Останусь пеплом на губах

Нам надо так, чтоб как под препаратами Да так, чтобы таращило всеми цветами радуги Да так, чтобы послаще Да так и чтобы как надо Да так, чтобы реальность Нам стала бы вдруг ненадобна

Подобные метаморфозы не были осознанными долгое время. Первая нота равнодушия прозвучала резко, оглушающе, однако так же скоро забылась. Тонкая струна давно забитого в глубину души безразличия к людям тронулась, лишь слегка коснувшись сознания, когда разбитый и абсолютно трясущийся Пчёлкин завалился в квартиру, ставшую родной за последние годы. Почему-то не было всплеска эмоций. Он рассказывал произошедшем, поглаживая колено девушки дрожащей рукой, пока та перебирала русые волосы со всей возможной наигранной нежностью. Пчёлкин едва не мурчал под её ладонями, словно это было успокоительным, совершенно не замечая, даже не оборачиваясь на фарфоровое лицо и ледяные глаза. Казалось, кожа стала бледнее от шока, на деле же просто недостаток солнца сказался. Но какая разница была Пчёлкину, что был готов находить любые оправдания и со всей своей святостью и верностью щенка, которой отродясь не было до появления обольстительной блондинки с такими глубокими и ледяными чувствами, верить, что они друг друга любят. Он точно любит, а в её любовь он верил, обожествляя. Рассказывал, едва сдерживая собственные эмоции, наверное, все эмоции девушки просочились в его мозг, не оставив ни капли в сердце блондинки. Сердце не дрогнуло при осознании возможной смерти любимого — а любимого ли теперь? — мужчины, хотя недавно она в отчаянии обдолбалась всем, чем было возможно. Мысли были откинуты и забыты, однако в одинокие вечера эхом прокрадывались в отдалённые уголки сознания, пуская ядовитые корни намерения остаться одной, не пускать Пчёлкина. Словно больше не хотелось быть с ним. Испарилась перчинка, был ли то новый этап их отношений? Девушка не рассуждала. За год она стала размышлять всё чаще, но к верным истокам подобных изменений так и не вернулась, не обратилась к истине. Сначала списывала на усталость, после противны стали его милые слова, добрая улыбка осточертела, а в скандалах раздражала позиция. В моменте она не понимала, нет. После произошедшего наполнялась постепенно нарастающим безразличием к человеку, которого.. любила? Осознание шло мучительно долго, обжигало внутренности горечью правды, либо же, вопреки всем пословицам, острой, ещё более горькой от сущности своей, ложью. Она собралась с мыслями, приготовила ужин, оделась в красивое, аромат нанесла самый дорогой и приятный, чтобы провести этот вечер, думается, последний в их жизни наилучшим образом. Нерешительно смотрела в синие глаза, потому как на душе скреблись самые чёрные кошки с самыми острыми и цепкими когтями, стоило лишь бросить взгляд. Лишь мгновение — она тонула, растворялась в его чертах, погибала в его нежных объятиях. И короткие фразы, и общее состояние он упускал, тщетно пытаясь заглянуть в воды глубокого Байкала, которые вновь покрылись коркой льда, разраставшегося всё сильнее. Упускал он лишь из слепости своей, не желая на подсознательном уровне уверяться в уже на поверхности лежавшей истине, не желал, да и не мог. Чувствовал ли он то же? Да. Отказаться только не мог, физически ощущал зависимость от взглядов, волос, изгибов тела, от тёмно-розовых манящих губ, в которые хоть сейчас вцепился бы и истязал до скончания веков. — Ник.. — начал он с опаской, — ты же.. ты же зачем-то организовала это всё? Какой повод? — Она застыла, точно статуя в парке, не смея пошевелиться, однако оцепенение спало спустя мгновения, ощутимые ею как вечность. — Кгхм.. Я.. я подумала, что мы давно с тобой так не сидели, хотела сделать приятное.. напоследок.. — добавила она тише, отчего она неконтролируемо затряслась, прикрыв лицо рукой. Витя, едва расслышавший этот хвост, покосился на не то смеющуюся, не то рыдающую девушку на грани истерики. — Ты точно в порядке? — Более чем! Я просто.. волнуюсь перед тобой, — заверещала она, — Передо мной? Издеваешься? Мы знакомы несколько лет, множество из которых проводили безо всякого стеснения. Ну если и есть какое-то, вспомни десятки, если не сотни, своих или наших походов в ресторан и перестань прикидываться. — Я правда волнуюсь! — Она обиженно сморщила нос. — Всегда ты приглашал, а тут.. "Отлично, выкрутилась. Этот вечер должен пройти идеально, иначе он просто не уйдёт, не выкинет из жизни. А ещё нужно придумать что-то невероятно правдоподобное, из-за отсутствия чувств он так не уйдёт.." Да, пожалуй, это было прорехой в идеальном плане "выставить Пчёлкина за дверь". И почему они жили не в его квартире, было бы в разы проще свалить по-тихому.. "Холмогоров, ну хоть бы ты не скопытился, был бы отличной отговоркой. Наверняка, таскался бы за мной до сих пор.. Тебя можно было зауважать лишь за настойчивость и упёртость. Нет, вражду между ними сеять я бы не хотела, однако.. однако ты был бы тем парнем, кого этот ебнутый не убьёт в случае моего ухода. Остальным либо глотку перережет, либо пристрелит. Ну на крайняк забьёт до смерти, и что тогда делать?" За размышлениями каменную леди застал юркий взор васильков. — Ты хочешь расстаться. — Выпалил Пчёлкин, слишком резко опустив столовые приборы на стол, едва сдержался, чтобы вилка не проткнула дерево, а лишь легла на поверхности скатерти, с таким упоением выбранной им на прошлой неделе. — Что? — Она вздрогнула и посмотрела прямо в эти глаза своими, полными слёз, сапфирами, распахивая их как можно шире, чтобы только ни единая капля не скатилась по фарфоровым щекам. — Ты слышала, — покачал он головой, — зачем тогда это всё? "Зачем? А ты зачем появился блядский ты Пчёлкин.." — Я.. я не.. — Хватит, я не дурак, и не нужно из меня его делать. Хочешь, чтобы я ушёл? — Вить.. поешь, пожалуйста, я старалась.. Великолепная выдержка, ни слезинка не покинула пределы дозволенного, ни нотка в голосе не дрогнула, а взгляд.. Неестественный, почти даже стеклянный, но такой.. Господи, спаси и помоги, он бы утонул, рыбкой прыгнул прямо в толщу вод, но нет. Пчёлкин прекрасно знал свои слабости, не поднимал головы. — Мне уйти? — Вкрадчиво, тихо, сквозь слова уже слышался треск где-то внутри его грудины. Это рёбра ломались, разрывали лёгкие, осколками дряблых связей углерода лишая дыхания мужчину. — Только не голодным. — Странно, эмоций не было до этой секунды. Почему-то она тоже услышала треск, теперь не его — её собственный. Сломалось что-то, дышать стало тяжелее, точно слизь в горле слепила органы вместе, оставив тонкий проход кислороду. Миг — одинокая слезинка покатилась по фарфоровой щеке. Орлу нужно покалечить себя, чтобы продолжить жить. Сломать клюв, вырвать когти, проредить перья.. Именно по этой логике сейчас Добровольская вырывала из себя часть, к которой так привыкла. Только сейчас ей перестало быть противно лицо, захотелось обнять, но она ведь уже решила. — Не голодным? Ты серьёзно сейчас? — О, нет, он поднял глаза. Два лайнера столкнулись и оба пошли ко дну. — Ну.. я же хозяйка, да..? — До охуения тупая реплика. Должно быть, автор их истории — полный идиот, раз не смог придумать ничего более креативного для завершения диалога. Милая улыбочка её вызывала чувство тошноты и жжения где-то внутри органов. Пчёлкин нашёл в себе остатки воли, собрал все крохотные её капли, всё, что было пустил на попытку оторвать взгляд. Он встал из-за стола, потирая веки, что неимоверно устали от столь морально тяжёлого зрительного контакта; он буквально вдавливал глаза в череп, желая, чтобы те никогда больше не смогли рассмотреть даже солнечного света, раз смотреть на его блондинку теперь было нельзя. Она хотела, чтобы он ушёл. Она, блять, хотела, чтобы он, сука, ушёл! А Пчёлкин не нашёл в себе самоуверенности сказать, что не уйдёт. Лишь горько рассмеялся, пробормотал что-то вроде "я не голоден", отправился на сборку собственных вещей, но и тут просчитался. Забрать вещи отсюда не смог. Денег было достаточно, кажется, что-то ещё осталось в его квартире, так что он лишь вышел на балкон, к которому уже пристрастился за последнее время и закурил. Закурил сигареты, от которых теперь откажется, вернув в свои лёгкие дым "самца". Ментол привычно охватил онемением горло, а рядом вдруг послышался ещё один треск зажигалки, повеяло излюбленным armani, затем горький запах таких же сигарет дымом пронёсся по ветру заоконного воздуха. — Вить, прости меня.. — За что? — Слишком сухо, слишком больно, слишком.. всё это было слишком. — Не знаю.. — Она пожала плечами. — За меня прости. Ты, правда, не причастен.. — Не причастен? К преступлению? Сама себя слышишь, философ недоделанный? — Смех, от которого и вены вскрыть было бы вполне обыденным, привычным и малым. — В смысле.. Ну, Вить.. — Не Вить. — Отрезал мужчина. — Не смей оправдываться. Ни передо мной, ни перед кем-либо другим. Ты решила — ты сказала, нахер тогда эти сожаления и бла-бла? — Потому что тебе плохо, и я об этом знаю, а мне.. — Тебе ли не похуй? — А мне не похуй! — Вскрик, которого она и сама испугалась. Или, скорее, испугалась того, что в ответ он даже не повернулся, не посмотрел, не.. ничего. Он просто смотрел вдаль, словно запоминая вид, лишь краем уха слушая бред сбоку. — Мне и вправду не похуй, я же знаю, что ты.. меня любишь. Или любил, потому что говорил это не один раз. — А ты веришь всему, что я говорю? "Что, блять?" — Хотелось проорать ему в лицо. Ледяной водой просто окатил, придурок чёртов. В смысле? Или.. или это просто вопрос..? Ну нет, его реакция была видна сразу, что за бред, ему больно. Видно же было, что.. больно. Или не так уж и видно? — Что? — Чёртова ухмылка. Стереть бы её с этого ужасного лица. И как она могла на эти две минуты подумать, что всё ещё любит? Самодовольный индюк! Каким был раньше, таким и остался! — Ник, я не всегда говорю правду, смирись. — Опять насмешка. Так она.. Дура, драматизировала это всё, прощальный ужин устроила, а ничего и не было все эти..годы!!! Годы! Не часы, не дни, не месяца, а годы!!! Однако же слова жгли на его языке. Психическая нестабильность не позволяла трезво оценить эмоции Пчёлкина, наверное, стереотипы про блондинок верны, раз со временем Добровольская превратилась именно в такую, но всё таки нутро шептало ей, что все эти слова жгутся самой ядрёной горчицей в горле парня, сжигают его язык только лишь для.. а для чего? — Кгхм.. раз так, можешь съесть всё, что хочешь, докури, допей, я не знаю.. и иди туда, где тебя любят. — О, да, фарфоровое лицо снова с ней. Но где его любят? Глупая, наивная, маленькая девочка, его не любят нигде, кроме этой квартиры. И он не любит нигде, кроме этой комнаты сейчас. Блять, как же хотелось сейчас обнять её и извиниться за весь пиздец, недавно вылетевший из его рта.. Надо бы, надо срочно это сделать. Но ей это не нужно, она не хочет, а значит, запрет на это поставлен очень чётко в сознании русоволосого. Если же парень опротивел блондинке, смысла в его существовании нет. Но речь, конечно же, не о всём белом свете, всё таки Пчёлкин не такой идиот, по крайней мере, пока, лишь о квартире, да и доме в общем. Захочет быть с ним — придёт, дорогу знает, если не забыла за всё время. Он точно бегать за этой мадамой больше не станет, ибо вот к чему это привело. Мысли почему-то шли вразрез с действиями, руки не слушались душный мозг, что одного, что другой. Пока мериады проносились в зрачках, губы уже слились в одно целое, сигареты были вдавлены в пепельницу, а руки сплелись в петли — иначе не назвать, ведь то и был их смертельный приговор. Но на решение тот жаркий поцелуй не повлиял, как и продолжения не увидел. Погиб под смятыми губами, остался похоронен среди прядей самых мягких волос, утонул в сапфирах, что лишь усиливали искры и сияния созвездий, отражаясь друг в друге.