sealed with a kiss

      Сокджин сам не замечает, как все оборачивается подобным образом, но он действительно, следуя совету Тэхена и собственным планам, решает показать свои чувства и начинает вроде как ухаживать за Юнги. Ключевые слова «вроде как», потому что все его действия все еще намеренно балансируют на грани между платонической заботой и романтической заинтересованностью и их все еще можно трактовать более чем вольно и свободно, не рассматривая их, как что-то… предумышленно не дружеское. Если не знать, какой именно смысл в них вкладывает сам Джин, они не кажутся… слишком уж подозрительными, по крайней мере, сам Сокджин надеется, что со стороны они такими не кажутся. Было бы неловко – быть слишком очевидным.       Они все еще не таят в себе ничего предосудительного, выходящего за рамки приятельского отношения, однако довольно сильно отклоняются от той модели поведения, что сложилась у них с Юнги за годы их знакомства. И это… может, и не так сильно заметно окружающим, но очень даже заметно самому Сокджину и, конечно же, не может оставаться незаметным для Юнги. Потому что теперь Сокджин делает много вещей, которые раньше не делал, и… это не может не вызывать вопросы. Ведь каким бы спонтанным и порывистым порой ни бывал Джин, он очень даже постоянен в своих бытовых и повседневных привычках, и кому как не Юнги, прожившему с ним два последних года в довольно тесной и не особо шикарной квартирке, знать об этом лучше всех?       И Сокджин понимает это, понимает по порой слишком задумчивым и пристальным взорам Юнги, которыми тот одаривает его после очередного несвойственному ему действия или реплики, что младший находит его поведение странным и непонятным, однако ничего не может с собой поделать. Не может остановиться, уже начав всю эту непродуманную и спонтанную кампанию по завоеванию сердца лучшего друга.       Потому что, к удивлению Сокджина, это оказывается… довольно захватывающе на самом деле.       Прежде для друга-Юнги ему не было нужды все это делать, но для Юнги, в которого он влюблен… Ну, может, этому парню подобные знаки внимания тоже не то чтобы жизненно необходимы, но Сокджин, начав в один день, уже просто не может заставить себя прекратить их оказывать. Он и представить себе не мог, что в нем может быть столько… желания заботиться и выражать свои чувства. До этого Сокджину, чаще многих бывавшему на начальной стадии зарождения отношений, приходилось постоянно ухаживать и оказывать знаки внимания, так что, казалось бы, что-то подобное должно было уже давно приесться ему, и так оно отчасти и было, однако…       Когда он начинает, немного нерешительно поначалу, но все более естественно впоследствии, делать всякие мелочи для Юнги, он понимает, что впервые что-то подобное действительно приносит ему удовольствие. Впервые ему, в самом деле, нравится делать все эти довольно муторные порой вещи ради кого-то другого, впервые они не являются для него частью рутинного взаимодействия в отношениях, которое не то чтобы всегда было ему в тягость просто… Прежде он не понимал всей прелести подобных поступков, не понимал, почему люди вообще придают такое большое значение букету цветов, принесенному с утра кофе в постель, подаркам на праздники и годовщины, выбору парной одежды или кружек – всем этим типичным и широко разрекламированным в кино и книгах жестам. Он не понимал, что именно заставляет людей, которые их совершают, наслаждаться самим процессом ухаживания. Очевидно, почему это все нравится тому, кому оказываются подобные знаки внимания, но вот что движет инициаторами этих жестов, Сокджин не мог уразуметь, даже совершая все эти действия из раза в раз.       До того, как он начал делать что-то подобное для Юнги, Сокджин не мог понять, что такого особенного в том, чтобы купить для своей пары напиток, подарить какую-то мелочь или встретить после учебы. Сокджин делал все это, но не мог понять, почему подобное считается таким важным.       Однако теперь, когда он делает все это для Юнги, Сокджин чувствует, отчетливо чувствует разницу и частично понимает, почему вокруг конфетно-букетного периода всегда так много шума. Ведь теперь он с нетерпением и волнением, затаив дыхание, ожидает реакции другого человека на собственные действия. Его щеки окрашивается румянцем, а губы растягивает совершенно дурацкая и слишком широкая, довольная улыбка, когда он слышит тихое «спасибо» на очередную мелочь, которую сделал для Юнги, и это не то, и близко не то, что он ощущал, когда делал что-то подобное для кого-либо из своих бывших девушек. Ему, конечно же, было приятно и тепло от осознания, что он сумел порадовать их или поднять настроение, потому что Сокджину вообще нравится радовать других, но то, что он чувствует, когда видит, как удивленно и довольно загораются на мгновение или два глаза Юнги, несравнимо с тем, что он ощущал ранее.       Радовать Юнги – совсем другое дело, и Сокджин очень быстро понимает, что это вроде как вызывает привыкание и почти что зависимость. Впервые, на его памяти, сердце Джина бьется чаще от предвкушения, когда он раздумывает в конце каждого дня, что именно приятного может сделать для Юнги завтра, как еще может ухитриться провести с этим парнем на пять или десять минут больше, хотя, казалось бы, куда еще больше. Раньше с Сокджином такого не случалось. И, возможно, именно так и должен чувствовать себя влюбленный по уши человек. Может быть, Сокджин впервые действительно соответствует всем тем романтическим канонам, каким пытался подражать во всех своих прошлых отношениях? Именно сейчас, когда он вообще не пытается никого играть.       Теперь, когда он точно, без всяких сомнений, знает на собственном опыте, на что именно похожа лихорадка влюбленности, настигающая тебя в начальный период отношений или непосредственно перед ним, Джин понимает, наконец, почему некоторым людям вроде как срывает голову в это время. Теперь он в состоянии понять всех тех влюбленных, что говорят друг с другом по телефону на протяжении всей ночи, не решаясь и не желая вешать трубку, всех тех, кто готов ехать на другой конец города только для того, чтобы купить для своей половинки стаканчик любимого кофе, тех, кто в конце почти всех ромкомов несется в аэропорт догонять любовь всей своей жизни. Так далеко сам Сокджин, конечно, еще не зашел даже в своих мыслях, он драматичен, но не настолько… по крайней мере, пока, однако он не удивится, если рано или поздно дойдет до такого состояния, когда вполне себе будет способен на что-то подобное.       Не потому что он будет в отчаянии, вовсе нет, просто… это действительно затягивает.       Он и прежде всегда покупал всякие приятные мелочи своим девушкам, желал им доброго утра, проснувшись, и спокойной ночи перед сном, ждал после занятий, чтобы вместе сходить в ближайшую кафешку, и делал кучу других приятных, но вроде как негласно обязательных вещей, которые он должен был делать, будучи в отношениях. Он всегда делал все, что полагалось делать бойфренду, не задаваясь при этом вопросом, зачем он это все делает, хочет ли сам совершать все эти ритуальные и набившие оскомину действия и… нужны ли его партнерше такие знаки внимания. Он никогда особо не задумывался, доставляет ли ему самому удовольствие заниматься чем-то подобным. Как и многое в своей жизни, Сокджин делал все это, потому что от него ожидали именно таких действий, а он привык давать людям то, что они хотят от него получить, если его самого не слишком сильно напрягают их ожидания и ему не слишком тяжело им соответствовать.       Однако в этот раз… сейчас, когда он влюблен в Юнги и пытается делать все эти приятные и милые мелочи для него… для того, кто совсем не ожидает от Джина никаких ухаживаний и вообще ничего от него не ждет… все просто ощущается совсем иначе. Совсем.       Сейчас, когда Сокджин анализирует собственные ощущения, он, кажется, понимает, наконец, в самом деле, понимает, почему его отношения до сих пор не складывались. Скорее всего, это связано с тем, что Сокджин действительно был в них настоящим… эгоистом. Все его действия не то чтобы не являлись совсем уж неискренними, но точно не были продиктованы сильными и реальными чувствами или желанием просто осчастливить свою партнершу. Нет, Сокджин бездумно следовал общеизвестной инструкции, надеясь, что рано или поздно это приведет к тому, что он сумеет влюбиться и что его тоже искренне полюбят в ответ, если он будет стараться и делать все правильно. Так как должно делать.       Ведь… разве не так живет большинство людей в нашем мире? Встречают человека, начинают ухаживать за ним, и через пару лет создают с ним новую ячейку общества на радость родственникам и, если повезет, и им самим. Сокджин никогда всерьез не задумывался о том, хочет ли он свернуть с этой проторенной миллионами людей до него дорожки, хочет ли он для себя иной жизни и иного счастья, у него не было особенного повода задумываться об этом, поэтому он и следовал всем этим условным, но довольно прямолинейным установкам. Ведь, по сути, у него не было причин им не следовать. Поэтому он честно не понимал, почему у него не получалось быть по-настоящему счастливым ни в одних своих отношениях.       Только вот, теперь он точно знает, что это был неверный подход. Дело не в правильных поступках или последовательности действий, самое главное, то, с чего Сокджину и следовало начать изначально – правильный человек. Ему нужно было найти правильного для себя человека, а не пытаться подогнать самого себя под кого-то, кому, возможно, и не нужны были подобные жертвы с его стороны. И до тех пор, пока Сокджин не осознал этого, все его действия были неправильными и приводили к одному и тому же неутешительному, но закономерному итогу.       Юнги был прав. Конечно же, он был прав, когда говорил Сокджину, что это самое важное в отношениях – найти того, кто действительно тебе понравится достаточно сильно, чтобы все это, весь этот непростой процесс построения отношений, в самом деле, стоил того. Теперь, когда у Сокджина есть человек, который ему по-настоящему нравится, он понимает всю обоснованность этого утверждения.       Ведь стоит только Юнги едва заметно улыбнуться, увидев чашку с кофе, которую с утра протягивает ему старший, стоит только Джину заметить довольный блеск в глазах этого парня в такие моменты, как что-то теплое и шипучее наполняет его вены, что-то распирает изнутри его легкие и наполняет эйфорией разум и мысли. Сокджин сразу же чувствует себя так, словно спас планету от вторжения агрессивно настроенных инопланетян, сразу забывает о сонливости и о том, что еще мгновение назад зевал во весь рот и мечтал вернуться в постель, чтобы доспать оставшиеся ему полчаса, которых так сильно не достает его непривыкшему к раннему подъему телу. Так что да, Сокджин теперь точно понимает, что, ухаживая за правильным человеком, ощущаешь себя совершенно иначе.       Когда ты ухаживаешь за тем, в кого влюблен, ничто из того, что ты делаешь для этого человека, не может быть тебе в тягость, ничто из этого не кажется тебе надоедливой обязанностью. Ты просто… делаешь это, потому что хочешь увидеть удивленную радость в чужих глазах, хочешь получить благодарную улыбку, хочешь поднять настроение этому человеку, хочешь быть причиной его радости. И тебя распирает от счастья и довольства, когда ты видишь, что твои действия делают этого человека счастливым. Хотя бы ненадолго. Поэтому тебе хочется делать больше таких вещей, ведь счастье сродни наркотику, ощутив его однажды, сложно не хотеть окунуться в него вновь. Даже если это не твое собственное счастье. Иногда вполне достаточно и того, что ты просто имеешь к нему хоть какое-то отношение.       Сокджин знает, что на самом деле тот еще эгоист. Знает, что ему нравится заботиться о других, веселить их, оправдывать их ожидания, делать окружающих счастливыми, но не потому, что он такой добрый и бескорыстный. На самом деле, он делает все это, потому что чужое счастье, чужая радость делают и его самого счастливым, заставляют его чувствовать себя значимым и особенным, а ему… необходимы эти ощущения, всегда были необходимы. И Сокджин ничего не может поделать с тем, что изумленная радость Юнги, которую он получает в ответ на некоторые свои действия, так сильно окрыляет его и заставляет продолжать изо дня в день делать то, что он никогда и ни для кого прежде не делал.       Прилагать усилия, вкладывая в них свои искренние эмоции и желания.       Отчасти это страшно. Сокджин чувствует себя как никогда неуверенным и уязвимым, будто ему снова шестнадцать и он вообще впервые в своей жизни пытается за кем-то ухаживать. Будто весь его предыдущий опыт обнуляется или просто перестает что-либо значить. Словно он вынужден прокладывать себе путь через минное поле, и каждый его шаг может привести к гибели всего: их дружбы, их с Юнги взаимопонимания, их компании в целом. Сокджину не нравится это ощущение, не нравится постоянно испытывать это напряжение и находиться в подвешенном состоянии, когда его эмоции скачут от одного края чувственного спектра к другому по несколько раз в день. Это вызывает дискомфорт, а Джин плохо переносит все, что заставляет его чувствовать неудобство. Обычно он старается избегать подобного, однако…       Стоит только Юнги улыбнуться ему, прищурив светящиеся озорными искрами глаза, как Сокджин забывает обо всех минусах своего положение безнадежно влюбленного в своего лучшего друга человека. Его сердце срывается на взволнованную чечетку, хотя, казалось бы, давно должно было привыкнуть и к тому, каким очаровательным иногда может быть Юнги и какой эффект может производить его улыбка. Оно должно было уже давно привыкнуть, но не привыкает и продолжает вот так реагировать на Юнги, заставляя своего хозяина забыть о том, насколько это вообще-то страшно – быть влюбленным.       В такие моменты Сокджин даже почти верит, что это и вовсе не пугает его. В такие моменты, по правде говоря, он вообще забывает обо всем, потому что чаще всего просто отключается от всего остального мира, зависает, рассматривая эти завораживающие блики в темных и хорошо знакомых ему глазах. Блики, красоту которых он еще не так давно совсем не замечал. Или же замечал, но тогда они не оказывали на него такого воздействия, потому что он не был так безнадежно влюблен в них.       И, наверное, из желания ощутить как можно больше таких моментов, Сокджин теперь каждое утро и встает на полчаса раньше привычного, спешно умывается и варит для Юнги кофе, без которого тот не может начать день и полноценно функционировать. Ему не обязательно делать это, Юнги в состоянии справиться с этой операцией самостоятельно и обеспечить самого себя любимым напитком, проверено двумя годами совместной жизни, на протяжении которых он всегда делал это сам. Но Сокджин все равно берет себе за правило варить Юнги кофе по утрам, несмотря на то, что сам он больше уважает чай и в целом… у него нет никакой обоснованной причины вставать только ради этого. Даже в те дни, когда у него нет ни занятий, ни смен на его подработке, и он мог бы нормально отоспаться, Сокджин упрямо ставит будильник, чтобы на следующее утро встретить Юнги широкой улыбкой, легким и раздражающе бодрым поддразниванием и чашкой кофе в руках.       Это мелочь, но вид сонного и еще непроснувшегося Юнги, полуслепо прижимающего кружку к груди и каждый раз с искренним удивлением поднимающего брови, словно задаваясь вопросом, что именно Сокджин делает на их кухне в такой ранний час, бесценен и стабильно поднимает Сокджину настроение на весь день. Это, кажется, заряжает его не хуже кофеина в любимом Юнги кофе, поэтому Джину даже не нужно пить его самому, чтобы действительно взбодриться по утрам.       Это мелочь, однако, благодаря этому небольшому изменению в своей рутине Джин может проводить с Юнги на двадцать минут в день больше, чем обычно. Это мелочь, но Сокджин теперь может поболтать с Юнги перед тем, как начать свой день, послушать, как сонно и низко парень мычит себе под нос, и увидеть, как раздраженно морщится на слишком бодрый для столь раннего часа щебет старшего. И, глядя на Юнги в такие моменты, Джин только сильнее убеждается в том, как сильно этот парень похож временами на кота. Недовольного, ворчливого и злого из-за невозможности выспаться котика. Это настолько очаровательно зрелище, что Сокджин не может сдержаться и иногда все же тыкает Юнги в припухшие после сна щеки, только для того, чтобы увидеть, как младший хмурится и ворчит что-то неразборчивое и недовольное, отмахиваясь от его рук.       Это мелочь, недолгое и не всегда продуктивное взаимодействие, но оно заряжает Сокджина энергией на весь оставшийся день и, когда оно становится частью его новой рутины, он уже и не может представить себе, как раньше жил без этих их утренних посиделок за чашкой кофе, наполненных тихими, ленивыми беседами о планах на день, беззлобными подколами, шутками и бурчанием Юнги, которое больше походит на сонное мурчание. Сокджину хватает пары дней, чтобы привыкнуть проводить свое утро именно таким образом, и начать удивляться тому, что прежде он проводил его иначе. Действительно, почему он не делал этого раньше? Возможно, тогда он давно влюбился бы в Юнги и без помощи волшебного поцелуя.       И его радует то, что Юнги, несмотря на спешку, каждое утро с усталым и немного жалобным стоном человека, которому не дали возможности выспаться, бухается на стул напротив Сокджина и проводит за приглушенным и чаще всего бессмысленным разговором со своим хеном эти двадцать минут, которые мог бы провести с куда большей пользой. Он не обязан этого делать, не обязан сидеть с Сокджином только потому что тот встал раньше и приготовил ему кофе, но все равно делает это, согревая изнутри душу своего хена. Джин не хочет этого признавать, потому что это немного неловко, но каждое такое утро наполняет его теплом и нежностью, пропитывает его хорошим настроением так же неумолимо, как и восходящее солнце упрямо наполняет их небольшую кухоньку своими яркими, режущими сонные глаза лучами, раскрашивая стены и пол в теплые желтые оттенки.       Эти лучи каждый раз запутываются в растрепанных после сна волосах Юнги и подсвечивают его от природы бледную кожу. Сокджин боится, что в такие моменты, когда он зависает, разглядывая своего друга, в его глазах слишком легко прочитываются все его чувства, которые он просто не может скрыть или контролировать. Сокджин боится, что этот солнечный свет, так красиво всегда падающий на Юнги, рано или поздно погубит его и выдаст, слишком отчетливо и ярко высветив все его чувства и мысли, но все равно не может заставить себя отвести взгляд от Юнги, когда он настолько красив.       Теперь Сокджин почти каждый день вытаскивает Юнги пообедать с ним и ждет друга после занятий, чтобы вместе дойти до автобусной остановки, с которой младшему нужно уезжать на подработку. Он делает это, даже если сам безбожно опаздывает на свою работу, он делает это, даже если Юнги просит не ждать его, он делает это, потому что… просто хочет чаще видеть Юнги. Они живут в одной квартире и, благодаря усилиям Джина, проводят друг с другом буквально все свое свободное время, так что это глупо – скучать или чувствовать что-то похожее на тоску в подобных обстоятельствах. Это глупо, нелогично и откровенно странно, но… Сокджин ощущает, что этого все равно недостаточно. Времени, что они разделяют вместе, все равно недостаточно. Хотя бы потому, что оно всегда пролетает так несправедливо быстро, когда они оказываются вдвоем. Кажется, так было всегда, но только недавно Сокджина стало это по-настоящему раздражать.       Да и не сказать, что он именно скучает, ведь скучать можно по тому, кого нет возможности увидеть, а он постоянно видит Юнги, общается с ним, придумывает десятки каламбуров в день только для того, чтобы уловить тень затаенной улыбки на его лице. Так что он скорее ощущает… что-то схожее с нетерпением, с назойливым зудом, распространяющимся от сердца по всему телу, с необходимостью проводить как можно больше времени с Юнги или хотя бы просто перекидываться с ним парой фраз раз в несколько часов. На это нет особых причин, ему просто… хочется.       Сокджин, кажется, действительно неимоверно сильно и крепко влюблен, поэтому ему так мало Юнги и так мало разговоров и общения с ним, мало его спокойного и успокаивающего голоса, мало его смеха и улыбок. Ему действительно просто мало.       Он понятия не имел, что любовь может делать что-то подобное с человеком, может делать его настолько жадным, нетерпеливым, назойливым и эгоистичным, но, кажется, она способна на вещи и похуже, и Сокджин совершенно не был к этому готов. Он ни к чему такому не был готов, на самом деле. Ни к чему из того, что эти чувства сделали и еще, наверняка, сделают с ним.       Если он уже сейчас настолько жаден, если ему сейчас мало всего того времени, что он отнимает у Юнги, оккупируя его, если ему хочется без конца слушать голос младшего, то, что с Сокджином станет потом? Что с ним будет, когда его влюбленность перескочит на новую ступень развития? Сокджин не знает, эволюционирую ли человеческие чувства так же, как Покемоны в игре, но если да, то, возможно, ему стоит как-то морально подготовиться к этому? Ну, хотя бы просто чтобы ненароком не перескочить за грань нездоровой одержимости. Будет неловко, если что-то подобное застанет его врасплох.       - Что ты тут делаешь, хен? Опять скажешь, что тебе просто нечем заняться? – такими словами встречает его Юнги, спустя почти две недели с момента установки нового для них обоих распорядка.       Распорядка, который с самим Юнги, конечно же, заранее не обговаривался, однако Сокджин все равно самовольно пришел к выводу, что парень с ним согласен, раз оставил без каких-либо комментариев. Совесть Сокджина услужливо отметает в сторону все те клочки воспоминаний, в которых Юнги с удивлением спрашивал его, что он вообще забыл у его аудиторий и почему провожает его до остановки, раз им все равно не по пути. Юнги не высказывал открыто своих возражений, значит, Джин может решить для себя, что он не против такого тесного их общения.       Если бы Юнги совсем уж был невыносим тот факт, что Сокджина в его жизни стало гораздо больше, он бы так сразу и сказал своему хену. Юнги ведь не из тех, кто хорош в сокрытии своего недовольства. Верно же? По крайней мере, ему стоило обозначить это самое недовольство, если у него имелись возражения, потому что теперь уже поздно, и Сокджин уже привык мчаться после своих занятий к корпусу Юнги на другой конец кампуса или же, наоборот, отсиживаться в библиотеке или ближайшей кафешке, дожидаясь окончания пар друга, только для того, чтобы пройтись вместе несколько минут до остановки. Теперь уже поздно, и Сокджин все равно будет делать все это.       Сегодня Юнги, что удивительно, выглядит таким же изумленным и немного сбитым с толку, каким выглядел в тот самый день, когда Сокджин только начал эти свои неловкие ухаживания и взял себе за правило дожидаться его после занятий. Словно Юнги не может не удивляться каждый день тому, что его хену все еще не надоело тратить на него свое время без всяких веских на то причин. Словно… в его понимании это очень странно для Сокджина – делать что-то подобное, что немного корежит Джина, на самом деле. Неужели до появления романтических чувств, он был настолько невнимательным и отстраненным хеном для Юнги, что теперь младшего выбивают из колеи любые подобные знаки внимания с его стороны? Это… немного задевает Сокджина, честно говоря, и заставляет задуматься о том, настолько ли он хороший старший, как думал ранее.       Занятия Юнги как раз закончились, и Сокджин при его приближении спешно отлипает от стены в коридоре, к которой привалился спиной и широкими плечами, нервно поправляет лямки своего рюкзака свободной рукой и протягивает парню пластмассовый стаканчик с дешевым кофе из ближайшего автомата, что держал в другой. Он сразу же замечает утомленно прищуренные глаза и опущенные уголки губ друга, что обычно означает, что социальная и энергетическая батареи Юнги уже на исходе. Кажется, это был утомительный день. А ведь Юнги еще нужно идти сейчас на подработку.       Джин сочувствующе хмурится и мысленно хвалит себя за то, что решился-таки потратить несколько минут на покупку этой черной мути из автомата. Не бог весть что, но все же лучше, чем ничего. Сегодня их занятия закончились впритык друг к другу, так что Сокджин не успел забежать в ту кофейню, где время от времени покупает для Юнги кофе.       Юнги бурчит слова благодарности в стаканчик, который тут же подносит ко рту. После пары глотков взгляд его становится чуть осознанней и внимательнее, что не очень хорошо, потому что теперь он смотрит на Сокджина более пристально и выжидающе, явно безмолвно требуя от него ответа на заданный вопрос. Надо же, обычно Юнги позволяет Сокджину творить все, что тому в голову взбредет, не требуя никаких отчетов, но сегодня у него, видимо, действительно был не лучший день, раз он так настаивает.       Сокджин поджимает губы и нервно перекатывается с пятки на носок и обратно, теребя лямки своего рюкзака.       - Йа, и вот так ты встречаешь своего хена, который специально ждал тебя здесь полчаса, - качает головой Сокджин, прижимая руку к груди и изображая оскорбленную мину. Это не правда, он ждет не дольше пяти минут, но Юнги совершенно не обязательно об этом знать. Младший лишь смеряет его пустым взглядом и не впечатлено приподнимает бровь. – Еще скажи, что не рад меня видеть, Юнги-я.       Парень тяжко вздыхает, отводит взор в сторону и делает еще один большой глоток, едва не выпивая весь стакан за раз. Сокджин мысленно радуется тому, что кофе изначально был не особо горячим. Хотя, что-то ему подсказывает, что это сделало его только еще отвратительнее на вкус. Он понятия не имеет, как Юнги может это пить и не морщиться в процессе.       - Не особо. Ты привлекаешь слишком много внимания, хен, - проговаривает Юнги, поводя левым плечом и выразительно кивая в сторону небольшой группки из студенток, что стоит немного в стороне и перешептывается, явно заинтересованно поглядывая на них. Точнее, поглядывая на Джина.       Сокджин неловко откашливается и пытается сохранить невозмутимый вид, когда девушки издают что-то похожее на повизгивание, увидев, что он смотрит в их сторону. Точно. Сам-то Сокджин настолько привык к чему-то подобному, что уже давно не обращает внимания на негативные последствия своей популярности, однако Юнги не привык оказываться в центре внимания. Он ненавидит быть в центре внимания, на самом деле.       Казалось бы, как человек, который бесстрашно выступал раньше на сцене перед толпой фанатов андреграундного рэпа, Юнги должен быть привычен к чужим взглядам, однако это совсем не так. Сцена и реальная жизнь всегда были для Юнги совершенно разными и не пересекающимися мирами. Сокджин вытряс из Хосока всего два или три видео с выступлениями Юнги, снятыми на камеру телефона с ужасным качеством, трещащим звуком и продолжительностью всего в пару минут, но даже этого ему хватило в свое время, чтобы удивиться и понять, что и сам Юнги на сцене совсем другой человек. Не тот, к которому Джин привык. Не тот, кого он знает.       И дело не только в том, что тот Мин Юнги, что на видео, был моложе, агрессивнее, злее и амбициознее того парня, с которым Сокджину суждено было познакомиться спустя полгода или чуть больше после записи этих видео. Того Юнги, может, и заряжало внимание и крики толпы, но повседневного Юнги, что единственный и знаком Сокджину, подобное совершенно не прельщает. Повседневному Юнги такое совсем не нужно, как и множество вещей в его жизни, что утомляют и выматывают его.       Так что да, Сокджин как-то не подумал о том, что своим присутствием может доставлять парню дискомфорт, привлекая к нему часть чужих взглядов. Обычно подобное не вызывает проблем ни у его друзей, ни у самого Юнги, все они уже привыкли к тому, что на Сокджина пялятся на улицах или в общественных местах, что многие люди выразительно поглядывают на их компанию, когда они собираются все вместе, что, кстати, вина не всецело одного лишь Сокджина. Он не настолько эгоцентричен, чтобы действительно думать, будто он единственный красавчик в их компании. Так что, когда они оказываются все вместе, на них всегда обращают много внимания. Из-за внешности и, возможно, еще и из-за того, насколько его тонсэны порой бывают громкими и хаотичными.       Это привычное дело, однако данная ситуация совсем иная. Теперь он проводит с Юнги очень много времени, почти не отлипает от него, на самом деле, и Юнги невольно также перепадает определенная доля внимания окружающих, внимания, с которым он сам, возможно, не привык сталкиваться на постоянной основе. Сокджин явно не учел этот момент перед тем, как начал свою операцию по завоеванию сердца Юнги, поэтому чувствует досаду на самого себя. Это серьезное упущение с его стороны, учитывая, насколько Юнги интроверт по натуре. Сокджин в действительности тоже, но он хотя бы научился притворяться, что это не так.       - Ничего не могу поделать с тем, что у людей есть глаза, Юнги. Моя красота настолько притягательна, что они, понятное дело, не могут не смотреть на меня. Мы же оба понимаем, что это просто невозможно – отвести от меня взгляд, - разводит он руками с горестным и почти даже искренним вздохом.       Сокджину действительно жаль, ему не хотелось заставлять Юнги чувствовать себя некомфортно, но он, в самом деле, ничего не может поделать. Не его вина, что он привлекает к себе так много внимания, Джин тоже об этом никогда не просил, и то, что он привык к подобному, не значит, что ему самому это все нравится. У него просто не было иного выбора, кроме как смириться с многочисленными взглядами и шепотками за спиной.       Юнги вздыхает еще тяжелее, но оставляет эту реплику без комментария почти на полминуты. Кажется, он действительно сильно устал.       - Хотя бы можешь не таскать за собой своих фанатов, хен? – спрашивает он вымученно. – Или твоя красота примагничивает их к тебе?       Сокджин быстро моргает, а затем чувствует, как начинают подергиваться уголки его губ, так и желающие приподняться в немного недоверчивой, но довольной улыбке. Если так подумать, Юнги единственный, кто так делает. Что бы там с невозмутимым видом ни говорил этот ворчливый кот о том, как плохи каламбуры Сокджина, только он один из его знакомых всегда поддерживает любые, даже самые бредовые его шутки.       - Именно, никто не может сопротивляться моему притяжению, Юнги-я, - напуская на себя важный вид, который, наверняка, немного портит улыбка, что все же растягивает его губы, вскидывает голову Джин.       - То есть, ты как Черная дыра, хен? Ее притяжению тоже ничто не может сопротивляться.       Губы Юнги складываются в очень хорошо знакомую поддразнивающую усмешку, которая, на самом деле, до жути всегда нравилась Сокджину. Она и сейчас нравится ему, когда ее причина кроется в таких вот по-доброму язвительных комментариях в его адрес. Даже когда она выглядит откровенно блеклой и натянутой из-за усталости, отражающейся в глазах младшего, и когда пробуждает в Джине чувства немного отличные от привычных.       Сокджин хмурится, вновь ощущая укол жалости и почти невыносимое желание погладить младшего по голове в попытке утешить, настолько вымотанным он выглядит в этот момент. Он что, опять не спал прошлой ночью? С тех пор, как Сокджину удалось уговорить его написать музыку к выступлению Чимина, Юнги частенько проводит ночи в работе над ней, и это, честно говоря, не может не беспокоить. Нет, Сокджин очень рад, что Юнги с таким энтузиазмом взялся за написание музыки (а уж как был рад Чимин, от его восторженного писка у Джина еще с час болели уши после того, как он сообщил новость младшему), но ему не нравится, что Юнги порой пренебрегает сном, а иногда и ужином из-за этого. Сон и еда в понимании Сокджина – святыни, на которые нужно молиться, а не игнорировать, поэтому он просто не может не тревожиться.       - Йа, Юнги-я, посмотри на это прекрасное лицо, - Сокджин выразительно обводит свое лицо рукой по кругу, на что Юнги лишь медленно и равнодушно моргает, отпивая еще кофе. – Из всех небесных тел его можно сравнить разве что с Солнцем, но никак не с невообразимо огромной воронкой посреди космоса! – почти даже не играя негодование, восклицает он и преувеличенно надувает губы специально для следующей реплики: - И что ты имеешь против моих фанатов, Юнги? Они замечательные люди с идеальным вкусом.       - Только потому, что они пускают на тебя слюни, хен? Поэтому они замечательные? - поднимая бровь, сухо уточняет Юнги. Сокджин неодобрительно морщится.       - Потому что они восхищаются совершенством, да, поэтому, - поправляет Джин, небрежно взмахивая рукой в воздухе, словно отмахиваясь от предыдущих слов Юнги. Выражение лица Юнги не меняется.       - Ага, конечно, именно поэтому, - без особого интереса кивает Юнги, и Сокджин уже собирается раскрутить новый виток старой и привычной тирады, как парень продолжает: - Ходят слухи, что твоя новая девушка с моего факультета, хен, и поэтому ты постоянно в последнее время здесь ошиваешься.       Юнги поправляет свой рюкзак, поудобнее устраивая его на спине, и отходит в сторону, чтобы выбросить в урну пустой стаканчик из-под кофе, милостиво предоставляя Сокджину такие необходимые ему сейчас секунды на то, чтобы собрать разбежавшиеся мысли в одну кучку и сформулировать ответ на этот неожиданный выпад.       - Но ты не девушка, Юнги-я, - Джин моргает, а затем мысленно стонет, когда до него доходит, что именно он сморозил. Ну, вот почему он постоянно делает это в последнее время? Почему постоянно выставляет себя идиотом перед Юнги?       - Поверь, хен, я в курсе, - бесстрастно произносит Юнги, одаривая его очень красноречивым взглядом исподлобья, однако Сокджин замечает, как едва заметно подергивают уголки его губ и с некоторым облегчением выдыхает. Отлично, Юнги не посчитал это особо странным. Хорошо.       - И почему людям не приходит в голову, что, возможно, я просто хочу пообщаться со своим любимым тонсэном? Почему просто нельзя предположить, что я прихожу к тебе? – спешно стараясь сгладить неловкость предыдущей своей фразы, тараторит Сокджин, разворачивая Юнги за плечи в сторону выхода и принимаясь настойчиво подталкивать его в спину, заставляя двигаться. Им еще идти до остановки, а вести этот неловкий диалог, глядя Юнги в глаза, было бы просто невыносимо. Серьезно, вот почему всех вокруг так сильно волнует его личная жизнь? Сокджин ведь не какой-то там айдол или актер, чтобы его романтические отношения становились достоянием общественности. – Стоит мне только чихнуть и все уже говорят, что я с кем-то снова встречаюсь, почему так? – стонет Джин, намеренно вплетая побольше ноющих ноток в свой голос, чтобы в полной мере показать, как его расстраивает такая несправедливость к себе.       - Потому что обычно так оно и есть, хен, - спокойно отвечает Юнги, позволяя Сокджину толкать себя в спину, при этом лениво перебирая ногами и расслабленно засовывая руки в карманы джинсов. Со стороны они, наверное, представляют собой странное зрелище, но опять-таки Сокджин привык к постоянному вниманию, а Юнги может и игнорировать его, если не является его прямым и непосредственным объектом. Сокджин надувается и награждает парня болезненным тычком в ребра, который заставляет того недовольно цыкнуть. – И потому что люди любят драмы.       - Это не правда, не все в моей жизни вертится вокруг любовных отношений! Кому как не тебе знать, Юнги-чи, какой я заботливый и потрясающий хен и как для меня важна дружба? Сегодня я даже принес тебе кофе и ждал…       - Полчаса, ага. Я с первого раза понял, хен, - перебивает его Юнги, закатывая глаза. Сокджин этого не видит, потому что все еще подталкивает парня сзади, но он готов поспорить, что Юнги закатывает глаза в это мгновение. Парень молчит мгновение, глядя прямо перед собой и раздумывая о чем-то, пока медленно переставляет ноги. – Просто… ты раньше не делал ничего такого, хен. Ну, ты раньше никогда не ждал меня после занятий. Это… не в твоем духе.       - Тебе не нравится проводить со мной время, Юнги? – спрашивает Сокджин и он не хочет звучать так, как звучит, не хочет выдавать, как болезненно замирает в груди его сердце в ожидании ответа, но у него не получается скрыть, насколько ему важно сейчас, что именно Юнги ответит.       Это глупый и отчасти даже по-детски наивный вопрос, потому что Сокджин знает на него ответ, но все равно… Последние недели он ходит по минному полю, пытаясь медленно раздвинуть воображаемые границы их дружбы, поэтому просчитывает каждое свое действие и напряженно замирает после каждого движения, боясь, что он просто подорвется, наступив не туда, а вместе с ним и их с Юнги отношения. Так что Сокджин думает, что ему можно сделать поблажку за излишнюю осторожность. К тому же… если Юнги действительно некомфортно из-за того, что Сокджин делает, если ему кажется, что Джина стало слишком много в его жизни… значит, Сокджин действительно перебарщивает и ему стоит сбавить обороты. Пока он действительно не подорвал все к черту.       - Я бы сразу сказал, если бы был против, хен, - кинув в его сторону короткий взгляд через плечо, проговаривает Юнги, прежде чем вновь отвернуться. Голос его звучит уверенно и спокойно, что заставляет Сокджина с облегчением выдохнуть и чуть улыбнуться себе под нос.       Да, так оно и есть, Юнги сказал бы ему. Потому что обычно Юнги сразу говорит, если ему что-то не нравится. Ну, или показывает это. Сокджин знал это еще в то мгновение, как задал вопрос, но услышать подтверждение из уст самого Юнги – совсем другое дело. Успокаивает гораздо быстрее и эффективнее. Наверное, потому что, когда это произносит Юнги, эти слова звучат, как нечто само собой разумеющееся и естественное, да и Юнги Сокджин привык доверять побольше, чем себе.       - Отлично, тогда не обращай внимания на всех остальных и просто наслаждайся моим потрясающим обществом, Юнги-чи, - встряхивая головой, заключает Джин и поспешно принимается рассказывать ему про очередной проект Намджуна, на участие в котором тому все-таки удалось его уговорить. Сокджин слишком слаб перед расстроенным Намджуном и вынужден расплачиваться за эту слабость очень дорогой ценой.       Юнги одаривает его еще одним пристальным взором через плечо, но не задает вопросов, которые, возможно, хотел бы задать, и вскоре спокойно принимается поддразнивать Сокджина за его неспособность отказать их тонсэнам и слабость перед щенячьими глазками младших. К своему облегчению Сокджин видит, что к тому времени, как они доходят до остановки, плечи Юнги окончательно расправляются, черты лица заметно разглаживаются и расслабляются, а его настроение заметно повышается. Он выглядит… немного лучше и чуть менее усталым и сонным. Джин не берется судить, может, тому виной свежий и немного прохладный воздух, сменяющий духоту помещений университета, но мысль о том, что в этой перемене может быть отчасти и его заслуга, греет Сокджина приятным теплом на протяжении всей смены, которую он отрабатывает в тот день.       В тот вечер перед тем, как уйти домой, Сокджин задумчиво сканирует глазами меню кофейни, которое и без того знает наизусть, и быстренько готовит американо со льдом и капучино, воровато оглядываясь по сторонам. Им, конечно же, нельзя уносить напитки с собой домой, но иногда их менеджер, парень всего на пару лет старше Сокджина, с которым они часто обмениваются каламбурами про кофе, закрывает на подобное глаза, если он не попадается и не особо злоупотребляет подобной благосклонностью к себе. В благодарность за это Сокджин иногда приносит ему немного своего кимпаба, который делает в дни, когда их смены с Тэхеном совпадают и он чувствует себя обязанным позаботиться о перекусе для своего тонсэна.       Так у Сокджина и появляется привычка как бы невзначай приносить им с Юнги различные напитки со своей подработки, аргументируя это тем, что ему просто очень захотелось попробовать очередную новинку из меню. И если поначалу Юнги настороженно и с подозрением принимает эти подношения, то вскоре перестает рассматривать такие подарки со стороны своего хена, как попытки его подкупить. Что очень неразумно с его стороны, потому что именно этим Сокджин и занимается. В каком-то роде именно этим. Он задабривает Юнги, пытаясь расположить его к себе и мягко намекнуть, что мог бы быть очень даже неплохим бойфрендом. Это ведь то, что делают хорошие бойфренды, верно? Ну, одна из множества вещей, которые делают хорошие бойфренды. Так что да, мотивы Сокджина более чем корыстны, но Юнги совсем не обязательно об этом знать.       По крайней мере, пока. Пока Юнги не обязательно знать обо всех мотивах Сокджина, не обязательно знать, что именно он делает с сердцем своего хена, когда сладко улыбается очередному огромному стакану с американо или удивленно горящими глазами смотрит на старшего, пораженно рассматривая новенькие наушники, коробку с которыми Сокджин специально оставил рядом с ноутбуком парня в один день. Сокджин, вытягивая шею, наблюдает с дивана за тем, как осторожно Юнги вертит подарок в руках, и поспешно отворачивается и принимается пялиться в выключенный экран телевизора, когда друг смотрит в его сторону.       - Хен, это… - начинает Юнги, как-то нерешительно переступая порог своей комнаты и останавливаясь в дверном проеме. Он все еще медленно вертит коробку в руках, будто не понимая до конца, что именно держит и на что смотрит.       Сокджин скашивает глаза в его сторону и небрежно пожимает плечами, старательно напуская на себя невозмутимый вид, пока у самого отчаянно горят уши и щеки. Это всего лишь подарок, на выбор которого он потратил больше трех часов, сумев довести до белого каления терпеливого и обычно непробиваемо позитивного Хосока, который неосмотрительно решил составить ему компанию в походе по магазинам, не представляя, что это выльется в нерешительное стояние в магазине электроники и натуральное мучение бедного продавца расспросами о характеристиках и свойствах каждых наушников, что попадались Сокджину в руки. Когда Сокджин, наконец, определился с выбором, и Хосок и консультант, казалось, готовы были обняться и расплакаться от облегчения и радости.       Это всего лишь подарок, Сокджин не в первый раз дарит что-то Юнги, но это первый раз, когда он делает это без какого-то особенного повода. Это первый раз, когда он дарит Юнги что-то, только потому что влюблен в него и хочет просто сделать для него что-то приятное. Так что да, Сокджин вроде как не должен нервничать, но у него есть целый перечень весомых причин на это.       - Ох, да, я подумал, что тебе понадобятся хорошие наушники… ну, знаешь… чтобы заниматься музыкой… - поводит Джин плечами и недовольно морщится, слишком ясно осознавая, что у него не получается изобразить небрежный тон. Это ведь всего лишь подарок, ничего особенного, не стоит так сильно переживать только из-за этого, но все равно… Сокджин чувствует себя так, словно ему становится слишком тесно и жарко в собственной коже.       - Они очень дорогие, хен, - медленно произносит Юнги, склоняя голову к плечу. Он закусывает губу и с сомнением смотрит на Сокджина. По его глазам явно видно, что его раздирают довольно противоречивые чувства. Юнги нравится все, что связано с музыкой и техникой, но он действительно не любит дорогие подарки, потому что, принимая их, чувствует себя неловко.       - Правда? А я и не знал об этом, когда покупал их, - усмехается Сокджин, после чего глубоко вздыхает и окончательно отбрасывает какое-либо притворство, все равно у него не получается скрыть свое волнение и смущение в этот момент, так что это бесполезно. Он разворачивается всем телом к Юнги и сосредотачивается на нем. – Считай это моими инвестициями в твое музыкальное будущее, Юнги-я, - улыбается он и отпускает несколько отрывистых смешков, когда Юнги награждает его скептично поднятой бровью. – Так что теперь я жду от тебя шедевра мирового масштаба, - драматично вскидывая руки, произносит он, заставляя Юнги фыркнуть и недоверчиво покачать головой.       Парень опускает взгляд и задумчиво рассматривает наушники, вновь вертя коробку в руках. Сокджин уверен, что может считать это своей победой, это задумчивое выражение на лице Юнги говорит о том, что он подумывает о том, чтобы сдаться и просто принять этот неожиданный подарок. Сокджин не особо много в этом понимает, но, видимо, наушники действительно хороши, и продавец его не обманул, раз они производят такой эффект.       - Хен, мне кажется, ты очень плохо разбираешься в инвестициях, - проговаривает младший, поднимая голову и глядя Сокджину в глаза.       - Хмм, может быть. Но в талантливых людях, думаю, я понимаю чуть побольше, - проговаривает Сокджин и невольно зависает, вновь зачарованный тем, как бледно-розовый румянец едва касаясь, осторожно подкрашивает скулы и щеки Юнги. Это редкое зрелище, поэтому Сокджин не может не наслаждаться им, даже если он слишком очевидно пялится в это мгновение. Даже если его глаза, его лицо, тело – все в нем, выдает его настоящие чувства и истинную причину его поведения в последние недели. – И теперь, когда у тебя есть свои потрясающие наушники, тебе не нужно ждать, пока я умру, чтобы забрать мои.       Сокджин не знает, как ему это удается, но его голос звучит как обычно – поддразнивающе-беспечно, даже несмотря на то, что сам он только краем сознания понимает, что говорит, потому что всецело сконцентрирован на Юнги и его лице. На том, как медленно загораются темные, похожие на кошачьи глаза, когда непрошенная улыбка растягивает губы парня. Да, в такие вот секунды мотивы Сокджина становятся очень и очень корыстны. В такие секунды, когда ему явно удается тронуть Юнги своими действиями или словами и хоть немного, но осчастливить его, Сокджин не может не признать, насколько алчны и эгоистичны в действительности его мотивы. Потому что помимо мыслей о том, каким мягким и очаровательным Юнги кажется в такие моменты, в голове Джина очень четко превалирует желание коснуться, обнять, присвоить себе этого человека, стать неотъемлемой частью его счастья, чтобы купаться в нем и самому потихоньку становиться счастливым.       Сокджин почти всегда кажется счастливым или, по крайней мере, довольным. Он производит впечатление человека, который любит и умеет наслаждаться жизнью, потому что отпускает шутки налево и направо, радуется каждой мелкой победе и удаче, не скрывает своей особой привязанности к вкусной еде и видеоиграм и, в целом, очень часто бывает едва ли не самым громким в их и без того хаотичной компании друзей. Сокджин отлично знает, каким кажется со стороны, потому что тщательно следит за этой частью своего образа и намеренно выставляет именно эти черты своего характера на всеобщее обозрение. Самые позитивные и безопасные черты. Пусть лучше люди считают его чересчур драматичным и громким, зато ни у кого из них не возникает сомнений в том, что Сокджин счастлив и его все устраивает в жизни. Никому из окружающих нет необходимости знать, насколько это на самом деле не так. Достаточно и того, что сам Джин отлично это знает.       Знает, что несмотря на то, что у него нет никаких весомых причин не быть счастливым, он не может, положа руку на сердце, сказать, что действительно счастлив и не чувствует зудящей и холодной пустоты в себе, которая и не дает ему забыть о том, насколько сильно внешний его фасад отличается от того человека, коим он является на самом деле. И Сокджин знает, что эгоистичен, ведь, что во всех своих прошлых отношениях, что сейчас с Юнги, он пытается заполнить эту пустоту, эту Черную дыру в себе за счет чужого счастья и чужой любви, а так поступают только эгоисты. Сокджин знает это, и знает, что отчасти поэтому и пытается сейчас пробудить у лучшего друга чувства к себе. Не только потому что хочет получить возможность попробовать сделать Юнги и себя заодно счастливыми, но и потому что он эгоист, которому необходима взаимность, который очень хочет, чтобы его любили, ведь он сам понятия не имеет, как делать это правильно. И потому что Сокджин жаден и хочет всего и сразу.       Будь он не так сильно эгоистичен, он не стал бы делать ничего из того, что делает сейчас, не стал бы пытаться навязать свои чувства Юнги, ухаживать за ним и стараться очаровать. Потому что друзья так не поступают, друзья честны друг с другом, и, может быть, Сокджину тоже стоило бы быть более открытым и честным с человеком, которым он дорожит на стольких уровнях. Может быть.       Наверняка, если бы Юнги знал об этой его стороне, если бы имел представление о том, каким Сокджин может быть и как много в нем подобного – темного и трусливого - он, вероятно, даже, будучи пьяным, не стал его целовать и запускать всю эту роковую цепочку событий, что привела их обоих к нынешнему моменту. Если бы Юнги знал его с этой стороны, если бы знал, что Сокджин в первую очередь желает не его тела, хотя и его тоже, но его сердца и всего того, что оно может ему предложить и подарить, чтобы стать счастливым, его мнение о старшем, скорее всего, претерпело бы очень сильные изменения. И рано или поздно это произойдет. Рано или поздно Юнги, скорее всего, узнает об этом, и Сокджин не может думать об этом моменте без содроганья.       - Спасибо, хен, - негромко, но искренне благодарит Юнги, а затем улыбается. Той мягкой улыбкой, с той теплотой в глазах, что отражается в них обычно только тогда, когда он действительно тронут и польщен.       Это выражение не так уж и часто можно увидеть на его лице, но Сокджина невольно переполняет гордость от осознания, что за последние дни и недели он удостоился чести стать его причиной уже больше десяти раз. Да, он считал. Но он влюбленный человек – ему можно делать такие странные и несуразные вещи, как, например, ведение подсчета улыбок объекта его влюбленности. Согласно всем просмотренным им ромкомам, а он в чисто научных целях просмотрел много не так давно, это вовсе даже не жутко и не нелепо, а очень даже мило и романтично. У Сокджина довольно избирательная вера в романтические клише, и он решает, что это конкретное имеет право на жизнь. И совсем не потому что он ему соответствует, вовсе нет.       Да, лучше бы Юнги не знать, что в такие мгновения творится с сердцем Сокджина и уж тем более, что творится в его голове, где Джин уже мысленно скупает целый вагон музыкальной аппаратуры, в которой ничего не понимает и которая, наверняка, в таких количествах и не была бы нужна Юнги. Сокджина самого едва ли не размазывает понимание, что именно с ним происходит, что он постепенно проваливается и пропадает все больше и необратимее, хотя ему постоянно и кажется, будто глубже и сильнее уже невозможно влюбиться. Ровно до тех пор, пока его чувства не перепрыгивают на новую ступень развития и не ударяют его по голове с новой, ранее неведомой силой. Нет, он не готов вывалить этот водопад чувств на Юнги. Они ведь просто сметут младшего, потопят, задушат собой, а Сокджин не может этого допустить.       Но с каждым днем сдерживать их становится все труднее, а защита Сокджина становится все слабее и слабее после каждой подобной улыбки Юнги. И Сокджин не может не опасаться, что однажды просто не выдержит и неловко вывалит все это многообразие чувств на Юнги в самый неподходящий и неудобный момент. Когда ни он сам, ни Юнги не будут к этому готовы.       Это было бы так… неловко. И так некстати. Это могло бы все испортить. И Сокджин очень сильно старается избежать подобного развития событий, поэтому не поддается свербящему и сжигающему его изнутри желанию прикоснуться сейчас к Юнги, склониться над ним и с упоением приняться разглядывать тусклые огоньки в темных, прищуренных из-за улыбки глаз парня. Даже если у него дрожат пальцы и недовольно скачет в грудной клетке сердце, настолько сильно это желание вблизи рассмотреть блеклый румянец на бедных щеках, провести по этой, наверняка, мягкой и гладкой коже, просто чтобы проверить останется ли он, не сотрется ли, как разноцветная пыльца, Сокджин не позволяет себе сдвинуться ни на сантиметр с дивана. Он не доверяет ни своему телу, ни своему разуму в этот момент, ведь они оба, кажется, слишком уж охотно переходят под командование его сердца и тянутся, отчаянно тянутся к Юнги, завороженные этой его скромной и нежной улыбкой и глазами, что блестят так же гипнотизирующе, как блестели в том самом переулке, казалось бы, вечность, а по факту всего чуть больше месяца, назад.       Если кто из них двоих и обладает способностью притягивать к себе, так это именно Юнги. Потому что сейчас Сокджин, хоть и не двигается с места, но не может оторвать от него глаз. Как Луна не может не кружить вокруг Земли, не может не преследовать ее, не смотреть на нее, так и Джин, кажется, больше никогда не сможет сойти с орбиты, проложенной рядом с путем Юнги. Раньше он верил, что однажды может настать такой день, когда он сумеет отклониться от этой новой и непривычной для себя траектории, по которой его повели новоприобретенные чувства, но с каждым днем эта вера становится все призрачнее и слабее.       - Не стоит меня благодарить, Юнги-чи. Я рад, очень рад, что тебе понравилось. Сокджин будто со стороны слышит собственный мягкий и тихий голос, так сильно непохожий на его обычный громкий и маскирующий реальные чувства тон. И вопреки привычке, он не пытается поспешно перевести тему, чтобы побороть повисшее между ними смущение. Сокджин не делает этого, потому что в это мгновение ему хочется побыть искренним, хочется побыть немного уязвимым и показать, что ему действительно хотелось просто порадовать Юнги.       И судя по взгляду Юнги, парень это понимает.

***

      Сокджин старается держать себя в руках и следить за тем, чтобы поведение не выдавало его с головой, хотя он и с удивлением осознает, что это оказывается довольно непросто. Не быть очень уж очевидным. Теперь, когда он позволяет себе так близко и тесно контактировать с Юнги, позволяет себе прикасаться к нему и чуть дольше необходимого смотреть в глаза, когда нежности к этому человеку в нем становится так много, что он просто уже не знает, что с ней делать, куда ее девать и как не выплескивать при каждом удобном и неудобном случае на Юнги, контролировать себя временами оказывается очень непросто. Поэтому иногда в его речи, жестах и прикосновениях проскальзывает слишком много тепла и ласки и он ничего не может с этим поделать. Он не в силах полностью подавить порывы своего тела и сердца, в нем так много чувств к этому человеку, что порой какие-то из них прорываются через внутренние кордоны Джина и дают о себе знать тем или иным образом.       Чаще всего это двусмысленные фразочки и слишком откровенные ремарки, рот предает Джина с удручающим постоянством и упрямо отказывается содействовать мозгу. Иногда это глаза, которые сами собой выискивают повсюду Юнги или и вовсе намертво застывают на нем, пойманные в гипнотический капкан какого-то особенно мягкого или сосредоточенного выражения на лице друга. Сокджин уж молчит о том, что происходит, стоит только Юнги начать при нем пить из бутылки или попасться ему на глаза после душа с мокрыми, растрепанными волосами и стекающими с них за шиворот каплями воды. Тут Сокджин не может ни в чем винить свои глаза, он понимает, почему они не в силах не смотреть в такие моменты, потому что… он все-таки всего лишь обычный, молодой парень с вполне понятными потребностями, он не может не реагировать соответствующе на подобное зрелище. Но все равно объяснять потом Юнги, почему он так странно пялится на него, довольно неловко.       Время от времени его предают собственные руки, которые так и норовят прикоснуться к Юнги, к его плечу, предплечью или запястью, взлохматить темные немного отросшие за последнее время волосы, чего раньше почти никогда не делали. Тактильность – не их с Юнги фишка, они оба не то чтобы очень в этом хороши, поэтому между ними физический контакт чаще всего использовался как средство успокоения или оказания поддержки, но не как часть повседневного общения. Возможно, поэтому Юнги продолжает окидывать его удивленным и непонимающим, даже почти настороженным взглядом всякий раз, когда руки Сокджина начинают жить собственной жизнью. Однозначно, именно прикосновения Юнги находит самым странным в его поведении, поэтому Сокджин не устает ругать собственные руки, из-за которых ему приходится так отчаянно краснеть под пристальным и вопросительным взором темных глаз.       Сокджин понимает, что все это выглядит странно со стороны, знает, что его поведение вызывает вопросы, и пусть это и не достаточно очевидные изменения, но они все равно бросаются в глаза не только Юнги, но и всем их друзьям. Не заметить что-то подобное на самом деле очень сложно, учитывая, что серьезным изменениям подвергается и его обычная рутина, так что он не сильно удивляется тому, что к нему появляются вопросы не только у самого Юнги, но и у всех его близких.       Поэтому он тяжко вздыхает, откладывает ручку в сторону, снимает свои очки в толстой оправе, которые использует, только если забывает надеть линзы или же когда ему приходится долгое время работать с бумагами и текстами, и устало потирает переносицу, когда неловкое ерзание сидящего напротив него Намджуна окончательно развеивает остатки его концентрации. Такими темпами он точно ничего толкового не напишет, и Намджун не сможет вовремя представить свой проект, согласно которому он должен провести анализ какого-то очередного психологического тестирования.       Джин, честно, пытался понять, какие именно психологические проблемы должен выявить этот конкретный тест, но за годы дружбы с младшим он уже сколько раз отвечал на всякие опросники, тесты, даже как-то раз вел дневник, что все вопросы в подобных штуках слились для него в одну однотипную белиберду. Сам Намджун заверил его, что этот тест должен выявлять свойства личности, но Сокджин не сильно понимает, как можно составить портрет его характера, если ему нужно отвечать только «да» или «нет» на вопросы, на которые зачастую не всегда получается дать однозначный ответ.       Они сидят в дальнем уголке университетской библиотеки, подальше от глаз здешнего библиотекаря и других немногочисленных студентов, которых пока не особо много в это время дня, но чье внимание им также привлекать не хотелось бы. Сокджин действительно был уверен, что они будут заниматься исследованием Намджуна, в котором он согласился принять участие на днях. Однако, судя по тому как младший мнется и елозит на скрипящем стуле с того самого момента, как они устроились за столом, и бросает на своего хена не такие уж и тайные, как ему, наверняка кажется, взгляды, становится очевидно, что парню есть что обсудить помимо тестов. Лицо Намджуна отражает некоторую озабоченность, он нервно поджимает губы и подозрительно обеспокоенно посматривает на Джина, что наводит старшего на мысль, что, возможно, им стоило встретиться в другом месте. Желательно там, где можно поесть и не надо шептаться. Так разговор прошел бы куда продуктивнее, по крайней мере, для Сокджина.       - Джун-а, ты сейчас сломаешь бедный стул. Хватит уже мучить его и говори, что там так сильно тебя беспокоит, - проговаривает Сокджин, принимаясь протирать стекла очков подолом своей толстовки. Он редко их надевает, в основном только дома, когда по вечерам готовится к занятиям или делает какие-то письменные работы и задания, поэтому немного отвык от необходимости постоянно их протирать.       Намджун вздрагивает и немного виновато улыбается, словно извиняясь за свое пристальное внимание, после чего укладывает локти на стол, придвигается ближе к Сокджину и решительно хмурится. Сокджин медленно приподнимает бровь, наблюдая за ним. Ох, значит, это будет серьезный разговор. Сокджин не любит такие штуки и предпочел бы ответить на еще десяток тестов друга, чем вести подобные беседы. Все же, когда он говорил Юнги, что у него аллергия на серьезность, он на самом деле не так уж и сильно преувеличил. Может, у него и не возникает физического отторжения или яркой негативной реакции, однако он не может отрицать того, что обычно избегает таких разговоров всеми возможными способами. Но сейчас они в библиотеке, и Сокджин с некоторым недовольством приходит к выводу, что сбежать отсюда под благовидным предлогом будет не так уж и просто, так что он вроде как заперт здесь с Намджуном и его желанием обсудить что-то серьезное. Наверняка, Намджун специально заманил его сюда.       Юнги, пожалуй, единственный человек из окружения Сокджина, с которым он спокойно, без неловкости и желания сбежать может вести такие беседы. Его влюбленность, по идее, должна была внести коррективы в эту константу, и она, определенно, внесла, однако не такие весомые, как сам Сокджин ожидал. У него просто появились темы, которые он не может теперь обсуждать с Юнги, потому что это странно - обсуждать со своим другом его же и чувства к нему, но во всем остальном… Сокджин все также ощущает, что перспектива побыть уязвимым и серьезным не смущает его только в том случает, если его собеседником выступает Юнги. Он, конечно, любит Намджуна, но в этом плане Юнги всегда был и будет на первом месте, с этим уж ничего не поделаешь.       - Слушай, хен… - Намджун чуть морщится, явно подбирая слова в попытке получше сформулировать свои мысли. Сокджин уверен, что он медлит не из-за того, что не может найти слов, а, наоборот, из-за того, что в голове Намджуна их слишком много, и он не знает, какие выбрать. Проблемы умных людей. – Я проанализировал твой опросник, который ты заполнял в прошлый четверг…       Сокджин хмурится, пытаясь вспомнить, какие же вопросы были в той бумажке, что подсунул ему друг в тот день, но не может припомнить ничего выдающегося. Обычный опросник, в котором нужно было выбирать варианты ответов, ничего особенного. Однако его результаты явно взволновали Джуна, так что Сокджин невольно настораживается.       - Неужели он показал, что я какой-то скрытный маньяк или что у меня депрессия? Или маниакальная депрессия? Ты так переживаешь, потому что мне нужно лечение, Джун-а? – делает большие глаза Сокджин, отпуская парочку драматичных стонов. Намджун удивленно хлопает глазами с мгновение, но затем поспешно качает головой.       - Это называется маниакально-депрессивный психоз, хен. И нет, у тебя его нет, - Сокджин прижимает руку к груди и с преувеличенным облегчением выдыхает, что заставляет-таки его тонсэна закатить глаза. Однако это стоит того, потому что напряженные до этого плечи Намджуна заметно расслабляются, а его глаза перестают так отчетливо переливаться беспокойством. По сути, именно этого Сокджин изначально и добивался, а то смотреть на обеспокоенного Намджуна просто невыносимо. – Но, хен… У тебя в последнее время не произошло никаких… изменений в жизни? – осторожно, будучи верным присущей ему тактичности, спрашивает Намджун.       И вот теперь напрягается уже Сокджин. Он моргает несколько раз, выигрывая себе пару секунд на ответ. Да, что это за волшебный опросник такой был, раз он так вероломно выдал секреты Сокджина? Он ведь даже отвечал-то, не особо задумываясь.       - Изменений? Какого рода изменений? – откидываясь на спинку стула, осторожно проговаривает Джин, спешно облизывая губы.       Ох, не нравится ему то, в какое русло сворачивает это разговор. Он знал, что друзья рано или поздно начнут заваливать его вопросами, но надеялся, что начнет эту эстафету не Намджун. Отмахиваться от Намджуна как-то совестнее, чем от всех остальных. Наверное, потому что Джун всегда, в конце концов, отступает, но обязательно одаривает таким понимающим взглядом, что невольно тошно становится, да еще и заверяет напоследок, что готов выслушать тревоги и откровения его хена в любое время. Когда Сокджин будет готов. Только вот Сокджин знает, что, скорее всего, никогда не будет готов. Потому что быть уязвимым страшно, и Сокджин слишком слаб, чтобы быть в состоянии побороть этот страх.       - Ну… в эмоциональном плане, - переплетая пальцы и стискивая вместе ладони, поясняет Намджун. Между его бровей залегает обеспокоенная складка, которая сразу же делает все его лицо таким серьезным и встревоженным, что Сокджина прошивает совершенно иррациональным чувством вины. Он терпеть не может, когда заставляет кого-то переживать за себя. – Просто… согласно опроснику, твое состояние, хен, сейчас нестабильно и близко к стрессовому. Так что я хочу спросить… все ли у тебя в порядке, хен?       Намджун прямо смотрит ему в лицо этим своим понимающим и участливым взглядом, который всегда заставляет Сокджина чувствовать себя неуютно, потому что ему начинает казаться, что ему пытаются залезть если и не в душу, то в голову точно, а Джин не хотел бы принимать там гостей. В его голове такой бардак, даже откидывая в сторону то цунами мыслей о Юнги и чувствах к нему, что стабильно по несколько раз в день переворачивают все в его черепной коробке, даже без них это не самое упорядоченное место. Сокджину не хотелось бы, чтобы Намджун видел это.       Он неловко ерзает на месте и отводит взгляд в сторону, скрещивая руки на груди. Намджун не станет настаивать, если дать ему понять, что его расспросы вызывают у собеседника дискомфорт, но сделает выводы и отныне будет знать, что эта тема неприятна Сокджину, а значит… он прав и у его хена что-то совсем не в порядке. Тоже такой себе вариант.       - Конечно, у меня все в порядке, Джун-а, - беспечно поводит плечами Сокджин, заставляя себя спокойно встретиться взором с этими слишком уж настойчивыми и изучающими глазами. – Я вообще заполнял этот твой опросник, почти не глядя. Наверное, поэтому и получились такие результаты.       Судя по тому, что Намджун хмурится только сильнее, а губы его сжимаются в тонкую линию, он ни на мгновение не верит этим словам, но предусмотрительно не говорит об этом, скорее всего, понимая, что в ответ получит только еще больше чуши, если начнет давить. Так что Намджун раздумывает недолго, внимательно изучая его, а затем, видимо, решает зайти с другой стороны.       - Вот оно как. Понятно. Мы все немного переживали за тебя, хен. После своего последнего расставания, ты вел себя… необычно, поэтому я хотел убедиться, - старательно изображая небрежный тон, проговаривает младший, кивая изредка в такт собственным словам.       Сокджин растерянно поднимает брови. Честно говоря, мысли о Юнги так властно и неумолимо вытеснили все остальное из его головы, что он уже успел забыть про Джихё и то, что изначально стало основным катализатором его влюбленности. Точно, пресловутые искры и горькое ощущение собственной неполноценности из-за невозможности почувствовать к кому-либо что-то сильнее банальных симпатии и влечения. Верно, все ведь началось именно с этого, как Сокджин мог забыть. Но справедливости ради нужно сказать, что в последнее время он был так сильно занят своими попытками заполнить весь свой день Юнги и временем с ним, что вообще немного выпал из реальности.       - Это не первый раз, когда меня бросают, Джун-а. Я научился стойко переживать подобные потрясения, - улыбается Сокджин на этот раз вполне себе искренне, потому что это действительно правда, он давно пережил то разочарование. Еще в тот самый вечер, как его бросили. Потому что у него тут же появились переживания совершенно другого рода, которые заслонили собой все его прежние тревоги и оказались куда больше и важнее всего, что он когда-либо чувствовал ранее.       Намджун медленно кивает спустя почти минуту внимательного наблюдения за реакцией Джина, а затем в явной задумчивости чуть склоняет голову к плечу.       - Это хорошо, хен. Кстати… - он выдерживает недолгую паузу, прежде чем продолжить: - Что там насчет той гипотетической ситуации? У нее было какое-то развитие?       - Гипотетической? Чего? – непонимающе переспрашивает Сокджин, на что Намджун невозмутимо пожимает плечами. Даже слишком невозмутимо, чтобы можно было поверить в искренность этого жеста.       - Ну, помнишь, та ситуация, в которой тебя случайно поцеловали, а ты не знал, что с этим делать?       Сокджин медленно моргает, а затем с ужасом осознает, что мгновенно краснеет, липкий и неприятный жар смущения стремительно расползается от его ушей по шее к щекам и скулам, наверняка, раскрашивая его лицо пунцовыми пятнами, которые с головой выдают его мысли и эмоции в данные момент. Джин поспешно отворачивается и заходится в растерянном и изумленном кашле, на который, честно говоря, нет никаких причин, и если прежде у Намджуна еще могли быть сомнения относительно своей правоты и негипотетичности некоторых ситуаций, сейчас они, определенно, должны были развеяться.       Он действительно застал Сокджина врасплох. Джин был уверен, что младший давно забыл об этом разговоре и странных вопросах, которые он задавал, когда был сбит с толку неожиданным поцелуем с Юнги и собственной реакцией на него и не имел совершенно никакого представления о том, что ему делать со всем этим бардаком. Сокджин был уверен, что Намджун не помнит об этом, потому что сам забыл, что они говорили о чем-то подобном. Но Намджун лучший на своем курсе не только потому что отлично знает теорию, и одно то, что он не давит и не устраивает допросов и бесплатных сеансов психотерапии своим друзьям, не значит, что он не понимает, что именно с ними происходит. Уж об этом-то Сокджину не следовало забывать.       - Ох, та самая… - медленно тянет Сокджин каким-то ломким и неестественным голосом, который почему-то сопровождает отрывистым смешком. Он не видит выражения лица Намджуна, потому что не может заставить себя посмотреть на него, но Джин уверен, что сейчас его очень внимательно рассматривают, считывая каждую реакцию. – А какое… какое у нее может быть развитие, если это была просто гипотетическая ситуация? – Сокджин нервно проводит ладонью по шее в подсознательной попытке стереть с нее жаркий румянец, что, конечно же, не помогает. Это никогда не помогает, особенно, когда он настолько смущен и сбит с толку неожиданностью атаки. О чем он думал месяц назад, задавая такие вопросы Намджуну? Из всех людей именно Намджуну.       - Не знаю, ты мне скажи, хен, - проговаривает Намджун спокойно, и когда Джин все же смотрит на него, он видит, что парень немного неловко поводит плечами. – Твое состояние связано с тем, что эта «гипотетическая» ситуация не получила своего развития или, наоборот, с тем, что ее развитие оказалось слишком неожиданным для тебя? - спрашивает он невозмутимо, таким тоном, словно они говорят о погоде или учебе. Словно это не очень-то и важно, и Сокджину не стоит напрягаться и пытаться защищаться. Только вот… Сокджину все равно хочется свернуться клубочком и спрятаться под стол, подальше от этих слишком верных вопросов.       Сокджин знает, что Намджун делает это намеренно. Намеренно напускает на себя беспечный вид, намеренно придает своему тону такую окраску, будто ответ не сильно-то и интересует его, намеренно пытается сделать все, чтобы сейчас Сокджин не чувствовал себя неловко и некомфортно. Потому что Намджун именно настолько тактичный и боится, что может задеть его своими расспросами и чрезмерным вмешательством в личные дела, в которые, как ему отлично известно, Сокджин не особо горит желанием посвящать кого-либо. Но это все равно не помогает Сокджину почувствовать себя лучше и комфортнее. Он в очередной раз про себя убеждается, что подход Юнги в этом плане ему нравится больше. Тот в такие моменты хотя бы не обращается с ним, как с хрустальной вазой, что может разбиться от любого неосторожного вопроса, и пусть его прямолинейная честность не всегда является тем, что Сокджину хочется слышать, это все же лучше, чем осторожное прощупывание почвы, которым сейчас занимается Намджун.       Потому что оно дает Сокджину слишком много пространства для маневра и слишком много возможностей сбежать от этого разговора и в то же время заставляет его почувствовать необходимость сделать это.       - Эм… Джун-а, насколько мне известно, чтобы быть расстроенным из-за какой-то ситуации, она должна… ну, хотя бы произойти с тобой, но… как я и сказал, это был всего лишь гипотетический вопрос, - с трудом подавив взметнувшуюся в груди панику и собравшись с мыслями, отвечает Сокджин. Его уши все еще горят, словно их нагревают над свечой, но в остальном, он почти уверен, что ему вполне себе удается сохранить невозмутимый вид.       Намджун медленно моргает, а затем устало вздыхает с таким видом, словно ему приходится иметь дело с проблемным и очень упрямым ребенком, который все никак не желает идти на контакт. Ох, Сокджин уверен, что в рабочей практике Намджуну еще не единожды встретятся подобные пациенты, так что Джин совсем не против стать неплохой такой тренировкой для развития его терпения и умения стойко переносить чужую чушь.       - Ладно, хен. Хорошо, - всплескивая руками в воздухе, сдается Джун, откидываясь на спинку своего стула, который жалобно скрипит от этого слишком порывистого действия, заставляя Сокджина заволноваться, как бы древний предмет мебели не развалился прямо под другом. На самом деле… это был бы не первый раз, когда такое произошло бы с Намджуном, поэтому он и переживает. Ни с кем, кроме как с Намджуном, не могло бы произойти что-то настолько нелепое. – Но давай просто представим, хен, что эта гипотетическая ситуация произошла в жизни, какой ее исход расстроил бы тебя больше всего? - продолжает парень, проявляя нехарактерную для себя настойчивость.       Сокджин неловко ерзает на своем стуле. Да, что ж такого ужасного было в этом его тесте, что друг так встревожен? Теперь ему тоже хочется посмотреть на анализ своих результатов.       - Ну… если просто представить… - медленно произносит Сокджин, опуская глаза на собственные нервно поигрывающие ручкой скрюченные пальцы.       Сколько Джин себя помнит, он всегда их стеснялся и, наверное, поэтому так редко носил на них какие-либо украшения, что могли бы привлечь к его рукам лишнее внимание. Сокджин на самом деле очень многих вещей стесняется в себе, правда в это никто не верит. Никто не верит, что подобные мелочи могут действительно являться чем-то вроде его личных комплексов, ведь у Сокджина такая невероятная внешность, о чем он сам готов говорить, не переставая, ведь он всегда ведет себя так, будто его собственные недостатки вовсе не волнуют и не беспокоят его, и он сам откровенно смеется над ними. Никто не верит в то, что нечто подобное действительно может влиять на него, поэтому Сокджин обычно старается не говорить о том, что его беспокоит. Со временем он каким-то образом перестал вообще делиться с близкими своими переживаниями, но в этом, конечно же, не виноваты его пальцы или его комплексы.       Просто, когда начинаешь умалчивать о чем-то одном, молчать о других вещах становится гораздо проще и вроде естественней.       Сокджин медленно выдыхает весь воздух из легких и поднимает глаза. Он должен дать Намджуну хоть что-то. Не всю правду, но хотя бы часть. Чтобы успокоить друга и на время откупиться от его проницательных вопросов. Поэтому он затыкает ту часть своего сознания, что истерично и недовольно гудит, не желая делиться ничем, что хоть как-то касается его чувств к Юнги, которые кажутся чем-то слишком сокровенным и личным, чтобы обсуждать это открыто, и придвигается поближе к демонстрирующему всем лицом и телом готовность слушать Намджуну.       - Если просто представить… Гипотетически… Если бы что-то подобное действительно произошло со мной… - Сокджин замолкает и спешно облизывает сухие губы. Слова застревают где-то между горлом и легкими, и он не может их вытолкнуть из себя.       Почему с Юнги это дается ему так легко? Почему быть честным с кем-то другим для него так сложно, в то время, как Юнги порой даже нет нужды вообще задавать ему вопросы? Сокджин мог бы сказать, что всему виной то, что он любит этого человека, но это была бы ложь, ведь так было всегда, почти с самого начала их совместного проживания. Он всегда предпочитал быть уязвимо честным только с Юнги, только ему он доверял настолько безотчетно. Возможно, именно поэтому ему было достаточно всего одного поцелуя, чтобы влюбиться в Юнги? Потому что его всегда от этого отделял всего один шаг?       - Думаю… я не был бы расстроен. Думаю, я был бы взволнован и сбит столку. И немного напуган, - неторопливо продолжает Сокджин, тщательно подбирая слова с непривычной для себя серьезностью в голосе, которая неприятно царапает ему горло изнутри. Он привык говорить таким тоном только с Юнги, поэтому сейчас он звучит неправильно. Когда он обращается с ним к кому-то другому, пусть этот кто-то и сам Намджун, это все равно звучит неправильно. Сокджин невольно морщится и исправляется: - Ну, может, и не немного, а очень даже много. Но… к данному моменту я бы уже разобрался в своих чувствах и с этой ситуацией. Серьезно, Намджун, все нормально. Со мной все нормально, - заверяет он, глядя в обеспокоенные глаза друга и пытаясь, очень сильно пытаясь убедить его в своей искренности. Даже если он не уверен в том, что говорит, в самом деле, правду.       Намджун пристально рассматривает его довольно долгое время, а затем медленно выдыхает и поджимает губы. Сокджин не может сказать, убежден ли он, однако друг перестает так обеспокоенно хмуриться, что уже можно считать хорошим результатом. Слова Сокджина его хотя бы успокаивают, и они оба знаю, что пока этого более чем достаточно.       - Знаешь, хен… тебе ведь не обязательно всегда разбираться в своих чувствах самостоятельно. Иногда это полезно – говорить о них с близкими людьми, - в глазах парня отражается печаль, когда он произносит это.       И Сокджин ничего не может поделать с легкой, но ощутимой болью, что стягивает его сердце в ответ. Он, в самом деле, ненавидит расстраивать кого-либо и ему не нравится, что сейчас он вызывает у Намджуна жалость и сожаление своими словами и действиями. Однозначно, с Юнги ему нравится разговаривать о подобном гораздо больше, тот хотя бы никогда его не жалеет в процессе. Ну, или хотя бы не показывает этого.       - Но это ведь мои чувства, Джун-а. Почему я должен ими с кем-то делиться? Я не настолько щедрый, знаешь ли, - Джин улыбается, но судя по тому, как сочувствующе хмурится его тонсэн, получается у него что-то не особо обнадеживающее. – Не волнуйся за меня, Джун-а. У меня действительно все в порядке, - заверяет он настолько уверенно и успокаивающе, насколько только может. Намджун тяжко вздыхает, стул под ним в очередной раз противно скрипит.       - Поговори об этом с Юнги-хеном, хен, - проговаривает парень. Сокджин вздрагивает, а его сердце делает пару кульбитов в груди, пока он спешно пытается понять, как именно Намджун сумел догадаться, что его состояние напрямую связано с Юнги. Что его выдало? Он понял это по тому разговору или проанализировал странные изменения в повседневной рутине Сокджина? Это настолько очевидно? Не замечая его паники, Намджун тем временем продолжает: - Если ты не хочешь говорить со мной, то поговори хотя бы с Юнги-хеном. Он, кажется, всегда находит способ помочь тебе, хен.       Сокджин моргает и медленно с облегчением выдыхает. Так вот что Намджун имеет в виду. Точно, да… Все их друзья ведь знают, что Сокджин, если и говорит о своих проблемах, то только с Юнги, потому что только одному Юнги под силу вытащить из него серьезные откровения. Да, верно, все логично. У Сокджина явно уже начинается паранойя.       - Хорошо, когда-нибудь я поговорю с ним, - обещает он, и с удивлением понимает, что не врет.       Рано или поздно он поговорит о своих чувствах с Юнги.       Если у него получится осуществить задуманное, если Юнги проявит к нему ответный интерес, этого разговора точно не избежать, а если нет… Если нет, тогда, может быть, когда-нибудь, через много-много лет, когда он будет уже не так сильно влюблен, когда его чувства немного притупятся или плотно срастутся с его уважением и дружеской привязанностью к Юнги, не питаемые более надеждами на большее… когда это будет безопасно, Сокджин все же поведает о том, что чувствовал, что любил Юнги и что было время, когда он невероятно сильно желал переступить границы их дружбы. Он поведает об этом, потому что… на самом деле Юнги замечательный человек и достоин знать, что делал Сокджина когда-то счастливым одним своим существованием, одной улыбкой или взглядом. Сокджину хотелось бы, чтобы Юнги узнал об этом, даже если сам Юнги никогда не сможет его полюбить.       Так что да, когда-нибудь он поговорит об этих чувствах с Юнги. Сокджин не знает, при каких обстоятельствах будет происходить этот разговор, какими эмоциями он будет окрашен и к каким последствиям приведет, но… он знает, что Намджун прав. Ему в любом случае станет легче после этого признания. Потому что Сокджину всегда становится легче после откровенных разговоров с Юнги, которому всякий раз удается найти верные слова, чтобы утешить и поддержать Сокджина.       Так что конкретно это обещание срывается с его губ легко и быстро, потому что Сокджину несложно его дать. Даже если сейчас он не готов говорить о чем-то подобном с Юнги. И, наверное, еще очень и очень не скоро будет готов.       Но рано или поздно… когда-нибудь…

***

      - Нет, я говорю тебе, Хоби-хен, он точно снова с кем-то встречается, - даже не думая понизить голос, громко шепчет Чимин на ухо Хосоку, смеряя Сокджина, который сидит напротив него, пристальным и подозрительным взглядом.       Сокджин вздрагивает и отрывает глаза от Юнги, который в это самое время забирает их заказ на противоположном конце помещения. Джин хмурится и переводит неодобрительный взор на своих тонсэнов. Кажется, это была плохая идея – вести их обедать в ближайшую забегаловку, ему действительно нужно научиться говорить этим чертятам «нет».       Он понятия не имеет, как именно так получилось, что разговор опять каким-то образом сосредоточился на его отношениях, но вот они здесь. Сокджин действительно начинает жалеть, что согласился пообедать с младшими, только потому что не хотел слушать нытье Чимина, который весь день забрасывал его жалобными сообщениями. Сейчас они могли бы с Юнги спокойненько сидеть в их уже почти что любимом дешевом ресторанчике в десяти минутах ходьбы от кампуса и есть кукси, который им обоим пришелся по вкусу больше всего из меню, могли бы лениво перебрасываться фразами и шутливо спорить из-за какой-то ерунды, как делают обычно, но вместо этого Сокджин вынужден выслушивать все это. И только потому что Чимин пора раз повздыхал ему в трубку и сказал, что Джин совсем забросил своих младших. Что, на самом деле, отчасти правда, но все равно… это еще не повод ломаться и соглашаться на все условия этого манипулятора с ангельским личиком и голоском.       - Ну, сам подумай, Хоби-хен, Джин-хен всегда забывает о нас, когда увлекается кем-то, а сегодня первый раз за две недели, когда он почтил нас своим присутствием и выделил нам аж целый обеденный перерыв, - продолжает Чимин убеждать задумчиво насупившегося Хосока, который выглядит так, словно разгадывает очень сложную, но не особо интересную головоломку. Сокджину отчего-то кажется, что подобные речи Хосок слышит уже далеко не в первый раз.       - Чимин-а, это все косвенные доказательства и домыслы. Без подтверждения хена я не могу объявить тебя победителем нашего пари, даже если ты и прав, - качает головой Хосок с комично важным видом, который даже очень шел бы ему, если бы у него на голове не было сейчас совершенно нелепой ярко-желтой шапки, сводящей на нет все его попытки выглядеть серьезным. Чимин закатывает глаза и недовольно стонет в потолок, Хосок невозмутимо игнорирует его и поворачивается с Сокджину. – Хен, ты с кем-нибудь встречаешься? – прямо спрашивает он, на что Джин просто фыркает.       - Даже если бы я с кем-то и встречался, вам бы я об этом не сказал. Не хочу, чтобы хоть кто-то из вас выиграл этот глупый и оскорбляющий мое право на неприкосновенность частной жизни спор, - откидываясь на спинку сидения, безапелляционно отвечает он и вновь принимается искать глазами темную макушку Юнги у стойки с кассами. Все же ему стоило настоять и помочь парню с подносами, так он хотя бы был избавлен от участия в этом неловком разговоре.       - Хен, это нечестно! На кону уже порядочная сумма, - настаивает Чимин, дуя свои пухлые губы и постукивая маленькой ладошкой по столу. Он очень сильно похож в это мгновение на маленького ребенка, которому отказываются купить шоколадку. Сокджин с притворными состраданием и пониманием кивает на это головой.       - Как жаль, что она никому из вас не достанется.       - Ну, Сокджин-хен! – ноет Чимин, что заставляет Хосока заливисто рассмеяться, вот кто явно наслаждается этой сценой. Хотя… Хосок очень многие вещи в этой жизни находит смешными, даже те, что мало кто таковыми считает.       - Опять дразнишь детишек, хен? Мог бы хотя бы дождаться меня. Может, я тоже хочу повеселиться?       Сокджин вздрагивает, когда чувствует твердую хватку руки Юнги на своем плече, стремительно нагревающееся от этого прикосновения, в котором, конечно же, нет ничего особенного, и все равно… Джин уже почти привык реагировать так на каждое прикосновение Юнги. Почти. Все-таки это до сих пор ошеломляет - то, как каждый раз его сердце в такие моменты либо замирает на месте на несколько секунд, либо сбивается с ровного и обычного ритма, начиная выбивать неровную дробь. Сокджин сам не может предсказать, как именно в тот или иной раз поведет себя его сердце в ответ на взаимодействие с теплом кожи Юнги, и это временами даже немного раздражает. Зато он перестал испуганно подпрыгивать на месте и вздрагивать, соприкасаясь с Юнги, что уже, наверное, можно считать прорывом.       - Йааа, я учу их суровой правде жизни, Юнги-я, и уважению к личной жизни старших! Это не развлечение, а воспитательный процесс, - оправдается Сокджин, отодвигаясь в сторону, чтобы освободить Юнги место рядом с собой.       Юнги вопросительно склоняет голову, а затем выразительно смотрит на совершенно пустое сидение рядом с Хосоком. Джин моргает и, стараясь сохранять невозмутимость, настойчиво похлопывает по месту около себя, на которое Юнги, пожав плечами, все же послушно усаживается спустя секунду раздумий. И опять-таки, это мелочь и вообще ничего не значит, но Сокджин чувствует себя до странности довольным из-за того, что теперь Юнги сидит рядом с ним. Обычно, когда они обедают вдвоем, они усаживаются напротив друг друга, потому что так гораздо легче вести диалог, и это, в целом, неплохо, Сокджин имеет возможность смотреть Юнги в глаза и видеть его лицо. Однако сейчас, случайно задевая коленом колено Юнги и чувствуя, как нагревается его шея из-за этого секундного соприкосновения, Джин понимает всю стратегическую прелесть и одновременно проклятие такого месторасположения.       Юнги ставит на стол поднос с едой и невозмутимо наблюдает за тем, как Хосок с присущей ему щепетильностью и тщательностью принимается читать надписи на коробочках с бургерами, чтобы разобрать, где чей заказ, пока, все еще дующийся, Чимин утаскивает несколько палочек картошки-фри из ведерка, которое они купили на всех.       - Юнги-хен, Сокджин-хен, врет нам и говорит, что он ни с кем не встречается, - тут же ябедничает Чимин, строя возмущенное и одновременно жалобное личико, и обвиняюще тычет картошкой в Сокджина, который натурально задыхается от подобной наглости.       - Йа! Чимин-ши! Как ты можешь называть своего хена лжецом! – всплескивает руками Сокджин, пока Юнги спокойно перехватывает его запястье, которым он, видимо, чуть не заехал ему по лбу, и прижимает его ладонь к столешнице хлипкого столика. После чего невозмутимо тянется за своим стаканом с газировкой и делает глоток из трубочки, при этом так и не отпуская руки своего хена.       Очевидно, что Юнги сделал это из соображений собственной безопасности, чтобы не получить ненароком по лицу от увлекшегося Сокджина, но то, каким естественным и привычным получается это движение, как уверенно ладонь парня накрывает костяшки Джина, как тепло его кожи ненадолго обжигает пальцы старшего, заставляет Сокджина подавиться воздухом и резко замолчать буквально на середине фразы. Все это слишком сильно ударяет по Джину, буквально выбивает воздух из его легких. Как Юнги может делать что-то такое настолько небрежно? Он и раньше так делал? Вроде… да, но все равно…       Как только Юнги отпускает его руку, Сокджин поспешно отворачивается, очень надеясь, что не выглядит очень уж странно и очевидно со стороны. Он быстро хватает свой стакан, потому что ему срочно нужно выпить что-то холодное, ведь его руки и щеки, по ощущениям, буквально горят.       - Но очевидно же, что у тебя кто-то появился, хен, - настаивает Чимин с таким видом, словно ему приходится втолковывать всем присутствующим элементарные вещи. – Ты снова стал активным и веселым, - загибая один маленький пальчик, принимается перечислять парень, - как тебе ни напишешь, ты все время занят, - второй палец, - ты перестал вытаскивать нас на обеды, что очень, кстати, расстраивает Чонгука, он серьезно уверен, что ты заболел или у тебя началась сессия прямо посреди семестра, - третий палец, - и Тэхен-и сказал, что ты постоянно забираешь после своей смены кофе или чай на двоих, что очень похоже на то, что ты обычно делаешь, когда встречаешься с кем-то. Одной из своих девушек ты каждый день покупал по цветку, другой приносил пирожные или сладости. Ты постоянно так ведешь себя, когда состоишь в отношениях и пытаешься произвести на кого-то впечатление. Это более чем прямые доказательства, хен, - очень довольный собой и своим анализом ситуации, заключает Чимин, откидываясь на спинку сидения и буравя Сокджина выжидающим взглядом, словно уверен, что против таких улик Джину точно нечего будет сказать.       Сокджин неловко потирает щеку кончиками пальцев и отводит глаза в сторону, слишком отчетливо ощущая, как жаркий румянец растекается по его ушам и стекает на заднюю часть шеи. Он все еще немного дезориентирован недавним взаимодействием с Юнги, поэтому не очень вдумывается в слова Чимина. Честно говоря, его немного беспокоит то, насколько хорошо его друзьям известны основные паттерны его поведения, когда он с кем-то встречается, но, Джин вынужден признать, что ему, по сути, и нечем крыть в ответ.       Потому что Чимин вроде как прав.       Обычно, когда он за кем-то ухаживает, он ведет себя именно так. И этот раз не исключение. Разница только в том, что обычно Сокджин все это делает, уже находясь в отношениях. И напоминание, что он следует давно проверенной им модели в ситуации, которая отличается от всего его предыдущего опыта, невольно смущает. Но от старых привычек и представлений действительно тяжело избавиться, да и… Сокджин просто не умеет ухаживать иначе.       - Чимин-ши, мне, конечно, очень жаль разрушать твои мечты стать великим детективом, но я не вру. Я действительно ни с кем не встречаюсь, - потратив минуту на то, чтобы взять себя в руки и успокоиться, принимается объяснять Сокджин снисходительным тоном, который вроде как даже получается вполне себе естественным. – Можешь спросить Юнги-чи. Все свое свободное время я провожу с ним, так что он точно заметил бы, если бы у меня кто-то появился. И, кстати, то кофе я приношу домой. Для себя и Юнги. Так что по всем твоим пунктам выходит, что я встречаюсь с Юнги, - Сокджин старается произнести это небрежно и спокойно, но его голос все же предательски ломается ближе к концу, что он поспешно пытается скрыть, делая глоток из своего стакана с газировкой.       Как же хорошо, что с ними сейчас нет Тэхена, он бы точно мгновенно догадался, в чем дело. Если он уже не догадался самостоятельно, конечно. Сокджин не удивится, если окажется, что Тэхен давным-давно сложил два и два, потому что обычно так и происходит, обычно Тэхен очень хорош в распознавании подобных вещей в силу своей наблюдательности.       Чимин недоверчиво хмурится, все еще отказываясь верить Сокджину и, видимо, терять свои надежды на победу в глупом споре. Хосок отрывисто посмеивается и качает головой, явно находя всю эту ситуацию и забавной и нелепой. Но Сокджина не сильно волнует их реакция, он осторожно косится в сторону Юнги, пытаясь понять, как он воспринял все сказанное. Потому что… это было даже слишком откровенно, слишком неосторожно со стороны Джина – говорить что-то подобное, но его рот в очередной раз предал его и выдал нечто чересчур честное, не согласовав это предварительно с мозгом своего хозяина. Сокджину частенько в последнее время приходится мириться с такими его выкрутасами, так что он почти что даже не умирает сейчас от желания приложиться головой об столешницу. Почти.       Он видит, что Юнги задумчиво покусывает пластиковую трубочку, лицо его принимает совсем бесстрастный вид, а сам он полностью откидывается на спинку сидения. Это… не самый лучший знак. Сокджин нервно сглатывает и делает судорожный вздох, стараясь не дать панике захлестнуть себя. Нет, еще рано паниковать, это не значит, что Юнги догадался. То, что он так сильно задумался, еще ничего не значит.       - Хм, а ведь верно. Хен, мы что встречаемся, а я об этом даже не знаю? – неожиданно отмирая и поворачиваясь всем телом к Сокджину, спрашивает Юнги, прямо глядя ему в глаза.       Джин испуганно и пораженно застывает, как самый настоящий олень в свете фар автомобиля, не зная, что сказать, что сделать и как вообще дышать, его мысли мгновенно спутываются и единственное, что он еще способен делать – моргать. Часто и быстро. Потому что… вопреки веселым и поддразнивающим ноткам в его тоне, глаза Юнги остаются более чем серьезными. И в них действительно плещется вопрос. А Сокджин не уверен, что готов на него ответить или что вообще правильно его понимает и не видит лишь то, что очень хочет видеть.       Не может такого быть, чтобы Юнги на полном серьезе его об этом спрашивал. Просто не может быть. Не может же? Юнги ни словом, ни действием прежде не давал понять, что воспринимает знаки внимания Сокджина как проявление какого-то романтического интереса. Чем они, по сути, и являются, но Сокджин до этого момента был убежден, что только он один знает об этом.       - Я бы… я бы сказал тебе, Юнги, - с трудом выдавливает из себя Сокджин, и он, честно говоря, поражен, что вообще сумел породить что-то настолько осознанное и логически связанное. Юнги щурится, в его глазах мелькает странное выражение, которое Джин не успевает расшифровать, потому что друг быстро отводит взор и принимается вертеть пластиковую трубочку между пальцами.       - Видимо, не светит тебе победа, Чимин-а, потому что хен ни о чем подобном меня не уведомлял, - покачивая головой, спокойно протягивает Юнги. Чимин в ответ расстроено надувается, при этом все еще сохраняя на лице недовольную мину.       - Чимин-а, если хочешь изменить свою ставку, я позволю тебе сделать это в последний раз, - милостиво заявляет Хосок, чем зарабатывает широкую и благодарную улыбку Чимина, из-за которой глаза его превращаются в очаровательные полумесяцы.       - Хоби-хен, ты самый лучший, - набрасываясь на Хосока с обнимашками, взвизгивает парень, едва не утягивая его на пол в процессе. Сокджину с Юнги приходится в экстренном порядке спасать поднос, который их тонсэны еще немного и потащили бы за собой. Что становится очень хорошим отвлекающим маневром, который заставляет всех позабыть о неожиданном и непривычном отсутствии личной жизни у Сокджина и отложить пока обсуждение этого странного феномена до лучших времен.       По крайней мере, так он думает, пока они с Юнги не возвращаются домой. Они как раз устроились перед телевизором, чтобы досмотреть финальную серию сериала, завершения которого Сокджин ждал целую неделю, когда Юнги, забравшись с ногами на сидение и откинувшись на спинку дивана, задает ему вопрос обманчиво небрежным и ровным тоном, который заставляет Джина замереть, а его мысли в панике застыть. Потому что этот тон Юнги обычно не предвещает ничего хорошего. Вообще один тот факт, что Юнги сам начинает о чем-то его расспрашивать, уже весомый повод насторожиться.       - Так, что все-таки происходит, хен?       - Эмм… мы собираемся посмотреть сериал? – пробует увильнуть Сокджин, выдыхая нервный смешок.       Он сразу, мгновенно понимает, что именно Юнги имеет в виду, конечно, он понимает, но этот разговор застает его врасплох, поэтому он пытается выиграть себе несколько секунд, чтобы мысленно перегруппироваться. Какого черта, Юнги постоянно это делает с ним? Почему он вечно обрушивается на Сокджина с такими разговорами именно тогда, когда он меньше всего готов к ним? Как Юнги это удается? Всякий раз почувствовать верное мгновение, тот момент, когда Джин наиболее уязвим к его атакам. Неужели, Сокджин настолько предсказуем? Или же просто Юнги знает его так хорошо?       Он не поворачивается к Юнги лицом и упрямо продолжает смотреть прямо перед собой, на экран, где начинают проноситься кадры из сериала, которые Сокджин не в силах сейчас разглядеть. Джин не видит его, но он слышит тяжкий вздох друга и может представить себе, какое у него сейчас выражение лица. Усталое и недоверчивое. Словно Юнги не может поверить, что Сокджин действительно собирается продолжать разыгрывать неведение. Сокджин, конечно, может признать, что не самый лучший актер в мире, однако у всех остальных его тонсэнов хотя бы хватает воспитанности и такта делать вид, что ему удается обмануть их время от времени, и только Юнги не считает нужным скрывать, насколько эффективно может видеть своего хена насквозь. Это просто… возмутительное неуважение со стороны Юнги. Сокджин ведь старается притворяться, а чужой труд нужно уважать.       - Ты понял, о чем я спрашиваю, хен, - проговаривает Юнги все тем же, посылающим холодные мурашки по позвоночнику Сокджина низким голосом. – Что именно происходит в последнее время? Ты действительно ведешь себя странно. Тебе… что-то нужно от меня? – под конец фразы голос Юнги приобретает отчетливую вопросительную интонацию, словно он действительно не может понять мотивов своего хена и это гложет его.       Сокджин гулко сглатывает, мысли в его голове беспорядочно скачут с место на место, и как назло он не может придумать ни одного правдоподобного объяснения своим поступкам и поведению, кроме непосредственно самой правды. Может, просто так и сказать? Сказать, что Чимин был прав, и он действительно ведет себя так, будто встречается с кем-то, потому что пытается приударить за одним конкретным человеком? Сказать, что да, ему действительно кое-что нужно от Юнги? Что-то вроде его руки и сердца, но и одной любви будет достаточно на первое время. Может… просто взять и выпалить все это? Просто… чтобы увидеть реакцию Юнги, а затем сказать, что все это была шутка. Или не сказать.       Ох, выражение лица Юнги было бы бесценно, скажи он все это. Но все внутри Сокджина съеживается и болезненно стягивается, стоит ему только представить себе, как он произносит что-то подобное. Может, раньше он и мог сказать что-то подобное ради забавы, чтобы глупо подшутить, может, раньше он и мог бы разбрасываться подобными словами, потому что они ничего для него значили, но сейчас… его сердце начинает истерично биться в груди, ладони потеют, а горло протестующе сжимается от одной только мысли произнести что-то подобное. Теперь эти слова значат для него слишком много, его чувства – слишком серьезная тема, чтобы шутить над ними, и это одна из причин, почему Сокджин не любит ни серьезные разговоры, ни серьезные темы. Над ними даже нельзя подшутить, нельзя спрятаться за привычную для него защиту из юмора.       Может, если он честно выложит все, Юнги не поверит ему, посмеется и оставит эту тему? Или же, наоборот… очень близко к сердцу примет эту информацию и… отдалится от него. Станет осторожничать с ним, избегать и вести себя… иначе.       Сокджин вздрагивает и медленно качает головой. Это не то, чего он хочет. Совсем не то.       - Йа, Юнги, неужели я такой плохой хен, что в любом моем действии ты видишь подвох? – тараторит Джин, останавливая воспроизведение видео на экране и судорожно сглатывая сухим горлом.       Он чувствует себя так, будто его медленно, но упорно загоняют в угол. Он не думал всерьез о том, как именно признаться и хочет ли вообще это сделать, готов ли он к этому, но Джин точно знает, что не хочет признаваться так. Он хочет сделать это на своих условиях, а не потому что Юнги припер его к стенке и потребовал от него объяснений. Хотя если бы Юнги припер его к стенке в очень даже буквальном и неплатоническом смысле этого слова, Сокджин, скорее всего, охотно признался бы во всем. Тогда он радостно бы признался в чем угодно.       Но вместо этого Сокджин просто чувствует панику, чувствует, что перестает контролировать ситуацию, которую и без того совсем не контролировал, чувствует, что вся привычная для него жизнь, все его представления о Юнги и о самом себе накренились, перевернулись на сто восемьдесят градусов, и он не имеет представления, что с этим делать. Из-за этих слишком массивных и подавляющих чувств все, что прежде казалось ему непреложной истиной, рассыпалось у него на глазах, словно карточный домик, сметенный дуновением ветра. А сейчас Юнги своими вопросами покушается на то единственное, что, по мнению Сокджина, хоть как-то поддавалось его контролю, на что-то, чем он мог хоть как-то управлять. На процесс ухаживания за ним.       Да… Сокджин немного паникует. Даже несмотря на то, что он вроде как должен был ожидать, что Юнги захочет прояснить все как следует и разобраться в том, что же за чертовщина происходит между ними в последнее время. Он должен был этого ожидать, но он все равно оказывается совершенно не готов.       - Хен, ты готовишь мне ужины и варишь кофе по утрам, ждешь после занятий и приносишь разные вкусняшки с работы, что я должен думать? Это слишком для простой вежливости. К тому же, ты ленив, хен, поэтому не любишь напрягаться без веской на то необходимости, – обманчиво спокойно, но настойчиво произносит Юнги, пододвигаясь ближе к Сокджину, что вызывает у старшего инстинктивное желание отодвинуться, которое ему с трудом удается подавить. У него и без того в голове сейчас какое-то истеричное цунами из мельтешащих и мечущихся мыслей, он не выдержит, если еще и его тело из-за близости Юнги начнет сходить с ума. Между бровей младшего залегает хмурая и озадаченная складка, когда он впивается в Джина пытливым взором. – Либо у тебя раздвоение личности, либо тебе что-то нужно от меня. Итак, хен, ты хочешь попросить о чем-то очень трудном или важном? Тебе с чем-то нужна моя помощь?       Сокджин медленно и нерешительно поворачивается к Юнги и смотрит ему в лицо, не зная даже, что именно желает на нем увидеть в это мгновение. Однако он невольно резко выдыхает весь воздух из легких, когда замечает, что глаза Юнги блестят от искреннего беспокойства, брови его нахмуренны, а губы решительно поджаты. Он сейчас одет в ту самую свою черную, растянутую и огромную толстовку, в которой он всегда кажется каким-то особенно беззащитным и уязвимым, и… сердце Сокджина тает от умиления, нежности и сожаления. Он ничего не может с собой поделать. Как бы сильно он ни был сейчас напуган, смущен и растерян, все эти противоречивые эмоции отодвигаются на второй план, когда он видит, что действительно заставил Юнги переживать за себя. Юнги действительно начал беспокоиться, не сумев объяснить себе поведение своего хена. И это… это не дело, так не пойдет. Сокджин не может так поступать с тем, кого любит.       Ему всегда становится плохо, когда он расстраивает кого-то, но, видимо, когда его действия сбивают с толку и вызывают беспокойство у того, кто настолько ему нравится, того, кого он хочет делать счастливым и заставлять улыбаться, Джин ощущает что-то сродни отчаянию. Последнее чего он хочет – заставлять Юнги волноваться, поэтому его буквально захлестывает потребностью побыстрее стереть это выражение с лица младшего, сделать хоть что-нибудь, что заставило бы этого парня почувствовать себя лучше.       - Я… в порядке, Юнги-я, - поспешно заверяет он, порывисто прикасаясь к руке друга и ободряюще сжимая его ладонь. Это прикосновение посылает разряды электричества по всему телу Джина, но он стойко игнорирует это и быстро облизывает губы, пытаясь придумать подходящее объяснение, без которого Юнги точно не отпустит его сейчас. – Просто… ох, это такая глупость… пустяк… это… честно, тебе не из-за чего волноваться, Юнги-чи, - тараторит он, стараясь выиграть себе несколько секунд на раздумья.       - Хен, - настойчиво тянет Юнги, низким и твердым голосом, глядя на Сокджина этим своим подавляющим и темным взором, из-за которого в горле Джина мгновенно пересыхает.       Как один и тот же человек в одну секунду может быть похожим на милого котенка, а в другую уже быть таким устрашающим и властным? Это должно быть запрещено на законодательном уровне, потому что то, что Юнги делает в такие моменты с сердцем своего хена просто противозаконно. Сокджин никогда не поймет, как ему это удается. Как и того, почему этот контраст в Юнги всегда так эффективно воздействует на него и почему он находит эти метаморфозы такими… сексуальными. Хотя нет, это-то как раз неудивительно. Неудивительно находить объект своей влюбленности сексуальным. Просто… Сокджин почти каждый день открывает в себе новый, пробужденный ненароком Юнги фетиш, о котором прежде не имел представления, и это почти что унизительно. То, как Сокджин день ото дня становится все слабее и слабее по отношению к Юнги и всему, что с ним связано.       - На самом деле… - хрипло выдыхает Сокджин, теряясь на слишком долгое время в чужих глазах, от которых он просто не может отвести взора, настолько сильным магнетическим эффектом они обладают. – Есть кое-что, о чем я хочу спросить тебя, Юнги.       Юнги весь подбирается и серьезно кивает, показывая всем видом готовность слушать, но Сокджин вроде как немного загипнотизирован огнями в его глазах, поэтому слишком рассредоточен и сам не до конца осознает, что именно произносит. Фатальная ошибка. Ему следовало уже твердо усвоить за последние недели, что он не может доверять собственному языку, особенно в такие стратегически важные моменты. Но его мозг вроде как коротит и он отказывается работать должным образом, так что Сокджина и его беспечность можно отчасти понять.       - Что мне делать если… у меня есть чувства к другому парню?       Сокджин в последнее время произносит очень много вещей, не советуясь предварительно со своим мозгом, но конкретно эти слова просто апогей бездумности. Нет, определенно, Сокджин ненавидит себя, поэтому так откровенно саботирует самого себя – это единственное логичное объяснение тому, почему его подсознание поступает так с ним. Джин замирает, глаза его широко распахиваются, а пульс подскакивает так резко, что это совсем не кажется здоровым. Сокджин настолько поражен собственными словами, что не только воздух покидает его легкие, но и все мысли испаряются из его головы. Однако… он уже сказал это, и по реакции Юнги очевидно, что он услышал каждое слово, так что Сокджин не может сейчас просто взять и отшутиться, не может отмотать время на минуту назад и стереть сказанное из памяти Юнги. В их мире, к сожалению, нет магии.       Нет, Юнги услышал это и понял, наверняка, по выражению лица Сокджина понял, что он был серьезен, произнося этот вопрос. Так что Джин испуганно и выжидающе замирает и затаивает дыхание, ожидая ответа и реакции друга, словно какого-то приговора. Хотя… если так подумать… это ведь все еще не признание. Это все еще не оно, так что Сокджину ведь не стоит так сильно переживать, верно? Конечно, это очень необычная тема для обсуждения, особенно учитывая, что прежде вопросы собственной ориентации никогда прежде не поднимались Сокджином в их беседах, но… если бы Джин признался сейчас, что ему нравится именно Юнги, это точно было бы куда необычнее.       Юнги медленно моргает, а затем все также заторможено склоняет голову к плечу, это движение получается у него будто бы автоматическим, будто он сам не до конца отдает себе отчет в том, что именно делает в этот момент. Выражение его лица становится очень странным - что-то среднее между замешательством, недоверием и удивлением, и эмоции на нем мелькают так медленно, словно кадры в слоу-мо. Будто он сам затрудняется выбрать, какую реакцию ему проявить наиболее ярко.       И это… Сокджин, на самом деле, не знает, что это значит, потому что, кажется, это первый раз на его памяти, когда он видит по-настоящему ошеломленного и растерянного Мин Юнги. Наверное, ему стоило бы гордиться собой, далеко не каждый может ввести этого парня в такой откровенный ступор, однако ничего кроме неприятно жалящей его изнутри нервозности Сокджин не может чувствовать в этот момент. Потому что он не может понять, что сулит ему подобная реакция Юнги, не может даже представить какие мысли сейчас проносят в голове парня, и это, в самом деле, сильно пугает.       - Хен, - осторожно выдыхает Юнги, немного отмерев, спустя… Сокджин не может даже сказать, сколько проходит времени. От волнения он совсем перестал осмысливать подобные вещи. Он лишь понимает, что в какой-то момент Юнги как-то странно хмурится, внимательно смотрит Сокджину в глаза и очень быстро облизывает губы. Глаза его как-то странно поблескивают, взгляд все еще остается растерянным и откровенно удивленным, но кажется уже более сосредоточенным и менее отстраненным, чем он был мгновение назад. – Давай проясним один момент. Просто, чтобы не возникло никакой путаницы. Ты… - он останавливается, раздумывает еще секунду, но все же медленно и будто бы неуверенно продолжает: - Под чувствами ты имеешь в виду…       - Я… - звук срывается с его губ каким-то отрывистым, нервным вздохом, который застревает посреди горла Джина, заставляя его неловко откашляться в кулак. Сокджин чувствует, как нагревается все его лицо под пристальным и настороженным взором темных глаз напротив, ему хочется сбежать от этого разговора, хочется запереться в своей комнате и спрятаться под одеялом, совсем как в детстве, когда он прятался от воображаемых монстров. Только вот он уже не маленький, и он только что сказал своему другу, что у него есть чувства к другому парню. Сбегать после такого было бы довольно нелепо и трусливо и недостойно звания лучшего в мире хена, которое Сокджин так гордо сам себе присвоил. Так что он делает глубокий вдох и продолжает: - Этот парень… он мне нравится. Ну… ты понял в каком смысле. Не как… друг, - Сокджин поспешно отворачивается в сторону, потому что просто не может смотреть на Юнги сейчас. Это выше его сил. Его сердце лихорадочно стучит где-то в районе горла, и это почти физически больно.       - Вау, - задумчиво и как-то глухо выдыхает Юнги. Он звучит так, словно очень глубоко погружается в свои мысли, что, конечно же, не дает Сокджину никакой информации о том, как именно он воспринял эту новость. – Хмм… это… довольно неожиданно, хен, - выдыхает он, спустя почти что добрую минуту, когда Сокджин уже начинает так сильно переживать, что принимается нервно выкручивать себе пальцы и мысленно ругать свой язык и самого себя.       - Йа, мне, что, не может кто-то действительно понравиться, Юнги-я? Я что робот, по-твоему? – без реального запала, а больше просто по привычке возмущается Джин, пытаясь привычной реакцией хоть как-то разрядить атмосферу и развеять ту неловкость и странное напряжение, повисшие в комнате. У Сокджина кожа буквально покрывается неприятными мурашками из-за этого ощущения.       - Я был уверен, что ты натурал, хен, - будто не услышав его, произносит Юнги все тем же задумчивым и отстраненным тоном, по которому просто невозможно расшифровать его эмоции.       Сокджин как-то отрывисто и нервно фыркает, потому что он тоже всю свою жизнь придерживался этого мнения. Но потом один небезызвестный Мин Юнги поцеловал его и убедил в обратном. И это довольно забавно – что непосредственный виновник всего это бардака, что именно тот, кто вот так ненароком перевернул Сокджину жизнь с ног на голову, сейчас не может взять и поверить в то, что сам же и натворил. Это по-своему даже иронично.       - Ну, ты в этом не одинок, Юнги-я. Я тоже так всегда думал. Но, видимо, мы оба ошибались, правда, забавно? - Сокджин глухо смеется странным и ломким смехом, который звучит так странно и неестественно, что Джин поспешно обрывает сам себя и резко откашливается. - И что, ты теперь будешь относиться ко мне иначе, Юнги-я? Это проблема? – кидает Сокджин, намеренно отсылаясь к тому разговору, когда он спрашивал Юнги о его ориентации.       И он совсем не ожидает этого, но Юнги, к его удивлению, отрывисто посмеивается этим своим тихим и едва слышным смехом, чуть покачиваясь из стороны в сторону, и Сокджин обнаруживает, что сам неосознанно выдыхает все то напряжение, что спиралью скрутилось в его груди в самом начале этого разговора. Это ведь хорошо, верно? То, что Юнги сейчас смеется? Это хороший знак. И Сокджин уже в который раз убеждается, что ничего не может поделать с этой привычной для себя реакцией – он всегда невольно расслабляется, когда Юнги смеется или улыбается. Потому что если Юнги может в этой ситуации смеяться, значит Сокджину не стоит переживать.       Поэтому Джин находит в себе силы посмотреть в сторону друга и, когда он видит, как Юнги смеется, видит его улыбку, ему становится гораздо, гораздо легче. Его буквально затапливает облегчением, которое будто бы успокаивающим бальзамом прокатывается по его венам, принося с собой утешающее тепло. Раз Юнги смеется, значит, все точно будет хорошо.       - Нет, конечно нет, хен, - покачивает головой Юнги, отсмеявшись. Он выпрямляется и внимательно смотрит на Сокджина своими ярко блестящими после смеха глазами. - Ты всегда будешь моим единственным хеном с самыми ужасными каламбурами в истории, независимо от того, кто именно тебе нравится, - мягко улыбается Юнги, утешающе и ободряюще похлопывая Джина по рукам, которые он до этого нервно сцепил вместе на коленях.       Сокджин чувствует, как его губы сами собой растягиваются в непрошенной улыбке, а румянец переползает с щек на шею. Потому что во взгляде Юнги так много тепла, что Сокджину кажется, будто только он один заставляет его кожу гореть. Слух Джина цепляется за отдельные слова в этой фразе, вылавливает мягко произнесенные «моим» и «единственным», услужливо опуская контекст и заставляя сердце Сокджина плавиться, словно сливочное масло, оставленное под солнцем в жару.       - Они не ужасны, Юнги-я, просто ты пока не понимаешь, насколько они потрясающи, - бурчит Джин, спешно облизывая губы и пытаясь, изо всех сил пытаясь успокоить собственные мысли, которые продолжают ошеломленно и восторженно разбегаться в его голове. И то, что рука Юнги все еще накрывает тыльную сторону его правой руки, не особо помогает ему в этом.       – Так вот к чему были все эти разговоры про искры и прочую лабуду? И все эти странные вопросы… – игнорируя его бормотание, понятливо проговаривает Юнги, кивая собственным словам. Он все еще выглядит удивленным, но за прошедшие минуты ему неплохо удается взять себя в руки и явно немного переварить эту новость. – Хмм, значит, тебе нравится парень, хен… Так… и в чем же проблема? Или… одно то, что он парень уже для тебя проблема, хен? – спрашивает он уже более близким к его своему обычному спокойному и уравновешенному тону голосом. И это невольно успокаивает Сокджина, потому что возвращает их обоих на хорошо знакомую территорию, где Сокджин жалуется на свою личную жизнь, а Юнги невозмутимо объясняет ему, в чем он не прав. Это уже гораздо привычнее того неловкого недоумения, в которое они оба были погружены последние минуты.       - Йа, да за кого ты меня принимаешь, Юнги? Конечно, дело не в этом, - морщится Сокджин, возмущенно дуя губы. Юнги как-то странно усмехается, но терпеливо ждет продолжения. - Я просто никогда… не ухаживал за парнем, - с некоторой неохотой выдыхает Сокджин, чувствуя себя очень неловко, рассказывая Юнги о своей влюбленности в него же. Это как-то почти что сюрреалистично. Сокджин и предположить не мог, что когда-нибудь будет просить у Юнги совета, чтобы очаровать его же.       Юнги медленно моргает, глядя на него с таким выражением на лице, словно Сокджин только что сказал какую-то несусветную глупость, такую несуразную, что он поверить не может в то, что Джин сейчас серьезен. Джин смущенно откашливается и нервно поводит плечами.       - Хен, а этот парень… он гей? Он… показывал какие-то признаки заинтересованности в тебе? – сосредоточенно нахмурившись, спрашивает Юнги.       Сокджин медленно и осторожно выдыхает, Юнги все еще накрывает его руку, и сейчас, пока он отвлечен разговором, Джин потихоньку переворачивает ладонь и обхватывает его ладонь. Сокджин тихо выдыхает, ощущая, как табун мурашек прокатывается от его запястья по всему телу. Он соскучился по этому чувству. По тому трепету, что разливается в нем каждый раз, как они с Юнги держатся за руки. Он скучал, потому что с того вечера, с того поцелуя они делали это очень редко. Они никогда не были очень уж тактильны, но в последние месяцы Сокджин и вовсе старался свести к минимуму физические взаимодействия между ними, чтобы не вызывать подозрения своей бурной реакций. Но сейчас, в этот самый момент, он просто не может устоять.       На этот раз Сокджин, игнорируя жар, расползающийся по его щекам, в задумчивости закусывает губу и усиленно раздумывает. Он понятия не имеет, как именно угодил в подобную ситуацию, в которой Юнги на полном серьезе пытается дать ему совет, как приударить за самим собой, но, подумав с мгновение, Сокджин решает не упускать возможность услышать мнение самого Юнги на этот счет. Хотя бы потому, что обычно Юнги оказывается прав, давая советы, и Сокджин не видит ни одной причины, почему в этот раз все может оказаться иначе. Так что Сокджин пытается ответить на этот вопрос максимально вдумчиво и честно.       Интересно, а поцелуй в темном переулке в подпитии можно считать признаком заинтересованности? Сокджин, на самом деле, так же как и недели назад затрудняется с ответом. Вообще, подумав, Сокджин понимает, что действительно не может однозначно ответить на этот вопрос, потому что их ситуация не совсем типична. Не будь они с Юнги близкими друзьями, не живи они вместе и делай для него Юнги все то, что делает сейчас, Сокджин мог бы сказать, что младший заинтересован в нем. По крайней мере, он мог бы допустить подобную мысль, ведь в таком случае у Юнги просто не было бы иных причин так заботиться о нем. Но они друзья. Поэтому все знаки внимания со стороны Юнги могут быть просто проявлением его дружеского участия. Чем они и являются по факту, Сокджин не особо тешит себя иллюзиями на этот счет, потому что знает, насколько Юнги заботлив по отношению к своим друзьям.       - Эммм… я не уверен, но… мне кажется, что я… мог бы понравиться ему. То есть… он мог бы рассматривать меня в качестве… партнера. В теории, - нерешительно и взволнованно выдыхает Сокджин, нервно проводя большим пальцем по костяшкам Юнги и отказываясь поднимать глаза. Особенно после того, как он слышит рядом с собой задумчивое мычание.       - Хмм, тогда я не понимаю, в чем именно проблема, хен. Если его привлекают парни и он хоть немного, но заинтересован в тебе, то просто не может не запасть на тебя, - спокойно проговаривает Юнги, что заставляет Сокджина так резко вскинуть голову, что его шея возмущенно щелкает. Сокджин чуть морщится от боли в ней, но все равно смотрит на Юнги широко раскрытыми изумленными глазами. Юнги невозмутимо пожимает плечами в ответ, словно не сказал ничего особенного, однако Джин видит, как чуть розовеют щеки парня и как поспешно он отводит взгляд в сторону. – Да ладно тебе, хен. Не заставляй меня это говорить, - недовольно бурчит он, откидываясь на спинку дивана и все еще избегая взора Сокджина. Джин с неохотой отпускает его руку, но тут же сосредотачивается на более важном сейчас вопросе.       - Что именно говорить? Что ты имеешь в виду, Юнги? – выдыхает Джин, невольно придвигаясь чуть ближе и настойчиво пытаясь поймать взгляд младшего, сделать это сейчас почему-то кажется очень важным, Сокджин даже не может точно объяснить, почему. Юнги раздраженно вздыхает и качает головой, но все же неохотно отвечает:       - Ты буквально оживший диснеевский принц, хен. Любой захочет встречаться с тобой, стоит только предложить ему. Тот парень не может быть исключением.       Сокджин медленно моргает, переваривая эти слова, затем судорожно выдыхает весь воздух из легких и пытается, честно, очень сильно пытается сдержаться, но… Не его вина, что он не может этого сделать, он не заставлял Юнги произносит эти слова, и не его вина, что Юнги в это мгновение выглядит так очаровательно, когда на его щеках появляется тот же едва видимый румянец, каким была раскрашена его кожа в ту самую злополучную ночь. В ночь, когда все началось. Сокджин отказывается в чем-либо себя винить, потому что, в конце концов, даже в том, что он влюблен в своего лучшего друга нет его вины, так, как он может винить себя за вполне очевидную реакцию на подобные слова Юнги?       И Сокджин знает, что пожалеет об этом, но все равно позволяет этим словам соскользнуть со своего языка, потому что ничего не может с собой поделать.       - Тогда будешь встречаться со мной?       Юнги замирает на мгновение или два, ровно настолько же, насколько застывает сердце Сокджина, все еще болтающееся где-то в его горле, а затем медленно переводит взгляд на него и смотрит своему хену прямо в глаза, и Джин видит в них… он не уверен, что на самом деле. Что еще помимо растерянности, непонимания и явного недоверия. Это редкое явление – сбитый с толку и откровенно ошеломленный Юнги, который не знает, как реагировать, поэтому настороженно замирает, как перепуганный кот, и буравит его пристальным взглядом, поспешно пытаясь собрать как можно больше информации, чтобы понять, что ему делать и как себя вести. Это редкое явление, а Сокджину за последние десять минут довелось уже дважды наблюдать его, что еще более невероятно, но в этот момент это совсем не радует Сокджина. В это мгновение ему совершенно на это плевать.       На самом деле, напротив, какое-то горькое и терпкое ощущение разливается в его груди, наполняя его сердце и заставляя безнадежно рухнуть его обратно в грудную клетку, где оно жалобно сжимается в комочек. Потому что Юнги совсем не выглядит радостным или польщенным. Скорее, очень и очень растерянным и удивленным, явно непонимающим, что именно Сокджин имеет в виду. И Джин знает, что это более чем естественная реакция на подобное неожиданное предложение, знает, что никак иначе Юнги и не мог его воспринять, что нет ничего удивительного в откровенном удивлении, которое он демонстрирует, что на его месте Сокджин и сам был бы ошеломлен, но все равно… видеть подобное выражение на его лице в такой момент – больно.       - Хен… что ты… - начинает Юнги очень осторожно, непонимающе нахмурившись, но Сокджин не дает ему договорить и поспешно перебивает:       - Вот видишь, Юнги. Вовсе не любой согласится встречаться со мной, - выдавливает он из себя несколько глухих и отрывистых смешков, а затем поспешно облизывает губы и смотрит куда-то поверх плеча Юнги, только для того, чтобы не смотреть ему в глаза. Он не готов сейчас смотреть ему в глаза. – Я как никто знаю, Юнги-я, что одной красоты недостаточно, чтобы тебя полюбили.       - Хен, но красота это далеко не единственное, что у тебя есть. Тебя легко любить, не потому что ты красивый. Тебя легко любить, потому что ты хороший человек. Именно это я и имел в виду, когда сказал, что любой захочет быть с тобой. Любой, в ком ты по-настоящему заинтересован, хен, - мягким, но уверенным и настойчивым тоном проговаривает Юнги, придвигаясь ближе к Сокджину и утешающе сжимая его ладонь. Он переплетает их пальцы в точности так же, как делал это тогда в переулке, и это вызывают очень странные и слишком яркие ассоциации в голове Джина.       Сокджин чувствует, как стягивается удавкой его горло, чувствует, как сами по себе начинают гореть его глаза от подступающих слез. Как одни и те же слова могут одновременно и причинять боль и наполнять надеждой? Как это возможно – чувствовать так много всего в одно и то же время и из-за одного и того же человека? Сокджину кажется, что он вот-вот взорвется, и это не то, что ему хочется чувствовать, не то, что ему хочется переживать, с чем хочется сталкиваться и иметь дело. Он никогда не думал, что любовь может быть похожа на это.       Сокджину хочется сказать, что единственный в ком он по-настоящему заинтересован сейчас находится прямо перед ним, сказать, что это вовсе не шутка, не оборот речи, который он использовал, чтобы доказать свою точку зрения. Ему хочется сказать все это, но… он поднимает глаза и замирает, столкнувшись с полным тепла взором Юнги и увидев беспокойные, хорошо запрятанные огоньки в глубине его зрачков. Он застывает на месте так же, как застыл в ту ночь, когда Юнги поцеловал его, и так же, как и тогда, все мысли мгновенно выветриваются у него из головы, оставляя ее опустошенной, пустой и покинутой. И единственное, что ему удается выдавить, это кривая, неестественная улыбка и ломкое и слабое:       - Спасибо, Юнги-я. Я ценю это. Очень.       Юнги улыбается ему в ответ этой своей редкой, согревающей улыбкой, которую он придерживает только для самых близких, и Сокджин вновь, с новой силой ощущает себя беспомощным и парализованным. Потому что ему так страшно. Страшно, что его чувства и его признание могли бы стереть безвозвратно эту улыбку с лица младшего. Наверное, он никогда не простил бы себе, если бы это действительно произошло. Но в то же время… откуда ему знать, что случилось бы именно это?       - И да, хен, поздравляю тебя с твоим первым каминг-аутом, - торжественно и более чем серьезно произносит Юнги, поблескивая озорными огоньками в темных глазах. Однако следующие слова он произносит уже без всякой иронии: - Я рад, что ты… так сильно доверяешь мне. Так сильно, что даже поделился со мной чем-то настолько важным.       - А кому еще я мог бы рассказать о таком, Юнги-я? Кому, как не тебе? – спрашивает Сокджин, автоматически усмехаясь краем губ. В самом деле, кому еще, как не Юнги, он мог бы довериться? В конце концов, это все его вина. Если бы Юнги не поцеловал его, этого разговора сейчас вообще не было бы.       В конце концов, это всегда, с самого начала был именно Юнги. Единственный человек, которому Сокджин мог безоговорочно довериться.       - Можно ли сказать, что теперь я являюсь частью би-клуба? – встряхивая головой, невинно спрашивает Сокджин, пытаясь привычно спрятать все свои чувства за юмором, который всегда, почти во всех ситуациях служит ему неплохим щитом. И в этот раз это тоже работает. Юнги награждает его выразительно пустым взглядом, который не может не вызвать у Джина вполне себе искреннюю улыбку. Все же, что бы на душе у него ни происходило, он не может не реагировать на это выражение лица Юнги.       - У бисексуалов нет своего клуба, хен. Это сексуальная ориентация, а не социальное объединение, - спокойно проговаривает младший, не меняясь, однако, в лице. Сокджин притворно горестно вздыхает.       - Так что у меня даже клубной карты не будет? Ну, вот. Намджун постоянно хвастается своими результатами TOEIC, думал, что теперь тоже смогу похвастать тем, что отношусь к меньшинствам, - расстроено вздыхает Джин, на что Юнги уже откровенно закатывает глаза.       - Намджун вошел в один процент лучших учеников страны, как это можно приравнивать к проснувшемуся в тебе, хен, влечению к другому парню? От тебя это даже не зависело, - качает головой младший, и Сокджин невольно соглашается с ним.       Потому что Юнги, как всегда, прав. От Сокджина это не зависело. От него не зависело, полюбит он Юнги или нет.       Если бы его собственные чувства зависели от него, если бы он мог их контролировать… он не позволил бы себе влюбиться в своего друга. Сокджин не выбрал бы эти чувства по собственной воле, потому что он не настолько смел, и никогда не был настолько смел. Он всегда желал любви, сколько помнил себя, желал ее так отчаянно, потому что думал, что именно в ней сможет спрятаться от собственного одиночества. Однако так было до тех пор, пока он не ощутил, что из себя представляет любовь на самом деле.       Это не значит, что Сокджин жалеет, что он не хочет любить Юнги. Теперь, когда он уже любит его, он не может не хотеть ощущать все оттенки этого чувства на себе, чувства, от которого он почти что стал зависим, которое он не может и не хочет перестать переживать. Нет, Сокджин не жалеет, но… если бы в самом начале, когда только проявились первые симптомы его влюбленности был бы какой-то способ остановить все это, выкорчевать корни этой зарождающейся любви, он бы сделал это. Но такого способа не было, и сердце Сокджина решило, что хочет испытывать все это, хочет заходиться в бешеном галопе из-за каждой мелочи, что делает или говорит Юнги, что ему хочется сжиматься от отчаяния и обмирать от страха оказаться отвергнутым.       И, возможно, это к лучшему… А, может, это принесет Сокджину только боль. Он не знает, и эта неопределенность медленно отравляет Сокджина изнутри.       И если всю эту ночь Сокджин проводит, пялясь пустым взглядом в потолок своей спальни, не в силах заснуть, это не его вина. Во всем виновата неизвестность, что пожирает его мысли, эти вопросы, что заражают сомнениями его сознание, эти чувства, что беснуются в его груди, это сердце, что не находит себе покоя. Но не Джина. И Сокджин находит все это таким несправедливым. Это не его вина, он не мог контролировать это, не мог выбрать эти чувства, но именно ему приходится страдать из-за них и из-за неопределенности. Именно ему приходится полночи мучиться вопросом, что было бы, не струсь он и признайся он Юнги на самом деле? Юнги отказал бы ему? Даже несмотря на то, что сам сказал, что любой захотел бы встречаться с Сокджином?       Сокджин не хотел признаваться. Точно не хотел признаваться. Не так. Не сейчас. Он не был готов к этому.       Но он жалеет, что не сделал этого.       Потому что, если бы он сделал это, ему хотя бы не пришлось сейчас иметь дело со всеми этими вопросами и сомнениями, что не дают ему уснуть. Неизвестность и страх хотя бы перестали мучить его.