаг обычно делал не он и ему еще ни разу не доводилось выступать инициатором начала отношений, и теперь Сокджин осознает, что у него есть одна довольно нелепая на самом деле проблема. Он не только не знает, как ему подступиться к другому парню, он в целом не уверен, каким именно образом можно ненавязчиво, но эффективно приударить за кем-то, показать свой интерес и вызвать ответную положительную реакцию.       Честно говоря, Сокджин никогда не был силен во всех этих тонкостях флирта и хождений вокруг да около, сопровождающих зарождение многих отношений. Он отлично знает теорию всех этих романтических ритуалов, сам не раз применял ее на практике, но прежде ему не приходилось по-настоящему вкладываться в этот процесс и стараться понравиться кому-то, потому что он всегда находился в выгодной, даже, можно сказать, выигрышной позиции. Обычно Сокджин изначально нравился, в нем изначально были заинтересованы, и поэтому от него требовался буквально самый минимум, чтобы дать ход развитию отношений.       Однако, он более чем уверен, что с Юнги все будет обстоять совершенно иначе. И что-то ему подсказывает, что Юнги тоже не особо силен во всех этих романтических шарадах и ребусах. Хотя… откуда ему знать? Как он выяснил недавно, эта часть жизни Юнги покрыта для него тайной, так что ему не следует строить поспешных предположений на этот счет. Возможно, ему вообще пора перестать это делать. Строить предположения на чей-либо счет, раз уж он настолько плох в этом, что даже относительно самого себя и своих предпочтений сумел очень даже сильно промахнуться.       И, если так подумать, все эти девушки, которые звали его прежде на свидания, не были его лучшими подругами. Не были невероятно важными для него людьми, которых ему было бы действительно страшно потерять, отношения с которыми значили бы для него больше, чем его потребность быть любимым. Эти девушки и вполовину не были ему так дороги, как дорог ему Юнги. Поэтому расставание с ними не причиняло Сокджину такой уж невероятной боли, не наносило непоправимого урона, не задевало его сердца, только разве что гордость и самолюбие. Он не был в них влюблен, не был привязан к ним узами дружбы и редкого взаимопонимания. Лишившись их, он не лишался очень важной части своей жизни. Поэтому это было проще. Быть в отношениях с ними и играть роль образцового молодого человека, было не так уж и трудно, потому что для него это почти ничего не значило. Но сейчас…       Если сейчас Сокджин поставит все на карту и ошибется, если он потеряет Юнги, если у него ничего не получится… Это действительно будет катастрофа. На многих уровнях. Это будет… тяжело. Не только для самого Джина, но и для Юнги, и для всех их друзей.       Так что Сокджин должен быть очень осторожен, он не имеет права на ошибку. Он не может пожертвовать их дружбой и разрушить ее своими неловкими попытками поухаживать за другом. Нет, если Джин хочет начать встречаться с Юнги, ему нужно действовать осмотрительно и аккуратно. Медленно и поступательно. Чтобы не спугнуть Юнги и не вызвать у него отторжения. Чтобы не напугать его и самого себя, потому что, честно говоря, Сокджин до сих пор в легком ужасе, от того направления, в котором все настойчивее и увереннее движутся его мысли, от тех намерений, что все отчетливее прорисовываются в его сознании. Он должен быть осторожен, чтобы в случае, если ему не удастся вызвать у Юнги никакого интереса, не потерять его хотя бы в качестве друга.       Сокджин не хочет даже думать о том, что с ним будет, если они с Юнги станут друг другу никем. Это больно и страшно, даже просто допускать мысль, что такое может произойти, поэтому он старательно запихивает эти мысли подальше на задворки своего сознания, туда, где им и место.       Но Сокджина немного утешает понимание, что Юнги слишком великодушный и понимающий человек, который не отречется от их дружбы только из-за того, что у его хена появились совершенно неуместные и неудобные чувства к нему. Юнги не отвернется от друга только из-за этого. Даже если он не в силах будет ответить взаимностью, он точно не позволит чему-то подобному безвозвратно развалить их отношения. Юнги может быть смущен, ему может быть неловко, он может отстраниться от Сокджина, но он не станет обрывать с ним все связи. Потому что для Юнги дружба значит очень много. Нет, он не поступит так с Сокджином, потому что… Юнги действительно слишком добрый. Сокджин верит, что даже при развитии самого худшего сценария, их дружба сумеет выдержать это. По крайней мере, он усиленно успокаивает себя подобным образом.       Да, и что самое ужасное может произойти? Сокджин не получит никакой реакции или же Юнги прямо откажет ему, и тогда… Джину придется смириться с этим так же, как ему приходится мириться сейчас с тем, что у него появились чувства к его лучшему другу. И возможно… возможно, со временем они все-таки исчезнут, и он сможет вновь воспринимать Юнги только как друга. Возможно… в таком случае все постепенно, но вернется к норме, к тому, чем были их отношениях раньше. До этого чертового поцелуя, который помнит только один из них. Который повлиял только на одного из них.       Сокджин с трудом сглатывает и кривится от боли в горле и сердце, что резко и тоскливо сжимается в его груди, когда эта мысль горечью разливается в его сознании. Черт, ему больно от одной только мысли, что его могут отвергнуть, а его чувства могут исчезнуть. И почему все эти многочисленные сериалы и фильмы о любви умалчивают о таком важном аспекте этого объемного и противоречивого чувства? Если бы в медиа-пространстве подробнее освещалось, как много сомнений и терзаний приходит вместе с любовью, многие люди, наверняка, захотели бы держаться от нее как можно дальше и не так отчаянно горели бы желанием найти свою вторую половинку. Потому что мало кому захочется постоянно кататься на эмоциональных качелях, не имея возможности спрыгнуть с них по своему желанию. Сокджин медленно выдыхает и растирает лицо ладонями.       С каких пор он стал настолько неуверен в себе? Почему он сразу думает об отказе? Он ведь Ким Сокджин, объективно самый красивый парень в его университете, и, вероятно, во всем городе, ему ли волноваться из-за любви? Ему ли допускать мысль, что он может не покорить кого-то?       Сокджин невольно невесело хмыкает себе под нос. Если бы это был кто-то другой, не Юнги…       Но это именно Юнги. Из всех людей, это именно он. Сокджин влюбился именно в него, в единственного человека, который всегда видел его насквозь, который слишком хорошо знает и понимает его. И именно поэтому Сокджин сомневается. Сомневается, как раз потому что это Юнги.       Сокджин поджимает губы, скрещивает руки на груди и глубоко задумывается, пытаясь как-то структурировать все, что он знает о личных предпочтениях своего друга. Что не так уж и легко сделать, потому что, несмотря на то, что они лучшие друзья, неважно признает это сам Юнги или нет, факт остается фактом – после всего, что они пережили вместе, иначе их нельзя назвать, он не так уж и много знает о романтической жизни этого парня. Юнги… довольно скрытный в этом плане, Хосок был прав. Так что Сокджин не имеет даже примерного представления о том, какие люди привлекают Юнги или какие качества ему хотелось бы видеть в своем партнере. За то время, что они живут вместе, у Юнги, насколько Сокджину известно, не было отношений, и, пожалуй, единственные сведения о личной жизни Юнги ему не так давно сообщил Хосок.       Сейчас Сокджин очень жалеет, что они оба с Юнги такие нелюбопытные и никогда прежде не выспрашивали друг у друга подробности личной жизни, не пересекали пределов определенных, четко очерченных ими самими границ. И вот нужно им было быть такими уважительными друг к другу? Теперь, если Джин начнет задавать такие вопросы подобного рода, это будет выглядеть очень подозрительно и странно. Да и как он вообще сможет объяснить Юнги подобный интерес?       Джин цыкает себе под нос и с раздраженным стоном запрокидывает голову на спинку дивана, впиваясь взглядом в родной потолок. Черт, он даже не знает во вкусе он Юнги или нет. Хотя… если так подумать… как Сокджин вообще может не быть в чьем-то вкусе? С таким-то лицом? С этими данными ему самой природой широкими плечами? С этой талией и фигурой? Сокджин не хвастается, но серьезно… любой, имеющий глаза согласится с этим. Это объективная оценка собственной внешности.       К тому же… разве Юнги не поцеловал его? Да, это явно не было запланированным действием. И да, он забыл об этом на следующее же утро, но… Но. Юнги сделал это. Если бы он не находил Сокджина хоть немного, но привлекательным, он не стал бы делать ничего подобного, и неважно, как сильно он был пьян в тот момент. Верно же? Юнги ведь… не из тех, кто становится любвеобильным в подпитии? Сокджин никогда не замечал за ним ничего подобного, а они часто выпивали вместе.       Часто, но при этом Юнги не предпринимал попыток его поцеловать и не выказывал по отношению к нему интереса определенного рода ранее. Или же… Сокджин никогда не замечал, чтобы он делал это? Не замечал, потому что никогда прежде не рассматривал его в подобном ключе?       Сокджин зажмуривается и издает еще один душераздирающий стон. Он уже чувствует зарождающуюся в районе затылка головную боль, которая, наверняка, настигнет его через какое-то время. И почему все это так сложно? Было бы в разы проще, если бы он мог взять и напрямую спросить Юнги обо всем. Так, как он привык делать, когда дело касается Юнги. Основная прелесть их дружбы всегда была в том, что он мог честно и без обиняков обсудить все с младшим, и теперь его первый порыв, по привычке, рассказать все непосредственно самому Юнги, чтобы облегчить душу, освободить голову от слишком тяжелых и беспорядочных мыслей и выслушать мнение со стороны. За последние два года Сокджин привык к тому, что может поведать Юнги все, что его тревожит, поэтому сейчас не делать этого кажется не просто странным, но и почти что противоестественным.       Но… стоит Сокджину только представить, как он заводит речь о чем-то подобном, как все его существо съеживается от смущения и неловкости. Не может же он взять и выпалить: «Слушай, Юнги-чи, я тут понял неожиданно, что запал на тебя, скажи, как побыстрее очаровать тебя, чтобы мы оба могли взяться за ручки и начать любить друг друга до конца наших жизней». Нет, Сокджин не настолько безумен и смел, чтобы выдавать что-то такое. Не говоря уже о том, что Юнги точно не поверит ему. Никто бы не поверил на его месте, потому что и сам Джин до конца не верит, что на полном серьезе ломает сейчас голову над тем, как влюбить в себя собственного друга. Как он вообще докатился до этого? На что стала похожа его жизнь?       - Эмм… Хен, ты чего делаешь?       Сокджин резко открывает глаза и испуганно подскакивает на месте, увидев склонившегося над ним и вопросительно рассматривающего его Юнги. Джин чувствует, как его щеки стремительно становятся теплыми, он поспешно отодвигается и разворачивается всем телом к парню, неловко и взволнованно откашливаясь в кулак. И когда Юнги вообще успел вернуться? Неужели Сокджин настолько погрузился в свои мысли, что даже не услышал, как открылась входная дверь? Он прижимает руки к груди, к тому месту, где истерично и растерянно бьется его сердце, словно встревоженная птица в клетке, все же это очень даже неожиданно – вот так встретиться лицом к лицу с человеком, о котором так усиленно и много думал весь день. Поэтому, когда Сокджин преувеличенно драматично выдыхает следующие слова, он даже не сильно кривит душой:       - Йаа, Юнги-я, как ты можешь так пугать своего любимого хена? У меня ведь мог случиться сердечный приступ, и что бы ты тогда делал?       Юнги выразительно выгибает бровь, как делает всегда, когда хочет показать, что Сокджин ведет себя глупо и несет чушь, и Джин не хочет цепляться за каждый жест Юнги, но… он ничего не может поделать с тем, что ему теперь почти что любое выражение на лице друга кажется завораживающим. К тому же, Юнги действительно очень идет конкретно эта его, пропитанная иронией гримаса. Возможно, в один день он подаст на Юнги в суд. Потому что это незаконно – быть таким очаровательным, совершенно не прикладывая к тому никаких усилий. Сердце Сокджина, непривычное к чему-то подобному, действительно может не выдержать в один момент, а умирать раньше времени Джин не намерен, он любит свою жизнь, какой бы запутанной и странной она сейчас ни казалась ему.       - Я бы забрал себе твои наушники, хен. Те дорогие, которые тебе подарили родители. В них хороший звук, - невозмутимо пожимая плечами, совершенно спокойно отвечает Юнги так лениво, словно говорит что-то очевидное. Сокджин возмущенно давится воздухом.       - Ты разбиваешь мне сердце, Мин Юнги. Это было так жестоко, - качает он головой, недоверчиво округляя глаза и строя очень расстроенное личико. Уголки губ Юнги подергиваются, явно с трудом сдерживая улыбку, а глаза начинают поблескивать озорными огнями. Его бледные, фарфоровые щеки и кончик носа раскрашены после улицы бледно-розовым румянцем, темные волосы растрепаны ветром, и от него веет холодом и прохладой. И все это, а также понимание, что Юнги должен был вернуться сегодня позже, но явно освободился пораньше из-за своего хена, который все еще не вылечился до конца, заставляет глупое, но очень своенравное сердце Сокджина налиться тяжестью. Но, надо признать, приятной тяжестью. – Тебе придется взять за это ответственность, Юнги. За мое разбитое сердце, - шепчет Сокджин, а затем поспешно моргает, с запозданием осознавая, что именно произнес и какой смысл сам невольно вложил в эти слова. Он поджимает губы и старательно пытается не краснеть и не отводить взгляда в сторону, чтобы не выглядеть совсем уж подозрительно.       Это происходит все чаще и чаще. Все чаще и чаще в присутствии Юнги с его губ срываются подобные, чересчур откровенные и двусмысленные фразочки. И с каждым разом Сокджину все тяжелее это контролировать. Как будто время от времени он просто не в состоянии фильтровать то, что говорит. Будто иногда, когда он разговаривает с Юнги, его мозг отключается, и контроль над языком переходит к его сердцу, которое склонно чересчур честно высказывать свои желания. Получается… именно так он ведет себя, когда ему кто-то нравится? Сокджин и понятия не имел. Это… довольно неудобно и смущающе, надо признать.       Юнги недоуменно склоняет голову набок, а затем, спустя мгновение, просто пожимает плечами и качает головой, явно приписывая последние фразы Сокджина свойственному ему драматизму, что… на самом деле вполне логично. Ради лишней театральности Сокджин и не такое может выдать. Джин даже и не знает, какое именно чувство преобладает в нем в это мгновение – облегчение или все же некоторое разочарование. Может… ему стоит быть более серьезным? Чтобы люди, с которыми он флиртует, понимали, что это был именно флирт? Но с другой стороны… он ведь может таким образом безопасно флиртовать с Юнги, не опасаясь, что натолкнется на негативную реакцию с его стороны или непонимание. До тех пор, пока Юнги уверен, что у него просто очередной приступ драматизма, Сокджин может относительно спокойно говорить то, что думает на самом деле, и не бояться, что это будет воспринято слишком серьезно. Это может быть… даже удобно временами.       - Я купил тебе лекарство от горла, это склеит твое разбитое сердце, хен? – чуть усмехается Юнги, небрежно доставая из кармана своей кожаной куртки коробочку с какими-то леденцами от горла. Сокджин чувствует, как его губы сами собой складываются в широкую и растроганную улыбку, когда он принимает лекарство из чужих рук.       И вот как после таких небольших, но очень говорящих жестов, можно не влюбиться в этого парня? Сокджин честно не понимает, почему за все эти годы, что они знакомы, он ни разу не видел, чтобы Юнги с кем-либо встречался. Сокджин постоянно старался быть хорошим бойфрендом, в то время как Юнги, определенно, является таковым, не прилагая никаких особых усилий для этого. Джину даже немного завидно, но в то же время… Это наблюдение порождает лишь еще больше трепета в его груди и позволяет его желанию получить как можно больше заботы от этого парня разгореться еще интенсивнее. Каждый подобный жест со стороны Юнги, только подкидывает дров в костер влюбленности Сокджина, что просто… нечестно. Нечестно, что Юнги даже не осознает, что делает с ним.       Что ж… раз никто до сих пор не разглядел этой нежной стороны Мин Юнги, то это большое упущение для всего человечества, но очень даже хорошая новость для Джина. Потому что, честно говоря, Сокджин никогда не был хорош в умении делиться чем-то дорогим, а знание об этой стороне Юнги, определенно, более чем неоценимая драгоценность.       - Йаа, Юнги-я, это так мило с твоей стороны. Ты такой заботливый тонсэн, - мягко выдыхает Сокджин, улыбаясь и принимаясь задумчиво вертеть лекарство в руках. Он невольно широко усмехается, когда видит что это леденцы со вкусом мандаринов. Конечно же, именно с ними, как же иначе. – Но мое сердце все еще в опасности, Юнги. Не думай, что можешь взволновать его и выйти сухим из воды, - с легкой ухмылкой проговаривает Сокджин, стараясь игнорировать то тепло, которым наливаются кончики его ушей, и звучать как можно беспечнее. Интересно, будь у него чуть больше смелости, смог бы он сказать Юнги что-то подобное другим тоном? Смог бы он отбросить шутливые интонации и показать, что, в самом деле, серьезен? Как бы Юнги отреагировал тогда? Сокджину неожиданно становится очень интересно. - Спасибо, Юнги-чи. Не знаю, что бы я без тебя делал, - поднимая глаза, искренне проговаривает Джин, решая не маскировать в этот раз свою благодарность, не прикрывать ее напускной веселостью, даже несмотря на то, что ему очень неловко и непривычно не делать этого. Несмотря на то, что он чувствует себя уязвимым в этот момент.       Они как-то не привыкли благодарить друг друга за что-то подобное. Потому что для них это естественно. Для них естественно заботиться друг о друге, не ожидая никакой благодарности в ответ. Ведь друзья так делают. Присматривают друг за другом, помогают друг другу. Они с Юнги всегда так делали – заботились друг о друге и никогда не обсуждали это между собой, иногда даже делали вид, что будто это ерунда, нечто тривиальное и обыденное. Потому что это само по себе смущает – неприкрытая забота смущает, и нет никакой необходимости акцентировать на ней внимание больше необходимого.       Именно по этой причине Юнги немного удивленно приподнимает брови в ответ на совершенно обыденные слова благодарности. С мгновение он выглядит чуть озадаченным, но вскоре уголки его губ приподнимаются в легкой, едва видимой улыбке, которую кто-то, кто знает его не так хорошо, как Сокджин, мог бы и не заметить. Это хорошая улыбка, как раз потому что ее не так уж и просто уловить. Сокджин чувствует себя по-детски особенным каждый раз, когда у него получается это сделать. А затем Юнги без всякого предупреждения, прикладывает ладонь ко лбу Сокджина, заставляя того вздрогнуть от неожиданности. Рука Юнги все еще холодная после улицы, но Джину все равно отчего-то кажется, словно она обжигает его.       - Вроде температуры нет, - заключает Юнги, деловито хмурясь и опуская руку. Сокджин невольно медленно выдыхает, когда он делает это. Он и не заметил, что задержал дыхание. – Но ты ни с того ни сего стал таким сентиментальным… Хен, неужели… только не говори, что ты случайно стер мою курсовую, - подозрительно щурясь, выдыхает Юнги, а затем, когда Сокджин возмущенно всплескивает руками в воздухе, уже полноценно улыбается, явно довольный тем, какой реакции добился.       - Йа! Да я даже не трогал твой ноутбук. Сегодня, - яростно защищается Джин, демонстративно надуваясь, чтобы показать, как сильно были только что задеты его чувства. – Почему ты всегда подозреваешь меня в чем-то, Юнги-я? Я честный и добропорядочный гражданин, меня задевают такие необоснованные обвинения в мой адрес.       - Можешь, подать на меня в суд, хен, раз твои чувства задеты. Но обычно, когда ты ведешь себя странно, на это есть какие-то нелепые, но понятные причины, - спокойно произносит Юнги, после чего обходит диван и с усталым вздохом бухается на сидение рядом с Сокджином, заставляя своего хена немного подвинуться.       - Йаа, это все обидно и неправда, Юнги-я. Я чувствую предвзятое отношение к своей персоне, - фыркает Сокджин, скрещивая руки на груди.       - Вау, я ведь так старательно не скрывал его, хен. Даже не знаю, как ты мог почувствовать что-то подобное, - без выражения и намеренно не впечатлено тянет Юнги, качая головой.       Он вытягивает ноги, засовывает руки в карманы куртки, которую так и не потрудился снять, и откидывается на спинку дивана. Джину открывается отличный вид на его профиль, маленький носик, проколотое в трех местах ухо и отчетливо выделяющиеся на бледной коже темные круги под глазами. Да, Юнги выглядит усталым. Сейчас, когда он оказывается на расстоянии меньше вытянутой руки от него, Сокджин отчетливо видит это и сочувствующе хмурится. Юнги, наверняка, пришлось работать сегодня в ускоренном темпе, чтобы иметь возможность уйти пораньше. А ведь в этом даже не было необходимости, Сокджин уже как пару дней не чувствует себя так, будто умирает, Юнги не было нужды так торопиться домой. И все же… он сейчас здесь, и Сокджин чувствует, как довольно раздувается его сердце, наполняясь теплом и еще кучей других странных ощущений, когда он осознает это.       - Юнги-я, - зовет Джин, прежде чем успевает передумать, и шальная мысль, посетившая его голову, не показалась ему слишком опасной и безумной, чтобы воплощать ее в жизнь. В конце концов, что он теряет? Сокджин часто несет какую-то чушь, как только что любезно заметил Юнги, так что его слова не смогут удивить друга. Верно же? Джин нервно и спешно облизывает пересохшие губы, когда Юнги в ответ низко и ровно мычит, давая понять, что слушает. – Эм… Как думаешь, я… привлекательный? – выдыхает он и быстро-быстро моргает, когда Юнги молчит мгновение, а затем даже делает над собой усилие, чтобы повернуть в его сторону голову и смерить его очень выразительным, пустым взглядом.       - Это какой-то вопрос с подвохом или что? – непонимающе проговаривает парень. - Хен, ты же и так лучше всех знаешь ответ на этот вопрос. Ты сам это постоянно говоришь. С каких пор тебе вообще нужен на него ответ?       - Нет… я не… - Сокджин поспешно качает головой и делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, его уши, по ощущениям, вот-вот воспламенятся. Он уже жалеет, что завел этот разговор, но раз уж начал, нужно довести дело до конца. – Я знаю, что объективно красив, - кивает он, милостиво игнорируя выразительное фырканье Юнги. – Но я имею в виду… кажусь ли я тебе привлекательным… с субъективной точки зрения? – Джин с трудом сглатывает и настороженно наблюдает за реакцией друга, который хмурит брови на это.       - С субъективной? – переспрашивает Юнги, поднимая одну бровь и явно молча требуя пояснить свой вопрос. Сокджин закрывает глаза и медленно выдыхает. Теперь уже и его щеки горят от смущения. Все-таки это действительно вживую звучит страннее, чем представлялось ему в мыслях.       - Я имею в виду… Как парень. Как романтический партнер, я привлекателен? – когда он открывает глаза и видит, что Юнги просто, не отрываясь, смотрит на него, его захлестывает нервная паника, и он принимается тараторить: - Ну… просто… я подумал, может поэтому меня так часто бросают, потому что я не… не знаю, не подхожу под их вкусы или…       - Что за бред, хен? – строго нахмурившись, резко обрывает его Юнги, и он действительно выглядит так, словно Сокджин сейчас несет какую-то чушь. Не веселую и забавляющую чушь, которую Юнги спокойно может пропускать мимо ушей, списывая на особенности своеобразного юмора Джина, а действительно не имеющую никакого в его понимании смысла белиберду. И так оно и есть, говоря откровенно, Джин и сам это понимает, но не может же он сказать, почему на самом деле задает такие странные вопросы. – Во-первых, почему это ты обязан подходить под чьи-то там вкусы? С чего ты вообще должен под кого-то подстраиваться, хен? К тому же… если бы ты не был во вкусе всех твоих подружек, разве они предлагали бы тебе встречаться? - Юнги даже выпрямляется, все его лицо принимает серьезное и сосредоточенное выражение, что красноречивее всего говорит о том, что он хочет дать обстоятельный и обдуманный ответ.       - Ну… Не все встречались со мной из-за моей ослепительной красоты, - неловко хмыкает Сокджин, невольно вспоминая парочку довольно обидных расставаний, которые особенно ему запомнились. – Были девушки, которых больше интересовала моя репутация или популярность. Знаю, сложно поверить, что такое возможно, и кто-то не был сражен моим невероятным очарованием, но… - Джин выдавливает из себя скомканный смешок и разводит руками в стороны, не зная, как еще завершить эту фразу, не создавая при этом впечатления, будто он жалуется.       Он не хочет создавать подобное впечатление, потому что… ну, это вроде как немного неловко – жаловаться на что-то подобное. Ему ведь уже не пятнадцать, чтобы горевать из-за того, что люди не ценят его тонкой душевной организации. Нет, он уже временами почти что взрослый человек, он может горевать об этом молча и про себя, выливая в мир переживания подобного рода только после пары бутылок соджу. Не на трезвую голову, потому что в адекватном состоянии он должен объективно и философски подходить к этому вопросу, отсеивать таких поверхностных людей из своей жизни и не позволять им и их действиям влиять на его самооценку. Он должен, однако… иногда это сложно – не видеть себя глазами этих людей. Сокджин старается, но иногда, в особенно плохие дни, это действительно очень сложно.       Юнги неодобрительно поджимает губы, в глазах его мелькает стальной блеск, кажется, слова Сокджина вызывают у него раздражение, но Джин понимает, что эта эмоция направлена не конкретно на него, скорее, Юнги злит сама описанная ситуация.       – Даже, в таком случае, ты подходил под их меркантильные вкусы, хен, - уверенно возражает Юнги, качая головой и чуть морщась, не скрывая своего пренебрежения к тем девушкам, которые разделяли эти вкусы. – Так вот, во-вторых… - он немного медлит, бросает в сторону старшего быстрый взгляд, раздумывает мгновение, но все равно продолжает: - Хен, мы ведь оба знаем… с какой точки зрения ни посмотри, объективной или субъективной, неважно, ты очень привлекателен. И как человек, и как парень, и как романтический партнер. Не сомневайся в этом только из-за того, что ты все еще не встретил своего человека. Сомнения тебе совсем не к лицу, хен.       - Мне все к лицу, Юнги-я, - автоматически выдыхает Сокджин, не особо понимая, что именно говорит в этот момент. Однако это окончательно становится неважно, когда Юнги в ответ немного снисходительно, но тепло улыбается ему этой своей широкой и сладкой улыбкой, показывающей его десны и стремительно согревающей Джина изнутри. Юнги сегодня необычайно щедрый на улыбки, что не может не радовать.       Сокджин и его сердце замирают на мгновение, а затем, когда смысл сказанных другом слов доходит до них обоих, а Юнги, неловко потирая мочку уха кончиками пальцев, отворачивается, резко приходят в себя. Джин судорожно стягивает позабытый воздух в легкие и поспешно поджимает губы, стараясь сдержать польщенную и смущенную улыбку, что так и растягивает их против его воли.       Вот оно как. Юнги считает его привлекательным. Во всех отношениях. Сокджин знает, что Юнги просто констатировал факт, просто сказал то, что на его месте сказал бы любой хороший друг с той только поправкой, что он совсем при этом не кривил душой, потому что редко когда вообще делает это, но все равно… обычно они не говорят на такие темы. И, возможно, поэтому, окрыленный этим успехом, Джин неожиданно даже для самого себя задает слишком откровенный вопрос, который на самом деле не хотел задавать:       - Значит, ты мог бы встречаться со мной?       Джин спешно закрывает рот, едва только эти слова слетают с его губ. Он изо всех сил старается держать лицо и не показывать, насколько сам ошарашен этим вопросом, не показывать, как сильно паникует в это мгновение, потому что если он покажет это… вряд ли будет хуже, ведь он только что и без того создал очень странную и неловкую ситуацию, но если он еще и покажет, что ему самому от нее неловко... Это точно сделает все в разы более странным.       Он видит, как удивленно замирает после этих слов Юнги, а затем очень медленно поворачивается к нему, что заставляет Сокджина испуганно застыть, потому что выражение лица младшего становится совершенно нечитаемым, и Джин даже предположить не может, что сейчас происходит в голове Юнги, не имеет ни малейшего представления. Он только знает, что взгляд друга становится очень настороженным, он так пристально смотрит Сокджину в глаза, что тот невольно ежится в инстинктивном желании спрятаться или хотя бы сделаться меньше. Что довольно сложная задача, с его-то телосложением, но что мешает ему пытаться?       - Йа, что такое, Юнги? Ты только что распинался, какой я замечательный, а теперь молчишь? Твой хен недостаточно хорош для тебя? – отпуская нервный смешок, быстро проговаривает Сокджин, спешно стараясь перевести этот разговор в безопасное русло и отшутиться. Ему слишком неловко, чтобы оставаться сейчас серьезным. Он не готов сейчас быть серьезным. Он… просто не готов. – Не может быть такого, чтобы я не подходил под твои стандарты!       Юнги еще несколько мгновений продолжает буравить Джина внимательным, изучающим взглядом, но вскоре, он поджимает губы и медленно качает головой, взор его становится каким-то чересчур задумчивым. Нет ничего плохого в задумчивом Юнги, но не тогда, когда он выглядит так, будто изо всех сил пытается соединить логические точки в голове и выяснить истинные мотивы Сокджина. Потому что обычно у него отлично получается это сделать, и Джин не думает, что хочет, чтобы он делал это сейчас.       - Нет. Дело не в этом. Ты просто застал меня врасплох, хен, - проговаривает Юнги неторопливо и будто бы даже осторожно. Чаще всего он делает так, когда взвешивает каждое слово перед тем, как сказать его. Сокджин чувствует, как болезненно падает его сердце куда-то мимо ребер. Раз Юнги начинает тщательно подбирать слова, значит, он чувствует себя очень неловко в это мгновение или же пытается разгадать, что именно задумал Сокджин. – Это был неожиданный вопрос.       - Ва, я так польщен, что одна только мысль о том, чтобы встречаться со мной, поражает тебя так сильно, Юнги-я, - усмехается Сокджин, и он не хочет, чтобы в его голосе так отчетливо слышались натянутые, ненатурально веселые нотки, но ему все же не удается проконтролировать свой тембр должным образом. Ему не стоило задавать такой странный вопрос, нет ничего удивительного в том, что Юнги не может на него ответить, он сам не смог бы дать однозначного ответа на его месте. Зачем он вообще…       - Меня поражает не сама мысль, а то, что ты задаешь этот вопрос именно мне, хен, - возражает Юнги, хмурясь сильнее и настойчиво заглядывая Сокджину в лицо. Он, определенно, услышал расстроенные отзвуки в голосе старшего, не мог не услышать. Джин недовольно морщится, выругиваясь про себя. И где же его хваленное актерское мастерство, когда оно так нужно? Теперь вот Юнги думает, что задел его.       - Почему я не могу задать его тебе, Юнги? – хмыкает Сокджин, все еще стараясь не смотреть другу в глаза. Юнги молчит мгновение, а затем как-то дергано поводит плечами. – Это ведь просто чисто гипотетический вопрос.       Юнги тяжко вздыхает, медленно растирает ладонью шею, а затем протяжно мычит себе под нос, будто, в самом деле, серьезно обдумывая ответ, что заставляет Сокджина невольно затаить дыхание.       - Ты никогда не интересовался моим мнением в этом плане, - тянет Юнги задумчиво, глядя куда-то поверх плеча Сокджина. – Это потому что ты узнал, что я би? Поэтому ты задаешь такие вопросы, хен? – чуть прищурившись, спрашивает он, неожиданно впиваясь в своего хена испытывающим взором.       Сокджин растерянно моргает, застигнутый врасплох как этим взглядом, так и вопросом, на который он не знает даже, как ответить. Потому что на самом деле, причина совсем не в этом, но не может же Джин сказать, что ненамеренно задал этот вопрос не из праздного любопытства, а потому что более чем неплатонически заинтересован в Юнги и ему хочется узнать, что именно он думает о нем с романтической точки зрения.       - Эмм… Отчасти? – немного хрипло выдыхает Сокджин, заламывая пальцы в неловком и смущенном жесте, параллельно пытаясь придумать правдоподобное оправдание собственным словам. Почему его язык работает быстрее мозга в подобных ситуациях? Что вообще Сокджин сделал себе такого плохого в прошлом, за что теперь неосознанно наказывает себя, загоняя себя в такие вот ситуации? – Ты можешь… оценить меня в точки зрения… парня, которого… привлекают другие парни, наверное? – он чувствует, как окончательно теряет нить повествования, поэтому сдается, издает тяжкий стон и закрывает лицо ладонями, потому что не может сейчас взглянуть на Юнги, это все слишком неловко. – Просто… ответь на вопрос, Юнги-я, господи.       Несколько секунд он не поднимает глаз, но затем, когда уже начинает немного волноваться из-за повисшего молчания, слышит недоверчивое фырканье Юнги и невольно с облегчением выдыхает. Ладно, Юнги позабавила эта сцена, а значит, он посчитал такое объяснение вполне себе приемлемым. Хорошо. Отлично. Сокджин медленно втягивает в себя немного воздуха, потому что, наконец, он может нормально дышать. Теперь, когда Джин ощущает, что атмосфера постепенно перестает быть такой вопрошающей, он может дышать.        - Ну, если гипотетически… - задумчиво проговаривает Юнги, хотя в его голосе все еще отчетливо слышатся нотки неугасшего веселья. Он выдерживает выразительную паузу, прежде чем все же договорить: - Гипотетически… Почему бы и нет? – пожимая плечами, в конце концов, выдает Юнги, усмехаясь самым краем губ и поглядывая на ошеломленно застывшего Джина своими темными, лукаво поблескивающими глазами. – Если бы ты отказался от своих каламбуров и перестал ворчать на меня из-за немытых кружек, хен, я, может быть, еще и подумал бы о том, встречаться с тобой или нет.       Сокджин замедленно моргает, в его груди неторопливо расползается огонек надежды и чего-то очень похожего на предвкушение и нетерпеливый трепет, что наполняет его вены теплом и заставляет уголки его губ неконтролируемо подергиваться. Это всего лишь ничего не значащий вопрос, который Юнги не воспринял всерьез, но все равно… все равно.       Почему-то Сокджин чувствует, как все внутри него начинает искриться, после подобного обнадеживающего ответа. Даже если это ничего не значит и Юнги не вкладывал в свои слова никакого особого смысла, сердце Сокджина слишком упрямо и своенравно, чтобы упустить такую возможность и не зацепиться за нее. Будто бы ему когда-либо нужно было много для этого. Будто пары слов не достаточно для того, чтобы пламя ожиданий и мечтаний ярко вспыхнуло на щедро политой бензином надежды почве. Нет, даже такого шутливого согласия более чем достаточно, чтобы этот огонь от сердца мгновенно распространился по венам по всему его телу. Как бы Сокджин ни старался сдерживать эти чувства, как бы ни старался не обнадеживаться раньше времени, не давать своему сердцу довольно раздуться, а сознанию вообразить себе слишком сладкое и безнадежно счастливое будущее, ему не под силу остановить тот пожар, что они породили внутри него. Пожар, который может ведь и погубить Сокджина, может сжечь его заживо когда-нибудь.       Юнги, определенно, нужно быть осторожнее. Со своими словами, своими улыбками, своей добротой и тем простым фактом, что он такой невыносимо милый порой. Потому что Сокджин не справляется, он не может сдерживать свои чувства и заставлять все свое естество не реагировать таким образом на каждую подобную фразу Юнги, а раз Сокджин не в силах себя остановить, значит сам Юнги должен перестать волновать его так. И он бы точно перестал, если бы Сокджин попросил его об этом… только вот… кажется, Джин не то чтобы в самом деле хочет, чтобы он прекращал.       В последнее время Сокджину самому с большим трудом удается понять, чего же он хочет.       - Йа, Юнги-я, ты же знаешь, что Ким Сокджин и каламбуры неотделимы! Без них это буду уже не я, - улыбается Джин, откидываясь на спинку дивана, он чувствует себя так, словно ему только что сказали, что он сдал все свои экзамены автоматом. Хотя на это нет даже никаких причин. Просто Юнги в шутку сказал ему «может быть». Сокджин не понимает, почему такой мелочи ему достаточно, чтобы почувствовать себя окрыленным, но именно так он себя и чувствует.       - Эх, значит, не быть нам идеальной парой, хен, - с притворным сожалением вздыхает Юнги, качая головой и лукаво улыбаясь Сокджину.       Джин смеется с нескрываемым облегчением этим своим высоким и скрипучим смехом, который обычно старается приглушать, когда находится в общественном месте или на свиданиях. Но только сейчас он понимает, что никогда не волновался из-за чего-то подобного при Юнги. Ему не приходило в голову стыдиться своего смеха, когда он с Юнги. Он никогда не переживал из-за того, что может быть слишком эмоциональным или громким, слишком экспрессивным или драматичным, слишком несерьезным или увлеченным, когда он с этим парнем. Он всегда беспокоится обо всех этих вещах, когда находится в чьей-то компании, потому что понимает, насколько он может быть порой… чересчур, что иногда его может быть слишком много, но… не с Юнги.       Потому что Юнги никогда не давал ему возможность почувствовать себя некомфортно из-за того, каким он порой способен быть. И когда Сокджин вновь очень ярко и отчетливо осознает это, он ощущает облегчение и трепет, которые не может и не хочет подавлять. Это глупо, но Юнги почти что назвал их «идеальной парой», и он ничего не в силах поделать с воздействием этих слов на его глупое, но такое упрямое и переполненное надеждой сердце. Это нелепо, но Джин не может не думать, что это действительно может быть правдой. Они… действительно могут стать идеальной парой. По-своему идеальной. Не такой как во всех тех фильмах и романтических книгах, не такой, какой видится идеальная пара большинству людей. Но идеальной в их собственном понимании.       Сокджин всю свою жизнь пытался достигнуть этого недостижимого, описанного в книгах и изображенного на экранах идеала отношений, но, возможно, все это время он ошибался и в этом? Может, никакого общего для всех идеала и не существует? Может, когда дело касается любви такого понятия как «идеал» и вовсе не может быть? И Сокджину, пожалуй, впервые приходит в голову мысль, что вместе с Юнги они могли бы быть… идеально неидеальными. И эта перспектива – не быть идеальным, не быть для кого-то совершенством… вероятно, не так уж и сильно пугает Сокджина, вопреки обыкновению. Обычно ему необходимо быть лучшей версией себя, даже в те моменты, когда он просто физически не способен на это. Потому что… людям чаще всего именно это от него и нужно. Они видят идеальную внешнюю оболочку и ожидают от него соответствующего ей содержания, но… только не Юнги.       Потому что Юнги не нужен идеальный Ким Сокджин, потому что Юнги не оставит его, даже если он не будет идеальным. Если бы для Юнги это играло хоть какое-то значение, он не стал бы терпеть соседство с Сокджином на протяжении последних двух лет, а давно ушел бы, как сделали многие люди до него в жизни Джина. И поэтому с Юнги, только с ним одним, Сокджину не страшно быть… просто собой. Со всеми остальными, помимо разве что их тонсэнов иногда, это страшно и невозможно, на самом деле, но только не с ним. И это… такое очевидное, но отчего-то все равно шокирующее открытие. Сокджину, казалось, что он всегда это знал, всегда чувствовал это, просто никогда не давал их с Юнги отношениям какого-либо конкретного определения, не проговаривал мысленно про себя, почему именно они для него так важны, поэтому сейчас, когда он все же делает это, его немного поражает понимание того, насколько они, в самом деле, оказываются значительны и уникальны.       - Ты можешь просто полюбить мои каламбуры, Юнги-я. И научиться не оставлять кружки по всей квартире, - он смеется еще сильнее, когда Юнги одаривает его скептическим и откровенно недоверчивым взглядом. Взглядом, которому Сокджин ни на секунду не верит, потому что отлично знает – Юнги на самом деле любит его каламбуры, ему просто кажется забавным делать вид, что это не так.       - Хен, не требуй от людей невозможного, - с укоризной проговаривает Юнги, вновь откидываясь на спинку дивана.       Он включает телевизор с помощью пульта, чтобы продолжить просмотр фильма, который они с Сокджином не досмотрели вчера вечером. И в этом тоже нет ничего особенного, они часто так делают – смотрят вместе фильмы после учебы или работы. Но то, что Юнги сейчас просто молча перематывает до того места, где они остановились, заранее зная, что Сокджин совсем не против такого времяпровождения, то, что Юнги, не задумываясь, готов разделить редкие часы своего досуга с ним, заставляет Джина почувствовать себя... так, будто он особенный. Будто для Юнги он особенный.       Это, оказывается, действительно очень приятно – знать, что занимаешь важное место в сердце человека, который тебе нравится. Это приятное и, возможно, чересчур обнадеживающее знание. Ведь то, что ты важен для кого-то, еще не означает, что ты важен для него именно в том смысле, в котором он важен для тебя самого, но все равно… даже если эта не та привязанность, которой ты желаешь, она все равно не может не быть приятна.       - Когда-нибудь ты поймешь всю гениальность моего искрометного юмора, Юнги-чи, - фыркает Сокджин, вытаскивая блистер с таблетками от горла из коробки и поспешно выдавливая одну себе на ладонь. Юнги демонстративно игнорирует его и нажимает на кнопку воспроизведения на пульте, чтобы погрузиться в просмотр фильма.       Когда Сокджин ощущает на языке ментолово-мандариновый привкус таблетки, он все еще ничего не может поделать с широкой улыбкой, что растягивает его губы. Он не должен чувствовать себя таким довольным и воодушевленным, не должен придавать такое огромное значение этому немного неловкому и странному диалогу, но все равно не может выбросить его из головы до самого конца фильма, который проносится у него перед глазами одним смазанным и невразумительным пятном. И если большую часть ночи он вошкается под своим одеялом и прокручивает в голове слова Юнги и каждое микровыражение, промелькнувшее на его лице во время этого разговора, то Сокджин никогда и никому не признается в этом, даже под страхом смерти. Потому что это слишком смущающе – признаваться даже самому себе, как много надежды внушает ему все услышанное.

***

      Сокджин не знает, с чего ему начать свою крайне рискованную операцию по очарованию Юнги. Он не уверен, с какой стороны вообще подступиться к этому вопросу, поэтому решает пока не слишком сильно отходить от привычной и безопасной для него территории и установленной модели их с Юнги отношений, которую он планирует совсем немного, только самую малость преобразить. Он приходит к выводу, что может позволить себе понемногу ухаживать за Юнги, аккуратно и ненавязчиво проявляя к нему свои чувства. Подобный план кажется относительно безопасным, хотя и может растянуться на довольно продолжительный срок. А безопасность является приоритетом для Сокджина на данный момент. Он не хочет быть драматичным, но… от успеха этой предприятия вроде как зависит его жизнь.       Ладно… может, и не в буквальном смысле. Он не умрет, если Юнги не примет его чувства. Скорее всего. Но ему будет тяжело справиться с этим. Возможно, даже тяжелее, чем он может себе представить. А Сокджин действительно очень не любит сложности.       Сокджин отлично понимает, что даже если он честно признается и прямо выложит Юнги, что у него есть романтические чувства к нему, друг, скорее всего, не воспримет эту информацию всерьез. А даже если и воспримет… Сокджин сгорает изнутри от одной только мысли, что ему придется признаваться в своих чувствах. Он в жизни этого не делал. Даже в подростковом возрасте. Он не готов ни к чему подобному. Это слишком для него.       Это что… ему придется в процессе смотреть Юнги в глаза? Нет-нет… однозначно нет. Сокджин с большей охотой пройдет пытку тестами Намджуна и послушает его трехчасовой разбор своей личности с точки зрения психоанализа, чем пройдет через что-то подобное. Он скорее позволит Чимину до конца жизни выбирать для него алкогольные напитки или согласится ходить с Чонгуком на эти его адские тренировки, больше похожие на экстремальные полосы препятствий на выживание, чем на что-то связанное со здоровьем и спортом.       К тому же… Сокджин совсем не горит желанием вот так сразу получить отказ. Решившись пойти на поводу у своих чувств, он ставит все на карту: рискует своим спокойствием, размеренным и установленным ходом жизни и, самое главное, их с Юнги дружбой. Так что он не может позволить себе получить отказ, который, возможно, и не разрушит их с Юнги дружбу, но точно заставит их отдалиться и лишит Сокджина привилегии надеяться. Так что ему нельзя получать отказ. А он его получит, если вот так ни с того ни сего возьмет и заявит о своих чувствах. Потому что Юнги сам сказал ему, что встречается только с теми, кто ему нравится, и сейчас он, может, и неравнодушен к Сокджину, но совсем не в том смысле, в каком Джину хотелось бы. И вот поэтому Сокджину нужно немного… повысить свои шансы на успех. Каким-нибудь естественным образом изменить отношение Юнги к нему.       Это ведь не должно быть сложно, верно? Юнги ведь подтвердил, что считает своего хена во всех отношениях привлекательным, он знает большую часть странностей и закидонов Сокджина и до сих пор неплохо мирился с ними, и, учитывая их поцелуй… не похоже, что это совсем уж невыполнимая задача – перевести их отношения в романтическую плоскость. Очень может быть, что Сокджин цепляется за соломинку и видит надежду там, где ее и вовсе нет, однако… есть какая-то довольно упрямая и самодовольная его часть, которая просто не верит, вспоминая тот вечер, после которого все и изменилось, не верит, что Юнги совсем ничего в тот момент не почувствовал.       Сокджин признает, что не помнит всех деталей, что алкоголь в каком-то роде размыл некоторые подробности в его сознании, и он не может поручиться за достоверность всех своих воспоминаний о том поцелуе, но… не может такого быть, чтобы только он один почувствовал все эти пресловутые искры и это притяжение, напряженно повисшее между ними тогда. Джину просто… трудно поверить в обратное. Трудно, потому что… Юнги целовал его слишком бережно и нежно, слишком настойчиво и уверенно, чтобы допустить мысль, что этот процесс не доставлял ему удовольствия.       Что в тот момент он не хотел этого.       И да, может быть, подобные умозаключения – не самый прочный фундамент для построения каких-либо теорий, но… если один поцелуй заставил Сокджина совершенно иначе взглянуть на Юнги, то почему бы не предположить, что и отношение Юнги к нему может измениться из-за какого-то романтического действия или поступка Джина? Что, если он будет проявлять свои чувства, Юнги не оставит это равнодушным. В конце концов, если за годы жизни под одной крышей с Мин Юнги Сокджин и уяснил себе что-то четко об этом парне, так это то, что он не может игнорировать хорошее отношение к себе. Так что, возможно, если Джин будет больше заботиться о Юнги, это вызовет определенную реакцию?       Раздумывая над всеми этими вопросами, прикидывая вероятности и строя планы один грандиознее другого, Сокджин спустя несколько дней тяжко вздыхает и задумчиво хрустит чипсами, автоматически шлепая по руке сидящего рядом с ним на полу перед телевизором Тэхена, который пытается незаметно стащить у него из-под носа упаковку с какими-то желейными конфетами. Парнишка жалостливо хнычет, но Джин даже не поворачивает в его сторону головы и продолжает разбираться с настройками запускаемой им игры, все еще погруженный в свои мысли. Скоро должны подойти Чимин с Чонгуком, и Сокджин не хочет слушать их нытье и жалобы на то, что их оставили без закусок, так что Тэхену придется пока довольствоваться чипсами, которые сам же и выклянчил у своего хена пару минут назад.       И не будь голова Сокджина так сильно забита мыслями о Юнги, он, скорее всего, никогда не осмелился бы озвучить хотя бы часть из них. Однако он совсем не может сосредоточиться ни на чем, кроме собственных чувств, а Тэхен, словно ощущая его напряжение, сидит непривычно тихо и спокойно, вопреки обыкновению, не пытаясь завести даже подобие беседы и хоть как-то заполнить повисшую в гостиной задумчивую тишину, словно позволяя Джину глубже погрузиться в трясину собственных размышлений. Сокджин находит эту способность Тэхена своим напускным равнодушием и красноречиво громким молчанием заставлять людей говорить то, что их мучает в данный конкретный момент, невероятно раздражающей. Он не знает, как младший это делает, но это почти всегда каким-то мистическим образом работает, даже несмотря на то, что Тэхен не задает никаких вопросов.       Джин все же сдается и, в конце концов, небрежно бросает через плечо, словно между делом, словно в его словах и нет ничего особенного и важного:       - Тэхен-а, как дать понять другому человеку, что он тебе нравится?       Это вечер субботы и трое их младших тонсэнов уговорили его устроить ночь видеоигр в их с Юнги квартире, назвав это мероприятие «Эпичным турниром против Чон Чонгука». Чимин как-то очень неожиданно и яростно загорелся желанием лишить макнэ титула лучшего игрока в их компании и забомбардировал Сокджина сообщениями о необходимости проведения этого состязания. Сокджин подозревает, что все дело в каком-то очередном споре между этими двумя, наверняка, Чонгук просто в очередной раз сослался на рост Чимина в качестве аргумента или еще что-то в этом роде, а Чимин не смог оставить это без отмщения. Тэхен просто не прочь был повеселиться, потому что он никогда не отказывается от возможности понаблюдать за хаосом и принять в нем активное участие, сам же Чонгук не мог отмахнуться от такого откровенного вызова, тем более, если встреча организовывается в квартире его старших хенов, где его в любом случае гарантировано накормят. Так что по факту у Сокджина не осталось выбора, его младшие так быстро прониклись энтузиазмом завалиться к ним с Юнги в ближайший выходной, что он даже не успел согласиться, как эти чертята уже начали обсуждать, по каким критериям будет определяться победитель их импровизированного турнира.       Поэтому с самого утра Сокджину пришлось зайти в магазин, запастись снеками и закусками им на всю ночь, а также предупредить Юнги, что их квартира была нагло и самовольно захвачена вражескими оккупантами до воскресенья. Юнги воспринял эту новость более чем спокойно и стойко. Коротко ответив, что пойдет ночевать в общежитие к Хосоку, и позволяя Сокджину самостоятельно разбираться с этим бардаком и развлекать детишек.       Сокджин понимает его, их младшие могут быть очень… увлекающимися, особенно захваченные азартом игры и соревнований, но все равно осуждает такое бесстыдное бегство. Потому что негоже это – бросать своего единственного хена на растерзание их тонсэнам. Как соседи по квартире они обязаны поддерживать друг друга и в болезни и в здравии, и в нашествии трех не переросших свои подростковые годы студентов, которых они, по стечению обстоятельств, называют друзьями. Так что Сокджин вполне обоснованно дуется, когда в ответ на этот очень веский аргумент, Юнги требует показать ему договор и конкретный пункт, в котором все это прописано. Сокджин решает, что не будет терпеть подобное неуважение к себе и демонстративно заканчивает их разговор.       Поэтому сейчас они с Тэхеном ждут, как всегда, опаздывающего Чимина и неожиданно проспавшего Чонгука. И только потому, что в данный момент они в квартире одни, Сокджин и решается вообще начать этот разговор. Дело в том, что у Тэхена есть еще одна уникальная особенность - когда говоришь с ним о чем-то наедине, он превращается в очень даже хорошего слушателя, ценного в первую очередь тем, что он не изумляется ничему из того, что слышит. Удивить Ким Тэхена само по себе довольно сложное дело, потому что это его личная прерогатива – удивлять и ставить в тупик других, оттого чужие странности и закидоны в лучшем случае его забавляют, но никак не поражают. Так что, какую бы нелепицу ни выдал Сокджин, он знает, что Тэхен не отреагирует на нее… очень уж ярко, что и необходимо Джину сейчас больше всего. Отсутствие удивления и расспросов – как раз то, что Сокджин нужно.       На самом деле Тэхен может порой давать довольно глубокомысленные советы, при этом сохраняя совершенно невозмутимый вид, из-за чего обсуждаемые с ним проблемы всегда кажутся чем-то обыденным и простым, даже если совсем таковыми не являются на самом деле. Сокджину совершенно не хочется, чтобы его младшие суетились и вдавались еще больше в подробности его личной жизни, изменения в которой и его самого ошеломляют, поэтому ему необходимо поговорить с кем-то вроде Тэхена, кто не будет задавать лишних вопросов, если поймет, что Сокджин не готов или не хочет на них отвечать.       И в этот раз Тэхен нисколько не разочаровывает его. Он не задает наводящих или поясняющих вопросов, не пытается копать глубже и довольствует лишь тем куском информации, что добровольно предоставляет ему старший, потому что Тэхен достаточно сообразителен, чтобы понять, какой реакции от него ждут. Что именно его собеседнику нужно в данный момент.       Парень бросает на Сокджина быстрый и проницательный взгляд исподлобья, и почти сразу же принимает небрежный и невозмутимый вид, который выглядит таким естественным, что Джин и не подумал бы, что это маска, если бы не успел заметить мгновением ранее легкое беспокойство и интерес в глазах младшего. Тэхен деловито тянется за пакетом с чипсами и выуживает парочку чипсенок, чтобы важно закинуть их в рот и начать пережевывать, изображая усиленный мыслительный процесс на лице.       - Хмм… может, сказать этому человеку, что он тебе нравится, хен? – предлагает Тэхен совершенно невинно и без тени сарказма в голосе, однако, что странно, Сокджин все равно уверен, что младший сейчас подкалывает его. Он прямо чувствует это. Сокджин закатывает глаза, Тэхену нравится заставлять всех вокруг ломать голову над тем, когда он серьезен, а когда нет, и говорить колкости с совершенно невозмутимым видом.       - Неа, это не вариант, - качает головой Сокджин, не отводя глаз от экрана телевизора, на котором пиксельный Марио наворачивает круги на своей маленькой машинке по трассе. В отражении экрана он видит, как Тэхен озабоченно надувает губы, размышляя.       - Точно, для этого же придется разговаривать. Я и забыл, что ты противник простых решений, хен, - проговаривает парень и глухо мычит, когда вполне, по мнению его хена, заслуженно получает удар в голень пяткой.       - Именно. Так что мне нужно другое предложение, Тэхен-а, - небрежно кивает Джин, делая вид, будто только что не было никакой заминки и он не имеет отношения к тому, что Тэхен сейчас, чуть морщась, растирает свою ногу.       - Ну, тогда… стандартные шаги: цветы, комплименты, кофе и прочие напитки, помощь со всякими мелкими и не очень делами, проявление интереса к этому человеку и тому, что его интересует, и другие знаки внимания. Если ты не хочешь говорить, хен, тогда просто покажи через поступки. Кто знает, может, это и сработает, - пожимает плечами Тэхен, засовывая руку по локоть в пачку и принимаясь сосредоточенно выуживать из нее остатки чипсов. – Хотя зная тебя, хен, я бы на это особо не рассчитывал, - добавляет он небрежно.       - Йа! Я умею ухаживать, Тэхен-а, я хорош в этом, чтоб ты знал, - чувствуя себя незаслуженно оскорбленным, защищается Сокджин.       Он разворачивается всем телом к младшему, чтобы тот мог увидеть, как сильно Джин негодует в этот момент. Может, его отношения и были всегда на удивление недолговечны, однако он знает, что никто из его бывших не смог бы обвинить его в отсутствии галантности или невнимании. На этот счет Сокджин более чем уверен в своих навыках. Конфетно-букетный период – буквально его основная специализация, при желании он мог бы написать о нем диссертацию, потому что искусен в нем больше всего, ведь дальше этого начального этапа в отношениях он продвигался довольно редко. Обычно его бросали как раз ближе к тому моменту, когда отношениям вроде как пора было переходить на новую ступень развития.       Тэхен лишь спокойно, но очень выразительно выгибает бровь в ответ, таким образом выражая свое недоверие и скепсис. Определенно, он перенял этот жест у Юнги, поэтому он кажется сейчас Сокджину таким знакомым. У Тэхена есть эта привычка – подмечать и воспроизводить чужие характерные жесты. Чонгук тоже частенько неосознанно это делает. Но если у Тэхена это почти что профессиональная деформация, следствие развитой насмотренности и постоянного наблюдения за людьми и их повадками, то их макнэ просто очень впечатлительный и повторяет все за своими хенами, как попугайчик.       - Да, хен, ты умеешь ухаживать. За теми, кому нравишься ты, но не за теми, кто нравится тебе.       Тэхен произносит это спокойно и почти даже отстраненно, но Сокджин отчетливо видит, как серьезно поблескивают его темные, гипнотизирующие глаза, и невольно сглатывает. Еще одна особенность Тэхена – умение удивлять не только своими спонтанными и непредсказуемыми выходками, но и неожиданной серьезностью и проницательностью. Неожиданной, а оттого всегда такой обезоруживающей. Чего-то подобного всегда ожидаешь от Намджуна или Юнги, но не от Тэхена, который так часто искусно делает вид, будто не видит и не понимает многих вещей, что порой Сокджин забывает, что это совсем не так и Тэхен подмечает иногда такое, что ускользает от внимания всех остальных. Если так подумать, от студента актерского Джин, вроде как, должен ожидать чего-то подобного.       - Йааа, с чего ты это взял, Тэхен-а? Ты был свидетелем всех моих отношений, чтобы быть в состоянии делать подобные выводы? – негодующе фыркает Сокджин, покачивая головой.       - Нет, хен, - спокойно соглашается парень, шурша почти пустой упаковкой из-под чипсов. Сокджин даже не сильно удивляется, когда, обернувшись, видит, что Тэхен пытается сложить из него самолетик. – Но если бы я не был прав, ты вообще не начал бы этот разговор. Потому что тебе не нужен был бы мой совет.       Сокджин морщится, понимая, что Тэхен подловил его. Он не желает признавать логичность этого вывода, но и опровергнуть очевидное не может, поэтому несколько минут Джин просто продолжает смотреть в экран и нажимать на кнопки джойстика, изображая увлеченность и сосредоточенность.       - На самом деле, это не так уж и важно, - небрежно протягивает Сокджин, прерывая тишину, что разбавляет лишь раздражающее шуршание пакета, который Тэхен продолжает складывать. - Это был просто вопрос на будущее. На тот случай, если я… если мне захочется за кем-то поухаживать. На будущее, - он упрямо не поворачивает головы, чтобы Тэхен не смог увидеть выражение его лица, поэтому Джину приходится скосить глаза, чтобы рассмотреть реакцию парня.       - Конечно, я так и понял, хен, - послушно соглашается Тэхен, и Сокджин невольно хмурится, потому что совершенно очевидно, что младший ему не верит в это мгновение, но выражение его лица остается таким бесхитростным и искренним, что уличить его в этом становится совершенно невозможно. Сокджин закусывает нижнюю губу и задумчиво молчит какое-то время.       - Значит, говоришь, комплименты, кофе и прочее… - выдыхает Сокджин, заставляя Марио на экране начать бешено крутиться на одном месте. – Звучит не так уж и сложно… - он слышит, как рядом с ним неопределенно хмыкает Тэхен, но упорно не смотрит в его сторону.       - Ну, это и не должно быть сложным, хен. Если тебе кто-то действительно нравится, это не так уж и сложно. К тому же, обычно, когда искренне заботишься о ком-то, это чувствуется, так что ты зря недооцениваешь искренность, хен, перед ней мало кто способен устоять, - выдает Тэхен на удивление уверенным и убежденным тоном, который невольно заставляет Сокджина задаться вопросом, являются ли эти слова частью личного опыта парня или же он просто придумывает воодушевляющую речь на ходу. Тэхен вполне способен на подобное. – Думаю, твоя жизнь была бы заметно проще, хен, если бы ты позволял себе немного чаще бывать искренним, - чуть подумав, глубокомысленно заключает он, кивая собственным словам.       Сокджин невольно фыркает и качает головой, но предпочитает оставить это замечание без ответа, потому что не хочет дальше развивать эту тему. Тэхен сам по себе искренний человек, поэтому услышать подобные рассуждения от него – более чем естественно. Однако… они с Тэхеном разные и то, что свойственно этому инопланетянину, что для него абсолютно нормально, то для Сокджина непривычно и слишком пугающе. Странность Тэхена и его честность к лицу одному только Ким Тэхену, это часть его шарма и любой другой человек просто будет казаться чудиком, если будет вести себя также, искренность… на самом деле далеко не всем идет. Сокджин никогда не сможет быть и вполовину таким же открытым и бесхитростным, каким является Тэхен, поэтому подобный совет не звучит для него как нечто простое.       Сокджин закусывает губу и неопределенно поводит плечами. Быть искренним… Это… как-то слишком просто и в то же время… слишком сложно. Не то чтобы Сокджин особо привык к подобному в отношениях. И разве одной искренности может быть достаточно, чтобы привлечь кого-то? Достаточно ли будет одной его искренности, чтобы привлечь Юнги? Сокджин довольно сильно в этом сомневается.       Может, он и не знает Юнги с этой стороны, но его опыт общения с этим парнем подсказывает ему, что во всем, что касается романтики, Юнги руководствуется в первую очередь своими чувствами. Он не из тех, кто проникается симпатией к кому-то, только потому что у этого человека есть к нему чувства. Да, Юнги не может оставить равнодушным хорошее отношение к нему, но он вряд ли из тех, кто может влюбиться из-за чего-то подобного. Будь это так, он уже давно был бы влюблен в Сокджина. Ведь Сокджин всегда был для него хорошим хеном и другом. Что бы там сам Юнги ни говорил по этому поводу.       И пока Джин усиленно размышляет над его словами, Тэхен как-то странно ойкает себе под нос, поспешно достает телефон из кармана штанов и принимается что-то деловито печатать. Явно заметив, что Сокджин вопросительно смотрит на него, он беспечно поясняет:       - А, я просто пишу Хоби-хену о том, что хочу изменить свою ставку на твои отношения, хен. Как думаешь, хен, тебе хватит месяца, чтобы начать встречаться с этим человеком? – глядя на него огромными глазами, невинно спрашивает парень, что заставляет Сокджина растерянно и немного беспомощно посмеяться себе под нос.       - Я ведь сказал, что спрашиваю на будущее, Тэхен-а, - устало закатывает глаза Джин, но Тэхен, кажется, совершенно его не слушает, снова сосредотачиваясь на телефоне. - И почему вас, детишек, вообще так сильно интересует моя личная жизнь? – с непониманием в голосе спрашивает Сокджин, пока Тэхен, так и не дождавшись внятного ответа, принимается вновь что-то печатать. – Вам настолько нечем заняться?       - Твоя личная жизнь – очень занятная штука, хен. Не наша вина, что она такая стабильно нестабильная, - пожимает плечами Тэхен. Он быстро стреляет глазами в сторону Сокджина, прежде чем продолжить уже куда мягче и серьезнее: - Кажется, это наша последняя возможность устроить тотализатор на твои отношения, хен. Теперь, когда тебе действительно кто-то сильно понравился. Так что стоит воспользоваться этой возможностью, не так ли? - произносит младший, откладывая телефон в сторону и вновь возвращаясь к своему кривому самолетику из упаковки из-под чипсов с таким видом, словно не сказал только что ничего особенного, ничего важного и значимого.       Тэхен ничего больше не говорит, но Джин видит его ободряющую квадратную улыбку, которая заставляет старшего покраснеть и отвести глаза в сторону. Порой говорить с Тэхеном почти некомфортно, потому что он может заставить собеседника в одно мгновение подумать, что видит его насквозь, а в следующее уже вновь вызывать беспечный и искренний смех.       - Йааа, я ведь уже говорил, что… - начинает Сокджин, но на это раз Тэхен не дает ему договорить:       - Спрашиваешь на будущее, да, хен, я помню, - небрежно отмахивается парень, как от чего-то несущественного, чем, по сути, эта чушь в действительности и является на самом деле. – Но ты никогда раньше не интересовался ничем подобных, хен, даже на будущее. Ты вообще не из тех, кто очень уж часто думает о своем будущем, будем честны. Думаю то, что ты заговорил о чем-то таком, это уже о многом говорит, - заключает младший, после чего поспешно потирает ладони друг о друга, стряхивая оставшиеся на них крошки прямо на ковер, и берется за джойстик грязными руками.       Сокджин предсказуемо кривится и принимается возмущенно отчитывать его, в глубине души чувствуя благодарность и тепло к младшему за то, что Тэхен без слов понимает, когда лучше всего отступить и с этого самого момента без вопросов делает вид, что этого разговора вообще не было. Тэхен всегда был в этом плане очень чутким и отзывчивым малым, умеющим читать настроение собеседника. И это хорошо. Это то, чего Сокджин изначально и хотел от этого разговора. Возможности сделать вид, что его не было.       Вскоре в квартиру вваливаются Чимин с Чонгуком и остаток вечера и ночи они проводят, яростно сражаясь втроем против макнэ и пытаясь победить его хотя бы в одной игре, что все же удается сделать ближе к ночи. Сокджин понимает, что одна победа из десятка, причем не самая честная, о чем не может не кричать возмущенный Чонгук, не повод так гордиться собой, но ничего не в силах поделать с собственным довольством. Чонгука действительно давненько никто из них не побеждал, и это явно вызывает у парнишки такое отчаяние и упадок сил, что Сокджин даже в какой-то момент опасается, что их младший оказывается близок к экзистенциальному кризису.       Поэтому Джин подавляет желание присоединиться к радостным крикам Тэхена и победному танцу Чимина и вместо этого сочувствующе придвигает кусок заказанной им пиццы к Чонгуку, чтобы немного приободрить парнишку. Все же Сокджин хороший и благородный хен и понимает, какой это сильный удар по мировоззрению и гордости Чонгука, ему не хочется травмировать психику ребенка еще больше. Что не мешает ему смеяться над попытками Чимина поддразнить Чонгука, потому что… ну, это смешно, в конце концов.       - Ох, не расстраивайся, Гук-а, в следующий раз тебе повезет, - щебет Чимин, наваливаясь на надувшегося и раздраженно сверкающего глазами парня, который тут же принимается недовольно вырываться и извиваться в его объятиях, едва не опрокидывая их обоих на пол в процессе.       - Это не считается, Джин-хен читерил весь заезд, а Тэхен-хен подрезал меня у самого финиша, чтобы дать ему выиграть, - жалуется уже в десятый раз Чонгук, бросая в сторону своих хенов гневный взор исподлобья. Тэхен разводит руками в стороны с совершенно невинным видом, а Сокджин делает удивленное лицо и драматично прижимает руку к груди.       - Неужели ты думаешь, что твои хены способны на подобное, Гук-а? Что мы сговорились за твоей спиной только для того, чтобы не дать тебе победить? – Джин недоверчиво качает головой, словно одно это подозрение оскорбляет его.       - Я видел, как вы переглядывались, - кричит Чонгук, на что Чимин успокаивающе шикает на него и принимается с улыбкой на губах, поглаживать по голове, как маленького разбушевавшегося ребенка, что заставляет бедного макнэ покраснеть от негодования и несправедливости.       - Это все необоснованные обвинения. У тебя нет оснований подозревать нас в преступном сговоре, Гук-а. Ни один суд не примет «они переглядывались» в качестве доказательства, - отмахивается Сокджин, Тэхен с важным видом кивает, забивая рот куском пиццы.       - Гук-и, тебе нужно научиться достойно проигрывать, - намеренно снисходительным тоном, проговаривает Чимин. Чонгук раздраженно стонет в потолок и, решительно сведя брови вместе, высвобождается из объятий Чимина, после чего берется за джойстик и тычет пальцем в Сокджина.       - Реванш. Только ты и я, хен. Никаких трюков и твоих хитрых приемчиков. Решим раз и навсегда, кто из нас лучший.       Сокджин едва сдерживает распирающий его легкие смех, потому что Чонгук в это мгновение выглядит очень забавно. Как воинственно настроенный крольчонок, да еще и сверкает так яростно глазами. Просто умилительное зрелище. Сокджин поспешно достает телефон и быстро делает фото Чонгука, пока тот не успел понять, что именно старший хочет сделать. Парнишка растерянно и непонимающе хлопает глазами с мгновение, а затем возмущенно стонет и пытается дотянуться до телефона Сокджина, чтобы удалить фото. Джин качает головой, отползает как можно дальше от недовольно ноющего парнишки и посылает снимок тому, для кого и делал его изначально, попутно отбиваясь от загребущих рук макнэ.       «Гук-и просит у меня реванша.       Я же говорил, что рано или поздно этот день настанет.»       Поспешно печатает Сокджин, он не может сдержать широкой улыбки, что сама собой растягивает его губы, когда меньше чем через пять минут, после того, как ему все же удается отбиться от Чонгука и отвлечь его пиццей, приходит ответ от Юнги. Для Юнги это очень и очень быстро, учитывая, что иногда сообщения Сокджина в их чате могут днями висеть непрочитанными.       «Ты жульничал, хен?»       Сокджин закатывает глаза, но невольно чувствует, как медленно разливается тепло в его груди. Юнги действительно так хорошо его знает.       «Йааа, почему ты думаешь, что я не могу победить его в честной битве? Как ты можешь так сомневаться в своем хене, Юнги-я?»       Сокджин по привычке надувается, совершенно забывая, что Юнги не может видеть этого через сообщения.       «Это не сомнение, а разумное умозаключение.       Я годами видел, как этот ребенок обыгрывал тебя, а ты отказывался с этим мириться.       Ты не мог вот так взять и победить его.»       «Йа! Ты мой друг и сосед, ты должен верить в меня и во всем поддерживать!»       Однако вопреки тону сообщения, Сокджин чувствует улыбку на собственных губах. И он не хочет этого, но не в силах контролировать то, насколько нежной она получается. Со стороны, наверное, он выглядит сейчас очень странно.       «Если я буду поддерживать все твои иллюзии, хен, ты попадешь в психушку, а мне слишком лень искать нового соседа.»       «Ваа, как заботливо с твоей стороны, Юнги-чи, я так тронут.»       Сокджин отвлекается, чтобы прикрикнуть на расшумевшихся младших, которые устроили очередное соревнование за последний кусок пиццы, что, видимо, становится их личной традицией. На этот раз Чимин организовывает импровизированные дебаты и страстно пытается доказать Чонгуку, почему именно он достоин чести забрать этот кусок, а Тэхен с максимально серьезным видом, выступая беспристрастным судьей, слушает его и кивает время от времени. Чимин довольно сильно расходится и повышает голос, а Сокджин не хочет завтра утром нарываться на очередную нотацию от их занудного соседа по лестничной клетке, который и без того, по какой-то необъяснимой причине недолюбливает их с Юнги. Сокджин всего лишь иногда поет в душе, но, честно говоря, сам Джин не понимает, почему это является проблемой. Все же у него отличный голос, как можно вообще жаловаться на него? У этого аджосси, определенно, какое-то искаженное представление о прекрасном.       «Так, ты все-таки жульничал, хен?»       Джин фыркает от смеха, когда вновь опускает глаза на экран и видит сообщение Юнги. Все же этот парень действительно слишком хорошо его знает.       «Это не жульничество до тех пор, пока является частью стратегии.»       «Вау, ты был бы таким хорошим политиком, хен.»       Даже не видя Юнги, Сокджин может очень четко представить себе выражение его лица в этот момент и тот ровный тон, каким он произнес бы эти слова, поэтому отрывисто посмеивается и качает головой.       «Приму это в качестве комплимента.»       «Ты знаешь, что это был не он.»       «Ага, но я воспользуюсь своим правом вольной трактовки твоих слов, Юнги-я, потому что у меня праздник, и ты мне его не испортишь.»       «Хен, ты обманом победил ребенка в видеоигре и довел его до слез.       Какой-то очень сомнительный повод для радости.»       «Это послужит ему уроком и научит принимать поражения.       Как хороший хен, я должен подготовить его ко всему в этой жизни!»       «Твоим будущим детям таааак повезло, хен.»       - С кем ты там переписываешься, хен? Со своей новой девушкой? – заглядывая ему через плечо, с любопытством спрашивает Чимин. Сокджина испуганно подпрыгивает на месте и поспешно запихивает телефон в карман брюк, попутно стирая с лица широкую и, наверняка, очень глупую улыбку.       - Нет, просто с Юнги, - немного неловко посмеиваясь, отмахивается Сокджин и тянется за джойстиком, чтобы поскорее занять чем-нибудь опустевшие руки. Чимин подозрительно прищуривается и упирает руки в боки, что выглядит забавно, потому что он стоит на полу на коленях в шаге от Сокджина, и эта поза выглядит и вполовину не выглядит такой грозной, какой, видимо, задумывалась.       - В самом деле? Но ты так странно улыбался, хен… - недоверчиво покачивает парень головой.       - Йаа, мне что теперь нельзя улыбаться, Чимин-а? Это грех? И как вообще моя улыбка может быть связана с наличием у меня девушки? – негодует Джин, выбирая новую карту в игре и кидая взгляд на Чонгука, занятого в этот момент поглощением пиццы, пока Чимин отвлекся, и на Тэхена, задумчивый и слишком уж проницательный взгляд которого Сокджин старательно игнорирует. Ему не хочется думать о том, что он может значить или о том, почему Тэхен сейчас так на него смотрит и соотносит ли содержание их приватного разговора с поведением своего хена сейчас. Сокджин совсем не хочет об этом думать, поэтому переводит тему и встречает полный любопытства взор Чимина настолько невозмутимо, насколько только может. – Это имеет какое-то отношение к тому тотализатору, что вы с Хоби организовали?       - Ага, и я очень хочу выиграть, хен, - ничуть не смутившись, кивает Чимин, решительно сводя брови вместе. – Так что ты должен сказать мне, когда начнешь встречаться с кем-нибудь, - Сокджин лишь неодобрительно качает на это головой, сдаваясь. Чимин любит драму даже больше, чем сам Джин, так что это бесполезно – пытаться отчитывать его за это. – Кстати, хен, насчет Юнги-хена… - неожиданно совсем другим тоном, более робким и неуверенным проговаривает Чимин, усаживаясь на пол и скромненько подгибая ноги под себя. Он как-то мгновенно теряет весь свой воинственный и полный желания докопаться до правды вид и нерешительно принимается покручивать широкие кольца, что обвивают его короткие пальчики.       Джин невольно вопросительно поднимает брови, удивленный резкой сменой темы и манеры поведения младшего. Чимину точно что-то от него нужно, и он хочет попросить о какой-то деликатной просьбе, раз так мнется сейчас.       - Да… Что с ним? – мягко поощряет его Сокджин, чуть склоняя голову набок, чтобы лучше видеть лицо младшего. Чимин глубоко вздыхает, словно собираясь с духом, и продолжает:       - У меня скоро отчетное выступление и… Хен, ты не мог бы поговорить с Юнги-хеном и попросить его написать музыку под мой танец?       Сокджин хмурится и немного непонимающе смотрит на Чимина, который, опустив глаза, нервно дергает ворсинки из многострадального ковра, на котором сидит. Они с Юнги только на днях забрали его из химчистки, где так до конца и не вывели пятно от разлившегося кофе. Сокджин еще час наворачивал круги по их гостиной и грозился подать на химчистку в суд, пока Юнги молча расправлял ковер так, чтобы кусок с пятном оказался под диваном и не особо бросался в глаза, а потом просто принес из спальни свой ноутбук и они вдвоем потратили около часа на то, чтобы оставить плохие отзывы на эту химчистку везде, где их можно было бы увидеть. Это немного помогло Сокджину смириться с той головомойкой, которую ему устроит их арендодатель, когда в следующий раз приедет проверять квартиру на наличие поломок и неисправностей.       - Эмм… а почему бы тебе просто не попросить его, Чимин-а? – спрашивает Джин, но осекается, когда Чимин одаривает его красноречивым и жалобным взглядом.       Да, действительно, довольно глупый вопрос. Все они знают, что Юнги хоть никогда и не бросал музыку и не переставал писать, наотрез отказывается каким-либо образом обнародовать ее и демонстрировать публике. Раньше Сокджин не понимал, с чем именно это связанно, но теперь, когда он знает, кто именно в этом виноват, из-за кого все песни, вся музыка Юнги теперь пишется исключительно в стол, в нем сама собой поднимается жгучая волна гнева и злости по отношению к тому человеку. Джин поспешно моргает, когда слышит, как трещит пластиком джойстик в его руках, и поспешно ослабляет хватку. Он медленно вздыхает и еще медленнее выдыхает, стараясь успокоиться, не думать об одном конкретном мудаке, и вообще сосредоточиться на более насущных вопросах. Например, с чего Чимин вообще так зажегся идеей выступать именно под музыку Юнги?       -Чимин-а, а почему ты хочешь, чтобы именно Юнги написал музыку для твоего выступления?       Чимин медленно моргает и озадаченно склоняет голову к плечу, словно не понимая, почему Сокджин спрашивает у него совершенно очевидные вещи.       - Хен, я не стал бы беспокоить Юнги-хена, если бы это было обычное выступление, но от него будет зависеть моя годовая оценка, а еще на оценивании будет один хореограф… - Чимин, явно стесняясь, поводит плечами и отворачивается. Сокджин понимающе окает, теперь все встает на свои места, стоило сразу понять, что это будет вовсе не обычное выступление. – Я просто хочу, чтобы все было идеально, хен, - негромко бормочет младший, заставляя внутреннего хена Сокджина преисполниться желанием помочь ему, ведь Джин отлично понимает, что для Чимина это действительно важно.       - Но раз это твое отчетное выступление и оно, настолько значимо, Чимин-а, не думаю, что Юнги откажет, - проговаривает Сокджин, немного подумав. И он действительно верит в это, потому что Юнги, что бы он ни говорил про Джина и его неспособность отказать младшим, сам обычно очень мягок к их тонсэнам. И он всегда был особенно мягок к Чимину.       Чимин, однако, явно не выглядит убежденным, и продолжает смотреть на него несчастными и полными мольбы глазами. Сокджин знает, что он делает это намеренно, но ничего не может поделать с тем, что невольно смягчается. Черт, он действительно слишком слаб перед этим жалобным взглядом.       - Я уже пытался, но… ты же знаешь, хен, как он обычно реагирует, когда дело касается его музыки, - печально поджимая губы, произносит Чимин, и Джин сочувствующе вздыхает. Да, он знает. Когда с Юнги говорят о чем-то подобном, он не кричит и не злится, он просто… замыкается и становится очень тихим. Он просто… молчит, и за этим порой действительно невыносимо наблюдать. – Я подумал, что, если ты с ним поговоришь, хен, он может передумать, - добавляет Чимин, с надеждой глядя на старшего. Сокджин изумленно хлопает глазами.       - Я? С чего ты так решил, Чимин-а?       Чимин немного удивленно округляет глаза, будто бы искреннее не понимая, что именно так сильно изумляет его хена.       - Ну… с того, что Юнги-хен очень дорожит твоим мнением и обычно прислушивается к нему?       - Разве? – Сокджин и сам чувствует себя глупо, задавая этот вопрос, потому что Чимин выглядит так, словно это какой-то очевидный факт, но… для Джина это действительно новость.       Нет, он знает, что они с Юнги близки, однако ему никогда не приходило в голову, что Юнги может настолько высоко ценить его мнение, учитывая, что… обычно это Сокджин обращается к нему за советами и жалуется на свои проблемы, что, как ему казалось, немного подрывает его авторитет и статус хена в глазах Юнги. И, если так подумать… Юнги не то чтобы очень часто советуется с ним, если это не касается бытовых мелочей, и чаще всего Джин сам пристает к нему со своими советами, которые младший всегда выслушивал с со стойким хладнокровием и смирением, поэтому Сокджину казалось, что… Юнги не особо и нуждается в нем, как… в старшем. Он не думал, что может как-то ощутимо влиять на Юнги и его решения. Так что слова Чимина кажутся странными, и Сокджин не знает, как чувствует себя, обдумывая вероятность их правдивости.       - Конечно. Ты единственный, хен, кто может переубедить Юнги-хена в чем-либо. Даже Намджун-хен и Хоби-хен не могут этого сделать, - уверенно заявляет Чимин, немного озадаченно хмуря бровки.       Сокджин не разделяет его уверенности и недоверчиво покачивает головой, потому что это не кажется очень уж правдоподобным, Юнги ведь такой… независимый и самодостаточный, сложно представить, что чужое мнение может как-либо повлиять на него. Тем более если это мнение принадлежит его непутевому и совсем несерьезному хену. Но Чимин с такой мольбой смотрит на Джина, что он просто не может не утешить его, поэтому отбрасывает в сторону свои сомнения и сосредотачивается на своем тонсэне.       - Хорошо, я поговорю с ним, Чимин-а, но не обещаю, что это обязательно поможет, - соглашается он и смиренно терпит очень крепкие и полные радости и энтузиазма обнимашки, в которые его тут же заключает повеселевший младший.       Все же Сокджин действительно слишком мягок с этими паршивцами. В чем он убеждается только сильнее, когда через несколько минут проигрывает Чонгуку очередную гонку и вынужденно слушает довольные восклицания макнэ еще полчаса, пока не уходит готовить ему рамен, только для того, чтобы заставить замолчать и забыть об игре и выигрыше в ней.

***

      За весь этот вечер Тэхен ни разу ни словом, ни действием, ни взглядом не напоминает ему об их недолгом разговоре, позволяя Сокджину отодвинуть его на задний план сознания и не вспоминать о нем до следующего утра, больше сосредотачиваясь на привычном хаосе, который приносят в их с Юнги квартиру тройка младших. Потому что Тэхен хороший друг, который умеет очень правдоподобно притворяться, что не замечает или не понимает некоторых вещей, а иногда и вовсе забывает о том, о чем его друзья хотели бы и сами забыть. Да, Тэхен очень хороший и понимающий друг. Сокджин отстранено думает о том, что должен будет как-нибудь угостить его ужином за это.       Так что Сокджин не размышляет над его словами до следующего утра, до тех пор, пока не кормит завтраком и не выпроваживает со спокойной душой своих тонсэнов, после того, как заставляет их убрать за собой весь тот беспорядок, что они навели в их гостиной прошлой ночью. До тех пор, пока не остается один и ему не приходится обдумать их, потому что тишина квартиры настойчиво сдавливает его голову, мысли в которой отдаются слишком громким эхом, которое просто невозможно игнорировать.       Возможно, Тэхен прав. Возможно, ему следует начать с каких-нибудь безопасных, простых и более-менее невинных жестов внимания. Цветы, скорее всего, Юнги не особо оценит, но вот кофе и еда… Это может сработать. По крайней мере, Юнги ни за что не откажется от бесплатного угощения, так что это точно безопасная территория. Сокджин сможет сделать это. Это не должно быть так уж сложно. Он уже делал что-то подобное множество раз прежде, так что это не должно вызвать у него трудности.       На самом деле… это должно быть очень даже легко. Потому что то, что они с Юнги друзья, дает ему несомненное преимущество в осуществлении его замыслов. Благодаря тому, что они с Юнги так близки, он отлично знает, что нравится и что ненавидит младший, а также может в полной мере проявлять свою заботу, не выглядя при этом странно и жутко, ведь это естественно – оказывать знаки внимания своему другу, с которым живешь под одной крышей. А то, что эти знаки не такие уж и платонические… Что ж, Сокджин же не собирается с ходу обрушивать на Юнги всю свою невероятную харизму и весь свой шарм, поэтому его действия не будут казаться очень уж подозрительными и неестественными, если он постарается выдавать их порционно. Так что Сокджин, в конце концов, приходит к выводу, что для него самым лучшим решением будет начать с чего-нибудь обыденного и вполне свойственного сложившейся модели их отношений.       Именно поэтому, придя домой ближе к обеду, Юнги обнаруживает своего хена за плитой, готовящим его любимые блюда. Сокджин решает начать свою кампанию по завоеванию сердца этого человека с чего-то простого и незамысловатого. К тому же, Сокджин слишком хорошо знает, что так же, как и он сам, пусть и в гораздо меньшей степени, Юнги ценит хорошую еду и всегда будет рад возможности вкусно поесть.       А еще Сокджин действительно хорош в готовке. Он может заявить это без лишней скромности, потому что знает, что это такая же объективная правда, как и его невероятная внешность. Он точно знает, как приготовить мясо и овощи так, чтобы Юнги его стряпня понравилась особенно сильно. Сейчас Сокджин благодарен всем их кулинарным спорам и размышлениям за бутылкой соджу о том, как именно стоит готовить то или иное блюдо, которые порой могли растягиваться у них на несколько часов. Благодаря этим знаниям ему теперь открывается прямой путь к желудку его тонсэна, а там, говорят, и до сердца рукой подать.       Юнги кивком головы отвечает на радостную улыбку и приветствие Джина и чуть удивленно поднимает брови, когда с любопытством заглядывает ему через плечо в сковороду, на которой жарится мясо. Сокджин старается не отвлекаться от готовки и не реагировать на присутствие Юнги очень уж живо и ярко, но, кажется, ничего не может с собой поделать, никак не может контролировать себя в этом плане. Все его тело напрягается и деревенеет, застывая, из-за того, что Юнги стоит так близко к нему, и немного расслабляется только после того, как парень отходит в сторону, давая возможность Сокджину сделать судорожный вдох. Взгляд Джина то и дело сам собой обращается к другу и следит за каждым его движением и всеми перемещениями по кухне, а корпус тела сам разворачивается к парню, это похоже на какой-то очень странный магнетизм, словно его в буквальном смысле тянет к Юнги каждой клеточкой. Джин не может не задаваться вопросом, привыкнет ли он когда-нибудь к этому и сможет ли перестать реагировать таким образом.       - У нас какой-то праздник? – спрашивает Юнги, выразительно окидывая кухню сканирующим взором и рассматривая продукты, которые видит перед собой. Сокджин спешно облизывает губы и неопределенно поводит плечами.       - Я просто решил побаловать нас вкусным ужином, ничего особенного. Чтобы ты знал, я очень щедрый и заботливый хен, Юнги-я, так что не нужно так удивляться, - отмахивается он, продолжая сосредоточенно переворачивать мясо. Он чувствует на себе полный скепсиса взгляд младшего, а также ощущает, как его шея заливается румянцем под этим взором. Он уговаривает себя не слишком сильно реагировать на подобное внимание, но не уверен, что особо преуспевает в этих уговорах. – Йа, если ты не будешь есть, я просто уберу все в… - возмущается он, намеренно драматично надуваясь, но Юнги с тихим смешком прерывает его.       - Я просто подумал о том, что было бы очень неплохо, посещай тебя почаще такие приступы щедрости, хен. Я не говорил, что не буду есть, - покачивая головой, произносит парень, на губах его появляется расслабленная улыбка, которая сама по себе помогает Сокджину с облегчением выдохнуть. Кажется, это одна из негативных сторон влюбленности – готовность простить человеку, что нравится тебе, едва ли не все на свете.       - Правильный ответ, Юнги-я, - одобрительно усмехается Джин, стараясь не особо сосредотачиваться на том трепете, что щекоткой пробегает по его телу. Улыбающийся Мин Юнги действительно может быть опасен для его здравомыслия. – Очень невежливо отказываться от чужих добрых намерений.       - Если бы я отказался, ты бы расплакался, зачем оно мне нужно, хен? – невозмутимо пожимает плечами друг, игнорируя возмущенное возражение и шлепок по руке, которые следуют после этих слов.       - Я просто поделился бы этой едой с теми, кто точно оценил бы ее по достоинству. У меня есть и другие голодные тонсэны, вообще-то, - важно вздергивает подбородок Сокджин. – Ты должен быть благодарен, что я выбрал именно тебя, Юнги.       - Да, я тааак польщен, хен, - без выражения тянет Юнги, спокойно закатывая рукава своего свитера. - Так чем тебе помочь?       - Тебе очень повезло, что ты милый… Никого уважения к старшим… За что я вообще… - бормочет Джин себе под нос, дождавшись того момента, когда Юнги откроет кран, чтобы помыть руки перед готовкой, и его слова не будут надежно заглушены шумом воды. Сокджин закусывает губу, качает головой и очень сильно надеется, что Юнги не обратит особого внимания на румянец, что, по ощущениям, сейчас раскрашивает в красный его уши.       Он сопротивляется и спорит, для виду отказываясь от помощи, еще несколько секунд, но почти тут же поспешно освобождает Юнги место рядом с собой и опускает голову, чтобы хоть немного скрыть довольную и теплую улыбку, что растягивает его губы. Они вместе готовят, и в этом нет ничего особенного, ничего, чего они прежде не делали бы вместе, однако Сокджин ловит себя на мысли, что невольно отпускает больше шуток и смеется громче, чем обычно, что чувствует одновременно и пузырящееся волнение в груди и непривычную легкость во всем теле. Почему-то теперь, когда он не прячет от себя эти ощущения, когда позволяет себе чувствовать их, они становятся только сильнее и ярче, они только интенсивнее захлестывают его. Так неумолимо и бескомпромиссно, что Сокджин почти что задыхается. Он чувствует себя так, словно задыхается, но это почему-то в какой-то момент перестает его волновать. Он слишком сильно сосредотачивается на попытках рассмешить Юнги, чтобы быть в состоянии волноваться о том, умрет он от нехватки воздуха в процессе или нет.       Так вот на что это похоже? Быть действительно кем-то не на шутку увлеченным? Сокджин не знает, нравится ли ему это состояние и сможет ли он к нему привыкнуть, но, кажется, постепенно он перестает так уж сильно бояться его.       Он замечает, что уже без особого стеснения чаще и дольше смотрит на Юнги, считывая каждую реакцию, что мелькает на его лице, ловя каждую ленивую и умиротворенную улыбку. Понимает, что зависает, рассматривая красивые и тонкие запястья и пальцы Юнги, которые прежде не казались ему настолько… привлекательными, что скользит глазами по открытой шее парня и фарфоровой коже его щек, что прислушивается к малейшим переливам в его голосе, невольно выделяя отдельные низкие или немного шипящие нотки. Теперь, когда он больше не одергивает себя и разрешает себе делать все это, Сокджин с удивлением понимает, что не может остановиться, и даже такое простое и бесхитростное взаимодействие, как совместное приготовление еды, наполняет его теперь столькими эмоциями, что Джина буквально распирает от их изобилия.       Это почти ненормально, почти ужасает, однако… Сокджин неожиданно обнаруживает, что не может заставить себя испугаться. Когда он сидит за их кухонным столом напротив Юнги, одобрительно кивающего и негромко и отрывисто хвалящего его стряпню, что заставляет Сокджина с трудом прятать довольную улыбку, он понимает, что, возможно, это не так уж и плохо. Все эти спонтанно разгоревшиеся в нем чувства, возможно, не так уж несвоевременны и плохи, как казалось ему изначально.       Если он может проводить большую часть своих вечеров подобным образом - за вкусным ужином, шутливым спором с Юнги о том, какой супергерой круче, и придумыванием тысячи и одного аргументов против его точки зрения, только для того, чтобы неохотно, но признаться спустя час самому себе, что рассуждения друга почти полностью убедили его - Сокджин готов поверить, что это не так уж и плохо. Что это не так уж и плохо - любить своего лучшего друга. По крайней мере, редко какое свидание проходило у него настолько хорошо, беззаботно и легко, и оставляло бы после себя такое приятное послевкусие, как этот простой, ничем не отличающийся от их обычных посиделок ужин. И хоть, очевидно, что это было никакое не свидание, потому что свидание не может считаться таковым, если о нем осведомлен лишь один из участвующих, но все равно… если бы это все же было оно, Сокджин, определенно, захотел бы пригласить Юнги на второе.       И он не может не задаться вопросом, как именно вел бы себя Юнги, пригласи он его на настоящее свидание? Было бы им неловко и непривычно или уже спустя несколько минут они вели бы себя как обычно и непринужденно болтали? Отличалось бы оно от привычного для них взаимодействия только наличием определенного романтического напряжения, и было бы это напряжение вообще? Сокджину невольно становится любопытно, и он обнаруживает, что не может, при всем своем желании просто не может, выбросить эти мысли из головы.       Мысли о том, что он бы очень хотел действительно сходить с Юнги на свидание.       - И все-таки с чего такой пир, хен? – спрашивает Юнги неожиданно, когда Сокджин заканчивает убирать со стола и устраивается рядом с ним у раковины, чтобы помочь ему побыстрее расправиться с мытьем посуды.       Мокрая тарелка, которую протягивает ему Юнги, чтобы он вытер ее сухой тряпкой, едва не выскальзывает из рук Сокджина. Он разыгрывает небольшую и очень нелепую пантомиму, в конце которой испуганно прижимает тарелку к груди, чувствуя себя так, словно оказался на волосок от сердечного приступа в своих попытках не дать ей упасть и разбиться. Юнги лишь выразительно поднимает бровь на все это, но милостиво не комментирует сцену, свидетелем которой стал. Сокджин встряхивает головой и принимается тщательно и почти агрессивно вытирать тарелку, старательно игнорируя собственные горящие щеки. В последнее время он постоянно выставляет себя дураком перед Юнги, можно сказать, он почти привык к этому.       - Йаа, я ведь уже сказал, Юнги-я, никакого особенного повода, просто хотел порадовать тебя, - Сокджин поджимает губы, когда последние необдуманные слова срываются с его губ. Он чувствует на себе выжидающий взгляд Юнги, поэтому поспешно моргает и добавляет: - Ты… так заботился обо мне, пока я болел, и мне захотелось… тоже что-нибудь сделать для тебя, - с трудом выдавливает из себя Сокджин, после чего поспешно откашливается и отворачивается, находя отклеившийся уголок обоев на противоположной стене необычайно интересным и заслуживающим его пристального внимания. Надо же, он и не замечал, что его уже пора подклеить.       - В самом деле? – медленно произносит Юнги.       В его голосе слышится приятное и искреннее удивление, и в нем столько тепла, что Сокджин ничего не может поделать с собой – он поворачивается, чтобы рассмотреть выражение лица Юнги, стоящего к нему вполоборота, и невольно замирает, когда замечает несмелую, но мягкую улыбку, что играет на губах парня. Так Юнги улыбается, когда тронут. Его глаза ярко и довольно светятся, и в эту секунду, они так сильно напоминают Джину тот взгляд, что он видел у Юнги в злополучном переулке за клубом, спустя секунды после поцелуя, что его взор сам собой перемещает на губы друга. Они покраснели и самую малость припухли после острого кимче-чиге, которое они ели. Сокджин с трудом сглатывает и спешно поднимает глаза.       Еще одна негативная сторона влюбленности – если ты знаешь, каковы на вкус губы твоего избранника, тебя постоянно будет мучить искушение прикоснуться к ним еще раз. И порой это желание мелькает в не совсем уместные моменты.       - Может, тебе болеть почаще, хен? Мне нравится, твой способ показывать свою благодарность, - усмехается Юнги, своим низким голосом разрушая наваждение, на секунду охватившее Сокджина, и заставляя старшего поспешно захлопать глазами.       - Не используй мои искренние чувства в таких меркантильных целях, Юнги-чи. Не играй с моим сердцем, - из легких Джина вырывается немного нервный смешок, который он спешно старается замаскировать излишним драматизмом в голосе. – Ты же не из таких парней, Юнги, правда?       - Ну, если меня будут каждый день кормить так, как сегодня, то, может, и имеет смысл стать мудаком, – усмехается Юнги, намывая чашку, из которой пил Сокджин.       - Хммм, надо же я почти готов признать это приемлемой причиной, - задумчиво тянет Джин, с трудом сдерживая улыбку. – По крайней мере, я могу ее понять. Ради моей еды действительно не грешно встать на кривую дорожку. Все же она почти так же великолепна, как и я сам.       - Почти? – вопросительно поднимает бровь Юнги. Сокджин со всей важностью, на которую только способен, кивает.       - Да, почти. Потому что ничто в этом мире не может быть великолепнее меня, Юнги-я.       - Ах, точно, как я мог забыть, - ровно протягивает Юнги, таким тоном, словно и не ожидал от своего хена другого ответа.       - Может, мне почаще попадаться тебе на глаза, Юнги? Чтобы ты не забывал, как красив твой хен, – изображая задумчивость, предлагает Джин.       - Думаю, об этом не стоит волноваться. Ты никогда не дал бы мне забыть, - покачивает головой Юнги.       - Конечно, не дал бы. Я не хочу, чтобы ты об этом забывал, Юнги, - последнюю фразу Сокджин почти шепчет, только в процессе ее произнесения понимая в полной мере, насколько она правдива. Он хочет, чтобы Юнги находил его красивым, ему важно, чтобы Юнги считал его красивым. – Тебе нельзя забывать о том, какой я великолепный, Юнги-я.       Юнги фыркает себе под нос, и Сокджин поспешно облизывает губы, не зная, как перейти к другой теме, которую ему, честно говоря, не очень хочется поднимать сейчас, после такого хорошего вечера, потому что она, наверняка, расстроит Юнги. Но он обещал Чимину, так что… им придется поговорить об этом.       - Юнги-я, - осторожно зовет Джин, тщательно вытирая кружку, которую ему протягивает друг. Юнги глухо мычит, давая понять, что слушает, и Сокджин делает глубокий вздох, прежде чем продолжить: - Чимин вчера рассказал мне про свое отчетное выступление… - он не договаривает, предполагая, что Юнги и сам поймет, к чему он клонит. Он смотрит краем глаза на парня и, судя по тому, как тот наклоняет голову вперед, чтобы темная челка падала на глаза, как закусывает нижнюю губу и чуть крепче необходимого сжимает губку в руке, Юнги отлично понимает.       - Ах, вот как. Он хочет, чтобы ты уговорил меня написать для него музыку, - медленно кивает собственным словам Юнги, не глядя на него и продолжая тщательно намыливать посуду. Тон его не меняет и остается спокойным и нейтральным, но плечи и вся поза в целом едва заметно напрягаются, что заставляет Сокджина поджать губы и нахмуриться. Черт, он знал, что так будет. Знал, что эта тема вызовет у Юнги похожую реакцию.       - Да, - Сокджин не видит смысла отрицать очевидное, поэтому и не пытается сделать это. - Хотя заставлять тебя, конечно, никто не станет. Ты не обязан делать это, даже ради Чимина.       - Я знаю, - протягивает Юнги, откладывая губку в сторону и неторопливо вытирая мокрые руки о полотенце. Взгляд его кажется Сокджину грустным и задумчивым, когда он поворачивается к нему. – Дело не в том, что я не хочу помочь Чимину… - морщась, возможно, из-за того, что звучит сейчас так, будто оправдывается, проговаривает парень, и Сокджин поспешно кивает.       - Знаю. Я знаю, что дело совсем не в этом, Юнги-я, - заверяет он мягко и успокаивающе, ему не хочется, чтобы Юнги чувствовал себя, словно должен оправдываться, когда это совсем не так. Сокджин действительно понимает, что для Юнги его музыка – что-то слишком дорогое и личное и после того, что сделал тот ублюдок, Юнги некомфортно и тревожно выставлять ее показ. Любому было бы непросто на его месте, Юнги не стоит испытывать вину из-за этого. – Просто… мне кажется, у тебя бы получилось. Передать все то, что Чимин хочет выразить через свой танец с помощью музыки. Ты так талантлив, Юнги-я, что у тебя это получилось бы лучше, чем у кого-либо еще. И если бы сам Чимин не доверял тебе на сто процентов, он бы не попросил тебя. Ты ведь знаешь, какой он перфекционист, когда дело касается его выступлений.       Сокджин сам не замечает, как начинает распаляться и убеждать Юнги уже с искренним рвением и уверенностью, что не чувствовал пару мгновений назад. Просто… это неправильно. То, как печально потемнели глаза Юнги и опустились уголки его губ, стоило только поднять эту тему. Это неправильно, и Сокджину захотелось сделать или сказать, хоть что-нибудь, что стерло бы это грустное выражение с лица парня. Ему так редко доводилось видеть действительно грустного Юнги, и он никогда, никогда не мог спокойно выносить подобное зрелище. Оно всегда заставляло его сердце наливаться неестественной и холодной тяжестью, а теперь, когда он влюблен в этого человека, это ощущение и вовсе становится невыносимым.       – К тому же… - Джин сглатывает и поспешно, пока не успел передумать, берет Юнги за руку, стараясь не обращать внимания на то, что это прикосновение, словно разряд статического электричества, ударяет по его нервным окончаниям. – Я хочу услышать твою музыку, Юнги-я.       Он затаивает дыхание, потому что чувствует, как вздрагивает чужая рука в его ладони, видит, как медленно расширяются глаза напротив, как неторопливо расцветает розовый румянец на бледных щеках Юнги, который поджимает губы и смущенно опускает голову. Сокджин не может не скользить взглядом по его лицу, не может не потеряться в этом слишком увлекательном занятии – изучении польщенного и испытывающего стеснение Юнги. Все-таки это нечастое зрелище, и Джин не в силах упрекать свои глаза за то, что они находят его очень и очень завораживающим.       - Ты что, только поэтому уговариваешь меня, хен? Потому что сам хочешь услышать мою музыку?       Юнги выдыхает несколько отрывистых смешков, пытаясь замаскировать ими неловкость и недоверчивые нотки, что сами собой проскальзывают в его голосе, но Сокджин, все еще немного дезориентированный этим румянцем на его скулах, отвечает первое, что приходит ему в голову. Первое и потому слишком честное.       - Да. Потому что я уверен, что она будет прекрасна.       Пару мгновений Юнги просто смотрит ему прямо в глаза, и Сокджин ненадолго выпадает из реальности, оглушенный этим взглядом, который так сильно напоминает ему ту самую ночь, те самые секунды перед злополучным поцелуем, что он не может ни пошевелиться, ни заставить себя мыслить. Тогда Юнги смотрел на него так же. Словно пытался найти в нем что-то, прочитать ответ на свои незаданные вопросы по его лицу. Сокджин не знает, что он ищет, и понятия не имеет, находит ли искомое, и эта неопределенность нервирует и беспокоит его.       - Как ты можешь быть в этом так уверен, хен? Ты ведь… не так уж много слышал из того, что я написал, – произносит Юнги на удивление тихим шепотом, словно делится с Сокджином каким-то секретом посреди комнаты полной людей. И Сокджин не знает, почему делает это, но он отвечает таким же осторожным и тихим шепотом, чуть наклоняясь к Юнги, будто бы помимо них здесь действительно есть кто-то, кто может их услышать:       - Потому что это твоя музыка, Юнги-чи. Музыка человека, у которого хватало смелости на всю сцену хвататься тем, что он может довести до оргазма любого, обязана быть действительно потрясающей. И я хочу ее услышать.       Секунду ничего не происходит, но затем Юнги чуть отстраняется, и на его лице медленно расцветает несмелая поначалу, но все более расширяющаяся со временем улыбка, из разряда тех, что он не может контролировать. Широкая и мягкая улыбка, открывающая его десны. Улыбка, которая мгновенно переворачивает сердце Сокджина и заставляет его подавиться воздухом. А спустя еще несколько секунд Джин отчетливо видит, как начинают трястись плечи Юнги в этом его беззвучном смехе, из-за которого тепло умиления растекается по всему телу Джина. Когда он видит недоверчивый, но довольный и веселый блеск в глазах Юнги, сердце Сокджина пропускает несколько ударов, а в голове его невольно мелькает мысль, что именно в эту самую секунду, когда он видит Юнги таким, он действительно чувствует себя каким-то оглушающе счастливым.       Есть еще одна мысль, но она не мелькает молнией, как ее предшественница, а, наоборот, крепко застревает в его сознании и прочно обосновывается в нем, явно не имея никакого желания никуда больше уходить, родившись в нем однажды.       Сокджин действительно очень многого хочет от этой любви, но больше всего ему хочется видеть Юнги таким, как можно чаще. Ему хочется быть тем, кто способен делать Юнги счастливым. Потому что радостный и вот такой умиротворенный и расслабленный, как сейчас, Юнги делает с Сокджином и его сердцем по-настоящему невероятные вещи. И, может, это не совсем бескорыстное желание, может, к этой потребности сделать Юнги счастливым примешивается слишком много от личных мотивов, но все равно… Сокджин ловит себя на мысли, что его на самом деле не особо волнует, насколько это эгоистично. Потому что ему впервые хочется сделать кого-то счастливым не потому что он вроде как должен в силу своего положения стараться это сделать, а потому что он сам этого хочет. Он не обязан делать Юнги счастливым, но он хочет, действительно очень хочет видеть его таким как можно больше и чаще.       - Хорошо… я посмотрю, что смогу сделать, хен. Ты прав, нужно соответствовать собственным заявлениям, - выдыхает Юнги, закусывая губу, будто бы в попытке сдержать улыбку и смех, но не особо успешной.       И когда Сокджин смотрит на него, широко раскрыв глаза, когда слышит то, что совершенно не ожидал услышать, когда теплая радость и воодушевление растекаются по его венам, заставляя кончики пальцев подрагивать, он не может не задаваться вопросом… а что с ним будет, если он сумеет сделать Юнги действительно счастливым? Что с ним будет, если он увидит Юнги по-настоящему счастливым и восторженным? Что с ним будет тогда, если он уже сейчас ощущает что-то похожее на недоверчивое головокружение от одного только понимания, что этот человек, возможно, вновь позволит себе делиться тем, что любит больше всего в этом мире, потому что именно ему, Сокджину, удалось убедить его попробовать это сделать? Что с ним будет, если по какому-то невероятному стечению обстоятельств… Юнги возьмет и в самом деле, не в теории, а в реальности ответит ему взаимностью?       Сможет ли он вообще выдержать что-то подобное? И насколько… подобный исход вообще возможен?